CC BY
21
Тамбовцев Андрей Иванович,
кандидат юридических наук, доцент, пенсионер МВД России E-mail: bestcopat@mail.ru
Павличенко Николай Владимирович,
доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, главный научный сотрудник отдела изучения проблем истории органов внутренних дел научно-исследовательского центра, Академия управления МВД России, Российская Федерация, 125171, г. Москва, ул. Зои и Александра Космодемьянских, д. 8
ORCID 0000-0001-7889-4743
E-mail: pavlichenko.pro@mail.ru
Научная специальность: 12.00.12 — Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность (5.1.4. Уголовно-правовые науки)
УДК 343
DOI 10.24412/2072-9391-2022-363-137-144
Дата поступления: 4 апреля 2022 г.
Дата принятия статьи в печать: 15 сентября 2022 г.
Andrey Ivanovich Tambovtsev,
Candidate of Law, Associate Professor, Pensioner of the Ministry of the Interior of Russia E-mail: bestcopat@mail.ru
Nikolay Vladimirovich Pavlichenko,
Doctor of Law, Professor, Merited Lawyer of the Russian Federation,
Chief Researcher of the Department for the Study
of Problems of the History of the Internal Affairs
Bodies of the Research Center,
Management Academy of the Ministry
of the Interior of Russia,
Russian Federation, 125171, Moscow,
Zoi i Alexandra Kosmodemyanskikh St., 8
ORCID 0000-0001-7889-4743
E-mail: pavlichenko.pro@mail.ru
Scientific Specialty: 12.00.12 — Criminalistics; Forensic Work;
Operative Investigative Activity (5.1.4. Criminal Law Sciences)
Запрет на содействие оперативно-розыскным органам адвокатов: анахронизм или реальная необходимость
Prohibition on Assistance to the Operational-Investigative Bodies of Lawyers: Anachronism or a Real Necessity
Аннотация
Актуальность: ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» установила ряд требований и ограничений на привлечение в качестве конфидентов отдельных категорий лиц. Под эти ограничительные рамки попали адвокаты, священнослужители, полномочные представители официально зарегистрированных религиозных организаций и ряд других. Некоторые приведенные выше категории лиц обобщаются современными учеными единой терминологической конструкцией: «лица, обладающие профессиональной или иной тайной, разглашать которую они не вправе». Причем, в отличие от других категорий (судей,
Abstract
Relevance: Article 17 of Federal Law No. 144-FZ of August 12, 1995 "On Operational Investigative Activities" established a number of requirements and restrictions on attracting certain categories of persons as confidants. Lawyers, clergymen, authorized representatives of officially registered religious organizations and a number of others fell under these restrictive limits. Some of the above categories of persons are summarized by modern scientists with a single terminological construction: "persons who have a professional or other secret, which they have no right to disclose". Moreover, unlike other categories (judges, prosecutors and deputies), to whom information containing secrecy is often provided by their carriers forcibly, under
138
прокуроров и депутатов), которым сведения, содержащие тайну, предоставляются их носителями нередко вынужденно, под давлением обстоятельств или становятся известны из материалов (документов), с которыми они работают, адвокатам и священникам подобные сведения могут предоставляться совершенно добровольно и даже инициативно, что делает их весьма привлекательными кандидатами на содействие.
Цель: установить правовые ограничения на содействие оперативно-розыскным органам по контракту такой категории, как адвокаты, предложить законодательное решение указанного вопроса.
Методы: методологическую основу данного исследования составляет аксиологический подход. Решению исследовательской задачи способствовало использование общефилософских принципов диалектики и специальных методов познания: систематического, формально-юридического, социологического и др.
Выводы: авторы в процессе исследования констатируют, что применительно к оперативно-розыскной деятельности адвокатская тайна, которая в большей степени состоит в обладании личными тайнами доверителя, имеет приоритет по сравнению с иными видами личных тайн, ибо непосредственно вовлечена в процесс судопроизводства. Принимая данный постулат за аксиому, хотим сказать, что ограниченное вовлечение адвоката в оперативно-розыскную сферу правоотношений связано исключительно с предоставлением информации, которую ему доверил его клиент (доверитель), либо которая стала известна из других источников в ходе оказания клиенту юридической помощи и имеет отношение к нему. Во всех остальных случаях считаем «помощь» адвоката оперативно-розыскным органам допустимой и нормативно не ограниченной.
Ключевые слова: адвокат; тайна; содействие; оперативно-розыскная деятельность.
pressure of circumstances, or becomes known from the materials (documents) with which they work, lawyers and priests can be provided with such information completely voluntarily and even proactively, which makes them very attractive candidates for assistance.
Purpose: to establish legal restrictions on assistance to operational investigative bodies under a contract of such a category as lawyers, to propose a legislative solution to this issue.
Methods: the methodological basis of this study is an axiological approach. The solution of the research problem was facilitated by the use of general philosophical principles of dialectics and special methods of cognition: systematic, formal legal, sociological, etc.
Conclusions: in the course of the study, the authors state that in relation to operational investigative activities, attorney-client secrecy, which largely consists in the possession of the principal's personal secrets, has priority over other types of personal secrets, because it is directly involved in the judicial process. Taking this postulate as an axiom, we want to say that the limited involvement of a lawyer in the operational-investigative sphere of legal relations is solely related to the provision of information that his client (principal) entrusted to him, or which became known from other sources during the provision of legal assistance to the client and is relevant to him. In all other cases, we consider the "assistance" of a lawyer to the operational-investigative authorities permissible and not limited by the regulations.
Keywords: lawyer; secrecy; assistance; operational investigative activity.
Статья 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (далее — Закон об ОРД) установила ряд требований и ограничений на привлечение в качестве конфидентов отдельных категорий лиц. Под эти ограничительные рамки попали адвокаты, священнослужители, полномочные представители официально зарегистрированных религиозных организаций и ряд других. Исследование оснований и юридических границ запрета на их привлечение к содействию по контракту позволило авторам
прийти к интересным и весьма неожиданным выводам, которые мы сформулировали ниже в рамках данной статьи.
Изучение специальной литературы показывает, что некоторые приведенные выше категории лиц обобщаются современными учеными единой терминологической конструкцией: «лица, обладающие профессиональной или иной тайной, разглашать которую они не вправе». Причем, в отличие от других категорий (судей, прокуроров и депутатов), которым сведения, содержащие тайну, предоставляются
их носителями нередко вынужденно, под давлением обстоятельств или становятся известны из материалов (документов), с которыми они работают, адвокатам и священникам подобные сведения могут предоставляться совершенно добровольно и даже инициативно, что делает их весьма привлекательными кандидатами на содействие. Однако этот вывод преждевременен, что будет доказано далее.
Самый первый, самый главный и самый сложный, по нашему мнению, вопрос, возникающий при анализе детерминант этого запрета: почему при наличии целого ряда профессий, чьи представители по роду деятельности имеют доступ к личным тайнам граждан или являются носителями собственных профессиональных тайн, только эти категории указаны в представленной выше норме оперативно-розыскного закона? Если речь ведется о профессиях, представители которых по роду своей деятельности могут обладать профессиональной тайной (личной тайной их клиента, пациента, доверителя и т. п., доверенной им в связи с осуществлением ими своей профессиональной деятельности), которую они по профессиональным этическим или морально-нравственным нормам не могут разглашать, то почему не все представители подобных профессий вошли в созданный законодателем перечень? Особенно в свете того, что подобная профессиональная тайна в некоторых случаях охраняется не только морально-этическими нормами, но и совершенно конкретными статьями Уголовного кодекса Российской Федерации, а ее разглашение является уголовным преступлением и преследуется по закону.
Буквально еще 2—3 десятилетия назад количество охраняемых законом тайн, кроме «государственной», исчислялось единицами, причем часть из них была закреплена в Конституции. Однако жизнь не стоит на месте. Появляются новые виды общественных отношений, новые гражданские права, новые профессии и, соответственно, свойственные им новые виды тайн. Так, по заключению исследователей, на конец ХХ и начало XXI в. российское законодательство насчитывало более 40 видов тайн [5, с. 85], но уже к концу первой декады XXI в. их количество превысило 50 [6]. При этом следует признать, что количество категорий людей, имеющих прямую или опосредованную прикосновенность к самой тайне и являющихся ее носителями, может кратно превышать это количество.
И тут следует отчасти согласиться с авторами, которые с определенной долей негатива отмечают: «Каких только видов тайны не навыдумывали современные авторы: служебная, коммерческая, патентная, личная, семейная, государственная, банковская, профессиональная,
врачебная, тайна усыновления, тайна следствия, тайна судопроизводства и т. д. И процесс создания новых видов тайн активно продолжается. Очевидно, что ни к чему хорошему это не приведет» [1, с. 130]. Почему же согласиться стоит лишь отчасти? Потому что, по нашему мнению, при объективном существовании (и в том числе — при первичном появлении) отдельных видов тайн значимая доля этого социального процесса носит откровенно искусственный и популистский характер, на самом деле не обусловленный реальной потребностью индивида и общества хранить в тайне все те сведения, которым конъюнктурно придается статус очередной профессиональной или личной тайны человека и гражданина.
Примером подобного может являться абсолютно «свежая» инициатива рабочей группы Правительственного координационного центра по проведению Десятилетия детства в России по введению в правовой статус педагогических работников и иных специалистов, работающих в образовательной сфере, обязанности обеспечения конфиденциальности сведений в их профессиональной деятельности посредством законодательного закрепления понятия «педагогическая тайна» [4, с. 136].
Актуальность и целесообразность введения этого вида тайны в нашу жизнь и юридическое поле каждый читатель (а правоведы особенно) оценит самостоятельно. И тут возможна вполне позитивная оценка! Однако в данном и ему подобных случаях можно совершенно обоснованно утверждать о бесконечном наличии таких видов тайн, как, например, кондукторская, по-чтальонная, консьержная, покупательская, туристическая, пассажирская, парикмахерская, клиентская (в самом широком понимании значения этого слова) и т. п. Для каждого перечисленного представителя (или вида деятельности) можно придумать и обосновать секреты (тайны), не подлежащие разглашению: маршруты передвижений пассажира, перечень покупок, входящая корреспонденция, возможность тайного проведения генетического исследования остриженных волос для создания базы данных потенциальных доноров органов и тканей и пр.
И хотя данный аспект представляет самостоятельную научную проблему и не входит в сферу наших непосредственных научных интересов, мы убеждены, что рассматриваемый социально-правовой процесс уже прошел некую «точку невозврата» и со временем будет порождать все новые виды тайн, приводя к торможению и даже возможному коллапсу многих видов общественных отношений, основанных на обороте различных видов информации: медицинское обслуживание, торговля, коммуникации, использование произведений авторского пра-
140
ва и пр. Но каково же влияние и значение рассматриваемого социального института личных тайн на детерминацию рассматриваемых запретов в контексте нашей работы? Самое непосредственное!
Рассматриваемая нами коллизионная в своей основе правовая ситуация требует своего теоретического и практического разрешения. С одной стороны, абсолютно логичным и закономерным представляется вывод о необходимости законодательного расширения (пополнения) данного перечня ст. 17 Закона об ОРД и внесение в него если и не абсолютно всех категорий лиц, обладающих информацией о частной жизни граждан, то по крайней мере представителей наиболее распространенных профессий, по роду деятельности оперирующих чужими тайнами и обязанными хранить их: врачи, журналисты, нотариусы, страховые агенты, банковские служащие и др. При этом аргументация необходимости внесения в закон каждого конкретного вида тайны должна быть более чем убедительной, а механизмы и основания легитимного истребования (получения) информации, ее содержащей, — действенны, «прозрачны» и обоснованы. Хотя актуальность и действительная социальная обусловленность многих видов тайн отражена в действующей редакции Конституции Российской Федерации и «профильных» федеральных законах, а также рассмотрена в многочисленных работах наших коллег-правоведов [2; 3; 7—10], тем не менее внесение их в перечень потребует отдельного формально-юридического доказательства такой необходимости. Как нами ранее уже утверждалось, попытка составления всеобъемлющего перечня категорий лиц, подпадающих под данный законодательный запрет, изначально бесперспективна, обречена на провал и на внесение многочисленных последующих дополнений. В то же время синтез нормы (терминологической конструкции), позволившей бы кратко, но полностью обобщить все категории, представляется не менее сложной задачей для правотворцев.
С другой стороны, авторы как опытные оперативные сотрудники и юристы, понимающие немедленные и отдаленные последствия расширения перечня, отдают себе полный отчет в стратегической опасности и возможных негативных последствиях подобного законодательного шага и для уголовного судопроизводства (особенно на его начальных, до возбуждения уголовного дела, этапах), и для оперативно-розыскной деятельности в целом, что фактически может означать конец такого важнейшего и незаменимого направления оперативно-розыскной деятельности, как негласное содействие. Или как минимум — серьезное его ослабление,
по крайней мере — кадровое! К тому же мы считаем, что законодательное закрепление подобного перечня породит очередную конкуренцию норм и деградацию не только вышерасс-мотренных аспектов оперативно-розыскной деятельности, но и вообще института официального истребования информации правоохранительными органами как в рамках осуществления оперативно-розыскной деятельности, так и в рамках сугубо уголовно-процессуальной деятельности.
В связи с этим само наше предположение о возможности расширения перечня является для нас тяжелым, но обдуманным и вынужденным шагом, не революционным призывом к немедленному радикальному действию, а лишь робкой научной гипотезой по оптимизации правового регулирования оперативно-розыскной деятельности и содействия как ее неотъемлемой части, очередной попыткой (призывом) еще раз обратить внимание на имеющуюся проблему и инициировать серьезную научную дискуссию о путях ее решения. В настоящее же время данная дилемма нам представляется не имеющей действенного механизма разрешения и нуждающейся в дальнейшей теоретической разработке.
Рассуждая далее о детерминантах рассматриваемого запрета, мы предполагаем, что вероятными основаниями для включения именно этих категорий в перечень ст. 17 Закона об ОРД могут являться следующие.
Во-первых, степень вовлеченности лица (категории) в сферу уголовного судопроизводства. Полагаем, что адвокат как участник уголовного процесса (административного, гражданского, арбитражного и иного судопроизводства), а в некоторых случаях участник досудебных (до возбуждения уголовного дела) стадий судопроизводства находится вне всякой конкуренции. Однако относимость рассматриваемой детерминанты к категории священнослужителей и полномочных представителей религиозных объединений нам представляется недостаточно обоснованной. Не имея официального пояснения (толкования) данной нормы законодателем, мы можем лишь рассуждать об обоснованности его решения. Считаем, что участие священнослужителей и полномочных представителей религиозных объединений в судопроизводстве (предварительных проверках, расследовании уголовных дел и пр.) не сравнимо с тем, какое количество иных категорий лиц (не считая уже упомянутых адвокатов), обладающих профессиональной тайной, вовлечены в сферу правоохраны — врачи, ежедневно обслуживающие жертв насильственных преступлений и несчастных случаев; нотариусы, составляющие и заверяющие документы о граж-
данско-правовых актах граждан, в том числе связанные с определенными противоправными действиями вовлеченных лиц; юристы и бухгалтеры кредитно-финансовых и производственных предприятий и организаций и многие другие. Однако по непонятным причинам эти категории не попали в перечень. Кроме того, профессиональной информацией о личной жизни лица совершенно легитимно могут обладать и иные представители правоохранительных ведомств — следователи, участковые уполномоченные, оперативные сотрудники, а также многочисленные работники организаций социальной сферы.
Во-вторых, приоритетность профессиональной тайны (вида тайны личной жизни, ставшей известной представителю профессии). На наш субъективный взгляд, адвокатская тайна (заключающаяся в основном в обладании личными тайнами доверителя, являющегося участником уголовного процесса) имеет существенный приоритет по сравнению с любыми иными видами личных тайн, ибо непосредственно вовлечена в процесс судопроизводства и в том числе в сферу оперативно-розыскной деятельности. Учитывая, что доверяется она человеку, призванному защищать своего клиента на всех стадиях уголовного судопроизводства и в условиях, когда ее разглашение может иметь критически (фатально) важное значение для дальнейшей судьбы подзащитного. Не вызывает особых сомнений и значимость тайны исповеди как одного из самых «закрытых» канонических религиозных таинств, что обосновывает запрет на привлечение к сотрудничеству священнослужителей (и приравненных к ним представителей официально зарегистрированных религиозных объединений).
Рассматривая далее запрет Закона об ОРД на привлечение к негласному содействию на контрактной основе адвокатов, считаем необходимым указать на весьма своеобразное правовое регулирование особого статуса адвокатов. Прежде всего удивляет парадоксальная позиция законодателя при формулировании (дублировании) данной нормы «общего» Закона об ОРД в «специальном» Федеральном законе от 10 января 1996 г. № 5-ФЗ «О внешней разведке»1 (далее — Закон о внешней разведке). Часть 3 ст. 17 «Содействие граждан органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность» Закона об ОРД гласит буквально следующее: «Органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается использовать конфиденциальное содействие по контракту...адвокатов...».
1 О внешней разведке: Федеральный закон от 10 января 1996 г.
№ 5-ФЗ // Рос. газ. 1996. 17 янв.
Но в то же самое время ст. 19 «Лица, оказывающие конфиденциальное содействие органам внешней разведки Российской Федерации» Закона о внешней разведке декларирует почти аналогичный запрет, но уже в другой редакции: «Органы внешней разведки Российской Федерации не вправе обращаться за конфиденциальным содействием к членам Совета Федерации, депутатам Государственной Думы, депутатам законодательных (представительных) органов субъектов Российской Федерации, судьям судов Российской Федерации и прокурорам всех уровней в Российской Федерации, священнослужителям и полномочным представителям официально зарегистрированных в Российской Федерации религиозных организаций». Очевидно, что в Законе о внешней разведке вообще нет категории «адвокат» в перечне тех, кого запрещено привлекать к конфиденциальному содействию. Более того, обращаем внимание на то, что запрет в Законе о внешней разведке вообще не упоминает контракт, а говорит о конфиденциальном содействии как таковом, без какого-либо акцента на его виде (контрактное или бесконтрактное), что само по себе несомненно шире конфиденциального содействия по контракту.
Отсутствие адвокатов среди категорий лиц, которых органам внешней разведки запрещено привлекать к конфиденциальному содействию, хотя теоретически и расширяет полномочия органов внешней разведки, но прямо противоречит предписанию ст. 17 Закона об ОРД, субъектом которой органы внешней разведки (далее — СВР) являются. Фактически норма «специального» Закона о внешней разведке выходит за правовые границы нормы «общего» Закона об ОРД, чего в принципе быть не должно, так как норма «специального» закона должна «подчиняться» (не выходить за правовые рамки) нормы «общего» закона! Учитывая, что Закон об ОРД 1995 г. и Закон о внешней разведке 1996 г. являются фактически «ровесниками», вызывает недоумение, почему за 25 лет существования и конкуренции этих законов законодателями не были внесены соответствующие изменения в оба закона, устраняющие их внутренние недостатки (хотя бы в рассматриваемой части) и имеющуюся конкуренцию норм. Если гипотетически предположить отсутствие Закона об ОРД с его запретами и руководствоваться нормами Закона о внешней разведке, то следует признать легитимным привлечение адвокатов к любым видам содействия и истолковывать норму как допускающую сотрудничество на контрактной основе адвокатов с органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность. Однако в данном предполагаемом случае в очередной раз возникает темпоральная коллизия норм законов одного
142
юридического статуса — Закона о внешней разведке и Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»2 (далее — Закон об адвокатуре), которая решается применением нормы более «свежего» по времени закона. Таковым в данном случае является Закон об адвокатуре, согласно положениям которого привлечение адвоката к содействию представляется недопустимым (как минимум — спорным), о чем будет сказано далее.
Продолжая исследование категории «адвокаты» из запрета ст. 17 Закона об ОРД и признавая, что он обусловлен владением чужой тайной, считаем необходимым рассмотреть где и как еще находит свое юридическое закрепление адвокатская тайна. Часть 1 ст. 8 «Адвокатская тайна» Закона об адвокатуре определяет адвокатской тайной «любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю». Ключевым моментом в этом положении правовой нормы является исключительная относимость сведений, которыми обладает адвокат, к факту оказания им юридической помощи конкретному лицу. Норма категорично определяет, что это не любая информация, которой владеет адвокат, а лишь та, которую ему доверил его клиент (доверитель), либо которая стала известна из других источников в ходе оказания клиенту юридической помощи и имеет отношение к нему.
Дословное толкование данной нормы предполагает один важный момент — оказание юридической помощи. Между адвокатом и доверителем должен быть заключен соответствующий договор (соглашение) со всеми свойственными формальными атрибутами. Другими словами — не любой разговор с адвокатом является оказанием им юридической услуги! Часть 2 этой же статьи гласит, что «адвокат не может быть вызван и допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с обращением к нему за юридической помощью или в связи с ее оказанием». Таким образом, в своей совокупности эти статьи формируют запрет на допрос (следственное действие) адвоката в качестве конкретного участника процесса — свидетеля и совершенно по конкретному вопросу. Полагаем, что допрос по иным вопросам никак данной нормой не ограничивается.
Обращаем внимание на то, что форма изложения данной нормы Закона об адвокатуре адресует ее не адвокату, а «некоему должностному лицу, наделенному правом вызова и допроса», то есть фактически — следователю, дея-
2 Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации: Федеральный закон от 31 мая 2002 г. № бЗ-ФЗ // Рос.
тельность которого, прежде всего, регламентирована Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации (далее — УПК РФ), а не Законом об адвокатуре, хотя последний и не противоречит УПК РФ в рассматриваемой части. Статья 56 «Свидетель» УПК РФ в принципе аналогична ч. 2 ст. 8 «Адвокатская тайна» и запрещает допрос «адвоката, защитника подозреваемого, обвиняемого — об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с обращением к нему за юридической помощью или в связи с ее оказанием».
Запреты обоих законов (и УПК РФ, и Закона об адвокатуре) носят очевидный процессуальный характер и касаются исключительно следственного действия «допрос в качестве свидетеля». При этом абсолютное большинство исследователей не возражают против того, что адвокат может быть допрошен в общем процессуальном порядке по любым иным обстоятельствам, при этом выступая в качестве обычного свидетеля по уголовному делу.
Кроме того, Конституционный Суд Российской Федерации в своем определении от б марта 2003 г. № 108-О о конституционности ст. 56 УПК РФ констатировал, что «данная норма также не служит для адвоката препятствием в реализации права выступить свидетелем по делу при условии изменения впоследствии его правового статуса и соблюдения прав и законных интересов лиц, доверивших ему информацию»3, что, по нашему мнению, равноприменимо и к негласному получению информации в оговоренных условиях.
Еще более расширенно запрет на привлечение адвокатов к сотрудничеству по контракту формулирует ст. 18 «Гарантии независимости адвоката» Закона об адвокатуре. Часть 3 данной статьи без указания конкретного субъекта (то есть в целом) запрещает кому бы то ни было «истребование от адвокатов, а также от работников адвокатских образований, адвокатских палат или Федеральной палаты адвокатов сведений, связанных с оказанием юридической помощи по конкретным делам». Опять очевидна «субъектная безадресность» нормы, относящая ее к неограниченному числу лиц совершенно любых категорий. В данном случае норму следует истолковывать не только в процессуальном значении (как запрет на допрос), но и в обобщенном значении самой возможности требования указанной информации, в том числе и в рамках осуществления оперативно-розыскной деятель-
газ. 2002. 5 июня.
3 Определение Конституционного Суда РФ от б марта 2003 г. № 108-О по жалобе гражданина Цицкишвили Гиви Важевича на нарушение его конституционных прав пунктом 2 части третьей статьи 56 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
ности вообще и содействия в частности, то есть аналогично норме ст. 17 Закона об ОРД.
Очень интересным и важным нам представляется акцент — «адвокаты и работники адвокатских образований, адвокатских палат или Федеральной палаты адвокатов» в перечне лиц рассматриваемой статьи Закона об адвокатуре. Несомненно, данная лексическая конструкция является более широкой, нежели краткое упоминание «адвокаты» в запрете ст. 17 Закона об ОРД. Однако вызывает определенное сомнение, что именно (какие категории работников) законодатель понимает под термином «работники адвокатских образований, адвокатских палат или Федеральной палаты адвокатов». Учитывая, что эти образования имеют достаточно большое количество иного, кроме адвокатов, персонала, в том числе — вспомогательного (в соответствии с ч. 2 ст. 3 Кодекса профессиональной этики адвоката от 31 января 2003 г.4 — помощники адвокатов, стажеры адвокатов и иные сотрудники), следует объективно признать, что далеко не все из них допущены к ведению именно адвокатской деятельности (то есть официальному оказанию юридической помощи в ее полном объеме), а значит прямо не связаны с личной тайной доверителя, то есть фактически не попадают под рассматриваемую детерминанту запрета. С одной стороны, данная норма отчасти конкретизирует запрет ст. 17 Закона об ОРД, но, с другой — дополнительно вносит новые термины, допускающие чрезмерно вольное и широкое их толкование. Согласитесь, что понятие «иные сотрудники» может охватывать собой абсолютно весь персонал, работающий в некоем адвокатском образовании, — делопроизводители, секретари-референты, курьеры и пр., в сущности не являющиеся адвокатами.
Следующим «сторонним» (помимо Закона об ОРД) источником запрета является п. 3.1 ст. 9 Кодекса профессиональной этики адвоката, ко-
4 Кодекс профессиональной этики адвоката (принят первым Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 г. [Электронный ресурс]. URL: https://fparf.ru/documents/fpa-rf/documents-of-the-congress/the-code-of-professional-ethics-of-lawyer/ (дата обращения: 12.02.2021).
торый гласит, что «сотрудничество с органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, в ходе осуществления адвокатской деятельности несовместимо со статусом адвоката». И если запрет ст. 17 Закона об ОРД адресован органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность (а фактически и непосредственно — сотрудникам оперативных подразделений), то в данном случае норма Кодекса профессиональной этики адвокатов определяет внутрикорпоративную морально-нравственную невозможность (недопустимость) указанных действий, очевидно предполагая в случае нарушения данного предписания лишение нарушителя статуса адвоката. При этом Кодекс оперирует термином «сотрудничество», а не более общим термином «содействие», что с некой долей условности можно расценивать как недопустимость содействия именно на контрактной основе. Хотя не исключено и скорее всего наиболее вероятно самое общее понимание законодателем данного термина. Однако в отсутствие более детального изложения указанной статьи Кодекса и ее комментариев, наши рассуждения об истинном значении используемой терминологии остаются лишь персональной точкой зрения авторов.
Таким образом, мы можем констатировать тот факт, что применительно к оперативно-розыскной деятельности адвокатская тайна, которая в большей степени состоит в обладании личными тайнами доверителя, имеет приоритет по сравнению с иными видами личных тайн, ибо непосредственно вовлечена в процесс судопроизводства. Принимая данный постулат за аксиому, хотим сказать, что ограниченное вовлечение адвоката в оперативно-розыскную сферу правоотношений связано исключительно с представлением информации, которую ему доверил его клиент (доверитель), либо которая стала известна из других источников в ходе оказания клиенту юридической помощи и имеет отношение к нему. Во всех остальных случаях считаем «помощь» адвоката оперативно-розыскным органам допустимой и нормативно не ограниченной.
Список литературы:
References:
1. Атаманов Г. А. О законодательстве Россий- 1. ской Федерации в области защиты различного вида тайн и необходимости его корректировки // Право и безопасность. 2011. № 3-4.
2. Бегичев А. В. Нотариат: учебник для бака- 2. лавров. Москва, 2018.
3. Говенко Ю. А. Уголовно-правовая охрана 3.
тайны частного характера: автореф. дис. . канд. юрид. наук. Волгоград, 2008.
Atamanov G. A. O zakonodatel'stve Rossijskoj Federacii v oblasti zashchity razlichnogo vida tajn i neobhodimosti ego korrektirovki // Pravo i bezopasnost'. 2011. № 3-4. Begichev A. V. Notariat: uchebnik dlya bakalav-rov. Moskva, 2018.
Govenko Yu. A. Ugolovno-pravovaya ohrana ta-jny chastnogo haraktera: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk. Volgograd, 2008.
4. Камалова Г. Г. Правовое обеспечение конфиденциальности информации в образовательной сфере: к дискуссии о педагогической тайне // Аграрное и земельное право. 2020. № 2 (182).
5. Лопатин В. Н. Правовая охрана и защита служебной тайны // Государство и право. 2000. № 6.
6. Лукацкий А. Виды тайн в Российском законодательстве. URL: www.lukatsky.blogspot. com/2009/09/blog-post_03.html (дата обращения: 15.12.2020).
7. Меркулова С. Н. Уголовно-правовая охрана профессиональной тайны: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2007.
8. Папеева К. О. Институт медицинской тайны как объект уголовно-правовой охраны: автореф. дис. . канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2006.
9. Токарев С. И. Налоговая тайна в современных условиях налогового администрирования: монография. Санкт-Петербург, 2019.
10. Шашков В. П. Актуальные проблемы использования материалов журналистского расследования следователем в ходе производства по уголовным делам: дис. ... канд. юрид. наук. Калининград, 2008.
4. Kamalova G. G. Pravovoe obespechenie konfidencial'nosti informacii v obrazovatel'noj sfere: k diskussii o pedagogicheskoj tajne // Agrarnoe i zemel'noe pravo. 2020. № 2 (182).
5. Lopatin V. N. Pravovaya ohrana i zashchita sluz-hebnoj tajny // Gosudarstvo i pravo. 2000. № 6.
6. Lukackij al. Vidy tajn v Rossijskom zakonodatel'stve. URL: www.lukatsky.blogspot. com/2009/09/blog-post_03.html (data obrash-cheniya: 15.12.2020).
7. Merkulova S. N. Ugolovno-pravovaya ohrana professional'noj tajny: avtoref. dis. ... kand. yu-rid. nauk. Nizhnij Novgorod, 2007.
8. Papeeva K O. Institut medicinskoj tajny kak ob"ekt ugolovno-pravovoj ohrany: avtoref. dis. . kand. yurid. nauk. Nizhnij Novgorod, 2006.
9. Tokarev S. I. Nalogovaya tajna v sovremennyh usloviyah nalogovogo administrirovaniya: mon-ografiya. Sankt-Peterburg, 2019.
10. Shashkov V. P. Aktual'nye problemy ispol'zovaniya materialov zhurnalistskogo rassledovaniya sledovatelem v hode proizvod-stva po ugolovnym delam: dis. ... kand. yurid. nauk. Kaliningrad, 2008.
Для цитирования:
For citation:
Тамбовцев Андрей Иванович, Павличен-ко Николай Владимирович. Запрет на содействие оперативно-розыскным органам адвокатов: анахронизм или реальная необходимость // Труды Академии управления МВД России. 2022. № 3 (63). С. 137-144.
Tambovtsev Andrey Ivanovich, Pavlichenko Nikolay Vladimirovich. Prohibition on Assistance to the Operational-Investigative Bodies of Lawyers: Anachronism or a Real Necessity // Proceedings of Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2022. № 3 (63). P. 137-144.
144
