CC BY
0
Вестник ПСТГУ
Серия II: История. История Русской Православной Церкви.
Грачева Юлия Евгеньевна, канд. ист. наук, доцент кафедры истории России Историко-филологического факультета ПСТГУ
Россия, г. Москва g.yuliya@mail.ru https://orcid.org/0000-0002-2220-9361
2023. Вып. 112. С. 119-141
DOI: 10.15382/sturII2023112.119-141
Записка Г. Ф. Паррота императору Николаю I об основании Профессорского института:
ИССЛЕДОВАНИЕ, ПУБЛИКАЦИЯ ИСТОЧНИКА Ю. Е. Грачева
Аннотация: В статье исследуется деятельность академика Георга Фридриха Паррота, связанная с зарождением Профессорского института в Дерпте. Паррот в течение долгого времени сам был профессором Дерптского университета и хорошо понимал необходимость подготовки национальной профессуры для университетов Российской империи. Вопросы народного просвещения оказались центральной темой в переписке Г. Ф. Паррота как с императором Александром I, так и с императором Николаем I. Именно Паррот стал автором записки «Mémoire sur les universités de l'interieur de la Russie», основная идея которой была воплощена в учрежденном в 1827 г. учебном заведении, призванном подготовить отечественных профессоров. Николай I в общих чертах поддержал проект Паррота, даже несмотря на то что в Комитете по устройству учебных заведений проект вызвал неоднозначные оценки. Записка Паррота впервые полностью публикуется и вводится в научный оборот на французском языке (языке оригинала) и в переводе на русский язык. Уточнено местонахождение подлинника записки — в фонде Комитета по устройству учебных заведений и копии — в фонде Департамента народного просвещения. Анализ научных трудов, посвященных организации и первоначальной деятельности Профессорского института, показал, что исследователи в основном обращались к опубликованным еще в конце XIX в. документам Комитета, а не к подлиннику записки Паррота. Автор приходит к выводу, что публикация и полноценное введение в научный оборот текста проекта академика Г. Ф. Паррота станет важным вкладом в историю Дерптского Профессорского института, университетскую историю, а также историю высшего образования Российской империи.
Ключевые слова: академик Г. Ф. Паррот, император Николай I, Дерптский Профессорский институт, Комитет по устройству учебных заведений, профессор, университет.
Профессорский институт в Дерпте был создан в 1827 г. для централизованной подготовки профессоров российских университетов. По замечанию А. Е. Иванова, за десять лет институт смог воспитать из «природных россиян» плеяду
© Грачева Ю. Е., 2023.
* Выражаю искреннюю признательность проф. А. Ю. Андрееву за ценные советы при написании статьи и помощь в переводе французского текста источника.
молодых профессоров европейского класса, которые успешно действовали на академическом пространстве не только первой, но и второй половины XIX в.1 Мысль же о необходимости ускорить подготовку научно-педагогической смены для университетов, чтобы «дать русской нации подлинно национальные университеты», была озвучена императору Николаю I академиком Г. Ф. Парротом.
Георг Фридрих Паррот (1767—1852) — первый ректор Дерптского университета, занимавший в университете в течение 25 лет кафедру физики. В конце 1825 г. Паррот подал прошение об отставке со званием заслуженного профессора, и вскоре император Николай I удовлетворил это прошение, назначив ему пенсию2. 26 апреля 1826 г. Паррот был избран ординарным академиком Академии наук по части механики твердых и жидких тел (а 17 июля того же года утвержден в этом звании императором) и еще до 1840 г. продолжал активную научную деятельность в столице3.
Вопросы народного просвещения занимали Паррота на протяжение всей его жизни и были одной из центральных тем в переписке между ним и императором Александром I4. Неслучайно именно эта тема стала началом эпистолярного общения и с императором Николаем. Но, в отличие от Александра I, который приглашал Паррота в свой кабинет и иногда отвечал своему другу, Николай I с Парротом ни разу не виделся, а вся переписка велась через доверенных лиц.
Знакомство Николая I с мнениями Паррота началось с лета 1826 г., когда к молодому императору попал анонимный текст, озаглавленный "Coup d'œuil moral sur les principes actuels de l'instruction publique", который на самом деле представлял собой подлинник записки Паррота, приложенной к одному из его последних писем к Александру I от 22 февраля 1825 г. Записка была передана министру народного просвещения А. С. Шишкову, который уверил Николая I, что решением озвученных в ней проблем народного образования должен как раз заняться недавно созданный Особый комитет для устройства учебных заведений5.
17 февраля 1827 г. президент Академии наук С. С. Уваров передал Парроту просьбу Николая I высказать свое мнение по ряду вопросов, связанных с некоей близкой академику темой (ее точная формулировка неизвестна)6. Паррот ответил на письмо в тот же день, и, по его собственным словам, «дело казалось закончен-
1 См.: Иванов А. Е. Ученое достоинство Российской империи. XVIII — начало XX века. Подготовка и научная аттестация профессоров и преподавателей высшей школы. М., 2016. С. 146-147, 191.
2 См.: Всеподданнейший доклад А. С. Шишкова, утвержденный 26 января 1826 г. // РГИА. Ф. 744. Оп. 1. Д. 14. Л. 90-91.
3 См.: Всеподданнейший доклад А. С. Шишкова, утвержденный 17 июля 1826 г. // РГИА. Ф. 744. Оп. 1. Д. 14. Л. 134-135.
4 См.: Андреев А. Ю. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота (1802-1825) как источник по изучению политических реформ в Российской империи // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История РПЦ. 2019. Вып. 89. С. 67-82.
5 См.: О двух рукописях: Проект нового Устава Ришельевского Лицея и Coup d'œuil moral sur les principes actuels de l'instruction publique // РГИА. Ф. 737. Оп 1. Д. 17. Среди бумаг Паррота сохранился черновик записки, что позволяет с уверенностью приписывать ему авторство текста. Ответ на вопрос, знал ли император, кто автор записки, остается открытым.
6 Об этом мы знаем из подлинного ответного письма Г. Ф. Паррота императору Николаю I от 13 апреля 1827 г. (ГА РФ. Ф. 109. Оп. 2. Д. 117. Л. 1).
ным». Однако через два месяца Паррот решил напомнить о себе и передал на суд императора две записки: «О духе народного образования» и «О книжной цензуре», на создание которых явно повлияли деятельность нового министра просвещения А. С. Шишкова и принятие им Устава о цензуре. Письмо и записки были благосклонно приняты императором, который поручил А. Х. Бенкендорфу «засвидетельствовать свое благоволение», а также разрешил продолжить «представлять развитие своих идей по предметам, которые в том или ином отношении могли бы представлять интерес для публичного управления»7. Паррот не заставил себя долго ждать и 3 мая отправил монарху новое письмо, приложив к нему уже не общие рассуждения о народном образовании (как в записке от 13 апреля), а детально разработанный план по подготовке профессоров для университетов внутренней части Российской империи, озаглавленный "Mémoire sur les universités de l'interieur de la Russie", который стал основой для учреждения Профессорского института8.
Ознакомившись с текстом записки, Николай I поручил рассмотреть ее в Комитете по устройству учебных заведений9, куда она была передана статс-секретарем императора и товарищем министра народного просвещения Д. Н. Блудовым. 3 сентября члены Комитета обсудили проект Паррота и высказали совершенно противоположные мнения о необходимости его осуществления. Так, например, граф С. Г. Строганов считал идею Паррота «оскорбительной для народной чести», тогда как академик А. К. Шторх и Д. Н. Блудов — основательной и полной «весьма хороших мыслей». Окончательное решение о возможности и необходимости создать для будущей русской профессуры благоприятные условия по подготовке при Дерптском университете и за границей должен был принять император, которому все собранные мнения во всеподданнейшем докладе изложил министр народного просвещения10. Николай I внимательно ознакомился с представленными документами и вынес решение: «Чтоб были Университеты у нас по делу, а не по одному названию, как ныне, нужно: 1. Уставы. 2. Профессоры. 3. Студенты. <...> Профессоры есть достойные, но их немного, и нет им наследников; их должно готовить; и для сего лучших студентов, человек двадцать, послать на два года в Дерпт и потом в Берлин или Париж, и не одних, а с надежным начальником на два же года; все сие исполнить немедля»11. Таким образом, в общих чертах проект Паррота был одобрен, детали же министру народного просвещения предстояло обсудить с членами Главного правления учи-
7 Письмо А. Х. Бенкендорфа Г. Ф. Парроту от 25 апреля 1827 г. // ГА РФ. Ф. 109. Оп. 2. Д. 117. Л. 6.
8 См.: Письмо Г. Ф. Паррота императору Николаю I от 3 мая 1827 г. // ГА РФ. Ф. 109. Оп. 2. Д. 117. Л. 7-7 об.
9 Стоит отметить, что Паррот живо интересовался деятельностью Комитета, членами которого были его хорошие знакомые — академик А. К. Шторх и попечитель Дерптского университета светлейший князь К. А. Ливен. Отправляя записку императору, он выражал надежду, что «если она будет иметь счастье получить Ваше августейшее одобрение, то, естественно, будет обсуждаться в Комитете, который Ваше Императорское Величество назначил для реформирования этих университетов. Смею заметить, что мое присутствие будет необходимо для этого обсуждения». Но, конечно, на заседание Комитета его не пригласили.
10 РГИА. Ф. 737. Оп. 1. Д. 151. Л. 88-106.
11 Там же. Л. 95.
лищ. Интересно отметить, что для рассмотрения записки Паррота в Правлении министр выбрал из резолюции только одну, результативную часть про профессоров, опустив мнение императора об уставах и студентах. Итак, 12 октября 1827 г., день написания императором Николаем I резолюции на докладе министра, стал днем рождения Профессорского института.
О записке Г. Ф. Паррота впервые стало известно в 1875 г., когда в «Сборнике постановлений по Министерству народного просвещения» был опубликован ряд документов, касающихся основания и дальнейшего функционирования Профессорского института: выписка из журнала XXIV заседания Комитета по устройству учебных заведений с упоминанием французского названия записки Паррота и ее кратким пересказом; предложение А. С. Шишкова членам Главного правления училищ с частью резолюции императора; всеподданнейшая докладная записка министра об избрании студентов для приготовления их в профессоры; дальнейшие распоряжения по учреждению Профессорского института12. К сожалению, эта публикация привела к сохраняющейся до сих пор путанице с датой основания Института, которую в историографии стали считать не по дате вынесения резолюции 12 октября, а по дате внесения в Правление предложения министра об избрании студентов для приготовления их в профессоры (14 октября).
Первое научное исследование этих документов принадлежит Г. К. Шми-ду, библиотекарю Департамента народного просвещения в 1872—1912 гг., автору известного труда «История средних учебных заведений в России», работа которого о Профессорском институте была написана на немецком языке и, видимо, поэтому в историографии почти не использовалась13. Исследование Шмида можно с полным правом назвать основополагающим по данному вопросу, поскольку оно было основано на архивных документах министерства, и в нем был детально проанализирован процесс обсуждения записки Паррота в Комитете по устройству учебных заведений, набор студентов и подготовка к открытию Института. Именно он впервые (и до сих пор единственный раз!) процитировал еще одну часть резолюции императора Николая I на всеподданнейшей докладной записке А. С. Шишкова от 12 октября 1827 г., которая не попала в «Сборник постановлений». Но результаты работы Шмида полностью так и не вошли в научный оборот, поскольку в публикациях Ф. Бинемана14, в трудах С. В. Рожде-
12 См.: Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 2: Царствование императора Николая I. 1825-1855. СПб., 1875-1876. С. 95-101, 107-111, 131-135, 662-668.
13 См.: Schmid G. Das Professoren-Institut in Dorpat: 1827-1838 // Russische Revue. 1881. Heft 8. S. 136-166.
14 Bienemann Fr. Ein Freiheitskampfer unter kaiser Nicolaus I: Briefe von Georg Friedrich Parrot // Deutsche Revue über das gesamte nationale Leben der Gegenwart. 1895. № 1. С. 100-114; № 2. С. 224-235. Остзейский историк и публицист Фридрих Бинеман имел доступ к черновикам писем Г. Ф. Паррота Николаю I, выдержки из которых и приводит в своей статье, но кроме упоминания о поданном императору меморандуме об университетах внутренней части России тема народного просвещения в публикации отсутствует. Работа Бинемана была отреферирована и переведена на русский язык М. Мардарьевым, но, к сожалению, и русский перевод оказался с ошибками (и Бинеман, и Мардарьев ошибаются в должности С. С. Уварова, называя его куратором Петербургского университета). Письма и записки Георга-Фридриха Паррота императорам Александру I и Николаю I // Русская старина. 1895. № 4. С. 191-219;
ственского15 и даже в фундаментальной работе Е. В. Петухова16 проанализированные исследователем документы не были использованы.
В историографии последней трети XX в. деятельность Профессорского института рассматривалась как важный этап в развитии международных научных связей. В связи с этим необходимо было изучить организацию учебного процесса в Дерпте, заграничные стажировки воспитанников Института, процесс присвоения выпускникам ученых степеней и возвращение их в родные университеты. Работа в историческом архиве позволила старшему научному сотруднику Э. С. Паиной обогатить свое исследование ранее неизученными документами из фонда Департамента народного просвещения17, однако и в ее статье присутствуют досадные ошибки (так, например, автор путает дату подачи проекта Паррота императору с датой его обсуждения в Комитете по устройству учебных заведений, а дату учреждения Профессорского института отодвигает на несколько месяцев). Показать важную роль посредника между российскими и западноевропейскими научными центрами, которую взял на себя Дерптский университет (а вместе с ним и Профессорский институт), смог эстонский историк В. Э. Та-мул в своей кандидатской диссертации18. И Паина, и Тамул подчеркивали, что именно идея Г. Ф. Паррота легла в основу создания в Дерпте базы для подготовки русских профессоров, но детально анализировать записку академика не стали. Современные российские ученые в трудах по истории высшего образования в Российской империи ограничились упоминанием имени Паррота и французским названием его проекта, опираясь лишь на «Сборник постановлений», без обращения к архивному первоисточнику19.
Между тем записка Паррота сохранилась в подлиннике в фонде Комитета по устройству учебных заведений20, куда и была передана для обсуждения. Там же находятся и мнения членов Комитета о проекте Паррота, расположенные в порядке их предоставления (уже 4 сентября свой отзыв представил гр. К. О. Лам-
Император Николай I и академик Паррот // Русская старина. 1898. № 7. С. 139-152; № 11. С. 385-396.
15 Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. СПб., 1902. С. 186-187; С.-Петербургский университет в первое столетие его деятельности 1819-1919: Материалы по истории С.-Петербургского университета / под ред. проф. С. В. Рождественского. Пг., 1919. С. ^ЕХХП, 472-475. Использованные Рождественским сведения ограничены только документами из «Сборника постановлений».
16 Петухов Е. В. Императорский Юрьевский, бывший Дерптский, университет за сто лет его существования. Юрьев, 1902. Т. 1. С. 485-489. Автор единственный раз ссылается на статью Шмида при упоминании резолюции Николая I, но датирует ее, в отличие от петербургского историка, ошибочно.
17 См.: Паина Э. С. Профессорский институт при Тартуском университете (1828-1839) и русско-прибалтийские научные связи (по материалам ЦГИА СССР) // Из истории естествознания и техники Прибалтики. Рига, 1970. С. 138-148.
18 Тамул В. Э. Профессорский институт и международные научные связи Тартуского университета в первой половине XIX в.: дис. ... канд. ист. наук. Тарту, 1988.
19 См.: Петров Ф. А. Формирование системы университетского образования в России. Т. 3: Университетская профессура и подготовка Устава 1835 года. М., 2003. С. 28; Андреев А. Ю. Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века. М., 2005. С. 286-287; Иванов А. Е. Указ. соч. С. 147-192.
20 РГИА. Ф. 737. Оп. 1. Д. 39. Л. 1-6 об.
берт, последним, 28 сентября, высказался И. Ф. Крузенштерн). После получения от императора положительной резолюции на проект министр приказал сделать с записки копию и вместе с копией мнений членов Комитета передать на рассмотрение в Главное правление училищ. Таким образом, заверенная копия записки Паррота сохранилась также среди бумаг Департамента народного про-свещения21. В итоге мы имеем два фондообразователя, в которых архивные документы об основании Профессорского института откладывались параллельно.
Именно из фонда Департамента были взяты документы для публикации в «Сборнике постановлений». При этом использовался краткий пересказ записки Паррота, изложенный в 24-м журнале Комитета устройства учебных заведений, и до сегодняшнего дня именно эта публикация остается самой цитируемой в историографии. Даже копия записки Паррота не была полноценно введена в научный оборот, несмотря на то что Э. С. Паина обратила внимание на сам текст проекта и дала его архивную ссылку (стоит отметить, что при указании на местонахождение подлинника записки исследовательницей был указан старый архивный номер дела — 49959, а не новый, который появился после систематизации описей в середине XX в.). Такой же архивный шифр указал и В. Тамул. И только в 2020 г. исследовательница Н. В. Карнаух в монографии, посвященной Профессорскому институту в Дерпте, привела современный архивный номер дела, где содержится подлинник проекта Паррота, но при этом ошибочно определила язык записки как немецкий (тогда как свои письма и записки на высочайшее имя Паррот всегда писал на французском языке)22. К сожалению, в современной историографии даже при упоминании подлинника записки ее текст не цитируется, а все идеи академика излагаются в пересказе членов Комитета.
Вопросы народного образования волновали профессора, а затем академика Г. Ф. Паррота на протяжении всей жизни. Ему удалось воплотить ряд своих проектов, одним из которых стал Профессорский институт в Дерпте — учебное заведение, созданное для повышения научной квалификации будущих преподавателей отечественных университетов. Но сам текст записки, представляющий собой важный источник по истории высшего образования в целом и по университетской истории в частности, до сих пор еще не был введен в научный оборот. Предлагаемая публикация позволит восполнить эту лакуну.
Mémoire sur les Universités de l'intérieur de la Russie
Pour la seconde fois le moment est venu où la question sera décidée si l'intérieur de la Russie aura des Universités nationales ou non. Ce fut en 1803* que cette grande question fut agitée et décidée sous le Monarque adorable qui faisait du bonheur et des lumières de son Peuple ses plus chères délices. Elle fut décidée négativement, non de la volonté de ce grand Prince ou de ses Conseillers, mais de fait. L'on fit un règlement général et des statuts particuliers pour des Universités à Moscou, Vilna, Dorpat, Charkov
21 РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 655. Л. 7-13.
22 См.: Карнаух Н. В. Дерптский Профессорский институт — научно-педагогическая школа России. М., 2020. С. 57.
* Règlement préliminaire pour l'Instruction publique du 24 Janvier 1803.
et Casan. Mais on oublia de songer à aproprier ces Instituts à la Nation pour laquelle on les érigeait. La Russie est encore étonnée de voir qu'elle n'a à Tinterieur que des simulacres d'Universités, plutôt des tombeaux de l'Instruction publique que des foyers de lumières.
Pour expliquer cette énigme il suffit de jetter un coup d'œil sur celles des Universités de l'Empire que ont réussi et celles qui végètent sans force. Vilna, Dorpat et Abo, dont la premiére fut régénerée en 1802, la seconde fondée à neuf la même année et la troisième a passé depuis de la Suède à la Russie sans changement essentiel, remplissent plus ou moins les vues du Gouvernement et fournissent de nombreux sujets instruits que l'État emploie avec avantage. Les autres ne répondent ni par le nombre des étudiants (chacune d'elles en devrait avoir, à raison de la population à laquelle elle est assignée, au moins 1500) ni par l'esprit qui y règne, au vœu de leur fondateur ou régénérateur. Et celles-ci sont précisément celles qui devaient agir sur l'esprit des Russes proprement dits.
Qu'il soit permis à un Étranger-né, mais qui pendant un séjour de plus de 32 années s'est naturalisé par son désir d'être vraiment utile à cette généreuse Nation qui accueillit l'Étranger si noblement, qu'il lui soit permis de dévoiler les raisons qui ont déprimé les Universités russes et de mettre à découvert le ver intestin qui ronge encore leur existence.
Dans les Universités de Vilna, Dorpat et Abo les professeurs parlent sur la cathèdre et dans les affaires leur langue maternelle qui est en même temps celle du pays; et si Vilna a quelques membres qui font exception, cette Université s'en ressent sûrement par des entraves qui, sans être saillantes, n'en pèsent pas moins sur la marche de l'instruction et des affaires. Les professeurs de chacune de ces trois Universités sont ou se regardent comme d'une même Nation, de la Nation qu'ils sont appelée à instruire. Dans les Universités de l'Intérieur il n'en est pas de même. Là on voit un Conseil académique composé de Russes, d'Allemands, de Français, de Hongrois etc. Toutes les races humaines semblent s'y croiser, et l'on a pu croire que ce monstrueux assemblage ferait un tout harmonique, animé du même esprit! L'on n'a pas prévu les rivalités nationales, les haines de parti, les cabales sourdes, les divisions de tout genre qui devaient en résulter. L'on n'a pas senti que le Russe se prévaudroit d'une prépondérance nationale et l'étranger des lumières supérieures de sa Nation. L'admission de ceux-ci a en encore le désavantage que l'on a parlé trois langues sur les cathèdres de ces Universités, le Russe, le Latin et le Français, dont l'une seule était bien comprise par l'étudiant. On a, à la vérité, fait le possible pour engager les Professeurs étrangers à s'accoutumer petit-à-petit à la langue russe et plusieurs s'en sont empressés. Mais combien d'années ont dû s'écouler pour s'acquérir l'exercice nécessaire pour exprimer leurs idées avec facilité, clarté, précision et liberté, comme le doit tout Professeur, et combien de fois des hommes d'ailleurs estimables ont été pendant ces exercices d'écolier l'objet de la risée de leurs auditeurs! Ou bien ils se sont vus obligés d'écrire et de faire corriger leurs leçons et de les lire mot à mot; ce qui leur ôtait toute liberté, facilité et vivacité et donnait à la leçon une monotonie léthargique qui ne pouvait aucunement réveiller l'attention de l'étudiant et soutenir son intérêt.
Ce défaut radical d'avoir admis tant d'Étrangers dans le corps des Professeurs des Universités russes a eu encore deux suites désastreuses. La première est que les dissentions qui naissaient nécessairement de la différence d'idées, de langue, de goûts et de mœurs ont anéanti tout esprit de coups, avili les conseils académiques et affaibli
l'autorité que les Universités devaient légalement avoir, au point que les Gouverneurs de la Province ont osé, contre les lois expresses de l'Empereur Alexandre, et sous le prétexte de la police générale, se mêler des affaires des Universités et même d'arrêter de leur propre autorité des Professeurs; illégalités dont l'impunité n'a pu ressortir que crédit personnel de celui qui se les permettait. Même certains Curateurs (on pourroit en nommer deux) dont le devoir est d'être les anges tutélaires des Universités, en ont été les fléaux, la dignité du corps, foulée aux pieds par ses propres membres, n'ayant pu opposer aucun frein à l'ineptie ou la méchanceté.
La seconde de ces suites et la plus destructive est le défaut de confiance de la part de la Nation, fondé sur le peu de respect qu'on pouvait avoir pour des corps où régnaient à découvert la discorde ou l'esprit de parti, fondé encore sur l'idée moins prononcée peut-être, mais sûrement sentie, à tort ou à juste titre, que des Étrangers ne travaillent pas avec zèle ou même sincèrement au bien de la Nation. Étranger moi-même, je suis bien éloigné de vouloir lever la pierre contre des confréries dont j'en ai connu plusieurs qui méritaient l'estime et l'affection de tous les peuples et qui voulaient sincèrement le bien du peuple russe. C'est le mélange si disproportionné que j'attaque; car chaque Nation a le droit et le besoin d'être éclairée, comme gouvernée, par des nationaux.
Il faut donc des Professeurs russes aux Universités russes et tant que ce principe ne sera pas admis et exécuté, l'on aura, au lieu d'Universités et d'Écoles, des sépulcres blanchis de l'instruction nationale. Voilà le premier problème à résoudre, sous peine d'être foué de se dire que les règlements d'ailleurs les plus sages ne seront, comme ils l'ont été depuis 25 ans, que des rêves d'un homme de bien. La solution est simple: Nous n'avons pas de Professeurs russes; il faut donc en faire; et c'est à ce but important qu'est consacré le contenu de ce mémoire. Puisse être réservé à l'Empereur Nicolaï un bonheur dont l'Empereur Alexandre n'a joui qu'en partie! Ces deux Monarques, si dignes d'être frères, se tendent la main pour le bonheur et la gloire de leur Peuple. L'un a commencé; l'autre voudra accomplir.
Pour avoir des Professeurs nationaux il faut commencer par renoncer à l'idée d'avoir demain des Universités nationales. Je demande 7 ans pour atteindre ce but. Mais alors on l'aura atteint complètement, tandis qu'il est démontré par une expérience de 24 ans que le principe des amalgames ne fait que dégrader chaque partie constituante. Se refusera-t-on à années d'attente? Mais, si, il y a 24 ans, l'on eût eu cette patience, les Universités nationales exiteraient depuis 17 ans; ou n'est-il pas de postérité pour nous? Ou bien se laissera-t-on rebuter par les paies nécessaires? Mais l'Empereur Nicolaï règne sur la Russie, le frère d' Alexandre, qui, à une occasion semblable répondit un jour: J'ai toujours de l'argent quand il s'agit du bonheur de mon Peuple. Ajoutons en ce moment: et de l'honneur. Car l'Europe a de nouveau les yeux sur ce nouvel effort de la Russie, comme elle les a eues en 1802 et 1803.
Si l'on est d'accord sur les principes énoncés ci-dessus, commençons par fixer le nombre des chaires à chaque Université.
I. Classe de Jurisprudence.
1) Droit civil romain.
2) Droit civil russe.
3) Droit criminel romain.
4) Droit criminel russe.
5) Histoire et Littérature du Droit.
II. Classe de Médecine. Anatomie. Jurisprudence médicale. Physiologie. Pathologie. Sémiotique. Thérapie. Clinique. Police médicale. Chirurgie.
Accouchement. Maladies des femmes et des enfants. Diététique. Connaissance des drogues. Histoire et Littérature de la Médecine. Zootomie et Art vétérinaire.
III. Classe des Sciences politiques.
1) Histoire universelle. Statistique.
2) Histoire russe. Statistique russe.
3) Droit naturel. Droit des gens. Politique.
4) Économie politique. Finances.
IV. Classe de la Philosophie théorique.
1) Logique. Psychologie. Métaphysique. Morale.
2) Mathématiques pures.
V. Classe des Sciences naturelles.
1) Minéralogie. Géognosie. Science des mines.
2) Botanique. Physiologie des plantes.
3) Zoologie. Physiologie des animaux.
4) Physique théorique. Physique appliquée.
5) Chimie. Pharmacie.
6) Mathématiques mixtes.
7) Astronomie.
VI. Classe des Sciences techniques.
1) Économie rurale.
2) Technologie. Architecture civile.
3) Sciences militaires.
VII. Philologie.
1) Langue et Littérature grecque.
2 )-------------------------latine.
3 )-------------------------russe et slavonne.
4) Histoire littéraire. Pédagogique. Aesthétique.
Nombre total des chaires 32.
Ainsi le nombre complet des Professeurs ordinaires d'une Université sera 32. Point d'Adjoints; ce ne sont que des doublures de théâtre. On n'aura de Professeurs
extraordinaires que lorsqu'on ne pourra avoir pour une partie un savant tel qu'on le désire. Son rang et ses appointements seront moindres et il ne sera élevé à la dignité de Professeur ordinaire qu'après avoir étendu la sphère de ses connaissances et écrit un ouvrage estimé dans la Littérature.
Ainsi il faudra former pour chaque Université 32 Savants; mais comme pendant les 7 ans de leurs études l'un ou l'autre peut mourir ou se rendre indigne de sa vocation et qu'il est utile en outre d'avoir quelque choix, l'on admettra 52 Élèves pour chaque Université, dont ceux qui se seront le plus distingués deviendront Professeurs, les autres pouvant être placés comme Directeurs et Maîtres de Gymnase; ou, s'ils ne veulent pas accepter ces places, ils seront libres d'en chercher d'autres. L'État y gagnera toujours des sujets très instruits. De ces Élèves il y en aura 8 pour la Jurisprudence, 11 pour la Médecine, 6 pour les Sciences politiques, 4 pour la Philosophie, 12 pour les Sciences naturelles, 5 pour les Sciences techniques et 6 pour la Philologie.
Le nombre des Universités à refaire sera de trois, Moscou, Charkov et Casan*. Ainsi le nombre des Élèves sera 156. Ces jeunes gens seront choisis parmi les étudiants les plus distingués des Universités de l'Intérieur de la manière suivante: Chaque Professeur nommera pour sa classe entière le nombre prescrit de jeunes gens, contre la conduite desquels il n'y a point de reproche grave à faire. Il écrira son choix sur un papier cacheté et le remettra au Recteur, qui les enverra par la voie du Curateur au Ministre de l'instruction publique. On prescrira aux Professeurs de choisir non pas ceux qui font uniquement preuve de quelque talent et d'assiduité, mais sur tout ceux qui étudient par amour pour la Science, et d'éliminer ceux qui ne travaillent que pour obtenir des rangs et des places lucratives; l'on distinguera aisément ceux-ci à l'ardeur qu'ils mettent à ne s'acquérir que des connaissances encyclopédiques et de pure mémoire.
Pour former cette masse de jeunes Savants, à l'exception de 4 pour la Littérature russe, les 152 autres seront envoyés à l'Université de Dorpat, entretenus par la Couronne et surveillés par un Directeur, pour y faire leur cours complet. Ces cours durent de règle 4 ans; mais on les étendra à 5 ans, soit parce que ces Élèves n'étant pas routinés à la langue allemande ils seront obligés d'employer une grande partie de leur premier semestre à se perfectionner dans cette lange, soit afin que, les cours étant terminés, il leur reste du temps pour fréquenter une seconde fois les leçons sur les objets sur lesquels ils pourraient s'être négligés. On recommandera aux Professeurs de vouer un soin particulier à ces jeunes gens, de les voir de temps en temps en particulier pour avoir des conversations savantes sur leur partie, L'Université, conjointement avec son Curateur, pourra fixer quelque chose à cet égard. Ceux des Professeurs qui ont des appareils ou autres collections sous leur direction, permettront aux Élèves d'y travailler sous leurs auspices dès qu'ils seront assez instruits à cet effet. En outre ces Étudiants seront formellement examinés à la fin de chaque semestre et chaque Professeur donnera au Recteur de l'Université un rapport sur cet examen et sur la connaissance particulière qu'il s'est faite de chacun d'eux. Le Recteur le communiquera au Directeur des Élèves et l'un et l'autre enverra au Ministre ses rapports fondés sur ceux des Professeurs pour la partie scientifique et sur leurs propres observations pour la partie morale. Les affaires de discipline seront uniquement du ressort du Recteur et du tribunal de l'Université, ces objets étant d'une importance majeure pour l'Université entière. On peut compter que
* Bien des raisons font présumer que l'Université de Pétersbourg ne réussira jamais bien.
les Professeurs feront leur possible pour la réussite, jaloux d'être utiles à l'État et jaloux d'envoyer à l'Étranger des Élèves qui leur fassent honneur.
Ces Étudiants seront entretenus comme ce sont déja à Dorpat les 40 Étudiants de la Couronne pour la Médecine. Seulement leur traitement sera augmenté de 750 Rbl. à 850 Rbl., parce qu'ils ont en tant que Professeurs futurs bien plus besoin de livres que les autres étudiants. 700 Rbl. feront considérés comme nécessaires aux besoins physiques et seront à la disposition arbitraire de chacun d'eux, sous condition que, si l'un d'eux est surpris à faire des dettes, il sera exclus et abandonné à lui-même sans aucun secours. Les autres 150 Rbl. seront destinés aux livres et serrés dans la caisse du Directeur qui en paiera les livres que l'Étudiant, sur l'attestat d'un Professeur, désirera s'acheter. Le paiement des livres se fait par le Directeur qui en donnera à la fin de l'année le compte à chaque Étudiant, qui le remettra au Recteur pour être envoyés tous au Ministre pour les faire contrôler avec ceux du Directeur.
Le temps des études à Dorpat étant terminé, chaque Professeur donnera sur chaque Étudiant de son ressort un témoignage final et détaillé concernant ses connaissances, son talent, son zèle pour la Science, y désignant nommément ceux qui lui paraîtront préférables aux autres. Ces témoignages seront cachetés et remis au Recteur pour être envoyés par la voie du Curateur au Ministre, qui les conservera cachetés. Ces soins particuliers des Professeurs pour former leurs Collègues futurs, le Gouvernement les reconnaîtra par une gratification annuelle pendant les 5 ans de leur durée.
À la fin de ces 5 ans chacun de ces Élèves recevra le grade de Maître-ès-arts qu'il obtiendra légalement par une dissertation; ce qui se fera dans le courant de l'hiver. C'est alors aussi que chacun se décidera pour sa partie propre, selon son goût et d'après l'avis de la faculté.
Le Directeur fera chaque mois au Ministre un rapport sur ce qui s'est passé d'intéressant relativement aux Élèves confiés à ses soins, et à la fin de chaque semestre un rapport général sur le Moral et l'Économique de l'Institut. En cas d'excès graves ou d'indiscipline il fera un rapport particulier, mais pas avant que le Recteur n'ait examiné et terminé l'affaire selon les lois de l'Université. Il dépendra du Ministre, s'il le juge nécessaire, d'aggraver la peine prononcée à l'Université.
Les quatre Étudiants destinés à la Littérature russe continueront pendant trois ans leurs études aux Universités où ils se trouvent et seront ensuite placés pendant 2 ans sous l'inspection de l'Académie russe de Pétersbourg, qui surveillera leurs travaux, instituera des entretiens littéraires avec eux sur la Littérature russe et slavonne, leur donnera des thèmes et corrigera leur travail. Ces Étudiants jouiront des mêmes émoluments que les autres.
Ces 5 ans écoulés, tous ces Étudiants iront pour 2 ans à l'étranger afin de s'y perfectionner chacun dans sa partie. Ils partiront à temps arriver à Pâques aux lieux de leur destination. On ne s'en tiendra pas à une seule Université, mais à plusieures choisies à raison des Sciences qui y fleurissent le plus. On peut nommer à cet égard: Berlin pour la Médecine et les Sciences techniques; Gottingen pour les Mathématiques pures, la Philosophie, la Jurisprudence, Les Sciences politiques, la Philologie et la Littérature générale; Paris pour les Sciences naturelles et techniques. Les Technologues passeront une année à Berlin et une année à Paris. Ceux qui se vouent à la Médecine vétérinaire passeront les deux années à Copenhague et ceux pour l'Économie rurale à l'Institut de Thaer près de Berlin; les
Militaires à Paris. Les Minéralogies seront la première année à Freiberg et la seconde à Paris. Les Littérateurs russes passeront leur première année à Gottingen pour la Littérature allemande et anglaise et la seconde à Paris pour la Littérature française et italienne.
Les Professeurs de ces Universités et Instituts seront invités par le Gouvernement à donner à ces Élèves les mêmes soins et à faire les mêmes rapports qu'il a requis de ceux de Dorpat et sous la même récompense.
Fera-t-on des objections contre ces voyages à l'étranger? Il faut espérer que non. Que peut-on craindre des étranger? Leur Littérature quant aux mœurs? Mais la Littérature présente se distingue de celle du siècle passé par les bonnes mœurs, la décence, le respect pour la Religion. Les principes politiques? Mais ces principes ne sont presque plus dans les livres; ils sont dans les faits et publiés dans toutes les feuilles publiques. Veut-on, peut-on vouloir que le Russe ignore ce qui se fait en Angleterre, en Allemagne, en France, en Espagne, en Portugal ets? D'ailleurs les Universités doivent avoir tous les livres scientifiques, pour les Sciences politiques, comme pour les Sciences physiques ou la Philologie.
Pour surveiller ces jeunes gens à l'étranger il faudra un Directeur principal résidant à Gottingen et deux autres Directeurs, l'un à Berlin, l'autre à Paris; ceux-ci se mettent en relation avec le Directeur principal, qui seul fait un rapport direct au Ministre. Pour ceux de ces jeunes gens qui seront dans un lien quelconque (leur nombre est très petit) où il n'y a pas de Directeur, les Professeurs, dont ces jeunes gens fréquentent les leçons, feront rapport tous les mois au Directeur principal sur leurs mœurs et leur assiduité.
Ces Élèves, qui ont déjà fait 5 ans d'études et sont gradués, ne peuvent plus être considérés comme de simples étudiants et ne doivent par conséquent pas ressortir des tribunaux des Universités. Il est utile qu'ils ne soient soumis uniquement qu'au Directeur, afin qu'ils ne s'amalgament pas trops avec les étudiants et ne soient séduits peut-être à faire encore des fredaines. Le Gouvernement russe communiquera, pour éloigner toute difficulté, avec les Gouvernements respectifs à ce que ces Élèves aient la permission expressive (elle est accordée presque partout tacitement) de fréquenter les collèges sans se faire inscrire au rôle d'étudiants.
À la fin de ces deux années les Directeurs recueilleront les témoignages généraux écrits et cachetés par les Professeurs étrangers, comme cela a été dit des Professeurs de Dorpat et le Directeur principal les enverra cachetés au Ministre, qui, les réunissant à ceux de Dorpat, les descellera tous en présence de l'Académie des Sciences de Pétersbourg qu'il consultera sur les différences de jugement qui pourraient se trouver dans ces témoignages, en sorte que le sort de chacun de ces Élèves soit décidé avant le retour dans la Patrie et qu'aucune sollicitation ne puisse avoir lieu.
État des frais. Pendant les 5 premières années, à Dorpat.
156 Élèves, à 850 Rbl. chacun _ Le Directeur. annuellement _
Un Écrivain__________
Frais de Chancellerie_____
Gratifications à 26 Professeurs Somme des frais annuels
132600 _ 7000 1000
26000 166900
300
Frais de voyage de l'Intérieur à Dorpat, Voiturage et nourriture, environ _
10000
Pendant les 2 années à l'etranger. 156 Élèves, chacun 1100 Rbl., y compris les livres et les honoraires
aux Professeurs étrangers _
Le premier Directeur___
Le Directeur à Berline___
Le Directeur à Paris _ _ _ _ Trois écrivains, à 1200 Rbl.
171600 _10000 9000 10000 3600
Frais de chancellerie et ports de lettres au premier Directeur
aux deux autres
1200 1600
Pour deux voyages du Directeur principal, l'un à Berlin, l'autre à Paris Gratifications à 30 Professeurs étrangers________________;
_30000 241000
4000
Somme des frais annuels
Voyages, pour l'aller et le retour, environ 40000 Rbl.
Comme il se passera environ 4 mois entre la fin des cours à Dorpat en Décembre et le commencement des cours à l'étranger à Pâques, il faut ajouter encore un tiers des frais annuels à Dorpat, ce qui fait 55567 Rbl.
Ces frais, il faut l'avouer, sont considérables, car ils se monteront au bout des 7 ans à 1.500000 Rbl. Mais si l'on considère que les trois Universités de Moscou, Charkov et Casan ont coûté dans l'espace de 25 ans, sans compter l'entretien des étudiants de la Couronne, près de 10.000.000 Rubl., sans avoir ni offert ni produit un corps d'instruction nationale, on trouvera que le nouveau moyen n'est pas cher en comparaison de l'ancien.
Les Universités existantes subsisteront jusqu'à la fin des 7 ans. Après quoi leurs Professeurs seront congédiés honorablement et conserveront leurs appointements comme pensions avec la permission d'en jouïr où ils voudront et même de prendre d'autres places sans les perdre. Leurs veuves et orphelins conserveront également leurs droits aux pensions prescrites dans les Statuts des Universités.
On conservera à chaque Université un des anciens Professeurs bien instruit de la marche des affaires pour faire pendant les deux premières années la fonction de Recteur et donner par là aux jeunes Professeurs le temps de s'instruire dans la direction de l' Université et des Écoles.
On emploiera les deux dernières des 7 années à rassembler à l'étranger tout ce qu'il faut encore de collections. Ce qui se fera sur la proposition des Élèves de la partie, munie d'une approbation du Professeur et visée par les Directeurs, qui seront tenus de surveiller les achats et les payer après avoir obtenu la permission du Ministre.
Faix-frais sur les 7 années
78500 Rbl.
Parrot
Записка об Университетах внутренней России
Пришло время вернуться к вопросу о том, будут ли учреждены национальные университеты в России. В 1803 г*. этот огромный вопрос был уже поднят и решен в царствование обожаемого монарха, видевшего главное свое удовольствие в счастье и просвещении своего народа. Решен он был отрицательно, не по воле этого великого правителя или его советников, а в силу жизненных обстоятельств. Тогда был создан основной регламент, и особыми уставами наделили университеты Москвы, Вильны, Дерпта, Харькова и Казани. Но при этом забыли их передать нации, для которой они и были созданы. Ко всеобщему удивлению Россия получила только бледную тень университетов, скорее гробницы государственного образования, чем обители просвещения.
Чтобы объяснить эту загадку, достаточно бросить взгляд на те университеты Империи, что преуспели и развиваются естественно и свободно. Вильна, Дерпт и Або, первый из которых был возрожден в 1802 г., второй был впервые создан в этом же году, третий перешел от Швеции к России без особых преобразований, более или менее соответствуют ожиданиям правительства и выпускают многочисленных образованных людей, которых государство использует с выгодой для себя. Остальные не отвечают требованиям ни по количеству студентов (каждый из них должен был бы иметь, исходя из количества населения к ним приписанного, как минимум 1500 студентов), ни по духу, царящему там по воле их основателя или восстановителя. А ведь именно они должны были воздействовать на умы русских.
Да будет позволено иностранцу по рождению, но после 32 лет пребывания здесь поистине ставшему русским, благодаря своему желанию услужить этой щедрой нации, принимающей иностранцев так благородно, да будет позволено ему сообщить причины, которые подавляют русские университеты и обнажить паразита, отравляющего до сих пор их существование.
В университетах Вильны, Дерпта и Або профессора ведут лекции и практические занятия на родном языке, одновременно являющемся языком страны, и, если в Вильне несколько человек являются исключением, сей университет, безусловно, ощущает это как препятствие, которое, не будучи особенно значимым, тем не менее сказывается и на ходе занятий, и на делопроизводстве университета. Профессора каждого из этих трех университетов чувствуют себя принадлежащими одной нации, той нации, которую они призваны обучать. В университетах внутри России дела обстоят иначе. Там сразу ощущается, что Академический совет состоит из русских, немцев, французов, венгров и т. д. Кажется, все расы людские встретились здесь, и можно было поверить, что это чудовищное смешение пребывало в гармонии, движимое одним духом! Но не были приняты во внимание соперничество наций, ненависть партий, тайные клики, приводящие к разного рода разделениям. Не чувствуется, что русский использует здесь свое национальное преобладание, а иностранец — превосходство в знаниях, присущее его нации. Прием последних имеет еще и то неудобство, что занятия в этих университетах ведутся на трех языках: русском, латыни и французском, и только
* «Предварительные правила народного просвещения» от 24 января 1803 года.
132
один из них бывает хорошо понят студентами. В действительности были предприняты усилия, чтобы побудить иностранных профессоров постепенно привыкать к русскому языку, и некоторые из них проявили к этому желание. Но сколько лет должно пройти, чтобы они смогли выражать свои идеи с легкостью, ясностью, точностью и свободой, как подобает всякому профессору, и сколько раз эти уважаемые люди становились посмешищем для своей аудитории во время этих попыток! Либо им приходилось записывать свои лекции и давать их на исправление, а потом зачитывать слово в слово, что сразу лишало их всей свободы, легкости и живости и делало занятие летаргически монотонным, не могущим никаким образом привлечь внимание студента и вызвать его интерес.
Этот кардинальный недостаток приема иностранцев в профессорские корпорации русских университетов имел еще два плачевных последствия! Первое: разногласия, обязательно порождаемые разностью идей, вкусов, нравов, уничтожающие всякий дух поддержки, развратили академические советы и ослабили авторитет, который университеты должны были законным образом иметь, до такой степени, что провинциальные власти осмелились против законов, явно выраженных императором Александром, и под предлогом полицейского надзора вмешиваться в дела университетов и даже своей собственной властью арестовывать профессоров, а безнаказанность их действий только подчеркнула допустимость самоуправства для того, кто это себе позволял. Даже некоторые попечители (можно назвать как минимум двоих), долг которых — быть ангелами-хранителями университетов, способствовали этому злу; таким образом, достоинство корпорации растоптано самими ее членами, не способными остановить это сумасбродство или злодейство.
Второе из этих последствий — отсутствие доверия со стороны нации, вытекающее из неуважения к корпорации, где открыто царствует раздор и разделение на партии, основанное еще и на идее, возможно, менее произносимой, но явно ощущаемой, справедливо или нет, что иностранцы не работают со рвением или хотя бы искренне на благо нации. Я сам, будучи иностранцем, очень далек от того, чтобы бросать камень в своих собратьев, тем более что я знал многих из них, заслуживших уважение и любовь всех народов и желавших блага русским. Я выступаю именно против непропорционального смешения, потому что каждая нация имеет право быть просвещаема, как и управляема, своими соотечественниками.
Итак, русским университетам нужны русские профессора, и до тех пор, пока этот принцип не будет принят и выполнен, вместо университетов и школ предстают лишь полированные гробы национального образования. Вот первая проблема, которую нужно решать, иначе придется признать, что любые регламенты, какими бы мудрыми они ни были, каковыми, к слову, они и являются уже 25 лет, останутся только благими мечтами. Решение просто: у нас нет русских профессоров, значит, нужно их обрести. Этой важной цели и посвящена сия записка. Пусть император Николай получит то счастье, которое досталось Александру лишь частично! Эти два монарха, столь достойные быть братьями, протягивают друг другу руки для счастья и славы их народа. Один начал, другой призван завершить.
Чтобы получить отечественных профессоров, нужно отказаться от идеи приобрести национальные университеты завтра же. Я прошу 7 лет, чтобы достичь этой цели. Но тогда ее достигнут полностью, между тем 24 предыдущих года показали, что принцип подражания скорее разрушает, чем созидает. Отказаться ли от проекта ввиду таких долгих лет ожидания? Но если бы 24 года назад проявили это терпение, национальные университеты существовали бы уже 17 лет, или же не думаем мы о потомках? Или же отпугнут необходимые расходы? Но над Россией царствует император Николай, брат Александра, который при похожем случае сказал: «У меня всегда есть деньги, если речь идет о счастье моего народа». Добавим, что в этом случае речь идет и о чести, потому что Европа вновь обратит свой взор на новую попытку России, как это было в 1802 и 1803.
Если мы достигли согласия о принципах, изложенных выше, начнем с определения количества кафедр для каждого Университета.
I. Класс Юриспруденции.
1) Римского гражданского права.
2) Русского гражданского права.
3) Римского уголовного права.
4) Русского уголовного права.
5) Истории права и литературы о нем.
II. Класс медицины.
1) Анатомии. Судебной медицины.
2) Физиологии. Патологии. Семиотики.
3) Терапии. Клиники. Медицинской полиции.
4) Хирургии.
5) Акушерства. Женских и детских болезней. Диететики.
6) Знаний о лекарственных веществах. Истории медицины и медицинского веществословия.
7) Зоотомии и ветеринарного искусства.
III. Класс политических наук.
1) Всемирной истории. Статистики.
2) Русской истории. Русской статистики.
3) Естественного права. Народного права. Политики.
4) Политической экономики. Финансов.
IV. Класс теоретической философии.
1) Логики. Психологии. Метафизики. Этики.
2) Чистой математики.
V. Класс естественных наук.
1) Минералогии. Геогнозии. Горных наук.
2) Ботаники. Физиологии растений.
3) Зоологии. Физиологии животных.
4) Теоретической физики. Практической физики.
5) Химии. Фармацевтики.
6) Смешанной математики.
7) Астрономии.
VI. Класс технических наук.
1) Сельского хозяйства.
2) Технологии. Гражданской архитектуры.
3) Военных наук.
VII. Филология.
1) Греческого языка и литературы.
2) Латинского языка и литературы.
3) Русского и славянского языка и литературы.
4) Истории литературы. Педагогики. Эстетики.
Всего кафедр: 32.
Итак, общее число ординарных профессоров одного университета будет 32. Никаких адъюнктов, которые суть не что иное, как дублеры в театре. Экстраординарные профессора появятся лишь в том случае, если не удастся найти такого учёного, какого бы хотелось. Его ранг и жалованье будет меньше, и его можно будет возвести в звание ординарного профессора только в том случае, если он расширит сферу своих знаний и напишет значительные научные работы.
Итак, нужно будет подготовить для каждого университета 32 ученых, но так как во время их семилетнего обучения кто-то из них может умереть или стать недостойным своего призвания, а также потому, что всегда лучше иметь некоторый выбор, то примем 52 ученика для каждого университета, из них самые достойные станут профессорами, остальные могут быть назначены директорами и учителями гимназий, а если они не захотят занять эти должности, то будут свободны искать себе другие. Государству всегда будет польза от весьма образованных людей. Из этих учеников 8 будут изучать юриспруденцию, 11 — медицину, 6 — политические науки, 4 — философию, 12 — естественные науки, 5 — технические науки и 6 — филологию.
Количество университетов, которые нужно переделать, три: в Москве, Харькове и Казани*. Тем самым количество учеников будет 156. Эти молодые люди будут избраны из лучших студентов университетов по следующему принципу: каждый профессор выберет для всего своего класса предписанное количество молодых людей, к поведению которых нельзя предъявить никаких серьезных упреков. Он напишет свой выбор в запечатанном письме и передаст ректору, который отправит его через попечителя в Министерство народного просвещения. Профессорам будет дано указание выбирать не только тех, кто выделяется талантом и прилежанием, но, главное, тех, кто учится ради любви к науке, и отставить тех, кто работает только для того, чтобы получить чины и прибыльные места; последних без труда можно отличить по рвению, кото-
* Множество причин заставляют думать, что Петербургский университет никогда не преуспеет.
рое они проявляют в приобретении знаний, требующих лишь начитанности и безупречной памяти.
Для подготовки этой массы молодых ученых, кроме четырех человек, изучающих русскую литературу, 152 других будут отосланы в Дерптский университет на казенное содержание и под ответственность особого директора, чтобы пройти там полный курс академических наук. Он должен длиться четыре года, но может быть продлен до пяти лет, если ученики не укоренены в немецком языке и будут вынуждены большую часть первого семестра улучшать этот навык; либо оставить время ученикам после завершения обучения для посещения во второй раз занятий по предметам, в которых те могут чувствовать себя неуверенно. Профессорам будет рекомендовано уделять особое внимание этим ученикам, встречаться с ними время от времени индивидуально для бесед по их ученой части. Университет совместно с попечителем может установить некий порядок на этот счет. Те профессора, у которых имеются приборы или коллекции, позволят этим ученикам работать с ними под их руководством, как только они будут вполне достаточно для этого обучены. К тому же студентов будут официально экзаменовать в конце каждого семестра, и каждый профессор предоставит ректору университета отчет об этом экзамене и о конкретных знаниях, которые усвоил каждый из них. Ректор его сообщит директору учеников, и тот, и другой отправят министру донесения, основанные на профессорских отчетах по учебной части и на их собственных наблюдениях по части нравственной. Дисциплинарные дела будут рассматриваться исключительно ректором и университетским судом как происшествия, имеющие огромное значение для всего университета. Можно рассчитывать на то, что профессора сделают все возможное для успеха, горячо желая послужить государству и послать за границу учеников, которые составят им славу.
Эти учащиеся будут содержаться в Дерпте на тех же условиях, что и 40 казенных студентов медицинского факультета в Дерпте. Только траты на их содержание должны быть увеличены с 750 до 850 руб., потому что будущие профессора нуждаются в книгах гораздо больше, чем другие студенты. 700 руб. обязательны для их материальных нужд и будут выделены каждому из них при условии, что если кто-то будет замечен в том, что делает долги, то будет исключен из содержания и предоставлен самому себе без какой-либо помощи. Оставшиеся 150 руб., предназначенные на книги, будут отданы в кассу директору, и тот оплачивает книги, которые студент пожелает купить по рекомендации своего профессора. Оплата книг будет осуществляться директором, который предоставит каждому студенту в конце года отчет, а тот передаст его ректору для отправки в Министерство на проверку вместе с другими отчетами директора.
В конце обучения в Дерпте каждый профессор представит о каждом выпускающемся у него студенте итоговое детальное суждение касательно его знаний, таланта и упорства в науке, указав в них поименно тех, кто покажется ему предпочтительнее других. Эти свидетельства будут запечатаны и переданы ректору для отправки через попечителя Министру, который сохранит их в тайне. Особые старания профессоров в деле обучения их будущих коллег должны быть вознаграждены правительством ежегодной надбавкой в течение пяти лет.
По прошествии пяти лет каждый из этих студентов получит ученую степень после написания официальной диссертации, что будет сделано в течение зимы. Именно тогда каждый также примет решение о своей собственной участи, в соответствии со своим вкусом и мнением факультета.
Директор каждый месяц будет предоставлять Министру отчет о том, что представляет интерес в отношении студентов, переданных его заботам, а в конце каждого семестра общий отчет о нравственном и хозяйственном состоянии сего Института. В случае серьезных эксцессов или дисциплинарных нарушений будет сделан особый отчет, но только после того, как ректор изучит это дело и вынесет вердикт по Университетскому уставу. Министр же, в случае если посчитает это необходимым, может усилить наказание, вынесенное университетом.
Четыре студента, предназначенные для кафедр русской литературы, продолжат обучение в течение трех лет в своих университетах, потом в течение двух последних лет будут отправлены под надзор Российской академии в Петербурге, которая будет следить за их работами, проводить литературные собеседования по русской и славянской литературе, предоставлять им темы для исследований и корректировать их работу. Эти студенты должны получать такое же содержание, что и остальные.
После этих пяти лет обучения все студенты поедут на два года за границу для усовершенствования каждый в своей области знания. Они отправятся так, чтобы к Пасхе прибыть на место своего назначения. Следует придерживаться не одного университета, а нескольких, выбранных благодаря тем наукам, которые там наиболее процветают. В этом отношении можно назвать Берлин для овладения медициной и техническими науками, Гёттинген — чистой математикой, философией, юриспруденцией, политическими науками, филологией и всеобщей литературой, Париж — для естественных и технических наук. Предназначенные для кафедр технических наук проведут один год в Берлине и один — в Париже. Те, кто будет изучать ветеринарную медицину, проведут два года в Копенгагене, сельское хозяйство изучат в институте Тэера близ Берлина, военные будут учиться в Париже, минерологи — первый год во Фрейберге, второй — в Париже. Готовящиеся по кафедре русской литературы проведут первый год в Гёттинге-не, обучаясь немецкой и английской литературе, второй — в Париже, обучаясь французской и итальянской литературе.
Профессора этих университетов и институтов будут призваны правительством заботиться об этих студентах и составлять такие же отчеты, каких оно требовало от дерптских, и за такое же вознаграждение.
Существуют ли возражения против таких поездок за границу? Надо надеяться, что нет. Чего можно опасаться за границей? Влияния литературы на нравственность? Но нынешняя литература отличается от литературы прошлого века хорошими манерами, порядочностью, уважением к религии. Политическими принципами? Но эти принципы практически не отражены в книгах; они существуют на самом деле и опубликованы во всех общедоступных изданиях. Хочется ли и можно ли хотеть, чтобы русский не знал о том, что происходит в Англии, Германии, Франции, Испании, Португалии и т. д.? К тому же университеты
обязаны иметь все научные книги по политическим наукам, так же как по естественным наукам и филологии.
Чтобы следить за этими молодыми людьми за границей, потребуется главный директор, проживающий в Гёттингене, и два других: один в Берлине, другой — в Париже, они вступают в контакт с главным директором, который подчиняется непосредственно министру. Для тех молодых людей, которые будут отправлены в места, где не будет директора (их количество весьма ограничено), профессора, лекции которых они посещают, будут посылать ежемесячные отчеты главному директору об их нравственности и прилежании.
Эти обучающиеся, прошедшие уже пять лет учебы и наделенные степенями, не могут больше быть причислены к обычным студентам и, таким образом, относиться к университетским судам. Было бы полезно, чтобы они подчинялись только их директору, чтобы не слишком сливались со студентами и не соблазнялись бы на какие-либо проделки. Российское правительство свяжется с правительствами означенных государств, чтобы устранить все сложности, для того чтобы эти учащиеся получили ясно выраженное позволение (оно получается практически везде негласно) посещать учебные заведения, не записываясь официально в студенты.
В конце этих двух лет директора получат общие свидетельства иностранных профессоров, написанные и запечатанные, как это было с дерптскими профессорами, и главный директор отправит их министру, который, приложив к отчетам из Дерпта, вскроет их в присутствии членов Петербургской академии наук, изучит отличия, которые могут находиться в этих отзывах, и составит представление, с тем чтобы дальнейшая судьба каждого из этих учеников была бы решена до их возвращения на Родину, без возможности каких-либо обжалований.
Ведомость о расходах.
Затраты в течение пяти первых лет в Дерпте.
156 учеников за 850 руб. каждый_______132600
Директор в год__________________ 7000
Письмоводитель_________________1000
Канцелярские расходы______________300
Вознаграждение для 26 профессоров_____26000
Сумма расходов в год 166900
Расходы на поездки по Дерпту,
извоз и продовольствие, примерно______10000
В течение двух лет за границей. 156 учеников, каждому 1100 руб., включая книги и гонорары иностранным
профессорам____________171600
Главному директору______ 10000
Директору в Берлине______9000
Директору в Париже______ 10000
Три письмоводителя за 1200 руб.____3600
Канцелярские и почтовые расходы главного директора_____1200
Двух других_____1600
На две поездки главного директора (одна в Берлин и одна в Париж)__4000
Вознаграждение 30 иностранным профессорам______30000
Сумма расходов в год 241000
Поездка туда и обратно примерно 40000 руб.
Так как придется провести четыре дополнительные месяца в Дерпте после окончания обучения в декабре перед началом обучения за границей на Пасху, нужно добавить еще одну треть годовой оплаты в Дерпте, что составляет 55577 руб.
Дополнительные расходы на 7 лет______78500 руб.
Эти расходы, надо признать, достаточно значительны, потому что в конце семи лет составят 1.500.000 руб. Но если принять во внимание, что университеты Москвы, Харькова и Казани стоили за эти 25 прошедших лет около 10.000.000 руб., не считая обеспечения казеннокоштных студентов, при этом не создав корпорацию национальной профессуры, мы увидим, что новое средство недорого, по сравнению с прошлым.
Существующие университеты сохранятся в течение семи лет. После чего их профессора будут уволены с почетом и сохранят свои оклады в качестве пенсий с разрешением использовать их по желанию и даже занимать другие должности, не теряя их. Их жены и дети сохранят также права и пенсии, предусмотренные в Уставах университетов.
В каждом университете останется один из старых профессоров, хорошо знакомый с устройством дел университета, чтобы в течение первых двух лет исполнять функции ректора. Тем самым он даст молодым преподавателям время обучиться управлению университетом и школами.
Также два последних года из семи можно использовать, чтобы собрать за границей то, что недостает еще для университетских коллекций. Это будет сделано по предложениям обучающихся по этой части, после утверждения профессором и под контролем директоров, которым вменено будет в обязанности следить за покупками и оплачивать их после получения разрешения от министра.
Паррот
Список литературы
Андреев А. Ю. Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века. М., 2005.
Андреев А. Ю. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота (1802— 1825) как источник по изучению политических реформ в Российской империи // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 89. С. 67-82.
Иванов А. Е. Ученое достоинство Российской империи. XVIII — начало XX века. Подготовка и научная аттестация профессоров и преподавателей высшей школы. М., 2016. Карнаух Н. В. Дерптский Профессорский институт — научно-педагогическая школа России. М., 2020.
Паина Э. С. Профессорский институт при Тартуском университете (1828—1839) и русско-прибалтийские научные связи (По материалам ЦГИА СССР) // Из истории естествознания и техники Прибалтики. Рига, 1970. С. 138—148.
Петров Ф. А. Формирование системы университетского образования в России. Т. 3: Университетская профессура и подготовка Устава 1835 года. М., 2003.
Петухов E. В. Императорский Юрьевский, бывший Дерптский, университет за сто лет его существования. Юрьев, 1902. Т. 1.
Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. СПб., 1902.
С.-Петербургский университет в первое столетие его деятельности 1819—1919: Материалы по истории С.-Петербургского университета / под ред. проф. С. В. Рождественского. Пг., 1919.
Тамул В. Э. Профессорский институт и международные научные связи Тартуского университета в первой половине XIX в.: дис. ... канд. ист. наук. Тарту, 1988.
Bienemann Fr. Ein Freiheitskampfer unter kaiser Nicolaus I: Briefe von Georg Friedrich Parrot // Deutsche Revue über das gesamte nationale Leben der Gegenwart. 1895. № 1. S. 100— 114; № 2. S. 224-235.
Schmid G. Das Professoren-Institut in Dorpat: 1827-1838 // Russische Revue. 1881. Heft 8. S. 13б-1бб.
Вестник ПСТГУ
Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2023. Вып. 112. С. 119-141 Б01: 10.15382Миг112023112.119-141
Yulia Gracheva, Candidate of Sciences in History, Department of Russian History, Faculty of History and Philology, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities
Moscow, Russia g.yuliya@mail.ru. https://orcid.org/0000-0002-2220-9361
G. F. Parrot's Memorandum to Emperor Nicholas I on the Foundation of the Professorial Institute: A Study and Publication of the Document
Yu. Gracheva
Abstract: The article examines the activities of academician Georg Friedrich Parrot, associated with the emergence of the Professorial Institute in Dorpat. Parrot himself was for a long time a professor at Dorpat university and understood well the need to train national professors for the universities of the Russian Empire. Questions of public education turned out to be the central topic in the correspondence of G. F. Parrot with both Emperor Alexander I and Emperor Nicholas I. It was Parrot who became the author of the note Mémoire sur les universities de l'interieur de la Russie, the main idea of which was embodied in an educational institution established in 1827, designed to train domestic professors. Nicholas I generally supported Parrot's project, even though the project caused mixed assessments in the Committee for the Arrangement
of Educational Institutions. For the first time, Parrot's note is published in full and introduced into scientific circulation in French (original language) and translated into Russian. The location of the original note in the fund of the Committee for the Arrangement of Educational Institutions and its copy in the fund of the Department of Public Education has been clarified. An analysis of scientific papers devoted to the organization and initial activities of the Professorial Institute showed that the researchers mainly turned to the documents of the Committee published at the end of the 19th century, and not to the original of Parrot's note. The author comes to the conclusion that the publication and full introduction into scientific circulation of the text of the project of Academician G. F. Parrot will be an important contribution to the history of the Dorpat Professorial Institute, university history, as well as the history of higher education in the Russian Empire.
Keywords: Academician G. F. Parrot, Emperor Nicholas I, Dorpat Professorial Institute, Committee for the Arrangement of Educational Institutions, professor, university.
References
Andreev A. (2005) Russkie studenty v nemetskikh universitetakh XVIII—pervoipoloviny XIXveka. Moscow (in Russian).
Andreev A. (2019) "Perepiska imperatora Aleksandra I i professora G. F. Parrota (1802-1825) kak istochnik po izucheniiu politicheskikh reform v Rossiiskoi imperii". Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoi Pravo-slavnoi Tserkvi, 2019, vol. 89, pp. 67-82 (in Russian).
Ivanov A. (2016) Uchenoe dostoinstvo Rossiiskoi imperii. XVIII — nachalo XX veka. Podgotovka i nauchnaia attestatsiiaprofessorov iprepodavatelei vysshei shkoly. Moscow (in Russian).
Karnauh N. (2020) Derptskii Professorskii institut — nauchno-pedagogicheskaia shkola Rossii. Moscow (in Russian).
Paina E. (1970) "Professorskii institut pri Tartuskom universitete (1828-1839) i russko-pribal-tiiskie nauchnye sviazi", in Iz istorii estestvoznaniia i tekhniki Pribaltiki, Riga, pp. 138-148 (in Russian).
Petrov F. (2003) Formirovanie sistemy universitetskogo obrazovaniia v Rossii. 3. Universitetskaia professura ipodgotovka Ustava 1835goda. Moscow (in Russian).
Tamul V. (1988) Professorskii institut i mezhdunarodnye nauchnye sviazi Tartuskogo universiteta v pervoipolovine 19 v. Tartu (in Russian).
Статья поступила в редакцию 19.03.2023 The article was submitted 19.03.2023
