CC BY
11УДК 001.583(100) DOI: 10.24412/2414-9241-2022-8-22-32
ЗАГРАНИЧНЫЕ КОМАНДИРОВКИ ПО-СОВЕТСКИ: ДИАЛОГ УЧЕНОГО СООБЩЕСТВА И ВЛАСТИ В 1920-Е ГОДЫ (по материалам комиссии содействия работам Академии наук СССР)
Виктория Сергеевна Груздинская
кандидат исторических наук, научный сотрудник Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского, доцент Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова (Сеченовского университета),
старший научный сотрудник Архива Российской академии наук, Омск, Москва, Россия; e-mail: vik11910314@yandex.ru
Статья посвящена деятельности Комиссии содействия работам АН СССР при СНК СССР. Институция просуществовала несколько лет, с 1926 по 1929 г., и была призвана курировать все вопросы, касающиеся АН СССР. Однако на практике основным направлением ее деятельности стала организация международного научного сотрудничества АН СССР, в том числе и заграничных командировок. В данной статье предпринята попытка воссоздать диалог между представителями академического сообщества и советской властью по поводу научных поездок за рубеж. На материалах из Государственного архива Российской Федерации (Ф. 8429) и Центрального государственного архива научно-технической документации (Ф. 318) было рассмотрено несколько эпизодов из истории организации научных путешествий советских ученых. В ходе изучения было установлено, что диалог между академическим сообществом и новой советской властью выстраивался трудно. Личностный фактор оказывал наибольшее влияние на интенсивность и эффективность этого взаимодействия. Большую роль в выстраивании этого диалога сыграли непременный секретарь Академии наук СССР, академик С.Ф. Ольденбург и заведующий Отделом научных учреждений СНК Е.П. Воронов.
Ключевые слова: заграничные научные командировки, международная академическая мобильность, Академия наук СССР, Комиссия содействия работам Академии наук СССР, история науки.
Благодарность
Исследование выполнено при финансовой поддержке гранта Президента РФ в рамках научного проекта МК-27.2022.2 «Международная академическая мобильность советских ученых: 1920-е - 1930-е гг.».
Практика поездок за границу для установления и поддержания научных связей, работы в иностранных архивах, библиотеках, лабораториях и музеях, выступлений с лекциями или научными докладами была естественным явлением в интеллектуальной жизни дореволюционной России. С установлением советской власти эта сфера ученой жизни существенно изменилась. В первую очередь эти изменения затронули процедуру и способы организации международного академической мобильности, маршруты и сроки научных путешествий (см. например: Гришина, 2018; 8те1шкоуа, 2018). В первой половине 1920-х гг. вопросы зарубежных поездок находились в ведении Комиссии по заграничным командировкам при Наркомате просвещения РСФСР (Андреев, 2018). На рассмотрение этой комиссии поступали заявления и ходатайства специалистов из разных областей, в том числе и ученых.
В 1926-1929 гг. подобные заявления сотрудников Академии наук обсуждались Комиссией содействия научным работам АН СССР. Институция была создана при СНК и носила межведомственный характер. В ее состав входили председатель ЦИК СССР А.С. Енукидзе, непременный секретарь С.Ф. Ольденбург, заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов, управляющий делами СНК Н.П. Горбунов, начальник Отдела научных учреждений СНК (ОНУ СНК) Е.П. Воронов, заведующий
Агитационно-пропагандистским отделом ЦК ВКП(б) А.И. Кри-ницкий, заместитель председателя Президиума Коммунистической академии В.П. Милютин (Груздинская, 2019).
Хотя комиссия создавалась как орган, курирующий деятельность АН СССР в целом, в реальности ее функции сводились к организации международной жизни академического центра, в том числе и к решению проблем, связанных с заграничными командировками. В настоящей статье предпринята попытка очертить контуры диалога между учеными и советской властью по поводу деловых поездок за границу в рамках этой институции.
На первом заседании, состоявшемся 16 марта 1926 г., обсуждались возможные пути и направления интеграции Академии наук в мировую научную сеть. Так, академик С.Ф. Ольденбург обратил внимание собравшихся на желательность не только участия советских ученых в уже ставших традиционными научных форумах, например, в III Тихоокеанском конгрессе осенью 1926 г., но и в организации новых площадок. В частности, было предложено созвать Международное совещание исследователей Восточного Туркестана, а также узкое совещание по геологии, орографии, географии и минералогии Средней Азии (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-8429. Оп. 1. Д. 94. Л. 137-136). Заметим, что переговоры с иностранными коллегами по поводу их участия в этих совещаниях было поручено С.Ф. Ольденбургу во время заграничной поездки летом-осенью 1926 г. (Каганович, 2013: 133).
На заседаниях Комиссии содействия работам АН СССР утверждались или отклонялись научные командировки за рубеж. Но, прежде чем дойти до комиссии, заявления научных сотрудников совершали «кругосветное» путешествие по кабинетам советской бюрократии. В качестве иллюстрации приведем случай с командированием ученого из Института прикладной ботаники и новых культур Н.Н. Кулешова на V международный конгресс по контрольно-семенному делу, который состоялся в мае 1928 г. в Риме. Приглашение на конгресс и запрос в государственные
инстанции администрация Института отправила заблаговременно, но к 30 марта решение еще не было принято. Н.Н. Кулешов обратился к директору Института Н.И. Вавилову с просьбой выяснить у Е.П. Воронова о судьбе своей поездке (Центральный государственный архив научно-технической документации (ЦГАНТД). Ф. 318. Оп. 11. Д. 272. Л. 1). Соответствующую записку в ОНУ СНК Николай Иванович отправил вскоре, но судя по дальнейшей переписке ответ из СНК пришел только спустя месяц - в конце апреля. И это известие вызвало у Н.Н. Кулешова тревогу и опасения за успех дела. Так, в письме в дирекцию Института он пишет: «все складывается крайне неудобно. Телеграмма послана 26.04, удостоверение будет выслано в лучшем случае 3.05 и будет у меня 05.05. Только после этого можно получать паспорт, деньги и транзитные визы. Чтобы успеть в Рим к 16 мая, я должен отсюда выехать не позже 10 мая. Неужели можно предположить, что я за 5 дней успею все это сделать без каких-либо особых мер? К большому моему огорчению, но я уже мысленно примирился с тем, что мое участие в Конгрессе сорвано, ибо я не верю, что за оставшиеся две недели можно будет сделать то, чего не удалось сделать за три месяца» (ЦГАНТД. Ф. 318. Оп. 11. Д. 272. Л. 3-3 об.). Понимая, что преодолеть бюрократические препоны ученый не в силах, он с нескрываемым возмущением пишет: «О каком тут можно говорить оживлении нашей научной связи с заграницей, о которой пишут газеты, когда вся "живость" разбивается о непреодолимый формализм канцелярий» (ЦГАНТД. Ф. 318. Оп. 11. Д. 272. Л. 3 об. - 4). Н.Н. Кулешов был прав в своих опасениях — на конгресс в Рим он опоздал, приехал только 19 мая, успев только на экскурсии и пропустив таким образом всю научную часть мероприятия.
На недопустимость подобной ситуации с возмущением указал генеральный консул СССР в Риме А. Гольдберг. В частности, в письме в НКИД он пишет: «За последнее время участились случаи, когда советские работники, командируемые на международные конгрессы, имевшие место в Италии, выезжают из пределов
СССР через 2-3 недели по окончании работ конгрессов несмотря на то, что они были своевременно информированы о начале работ конгрессов в каждом отдельном случае. Так, к началу работ конгресса по контрольно-семенному делу, открывшемуся в Риме 10-го мая с[его] г[ода], приехал лишь один профессор Исаченко <.. .> Это не единичные явления <.. .> Подобного рода ненормальные явления, которые повторяются почти со всеми нашими делегатами, создают о нас весьма невыгодное впечатление и поэтому считаю нужным обратить на это Ваше внимание. Из объяснений приезжающих делегатов явствует, что в большинстве случаев причина опоздания их на конгрессы связана с формальностями при получении заграничных паспортов» (ГАРФ. Ф. Р-8429. Оп. 1. Д. 81. Л. 1). К сожалению, подобные инциденты повторялись и в послевоенный период. Сохранилось немало свидетельств опоздания советских ученых на международные форумы из-за бюрократических проволочек (см.: Мерперт, 2011: 199-211).
Трудности в налаживании диалога между учеными и властью были окрашены классово-идеологической «палитрой». В этом плане показателен эпизод с поездкой в Германию молодого физика из Ленинграда. В апреле 1928 г. АН СССР возбудила ходатайство о командировании сотрудника Физического института, стипендиата имени В.А. Стеклова Дмитрия Дмитриевича Иваненко (заметим, что в официальной документации советских органов власти неправильно указано отчество ученого — «Иванович»). Командировка была необходима для стажировки у профессора Берлинского университета, физика-теоретика, одного из создателей квантовой теории Эрвина Шрёдингера. После ходатайства АН СССР Е.П. Воронов направил в партячейку Ленинградского университета запрос с просьбой предоставить «сведения, характеризующие политическую физиономию и научную квалификацию Иваненко» (ГАРФ. Ф. Р-8429. Оп. 1. Д. 80. Л. 1). Местные партийные чины, как и Наркомат просвещения РСФСР (мнение, которого также пожелали услышать) дали молодому физику нелицеприятную характеристику: «связанный исключительно
с правой профессурой», «проводил линию, идущую вразрез с линией партийных и профсоюзных организаций», «как академическая фигура <...> отнюдь не исключительный и не единственный», «политически вредный, идеологически чуждый» и др. (ГАРФ. Ф. Р-8429. Оп. 1. Д. 80. Л. 4-4 об.). Именно на основании этих хлестких, в духе своего времени ярлыков Д.Д. Иваненко не получил места в аспирантуре в 1927 г. Но не только: не получил он и права на заграничную командировку. 8 мая 1928 г. Непременному секретарю АН СССР пришло краткое письмо от Е.П. Воронова не просто с безапелляционным отказом в поездке, но и с требованием «сообщить, каким образом гр-н Иваненко, аспирантура которого была отклонена <...>, был принят после этого в число научных сотрудников Академии» (ГАРФ. Ф. Р-8429. Оп. 1. Д. 80. Л. 6.). Подробный ответ предоставил директор Физического института, академик А.Ф. Иоффе, где сообщил, что решение принять на работу Д.Д. Иваненко принял лично, о чем собственно и не жалеет. Ученый считает своего младшего коллегу «выдающимся по своим талантам и знаниям», а потому весьма сожалеет о том, что тот не сможет послушать лекции по теоретической физике в Берлинском университете, как и о том, что его незаслуженно лишили аспирантуры. Предполагаем, что неприязнь к Д.Д. Иваненко объяснялась его чуждостью «красному» лагерю, что выражалось и в духовной близости к старым профессорам, и в его дворянском происхождении. Однако до середины 1930-х гг. карьера Дмитрия Дмитриевича Иваненко развивается по восходящей: он активно работал в ядерном семинаре, сотрудничал с А.Ф. Иоффе, И.В. Курчатовым, Л.Д. Ландау. Тепло вспоминал он о встречах с академиком А.Н. Крыловым (см.: Сар-данашвили, 2010: 47-49). И кто знает, как бы сложилась карьера ученого, если бы не арест в 1935 г. и последовавшая за ним ссылка сначала в Караганду, а затем в Томск?
На решение комиссии об утверждении той или иной командировки оказывала влияние «политическая характеристика» кандидата. В сохранившихся материалах институции встречаются
списки командируемых, где напротив каждой фамилии стоит одна из трех отметин лояльности к советской власти: 1) сведений об антисоветской деятельности не поступало, 2) враждебно настроенные к советской власти ученые, 3) имевшие «связь с белой эмиграцией» (ГАРФ. Ф. Р-8429. Оп. 1. Д. 115. Л. 74-75). Показательно, на наш взгляд, что ко второй группе был отнесен и сам участник комиссии — С.Ф. Ольденбург. При этом надо сказать, что в ряде случаев даже «связь с белой эмиграцией» не становилась неопределимым препятствием для получения заветной командировки. Так, С.Ф. Платонов, дочь которого вместе со своей семьей эмигрировала во Францию, неоднократно выезжал в Европу с деловыми целями. Большую помощь Сергею Федоровичу оказывали иностранные коллеги, персональные приглашения от которых склоняли комиссию к «верному» решению. Всемирно известный физиолог И.П. Павлов, также определенный советскими чиновниками как политически неблагонадежный, имел несколько командировок на международные конгрессы. Примечательна в этом плане его поездка осенью 1929 г. в США. И.П. Павлов высказал свое резко негативное отношение к выборам в АН СССР, к стремлению провести в ее члены «красных профессоров». Свою позицию он определил следующим образом: в сложившейся ситуации у академиков может быть три отношения: «первое — рабское, лакейское, по принципу "чего изволите?", второе — благоразумное, или оппортунистическое, вызванное опасениями испортить отношения с правительством, и наконец, третье — принципиальное, подлинно научное» (Брачев, 1990: 122). И после этого и подобных публичных высказываний Академия наук направляет ходатайство о заграничной командировке И.П. Павлова. Как же советская бюрократия отнеслась к такому довольно дерзкому шагу? На удивление благосклонно было воспринята идея отправить за океан светило советской физиологии как свидетельство «великих научных достижений» Советского Союза (Todes, 2014: 565). Существенную помощь в организации этой поездки оказал Е.П. Воронов. В обращении к вышестоящим
инстанциям он отмечал смягчение взглядов ученого: «В истории наших отношений с Павловым он впервые обращается к нам с просьбой. Ранее <.. .> он одаривал нас не столько своими "пылкими призывами", сколько горячими нагоняями. Эту просьбу следует расценивать как открытый шаг, предпринятый по его собственной инициативе, к сближению. Отвергнуть его, конечно, было бы неправильно!» (Todes, 2014: 566). Также разрешение выехать на конгресс в Гарвард получил и ближайший ученик Ивана Петровича, физиолог, профессор Харьковского медицинского института — Г.В. Фольборт.
Подводя итог сказанному, подчеркнем, что диалог между академическим сообществом и новой советской властью выстраивался тяжело. На его интенсивность и эффективность влияло множество факторов, но определяющим, причем на разных уровнях принятия решения, оказывался личностный фактор. Молодому ученому-физику непролетарского происхождения получить право выехать за границу было непросто (если не сказать — невозможно), тогда как всемирно известный ученый получал такую возможность, несмотря на свои антисоветские заявления. Следует отметить и роль единственного представителя ученого сословия в комиссии — С.Ф. Ольден-бурга. Непременному секретарю АН СССР приходилось балансировать в условиях сужающегося «коридора» академических свобод, с одной стороны, и растущего давления советского руководства на академический центр, с другой. В то же время не следует демонизировать советских чиновников этого периода — палитра красок много сложнее черно-белой гаммы. Примером того служит Е.П. Воронов. Став связующим звеном между АН СССР и советскими государственными инстанциями, он все же подходил к делу неформально, пытался разобраться в каждом конкретном случае, консультировался с различными органами власти (в частности, с Наркоматом иностранных дел, Наркоматом просвещения, Наркоматом здравоохранения и др.) и должностными лицами.
Список литературы
Андреев М.А. К вопросу об организации и деятельности Комиссии по заграничным командировкам Народного комиссариата по просвещению РСФСР (1921-1923 гг.) // Вестник РГГУ Серия «История. Филология. Культурология. Востоковедение». 2018. № 10. С. 106-118.
Брачев В.С. Укрощение строптивой, или как АН СССР учили послушанию // Вестник Академии наук СССР. 1990. № 4. С. 120-127.
Гришина Н.В. «...Возможность проехаться и подышать западноевропейским воздухом»: взаимоотношения науки и власти в сфере заграничных командировок в 1920-е гг. // Вестник Томского университета. История. 2018. № 51. С. 28-36.
Груздинская В.С. Комиссия содействия работам Академии наук СССР: опыты «приручения» Академии наук во второй половине 1920-х годов // Преподаватель XXI век. 2019. № 2 (часть 2). С. 310-324.
Каганович Б.С. Сергей Федорович Ольденбург. Опыт биографии. СПб.: Нестор-История, 2013. 252 с.
Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога. М.: Таус, 2011. 384 с.
Сарданашвили Г.А. Дмитрий Иваненко — суперзвезда советской физики: ненаписанные мемуары. М: URSS, 2010. 313 с.
Sinelnikova E. Soviet scientists (members of Science Societies) at international scientific meetings in the 1920s: political and ideological aspects // Science overcoming borders / Eds. Vera Dvorackova, Martin Franc. Praha: Masarykûv ustav a Archiv AV CR, 2018. P. 29-48.
Todes D. Ivan Pavlov: a Russian life in science. Oxford: Oxford university press, cop. 2014. 855 p.
FOREIGN SCIENTIFIC TRIPS IN THE SOVIET STYLE: DIALOGUE BETWEEN THE SCIENTIFIC COMMUNITY AND AUTHORITIES IN THE 1920S (based on the materials of the Commission for Assistance to the Works of the USSR Academy of Sciences)
Victoria S. Gruzdinskaya
PhD in History, Researcher, Dostoevsky Omsk State University, Associate Professor,
First Moscow State Medical University named after Sechenov (Sechenov
University),
Senior Researcher,
Archive of the Russian Academy of Sciences, Omsk, Moscow, Russia; e-mail: vik11910314@yandex.ru
The article is devoted to the activities of the Commission for Assistance to the Works of the USSR Academy of Sciences under the Council of People's Commissars of the USSR. The institution existed for several years, from 1926 to 1929, and was called upon to supervise all issues related to the USSR Academy of Sciences. However, in practice, the organization of international scientific cooperation of the Academy of Sciences of the USSR, including academic trips abroad, became the main focus of its activity. This article attempts to recreate the dialogue between representatives of the academic community and the Soviet authorities regarding scientific trips abroad. Based on materials from the State Archive of the Russian Federation (F. 8429) and the Central State Archive of Scientific and Technical Documentation (F. 318), several episodes from the history of the organization of scientific travels of Soviet scientists were considered. During the study, it was found that the dialogue between the academic community and the new Soviet government was difficult to build. The personal factor had the greatest influence on the intensity and effectiveness of this interaction. A major role in building this dialogue was played by the permanent secretary of the USSR Academy of Sciences, Academician S.F. Oldenburg. He had to balance between the narrowing corridor of academic freedoms and the growing pressure of the Soviet leadership on the academic center. At the same time, the behavior of Soviet officials was not always hostile towards scientists. For example, E.P. Voronov, the head of the Department of Scientific Institutions of the Council of
People's Commissars, took an informal approach to the matter, examined in detail each specific case.
Keywords: foreign scientific trips, international academic mobility, USSR Academy of Sciences, Commission of assistance to the work of the Academy of Sciences of the USSR, history of science.
