CC BY
28понимание этого сложного социального феномена. В ней Бердяев развернуто рассмотрел действительные предпосылки революции, ее универсальную и национальную стороны, достаточно объективно исследовал феномен большевизма [Бердяев, 19906].
С другой стороны, обращаясь к марксизму, мы также не можем не отметить наличие сложных, неоднозначных оценок революции. Конечно, революция есть «локомотив истории» и прогресс является ее доминирующей тенденцией. Такова общая основа марксистского понимания. Но одновременно вполне признается не только факт созидания, но и факт разрушения, определенная безжалостность революции, наличие жесткого и неприкрытого насилия. В общем "Все это говорит о том, что не бывает революций без больших или меньших элементов регресса, включая хаос и человеческие жертвы" [Осадчий, 2005, с. 194-195].
Следовательно, мы можем констатировать, скорее не просто однозначно отрицательный или положительный, а сложный подход русских философов к теме революции, к ее природе и последствиям. Революция не есть «выпадение из истории», в ней есть положительный смысл, но одновременно она есть разрушение. Наличие того и другого, при различной артикуляции, отмечалось многими русскими философами, вне зависимости принадлежности соответствующему направлению.
Литература
1. Аскольдов, 1990 - Аскольдов С.А. Религиозный смысл русской революции // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 20-54.
2. Бердяев, 1990 - Бердяев Н.А. Духи русской революции // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 55-89.
3. Бердяев, 1990 - Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. 222 с.
4. Борисова, 2015 - Борисова О.С. Концептуальные инверсии революции в русской философии // Наука. Искусство. Культура. 2015. Вып. 1 (5). С. 62-69.
5. Липич, 2009, web - Липич Т.И. Проблема специфики русской философии начала XIX века в историко -философской науке // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2009. № 7. С. 24-33. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/problema-spetsifiki-russkoy-filosofii-nachala-xix-veka-v-istoriko-filosofskoy-nauke
6. Осадчий, 2005 - Осадчий Н.И. Общество: социально-философские очерки. М.: Былина, 2005. 208 с.
7. Прохоров, 1995 - Прохоров М.М. Традиции и обновление в философии: мировоззренческий подход // Традиции и обновление. Диалог мировоззрений. Материалы международного симпозиума. Часть 1. Нижний Новгород: Изд-во ВВАГС, 1995. С. 45-49.
8. Смолин, 2016 - Смолин О.Н. Революция: опыт философского анализа // Альтернативы. 2016. № 2. C. 105-129.
9. Тульчинский, 1995 - Тульчинский Г.Л. Об одной ошибке русской философии // Вопросы философии. 1995. № 3. С. 83-95.
10. Франк, 1990 - Франк С.Л. De profundis // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд -во МГУ, 1990. С. 251-269.
УДК 130.2
РЕВОЛЮЦИЯ КАК ИЛЛЮЗИЯ СВОБОДЫ
Надежда Александровна Касавина
Доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Институт философии Российской академии наук
Интерпретируется позиция Л. Шестова о революции как иллюзии свободы, высказанная им в статье «Что такое русский большевизм». Показано двойственное отношение интеллигенции к революции. С одной стороны, революция воспринимается как трагедия России, которая привела к огромным жертвам и потерям, с другой - как назревший ответ на сложившуюся в обществе напряженность, резкую социальную поляризацию и бедственное положение широких слоев населения. Концепция социального государства, сложившаяся в середине XIX века в трудах Л. фон Штейна (1815-1890) и примененная на практике, явилась выходом из сходной острой социально-экономической ситуации в Европе. Ответственность государства за осуществление социальных функций позволила преодолеть деструктивные общественные процессы. Возможно, в укреплении социального государства, которое направлено на создание системы управления рисками, на решение конкретных проблем общественного устройства и порядка, и содержится урок революции, который оказался не вполне усвоенным и сегодня, после ста лет с момента ее свершения.
Ключевые слова: революция, свобода, иллюзия, социальное государство, Л. Шестов, С. Булгаков, П. Сорокин.
REVOLUTION AS THE ILLUSION OF FREEDOM
Nadezhda Alexandrovna Kasavina
DSc in Philosophy, Associate Professor Institute of Philosophy RAS
The paper aims at interpreting the position by Leo. Shestov on the revolution as the illusion of freedom, expressed in his article «What is Russian Bolshevism». It shows an ambivalent attitude of the intelligentsia to the revolution. On the one hand, the revolution was perceived as the tragedy of Russia, which led to heavy casualties and losses. On the other hand, the revolution represented an overdue response to constant tensions, sharp social polarization and the plight of the common public. The concept of the welfare state, L. von Stein (1815-1890) applied in practice in Europe became a way out of similar acute socio-economic situation. State responsibility for the realization of social functions has allowed overcoming destructive social processes. Perhaps the need to strengthen the welfare state, which is aimed at creating a system of risk management, is a lesson of the revolution, which turned out to be not quite learned even today, one hundred years after this event.
Keywords: revolution, freedom, illusion, welfare state, L. Shestov, S. Bulgakov, P. Sorokin.
Столетие октябрьской революции инициировало новые размышления и дискуссии о ее истоках, формах и последствиях. Актуально и обращение к тем мыслителям, которые были свидетелями революционных событий, но вместе с тем существенно опережали свое время, размышляя об истории России и предрекая ее будущее. К таким мыслителям относится, например, Лев Шестов. Его статья «Что такое русский большевизм» интересна тем, что позволяет прочувствовать ту экзистенциальную атмосферу, которая сопутствовала революции и которую остро переживали ее участники [Шестов, Web]. Она была написана Львом Шестовым в феврале-марте 1920 г. в Женеве в качестве ответа на многочисленные расспросы соотечественников -эмигрантов и иностранцев о положении в послереволюционной России. В этой работе Л. Шестов дает свою характеристику происходящих в России трагических событий, рассеивая иллюзии о революции как творческом, апокалипсическом обновлении цивилизации, которые тогда имели место. При этом он характеризует произошедшие и происходящие события как ужасные, отмечая, что в России происходит нечто худшее даже в сравнении с войной. Война - борьба с внешними врагами, а в этом событии революции произошло и происходит уничтожение людьми друг друга в одной стране. Еще в большей степени ужасным является крайне низкий уровень осознания происходящего и его последствий.
Здесь я оставлю статью Л. Шестова и обращусь к автобиографическим запискам С.Н. Булгакова. В сочинении «Пять лет (1917-1922 гг.)», написанном в 1923 г., есть строки: "Революцию я пережил трагически, как гибель того, что было для меня самым дорогим, сладким, радостным в русской жизни... Я любил Царя, хотел Россию только с Царем, и без Царя Россия была для меня и не Россия" [Булгаков, 2001, с. 313]. Вместе с тем, С.Н. Булгаков отмечает, что с молодости ненавидел самодержавие и то, что с ним связано (тюрьмы, ссылки, жандармы, придворные, пышные и нелепые приемы, парады, жестокость к народу), презирал его как бессмысленный, жестокий пережиток истории. Здесь позиции Булгакова и Шестова совпадают, выражая общее настроение интеллигенции, считающей революцию бедствием для России, но выступающей против негативных следствий самодержавия.
С.Н. Булгаков, однако, пишет о том, что в предреволюционное время такой его монархизм мало кто разделял в его окружении, и, как ему кажется, мало кто так остро переживал его падение. "Н.А. Бердяев бердяевствовал в отношении ко мне и моему монархизму, писал легкомысленные и безответственные статьи о «темной силе»; кн. Е.Н. Трубецкой плыл в широком русле кадетского либерализма. Из моих друзей только П.А. Флоренский знал и делил мои чувства в сознании неотвратимого.." [Булгаков, 2001, с. 331].
Поглощавшее его чувство двойственности С.Н. Булгаков передает через события одного из дней февраля. "Я шел по Остоженке в народном шествии в день парада и пьянил себя (я хотел выдавить из себя радость, слиться с народом в его "свободе»"). Однако этого хватило на полчаса, и ничего не вышло, кроме омерзения. Я видел и чувствовал, что жизнь становится вульгарной и низкой и нет уже России» [Булгаков, 2001, с. 334].
Если обратиться к исследователям феномена революции, в частности П. Сорокину и его работе, написанной в 1922-1923 гг., то, конечно, действие бессознательных сил признается им как доминирующее, а последствия революций - как непредсказуемые и катастрофичные. Ожидаемое обновление в случае революций случается очень нескоро и как процесс бывает очень болезненным. Л. Шестов в этой связи пишет, что революция есть продолжение и усиление непросвещенного деспотизма, который был и при Николае I. Свобода, которая провозглашается всюду, является даже не обманом, а просто иллюзией. При этом, как подчеркивает Л. Шестов, большевики, фанатически исповедующие материализм, на самом деле являются самыми наивными идеалистами, которые не видят реальности и убеждены в необыкновенной силе слов. Подтверждением этому служат декреты, которые «сыплются тысячами» на фоне вымирания людей от голода и холода. При этом Шестов нисколько не сомневался в бескорыстии вдохновителей революции и в том, что они действительно верили в лучшее и хотели лучшего, но не были способны направить революционную стихию
в нужное русло, а подчинялись ее неуправляемому течению.
И Шестов, и Булгаков пишут о нахлынувшем безвластии в огромной стране, ведь уже в марте месяце 1917 года распоряжением центрального правительства сразу во всем государстве была отменена полиция.
Здесь хотелось бы сделать еще одно отступление и обратиться в связи с вопросом о власти и полиции к писателю Владимиру Гиляровскому, знатоку трущоб, бедности, которые оказываются неохватными в России и непосредственно в Москве и при царе, что позволяет взглянуть на идею царского порядка и власти также как на иллюзию. Порядок и безопасность при царе были доступны только для небольшой части населения в России, которое имело достаточные доходы. Остальные люди просто не принимались в расчет. В частности, в работе Гиляровского «Москва и москвичи» Хитровка, Сухаревка, Китай-город, Лубянская площадь, Неглинка каких-нибудь 130 лет назад предстают опаснейшим местом и мрачным зрелищем, где обитают толпы бездомных людей, бедняков, преступников, беглых каторжников. Гиляровский пишет, что в конце 19 века, практически непосредственно перед революцией, царскую власть и полицию более интересуют политические преступники, идущие против царя, которые отправляются в ссылки без разбору и сотнями. А все эти действительно преступные районы, которые практически соседствуют с богатыми улицами и домами, внимание власти не привлекают как норма жизни. Там полиция предпочитает особенно не появляться. Наряду с тем, что невинные люди ссылаются как политические преступники, владельцы игорных и публичных домов находятся под официальной охраной. В трактовке Гиляровского власть и порядок при царе выглядят очень сомнительными. В одном из контекстов этой работы он обращается к будущим поколениям с призывом ценить то, что сложилось, помнить, что совсем недавно Москва и Россия были совсем другими. И он находится на противоположной позиции, чем Булгаков, подходя к проблеме жизненного устроения не со стороны идеи Царя или той небольшой части населения, которое могло жить достойно, а со стороны беспросветной жизни огромной части населения царской России.
П. Сорокин как раз указывает: чтобы общество созрело до революции, должны быть ущемлены интересы подавляющей или, по крайней мере, значительной его части. При этом он отмечает и такую предпосылку революции, как «бессилие групп порядка уравновесить принципиально усиленным торможением возросшее давление ущемленных рефлексов» [Сорокин, 2005]. Причинами революций, по Сорокину, является невозможность основной части общества удовлетворить важнейшие и минимально необходимые потребности. Выходом из сходной острой ситуации в Европе стала концепция социального государства, сложившаяся в середине XIX века в трудах Л. фон Штейна (1815-1890), примененная на практике. Она явилась ответом на вызовы социальной реальности, ее напряженности и назревшей необходимости ответственности государства за осуществление социальных функций.
Оценивая предреволюционные проблемы в России, становится понятной степень остроты назревших в обществе противоречий, напряжений, неудовлетворенности. Иное дело, что в любой революции действует закон социального иллюзионизма, о чем в своих выводах пишет П. Сорокин. Результат революции всегда оказывается иным, чем он казался в ее начале. Он противоречит ее лозунгам. При этом, опыт всех великих революций показывает, что их отрицательные последствия сильнее всего сказываются на положении наименее защищенных слоев общества.
Революция как иллюзия свободы, решения проблем, порядка - пожалуй, это лейтмотив статьи Л. Шестова. Он указывает, что для всех сколько-нибудь проницательных людей сразу выяснилась сущность большевизма и его будущее. Выяснилось, что большевизм, по своей внутренней сущности, есть движение глубоко реакционное, и он есть шаг назад даже в сравнении с предыдущими деспотичными режимами. Исход русской революции философ видел в неизбежном воспроизводстве старых общественных отношений, возврат к старому бесправию и нищете.
На фоне этого сочинения Л. Шестова, его разочарования в возможности радикального коллективного достижения свободы и защиты прав человека, особенно отчетливо высвечивается важность экзистенциальной основы его философии, в центре которой стоит существование одинокой человеческой личности. Ее свобода полагалась им в качестве высшей ценности, основы подлинного существования, которое индивид обречен достигать в мире, не дающем основания для надежды.
Сегодня, по истечении ста лет со времени свершения революции в России мы, пытаясь выработать свое отношение к ней, оказываемся, вряд ли в лучшем положении, чем ее свидетели. Неизбежно возникают мысли о том, что существовали возможности сделать историю другой, менее болезненной, но они не реализовались. Одно можно сказать определенно: громадные жертвы, которые принесли революция, вторая мировая война, тоталитарный режим, ничем нельзя оправдать. И никакими аргументами нельзя оправдать идеалов, амбиций и решений, которые к этим жертвам привели.
Удручает и то, что революционные события, имеющие тяжелые последствия для России, не привели к такому устойчивому результату как создание действующего социального государства, которое сегодня скорее декларируется, чем функционирует. Возможно, именно в укреплении социального государства, которое по своему основанию (снятие социальной напряженности) направлено на создание системы управления рисками, на решение конкретных проблем общественного устройства и порядка, и содержится урок революции, который оказался не усвоенным и сегодня, после ста лет с момента ее свершения.
Литература
1. Булгаков, 2001 - Булгаков С.Н. Пять лет (1917-1922) // Булгаков С.Н. Православие. М., 2001.
2. Сорокин, 2005 - Сорокин П.А. Социология революции. М.: Территория будущего, Российская политическая экциклопедия, 2005. 704 с. URL: https://platona.net/load/knigi_po_iilosofii/sociologija/sorokin_p_sociologija_revoljucii_2005/25-104696
3. Шестов, Web - Шестов Л. Что такое русский большевизм // https://iphras.ru/uplfile/root/biblio/hp/hp8/7.pdf
УДК 1(091)
ИДЕЯ РЕВОЛЮЦИИ В РУССКОМ И ЗАПАДНОМ КЛАССИЧЕСКОМ ЛИБЕРАЛИЗМЕ32
Виктор Александрович Куприянов
Кандидат философских наук, научный сотрудник Институт истории естествознания и техники им С.И. Вавилова РАН, Санкт-Петербургский филиал
Целью статьи является компаративный анализ понимания смысла и общественной роли революции в западноевропейском и русском либерализме. В качестве основных сторон сравнения рассматривается политическая философия либерализма от Дж. Локка до немецкого классического идеализма (И. Кант и И.Г. Фихте) и философия русского консервативного либерализма второй половины XIX в. (К.Д. Кавелин, А.Д. Градовский, Б.Н. Чичерин). В статье указывается, что учение о революции является неотъемлемой составной частью философии классического западного либерализма. Показывается, что право на революцию объяснялось классическим либерализмом через доктрину общественного договора: революция трактовалась как средство восстановления нарушенного общественного договора и акта восстановления справедливости. В противовес этому учению русский либерализм полностью отказывается от идеи революционного преобразования общества, считая ее вариантом идеологии разрушения. Русские либеральные философы показали, что в основе либеральной идеи революции лежит неверное представление о противостоянии личности и государства. Наоборот, как показано в статье, русские консервативные либералы выдвинули идею солидарности общества и государства, которая предполагает, что личность и государство являются взаимодополняющими элементами целостной структуры общества, направленной на реализацию общей цели - общего блага. В соответствии с таким подходом, классический западный либерализм критиковался Градов-ским и Чичериным за односторонний рационализм, индивидуализм и субъективизм, которые и являются, с их точки зрения, подлинным корнем идеологии революции. В статье показывается, что русский классический либерализм настаивал на эволюционной модели развития общества. Автор подчеркивает актуальность политической программы русского либерализма для современных дискуссий о путях и способов модернизации России.
Ключевые слова: Чичерин, Градовский, революция, либерализм, индивидуализм, Локк, свобода.
THE IDEA OF REVOLUTION IN RUSSIAN AND WESTERN CLASSICAL LIBERALISM
Victor Alexandrovich Kupriyanov
PhD in Philosophy, Researcher Institute for the History of Science and Technology of the Russian Academy of Sciences, St. Petersburg branch
The aim of the article is to compare the conception of revolution proposed by Western-European and Russian liberalism. The liberal political philosophy from J. Locke to German classical idealism (I. Kant and J.G. Fichte) and philosophy of Russian conservative liberalism (K.D. Kavelin, A.D. Gradovsky, B.N. Chicherin) are taken into consideration for the comparative analysis. The article shows that the doctrine of revolution is an indispensable element of the Western classical liberal philosophy. It is demonstrated that the right of revolution was explained on the basis of social contract theory: revolution was interpreted as a means to restore the violated social contract and as an act of restoring of the justice. Contrary to this doctrine, Russian liberalism totally rejected the idea of revolutionary transformation of society and understood it as version of the ideology of destruction. Russian liberal philosophers proved that liberal idea of revolution was based on the false conception of the opposition between personality and state. The article maintains that Russian conservative liberals pro-
32 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках проекта № 18-311-00072 «Телеологическое понимание общества и государства в русском либерализме второй половины XIX - начала XX вв.».
