CC BY
308
К.В. Алексеев
ЗАРОЖДЕНИЕ ЖАНРА РУССКОГО СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО РОМАНА И ЕГО РАЗВИТИЕ В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА
В статье рассматривается проблема зарождения русского социально-политического романа и его развитие в середине XIX века, формирование главных видов данного жанра (роман о «новых людях» и «антинигилистический роман»), причины их антагонизма. Дается краткий анализ произведений, относящихся к жанру социально-политического романа и написанных в 60-е - начале 70-х годов XIX века.
русский социально-политический роман, роман о «новых людях», «антиниги-листический роман», революционные демократы, либеральные взгляды.
На фоне острой общественно-политической ситуации, сложившейся в России с середины 50-х годов XIX века в связи с поражением в Крымской войне, развитием революционного движения, возникновением оппозиционности даже в ближайшем окружении императора, в русской литературе получил развитие жанр романа, который вполне может называться социально-политическим, ибо главными целями авторов подобных произведений было утверждение той или иной общественно-политической позиции, а часто и четкой программы действий. Нередко романисты больше думали об идеологической стороне своих творений, от чего страдала художественность. Однако истинные мастера слова гармонично соединяли социально-политическое содержание с прекрасной художественной формой, опровергая таким образом тезис видного представителя академической науки XIX века Ф.И. Буслаева о том, что «как скоро будет замечена в романисте намеренность проводить какую-либо доктрину, тотчас подвергается сомнению его поэтический талант» 99.
Зарождение жанра социально-политического романа можно отнести к первой половине XIX века: социально-политические мотивы присутствуют в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина, «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова, «Кто виноват?» А.И. Герцена. Жизненные истории Онегина, Печерина, Бель-това подводили читателя к главному выводу: политическое устройство России нуждается в коренном реформировании. Однако собственно социально-политический роман появился позже, в конце 1850-х годов.
В 1858 году вышел в свет роман В.И. Аскоченского «Асмодей нашего времени», ставший предтечей «антинигилистического романа» и получивший известность благодаря карикатурному изображению революционно-демократических слоев русского общества, безнравственности и атеизма. В романе «Ас-модей нашего времени» разоблачается тип «лишнего» человека, «кощунствую-
99 Буслаев Ф.И. Мои досуги : в 2 ч. М., 1886. С. 465.
щего» под влиянием «вольтерьянства» над религиозно-нравственными основами. В произведении В.И. Аскоченского проявилась тенденция к «снижению» и «развенчанию» печоринского типа. Роман был направлен против «тлетворного воздействия скептицизма» 100 и стал в восприятии многих читателей образцом обскурантизма и мракобесия.
Консервативно-православное направление творчества В.И. Аскоченского вызывало неприятие у большей части русского образованного общества, и даже относительно умеренные деятели русской культуры в целом отрицательно оценивали деятельность писателя, хотя и отмечали его незаурядный талант. В.И. Аско-ченский, с точки зрения либеральной и, тем более, революционной публики, был отъявленным «мракобесом», но, например, в православно-консервативных кругах конца XIX - начала XX века его деятельность и творчество традиционно оценивались весьма высоко. В сравнительно недавно переизданной работе известного православного публициста начала XX века С.А. Нилуса «На берегу Божьей реки» в «добром слове памяти В.И. Аскоченского» последний характеризуется как борец «за коренные устои русской жизни», как «крепкий и бестрепетный стоятель за веру православную, за царя самодержавного, за великий верою и смирением народ русский», как «подвижник русского духа». Там же Ни-лус иронически замечает: «Либеральные мамаши тех годов (50-70-е годы XIX века. - А.К.) именем Аскоченского детей своих пугали, как в доброе старое время няни - букой» 101.
Тем не менее, роман «Асмодей нашего времени» стал своеобразным символом обскурантизма, крайнего консерватизма и реакционности, а В.И. Аско-ченский, по словам М.Н. Каткова, автором, «который служит в нашей литературе последним термином всякого обидного сравнения» 102. Неслучайно литературный критик М.А. Антонович негативную оценку романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» дал в одноименной с романом Аскоченского статье, тем самым дав понять, что «Отцы и дети» - такой же обскурантский роман.
Следующим крупным шагом на пути развития русского социально-политического романа стал роман И.С. Тургенева «Отцы и дети». Бурная общественно-политическая борьба вокруг крестьянской реформы 1861 года, ожидание революции, хождение в народ стимулировали расцвет социально-политического романа в 60-е и 70-е годы XIX века. В этот период появилось огромное количество произведений, политическая направленность которых не оставляет сомнений.
Одним из основоположников русского социально-политического романа, как отмечалось, можно назвать И.С. Тургенева, который в «Отцах и детях» впервые со всей остротой показал общественно-политическую и экономическую ситуацию в России накануне реформы 1861 года и жесткую идеологическую борьбу демократического и либерально-дворянского лагеря. В основу расхож-
100 Русские писатели. М., 1989. Т. 1. С. 118.
101 Нилус С. На берегу Божьей реки. Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1991. С. 153-154.
102 Русский вестник. 1862. Июль. С. 23.
дений между «отцами» и «детьми» в романе «полагаются не столько моральноэтические, сколько социальные, общественно-политические и мировоззренческие проблемы» 103. Автор «Отцов и детей» открыто заявлял о социальнополитической цели своего произведения: «Вся моя повесть направлена против дворянства, как передового класса» 104 С первых же строк романа Тургенев акцентирует внимание читателя на том, что события, которые разворачиваются на страницах его произведения, имеют точную датировку. Это 1859 год, бурное предреформенное время, когда все живут в ожидании грядущих перемен, все толкуют о прогрессе, все, каждый на свой лад, мечтают о нововведениях. Писатель показывает, что представители разных течений и групп русского общества осознают необходимость реформ, но расходятся в методах их проведения, причем эти расхождения имеют принципиальный и непримиримый характер. Два главных образа-антипода, выведенных в романе, - либерал-аристократ Павел Петрович Кирсанов и демократ-нигилист Евгений Васильевич Базаров - являются яркой иллюстрацией общественно-политических сил, действовавших в России накануне крестьянской реформы. Споры Павла Петровича и Базарова именно потому достигают такого сильного эмоционального накала, что герои одновременно и единомышленники, и политические оппоненты. Оба они отрицают самодержавную власть в том виде, в котором она сложилась в России. И в этом отношении Павел Петрович «нигилист» не менее Базарова. Неслучайно в первых же главах романа Павел Петрович Кирсанов демонстрирует свое хорошее знакомство с пьесой А.С. Грибоедова «Горе от ума», которую, вероятно, читал не без сочувствия, вплоть до запоминания отдельных цитат. Но в вопросе о том, что должно прийти на смену исчерпавшему себя самодержавнокрепостническому строю, Кирсанов и Базаров совершенно расходятся. Если Павел Петрович ратует за укрепление общественно-политического авторитета дворянской элиты, то Базаров, как видно из контекста романа, выступает против любых сословных и социальных привилегий.
Главный герой тургеневского романа, Евгений Васильевич Базаров, открыл целую плеяду литературных героев, называемых с легкой руки писателя «нигилистами», под которыми сам Тургенев понимал революционеров: общеизвестными стали слова Тургенева о Базарове из письма К.К. Случевскому от 14 апреля 1862 года: «...если он называется нигилистом, то надо читать: революционером» 105. «Тургенев наделяет своего героя качествами революционера, но осложняет его внутренний мир свойствами рефлектирующей личности, страдающей от сознания одиночества» 106. Автор романа «Отцы и дети» показывает, что одиночество нигилиста связано с развернувшимся в нем трагическим внутренним конфликтом между мертвой теорией и жизнью, в результате которого побеждает последняя. Неслучайны в этой связи примирение Павла Петровича и Базарова и философский пейзаж в финале произведения. Герою романа, осоз-
103 История русского романа : в 2 т. М. ; Л. : Наука, 1962-1964. С. 497.
104 Тургенев И.С. Собр. соч. : в 12 т. М. : Гослитиздат, 1953. Т. 10. С. 340.
105 Тургенев И.С. Собр. соч. Т. 10. С. 340.
106 История русского романа. Т. 1. С. 508.
навшему невозможность жить по теории, в которую он искренне верил, очевидно, оставалось только умереть.
Такая трактовка представителя демократического лагеря не могла удовлетворить русское общество, и в 1863 году, в крепости, Н.Г. Чернышевский пишет роман о «новых людях» «Что делать?», в котором изображает людей, способных в силу своих личностных качеств и верной, гуманной общественнополитической позиции повести российское общество вперед, к идеалам социализма. Тургеневскому типу нигилиста писатель-демократ противопоставил свои типы «новых людей».
«Писатель сделал политику предметом художественного изображения» 107, а главными героями своего произведения демократов и революционеров. В учебнике «История русской литературы XIX века» под редакцией С.М. Петрова роман Н.Г. Чернышевского справедливо трактуется как социально-политический. Автор «Что делать?» противопоставляет «лишним людям» дворянской литературы новых героев, которые не мыслят жизни без труда и, стремясь к личному счастью, не забывают об общественном благе. «Новых людей» Чернышевский пытается сделать реальными, не оторванными от жизни.
Автор романа писал: «Я хотел изобразить обыкновенных порядочных людей нового поколения, людей, которых я встречал целые сотни. Я взял троих таких людей: Веру Павловну, Лопухова, Кирсанова. Такими обыкновенными людьми я их считаю, сами они считают себя, считают их все их знакомые, - то есть такие же люди, как они... Да, мне хотелось показать людей, действующих как все обыкновенные люди их типа, и надеюсь, мне удалось достичь этого» 108.
Объективную обусловленность и необходимость появления таких людей писатель-демократ доказывает, изображая социальные отношения дворянско-буржуазного общества, в котором либо бессмысленно прожигается жизнь равнодушными ко всему на свете дворянскими отпрысками (Сторешниковы и Ро-зальские), либо царит стяжательство (Полозов).
Особое место в романе «Что делать?» занимает образ Рахметова, которому Н.Г. Чернышевский придавал большое значение: «Не покажи я фигуру Рахметова, большинство читателей сбилось бы с толку насчет главных действующих лиц моего рассказа. Я держу пари, что до последних отделов этой главы Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов казались большинству публики героями, лицами высшей натуры, пожалуй, даже лицами идеализированными, пожалуй, даже лицами невозможными в действительности по слишком высокому благородству»
109
Рахметова можно считать главным героем романа Н.Г. Чернышевского. Это человек, личные интересы которого полностью подчинены общественным. Выходец из старинного дворянского рода, он порывает со своим классом и готовит себя к революции.
107 История русской литературы XIX века : в 2 т. / под ред. С.М. Петрова. М. : Учпедгиз, 1963. Т. 2. С. 120.
108 Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. : в 15 т. М. : Гослитиздат, 1939-1949. Т. 11. С. 227.
109 Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 228.
Н.Г. Чернышевский не ограничивается изображением «новых людей»; он рисует картины грядущего социалистического общества, напоминающие творения Т. Мора и Т. Кампанеллы, А. Сен-Симона и Ш. Фурье. И, наконец, писатель через изображение деятельности Веры Павловны, Лопухова и Кирсанова указывает путь, который, по его мнению, приведет к достижению социалистического идеала: создание коммун, подобных мастерской Веры Павловны; построение общественных отношений на основе теории «разумного эгоизма».
Помимо утопичности картин светлого будущего, повествование Н.Г. Чернышевского часто противоречило существующим реалиям и служило средством пропаганды социалистических идей: идеализация «новых людей» и «особенного человека», фантастичность предприятия Веры Павловны. Последнее признавал сам автор в первоначальном варианте романа: «Есть в рассказе еще одна черта, придуманная мною. На самом деле Вера Павловна хлопотала над устройством не мастерской; и таких мастерских, какую я описал, я не знал: их нет в нашем любезном отечестве» 110.
Рассматривая роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?», необходимо отдельно остановиться на образе Веры Павловны. Писатель-демократ продолжает традиции, заложенные И.С. Тургеневым в романах «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне»: потеряв Рудина, Наташа «опускается на дно» прежней жизни, лишившись Лаврецкого, Лиза уходит в монастырь, а Елена Стахова после смерти Инсарова выбирает для себя путь самостоятельной борьбы за свободу. Н.Г. Чернышевский создает образ женщины, которая видит счастье в общественной деятельности, стремится к эмансипации, выраженной не только в свободе чувств, но и в достижении общественного равноправия с мужчиной. Благодаря прогрессивным, с точки зрения автора романа, взглядам Лопухова и Кирсанова, Вера Павловна смогла вырваться из чуждой ей атмосферы родной семьи. Фиктивный брак как возможность освобождения девушки от семейной кабалы широко использовался в демократической среде, по свидетельству общественного деятеля, социалиста Н. Шелгунова 111, поэтому данное явление отражено Н.Г. Чернышевским в соответствии с реалиями времени. Только в обществе революционных демократов смогла Вера Павловна, как показывает писатель, в полной мере раскрыть свой интеллектуальный, творческий и нравственный потенциал. Этим Чернышевский подчеркивал прогрессивную роль революционно-демократической теории и практики.
После появления «Отцов и детей» и «Что делать?» русская литература достаточно четко разделилась на два основных направления - революционнодемократическое и либерально-консервативное, под знаком непримиримой борьбы которых прошли 60-е и отчасти 70-е годы.
Роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?» стимулировал появление серии произведений о «новых людях»: «Степан Рулев» (1864) Н.Ф. Бажина; «Трудное время» (1865) В.А. Слепцова; «Гнилые болота, история без героя» (1864)
110 Там же. Т. 3. С. 638.
111 Шелгунов Н. Воспоминания. М. ; Пг. : ГИЗ, 1923. С. 116.
и «Жизнь Щупова, его родных и знакомых» (1865) А.К. Шеллера-Михайлова; «Новые люди» (1867) и «Знамения времени» (1869) Д.Л. Мордовцева; «Шаг за шагом» (1870) И.В. Омулевского; «Николай Негорев, или Благополучный россиянин» (1871) И.А. Кущевского и др. Все эти романы по-разному изображали «новых людей», но большинство из них создавалось под влиянием Чернышевского.
Заметным произведением о «новых людях» стал социально-политический роман В.А. Слепцова «Трудное время», опубликованный в период реакции. В центре повествования революционер Рязанов, освобождающий Марию Николаевну от иллюзий, разоблачающий эгоистическое отношение Щетинина к крестьянам. В результате пропаганды Рязанова следует разрыв Марии Николаевны с семьей и со средой, в которой она жила.
Н.Ф. Бажин в романе «Степан Рулев», продолжая рахметовскую тему (Ру-лева, как и «особенного человека» Чернышевского, отличает титанизм), попытался в условиях наступившей реакции показать конкретную деятельность революционера. В условиях цензуры писатель мог сделать это лишь в форме намеков: о революционности Рулева говорит то, что он стремился быть там, где назревало возмущение, происходили «возмутительные истории».
Такую же задачу решает в романе «Шаг за шагом» И.В. Омулевский. Кроме этого, писатель показывает преемственность, единство революционных поколений России: герой романа Александр Светлов участвует в кружке декабриста Жилинского и участников польского движения, поддерживает отношения с политическими ссыльными. Образ Светлова в романе Омулевского в отличие от Рахметова лишен аскетизма, необычности; автор изобразил его «простые человеческие черты», как это собирался сделать Чернышевский в нереализованном продолжении романа «Что делать?». Еще одной особенностью главного героя романа «Шаг за шагом» является сравнение им революционера с Христом, а революции с осуществлением на практике великих христианских истин. Светлов говорит Прозоровой, обратившейся после этого к Евангелию, что «каждый мужчина может сделать то, что сделал Христос: может страдать и умереть, как он, отстаивая на практике великие христианские истины» 112.
Романам «Степан Рулев», «Шаг за шагом», как и роману Н.Г. Чернышевского «Что делать?», свойственна идеализация героев, что служило средством пропаганды «новых людей» в широких читательских кругах.
Несколько иной взгляд присущ произведениям А.К. Шеллера-Михайлова и Д.Л. Мордовцева. А.К. Шеллер-Михайлов придавал своим героям более умеренные по сравнению с революционными взгляды и говорил о постепенном, мирном совершенствовании жизни. В его романах нет понятия «новые люди»; он говорит о «светлых образах», о «хороших, простых людях», которые должны приносить «посильную пользу себе и ближним». Характерен образ из романа «Гнилые болота, история без героя»учителя-разночинца Носовича, под влияни-
112 Омулевский И.В. Шаг за шагом. Иркутск : Иркут. кн. изд-во, 1953. С. 200, 207.
ем которого сложилось поколение молодых людей, действующих на поприще «малых дел»,. «Общество не любит великих подвигов, если они не удаются», -приходит к выводу автор записок, от лица которого ведется повествование 113. Герои романов А.К. Шеллера-Михайлова, по замечанию М.Е. Салтыкова-Щедрина, отделываются «разговорным негодованием». Таким образом, А. Шеллер-Михайлов внес в свои произведения сильную либеральную тенденцию, не свойственную большинству романов о «новых людях».
Д.Л. Мордовцев в повести «Новые люди» и в романе «Знамения времени» наделил «новых людей» чертами «лишнего человека». М.Е. Салтыков-Щедрин считал недопустимым такое смешение свойств и признаков ветхого «тургеневского» человека со свойствами и признаками искомого «нового человека»; положение героев Д. Мордовцева он назвал «расковыриванием собственных бо-
114
лячек» .
Отсутствие в произведениях о разночинцах историй их духовного формирования обусловило появление романов, повествующих о становлении представителей разночинной интеллигенции. Одним из первых произведений такого рода стал роман Н.Г. Помяловского «Мещанское счастье», в котором любовная интрига становится побочной, а в основе сюжета лежит социальный конфликт. Подслушанный Молотовым разговор супругов Обросимовых о нем становится концом иллюзий разночинца и началом перелома в самосознании и жизни героя, обусловившего поиски своего независимого пути в жизни.
Художественный метод изображения разночинца, разработанный Н.Г. Помяловским, был использован и обогащен Н.А. Благовещенским и И.А. Кущев-ским.
В романе «Перед рассветом» Н.А. Благовещенский помимо детального исследования биографии главного героя Трепетова изображает историю его жизни на фоне типических исторических обстоятельств. Образ ожидаемого рассвета в романе связан с основной идеей статьи Н.А. Добролюбова «Когда же придет настоящий день?».
Историю становления характеров и идей разночинцев положил в основу своего романа «Николай Негорев, или Благополучный россиянин» И.А. Кущев-ский. Автор подробно описывает условия воспитания и образования своих героев, общественно-политическую обстановку в России 1850-х - начала 1860-х годов, процесс размежевания революционно-демократической и либеральной тенденций. Крестьянские волнения после реформы 1861 года окончательно определяют судьбы героев: Андрей Негорев, Оверин, Софья Васильевна рассчитывают на народное восстание, участвуют в тайном обществе, другой путь выбирает Николай Негорев, считая более выгодным «быть благонамеренным гражданином» 115.
113 Шеллер-Михайлов А.К. Полн. собр. соч. СПб., 1904. Т. 2. С. 204.
114 Щедрин Н. (М.Е. Салтыков). Полн. собр. соч. М. : Гослитиздат, 1937. Т. 8. С. 396.
115 Кущевский И. Николай Негорев, или Благополучный россиянин. М. : Гослитиздат, 1958.
С. 241.
Таким образом, Н.Г. Помяловский, Н.А. Благовещенский, И.А. Кущевский создали романы об истории жизни «негероического» разночинца в конкретных исторических условиях. Однако общественно-политическая функция этих произведений «была не менее важна, чем функция программно-пропагандистского романа» 116, а значит их вполне можно отнести к социально-политическим романам.
В ответ на проведение демократами в художественной литературе революционных идей писателями либерального круга был создан целый ряд социально-политических романов, получивших в отечественном литературоведении название «антинигилистическая беллетристика», три волны которой выделяются в академической работе «История русского романа»:
1) начало - середина 60-х годов XIX века (А. Писемский «Взбаламученное море» (1863), Н. Лесков «Некуда» (1864), В. Клюшников «Марево» (1864), В. Авенариус «Бродящие силы» (дилогия: повести «Современная идиллия» (1865) и «Поветрие» (1867));
2) с конца 1860-х до конца 70-х годов (Н. Лесков «На ножах» (1870-1871), В. Крестовский «Кровавый пуф» (дилогия) (1869-1874), Б. Маркевич «Марина из Алого Рога» (1873), В. Мещерский «Тайны современного Петербурга» (18761877), Ф. Достоевский «Бесы» (1871) и др.);
3) конец 1870-х годов - 1885 год (Б. Маркевич «Перелом» (1880-1881), «Бездна» (1883-1884), В. Авсеенко «Злой дух» (1881-1883), К. Орловский «Вне колеи» (1882) и др.).
М. Горький в одной из записок к Н.К. Крупской называл эту беллетристику контрреволюционной 117, и это определение вполне справедливо, ибо все содержание антинигилистических романов направлено прежде всего против революционного пути развития России. В воспоминаниях о П. Якушкине Н.С. Лесков, автор двух антинигилистических романов, писал: «В литературе последовал великий раскол: из одного лагеря, с одним общим направлением к добру, образовались две партии: «постепеновцев» и «нетерпеливцев». Я тогда остался с «постепеновцами», умеренность которых казалась мне более надежною» 118. Из этих слов писателя следует, что, во-первых, и сторонники, и противники революции в России стремились к добру, а во-вторых, причина неприятия революционного пути развития страны - в излишней радикальности этого пути в глазах так называемых «постепеновцев». Далеко не последнюю роль играли мировоззренческие позиции романистов разных лагерей, о чем будет сказано ниже.
Наиболее заметными писателями, выступившими на страницах своих произведений против социалистических и революционных идей, были А.Ф. Писемский («Взбаламученное море»), В.В. Крестовский («Кровавый пуф»), В.П. Клюшников («Марево»). Кроме этих писателей «второго эшелона», свое отрицательное отношение к революционному движению выразили Ф.М. Досто-
116 История русского романа. Т. 2. С. 41.
117 Львов-Рогачевский В. Поворотное время // Современный мир. 1911.
118 Лесков Н.С. Сочинения Павла Якушкина. СПб., 1884. С. 50.
евский («Бесы»), Н.С. Лесков («Некуда», «На ножах»), отчасти И.А. Гончаров («Обрыв»).
В недавнем прошлом антинигилистические произведения отвергались с порога, а такие авторы, как В.В. Крестовский и В.П. Клюшников, считались реакционерами. Сложнее обстояло дело с признанными гениями русской и мировой литературы А.Ф. Писемским, Ф.М. Достоевским, Н.С. Лесковым, И.А. Гончаровым: авторы «Взбаламученного моря», «Бесов», «Некуда», «На ножах», «Обрыва» объявлялись жертвами трагических ошибок и заблуждений. Так или иначе, на протяжении многих лет считалось, что «авторы антинигили-стической романистики оклеветали русского революционера» 119. Между тем именно эти писатели, не отразившие современную им действительность в духе господствовавших в то время настроений, если и сгустили краски, тенденциозно изобразив революционных деятелей, а точнее, заострив внимание на другой, негативной, стороне революционного движения, во многом сумели предугадать страшные последствия революционного развития страны, обусловленные именно этой негативной стороной.
В свое время В.И. Ленин указывал на схематизм антинигилистических произведений с «описанием благородных предводителей дворянства, благодушных и довольных мужичков, недовольных извергов, негодяев и чудовищ-революционеров» 120. Н.И. Пруцков, соглашаясь с Лениным, утверждает, что эти произведения построены по одному шаблону, и дополняет: «Можно было бы для полноты картины добавить, что «изверги-революционеры» не имеют опоры в народе, национальной почвы в России, они «висят в воздухе», а проповедуемые ими идеи являются лишь модой или заблуждением и гибельным увлечением («обрывом» и «бездной», «маревом» и «дымом») 121. Однако необходимо заметить, что М.Е. Салтыков-Щедрин, например, в статье «Напрасные опасения» 122 ~ авторов романов о «новых людях» упрекал в схематизме, отрыве от реальной
жизни, преувеличении роли необыкновенной личности. Однако это мнение писателя и критика революционно-демократического лагеря не очень охотно упоминалось в литературоведении.
Таким образом, можно говорить о том, что представители революционного движения в России и литературные критики демократического лагеря, а также советские литературоведы отказывали антинигилистическим произведениям в художественности и правдивости, а их авторам в таланте (интересно отметить, что теперь нередко можно встретить диаметрально противоположное мнение, согласно которому романы революционных демократов, особенно Н.Г. Чернышевского, якобы примитивны и не имеют никакой художественной ценности). Помимо уже приведенных мнений В.И. Ленина и Н.И. Пруцкова, можно упомянуть и о высказываниях других общественных и литературных деятелей.
119 История русской литературы XIX века. Т. 2. С. 60.
120 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 289.
121 История русской литературы XIX века. С. 61.
122 Щедрин Н. (М.Е. Салтыков). Полн. собр. соч. Т. 7.
В статье «Перлы и адаманты русской журналистики» критик В.А. Зайцев, акцентируя внимание на романе Н.С. Лескова «Некуда», писал: «Изумление читателя вот уже второй год постоянно возрастает. При «Взбаламученном море» казалось, что гаже уже нельзя будет выдумать. Вышло «Марево». Но в «Мареве» даже гадость имеет хотя какое-нибудь прикрытие: берутся небывалые личности, которые автор усиливается возвести в типы. А тут вдруг является чудище, которое уж совершенно со всякого толка сбивает: читаешь и не веришь глазам, просто зги не видно. В сущности это просто плохо подслушанные сплетни, перенесенные в литературу» 123.
Еще более жестко о романе «Некуда» отозвался М.Е. Салтыков-Щедрин: «Тотчас по выходе в свет он возбудил в публике междоусобие: одни стали говорить, что роман списан с натуры и что поэтому он имеет громадное обличительное значение; другие же утверждали, что это вовсе и не роман, а просто сбор разных сплетен, следовательно, он и значения никакого иметь не может... и впоследствии - литературная критика относилась к роману «Некуда» совершенно безучастно и ни разу не удостоила его разбора, которого, по-видимому, следовало ожидать, судя по впечатлению, произведенному романом. Но этого мало, что критики не было; ее и не могло быть; а не могло быть потому, что изделие г-на Стебницкого, известное в продаже под названием «Некуда», никогда не было литературным произведением; стало быть, и относиться к нему, как к настоящему роману, не только не было надобности, но даже и не было никакой возможности» 124
Уже в начале XX века Р.В. Иванов-Разумник утверждал, что «и во «Взбаламученном море», и в «Некуда», и в «Мареве» мы не найдем реального типа нигилиста шестидесятых годов, а найдем коллекцию уродов и злодеев (особенно в романе Лескова), нарисованных слишком по-суздальски» 125.
Действительно, антинигилистические романы середины XIX века объединены главной, на наш взгляд, мыслью: в России нет никакой реальной основы для революции, революционные же идеи насаждаются извне тайными агентами польских заговорщиков (например, романы В.П. Клюшникова, Н.С. Лескова, В.В. Крестовского). Однако думается, что это связано с единством взглядов пи-сателей-антинигилистов на революционное движение и будущее России, а не с отсутствием дарования, и взгляды эти имели под собой основательную почву. Недаром такая оценка российской действительности середины XIX века полностью совпадает с мнением В.И. Ленина, признававшего факт «отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было» . Несмотря на сходство многих образов и единство главной идеи, авторы антиниги-листических романов по-разному решали задачу художественного изображения
123 Русское слово. 1864. № 6. С. 48.
124 Щедрин Н. (М.Е. Салтыков). Полн. собр. соч. Т. 8. С. 364-365.
125 Иванов-Разумник. История русской общественной мысли : в 3 т. М. : Республика : ТЕР-РА, 1997. Т. 2. С. 87.
126 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 25.
тех, кого они считали разрушителями исконно российских устоев и традиций, и определения положительной программы.
Проповедники новых ценностей в антинигилистических романах, как правило, движимы личными корыстными интересами. Они оказываются людьми авантюристического склада, готовыми для достижения своих целей жертвовать окружающими. Называть этих героев революционерами, на наш взгляд, было бы несправедливо (особенно четко граница между революционером и нигилистом проведена в романе Н.С. Лескова «Некуда»). С одной стороны, скорее это люди-приспособленцы, которые, используя идеи материализма, эмансипации женщины, освобождения от старой морали и вульгаризируя их, стремятся стать лидерами и пожить без всяких моральных обязательств на чужой счет под прикрытием коммун и словоблудия. Именно к такого рода «общественным деятелям» испытывают многие авторы антинигилистической прозы нескрываемую ненависть, которая неизбежно распространяется и на теории, ими распространяемые и ими же опороченные. С другой стороны, писатели выводят в своих произведениях чистых, ищущих людей, искренне стремящихся к обновлению и в силу этого стремления оказывающихся в лагере новоявленных нигилистов. Как правило, жизнь их заканчивается трагическими разочарованиями, а иногда и смертью. Хотелось бы несколько подробнее остановиться на наиболее характерных и интересных, на наш взгляд, романах.
В романе «Некуда» Н.С. Лесков рассматривает как авантюру создание коммун и подпольную революционную деятельность. В самом названии автор подчеркивает мысль о том, что революционный путь для России - путь в никуда. Изображая неудачные попытки распространять листовки среди рабочих, Лесков пытается доказать, что народ совершенно не склонен ни к каким антиправительственным действиям и, более того, искренне опасается агитаторов. Розанов, в котором угадываются черты автора, говорит, «что надо все бросить и не возиться, что никаких элементов для революции нет» 127. Деятельность коммуны писатель описывает с сарказмом, достигающим апогея в сцене изображения собрания, где становится ясно, что подавляющее большинство коммунаров не способно ни к какому труду, что идея совместного заработка и равного распределения средств - утопия и что Белоярцев, возглавивший коммуну, заботится только о себе.
Однако помимо политических авантюристов Лесков выводит в романе и образ истинного, кристально честного революционера. Таков швейцарец Райнер, готовый на любые жертвы ради революционной борьбы и в конце произведения погибающий во имя свободы польского народа. Критиками замечено, что единственный истинный революционер в романе иностранец, и ему все равно, где делать революцию. Действительно, для Райнера главное - борьба за свободу независимо от места и народа, лишь бы была революционная ситуация. Именно поэтому введенный в заблуждение швейцарский революционер приезжает
127 Лесков Н.С. Собр. соч. : в 12 т. М. : Правда. 1989. Т. 4. С. 288.
в Россию, где, по его мнению, революция назрела. Лесков же доказывает, что ни о какой революционной ситуации в России нет и речи, есть лишь нечистоплотные «болтуны», стремящиеся за модой и легкой жизнью. Именно с этим, на наш взгляд, связано вынужденное бездействие Райнера, его положение кормильца целой когорты философствующих бездельников, готовых в тяжелый момент исчезнуть, прихватив с собой что-то хоть мало-мальски ценное, и в конечном счете гибель героя произведения. По меткому замечанию Л.А. Аннинского, две сферы - «дворянско-романтическая» и «разночинско-карикатурная» - соединяются в романе «Некуда» «в причудливое, гротескное целое «вертикаль»: на вершине Райнер, осиянный и безукоризненный; но вот эта чистая, романтическая революционность нисходит в родимое болото; и сразу сияние гаснет, захлебывается в гниющей вони» . Конечно, это не значит, что честные и благородные идеи в России некому было поддержать. Не менее Райнера способен к самопожертвованию Юстин Помада, погибший также во время польского восстания.
В этой связи интересен образ Лизы Бахаревой, стоящей в одном ряду с такими героинями, как Вера из романа И.А. Г ончарова «Обрыв», Елена из «Накануне» И.С. Тургенева. Эта девушка задыхается в атмосфере, которая стала для нее невыносимой. Зараженная новыми идеями в пансионе, она не принимает прежнюю жизнь, не соблюдает общепринятые правила приличия, а затем и вовсе уходит из дома. Общение с «нигилистами», участие в коммуне приводят девушку к глубокому разочарованию и чахотке. Н.С. Лесков относится к своей героине с глубоким сочувствием, тем более, что, по его мнению, бунт Лизы бессмыслен, а ее энергия и силы должны были быть направлены по другому пути, который она не смогла разгадать. Такое же разочарование в революционнодемократических идеях испытывают героиня романа В.П. Клюшникова Инна Горобец, назвавшая их «маревом», Анна Лубянская из «Панургова стада» В.В. Крестовского, Марина из романа «Марина из Алого Рога» Б.М. Маркевича.
По мнению многих авторов антинигилистических романов, революционные идеи умело использовали польские заговорщики. Именно им выгодна была смута в России, на фоне которой они надеялись реализовать свои сепаратистские планы. Эта мысль, лишь намеченная Лесковым в романе «Некуда» и поддержанная В.П. Клюшниковым в «Мареве», развита и положена в центр повествования В. Крестовским, автором дилогии «Кровавый пуф».
В.В. Крестовский в дилогии «Кровавый пуф», широко используя традиции своего популярного произведения «Петербургские трущобы», отводит большое место в романе теме польского национально-освободительного движения. Это движение в его изображении не имеет ничего общего с идеями освобождения народа: панство и католическое духовенство, желающие самостоятельности от русского царя для еще более беспощадной эксплуатации простого люда, - вот истинный двигатель подготовки и проведения польского восстания. Для дости-
128 Аннинский Л.А. Лесковское ожерелье. 2-е изд., доп. М. : Книга, 1986. С. 66.
жения своих целей представители «польской партии» не гнушаются никакими средствами, будь то подкуп, шантаж, соблазнение или убийство. Именно они, по глубокому убеждению писателя, провоцируют крестьянские волнения и их подавление с помощью военной силы; умело манипулируют честными людьми, стремящимися к справедливости, а также авантюристами от политики, одним из которых является Полояров, бывший полицейский пристав, отставленный за злоупотребления и решивший заработать капитал новыми идеями, которые необходимы ему лишь для реализации своих неприглядных, а порой откровенно подлых намерений. Этот человек в изображении писателя совершенно лишен нравственности, ему присущи наглость, алчность и похотливость. Доведя до абсурда мысль о женской эмансипации, Полояров соблазняет Анну Лубянскую, а узнав о ее беременности, бежит в Петербург, где принимает активное участие в студенческих волнениях, выступая скорее в роли провокатора, нежели борца за свободу. Организованная Полояровым коммуна изображена в романе откровенно пародийно: в ней собрались люди, не умеющие и не желающие трудиться, поэтому ее развал вполне оправдан. Кроме всего прочего, Полояров труслив и способен на предательство. В финале романа Крестовский показывает, что именно Полояров один из первых спешит в Литву после поражения польского восстания, чтобы получить прибыльное место.
В контексте рассматриваемой нами темы наиболее интересен выведенный В. Крестовским образ Василия Свитки. Один из наиболее активных участников польского заговора во второй части дилогии, романе «Две силы», он оказывается вовсе не тем человеком, какого знал читатель: в действительности это крайне амбициозный, тонкий и хитрый политик с диктаторскими устремлениями. Для осуществления своего плана (стать диктатором самостоятельной Литвы) Свитка умело использует силы и средства польских заговорщиков, в отличие от которых стремится совершить революцию не только политическую, но и социальную. Оказавшись в среде близких ему людей (любовницы и ее брата), Свитка озвучивает свои тайные планы: «...в нужную минуту я сумею захватить в свои руки безусловную диктатуру над всей Литвой!..» 129. Он предлагает облегчить жизнь простого народа социальной революцией, но не из-за заботы о людях, а понимая, что жесточайшая эксплуатация крестьян не позволит ему вести борьбу и против Варшавы, и против Москвы одновременно. В то же время будущий диктатор главным методом своей борьбы считает террор, причем «с населением должно будет обращаться несравненно суровее, чем московские власти, - это первый залог успеха!» 130.
При всей несопоставимости таланта, глубины психологизма и художественности хочется отметить, что Василий Свитка В.В. Крестовского имеет точки соприкосновения с Петром Верховенским Ф.М. Достоевского: как и Верховенский, Свитка фанатично предан своей идее и так же носит личину, прикрывая свое истинное внутреннее содержание. Характерно, на наш взгляд, что в совет-
129 Крестовский В.В. Кровавый пуф : роман : в 2 кн. М. : Современный писатель. 1995. Кн. 2. С. 240.
130 Крестовский В.В. Кровавый пуф. С. 242.
ском литературоведении этот герой Крестовского оценивался как положительный и ставился в один ряд с Райнером и Инной Горобец 131.
Говоря о Свитке из романа «Кровавый пуф», думается, можно утверждать, что в этом образе нигилист (если можно причислить Свитку к нигилистам), как и в «Отцах и детях», - революционер, но не такой, как, скажем, Райнер из романа Н.С. Лескова «Некуда», и уж тем более не как Рахметов Н.Г. Чернышевского. Свитка - человек, для которого революция - средство достижения единоличной власти.
Будущее России авторы «антинигилистических романов» связывают с исконно русскими народными традициями и качествами. Положительный герой романа А.Ф. Писемского «Взбаламученное море» Веригин умеет, по мнению автора, прислушиваться к «нашей главной народной силе - здравому смыслу». Такая же установка присуща Русанову в романе В.К. Клюшникова «Марево», Розанову в романе Н.С. Лескова «Некуда», Устинову, Холодцу, Лубянскому и Хвалынцеву в романе В.В. Крестовского «Кровавый пуф». Позиция всех этих героев вполне соответствует позиции тех представителей русского общества, которых Н.С. Лесков назвал «постепеновцами». Деятельность их заключается в честном исполнении своей работы, воспринимаемой как общественный долг.
Как ни странно, такая же позиция характерна и для одного из самых последовательных революционных демократов Н.Г. Чернышевского. В романе «Что делать?» писатель не призывает к немедленной революции, что, по всей видимости, связано не только с цензурными соображениями. Единственный герой, непосредственно занимающийся подготовкой к революции, - Рахметов; остальные «новые люди» в каком-то смысле близки положительным героям «ан-тинигилистических романов». Особенно это касается Лопухова и Кирсанова, честных и трудолюбивых людей. Н.Г. Чернышевский безусловно считал революцию главным средством достижения социальной справедливости, но в то же время прекрасно понимал, что подготовка ее требует времени. Появление людей рахметовского склада - первый шаг в деле революции, немыслимой без участия широких народных масс. Но народ не готов к участию в радикальных преобразованиях, поэтому революция пока невозможна. Такой взгляд исповедует и герой романа «Пролог» Волгин, вобравший в себя множество автобиографических черт автора и являющийся прямым проводником его идей. В «Прологе» Н.Г. Чернышевский приходит к выводу о преждевременности революции в России, а значит нужно готовить общественное мнение и народ, «снизу доверху» еще пропитанный рабством. Таким образом, Чернышевский тоже становится «постепеновцем», ибо считает, что для революции должна сложиться определенная общественно-политическая ситуация, без которой дело закончится трагедией. Разница между Чернышевским и авторами «антинигилистических романов», по нашему мнению, состоит лишь в том, что первый убежден в возникновении революционной ситуации и призывает сделать все, чтобы это случилось быстрее, последние же считают принципиально невозможной революцию в Рос-
131 Писемский А.Ф. Взбаламученное море. М., 1938. Т. 2. С. 100.
сии и полагаются на постепенное, эволюционное продвижение страны к прогрессу; но в тот конкретный исторический отрезок времени никто из них не видел в революции никакого позитивного смысла. Именно поэтому революционер-«постепеновец» Волгин отговаривает революционера-«нетерпеливца» Левицкого от активного и прямого выступления против царского правительства, убеждая его поберечь силы до нужного времени. Однако следует оговориться: так как роман «Пролог» был написан Н.Г. Чернышевским в конце 60-х - начале 70-х годов XIX века, то писатель-демократ, переосмыслив общественно-политическую ситуацию 1860-х годов, пришел к выводу, озвученному в антинигилисти-ческих романах: в народных массах революционных настроений не было, и освободительное движение опиралось на теорию, оторванную от жизненных реалий.
Из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод: «постепеновцы», к которым причислял себя Н.С. Лесков и которыми были И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский и другие, по сути близки некоторым революционерам своим желанием прогрессивного развития страны. Вместе с тем необходимо отметить принципиальное различие, в основе которого лежит антитеза: духовность - атеизм. Детально этот вопрос рассматривает исследователь Н.Н. Старыгина в работе «Образ человека в русском полемическом романе 1860-х годов». Если одни писатели не мыслили будущее России без православия, то другие отвергали Бога, выдвигая на первое место человеческий разум, что и породило непримиримый антагонизм. «Образы-понятия «нигилист» и «новый человек» выступали своего рода антагонистами на понятийном уровне: концептуальными основами их содержания были противоположные воззрения на мир и человека, хотя смысловым ядром образов было одно и то же социальное явление - разночинство. Но если в образе-понятии «новый человек» находила непосредственное и последовательное выражение нигилистическая антропология (образ идеализирован), то образ-понятие «нигилист» утверждал иное видение мира и человека «от противного», демонстрируя «тупики нигилизма» (новый человек» был деидеализирован и окарикатурен в образе «нигилиста»), -пишет Н.Н. Старыгина 132.
Почему же в острой литературно-политической борьбе писатели разных направлений, бесспорно желающие только добра России и русскому народу, не смогли найти точек соприкосновения, прийти к компромиссу и направить общие усилия к достижению благородных целей? Почему авторы «антинигилистиче-ских романов» стали изгоями и при их появлении «люди брали шапки и уходили вон» 133? Почему демократическая критика видела в героях «антинигилистиче-ских» произведений злобную пародию на революционное движение? Думается, пришло время попытаться объективно ответить на эти вопросы.
132 Старыгина Н.Н. Образ человека в русском полемическом романе 1860-х годов (концептуальные основы и художественное воплощение) : в 2 ч. М. ; Йошкар-Ола, 1996. С. 83.
133 Фаресов А.И. Против течений. Н.С. Лесков. Его жизнь, сочинения, полемика и воспоминания о нем. СПб., 1904. С. 60.
Безусловно, Ф.М. Достоевский, Н.С. Тургенев, Н.С. Лесков, А.Ф. Писемский, В.П. Клюшников, В.В. Крестовский и другие писатели сходных взглядов не хотели революции и пытались своими произведениями повернуть общественное мнение против «нетерпеливцев», с которыми расходились и в общественно-политических вопросах, и по мировоззрению. В то же время авторы анти-нигилистических романов высветили в революционном движении такие негативные стороны, которые писатели демократического лагеря не замечали, а возможно, не хотели замечать в силу, как им казалось, нетипичности или отталкиваясь от посылки Базарова о том, что «Ситниковы нам необходимы», ибо «не богам же, в самом деле, горшки обжигать!» 134 Революция как достижение кем-то единоличной власти, как возможность диктатуры; социалистические, материалистические идеи как прикрытие пошлости, безнравственности; нигилизм как бесплодное отрицание всего, в том числе любых этических и эстетических ценностей - вот то, против чего, на наш взгляд, выступали если не все, то многие авторы «антинигилистических романов». В нигилизме писатели так называемого консервативного лагеря, по справедливому замечанию
Н.Н. Старыгиной, «видели проявление позитивистски-материалистического мировосприятия, присущего русским радикалам. Антинигилизм основывался на христианском идеализме, на признании Бога творцом мира и человека. Традиционное религиозное мировосприятие осмыслялось антитезой новому - позитивистскому. Поэтому нигилизм воспринимался не соприродным национальному сознанию» 135.
То, что было изображено писателями-антинигилистами, не могло повести Россию вперед, а лишь обещало заменить самодержавную власть другой, возможно еще более страшной диктатурой, или привести к анархии в обществе, лишенном всех моральных ограничителей, то есть, в сущности, к наихудшей анархической модели буржуазного строя. Для такого взгляда на революционное движение в России, очевидно, были основания.
Неслучайно одной из особенностей некоторых антинигилистических романов является их ярко выраженная публицистичность, которую в недавнем прошлом толковали как инсинуации «в отношении действительных исторических лиц» и «попытки «документировать» повествование выдержками из «Колокола», из статей «Современника» и «Русского слова», из материалов по крестьянскому делу и т.д.» 136. Н.С. Лесков писал в «Авторском признании», составленном им как «Открытое письмо к П.К. Щербальскому»: «У меня есть наблюдательность и, может быть, есть некоторая способность анализировать чувства
и побуждения, но у меня мало фантазии. Я выдумываю тяжело и трудно, и потому я всегда нуждался в живых лицах, которые могли меня заинтересовать своим духовным содержанием. Они мною овладевали, и я старался воплощать их в рассказах, в основу которых тоже весьма часто клал действительное собы-
134 Тургенев И.С. Отцы и дети. М., 1968. С. 104.
135 Старыгина Н.Н. Образ человека в русском полемическом романе 1860-х годов. С. 68.
136 История русского романа. Т. 2. С. 101.
тие. Так почти написано все, а по преимуществу роман «Некуда». Вы знаете и многим известно, что этот роман представляет многие действительные события, имевшие в свое время место в некоторых московских и петербургских
кружках» 137.
Не секрет, что у многих героев романа «Некуда» были реальные и узнаваемые современниками прототипы: в образе Пархоменко угадывался один из представителей революционного движения А.И. Ничипоренко, в образах Белоярцева и Завулонова - писатели-демократы Слепцов и Левитов, а маркизы де Бараль и «углекислых фей Чистых Прудов» - графиня Салиас и сестры Новосильцевы. То же самое касается дилогии Крестовского: помимо упоминания Чернышевского, Герцена и Муравьева в образе Свитки писатель использовал черты участника польского восстания 1863 года Константина Калиновского. В первой редакции повести «Грачевский крокодил» писатель И.А. Салов «чисто фотографически воспроизвел. личность одного из виденных им молодых
~ 138
людей» .
Клеймя авторов антинигилистической направленности за фотографичность, публицистичность и т.д., критики XIX века и ученые советского периода по вполне понятным причинам совершенно не настроены были осуждать за то же самое других писателей, в романах которых также часто использовались исторические личности, автобиографичность и публицистика.
Так, «в основание главной фигуры» «Отцов и детей» легла поразившая Тургенева «личность молодого провинциального врача Дмитриева» 139. В романах о «новых людях» и революционерах наблюдается такая же тенденция: в образе Волгина угадывается сам Чернышевский, в Левицком - Добролюбов, в Соколовском - Сераковский («Пролог»); Кожухову Степняк-Кравчинский придал много автобиографического, а также черты своих товарищей по революционному подполью («Андрей Кожухов») и т.д.
В.В. Крестовский в своем романе приводит крупные выдержки из «Колокола», показывая, что А.И. Герцен не владел информацией о реальной ситуации в России и Польше и оказался игрушкой в руках польской аристократии, нуждающейся в поддержке Европы, выдержки из российских газет, апеллирует к архивным материалам, рисующим нечеловеческую жестокость участников польского восстания по отношению к русским солдатам и офицерам, захваченным в плен. Все это делает «Кровавый пуф» в известном смысле художественно-документальным романом-хроникой.
Насколько справедлив взгляд Крестовского на польские события, еще предстоит разобраться (в первую очередь историкам), но ясно одно: создатели «антинигилистических романов» располагали материалами, отталкиваясь от которых создавали непривлекательные образы «нигилистов», именно нигилистов в кавычках (если понимать по-тургеневски нигилист - революционер), ибо эти
137 Шестидесятые годы. Материалы по истории литературы и общественному движению / АН СССР. М. ; Л. 1940. С. 344-345.
138 Салов И.А. Грачевский крокодил: повести и рассказы. М. : Современник, 1984. С. 22.
139 Тургенев И.С. Собр. соч. Т. 10. С. 346.
персонажи не являются литературными потомками Базарова, а скорее Кукши-ны и Ситниковы, но более циничные, пустые и одновременно амбициозные. В.В. Крестовский еще до «Кровавого пуфа» разделил нигилистов и лженигили-стов в первом своем романе «Петербургские трущобы»: «Из женщин можно отметить один только вновь народившийся маскарадный тип, еще не существовавший в эту эпоху конца пятидесятых годов, к которой пока еще относится течение событий нашего рассказа. Это особого рода маски, которые называют себя, Бог уж их знает, с какой стати, «нигилистками», хотя между заправскими нигилистками и ими такая же разница, как... Выбирайте сами любое сравнение из двух совершенно противоположных предметов. Те, по крайней мере, несмотря на все свои странности, думают о чем-нибудь серьезном и добросовестно режут себе лягушек, а эти - всю свою жизненную задачу полагают в шнырянье по маскарадам, ходят там с «литераторами», но чуть завидят какого-нибудь кавалергарда или гусара - опрометью бросаются к нему и рассказывают о том, как им надоели литераторы, а когда сами они надоедят кавалергарду, то удаляются под «литераторов» и повествуют о том, как им надоели кавалергарды. Вообще, эти маски чувствуют влеченье к личностям двух означенных категорий и убеждены почему-то, что это именно и есть нигилизм» 140.
Именно их деятельность, по определению А.Ф. Писемского, «одно только обезьянство, игра в обедню, как дети вон играют» 141. Однако последствия деятельности новоявленных «нигилистов» отнюдь не игрушки: калечатся судьбы честных, мечтающих о новой жизни людей, и в конечном счете дискредитируется все революционное движение.
Интересно, что И.С. Тургенев в романе «Дым» изобразил подобных «героев», составляющих русскую политическую эмиграцию, Биндасова и Губарева, образы которых не были восприняты демократическим лагерем как памфлет на А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Недостатком «Дыма» сочли лишь отсутствие в романе представителей подлинной демократии. Д.И. Писарев писал Тургеневу по этому поводу: «Мне хочется спросить у вас: Иван Сергеевич, куда вы девали Базарова?» 142.
Нужно отметить, что в романах о «нигилистах» Н.С. Лесков и В.В. Крестовский в отличие от И.С. Тургенева в «Дыме» показывают истинных революционеров, образы которых написаны с явной симпатией. Это Райнер и Помада в «Некуда», майор Форов в «На ножах», Лука Благоприобретов в «Кровавом пуфе», герои, которые подтверждают, по нашему мнению, наличие четкого разделения авторами своих героев на «нигилистов» (революционеров) и «лжениги-листов» (авантюристов от революции). Истинные революционеры Райнер и Бла-гоприобретов всю свою жизнь, подобно Рахметову, посвящают делу, в которое искренне верят. Находясь в постоянной работе, искренние, честные и преданные идее, они не замечают примазавшихся и живущих за их счет подонков, полу-
140 Крестовский В. Петербургские трущобы (книга о сытых и голодных) : роман : в 2 кн. Л. : Худож. лит., 1990. С. 412.
141 Писемский А.Ф. Взбаламученное море. Т. 3. С. 283-284.
142 Писарев Д.И. Соч. : в 4 т. М. : Гослитиздат, 1955-1956. Т. 4. С. 424.
чающих дивиденды от революционных идей. Это прекраснодушие, привычка некритически относиться к окружающим, оценивать их по себе только потому, что они примкнули к революционно-демократическому лагерю, закрывая глаза на вопиющие факты, благоприятствует увеличению числа бессовестных бездельников, эксплуатирующих в личных целях благородные теории социализма, эмансипации женщины и т.д.
Повышенное внимание именно к негативной стороне русского революционного движения, очевидно, обусловило желание, например, А.Ф. Писемского «изобразить почву, на которой в последнее время расцвела наша псевдореволюция» 143.
Позиция некоторых авторов «антинигилистических романов», на наш взгляд, может быть проиллюстрирована словами Ф.М. Достоевского в романе «Униженные и оскорбленные»: «Я и сам говорил себе «быть не может» сначала, даже и теперь иногда говорю себе «быть не может». Но в том то и дело, что это быть может и, по всей вероятности, есть».
Возможно, вышеупомянутые образы революционеров, их судьбы были призваны открыть глаза истинным борцам за свободу на тех представителей анархического нигилизма, которые укрывали за громкой фразой аморальность, ничтожество и пошлость, втаптывая в грязь само понятие «революционер» и отталкивая от революционного движения людей, находящихся в поиске путей к лучшей жизни. Если это так, то нужно с сожалением констатировать, что предостережение не было услышано: революционно-демократический лагерь, подобно героине рассказа В.Г. Короленко «Чудная», раз и навсегда определил, кто друг, а кто враг, и ни о каких компромиссах речь идти не могла.
Между тем в 1870-1871 годах Н.С. Лесков создает свой последний анти-нигилистический роман «На ножах», в котором изображает окончательное вырождение нигилизма и нигилистов, не прячущихся больше за ширмой красивых идей и доведших идеи демократов-шестидесятников до полного абсурда. По определению исследователя А. Шелаевой, «в фокусе лесковского романа оказываются бывшие нигилисты, вышедшие из политической борьбы, но пытающиеся оставить за собой право на иные нравственные нормы, на особое положение» 144 В этом произведении Лескова, по нашему мнению, впервые появляются изверги, нравственные уроды и злодеи, перед которыми блекнут Белоярцевы, Завулоновы, Полояровы, Анцыфровы и другие «нигилисты» антинигилистических романов.
И здесь самое время вернуться к Иванову-Разумнику, утверждавшему в отрывке, приведенном выше, что в антинигилистических романах нет ни одного реального нигилиста 1860-х годов. В своей работе «История русской общественной мысли» он предлагает для выяснения понятий исключить из числа «нигилистов» таких литературных героев, как Базаров, Рахметов, Рязанов, Светлов, то есть героев положительных, и называть их вслед за Д.И. Писаревым «реалистами». Полагаем, что с этим мнением вполне можно согласиться.
143 Писемский А.Ф. Материалы и исследования. Письма / АН СССР. М. ; Л., 1936. С. 164.
144 Шелаева А.А. Забытый роман // Лесков Н.С. На ножах : роман : в 6 ч. М. : Русская книга, 1994. С. 11.
Затем Иванов-Разумник пишет, что «один только гениальный Ф. Достоевский подошел близко к психологии «нигилизма» в типе Раскольникова», и отказывает, как уже было сказано, в типичности героям романов Писемского, Лескова, Клюшникова. Вместе с тем автор исследования заявляет, что «писаревщиной и нигилизмом окрашена вся вторая половина эпохи шестидесятых годов»: «нигилисты» пришли на смену мыслящему реализму и опошлили, загрязнили те истины и положения, до которых с такой тяжкой внутренней работой дошли реалисты» 145.
Чтобы разъяснить, как именно загрязнили и опошлили нигилисты истины реалистов, автор «Истории русской общественной мысли» обращается к словам Н.К. Михайловскому, охарактеризовавшему позицию «новых» нигилистов: «Мы реалисты, а так как с точки зрения реализма нравственно то, что естественно, то мы, повинуясь естественной борьбе за существование, признаем нравственным давить слабых и неприспособленных. Мы - реалисты, а так как с точки зрения реализма жертва есть сапоги всмятку, то мы живем единственно ради своей утробы ... Мы реалисты, а так как с точки зрения реализма наука должна служить практике и сама по себе цены не имеет, то мы пускаем ее в ход для обделывания своих практических делишек» 146.
Удивительно, что Иванов-Разумник, таким образом, вступает в противоречие с самим собой, отказывая в типичности героям так называемой «реакционной беллетристики». Ведь вполне очевидно, что в «антинигилистических романах» «Взбаламученное море», «Марево», «Некуда» содержалось предсказание перерождения «реализма» в «нигилизм» через, возможно, в то время нетипичных «антигероев», а в «Кровавом пуфе» и «На ножах» - осмысление «нигилизма», хотя Крестовский, вероятно, и перенес тип «нигилиста» из конца 1860-х годов в их начало.
Н.С. Лесков писал И.С. Аксакову: ««Некуда» частию есть исторический памфлет. Это его недостаток, но и его достоинство, - как о нем негде писано: «он сохранил на память потомству истинные картины нелепейшего движения, которые непременно ускользнули бы от историка, и историк непременно обратится к этому роману... ». В «Некуда» есть пророчества, все целиком исполнившиеся» 147. Эти слова, очевидно, приложимы ко всем антинигилистическим романам.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аннинский, Л.А. Лесковское ожерелье. - 2-е изд. доп. - М. : Книга, 1986. - С. 66.
2. Буслаев, Ф.И. Мои досуги : в 2 ч. - М., 1886.
3. Иванов-Разумник. История русской общественной мысли : в 3 т. - М. : Республика : ТЕРРА, 1997. - Т. 2.
4. История русского романа : в 2 т. - М. ; Л. : Наука, 1962-1964.
145 Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. С. 87, 179, 185
146 Михайловский Н.К. Собр. соч. СПб., 1897. Т. 4. С. 38-41.
147 Лесков Н.С. Сочинения Павла Якушкина. С. 180.
5. История русской литературы XIX века : в 2 т. / под ред. С.М. Петрова. - М. : Учпедгиз, 1963.
6. Крестовский, В. Петербургские трущобы (книга о сытых и голодных) : роман : в 2 кн. - Л. : Худож. лит., 1990.
7. Крестовский, В.В. Кровавый пуф : роман : в 2 кн. - М. : Современный писатель,
1995.
8. Кущевский, И. Николай Негорев, или Благополучный россиянин. - М. : Гослитиздат,
1958.
9. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 18, 21.
10. Лесков, Н.С. Собр. соч. : в 12 т. - М. : Правда, 1989.
11. Лесков, Н.С. Сочинения Павла Якушкина. - СПб., 1884.
12. Львов-Рогачевский, В. Поворотное время // Современный мир. - 1911.
13. Михайловский, Н.К. Собр. соч. - СПб., 1897. - Т. 4.
14. Нилус, С. На берегу Божьей реки. - Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1991.
15. Омулевский, И.В. Шаг за шагом. - Иркутск. : Иркут. кн. изд-во, 1953.
16. Писарев, Д.И. Соч. : в 4 т. - М. : Гослитиздат, 1955-1956. Т. 2-4.
17. Писемский, А.Ф. Материалы и исследования. Письма / АН СССР. - М. ; Л., 1936.
18. Русские писатели. - М., 1989. - Т. 1.
19. Русский вестник. - 1862. - Июль.
20. Русское слово. - 1864. - № 6.
21. Салов, И.А. Грачевский крокодил : повести и рассказы. - М. : Современник, 1984.
22. Старыгина, Н.Н. Образ человека в русском полемическом романе 1860-х годов (концептуальные основы и художественное воплощение) : в 2 ч. - М. ; Йошкар-Ола,
1996.
23. Тургенев, И.С. Отцы и дети. - М., 1968.
24. Тургенев, И.С. Собр. соч. : в 12 т. - М. : Гослитиздат, 1953. - Т. 10.
25. Фаресов, А.И. Против течений // Н.С. Лесков. Его жизнь, сочинения, полемика и воспоминания о нем. - СПб., 1904.
26. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. : в 15 т. - М. : Гослитиздат, 1939-1949. - Т. 3,
11.
27. Шелаева, А.А. Забытый роман // Лесков Н.С. На ножах : роман : в 6 ч. - М. : Русская книга, 1994.
28. Шелгунов, Н. Воспоминания. - М. ; Пг. : ГИЗ, 1923.
29. Шеллер-Михайлов, А.К. Полн. собр. соч. - СПб., 1904. - Т. 2.
30. Шестидесятые годы. Материалы по истории литературы и общественному движению / АН СССР. - М. ; Л., 1940.
31. Щедрин, Н. (М.Е. Салтыков). Полн. собр. соч. - М. : Гослитиздат, 1937. - Т. 7-8.
