CC BY
90
ИСТОРИЯ ИСТОРИЯ РОССИИ
© 2007 г.
Д.М. Котышев
ЗАМЕТКИ ОБ ИСТОЧНИКАХ ПО ИСТОРИИ ЮЖНОРУССКОГО ЛЕТОПИСАНИЯ XII В. (ИПАТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ)
Общепринято считать, что основным источником в деле изучения южнорусского летописания является Ипатьевская летопись. Этот южнорусский свод XIV в. представлен целым рядом списков. В настоящей работе основное внимание уделено спискам Ипатьевскому и Хлебниковскому1. Ипатьевская летопись, названная так по основному списку памятника, происходящему из Костромского Ипатьевского монастыря, заключает в себе три разнородных произведения. Во-первых, редакцию повести Временных лет, доведенную до 1118 г. Во-вторых, летописный свод, охватывающий южнорусские события, преимущественно связанные с Киевом и Киевской землей, с 1118 по 1199 гг. И, наконец, третий памятник — это Галицко-Волынская летопись, повествующая о со-
2
бытиях в Юго-Западной Руси на протяжении XIII в.2
Южнорусский свод XII в. — главный объект исследования в настоящей работе. Еще Д.И. Иловайский выдвинул предположение о киевском происхождении этого памятника, связав его появление с литературной деятельностью игумена Киевского Выдубецкого монастыря Моисея и его ближайшего окружения.3 Эта мысль была поддержана К.Н. Бестужевым-Рюминым, который указал на сложный и компилятивный характер южнорусского свода, названного им Киевским. По мнению Бестужева-Рюмина, в состав Киевского свода вошли летописные записи, сделанные в Киеве во времена Мономаха и Мстислава, летописание Изяслава Мстиславича и дома Ростиславичей, а также отдельные фрагменты черниговского летописания.4 Анализируя состав Киевской летописи, которую он определял как свод 1198 г., А.А. Шахматов считал ее произведением, составленным в стенах Михайловского Выдубецкого монастыря. Составители летописи, как полагал исследователь, демонстрировали свои симпатии к княжескому дому Ростиславичей, что нашло отражение в целом ряде летописных известий. В числе многочисленных источников автор «Выдубецкой» летописи, по мнению Шахматова, использовал Печерскую летопись, галиц-ко-волынский летописец XII в., а также летописание черниговских Ольгови-чей.5 Особо А.А. Шахматов выделял гипотетический Полихрон начала XIV в., существование которого он обосновывал сличением погодных статей Ипатьевской, Лаврентьевской и Воскресенской летописей.6
Наиболее обстоятельно киевское летописание подверглось изучению в работе М.Д. Приселкова. Развивая идеи Шахматова, Приселков конкретизировал
ряд предполагаемых источников Киевского свода 1198 г.: семейную хронику Ростиславичей, летописец Переяславля Русского 1187 г. и черниговский летописец Игоря Святославича 1198 г. После извлечения из Киевского свода известий всех вышеперечисленных летописцев, по мнению Приселкова, «мы получаем непрерывное киевское летописание от ПВЛ до 1200 г. включительно».' Однако подробный анализ этого корпуса известий и вычленение из них достоверно киевских ученый осуществлять не стал, сославшись на трудности, возни-
о
кающие в отсутствие параллельных текстов.
Ряд попыток изучения состава Киевского летописания были предприняты в последние десятилетия. Д.С. Лихачев считал возможным говорить о личных летописцах Мономаха и Мстислава, послуживших основой погодных киевских записей первой половины XII в. Говоря о летописце Владимира Глебовича, Д.С. Лихачев полагает, что в свод игумена Моисея он попал через черниговскую летопись Игоря Святославича.9
Подводя итоги краткой истории изучения киевского летописания XII в., отмечу, что предпринимавшиеся ранее попытки определить состав сложного компилятивного текста на основании чисто формальных признаков, без привлечения параллельных чтений вряд ли способны дать удовлетворительные результаты. Внимательный текстологический анализ подменяется простой «расшивкой» летописных текстов на целый ряд гипотетических сводов, существующих только в воображении исследователя. Классическим примером такого рода является работа Б.А. Рыбакова, в которой автор на основе «формального анализа текста» счел возможным выделить в составе Киевского свода свыше пяти летописцев, которые были, по его мнению, использованы Моисеем.10 Нелишне, однако, заметить, что большинство этих гипотетических «летописцев» при ближайшем рассмотрении оказываются авторскими допущениями, которые практически невозможно подтвердить.
По нашему мнению, к вопросу о составе Киевского свода 1198 г. можно подойти с несколько другой позиции. Отмечаемые Б.А. Рыбаковым «различные в систематическом и языковом отношении» фрагменты в большинстве своем нуждаются в дополнительной проверке. Но неоднородность в хронологии памятника с более высокой степенью достоверности может указывать на следы работы сводчика, соединявшего воедино разнородный летописный материал.
Давая пространный хронологический комментарий к Ипатьевской летописи (далее — Ипат), Н.Г. Бережков обратил внимание на неоднократную смену исчисления годов на пространстве XII в. В целом, картина выглядит следующим образом: статьи 6626—6632 (1118/19—1124/25) гг. датированы мартовским стилем. Следующий блок статей — 6633—6648 (1124/25—1139/40) гг., характеризуются переходом на ультрамартовский стиль исчисления. В дальнейшем, мы наблюдаем до конца XII в. чередование мартовского и ультрамартовского стилей. Известия под 6649—6664 (1141/42—1156/57) гг. — мартовские, под 6665—6684 (1157/58—1176/77) гг. — ультрамартовские, а известия заключительной части свода 1198 г. — снова мартовские.11 Таким образом, на пространстве XII в. мы наблюдаем четырехкратную смену исчисления. Предположить, что подобное явление принадлежит руке составителя Киевского свода крайне проблематично. Рискнем предположить, что причиной неоднократной смены стиля исчис-
ления является соединение различных летописных сводов, одни из которых вели счет по мартовскому, другие — по ультрамартовскому стилю. Именно на основе «сбоев» в хронологической сетке Киевского свода, возможно, как нам думается, выделение (чисто условное) как периодов летописного творчества, так и круга источников свода 1198 г.
На пространстве XII в. мы имеем четыре узловые точки, которые являются пограничными при переходе от одного стиля летосчисления на другой. Речь идет о комплексах известий, помещенных под годами 6626, 6634, 6648, 6664, 6684. Внимательное изучение этих летописных известий, проведенное Н.Г. Бережковым, позволяет прийти к выводу о наличии в них очевидных «стыков»,
иными словами, следов соединения под одним годом событий, относящихся к 12
разным годам.
Первый стык, как мы уже сказали, прослеживается в летописных записях 6625 и 6626 гг. Под 6626 г., с которого начинается мартовская полоса лет, опущена фраза «Володимеръ же посла сына своего Романа во Владимеръ княжить». Она читается в этом месте в Лаврентьевской (далее — Лавр), а в Ипат помещено под 6625 г. По мнению Н.Г. Бережкова, «порядок сообщений в Лавр и Воскресенской (далее — Воскр) соответствует последовательности событий, т.е. Роман
13
был посажен во Владимире после бегства Ярослава».13 Та же дублировка прослеживается и в отношении известия о Глебе Всеславиче; о взятии у него Минска Владимиром Ипат сообщает под 6625 и 6627 гг. Очевидно, что в первом случае оно стоит не на месте, среди приписок. Принимая во внимание, что на 6625 (1117/1118) г. оканчивалась третья редакция ПВЛ, получаем удовлетворительное объяснение факту наличия приписок под этой годовой статьей — летописец, завершая повествование, счел необходимым упомянуть о проследовавших после событиях. Те же известия получили более подробное освещение в продолжении ПВЛ по Ипат.
Второй стык приходится на 6632—6633 гг., где начинается переход наультра-мартовский стиль исчисления. Это достигнуто путем вычленения из статьи
6632 г. сообщения о смерти вдовы Святополка и выделения ее в особую статью
6633 г.14
Особенно интересным представляется нам третий «стык», следы которого отчетливо прослеживаются в статье 6648 г. Статья отличается большой сложностью своего состава, а также тем, что с нее Ипат. опять переходит к мартовскому исчислению. Это происходит вследствие отнесения к статье 6648 г. сообщения 6649 г. Кроме того, следы редакторской работы по соединению различных фрагментов летописного текста прослеживаются в составе самой статьи 6648 г. После известия о возвращении полоцких князей, сосланных в Царьград Мстиславом, В Ипат. от слов «В то же время взидоста» до слов «мы же на преднее възратимся» идет пространное повествование о судьбе этих князей. Анализируя эту часть статьи, Н.Г. Бережков высказал предположение, что в статье 6648 г. составитель свода привел известие, которое было опущено под 6638 г.15 Взаимосвязь указанного отрывка с известиями 6638 г. получает полное подтверждение при обращении к материалам Московского свода 1479 г. (далее — Мс) . В нем под 6637 г. после фразы «Того же лета поточи Мъстиславъ князи Полоч-ские Царюграду и с женами и с детми» следует фрагмент, начинающийся со
слов «зане не бяху въ воли его» и до конца погодной статьи, заканчивающейся словами «а по городомъ их посажа мужи своя». Он имеет полное сходство с тем текстом, который помещен в Ипат под 6648 г.16 Принимая во внимание характер записей в Мс. за XII в., можно допустить, что в данном случае перед нами отразились следы архетипа того Киевского свода, который в переработанном виде лег в основу Ипат. Следовательно, данный фрагмент был использован для того, чтобы соединить два больших летописных текста. Один из них заканчивался известием о вокняжении Давыдовича в Чернигове, а второй начинался сообщением о замыслах севшего в Киеве Всеволода Ольговича (примечательно, что данный отрывок выделен заголовком).
По мнению автора исследования, эти стыки и есть следы редакторской работы составителя свода 1198 г., соединившего летописные тексты различных авторов, пользовавшихся различным стилем исчисления.
Пять больших полос в известиях XII в. Ипат. летописи было бы весьма заманчиво идентифицировать с определенными этапами летописной деятельности, о которых уже говорилось выше. Однако для подобных выводов требуется проведение сплошного исследования текста Ипат в сравнении с другими сводами, содержащими южнорусские известия. Изыскания, проведенные в рамках настоящей работы, позволяют сделать несколько предварительных выводов относительно состава и источников Киевского свода 1198 г.
Первые две полосы известий — с 6626 по 6649 гг. — представляют собой, как
это справедливо заметил М.Д. Приселков, продолжение летописной традиции,
17
заложенной еще ПВЛ, при князьях Мономахе и Мстиславе.17 Является ли этот летописный материал отражением личных летописцев указанных князей, как полагают М.Д. Приселков и Д.С. Лихачев, ответить затруднительно. С одной стороны, мы действительно наблюдаем пристрастие летописца к фактам из жизни княжеского дома Мономашичей. С другой же очевидно, что киевские известия, особенно во второй, ультрамартовской хронологической полосе подверглись определенному редактированию, что устанавливается путем сличения известий Ипат с известиями Лаврентьевской летописи.
Приведем наиболее красноречивые примеры такого редактирования. Под 6644 г. Ипат, говоря об осаде Переяславля Ольговичами, указывает подробности осады («и стояше подъ городомъ три дни и бишася у епископлихъ воротъ и у княжих воротъ»), в то время как Лавр. вместо указанных слов ограничивается общей характеристикой, более резкой по отношению к Ольговичам: «...и нача-ша воевати селы и городы по Суле... и многы пакости створише и Оустье по-жгоша...» Под 6650 г., где повествуется о походе Игоря на Переяславль, Ипат. сообщает, что «Игорь же сдумавъ с братьею своею, хотяче мьстити собе и ехаша к Переяславлю другое и сташа у Переяславля и бишася три дни и три не успев-ше ничего же воротишася въ свояси». Лавр. излагает события иначе: «Врагъ же роду христианьску дъяволъ ражже сердце Игореви Олговичю, всхоте ити в Переяславль и пришедъ, ста по Строеви и много пакости сътвориша, села пожго-ша и жита попалиша и стояше 2 месяца».
Определить источник этой редакции затруднительно, хотя присутствие на этом пространстве черниговских известий оставляет место для двоякого предположения: либо мы имеем дело с редакцией киевских известий в составе пред-
полагаемого свода Игоря Святославича, либо со следами редакторской работы составителя свода 1198 г. При этом второй вариант кажется мне более предпочтительным.
Основу летописных статей 40-50-х гг. XII в. составляет, по мнению большинства исследователей, летописец Изяслава Мстиславича, подвергшийся, однако, обширным вставкам из черниговского и галицко-волынского летописания.18 При этом, по моему мнению, имеется ряд аргументов, позволяющих поставить под сомнение тезис о том, что галицко-волынские известия на указанном хронологическом отрезке являются результатом вставок составителя Галицко-волынской летописи XIII в.19 Летописцу Изяслава Мстиславича соответствует как раз третья хронологическая полоса Ипатьевской летописи — с 6649 по 6664 гг., вновь переходящая на мартовский стиль.
Отрезок событий, заключенных между 6665 и 6684 гг. в целом можно характеризовать как ультрамартовскую хронологическую полосу. По мнению Н.Г. Бережкова, этот отрезок в летописании XII в. представляется наиболее сложным для изучения, что сказывается даже в их хронологии. Если первые одиннадцать статей — 6665—6675 — ультрамартовские, то следующие пять (6676—6680) ровно на единицу превышают ультрамартовские. Как и в разбиравшихся выше случаях, переход на новую систему исчисления достигается путем разделения сообщений одного календарного года между двумя погодными статьями.20 Наиболее отчетливые следы «стыков» просматриваются в статье 6682 г. (она со-единяетв себе события 1171, 1172, 1173 гг.), атакже в пропуске статьи 6686 г.
В данном конкретном случае переход на ультрамартовскую систему осуществлен посредством сведения под 6682 г. нескольких погодных статей. По мнению Н.Г. Бережкова, главной причиной, побудившей сводчика начала XIV в. дать изложение событий трех годов в одной статье, явилось стремление «восстановить совпадение обозначения статей в его своде с обозначением соответствующих статей в его основном источнике — киевском своде конца XII в.». По мнению историка, это совпадение было нарушено с 6676 г. и к 6680 г. достигло трех единиц разницы. Поэтому, писал Н.Г. Бережков, «южнорусский сводчик начала XIV в. прибегнул к весьма решительному приему: три следующих статьи киевского свода — под 6680, 6681 и 6682 ультрамартовскими годами — он соединил в одну, дав ей очередное обозначение года — 6682».21 Безусловно соглашаясь с ученым в оценке причин, побудивших летописца к укрупнению погодной статьи, выскажу определенное сомнение относительно авторства — такое соединение мог осуществить и сводчик конца XII в. Сложный характер хронологической сетки внутри четвертой, ультрамартовской полосы может быть объясним, по моему мнению, сложностью состава этой части памятника, где присутствуют черниговские и владимиро-суздальские известия, происходящие, как мне кажется, из разных источников.
Заключительная, мартовская полоса известий обнимает период с 6687 по 6706 гг., а отклонения от мартовского стиля исчисления не являются значительными. Этот заключительный этап киевского летописания А.А. Шахматов и М.Д. Приселков связывали непосредственно с деятельностью выдубецкого игумена Моисея.22 Гипотеза Б.А. Рыбакова относительно свода Святослава Всеволодовича и труда гипотетического книжника Тимофея остается по сей день
труднодоказуемой. Я придерживаюсь мнения, что черниговские известия являются вставками редактора 1198 г. Что же касается комплекса галицких известий, то рискну выдвинуть предположение, что галицкие известия попали в Киевский свод через летописец Рюрика Ростиславича, который, не исключено, составлялся не в Киеве, а в Белгороде.
На указанном пространстве комплексы галицких известий размещены под 6691, 6695—6698 гг. Эти известия рассказывают о завещании Ярослава Галицкого и о борьбе за Галич между Владимиром и Олегом «Настасьичем», а затем между Владимиром и Романом Мстиславичем. И Олег, и Роман пользовались поддержкой Рюрика Ростиславича: когда галичане с Владимиром Ярославичем «выгнаша Олга из Галича и бежа Олегъ отоуду въ Вручи к Рюрикови»; позже, будучи изгнан венгерским королем, Роман, которому «не бы в Ляхохъ помочи, иде к Рюрикови ко тестю своему в Белгородъ». Вместе с Романом убежище нашли и его галичские сторонники («и съ мужи теми, котории же его ввели бяху в Галичь»). Вполне вероятно, что этот круг людей мог стать источником информации о галичских делах, которая помещена в статьях 6695—6698 гг.
Мысль о Белгороде как месте написания заключительной части свода 1198 г., определяемого как летописец Рюрика Ростиславича, не более чем гипотеза. В ее пользу, кроме высокого статуса Белгорода, закрепленного дуумвиратом 1180 г., говорит и ряд частных наблюдений над текстом заключительной части Киевского свода. Речь идет о статьях 6695—6705 гг. Так, в статье 6695 г. от слов «Того же лета с велика дни» до слов «и дары многими одаривъ» читается пространное повествование о свадьбе сына Рюрика, Ростислава, которая была устроена на кня-жем дворе в Белгороде. Характерно внимание летописца к бытовым подробностям (в т.ч., упоминание о деревянной церкви Апостолов23, в которой происходило венчание новобрачных), а также именование белгородского епископа Максима «блаженным». Анализируя последнее известие, Б.А. Рыбаков полагает, что перед нами — ретроспективная вставка, и по его мнению, именование белгородского епископа «блаженным» «могло быть сделано только после его смерти».24 Данному предположению противоречит сам характер употребления прилагательного «блаженный» в заключительной части киевского свода. Именно так характеризуется митрополит Никифор под 1189, 1190 и 1198 гг. Видеть в этих записях ретроспективный характер нет смысла, поскольку Никифор продолжал здравствовать и после окончания Киевского свода.25 Следовательно, внимание к белгородскому епископу, по нашему мнению, следует объяснять его прижизненным значением. Пристальное внимание летописца вызвал и преемник Максима Андреян, бывший до того игуменом Выдубецкого монастыря. Нельзя пройти мимо и красочного описания освящения каменного храма Апостолов, которое восхваляет Рюрика Ростиславича.
Однако указанные факты не являются стопроцентным аргументом в пользу настоящей гипотезы. Так, внимание к епископу Андреяну со стороны составителя свода 1198 г. Моисея может объясняться как раз не белгородским епископством первого, а его принадлежностью к рядам выдубецкой братии. В целом, вопрос о месте составления свода 1198 г. требует специального исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 2. М., 1998.
2. Лихачева О.П. Летопись Ипатьевская // Словарь книжников и книжности Древней Руси. К^К^вв. Л., 1987. С. 237-238.
3. Иловайский Д.И. История России. М., 1876. Т. 1. С. 339-340.
4. Бестужев-Рюмин К.Н. О составе русских летописей до конца XIV в. СПб., 1868. С. 79,80, 116-117.
5. Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. М.;Л. 1938. С. 71-73.
6. Там же.
7. Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 88, 93-94.
8. Там же.
9. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л. 1947. С. 179.
10. Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972.
11. Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 195-196.
12. Там же. С. 125, 130, 141, 157.
13. ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 292; Т. 2. М., 1998. Стб. 285; Бережков. Ук. соч. С. 127.
14. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 289; сравнить с Лавр.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 293; Бережков. Ук. соч.
С. 129-130.
15. Бережков. Ук. соч. С. 139.
16. Первым на это сходство обратил внимание А.Н. Насонов, см.: Насонов А.Н. История русского летописания XI—XVIII вв. М., 1969. С. 289.
17. Приселков. Ук. соч. С. 94.
18. Бестужев-Рюмин. Ук. соч. С. 89; Шахматов. Ук. соч. С. 72-73; Приселков. Ук. соч. С. 95-96.
19. См. Котышев Д.М. Галицкие известия Ипатьевской летописи 6652 и 6654 гг. // Исследования по источниковедению. Древнерусская книжность. Вып. 4. СПб., 2001. С. 181-188.
20. Бережков. Ук. соч. С. 157-159.
21. Там же. С. 190-191.
22. Шахматов. Ук. соч. С. 71; Приселков. Ук. соч. С. 88.
23. Существование деревянной церкви, просуществовавшей до конца XII в. подтверждается и материалами археологических раскопок в Белгороде, в ходе которых были открыты следы деревянного храма, пол которого был выложен резными шиферными плитами тонкой работы. Под фундаментами деревянного храма было вскрыто погребение в саркофаге; погребенный был облачен в одеяния из шелковой ткани, расшитой золотыми нитями и бляшками, см. Рыбаков Б.А. Отчет об археологических раскопках на Белгородском городище в 1968 г. // Научный архив Института археологии Украины Национальной Академии наук Украины. Ф. 1968/52. ед. хр. 5259. С. 6-11.
24. Рыбаков. Ук. соч. С. 178.
25. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 694, 697, 706-707; Щапов Я.Н. Государство и церковь в Древней Руси X-XIII вв. М., 1989. С. 201.
NOTES ON SOURCES ON HISTORY OF SOUTH-RUSSIAN ANNALS OF 12th c.
(IPATJEVSKAYA CHRONICLE)
D.M. Kotyshev
The article deals with the history of Ipatjevskaya Chronicle's text of 12th c. as a source for South-Russian annals' reconstruction. The article offers a new interpretation of a chronological grid of Ipatjevskaya Chronicle as the original markers specifying the work done by the compiler of Kiev code in 1198. In author's opinion the central points within the chronological grid which mark the transitions from March style to ultra-March and vice versa, fix places of «joints» in the text which served the compiler of 1198 as some initial material while forming the annalistic narration. The article suggests a probable place and time of drawing up the so-called «Ruric Rostislavich's code».
© 2007 г.
А.М. Чеботарев
ТЕМАТИКА ПЕРВЫХ ОБЪЯВЛЕНИЙ В ГАЗЕТЕ «САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЕ ВЕДОМОСТИ»
После смерти Петра I в полиграфической базе столицы произошли изменении, которые ограничили издательские ее возможности. Указ Верховного тайного совета от 4 октября 1727 г. предписывал оставить в Петербурге только две типографии. После того как в Москву в конце 1727 года переехал Петр II и весь двор, туда же была отправлена и часть оборудования Сенатской типографии.
Еще в 1726 году Академия наук обратилась в правительство с предложением предоставить ей право издания газеты и получила разрешение. Однако первый номер газеты «Санкт-Петербургские ведомости» на русском языке вышел 2 января 1728 года. Обычно газета была наполнена сообщениями, заимствованными из иностранных газет, которые составляли основной объем газеты. Сообщений о внутренней жизни страны было значительно меньше — 1-2 страницы в конце номера. Этот раздел формировался, главным образом, из официальных материалов, которые присылали на основании указа от 1 мая 1728 г. «об отсылке в Академию из Сената, коллегий и канцелярий известий, кроме секретных, для печатания во всенародное известие». В основном это были сообщения: придворная хроника, производство в чины военных и штатских лиц, а также о действиях русских войск. В первые годы газета «Санкт-Петербургских ведомостей» являлась переводом с немецкого издания «St. Petersburgische Zeitung».
Сравнительный анализ количества газетных объявлений за первые годы издания газеты показывает, что в первый год все объявления были посвящены информации о книгах. (См. Таблицу №1).
