CC BY
7ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНАЯ _ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
УДК347.169
СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ ГИРЬКО,
Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор ФГКУ «ВНИИ МВД России»;
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ БЕЛЯНСКИЙ,
заместитель начальника ОЭБиПК УВД по ЦАО ГУ МВД России по г. Москве
ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОГО ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯМ ОБЩЕУГОЛОВНОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ, СОВЕРШАЕМЫМ ЛИЦАМИ, ЗАНИМАЮЩИМИ ВЫСШЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ПРЕСТУПНОЙ ИЕРАРХИИ
Посвящена вопросам совершенствования законодательных основ оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел по выявлению, предупреждению, пресечению и раскрытию общеуголовных преступлений, совершаемых лидерами и авторитетами криминальной среды. Анализируются соответствующие нормы уголовного законодательства и подходы к их толкованию с позиции правоприменительной практики, предлагаются и обосновываются пути решения существующих проблем в данной сфере.
Ключевые слова: уголовное законодательство, лица, занимающие высшее положение в преступной иерархии, оперативно-розыскная деятельность, органы внутренних дел, общеуголовные преступления.
S.I. Girko, RF Honorary Scientist, DSc (Law), Professor, Russia MI FPI National Research Institute; e-mail: vnii59@yandex.ru, tel.: 8 (495) 667-42-35;
E.B. Belyansky, Deputy Head, Section of Combating Economic Crime and Counteracting Corruption, Chief Police Department for Central Administrative District, Russia MI Central Police Office, Moscow; e-mail: gregoreva8787@mail.ru, tel.: 8 (495) 600-11-37.
The legislative basis for operative-and-search counteracting common crimes committed by persons holding the highest position in the criminal hierarchy.
Questions of perfecting the legislative basis of the operative-and-search activities of the internal affairs units in detecting, preventing, suppressing and clearing common crimes committed by the underworld leaders and authority persons, are discussed. The corresponding norms of the criminal legislation and approaches to their interpretation from the position of enforcement practice are analyzed, ways of solving the current problems in this sphere are suggested and grounded.
Key words: criminal legislation, persons holding the highest position in the criminal hierarchy, operative-and-search activities, internal affairs units, common crimes.
При анализе данных уголовной статистики за последние годы, мнений сотрудников правоохранительных органов, экспертных оценок можно прийти к неутешительному выводу о том, что наиболее опасные организованные формы преступности продолжают активно развиваться, совершенствуются методы осуществления противоправной деятельности, имеющие целью
максимально легализовать активы и блага, являющиеся ее результатом. Организованные преступные формирования (далее - ОПФ1) не жалеют
1 В контексте данной статьи термин «организованные преступные формирования» используется как собирательный и охватывает все законодательно закрепленные формы организации преступной деятельности общеуголовной направленности, а именно - «организованные преступные группы», «банды», «преступные сообщества», «преступные организации».
сил и средств для внедрения во властные структуры и правоохранительные органы своих ставленников, что многократно увеличивает их опасность для государства, общества и граждан, наносимый ими материальный и иной ущерб.
В специальной литературе справедливо отмечается, что общественная опасность ОПФ заключается, прежде всего, в том, что сам факт их создания «нарушает состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства, так как появляется коллективный субъект преступной деятельности, посягающий на них» [8, с. 65].
Организационно-управленческие и координирующие функции в этом процессе принадлежат лидерам и авторитетам уголовно-преступной среды, законодательно определенным в уголовном законодательстве как «лица, занимающие высшее положение в преступной иерархии».
Термин «преступная иерархия» трактуется в литературе как «система, определяющая структуру подчинения и взаимоотношений лиц, придерживающихся принятых в криминальной среде правил и традиций. Существующий негласный «табель о рангах» (стратификация) закрепляет положение в иерархии того или иного члена криминального сообщества» [5, с. 55]. В правоприменительной практике органов внутренних дел (далее - ОВД) при определении различных категорий данных лиц в зависимости от их криминального статуса и специфики выполняемых функций используются термины «вор в законе» (далее - ВВЗ), «смотрящий», «положенец», «казначей» («держатель общака») и др.
ВВЗ - особо опасный и авторитетный профессиональный преступник, получивший титул «вора в законе» в результате специальной процедуры - «крещения» («коронации»), одним из обязательных условий которой является рекомендация нескольких «воров», уже признанных таковыми. Это лицо, как правило, имеющее судимость, обладающее завышенной самооценкой, достаточно высоким уровнем интеллекта, коммуникабельностью, способностью приспосабливаться к сложившейся ситуации, воздействовать на людей и использовать их в своих корыстных интересах. ВВЗ может возглавлять (а чаще курировать) определенное ОПФ (либо их группу), территорию, сегмент криминального бизнеса.
Указанная категория лиц в настоящих условиях располагает достаточными финансовыми возможностями, которые используются как для поддержания и культивирования «воровских тра-
диций», криминальной субкультуры, так и для подкупа должностных лиц исполнительной, законодательной и судебной власти.
Нельзя не отметить, что сам статус и характеризующие признаки лиц, относящихся к категории ВВЗ, за последние десятилетия существенно изменились. Так, если ранее (в советский период) ВВЗ не стремились к собственному финансовому благосостоянию, то в настоящее время практически все представители данной категории преступных лидеров обладают сами либо через подставных лиц имуществом и ценностями, стоимость которых весьма значительна. Как правило, они пользуются дорогими автомашинами, охраной и иными благами, которые в современном российском обществе считаются атрибутами успешных бизнесменов.
Большинство наиболее влиятельных ВВЗ практически легализовало (часто через доверенных лиц) свое участие в бизнесе, в основном в его теневом сегменте, связанном с нарушением законодательства либо находящемся в «зоне риска» (гостиничном и ресторанном бизнесе, строительстве, операциях с недвижимостью, производстве и обороте алкогольной и табачной продукции). Традиционными остается криминальный контроль («крышевание») этнической части бизнеса, разрешение в качестве «третейских судей» имущественных споров и иных конфликтных ситуаций как между предпринимателями, так и между представителями различных ОПФ. Это позволяет им уходить от непосредственного совершения общеуголовных преступлений, выступая в роли идеологов и арбитров криминального мира [7, с. 77].
Проведенный анализ практических материалов оперативных подразделений МВД России свидетельствует, что в условиях повышенной конспирации под руководством ВВЗ как совершаются отдельные тяжкие и особо тяжкие преступления (убийства по найму, квалифицированные вымогательства, похищения людей и т.п.), так и поддерживается организованная преступность, в том числе этническая, в отдельном регионе (регионах).
Традиционно основным регионом притяжения рассматриваемой категории лиц остается Москва и Московская область, где на оперативном учете ОВД состоит более 100 ВВЗ по делам всех категорий, с окраской по всему спектру общеуголовных преступлений - от бандитизма до мошенничества. Соответственно наибольшая нагрузка по данной линии оперативно-служебной деятельности ложится на подразделения уго-
ловного розыска ГУ МВД России по г. Москве и ГУ МВД России по Московской области.
Определенный интерес с позиции как криминологии, так и ОРД представляет соотношение ВВЗ по национальному признаку. Неизменно на протяжении многих лет среди данных лиц преобладают представители закавказских национальностей: грузины, абхазы, мингрелы, сваны. Имеются также русские, белорусы, украинцы, армяне, езиды, евреи, азербайджанцы, по нескольку из числа чеченцев, татар, казахов, узбеков и киргизов. Анализ оперативных материалов по линии борьбы с лидерами и авторитетами криминального мира показывает, что ведущие позиции в воровской среде России в последнее время занимают ВВЗ Тбилисского клана и Кутаисского клана.
Помимо непосредственно ВВЗ, к лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии, также традиционно относят «положенцев» («смотрящих»), под которыми правоприменители и специалисты в сфере борьбы с преступностью подразумевают лиц, представляющих в криминальной среде интересы ее лидеров и авторитетов, в первую очередь ВВЗ, выполняя определенные организующие и координирующие функции по их «мандатам» на конкретной территории (город, район, область) или в местах лишения свободы. «Положенец» («смотрящий») назначается ВВЗ для осуществления контроля и координации деятельности курируемых ОПФ, обеспечения своевременного и в полном объеме поступления финансовых средств в общак.
Как уже было указано выше, криминальный титул ВВЗ присваивается сходкой воров в законе и является пожизненным, в то время как «по-ложенцы» и «смотрящие» назначаются ВВЗ и их место в преступной иерархии может с течением времени изменяться. Наиболее наглядно это проявляется в местах отбывания наказания в виде лишения свободы. Так, «смотрящий» за конкретным исправительным учреждением (в отсутствие ВВЗ и «положенца») после отбытия срока наказания и освобождения автоматически утрачивает свой криминальный статус [1, с. 13].
Среди специалистов существует мнение, что верхушка преступной иерархии в основном складывается из трех элементов. Первый и самый главный - ВВЗ, в отсутствие которого его функции может исполнять «положенец», и замыкает «базисную» цепочку «смотрящий» - лицо, наделенное полномочиями одним из указанных лиц по определенному кругу вопросов или на опре-
деленной территории (например, смотрящий за городом, районом и т.п.).
В целом большинством ученых поддерживается позиция, что ВВЗ - это ключевое лицо в преступной иерархии [3, с. 200].
Вместе с тем мы разделяем мнение тех авторов, которые считают, что высшее положение в преступной иерархии нельзя ограничивать только криминальными титулами воровского сообщества. Так, статус лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии, может выражаться в наличии в его распоряжении денег, ценностей и иного имущества, добытых преступным путем, без непосредственного участия такого лица в приобретении указанных денег, ценностей и иного имущества, передаваемых этому лицу систематически, без правовых оснований (неосновательное обогащение), и расходовании указанных денег, ценностей и иного имущества на осуществление преступной деятельности (не только преступлений, но также и «обеспечительной деятельности», например, вооружение преступных групп, их финансирование и т.п.) [2].
Оперативно-розыскное противодействие ОВД лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии, - одно из наиболее сложных направлений оперативно-розыскной работы по ряду объективных обстоятельств и имеет свои отличия от документирования противоправной деятельности иных участников ОПФ, что обусловлено особыми функциями и статусом рассматриваемых лиц в криминальной среде.
Во-первых, данные лица, как правило, непосредственно не участвуют в совершении преступлений в качестве исполнителей. Их роль в преступном мире в основном сводится к осуществлению координации и общего руководства преступной деятельностью курируемых криминальных структур через ограниченный круг доверенных лиц, что в большинстве случаев позволяет им избежать уголовной ответственности.
Во-вторых, действия указанных лиц обычно совершаются в малых группах, структурно входящих в ОПФ, которые основаны на совпадении личных интересов, дружеских связях и предпочтениях, и чрезвычайно подозрительно и осторожно относящихся к вхождению в их состав ранее не знакомых и не проверенных «в деле» лиц. Это значительно усложняет проведение в отношении них оперативно-розыскных мероприятий (далее - ОРМ), особенно оперативного внедрения, без которого невозможно эффективно противодействовать организованным формам преступности.
В-третьих, криминальные авторитеты, имея в своем распоряжении значительный объем финансовых средств, обладают и используют в своих интересах широкий круг личных связей, в том числе коррупционных, в органах государственной власти и местного самоуправления.
В-четвертых, лица, занимающие высшее положение в преступной иерархии, а также их близкое окружение, многие из которых имеют опыт отбывания наказания в местах лишения свободы, как правило, осведомлены о методах ОРД, в том числе ее организационно-тактической составляющей, что существенно затрудняет документирование их преступной деятельности.
В-пятых, в современных социально-правовых условиях существенно изменились криминологические характеристики лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, в частности ВВЗ, которые все чаще отходят от привычных воровских понятий и традиций, формируя, по сути, новую категорию криминальных лидеров с коммерческим уклоном. Большинство преступлений, совершаемых данными лицами, по своей сути являясь общеуголовными, тем не менее, имеют конкретный экономический подтекст.
Эффективное оперативно-розыскное противодействие лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии, невозможно без учета вышеназванной специфики в нормах федерального законодательства, регулирующего общественные отношения в сфере ОРД. Особый статус данных лиц в криминальной среде и обусловленная этим статусом их повышенная общественная опасность требуют выработки и законодательного закрепления специальных правовых средств, адекватных степени исходящих от рассматриваемых объектов угроз охраняемым законом интересам. В связи с этим одним из ключевых вопросов является выработка оптимальной уголовно-правовой конструкции, максимально четко разграничивающей лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, и иных участников организованной преступной деятельности.
Понятие «лица, занимающие высшее положение в преступной иерархии» упоминается только в ч. 4 ст. 210 УК РФ («Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)») в качестве квалифицирующего признака указанного состава преступления. Содержание данного понятия в уголовном законе не раскрывается, хотя, на наш взгляд, в качестве такового с некоторой долей условности можно
рассматривать диспозицию указанной статьи, содержащуюся в ч. 1:
«Создание преступного сообщества (преступной организации) в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений либо руководство таким сообществом (организацией) или входящими в него (нее) структурными подразделениями, а также координация преступных действий, создание устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами, разработка планов и создание условий для совершения преступлений такими группами или раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между ними, совершенные лицом с использованием своего влияния на участников организованных групп, а равно участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп в целях совершения хотя бы одного из указанных преступлений...».
Как видно из содержания приведенного текста, диспозиция рассматриваемой статьи включает действия, которые преимущественно осуществляются именно лицами, выполняющими организационно-управленческие и координирующие функции в процессе создания и функционирования преступного сообщества (организации). Другими словами, изначально субъектом данного состава преступления (по ч. 1) являются лидеры и авторитеты уголовно-преступной среды. В то же время ч. 4 закрепляет в качестве квалифицирующего признака, отягчающего вину, принадлежность фигуранта к лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии. По сути, ч. 4 ст. 210 УК РФ закрепляет квалифицирующий признак, являющийся по смыслу формулировки диспозиции ч. 1 обязательным признаком общего субъекта данного состава. Это создает сложности в правоприменении и, надо полагать, во многом объясняет, почему по ч. 4 рассматриваемой статьи преступные лидеры привлекаются крайне редко.
Поскольку состав преступления - это юридическая (законодательная) модель преступления [4, с. 32], объединяющая все те признаки, без наличия которых деяние не может рассматриваться как преступное, без соответствующего официального пояснения наличие ч. 4 в ст. 210 теряет смысл и, более того, создает предпосылки для ее вольного толкования правоприменителями по своему усмотрению в каждом конкретном случае.
Некоторые пояснения в этой части дает Пле-
нум Верховного Суда РФ, который указывает, что, решая вопрос о субъекте преступления, указанного в ч. 4 ст. 210 УК РФ, судам надлежит устанавливать занимаемое этим лицом положение в преступной иерархии, в чем конкретно выразились действия такого лица по созданию или по руководству преступным сообществом (преступной организацией) либо по координации преступных действий, созданию устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами либо по разделу сфер преступного влияния и преступных доходов, а также другие преступные действия, свидетельствующие о его авторитете и лидерстве в преступном сообществе (преступной организации). О лидерстве такого лица в преступной иерархии может свидетельствовать и наличие связей с экстремистскими и (или) террористическими организациями или наличие коррупционных связей и т.п. В приговоре необходимо указать, на основании каких из названных признаков суд пришел к выводу о наличии в действиях лица состава преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 210 УК РФ [7].
Из содержания данного пункта следует, что фактически решение вопроса о принадлежности фигуранта к лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии, отдается на усмотрение правоприменителя, т.е. судьи, поскольку и в диспозиции ст. 210 УК РФ, и в указанном постановлении Пленума Верховного Суда отсутствуют четкие критерии разграничения данных лиц и иных субъектов, привлекаемых по ч. 1 ст. 210. Данный вопрос требует своего разрешения, так как нынешнее положение дел создает условия для различного рода злоупотреблений и формирования коррупционной составляющей при рассмотрении дел данной категории.
В сравнительном плане представляет интерес Закон Грузии от 20 декабря 2005 г. «Об организованной преступности и рэкете», целью которого является содействие борьбе с организованной преступностью, воровским сообществом и рэкетом и их предотвращению, а также борьбе с членами воровского сообщества в защиту частных, общественных и государственных интересов. В данном Законе нормативно закреплены определения таких понятий, как «рэкет», «группировка, занимающаяся рэкетом», «рэкетир», «воровское сообщество», «член воровского сообщества», «вор в законе».
Так, например, воровское сообщество определяется как любая общность лиц, действующая в соответствии со специальными правилами, уста-
новленными (признаваемыми) этими лицами, целью которой является извлечение выгоды для ее членов или других лиц путем устрашения, угроз, принуждения, принуждения под условием хранить молчание, воровских разборок, вовлечения малолетних в преступные деяния, совершения преступления либо подстрекательства к совершению преступления. При этом членом воровского сообщества является любое лицо, признающее воровское сообщество и активно действующее для достижения его целей.
Отдельно законодательно закреплено понятие «вор в законе» (член воровского сообщества, который в соответствии со специальными правилами воровского сообщества в любой форме управляет или (и) организует воровское сообщество или определенную группу лиц).
Должное внимание в данном Законе уделено также членам семьи, близким родственникам и иным лицам, связанным с рэкетиром или членом воровского сообщества. Отмечается, что лицами, связанными с рэкетиром или членом воровского сообщества, являются лица, на основании юридической документации имеющие в собственности имущество, в отношении которого существуют достаточные доказательства того, что оно получено в результате рэкета или преступных деяний члена воровского сообщества и им пользуется рэкетир или член воровского сообщества.
Имущество, добытое путем рэкета, и имущество члена воровского сообщества подлежит изъятию и после удовлетворения законных интересов третьих лиц передается законному собственнику, а в случае невозможности установления законного собственника - государству. Стоит подчеркнуть, что под таковым понимаются любые доходы, имущество или доходы от имущества члена воровского мира, членов его семьи, близких родственников или связанных с ним лиц при отсутствии документов или иных доказательств, подтверждающих их получение правомерными средствами.
Указанный Закон изложен достаточно кратко и лаконично, он состоит всего из семи статей, однако создает четкие правовые основания для привлечения к уголовной ответственности любого лица даже не за совершение конкретных преступлений, а за сам факт принадлежности к уголовно-преступной среде и наличие связи с ее лидерами, авторитетами и активными участниками. Иными словами, фактически создан прецедент введения уголовной ответственности не только за конкретное предусмотренное уголовным зако-
ном деяние (действие или бездействие), но и за сам образ жизни фигуранта, его приверженность определенным принципам и взглядам, характерным для криминальной субкультуры.
Подобному подходу грузинского законодателя сложно дать однозначную оценку с позиций принципов построения правового государства в духе повсеместно провозглашаемых демократических ценностей, соблюдения основополагающих прав и свобод личности, в том числе института презумпции невиновности. Вместе с тем, достаточно сложно спорить и с эффективностью данного подхода. В соответствии с положениями указанного Закона, по данным грузинских правоохранительных органов, опубликованных в открытой печати, уголовному преследованию и осуждению подверглись более 180 криминальных лидеров, двадцать из которых были признаны виновными в том, что они «воры в законе».
Нельзя не отметить и то обстоятельство, что Европейский Суд по правам человека (далее -ЕСПЧ) в целом признал данный Закон как соответствующий основополагающим принципам и нормам в рассматриваемой сфере, в частности положениям Европейской конвенции по защите прав человека. ЕСПЧ, прямо проводя параллели с решениями по делам об участниках «других организаций мафиозного типа», в своем решении признал законодательные акты грузинских властей способными «эффективно бороться с этой преступной деятельностью». Суд также отметил, что криминальная субкультура «воров в законе» настолько глубоко укоренилась в обществе, что точное значение ее понятий уже хорошо известно широкой общественности.
Фактически грузинский законодатель довел до логического завершения то, что было начато российским законодателем путем дополнения ст. 210 УК РФ ч. 4 и введения в уголовный закон термина «лица, занимающие высшее положение в преступной иерархии», но осталось до конца не урегулированным по вполне объективным причинам. Вместе с тем подобный однозначный и потому кажущийся наиболее эффективным подход грузинского законодателя вряд ли целесообразно брать за основу даже при условии обозначенной позиции ЕСПЧ.
Во-первых, понятия, характерные для криминальной субкультуры и используемые в общении ее представителями («вор в законе», «положе-нец», «смотрящий и др.»), целесообразно закрепить максимум на уровне методических рекомендаций, предназначенных для практического
применения сотрудниками соответствующих оперативных служб, но никак не на уровне уголовного закона. Законодательное установление подобной терминологии фактически означает ее официальное признание и будет свидетельствовать об им-плементации явлений уголовно-преступной среды в жизнь общества уже на уровне официальных документов, что, в принципе, недопустимо. Нельзя также не сказать о стилистических особенностях подобных жаргонизмов, явно не предназначенных для их использования в конструировании законодательных норм.
Во-вторых, положения, закрепленные в Законе Грузии «Об организованной преступности и рэкете», противоречат сразу нескольким принципам российского уголовного законодательства, а именно - принципу законности (ст. 3 УК РФ), принципу вины (ст. 5 УК РФ) и принципу справедливости (ст. 6 УК РФ).
Принцип законности предполагает, что преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только Уголовным кодексом, а применение уголовного закона по аналогии не допускается. Вместе с тем, привлечение к уголовной ответственности не за конкретное деяние, а за наличие определенного статуса в криминальной среде как раз подразумевает применение уголовного закона по аналогии, поскольку грузинский закон не содержит исчерпывающего перечня критериев, позволяющих однозначно отнести то или иное лицо к категории «вор в законе» или участникам воровского сообщества.
Из принципа вины следует, что лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Возникает вопрос - как может быть установлена вина фигуранта, привлекаемого за наличие определенного статуса в уголовно-преступной среде, если он не совершил конкретное деяние в форме действия или бездействия?
Отсюда следует и вопрос соблюдения принципа справедливости, согласно которому наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т.е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Установление и объективная оценка названных критериев, за исключением личности виновного, в случае
привлечения лица, например, за статус «вор в законе», не представляется возможным в связи с отсутствием конкретного деяния.
Таким образом, примененная грузинским законодателем юридическая конструкция противоречит основополагающим началам российского уголовного законодательства, по смыслу которого к уголовной ответственности лицо может быть привлечено только за конкретное деяние. Однако сам посыл, который в некоторой степени смещает акцент с преступного деяния на конкретных лиц, представляющих общественную опасность (в том числе потенциальную), заслуживает внимания и в некоторой части может быть принят на вооружение.
Возвращаясь к ст. 21 0 УК РФ, с учетом сказанного выше представляется необходимым все же найти законодательную формулу, разграничивающую лиц, указанных в ч. 1 и ч. 4 данной статьи, поскольку в действующей конструкции такая дифференциация не просматривается. На наш взгляд, в основу данного разграничения необходимо положить несколько ключевых критериев.
Первое - временная составляющая. Сам статус лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии, указывает на длительность его пребывания в этом качестве и устойчивость его антиобщественных установок. Одним из очевидных показателей, указывающих на данный фактор, является наличие судимости за преступление, совершенное при рецидиве (опасном, особо опасном), неоднократное отбытие наказания в виде лишения свободы.
Второе - признание данного статуса значительной частью лидеров и активных участников уголовно-преступной среды в масштабах региона или страны. Авторитет лица должен подтверждаться не только участниками созданных и курируемых им преступных сообществ (организаций), но и представителями иных криминальных структур, в том числе действующих в других регионах и за рубежом.
Третье - возможность оказывать реальное влияние на криминогенную обстановку в масштабах региона и более, включая обстановку в местах лишения свободы. Данное влияние должно быть очевидным и основываться на личном авторитете фигуранта.
Наличие трех названных составляющих позволяет с уверенностью говорить о принадлежности конкретного фигуранта к лицам рассматриваемой категории. Законодательно приведенные тезисы целесообразно закрепить в виде приме-
чания к ч. 4 ст. 210 УК РФ, текст которого может быть следующим:
«К лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии, по смыслу части четвертой настоящей статьи относятся лица, которые в течение длительного времени (год и более) осуществляли действия, предусмотренные частью первой настоящей статьи, имеют авторитет в уголовно-преступной среде конкретного региона или страны (в том числе в местах лишения свободы), признаваемый лидерами и участниками других преступных сообществ (преступных организаций)».
Законодательные условия оказывают прямое влияние на порядок применения и перечень оперативно-розыскных методов, сил и средств, используемых в противодействии лидерам и авторитетам криминальной среды в современных условиях.
С учетом изложенного выше и исходя из диспозиции ст. 210 УК РФ, требований постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. № 12, в ходе документирования противоправной деятельности лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, оперативному сотруднику необходимо устанавливать:
наличие единого руководства и устойчивых связей между самостоятельно действующими ОПФ;
фактические данные об осуществлении фигурантом организационных, управленческих и координирующих функций в отношении преступного сообщества, его структурных подразделений, а также отдельных участников как при совершении конкретных преступлений, так и в процессе обеспечения его деятельности;
иерархическое построение (структуру) ОПФ, возглавляемых либо курируемых фигурантом, что предполагает изучение и анализ взаимоотношений между ВВЗ, «положенцами» и «смотрящими», установление системы организации материально-технического обеспечения деятельности ОПФ, применения мер безопасности и контрразведывательных мер в отношении его членов;
наличие связей у фигуранта с представителями спецконтингента исправительных учреждений, его возможности оказывать влияние на обстановку в местах лишения свободы;
наличие у фигуранта связей с представителями государственных и муниципальных органов, правоохранительных структур, администраций исправительных учреждений;
источники финансирования преступной деятельности ОПФ, пополнения так называемого об-
щака, личность «казначея» («держателя») общака;
отношение к фигуранту со стороны лидеров и активных участников уголовно-преступной среды как в пределах региона, так и представителей межрегиональных и транснациональных ОПФ.
Установление данных сведений предполагает длительную кропотливую работу с проведением комплекса ОРМ и широким использованием помощи лиц, оказывающих содействие оперативным подразделениям ОВД и сотрудничающих с ними на конфиденциальной основе.
Список использованной литературы
1. Белоцерковский С. Новый Федеральный закон об усилении борьбы с преступными сообществами: комментарий и проблемы применения // Уголовное право. 2010. № 2.
2. Григорьев Д.А., Морозов В.И. Как определить лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии? // Юридическая наука и правоохранительная практика: журнал. 2014. Вып. 4 (30).
3. Гуров А.И. Профессиональная преступность: прошлое и современность. - М.: Юрид. лит., 1990.
4. Кудрявцев В.Н. Взаимосвязь элементов преступления // Вопросы борьбы с преступно-
стью, 1976. Вып. 25; Куринов Б.А. Научные основы квалификации преступлений. - М., 1984.
5. Мондохонов А. Специальный субъект организации преступного сообщества (преступной организации) или участия в нем (ней) // Уголовное право. 2010. № 5.
6. О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней): постановление Пленума Верховного Суда Рос. Федерации от 10 июня 2010 г. № 12, п. 24 // СПС КонсультанПлюс.
7. Соболь И.Е. Пресечение преступной деятельности лидеров уголовно-преступной среды, в том числе «воров в законе» // Сборник материалов Всероссийского совещания-семинара с руководителями подразделений уголовного розыска, отвечающих за борьбу с организованной преступностью общеуголовной направленности территориальных органов МВД России по вопросам совершенствования оперативно-служебной деятельности. - Домодедово: ВИПК МВД России, 2012.
8. Шеслер А.В., Смирнов И.О. Характеристика объекта как элемента состава преступления, предусмотренного статьей 208 Уголовного кодекса Российской Федерации // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2013. № 3 (25).
