CC BY
42
УДК 32.019.5
А. Т. Каюмов, Ф. К. Каников
Каюмов А. Т., доктор философских наук, профессор; заведующий кафедрой философских наук; Московский государственный лингвистический университет; e-mail: [email protected]
Каников Ф. К., социолог; e-mail: [email protected]
ЗАПАДНЫЙ НЕОКОНСЕРВАТИЗМ И МОДЕРНИЗАЦИЯ РОССИИ
В статье анализируется модернизация российского общества в контексте идеологии политики западного неоконсерватизма. Существуют два уровня использования термина «модернизация» - частный и общий. На частном уровне, например, имеются такие словосочетания и понятия, как «техническая модернизация», «модернизация системы образования», «модернизация вооруженных сил» и т. д. Общий уровень употребления отражает и обозначает обновление общества как целостной системы. Именно такое употребление термина «модернизация» интересует нас и требует уточнения и раскрытия содержательных аспектов.
Ключевые слова: модернизация; консерватизм; неоконсерватизм; западниза-ция; либерализм; либертаризм; неомодернизм; постмодернизм.
А. X Kayumov, F. K. Kanikov
KayumovA. I, Doctor of Philosophy (Dr. habiL), Prof.; Head of the Department of Philosophy; Moscow State Linguistic University; e-mail: [email protected]
KanikovF. K., Sociologist; e-mail: [email protected]
WESTERN NEOCONSERVATISM AND MODERNIZATION OF RUSSIA
The article analyzes the modernization of Russian society in the context of the ideology of the policy of Western neoconservatism. There are two levels of use of the term «modernization»: special and general. On the special level, for example, there are phrases and concepts such as «technical modernization», «modernization of the educational system», «modernization of the armed forces», etc. General level of use reflects and denotes the renewal of society as an integral system. This particular use of the term «modernization» interests us and requires clarification and revealing of substantive aspects.
Key words: modernization; conservatism; neoconservatism; westernization; liberalism; libertarianism; neomodernism; postmodernism.
Введение
Термин «модернизация» имеет несколько значений, которые обобщенно могут отражать три взаимосвязанных аспекта. Во-первых, это сложные, противоречивые социально-экономические и социокультурные процессы, связанные с переходом от традиционного общества к современному (modern society). С этой точки зрения основное содержание процессов модернизации совпадает с процессом формирования индустриального общества. Базовые характеристики общества модерна 1960-1970-х годов были выделены в работах Толкота Парсонса и ряда других западных социологов. Сегодня речь идет о переходе к этапу постиндустриального или информационного развития и, следовательно, можно говорить уже о характеристиках общества постмодерна [Аберкромби, Хилл, Тернер 1997; Мигранян 1990]. Во-вторых, термин «модернизация» обозначает особую политику, направленную на преобразование общества, следовательно, государства -включает в себя и идеологическую составляющую. При таком понимании процессы изменений (перехода) в значительной мере являются политически и идеологически детерминированными, поэтому не исключающими субъективизма и волюнтаризма. В-третьих, теоретические концепции в их классических и современных версиях, объясняющих факторы, логику и механизмы перехода от традиционного общества к современному. Некоторые из этих концепций, мы увидим это дальше, применяются как составные части и инструменты политики модернизации. В нашем анализе основное внимание уделяется второму аспекту применительно к современной России, но в качестве вспомогательных используются и два других.
Модернизационные процессы в общественном развитии
Модернизационные процессы в науке, как правило, подразделяются на первичные и вторичные, а также по характеру изменений: на органические и неорганические, на инновационные и мобилизационные. В рамках первичной модернизации, которая протекала в странах Европы и Северной Америки (США и Канада) преобразования происходили естественно-исторически на основе внутренних источников, факторов и конфликтов в соответствии с принципом саморазвития [Ковалев 1990; Федотова 2002; Штомпка 1996].
Вторичная, или догоняющая, модернизация носит в значительной мере мобилизационный характер, ориентируется на внешние факторы, включая успешные примеры высокоразвитых стран. Российский философ В. Г. Федотова выделяет и третий тип модернизации, характерный, по ее мнению, для стран Юго-Восточной Азии и особенно Японии. «Их тип развития - пишет она - комбинированный - органический -неорганический, мобилизационно-инновационный, осуществляемый без радикального изменения идентичности» [Федотова, 2002, с. 4]. Данный тип она обозначает терминами «неомодернизм» и «постмодернизм» и рассматривает как основание для формирования эффективных моделей модернизации, сочетающих - в творческом синтезе - как достижения Запада, так и национальные традиции [Федотова 2002]. Аналогичные идеи начали высказывать и зарубежные исследователи уже в середине 1990-х годов [Eisenstadt 2000; Кара-Мурза, Панарин, Пантин 1995; Хантингтон 2003].
Начнем с того, что концепции «вторичной» модернизации были разработаны западными экономистами, политологами и социологами для обеспечения перехода бывших колониальных обществ к моделям современности в западном понимании. Отсюда следует, что они носили ярко выраженный нормативный характер и включали в себя создание рыночной экономики, формирование институтов демократии, внедрение ценностей либерализма, западных образцов поведения. Именно такие идеи можно обнаружить в работах Т. Парсонса, Д. Лернера, С. Хантингтона, Э. Шилза, У. Ростоу и др. Книга У. Ростоу имела очень символический и идеологически ориентированный подзаголовок: «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест» (1960). Альтернативную модель развития в те же 19601970 годы предлагали слаборазвитым странам ученые и политики СССР и других социалистических стран. Это означает, что концепции модернизации в условиях холодной войны носили не только научный, но идеологический характер. Отсюда следует, что существенные сдвиги в сфере идеологии обязательно должны влиять на теоретические концепции и на проекты модернизации с логично вытекающими из этого последствиями.
Вторичная модернизация - это прежде всего управляемый процесс, хотя первоначально предполагались и возможности эволюционного развития под воздействием экономических и культурных
факторов. В качестве основных социальных агентов (акторов, субъектов планирования и реализации реформаторских, инновационных проектов) обычно рассматриваются прогрессивно настроенные политические элиты, группы предпринимателей, особенно ориентированные на западные рынки, и отчасти либерально или технократически настроенная интеллигенция. На практике большинство начинаний модернизации такого типа в силу ускоренности традиционализма в массах, отношений трайбализма в политике, оторванности элит от основной массы населения и других причин завершались неудачно. Политика вестернизации и противопоставления западных ценностей и моделей традициям местных культур оказалась непродуктивной. В целом неудачными и нестабильными оказались также проекты модернизации постколониальных стран, предпринятые на основе принципов социализма. Заметным исключением на этом фоне являются страны Юго-Восточной Азии - так называемые «новые тигры»: Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Таиланд.
Есть основания утверждать, что постсоветские рыночные и демократические преобразования в России по своим базовым характеристикам соответствуют моделям вторичной и догоняющей модернизации. Имеющие место сдвиги в сторону эффективной национальной модели на сегодня явно недостаточны. Для более системного понимания особенностей политики, идеологии и социально-экономических, социокультурных процессов российской постсоветской модернизации необходимо выявить внешние и внутренние факторы, оказава-ющие на них влияние и отражающие их соотношение. С точки зрения теории мировой системы И. Валлерстайна требуется непременный учет внешних факторов и глобального контекста тех или иных изменений в отдельных странах [Аберкромби, Хилл, Тернер 1997; Валлерстайн 2006]. Именно при таком подходе можно выявить роль идейно-политических факторов и процессов глобализации в объективной и политической логике российской модернизации.
Начальный этап российской модернизации и предшествующий данному этапу период «перестройки» социализма проходили на фоне очень существенных сдвигов в политико-идеологических сферах ведущих стран Запада: США, Англии, Франции, Италии. Они не могли не повлиять на проекты модернизации, сформировавшиеся в этот период. Речь идет о неоконсервативном повороте, который охватил
1980-1990 годы не только политику, но и другие сферы западного мира. Отечественные исследователи К. С. Гаджиев, А. А. Галкин, В. Н. Гарбузов, А. Н. Мигранян, А. Ю. Мельвиль, Ю. А. Замошкин, В. В. Согрин, П. Ю. Рохшмир, В. И. Шамшурин и другие уделили достаточное внимание изучению факторов возникновения, а также содержанию и особенностям неоконсервативной идеологии [Гаджиев 1991; Гарбузов 1995; Замошкин 1980; Кара-Мурза, Панарин, Пантин 1995; Консерватизм как течение общественной мысли и фактор общественного развития 1995, с. 33-59; Мигранян 1990]. Такие социологи и политологи, как В. И. Добреньков, А. А. Кара-Мурза, А. С. Панарин, В. Ф. Шаповалов пытались адаптировать некоторые идеи умеренного консерватизма к условиям реформирующегося российского общества [Добреньков 2007; Кара-Мурза, Панарин, Пантин 1995; Шаповалов 1993]. Вместе с тем влияние неоконсерватизма как важного фактора явно недооценивается при анализе характера и особенностей российской модернизации. Нельзя также забывать, что с неоконсерватизмом связаны и очень значимы перемены в политике многих международных институтов, а также формирование особой модели глобализации.
Политика западного неоконсерватизма
Неоконсерватизм по исторической логике как бы является пре-емственником идеологии традиционного консерватизма. Их сходство в направленности на сохранение привилегий и интересов господствующих классов и их права управлять (этатизм). Однако различия более существенны, они касаются содержания и методов влияния. Если идеологи и представители традиционного консерватизма (Э. Берк, Эн де Нестр и др.) защищали феодальные порядки, ценности, традиции, то идеологи неоконсерватизма защищают устои современного мирового, и по терминологии И. Кастельса, информационного капитализма в противовес всем другим социальным и культурным тенденциям. По методам прежний консерватизм носил скорее оборонительный характер, современный делает ставку на активные, организованные и даже агрессивные действия. На большевистские методы этой идеологии указывает, например, название книги П. Бергера -«Капиталистическая революция» (1986). В этом же контексте рассматриваются и обосновываются термины «цветная революция», «экспорт революции» и т. д.
Неоконсерватизм как идеологическое течение имеет сложное и противоречивое содержание и определенные социокультурные формы проявления и массовой репрезентации. Основные социально-экономические установки и принципы данной идеологии связаны со всесторонней поддержкой механизмов рыночной экономики, с одной стороны, и с ограничением регулирующей роли государства и социальной политики - с другой. Новая идеология бизнеса и политической элиты США и западного мира формировалась в 1970 годы как альтернатива социальному либерализму и методам государственного регулирования экономики и социальной сферы, в качестве своеобразного ответа на углубляющийся кризис рыночной экономики. Критикуя эгалитаризм, бюрократию, противопоставляя принцип свободы принципам социального равенства и справедливости, консерваторы абсолютизируют позитивные возможности рынка, бизнеса и, по сути, легитимируют снижение социальной ответственности как государства, так и бизнеса. В социокультурном плане они апеллируют к ценностям морали, религии, нравственности, которые были значительно подорваны молодежными субкультурами и контркультурами шестидесятых годов прошлого века. Неоконсерватизм характеризуется радикально-рыночным, либертаристским содержанием и консервативными призывами к широким слоям общественности. Его экономическая составляющая связана с идеями Ф. Хайека, Л. Мизеса и концепцией монетаризма М. Фридмена. Согласно последней, государство должно участвовать преимущественно в регулировании объема денежной массы в экономике, в сдерживании инфляции и в обеспечении правопорядка. С учетом сказанного социально-экономическое содержание данной идеологии можно правомерно обозначить терминами: «неолиберализм» (в противоположность социальному либерализму 1950-1960 годов), «либерализм» или «монетаризм». Во всех этих случаях, несмотря на определенные акценты и различия, есть общее: это абсолютизация и апология рыночных механизмов и интересов бизнеса. При этом мы исходим из положения, что консервативные идеи, ценности, традиции в контексте этой новой идеологии играли вспомогательную роль социокультурной оболочки либертаристских принципов. На наличие двух взаимосвязанных, но относительно самостоятельных аспектов консервативного поворота указывает также известный американский социолог и историк И. Валлерстайн [Валлерстайн 2006]. Наиболее
известными политическими эквивалентами неоконсерватизма в 1980 г. стали «рейганизм» и «тэтчеризм» с их явно выраженной политикой поддержки бизнеса и сокращения социальных программ государства.
Во внешней политике, в системе международных отношений, неоконсерватизм связан с антикоммунизмом, агрессивностью, с активизацией программ экспорта демократии, формированием благоприятных условий для транснациональных корпораций и международных финансовых групп. Именно эти черты характеризуют модель направляемой глобализации под эгидой США. А. А. Зиновьев обобщает данную модель и связанные с ней процессы в концепции западнизации. По его мнению, «идея глобального общества» есть идея западная, а не абстрактно-мировая, и далее: «Инициатива движения к такому обществу исходит от Запада. В основе его лежит не столько стремление различных народов к объединению - такое стремление появляется чрезвычайно редко, - сколько стремление определенных сил Запада занять господствующее положение на планете, организовать всё человечество в своих конкретных интересах» [Зиновьев 2003, с. 415]. В контексте роли неоконсерватизма и связанной с ним модели глобализации как фактора российской модернизации важны и другие положения выдающегося российского философа и социолога, в частности, о том, что западнизация включает в себя американизацию в качестве более частного феномена и преподносится идеологически как «гуманная» и «освободительная миссия Запада». «Но реальная сущность западнизации не имеет с этим ничего общего. Цель западниза-ции - довести намеченные жертвы до такого состояния, чтобы они потеряли способность к самостоятельному развитию, включить их в сферу влияния Запада, причем не в роли равноправных и равно-мощных партнеров, а в роли сателлитов или, лучше сказать, колоний Нового типа» [так же, с. 417]. Результаты и последствия такой политики по отношению к СССР и России проанализированы А. А. Зиновьевым в статье «Гибель "империи зла"». Автором делается вывод, вполне адекватный реалиям 90-х годов, о том, что модернизация России после СССР («империя зла», по выражению Р. Рейгана) идет в соответствии с рецептами Запада по пути формирования «колониальной демократии» [Зиновьев 1995]. По своим основным положениям идеи и выводы А. А. Зиновьева согласуются с другими концепциями и, самое главное - с фактами. Теория зависимости бразильского ученого
и политика Ф. Э. Кардозу и теория мир-системы и мир-экономики американского ученого И. Валлерстайна выявляют, по сути, такую же логику влияний развитых стран Запада на менее развитые, но с использованием идей терминологии неомарксизма [Аберкромби, Хилл, Тернер 1997]. Другие исследователи обратили внимание на антигуманные и антидемократичесикие аспекты сформировавшейся в 1980-1990 годы неоконсервативной (неолиберальной) модели глобализации [Аберкромби, Хилл, Тернер 1997; Валлестайн 2006; Корнаи 1990; Федотова 2002; Хантингтон 2003].
Итак, внешние факторы как совокупность взаимосвязанных концепций, доминирующих идей, принципов политики и деятельности международных институтов в значительной мере ограничили возможности выбора и предопределили содержательные особенности российской модели рыночных и демократических реформ. Международные рецепты для Восточной Европы и России, а также кураторство МВФ за процессами реформ в постсоциалистических обществах стали звеньями общего механизма западного влияния. Для СССР и России западными институтами уже в 1990 году был сформулирован особый сценарий радикальной рыночной модернизации с указанием на приоритетность экспорта сырья и энергии в условиях переходного периода [Экономика СССР ... 1991]. Антикоммунистически и рыночно настроенные российские реформаторы оказались восприимчивыми к идеям, ценностям, моделям и конкретным рецептам реформ, предлагаемых в качестве помощи активными неоконсерваторами, монетаристами и институтами «западнизации». В качестве последних целесообразно рассматривать правительства США, Великобритании, ФРГ и ряда других стран, международные институты, такие как МВФ, МБ, ЕБРР, ОЭСР, саммиты «Семерки» и др. Внутренние факторы: индустриальный характер экономики и общества; социальные интересы населения, профессиональных групп, основных классов; традиции культуры и даже национально-государственные интересы - в ходе начавшихся реформ были или проигнорированы, или сведены к минимуму. Политика рыночной модернизации российского общества по своему основному содержанию оказалась заимствованной извне, асоциальной по сущности. Результаты проведения такой политики закономерно вели не только к позитивным, но и негативным последствиям, которые вполне можно было прогнозировать еще до начала реформ.
Модернизация российского общества
Модернизационная идеология и политика российских реформаторов уже к середине 1990 годов привела к таким социально-экономическим и социокультурным последствиям, которые в значительной мере предопределили состояние и особенности развития общества в последующие десятилетия. Многие из них приобрели устойчивый, инерционный, или, иначе говоря, системный характер, стали особенностями и атрибутами российского переходного общества. В частности, идеолог российских рыночных реформ Е. Т. Гайдар социальную направленность формирующейся рыночной экономики не рассматривал в качестве приоритетной задачи. Более того, он настойчиво выступал за ограничение регулирующих функций государства и политически, легитимировал, то есть оправдывал, коррупцию чиновничества. В последнем случае он считал «обмен государственной власти на собственность» вполне адекватным для российских условий [Гайдар 1997].
Можно выделить следующие наиболее существенные позитивные и негативные модернизационные изменения российского общества, возникшие под влиянием идей и моделей неоконсерватизма:
• формирование основ рыночной экономики - с определенными институтами (регуляторами), инфраструктурой и социальной базой в лице предпринимательских слоев;
• деиндустриализацию экономики за счет сокращения роли и объемов производства отраслей обрабатывающей промышленности;
• придание экономике сырьевого характера - в результате резкого повышения экспорта нефти, газа, металлов и других ресурсов и в результате усиления зависимости экономики от конъюнктуры мировых цен и кризисов;
• имущественную и социальную поляризацию общества на массовые бедные слои (до 60-70 %) и на сверхбогатые слои, включающие в свой состав олигархов и высшие эшелоны бюрократии;
• маргинализацию основной части населения и нарастание кризиса социально-профессиональной структуры, снижение статуса и престижа интеллектуальных профессий;
• повышение дисфункциональности и снижение эффективности институтов «систем» науки, образования, культуры и здравоохранения;
• ослабление и рост дисфункциональноси всех структур государственной власти и управления, процессы приватизации власти бюрократией и элитами на всех уровнях общественной организации;
• насаждение массовой и потребительской культуры, унижающей все нравственные и гуманистически ценности общества (и традиционные и общечеловеческие ценности);
• социальную аномию, социокультурный и идеологический раскол общества, снижение роли ценностей, нормативных регуляторов поведения;
• как закономерное следствие всех перечисленных изменений -массовый рост криминализации и девиантных форм поведения во всех сферах общественной жизни, включая различные формы «социальной паразитарности».
Не будет большим преувеличением, если скажем, что модернизация России на практике обернулась значительной дезорганизацией и архаизацией всего общественного организма, включая ослабление государственности и рост зависимости от внешних факторов и сил. Все эти изменения и проблемы в комплексе непохожи на болезни творческого созидания более высшего качества. На таком фоне термин «колониальная демократия», введенный А. А. Зиновьевым для обозначения случившегося в России, не кажется слишком эмоциональным и неадекватным.
Корректировка характера российских реформ и происходящих процессов, начатая в 2000 году (политика президента В. В. Путина и правительства России) носила в целом позитивный характер. Удалось заметно укрепить государственность, выстроить «вертикаль власти», внести элементарный правопорядок в стране. Произошло повышение уровня суверенитета государства, авторитета в мире и степени самостоятельности проводимой внутренней и внешней политики. Эти изменения соответствовали тезису и лозунгу «суверенной демократии». В целом удалось приостановить наиболее опасные деструктивные процессы и обеспечить определенную стабильность в обществе. Вместе с тем новая политика сохраняла преемственность с политикой 90-х годов по очень существенным направлениям. Это продолжение сырьевого курса экономики, экономия на бюджетной сфере, в которую, как известно, включены наука, образование, культура и здравоохранение, сохранение тенденции к поляризации общества [Ясин 2003]. Нельзя также
забывать, что укрепление государственной власти сопровождалось процессами роста бюрократизации и коррупции. Речь идет о том, что все эти и другие негативные явления уже трудно поддаются политическому влиянию и приобрели устойчивость, способность к воспроизводству, имеют самостоятельную логику развития. За все годы рыночных реформ сформировались влиятельные социальные группы, заинтересованные в сохранении сложившейся ситуации или социально-экономического порядка, то есть «статуса-кво». На наш взгляд Россия попала в трудно преодолимую ловушку «равновесия на низком уровне», о чем предупреждал венгерский экономист Янош Корнаи [Корнаи 1990]. В эту ловушку попали низкие доходы значительной части населения, и в том числе высококвалифицированных групп, а также системы науки, образования, медицины и культуры. Иначе говоря, заблокированы процессы воспроизводства, развития и реализации человеческого и интеллектуального потенциала основных слоев и групп общества. В целом сложилась дисфункциональная, блокирующая инновационную активность, сверхполяризованная стратификационная система. Попытки преодоления такого равновесия сегодня могут вести к инфляционным процессам и социально-политическим, идеологическим конфликтам. Нельзя забывать, что современная политическая элита России в значительной части сама интегрирована в состав наиболее богатых и обеспеченных слоев. В качестве обобщения можно утверждать, что неоконсервативная и либертаристская преемственность социально-экономической политики, с одной стороны, и социально-групповые интересы высших слоев общества, включая политическую элиту и бюрократию, - с другой, являются основным фактором, препятствующим эффективному решению вышеобозначен-ных проблем. Всё это заставляет политиков и органы власти ограничиваться паллиативными мерами в сфере социальной политики и обещаниями «светлого будущего».
Майские указы (№ 597 от 2012 г., № 204 от 2018 г.) Президента РФ В. В. Путина характеризуют заметную ориентацию политики государства на социальные защиты. Но вместе с тем практика показывает, что их реализация имеет весьма замедленный процесс. В целом продолжение курса на либерализацию экономики имеет множество негативных последствий. В реальности это означает сохранение механизмов перекачки богатств «снизу» на «верх» и из России на Запад
(и в офшоры). В этой ситуации реализации конституционного положения (ст. 7 «О социальном государстве») является явно проблематичной, несмотря на политические усилия.
Заключение
Обществом сегодня востребована социально, научно-технически и культурно-ориентированная модель. В контексте формирования адекватной российским условиям и традициям национальной модели модернизации наряду с принципами социальной справедливости целесообразно, на наш взгляд, использование и ряда идей умеренного консерватизма для придания развитию общества более органичного и преемственного характера. В частности, весьма привлекательной и перспективной может оказаться концепция «социальной рыночной экономики», связанная с идеями и политикой немецкого христианского демократа Л. Эрхарда. Интересными также представляются идеи персонализма и органичного развития общества и государства. Мы присоединяемся к тем авторам, которые считают идеологию, отражающую интересы и ценности широких слоев общества важнейшим фактором успешной модернизации [Волков 2007; Нугаев М., Нугаев Р. 1997].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Б. Социологический словарь. Казань : Изд-во
Казан. ун-та, 1977. 420 с. Бергер П. Капиталистическая революция. М. : Прогресс-Универс, 1986. 320 с. Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М. : Территория будущего, 2006. 248 с.
Волков Ю. Г. Идеология социально-политической жизни общества // Политическая социология : учебное пособие. Ростов н/Д. : Феникс, 2007. С. 46-83.
Добренькое В. И. О национальной идеологии для современной России : докл. Всероссийского социологического конгресса «Глобализация и социальные изменения в современной России». М. : Альфа, 2007. С. 32-54. Гаджиев К. С. Современный консерватизм: опыт типологизации // Новая
и Новейшая история. 1991. № 1. С. 55-74. Гарбузов В. Н. Консерватизм: понятие и типология (историографический
обзор) // Полис. 1995. № 4. С. 60-68. Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. Как отделить собственность от власти и повысить благосостояние россиян. СПб. : НОРМА. 1997. 224 с.
Замошкин Ю. А. Личность в современной Америке: Опыт анализа ценностных и политических ориентаций. М. : Мысль, 1980. С. 218-244. Зиновьев А. А. Гибель «империи зла» // Социологические исследования. 1995.
№ 4. С. 74-81. Зиновьев А. А. Запад. М. : Эксмо, 2003. С. 5-448.
Кара-Мурза А. А., Панарин А. С., Пантин И. К. Духовно-идеологическая ситуация в современной России: перспективы развития // Полис. 1995. № 4. С. 6-17.
Ковалев А. Д. Модернизации теории // Современная западная социология:
Словарь. М. : Политиздат, 1990. С. 193-197. Консерватизм как течение общественной мысли и фактор общественного
развития (материалы «круглого стола») // Полис. 1995. № 4. С. 33-59. КорнаиЯ. Трансформационный спад // Вопросы экономики. 1990. № 3. С. 4-16. Мигранян А. М. Переосмысливая консерватизм // Вопросы философии. 1990. № 11. С. 114-122.
НугаевМ. А., Нугаев Р. М. Концептуальные основы татарстанской модели социально-экономического развития. Казань : ИСЭПН АНТ, 1997. 201 с. Федотова В. Г. Неклассические модернизации и альтернативы модернизаци-
онной теории // Вопросы философии. 2002. № 12. С. 3-21. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М. : АСТ, 2003. 603 с. Шаповалов В. Ф. О перспективах консервативной партийной политики в России // Социологические исследования. 1993. № 4. С. 106-115. Штомпка П. Социология социальных изменений. М. : Аспект-Пресс, 1996. С. 170-185.
Экономика СССР. Исследование состояния экономики СССР по запросу участников Совещания в Хьюстене. М. : Культурная инициатива, 1991. 112 с.
Ясин Я. Г. Нерыночный сектор. Структурные реформы и экономический
рост. М. : Либеральная миссия, 2003. 92 с. Eisenstadt S.N. Multiple Modernities // Daedalus. Winter. 2000. Vol. 29. № 1. P. 3-29.
REFERENCES
Aberkrombi N., Hill S., Terner B. Sociologicheskij slovar'. Kazan' : Izd-vo Kazan. un-ta, 1977. 420 s.
Berger P. Kapitalisticheskaja revoljucija. M. : Progress-Univers, 1986. 320 s. Vallerstajn I. Mirosistemnyj analiz: Vvedenie. M. : Territorija budushhego, 2006. 248 s.
Volkov Ju. G. Ideologija social'no-politicheskoj zhizni obshhestva // Politicheskaja sociologija : uchebnoe posobie. Rostov n/D. : Feniks, 2007. S. 46-83.
Dobren'kov V.I. O nacional'noj ideologii dlja sovremennoj Rossii : dokl. Vserossijskogo sociologicheskogo kongressa «Globalizacija i social'nye izmenenija v sovremennoj Rossii». M. : Al'fa, 2007. S. 32-54.
Gadzhiev K. S. Sovremennyj konservatizm: opyt tipologizacii // Novaja i Novejshaja istorija. 1991. № 1. S. 55-74.
Garbuzov V. N. Konservatizm: ponjatie i tipologija (istoriograficheskij obzor) // Polis. 1995. № 4. S. 60-68.
Gajdar E. T. Gosudarstvo i jevoljucija. Kak otdelit' sobstvennost' ot vlasti i povysit' blagosostojanie rossijan. SPb. : NORMA. 1997. 224 s.
Zamoshkin Ju.A. Lichnost' v sovremennoj Amerike: Opyt analiza cennostnyh i politicheskih orientacij. M. : Mysl', 1980. S. 218-244.
Zinov'evA.A. Gibel' «imperii zla» // Sociologicheskie issledovanija. 1995. № 4. S. 74-81.
Zinov'ev A.A. Zapad. M. : Jeksmo, 2003. S. 5-448.
Kara-MurzaA.A., Panarin A. S., Pantin I. K. Duhovno-ideologicheskaja situacija v sovremennoj Rossii: perspektivy razvitija // Polis. 1995. № 4. S. 6-17.
KovalevA.D. Modernizacii teorii // Sovremennaja zapadnaja sociologija: Slovar'. M. : Politizdat, 1990. S. 193-197.
Konservatizm kak techenie obshhestvennoj mysli i faktor obshhestvennogo razvitija (materialy «kruglogo stola») // Polis. 1995. № 4. S. 33-59.
Kornai Ja. Transformacionnyj spad // Voprosy jekonomiki. 1990. № 3. S. 4-16.
Migranjan A.M. Pereosmyslivaja konservatizm // Voprosy filosofii. 1990. № 11. S. 114-122.
Nugaev M. A., Nugaev R. M. Konceptual'nye osnovy tatarstanskoj modeli social'no-jekonomicheskogo razvitija. Kazan' : ISJePN ANT, 1997. 201 s.
Fedotova V. G. Neklassicheskie modernizacii i al'ternativy modernizacionnoj teorii // Voprosy filosofii. 2002. № 12. S. 3-21.
Hantington S. Stolknovenie civilizacij. M. : AST, 2003. 603 s.
Shapovalov V. F. O perspektivah konservativnoj partijnoj politiki v Rossii // Sociologicheskie issledovanija. 1993. № 4. S. 106-115.
Shtompka P. Sociologija social'nyh izmenenij. M. : Aspekt-Press, 1996. S. 170185.
Jekonomika SSSR. Issledovanie sostojanijajekonomiki SSSR po zaprosu uchastnikov Soveshhanija v H'justene. M. : Kul'turnaja iniciativa, 1991. 112 s.
Jasin Ja. G. Nerynochnyj sektor. Strukturnye reformy i jekonomicheskij rost. M. : Liberal'naja missija, 2003. 92 s.
Eisenstadt S.N. Multiple Modernities // Daedalus. Winter. 2000. Vol. 29. № 1. P. 3-29.
