CC BY
34творческого фокуса от «вечного» в прошлое. Этот период, характеризующийся разложением средневековой картины мира (от теизма к деизму и, наконец, к атеизму), синхронно накладывается на архитектурную эпоху «стилей», которая развивалась в сторону все большего расхождения традиционных форм с новыми функциями и новым сознанием и логически завершилась торжеством «взорвавшей» ее изнутри современной архитектуры.
3. Модернистская архитектура («modern architecture») как начало второго суперстиля. Ее отсчет которой совпадает с началом Новейшего времени. Она характеризуется возвратом к единству конструктивной и образной составляющей в рамках новой эстетики. По отношению к эстетике традиционной, платоновской, это была антиэстетика: горизонтальная либо произвольная ориентация вместо вертикальной, отказ от иерархии и симметрии, утилитарно трактуемая функциональность, преобладание индивидуального над каноническим и т.д.
4. Новейшая (актуальная) архитектура или «contemporary architecture», совпадающая с эпохой постмодерна - с 70-х годов ХХ века. Сюда относится не только постмодернизм как конкретный стиль, но и все современные течения, объединяемые общим признаком отрицания традиции. В искусстве возобладал крайний индивидуализм, решительный отказ от любых абсолютных категорий и их формальных признаков -таких, как объединяющий центр, иерархия и т.д., согласно питающей постмодернизм постструктуралистской философии.
При этом необходимо подчеркнуть, что речь идет, разумеется, лишь о генезисе современного формообразования, а не о конкретных смысловых посылах тех или иных архитекторов, которые могут быть самыми разными и даже вступать в противоречие с природой используемых ими форм, как, например, в модернистских храмах.
В заключение добавим, что предложенная периодизация «крупного плана» никоим образом не отменяет сложившейся «истории стилей», но дополняет ее.
Литература
1. Бембель, 2018 - Бембель И.О. «Суперстили» и периодизация в архитектуре. «Academia. Архитектура и строительство». №4, 2018. С. 29-34.
2. Рене, 2011 - Рене Г. Царство количества и знамения времени. - М.: Беловодье, 2011.
3. Добрицина, 2004 - Добрицина И.А. От постмодернизма - к нелинейной архитектуре. Архитектура в контексте современной философии и науки. - М.: Прогресс-Традиция, 2004.
4. Дугин, 2009 - Дугин А.Г. Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли. - М.: Евразийское движение, 2009.
5. Кутырёв, 2015 - Кутырёв В.А. Последнее целование. Человек как традиция - СПб.: Алетейя, 2015 - 312 с.
6. Салингарос, 2017 - Салингарос Н. Анти-архитектура и деконструкция. Триумф нигилизма. - Москва-Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2017.
7. Хан-Магомедов, 2010 - Хан-Магомедов С.О. Иван Жолтовский. - М.: С.Э. Гордеев, 2010.
8. W^s, 2008 - W^s Cezary. Antynomie wspólczesnej architektury sakralnej. - Wroclaw: Muzeum architektury we Wroclawiu, 2008.
УДК 7.01
ЗАЛИТЬ СТРАНУ ВОСПРИЯТИЕМ - СОВЕТСКАЯ ЭСТЕТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ 20-Х ГОДОВ
Ян Игоревич Выговский
Аспирант
Литературный институт им. А. М. Горького
Сообщение будет касаться отношений между способностью воспринимать (перцепт) и способностью мыслить при помощи понятий, то есть двигаться через мышление (концепт). В течение долгих веков своего развития искусство развивалось по довольно устоявшемуся направлению, имея соответствующую схему: от концепта к перцепту, или от самого акта создания художественного произведения до его восприятия субъектом при взаимодействии с ним. Сближение искусства и философии имеют множество примеров и путей решения, одними из которых являлись «замена ощущений концептами» (Делез / Гваттари) и наоборот, производство именно ощущений - перцептов (Джеймс), а не концептов (абстрактное искусство, концептуализм).
Доклад также будет посвящен феномену эстетической системы 20-х годов XX века: как «коллективная чувственность» (Чубаров) видоизменяется до того момента, когда теоретическое и практическое становится единым целым, начинает представлять собой самостоятельную эстетическую систему в лице представителей пролетарской культуры (Дзига Вертов, Корнелий
Зелинский), в частности, Алексея Гастева.
Ключевые слова: пролеткульт, эстетика, 1920-е годы, Алексей Гастев, коллективная чувственность, восприятие.
TO FULLFILL THE COUNTRY WITH PERCEPTION: THE SOVIET AESTHETIC THOUGHT OF THE
20TH CENTUARY
Yan Igorevich Vygovskii
Postgraduate student Maxim Gorky Literature Institute
The paper will be devoted to the relationship between the ability to perceive (percept) and the ability to think with concepts, that is, to move through thinking (concept). During the long centuries of its development, art was developing along a well-established direction, having an appropriate scheme: from concept to percept, or from the act of creating an art-work to its perception by the subject interacting with it. The rapprochement of art and philosophy has many examples and solutions, one of which was the "replacement of sensations by concepts" (Deleuze / Guattari) and vice versa, the production of sensations is percept (James), not concepts (abstract art, conceptualism).
The paper also explores the phenomenon of the aesthetic system of the 20s of the 20th century. The question is how "collective sensetivity" (Chubarov) changes until the theoretical and practical becomes a single whole, and begins to be an independent aesthetic system represented by participants of the proletarian culture (Dziga Vertov, Cornelius Zelinsky), in particular, Alexey Gastev.
Keywords: proletkult, aesthetics, 1920th year, Alexey Gastev, collective sensibility, perception.
Доклад будет касаться отношений между способностью воспринимать (перцепт) и способностью мыслить при помощи понятий, то есть двигаться через мышление (концепт). В течение долгих веков своего развития искусство развивалось по довольно устоявшемуся направлению, имея соответствующую схему: от концепта к перцепту, или от самого акта создания художественного произведения до его восприятия субъектом при взаимодействии с ним. Сближение искусства и философии имеют множество примеров и путей решения, одними из которых являлись «замена ощущений концептами» (Делез / Гваттари) и наоборот, производство именно ощущений - перцептов (Джеймс), а не концептов (абстрактное искусство, концептуализм).
Отчетливее всего эта тенденция прослеживается в отечественной эстетике 20-х годов 20 века, а именно у Алексея Капитоновича Гастева - поэта, экономиста, революционера, одного из основных авторов Пролеткульта, теоретика-философа, который также являлся одним из создателей системы эстетического воспитания. Наряду с не менее важными авторами Пролеткульта, такими как Александр Богданов и Борис Арва-тов, Гастев оказал большое влияние на развитие отечественной эстетической системы, как в художественной, так и в смежных с ней областях.
Об эстетике 20-х годов существует точное, но совсем небольшое по объему исследование - это брошюра К.В. Кулаева под названием «Советская эстетическая мысль 20-х годов». Об Алексее Капитоновиче Гастеве, в отличие от Пролеткульта, мы имеем всего одно зарубежное исследование, написанное стокгольмским ученым Куртом Йоханссоном в 1983 году, под названием «Aleksej Gastev, Proletarian Bard of the Machine Age» («Алексей Гастев: пролетарский поэт индустриального века»). Именно в исследовании последнего даны представления о художественной практике Гастева как едином синтезе теоретического и практического, что представляет собой своего рода «смещение» прагматики, а с ним и практики восприятия как таковой («Гастев - тейлорист в поэзии», Йоханссон).
Доклад будет посвящен феномену эстетической системы 20-х годов XX века: как «коллективная чувственность» (Чубаров) видоизменяется до того момента, когда теоретическое и практическое становится единым целым, начинает представлять собой самостоятельную эстетическую систему в лице представителей пролетарской культуры (Дзига Вертов, Корнелий Зелинский), в частности, Алексея Гастева.
Литература
1. Гастев А. К. Поэзия рабочего удара. М.: Художественная литература. 1972.
2. Чубаров И. Коллективная чувственность. Теории и практики левого авангарда. М.: Изд. дом Высшей Школы экономики, 2014.
3. Johansson, Kurt. Aleksej Gastev, Proletarian Bard of the Machine Age. Stockholm, 1983.
4. Что такое философия? / Пер. с фр. и послесл. С. Зенкина. Академический проект, 2009.
5. Джеймс У. Введение в философию // Джеймс У. Введение в философию; Рассел Б. Проблемы философии / Общ. ред., послесл. и примеч. А.Ф. Грязнова. — М.: Республика, 2000.
УДК 1
ОСМЫСЛЕНИЕ РЕВОЛЮЦИИ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ КАК ДИАЛОГ
Елена Дмитриевна Шетулова
Доктор философских наук Нижегородский государственный технический университет им. Р.Е. Алексеева Марина Владимировна Заладина Старший преподаватель Нижегородский государственный технический университет им. Р.Е. Алексеева
Русская философия есть «философствование о России» (С.Э. Крапивенский). Это явственно видно и при обращении к анализу проблемы революции в русской философии конца XIX - начала ХХ веков. Принципиальным основанием предпринятого исследования выступает положение, согласно которому русская национальная философия на метауровне своего существования и функционирования представляет собой единство понятийного и проблемного поля всех своих основных направлений. Соответственно в тот период в качестве таковых выступали религиозная философия и марксизм. По мысли авторов статьи, отношения между ними необходимо рассматривать не как абсолютную конфронтацию или метафизически понимаемое противостояние, а как диалог. Данное понимание четко иллюстрируется и конкретизируется посредством раскрытия темы революции в русской философии. Результат анализа выражен в следующих положениях. Во-первых, при ближайшем рассмотрении обнаруживается взаимодополнительность интерпретации революции религиозной философией и марксизмом. Во-вторых, и то, и другое направление не просто констатирует исключительно положительный, либо исключительно отрицательный смысл революции, но истолковывает ее как сложное, диалектичное явление.
Ключевые слова: революция, русская философия, религиозная философия, марксизм, интерпретация, диалог.
UNDERSTANDING THE REVOLUTION IN RUSSIAN PHILOSOPHY AS A DIALOGUE
Elena Dmitrievna Shetulova;
DSc in Philosophy Nizhny Novgorod State Technical University n.a. R.E. Alekseev Marina Vladimirovna Zaladina
Senior lecturer
Nizhny Novgorod State Technical University n.a. R.E. Alekseev
Krapivensky S.E. called Russian philosophy «philosophizing about Russia». This becomes apparent when referring to the analysis of the problem of revolution in Russian philosophy of the late XIX - early XX centuries. The fundamental basis of the undertaken research is the position according to which the Russian national philosophy at the meta level of its existence and functioning is the unity of the conceptual and problem field of all its main areas. Actually, during this period, religious philosophy and Marxism acted as such. According to the authors of the article, the relationship between these directions should be viewed as a dialogue, and not as an absolute confrontation or metaphysically understood opposition. This understanding is clearly illustrated and concretized through the disclosure of the theme of revolution in Russian philosophy. The result of the analysis is recorded in the following theses. First, on closer consideration, the mutually complementarity of the interpretation of the revolution by religious philosophy and Marxism is revealed. Secondly, both directions not only states the exclusively positive, or only the negative meaning of the revolution, but interprets it as a complex, dialectical phenomenon.
Keywords: revolution, Russian philosophy, religious philosophy, Marxism, interpretation, dialogue.
Наше общество продолжает переживать период радикальной трансформации. Согласимся с О.Н. Смолиным, что такого рода период в области анализа политического процесса требует критического использования основных парадигм социогуманитарной науки, применения известных научных методов, а также разработки новых методов, соответствующих объекту и предмету исследования [Смолин, 2016, с. 105]. Добавим от себя, что рассмотрение современного отечественного политического процесса требует учитывать уроки истории. Помимо прочего это означает, что исследование понятия и проблемы революции остается актуальной задачей.
Общественная мысль современной России во многом демонстрирует негативное отношение к проблематике революции, объясняя это противоположностью революционного (радикального, насильственно-
го) и эволюционного (мирного, реформистского) путей развития общества, катастрофичностью революции, маргинальностью самой идеи внутри национальной русской философии. Одним из базисных оснований такого подхода объявлены идеи русских религиозных философов XIX-XX веков. Для этого, безусловно, есть ряд предпосылок. Хотя бы потому, что революция есть своеобразное «социальное землетрясение» и понимается именно как таковое.
Однако, по нашему мнению, в общем рассмотрении проблематики революции внутри отечественной мысли сложился ряд мифов. Основной из них - полная противоположность русской религиозной и русской материалистической философии, в том числе, в плане анализа проблемы революции. Анализ этого мифа и является предметом данной работы.
Существует ли известная противоположность русской религиозной и русской материалистической философии? Да, существует. Она обусловлена мировоззренческой и методологической спецификой «ветвей» нашей национальной философии. Но, одновременно, присутствует определенное единство, выражающее себя в наличии ряда сходных черт, присущих как религиозной, так и материалистической философии России, демонстрирующих, с одной стороны, специфику философского процесса в нашей стране, в сравнении с другими национальными философиями, а с другой стороны показывающих определенное единство русской философии на метауровне.
В частности, в статье Т.И. Липич, базирующейся на анализе широкого круга работ, посвященных разным аспектам исторического развития русской философии, отмечено ее национальное своеобразие, раскрывающее себя в следующих аспектах. Во-первых, антропологическая проблематика решается преимущественно в социально-нравственном ключе. Во-вторых, отечественную мысль характеризует позднее возникновение стройных философских систем. В-третьих, русская философия во многом вырастает из русской литературы, литература выступает как исток философской мысли. В-четвертых, национальный стиль философствования есть умственное чувствование. В-пятых, большое влияние западноевропейской мысли при наличии своеобразия ее интерпретации в плане придания европейским идеям новых смыслов, их перевода на язык русского мировоззрения и миропонимания [Липич, 2009, web].
Рассматривая вопрос во втором из выделенных нами планов, снова отметим наличие единства русской философии на метауровне. В том числе, данное единство обнаруживает себя в своеобразном диалоге русской религиозной философии и русского марксизма как ведущего материалистического течения конца XIX - начала ХХ века, приведшим и к некоторому заимствованию ряда идей, причем как одним, так и другим течением мысли. Так Г.Л. Тульчинский подчеркивает, что русская религиозная философия обладала «зернами тоталитаризма», что, до известной степени, сказалось и на русском марксизме, проявившись в нем эсхатологизмом, нравственным максимализмом, правовым нигилизмом [Тульчинский, 1995, с. 89]. В свою очередь и русская религиозная философия, как показано в работе М.М. Прохорова, в отдельных своих моментах сближается с марксизмом и доходит даже до признания совпадения, тождества мировоззренческого основания русской и западной философской мысли [Прохоров, 1995, с. 46].
Соответственно, как нам представляется, мы не можем говорить о наличии полной противоположности русской религиозной и русской материалистической философии. Однако как быть с анализом революции разными «ветвями» национальной философии? Насколько можно судить и то, и другое направление рассматривали революцию, при этом выявляя и акцентируя в проблеме разные моменты. О.С. Борисова, рассматривая данный вопрос, отмечает, что религиозная философия придавала революции метафизическое и антропологическое измерение. В интерпретации материалистической, марксистской философии революция трактовалась как закономерное явление развития социума, имеющее свои предпосылки, законы развития, движущие силы [Борисова, 2015, с. 68-69]. Но различие интерпретации не означает полностью противоположного подхода.
Относилась ли русская религиозная философия к идее и процессу революции сугубо негативно? В принципе, найти подтверждение этому несложно. Достаточно обратиться к ряду работ религиозных философов.
Например, в известном сборнике «Из глубины» содержится немало характеристик, даваемых революции, и характеристик жестких, даже пугающих (при учете, что эти характеристики носят скорее образно -эмоциональный, а не понятийно-рациональный характер). Так С.А. Аскольдов писал о торжестве зверя и распаде русской души [Аскольдов, 1990, с. 36, 48]. Н.А. Бердяев характеризовал революцию как катастрофу, низвергнувшую Россию в темную бездну [Бердяев, 1990а, с. 55]. С.Л. Франк, как и Бердяев, полагал, что революция бросила страну в настоящую бездну и полную безнадежность [Франк, 1990, с. 251].
Однако ряд религиозных философов не формулировали столь жесткие оценки. Напротив, их позиция была иной. Они пытались постигнуть причины и смысл революции, не осудить, а объяснить революционные события, рассматривали революцию как некую неизбежность, пытались выявить основания этой неизбежности. Среди них обнаруживаем такие фигуры, как В.И. Иванов, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов.
Парадоксальным образом духовная эволюция привела к переосмыслению проблематики революции тех философов, которые в сам момент ее прохождения занимали наиболее непримиримую позицию. И здесь нельзя не упомянуть Н.А. Бердяева, занимавшего по отношению к революции жесткую позицию. Спустя двадцать лет, в 1938 году, он издает книгу «Истоки и смысл русского коммунизма», в которой представлено концептуальное понимание русской революции .
Здесь, как нам кажется, дано не метафорическое, как в «Духи русской революции», а аналитическое
понимание этого сложного социального феномена. В ней Бердяев развернуто рассмотрел действительные предпосылки революции, ее универсальную и национальную стороны, достаточно объективно исследовал феномен большевизма [Бердяев, 19906].
С другой стороны, обращаясь к марксизму, мы также не можем не отметить наличие сложных, неоднозначных оценок революции. Конечно, революция есть «локомотив истории» и прогресс является ее доминирующей тенденцией. Такова общая основа марксистского понимания. Но одновременно вполне признается не только факт созидания, но и факт разрушения, определенная безжалостность революции, наличие жесткого и неприкрытого насилия. В общем "Все это говорит о том, что не бывает революций без больших или меньших элементов регресса, включая хаос и человеческие жертвы" [Осадчий, 2005, с. 194-195].
Следовательно, мы можем констатировать, скорее не просто однозначно отрицательный или положительный, а сложный подход русских философов к теме революции, к ее природе и последствиям. Революция не есть «выпадение из истории», в ней есть положительный смысл, но одновременно она есть разрушение. Наличие того и другого, при различной артикуляции, отмечалось многими русскими философами, вне зависимости принадлежности соответствующему направлению.
Литература
1. Аскольдов, 1990 - Аскольдов С.А. Религиозный смысл русской революции // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 20-54.
2. Бердяев, 1990 - Бердяев Н.А. Духи русской революции // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 55-89.
3. Бердяев, 1990 - Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. 222 с.
4. Борисова, 2015 - Борисова О.С. Концептуальные инверсии революции в русской философии // Наука. Искусство. Культура. 2015. Вып. 1 (5). С. 62-69.
5. Липич, 2009, web - Липич Т.И. Проблема специфики русской философии начала XIX века в историко -философской науке // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2009. № 7. С. 24-33. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/problema-spetsifiki-russkoy-filosofii-nachala-xix-veka-v-istoriko-filosofskoy-nauke
6. Осадчий, 2005 - Осадчий Н.И. Общество: социально-философские очерки. М.: Былина, 2005. 208 с.
7. Прохоров, 1995 - Прохоров М.М. Традиции и обновление в философии: мировоззренческий подход // Традиции и обновление. Диалог мировоззрений. Материалы международного симпозиума. Часть 1. Нижний Новгород: Изд-во ВВАГС, 1995. С. 45-49.
8. Смолин, 2016 - Смолин О.Н. Революция: опыт философского анализа // Альтернативы. 2016. № 2. C. 105-129.
9. Тульчинский, 1995 - Тульчинский Г.Л. Об одной ошибке русской философии // Вопросы философии. 1995. № 3. С. 83-95.
10. Франк, 1990 - Франк С.Л. De profundis // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд -во МГУ, 1990. С. 251-269.
УДК 130.2
РЕВОЛЮЦИЯ КАК ИЛЛЮЗИЯ СВОБОДЫ
Надежда Александровна Касавина
Доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Институт философии Российской академии наук
Интерпретируется позиция Л. Шестова о революции как иллюзии свободы, высказанная им в статье «Что такое русский большевизм». Показано двойственное отношение интеллигенции к революции. С одной стороны, революция воспринимается как трагедия России, которая привела к огромным жертвам и потерям, с другой - как назревший ответ на сложившуюся в обществе напряженность, резкую социальную поляризацию и бедственное положение широких слоев населения. Концепция социального государства, сложившаяся в середине XIX века в трудах Л. фон Штейна (1815-1890) и примененная на практике, явилась выходом из сходной острой социально-экономической ситуации в Европе. Ответственность государства за осуществление социальных функций позволила преодолеть деструктивные общественные процессы. Возможно, в укреплении социального государства, которое направлено на создание системы управления рисками, на решение конкретных проблем общественного устройства и порядка, и содержится урок революции, который оказался не вполне усвоенным и сегодня, после ста лет с момента ее свершения.
Ключевые слова: революция, свобода, иллюзия, социальное государство, Л. Шестов, С. Булгаков, П. Сорокин.
