CC BY
78
УДК 342.92 DOI 10.24411/2073-0454-2019-10065
ББК 67.401 © В.И. Кайнов, 2019
Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
ЗАРОЖДЕНИЕ НАЛОГОВОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РОССИИ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ)
Владимир Иванович Кайнов, заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин, доктор юридических наук, профессор
Северо-Западный филиал Российского государственного университета правосудия (197046, Санкт-Петербург, Александровский Парк, д. 5) E-mail: kaynov_v@mail.ru
Аннотация. Рассматриваются предпосылки зарождения налогового законодательства в Советской России в первые годы советской власти. Акцентируется внимание на том факте, что процесс создания нового налогового права России в первые годы советской власти в основном опирался на идею разрушения прежних «буржуазных», а по сути дела общеправовых институтов. Исследуется государственная политика национализации, конфискации, отмены права частной собственности на землю, аннулирования ценных бумаг. Делается вывод, что практика военного коммунизм 1918-1921 гг. — это время террора и тотальных запретов, период карточного распределения продуктов. Анализируются предпосылки становления и развития налогового законодательства России в первые годы советской власти с учетом особенностей экономическо-правового выживания государства в годы гражданской войны.
Ключевые слова: национализация, военный коммунизм, налоговое право, Советская Россия, налоговое законодательство.
THE ORIGIN OF THE TAX LEGISLATION OF RUSSIA IN THE EARLY YEARS OF SOVIET POWER (HISTORICAL AND LEGAL ASPECT)
Vladimir I. Kainov, head of chair of state and legal disciplines doctor of legal sciences, professor Northwest branch of the Russian state university of justice (197046, St. Petersburg, Aleksandrovskiy Park, d. 5) E-mail: kaynov_v@mail.ru
Annotation. The article discusses the prerequisites for the emergence of tax legislation in Soviet Russia in the early years of Soviet power. Attention is focused on the fact that the process of creating a new tax law of Russia in the first years of Soviet power was mainly based on the idea of destroying the former «bourgeois», and in fact general legal institutions. The state policy of nationalization, confiscation, cancellation of the right to private ownership of land, cancellation of securities is investigated. It is concluded that the practice of military communism in 1918-1921 — this is the time of terror and total grants, the period of card distribution of products. The prerequisites for the formation and development of tax legislation in Russia in the first years of Soviet power are analyzed, taking into account the peculiarities of the economic and legal survival of the state during the civil war. Keywords: nationalization, war communism, tax law, Soviet Russia, tax legislation.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Кайнов В.И. Зарождение налогового законодательства России в первые годы советской власти (историко-правовой аспект). Вестник Московского университета МВД России. 2019;(2):24-30.
Процесс создания нового налогового права России в первые годы советской власти в основном опирался на идею разрушении прежних «буржуазных», а по сути дела общеправовых институтов. В авангард пролетарского права выдвинулись доселе малоизвестные юристы П. Стучка, Е. Пашукапис, М. Козловский, Д. Курский, Н. Крыленко, которые основой «подлинного» права провозгласили революционное правосознание. Старая профессура преследовалась. «Когда право отомрет — мы этого момента, предсказать не можем, — писал П. Стучка, — но мы можем предполагать, что если кое-что из установленных им правил останется, то лишь как простая бухгалтерия» [11, с. 59].
В стране была развернута политика национализации, конфискации, отмены права частной собственности на землю, аннулирования ценных бумаг. В конце 1918 г. была запрещена частная торговля и осуществлен переход к карточной системе распределения продуктов питания и личного потребления через единый заготовительный и распределительный государственный аппарат — Компрод (декрет СНК от 21 ноября 1918 г.). Данные мероприятия объективно привели к фактическому отмиранию цивилизованных налогов и податного аппарата.
Местные органы власти по инерции взимали некоторые дореволюционные налоги. Декретом о расширении финансовых прав Петроградского город-
ского общественного управления от 29 декабря 1917 г. отменялись все ограничения, установленные Временным правительством на предмет определения размера ставок обложения в пользу городов. Декретом допускалось устанавливать г. Петрограду ставки без ограничений. Так, с недвижимого имущества сбор составлял до 10% стоимости объекта. Периодичность взимания сбора не устанавливалась [1].
В мае 1918 г. в своем докладе на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов, В.И. Ленин выделил три основные задачи их работы: «финансовая централизация; постановка прогрессивного подоходного и поимущественного налогов; поголовная трудовая повинность и учет населения» [13, с. 352].
Военный коммунизм 1918-1921 гг. — это время террора и тотальных запретов, период карточного распределения продуктов. Эта эпоха совпала с «младенчеством» советского права, в силу чего оказала мощное воздействие на всю последующую налоговую политику. Именно в данный период сформировались такие черты налоговых взаимоотношений, как классовость, налоговое противостояние города и деревни, насильственные методы сбора налогов, налоговый сепаратизм на местах и др. Вместе с тем, трудно было бы ожидать особого внимания к правовому обеспечению налогов, как впрочем и к другим государственно--правовым институтам, так как отсутствие торговли и денежного обращения, военное положение, всеобщая трудовая повинность, уравнительное распределение и агрессивная большевистская идеология делали создание налоговой системы в ее обычном понимании практически невозможной.
В первый период после революции еще не было намечено последовательной политики национализации промышленности, однако хозяйствование предприятий сворачивалось на глазах. В отношении промышленных объектов первоначально был установлен лишь рабочий контроль, «как первый шаг к полному переходу фабрик, заводов, рудников, железных дорог и прочих средств производства и транспорта в собственность рабоче-крестьянского государства» [14, с. 222]. В.И. Ленин заявил о необходимости контроля со стороны Совета рабочих депутатов над производством еще в своих апрельских тезисах 1917 г.
В ноябре 1917 г. ВЦИКом было принято Положение о рабочем контроле [8], который должен был осуществляться всеми рабочими во всех промышленных, торговых, банковских, транспортных, сельскохозяй-
ственных, кооперативных предприятиях. По первому требованию органов рабочего контроля, владельцы предприятий должны были предоставлять к проверке всю отчетность и бухгалтерскую документацию, всю внутреннюю переписку. Положением отменялась коммерческая тайна. Одновременно отменялись все законы и циркуляры, ограничивающие деятельность органов рабочего контроля.
Вслед за этим, в декабре 1917 г., был принят Декрет СНК «О прекращении платежей по купонам и дивидендам», согласно которому оплата процентов по фондам и дивидендам по акциям и паям частных предприятий, всякая оплата купонов приостанавливалась [2]. Также воспрещались все сделки с ценными бумагами. За нарушение декрета виновные подлежали преданию суду и конфискации всего имущества.
Первоначально на практике как мера ответственности к владельцам предприятий за нарушение положения о рабочем контроле и другие провинности применялась национализация, по сути, обычная конфискация. Дальше национализация промышленности приняла массовый характер. 13 апреля 1918 г. было решено национализировать всю крупную промышленность.
К осени 1918 г. было национализировано более 3 тыс. предприятий. Из них действовали лишь около 2 тыс. Бывшие собственники лишались всяких доходов. К концу гражданской воины государство национализировало уже около 80% крупных и средних предприятий промышленности. Весной 1920 г. в национализированных предприятиях работало 88% всех рабочих [22, с. 624]. Промышленное производство всех форм было передано под руководство Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ), которому поручалось подчинить всю несельскохозяйственную часть российской экономики единому плану. В городах частные доходные дома конфисковывались. Ликвидировались последние частные, общественные и иностранные банки, замененные единственным государственным «Народным банком».
К концу 1918г. было практически завершено вытеснение частной торговли [18, с. 186, 187]. В налоговой сфере результатом данного процесса стала полная ла-тентность как плательщиков, так и объектов налогообложения. Исчезновение легальных источников дохода (по прямым налогам), и свободного потребления (по косвенным), привело к тому, что основное обложение свелось к контрибуциям. Однако, вопреки распространенному мнению, тотального отказа от налогов все же не произошло.
Оскудение источников доходов отразилось и на денежной системе. Возрастающий дефицит бюджета привел к традиционному средству борьбы с ним — увеличению, ничем не обеспеченной, денежной эмиссии [19, с. 144]. Банкноты печатались в неограниченных количествах, и этим способом по существу были упразднены деньги. При росте среднемесячных размеров эмиссии с 2,9 млрд, руб. в июле - декабре 1918 г. до 109,5 млрд, руб. в июле - декабре 1920 г., среднемесячный доход от эмиссии снизился с 27,1 до 10,2 млн руб. [19, с. 144]. Р. Пайпс отмечает, что эта сознательно созданная инфляция имела цели уничтожить накопленные рублевые сбережения, хранившиеся в банках и на руках и, в долларовом эквиваленте и исчислявшиеся миллиардами [16, с. 275].
Несмотря ни на что, уже в 1918 г. особые надежды возлагались на налоговые поступления. Вот цитата из письма замнаркомфина Г.Я. Сокольникова на имя Сталина: «Эмиссионный нажим осенних месяцев должен быть в максимальной мере компенсирован налоговым нажимом до конца текущего года». Однако фактически, несмотря на все принятые меры, непосредственно налогами, покрылось менее одной четверти всех бюджетных расходов [21, с. 404]. Такой результат явился следствием резкого обнищания населения и нестабильности денежного курса. Была очевидна совершенная неэффективность денежных налогов на данном высокоинфляционном этапе.
Пока не было создано новое законодательство, поначалу еще сохранялись остатки прежней налоговой системы, не утратившие своего значения и в последствии. Даже в декабре 1918 г., когда уже были запрещены ссылки на буржуазные «законы свергнутых правительств», в финансовом законодательстве их еще можно было найти.
Большевики понимали сложность послереволюционной ситуации, невозможность на фоне коллапса проведения налоговых реформ. Будущий народный комиссар финансов Г.Я. Сокольников, анализируя проблемы текущего момента, писал: «При создавшемся положении вещей, характеризующимся ломкой старых экономических отношений, правильная налоговая политика становится невозможной. В области прямого обложения она встречает препятствие: с одной стороны в неустойчивости и неопределенности различных категорий дохода, исчезновении одних, (промышленная прибыль) и неуловимости других (спекулятивные доходы); с другой в области так называемых трудовых
доходов — с тем, что все большее количество лиц с такого рода доходами начинают получать их прямо или косвенно от Советской республики, обстоятельство, при котором проще платить меньше, чем в виде налога обратить часть выдаваемого... в области косвенного налогообложения она наталкивается на нежелательность увеличения дороговизны... В смысле обложения указанных выше неуловимых источников дохода могут сыграть контрибуции, которые, как показали практика, во много раз превышают поступления от всякого вида прямых налогов...».
Большевистские контрибуции — это достаточно спорная тема в смысле ее отношения к налогам как таковым. Однако, налоговая система, создававшаяся в обстановке тотальной экспроприации надолго усвоила конфискационную идею. Ленин призывал разрушить институт частной собственности с неумолимой жестокостью. Контрибуции и так называемые чрезвычайные налоги и повинности, по сути своей носящие конфискационный характер, прочно вошли в обиход, и стали повсеместным явлением, с одной стороны, выполняя фискально-налоговую функцию, а с другой, — репрессивно-классовую с преобладанием последней.
В июле 1918 г. Декретом СНК «О введении военно-конской повинности» была фактически разрешена тотальная конфискация — «набор лошадей и прочих домашних животных, повозок, упряжи и иных предметов у населения... по мере надобности» [3]. Декретом ВЦИК от 3 ноября 1918 г. «О единовременном чрезвычайном десятимиллиардном революционном налоге» на городскую буржуазию и деревенских кулаков, введенным в связи с необходимостью мобилизации средств для организации снаряжения и содержания Красной Армии, была развязана откровенно конфи-скационная кампания, которую с трудом можно назвать налоговым мероприятием. В Декрете отмечалось, что «городская буржуазия и деревенские кулаки за годы империалистической войны сумели приобрести... преимущественно путем хищнической спекуляции, огромные денежные средства». Средства эти предписывалось «немедленно и целиком изъять у паразитических и контрреволюционных элементов и обратить их на неотложные нужды...» [5].
Изъятия проводились как на уровне общегосударственном, так и в пользу местных органов власти — почти одновременно был принят Декрет СНК «О единовременных чрезвычайных революционных налогах, устанавливаемых местными советами депутатов»,
предоставляющий широкое поле деятельности на местах. Особенно высокими ставками предписывалось обложить «волости, поднявшие восстание против советской власти» и «кроме кулаков, к уплате налога привлечь и так называемых «середняков», владеющих скотом и другим имуществом» [4].
Данные документы давали весьма расплывчатое толкование прав плательщиков и сборщиков налогов, что в итоге привело к вопиющим злоупотреблениям. В Калужской губернии был случай обложения свыше 1000 руб. крестьянской семьи из 17 человек, в которой «...старик, старуха, дети, 5 братьев, жены и 2 брата в Красной армии. Все богатство: 2 лошади, 2 коровы и 3 овцы...» [23, с. 2], на 100 тыс. руб. обложили «помещиц-старух, живущих по милости волостною совета в одной комнате собственною дома, питающихся на средства комитета бедноты, у которых давным-давно все деньги были реквизированы» [23, с. 2], обложили совсем неимущего человека, который «...жил в Москве, а теперь поселился в деревне. Обложили только потому, что никак не могут поверить, что ничего кроме шубы, да и то неважной, не имеет. Ходит несчастный «буржуй» ...ищет к кому бы закабалиться, чтоб выплатить 5000 руб. налога» [23, с. 2] и т.п.
В прессе данная кампания освещалась как «кипучая работа на местах с правом широкой автономии» и «новые задачи нового времени, создающие новые формы в податном деле», где «центр является лишь инстанцией, дающей добрые советы местным деятелям» [23, с. 3]. Некоторые авторы отмечали, что «деревенские власти проявляют опасную склонность взыскивать налог по сделанной ими раскладке чрезвычайными мерами...» [23, с. 2]. С мест сыпались запросы об ответственности «злостных неплательщиков» и возможности применения расстрела. Меры ответственности предписывалось устанавливать самим местным советам. Рекомендовалось заключение, принудительные работы, конфискации имущества. Высшая мера могла применяться лишь по постановлениям ревтрибуналов [23, с. 1].
Очевидно, что пробелы в налоговом законодательстве успешно заполнялись революционным правосознанием. Период первых лет советской власти — это наглядный пример функционирования права вне рамок законодательства, когда эмоционально-психологическое начало, внутреннее правосознание становится первичным. В этот момент такая юридическая дефиниция, как налог свелась к изъятию — конфиска-
ции с применением насилия. Налог стал одним из основных средств восстановления «классовой справедливости». Н.А. Добромыслов1 писал: «в виду такого взгляда на значение налогов, советская власть не обнаруживает особой заботы о налогах, пользуясь налогами дли достижении тех или иных результатов, главным образом нефинансового свойства» [17, с. 163].
Представляется интересным, каким образом власть получала сведения о наличии денег и материальных ценностей у граждан. Для этого использовался ряд приемов. Как отмечает К.В. Харченко, наиболее излюбленным, являлся метод анкетирования. Так, «Регистрационная карточка лица, подлежащего зачислению в тыловое ополчение», содержала графу № 10, в которой значилось: «Средства существования: а) капитал; б) доходы от имущества; в) прибыль от торговли; г) прочее» [17, с. 158]. Контроль за денежными средствами осуществлялся через национализированные банки. В начале марта 1919 г., заведующий Грайворон-ским финотделом Д. Михайловский докладывал в исполком, что он «затребовал сведения о лицах, производивших через банк операции на сумму свыше 10 тыс. руб. для контроля и определения зажиточности на случай предстоящих обложений» [17, с. 158]. Похожим образом поступали и кубанские большевики: «29 апреля 1918 г. следственная комиссия удержала купчую крепость у гражданки Эстер Гуревич «на предмет обложения контрибуцией». После получении необходимых сведений документ был ей возвращен» [17, с. 158].
Для подкрепления податных мероприятий часто привлекались идейно-партийные кадры. Так, например, при сборе чрезвычайного налога в Повоосколь-ском уезде, сумма обложения составила 31 млн руб. Ранее, жителями уезда уплачивалась еще одна контрибуция, собранная не так удачно; от полагавшейся с жителей суммы в 821,3 тыс. руб., реальные поступлении составили всего 218,3 тыс. руб., т.е. 26%. Для проведения акции по взиманию очередного сбора было решено «взять из отделов всех сотрудников-коммунистов и командировать их в распоряжение Финансового отдела, а также вооружить милиционеров» [17, с. 159].
Представители власти с энтузиазмом занимались налоговыми изъятиями у граждан. На этом фоне велись многочисленные дебаты, выявлялись причины, мешающие сбору налогов, вносились предложения и
1 Добромыслов Н.А. — финансист, в 20-е гг. автор ряда работ по налоговым проблемам.
совершались весьма активные действия, не скованные рамками закона. Например, «порядок сбора чрезвычайного налога в Повооскольском уезде обсуждался на съезде Советов в начале декабря 1918 г. Представитель отдела финансов Зайцев заметил, что распоряжение о налоге с имущих классов «выполняется волостями очень туговато». В Богородской волости с целью достижения оптимальных показателей в список для взыскания чрезвычайного налога вносились липа, замеченные в спекуляции; докладчик от Велико-Михайловской волости видел причину задержки сбора налога в добавлении к назначенной сумме в 2 млн руб. еще 2 млн; в Слоновской волости, как выразился делегат, в комбеды попали «не соответствующие своему назначению лица», утверждавшие, что жители волости бедные и потому с них невозможно взыскивать налог, «Но ячейка и Исполком, — подытожил выступающий, — знает всех кулаков-богагеев на эти приговоры внимание не обращается, и приняты решительные меры к взысканию налога». ...В итоге съезд постановил принять «самые энергичные меры» [17, с. 159].
В деле сбора налогов, помимо финансовых отделов, партийных органов и местной администрации, принимали участие и другие различные организации. Так, в том же Новом Осколе в конце апреля 1919 г. проходил очередной налоговый съезд, и в его работе принимали активное участие также делегаты отдела просвещения, бюро профсоюзов военного комиссариата, продкома, земотделов и собеса.
Однако, городское обложение уже ничего не могло дать; в стране царил голод и разрушение. Практически единственным источником налоговых поступлений в сложившейся ситуации стала деревня. Декретом ВЦИК 9 мая 1918 г. в стране была введена продовольственная диктатура. Наркому продовольствия были предоставлены обширные полномочия. Попытку ввести нечто подобное ранее предпринимало Временное правительство, однако его решения не выполнялись. Большевики пошли до конца. Одиннадцатого января 1919 г. СНК принял Декрет о продовольственной разверстке. Методы обеспечения советского декрета были более жесткими, и они дали неплохие результаты. Если в 19171918 гг. было заготовлено только 30 млн пудов хлеба, то в 1918-1919 гг. — 110 млн пудов, а в 1919-1920 гг. — 260 млн пудов [20, с. 353]. Таким образом, угроза голодной смерти (но не угроза голода) в городах и армии была ликвидирована. Осенью 1918 г. (после сбора урожая) в деревне были испробованы различные способы
заготовки продуктов. В «Тезисах по продовольственному вопросу», Ленин в августе 1918 г., выдвинул предложение о введении натурального налога. Проект декрета об обложении селян натуральным налогом был внесен на заседании СНК 4 сентября 1918 г. СНК постановил передать проект декрета в комиссию в составе представителей комиссариатов: финансов, продовольствия, земледелия, государственного контроля и внутренних дел. В окончательном виде декрет был утвержден ВЦИКом 30 октября 1918 г. Однако, собрать натуральный налог не удалось из-за Гражданской войны и иностранной военной интервенции.
Налогообложение села заменилось системой продразверстки. Метод разверстания по губерниям был опробован еще царским и временным правительством в 1916-1917 гг., но встретил сопротивление и торговцев, и помещиков, и крестьян. С 1918 г. выполнение разверсточных заданий исполнялось силой. Продразверстка действовала с 1918 по 1921 г, и представляла собой насильственную конфискацию продовольствия у крестьян, которую трудно квалифицировать как налог. Первоначально продразверстка была введена во второй половине 1918 г. в нескольких губерниях. Но уже в начале 1919 г. Декретом СНК «О разверстке зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства, между производящими губерниями» от 11 января 1919 г. было установлено, что «все количество хлебов и чернового фуража, необходимое для удовлетворения государственных потребностей, разверстывается для отчуждения у населения... » [6, с. 293]. Для принудительного изъятия продовольствия собирались специальные продовольственные отряды, сформированные из рабочих. Была создана целая продовольственная армия, которой иногда приходилось вести настоящие бои за хлеб.
Крестьянам устанавливались нормы душевого потребления: 12 пудов зерна, 1 пуд крупы на год и т.д. Сверх этого, хлеб считался излишками и подлежал отчуждению. Распределение собранного продовольствия входило в обязанности Народного комиссариата продовольствия (НКП). В первую очередь снабжалась армия, а уже потом городское население, получавшее продовольствие по карточкам.
В начале продразверстка распространилась на хлеб и зернофураж, а в заготовительную кампанию 1919-1920 гг. охватила также картофель, мясо, а к концу 1920 г. почти все сельскохозяйственные продукты. В губерниях, на основе планового государст-
венного задания, определялся размер продразверстки по уездам, волостям, селениям, и даже по отдельным крестьянским хозяйствам. При этом должны были учитываться посевные площади под отдельными сельскохозяйственными культурами, их урожайность и установленные государством нормы потребления продуктов для сельского населения, а также потребности крестьянских хозяйств в семенах и фураже для скота. Крестьянам оставляли определенное количество продовольствия для питания, фураж для скота, и зерно для посева, все остальное подлежало изъятию по твердо установленным ценам. Так как деньги к тому времени фактически потеряли свое значение, то фактически продовольствие отчуждалось бесплатно. При проведении продразверстки строго соблюдался классовый принцип. Наибольшему обложению подвергались зажиточные хозяйства, но бедняцкие дворы не избежали общей участи. К этому времени налогообложение в городах практически прекратилось.
Проведение продразверстки привело к многочисленным негативным последствиям экономического и политического свойства. Наркомпродом единоличные хозяйства рассматривались лишь с позиции заготовок продовольствия. Разверстка на хлеб, мясо и др. продукты осуществлялась насильственным путем. Уполномоченные Наркомпрода заставляли сдавать государству не только излишки, но нередко и весь запас продуктов, предназначенных для содержания своих семей. Это нанесло колоссальный урон деревенскому хозяйству и сформировало устойчивые оппозиционные настроения к среде крестьянства.
Подобные факты свидетельствуют о массовом разрушении правосознания в России. Формирование на таком фоне новой системы права предопределило ее гипертрофированную идеологизацию и дальнейшее тоталитарное развитие государства.
Вместе с тем, изучение чрезвычайных налоговых и продовольственных мероприятий большевиков в годы военного коммунизма лишь с идейно-классовой точки зрения не является единственно правильным. Распределения, конфискации, запрет на спекуляцию — издавна известные меры для предотвращения голода. Подобная политика была неизбежна в сложившейся ситуации, иные меры не могли бы спасти власть от краха, а население от голодной смерти. За счет продразверстки государственная казна пополнялась на 80%.
Такие меры уже известны истории; как государственная программа они были применены в 1793-1794 гг.
во Франции. Конвент специальным декретом даже отменил семейный запас, и все продовольственные ресурсы республики превратились в общую собственность. Также примерами общегосударственных принудительных продовольственных мер служат военный коммунизм в Германии во время первой мировой войны, в Великобритании во время второй мировой войны. Государство царской России так же испытывало нехватку хлеба в начале 1917 г. И уже тогда предотвратить печальный исход царское правительство пыталось теми же мерами, что и во Франции. Воплотить же военный коммунизм в жизнь сумели большевики. Еще одним фактором, усложняющим продразверстку была «архаизация» русского крестьянства. Основными пахотными орудиями были деревянные сохи, треть крестьян не имела лошадей. Урожаи были самыми низкими в Европе.
Таковы общие предпосылки становления и развития налогового законодательства России в первые годы советской власти с учетом особенностей эконо-мическо-правового выживания государства в годы гражданской войны.
Литература
1. Декрет СНК РСФСР от 19 декабря 1917 г. «О расширении финансовых прав Петроградского городского общественного управления» // СУ РСФСР.
1917. № 11. Ст. 162.
2. Декрет СНК РСФСР от 29 декабря 1917 г. «О прекращении платежей по купонам и дивидендам» // СУ РСФСР. 1918. № 13. Ст. 185.
3. Декрет СНК РСФСР от 31 июля 1918 г. «О введении военно-конской повинности» // СУ РСФСР.
1918. № 55. Ст. ст. 610, 841.
4. Декрет СНК РСФСР от 10 ноября 1918 г. «О единовременных чрезвычайных революционных налогах, устанавливаемых местными советами депутатов» // СУ РСФСР. 1918. № 81. Ст. 846.
5. Декрет ВЦИК РСФСР от 3 ноября 1918 г. «О единовременном чрезвычайном десятимиллиардном революционном налоге» // СУ РСФСР. 1918. № 80. Ст. 841.
6. Декрет СНК РСФСР от 11 января 1919 г. «О разверстке зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства, между производящими губерниями» // Декреты Советской власти. М., 1968. Т. 4. С. 293.
7. Декрет СНК РСФСР от 11 января 1019 г. «О продовольственной разверстке» // Декреты Советской власти. М., 1968. Т. 4. С. 156.
8. Положение о рабочем контроле. Принято ВЦИК РСФСР от 14 ноября 1917 г. // СУ РСФСР. 1917. № 3. Ст. 35.
9. Загряцков М. Администратвиная юстиция и право жалобы // Право и жизнь. 1923. Кн. 4.
10. Загряцков М.Д. Административная юстиция и право жалобы: В теории и законодательстве. М., 1924.
11. Кудрявцев В., Трусов А. Политическая юстиция в СССР. М., Наука, 2000.
12. Кайнов В.И., Капустин А.А. Системный подход в методологии научных исследований в XX в. и его роль в развитии российского правоведения (исто-рико-правовой аспект) // Мир юридической науки. 2013. № 4-5. С. 70-81.
13. Ленин В.И. Доклад на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов // ПСС. Т. 36.
14. Ленин В.И. О задачах пролетариата в данной революции (Апрельские тезисы) // ПСС. Т. 35. С. 222.
15. Ленин В.И. Тезисы по продовольственному вопросу // ППС. Т. 36. С. 234.
16. Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2001.
17. Харченко К.В. Власть — Имущество — Человек: передел собственности в большевистской России 1917-1921 гг. М.: Русский двор, 2000.
18. История России XX в. М.: АСТ, 2001.
19. История отечественного государства и права: Учебник. В 2 ч. / Под ред. О.И. Чистякова. 3-е изд. Ч. 2. М.: Юрист, 2002.
20. История государства и права России: Учебник / Отв. ред. С.А. Чибирнен. М.: Былина, 2001.
21. История социалистической экономики СССР. В 7 т. Т. 1. М., 1976.
22. Национализация промышленности // МСЭ / Под ред. Н.Л. Мещерякова. Т. 5. М., 1930.
23. Экономическая жизнь. 1918. 27 дек. С. 1-3.
References
1. Dekret SNK RSFSR ot 19 dekabrya 1917 g. «O ras-shirenii finansovykh prav Petrogradskogo gorodskogo ob-shchestvennogo upravleniya» // SU RSFSR. 1917. № 11. St. 162.
2. Dekret SNK RSFSR ot 29 dekabrya 1917 g. «O prekrashchenii platezhey po kuponam i dividendam» // SU RSFSR. 1918. № 13. St. 185.
3. Dekret SNK RSFSR ot 31 iyulya 1918 g. «O vve-denii voyenno-konskoy povinnosti» // SU RSFSR. 1918. № 55. St. st. 610, 841.
4. Dekret SNK RSFSR ot 10 noyabrya 1918 g. «O edi-novremennykh chrezvychaynykh revolyutsionnykh nalo-
gakh, ustanavlivayemykh mestnymi sovetami deputatov» // SU RSFSR. 1918. № 81. St. 846.
5. Dekret VTSIK RSFSR ot 3 noyabrya 1918 g. «O edinovremennom chrezvychaynom desyatimilliard-nom revolyutsionnom naloge» // SU RSFSR. 1918. № 80. St. 841.
6. Dekret SNK RSFSR ot 11 yanvarya 1919 g. «O raz-verstke zernovykh khlebov i furazha, podlezhashchikh ot-chuzhdeniyu v rasporyazheniye gosudarstva, mezhdu proizvodyashchimi guberniyami» // Dekrety Sovetskoy vlasti. M., 1968. T. 4. S. 293.
7. Dekret SNK RSFSR ot 11 yanvarya 1019 g. «O pro-dovol'stvennoy razverstke» // Dekrety Sovetskoy vlasti. M., 1968. T. 4. S. 156.
8. Polozheniye o rabochem kontrole. Prinyato VTSIK RSFSR ot 14 noyabrya 1917 g. // SU RSFSR. 1917. № 3. St. 35.
9. Zagryatskov M. Administratvinaya yustitsiya i pravo zhaloby // Pravo i zhizn'. 1923. Kn. 4.
10. Zagryatskov M.D. Administrativnaya yustitsiya i pravo zhaloby: V teorii i zakonodatel'stve. M., 1924.
11. Kudryavtsev V., TrusovA. Politicheskaya yustitsiya v SSSR. M.: Nauka, 2000.
12. Kaynov V.I., Kapustin A.A. Sistemnyy podkhod v metodologii nauchnykh issledovaniy v XX v. i ego rol' v razvitii rossiyskogo pravovedeniya (istoriko-pravovoy aspekt) // Mir yuridicheskoy nauki. 2013. № 4-5. S. 70-81.
13. Lenin V.I. Doklad na I Vserossiyskom s"yezde predstaviteley finansovykh otdelov // PSS. T. 36.
14. Lenin V.I. O zadachakh proletariata v dannoy re-volyutsii (Aprel'skiye tezisy) // PSS. T. 35. S. 222.
15. Lenin V.I. Tezisy po prodovol'stvennomu vo-prosu // PPS. T. 36. S. 234.
16. Payps R. Sobstvennost' i svoboda. M., 2001.
17. Kharchenko K. V. Vlast' — Imushchestvo — Che-lovek: peredel sobstvennosti v bol'shevistskoy Rossii 1917-1921 gg. M.: Russkiy dvor, 2000.
18. Istoriya Rossii XX v. M.: AST, 2001.
19. Istoriya otechestvennogo gosudarstva i prava: Uchebnik. V 2 ch. / Pod red. O.I. Chistyakova. 3-e izd. Ch. 2. M.: Yurist, 2002.
20. Istoriya gosudarstva i prava Rossii: Uchebnik / Otv. red. S.A. Chibirnen. M.: Bylina, 2001.
21. Istoriya sotsialisticheskoy ekonomiki SSSR. V 7 t. T. 1. M., 1976.
22. Natsionalizatsiya promyshlennosti // MS-E / Pod red. N.L. Meshcheryakova. T. 5. M., 1930.
23. Ekonomicheskaya zhizn'. 1918. 27 dek. S. 1-3.
