CC BY
22
УДК 821.163.6 А. Г. Бодрова
ББК 83.3 (4/8) Санкт-Петербургский государственный университет
(Санкт-Петербург, Россия)
Загадка Ивана Цанкара: множественность интерпретационных кодов
В статье рассматриваются многочисленные интерпретации творчества Ивана Цанкара, занимающего почетное место в каноне словенской литературы. Изучается интенсивная рецепция Цанкара не только в Словении и Югославии, но и в Советском Союзе и России. О Цанкаре написано множество работ, при этом его тексты до сих пор вызывают абсолютно разнородные интерпретации и читательские реакции (от восторженных до крайне негативных). В работах о Цанкаре применяются различные методы исследования: историко-биографический метод, имманентный анализ, метод системного анализа, компаративистский, культурологический, психологический и психоаналитический метод, «чтение против шерсти», социологический, метод феминистской критики и т.д. Образ матери занимает центральное место в творчестве Цанкара, поэтому неслучайно тема матери в текстах Цанкара привлекает многих исследователей, при этом она получает совершенно разные трактовки. Специфика некоторых произведений Цанкара проявилась в сочетании эстетизма, этической проблематики и модернистского изучения памяти. При чтении можно испытать дистанцированный эстетический опыт, наслаждаясь ритмизованным языком повествования, задуматься о проблемах памяти, а также испытать эмоции. Тексты Цанкара нередко порождают у читателя чувство тревожности, ошеломляя бесконечным потенциалом новых смыслов. Его сочинения обладают большим интерпретационным потенциалом, а некоторые его тексты превосходят любые интерпретаторские усилия.
Ключевые слова: Иван Цанкар, словенская литература, интерпретация, рецепция, канон.
DOI: 10.31168/2073-5731.2019.1-2.6.02
Писатель Иван Цанкар (1876-1918), когда-то существенно изменивший ход развития словенской литературы, обновивший ее и жанровую, и тематическую составляющие, ныне занимает почет-
ное место в каноне словенской литературы. Тем не менее в Словении можно столкнуться как с весьма негативными отзывами на его счет, так и с обожающе-восторженными. Некоторые, замученные его текстами в школе, ни за что не хотят его перечитывать в более сознательном возрасте. Особенно изумляет тот факт, что у практически каждого словенца в запасе всегда найдется какой-нибудь анекдот или история из жизни Цанкара. К примеру, как богемный Цанкар, возвращаясь домой на Рожник (холм на окраине Любляны), заказывал два экипажа — один для себя, а другой для своей шляпы (по другой версии — трости). В сознании многих словенцев заложен определенный образ-миф о национальном классике Цанкаре. В России рассказывают истории о А. С. Пушкине и Л. Н. Толстом, а в Словении — о Цанкаре. Вероятно, этот показатель может служить в некотором роде доказательством того, что писатель в своей культуре занимает важное место. Очевидно, что многие произведения Цанкара стали частью национальной (массовой) культуры. Так, например, «Чашечка кофе» из короткого автобиографического рассказа («Skode-lica kave», 1910) превратилась в бренд. Действительно, в сувенирных магазинах продается кофе с изображением Цанкара или шоколад Цанкара («Cankarjeva cokolada») со вкусом кофе. Подобно этому, наверное, в России можно встретить шоколад «Сказки Пушкина». На «Чашечку кофе» существует много пародий. Любопытно, что в самом тексте рассказа персонаж Цанкара не произносит слов «Kave mi dajte!» («Дайте мне кофе!»), эту фразу мы находим на сувенирной чашке с изображением Цанкара1. Авторы пародий также дописывают текст сами. К примеру, в самой известной на тему «Чашечки кофе» пародии театра «Парадижник» на группу «Лайбах» («Marburg. Laibach parody. Teater Paradiznik») появляются слова: «Daj mi en espresso, daj mi ka-pucin!»2 Стоит упомянуть и плакат, посвященный проблеме «утечки мозгов» из Словении. На нем изображен Цанкар с чашкой кофе, произносящий: «Mati, podaljsan macchiato bi! Kdo bi ustvarjal sloven-sko zgodovino, ce bi odsli najboljsi?» («Мама, мне бы двойной макьято! Кто будет создавать словенскую историю, если уедут лучшие?»)3.
1 [Электронный ресурс]: https://polonapolona.com/products/ivan-the-original-hipster-35d-cup (дата обращения: 10.02.2019).
2 [Электронный ресурс]: https://www.youtube.com/watch?v=8uNq-XWKT-U (дата обращения: 10.02.2019).
3 [Электронный ресурс]: https://www.mojaobcina.si/vrhnika/novice/ cankar-tu-cankar-tam-cankar-vsepovsod.html.
В данной связи можно исследовать произведения Цанкара в свете концепции смерти автора и представления о читателе как соавторе. Многие его тексты и после его смерти обрастают новыми смыслами и интерпретациями.
2018 год (год столетия смерти писателя) в Словении был объявлен годом Цанкара, что стало поводом для привлечения особого внимания к национальному классику. В этот период наблюдается настоящий цанкаровский «бум» в науке (конференции, монографии), в культурной жизни (выставки, лекции, было снято 2 фильма о Цанкаре и даже создано несколько комиксов по мотивам его произведений и биографии), в средствах массовой информации появлялось множество статей, передач о Цанкаре. Особо хотелось бы отметить проект Центра словенского языка как иностранного, организовавшего «Всемирные дни Ивана Цанкара» в университетах, в которых изучается словенский язык. В связи с этим была подготовлена антология произведений Цанкара и отрывков из них, переведенных на 21 иностранный язык. В роли переводчиков и интерпретаторов нового поколения выступили студенты-словенисты и слависты со всего мира.
Тезис о множественности интерпретационных кодов произведений Цанкара, безусловно, можно упрекнуть в банальности — подобным потенциалом обладают и тексты многих других авторов. Однако интенсивность такого разнообразия интерпретаций и реакций встречается нечасто. Редко можно наблюдать столь ярко выраженные эмоциональные реакции (и со знаком минус, и со знаком плюс) на какого-либо другого писателя. Цанкара обвиняли (еще при жизни) в святотатстве, низости, нигилизме, чрезмерной мрачности, упрекали за увлечение ницшеанством, социализмом. Его называли символистом и анархистом, бунтарем и пессимистом, насмешником и мечтателем.
Примечательно, что в Словении Цанкара считали «своим» писателем и левые, и правые, например, как социалисты-атеисты, так и католики. Рассмотрим подробнее один из аспектов — религиозность Цанкара. Вероятно, почти не существует ни одного исследования его творчества, в котором не был бы затронут вопрос о вере писателя, а также проблема богоискательства. Полемика о религиозности Цанкара, разгоревшаяся сразу после его смерти, не прекращается по сей день. Так, Изидор Цанкар, двоюродный брат писателя, высказал мнение о том, что Иван Цанкар всегда оставался католиком4, Й. Грегорчич считает, что Цанкар был «глубоко религиозным» в традиционном като-
4 Cankar Ь. Leposlovje — eseji — кгШка. ЦиЬЦапа, 1969. S. 314.
лическом смысле5, а словенский ученый И. Видмар видел в Цанкаре социалиста, представителя свободной и прогрессивной мысли: «Он не был католиком никоим образом и ни в одной сфере»6.
Стоит отметить, что подобное восприятие повторилось и в истории появления переводов сочинений Цанкара на русский язык. Рецепция его творчества в России весьма богата и может стать отдельной темой для изучения. Переводить Цанкара в России начали еще при жизни. Так, роман «Обитель Марии Заступницы» («Hisa Marije Pomocnice», 1904) был переведен на русский в 1909-1910 гг. и опубликован в неославянофильском журнале «Славянский мир», выходившем в Петербурге с 1908 по 1911 г. Переводчиком был указан Лев Савин — это псевдоним, который выбрал себе молодой словенец Янко Лаврин (1887-1986), живший в России с 1908 по 1917 гг., занимавшийся журналистикой и издательской деятельностью. Затем Лаврин переехал в Англию и сделал карьеру профессора слависта. Он исследовал в первую очередь русскую литературу. Такая характеристика особенностей личности и творчества Цанкара принадлежит Лаврину, который «с особой симпатией знакомил русского читателя с творчеством Ивана Цанкара»7: «Иван Цанкар, сын маленькой нации, но он не ее типичный представитель — он самый сильный ее протест, и в этом его главное значение... Почти вся новейшая словенская литература — это Иван Цанкар. В данный период он представляет собою самого колкого и едкого сатирика, немилосердного и жестокого разоблачителя, лучшего стилиста, самого тонкого психолога и глубокого мыслителя. Иван Цанкар — чуткая современная душа, которая глубоко чувствует разлад между внутренней жизнью и внешней, между надеждами, мечтами и возможностью; душа мятежная и беспокойная, желающая полета, тоскующая по более высоким формам жизни»8. Именно Лаврину принадлежат первые переводы Цанкара на русский язык. Последующие переводы Цанкара выполнялись в 20-е, 40-е, 60-е гг. XX в., в 1981 г. вышел двухтомник его избранных
5 Gregorcic J. Podoba duhovnika V Cankarjevih spisih // Glasnik slo-venskega duhovniskega drustva. 1977. 7. §1 3. S. 130.
6 Vidmar Vprasanje Cankarjevega nazora // ^щЬ^шЫ zvon. 1932. 52. S. 533-544.
7 Цит. по: Чуркина И. В. Янко Лаврин в России // На рубеже веков. Проблемы развития славянских и балканских литератур конца XIX — начала XX в. М., 1989. С. 92-93.
8 Там же.
произведений9. Примечательно, что в 2003 г. был издан роман «Обитель Марии заступницы» в вышеупомянутом переводе, выполненном еще в начале ХХ в. Лавриным и отредактированном петербургской переводчицей М. И. Рыжовой, которой принадлежат переводы многих словенских авторов. По ее мнению, будущий профессор русской литературы Лаврин, когда в молодости переводил роман Цанкара, не ощущал специфику русского языка. Поэтому его перевод нуждался в редактировании, иначе российские читатели его бы не поняли. Кроме того, Лаврин с разрешения Цанкара выпустил значительную часть 8 главы (в ней речь идет о Тончке и ее окружении), которая более всего шокировала и словенскую критику.
Интерес к переводам Цанкара не угасал и в XXI в. М. И. Рыжова, еще в советское время переводившая рассказы Цанкара, вновь обратилась к его текстам: в 2014 г. был издан роман «Крест на горе» («Kriz na gori», 1905), в 2015 г. — «Грешник Ленарт» («Gresnik Lenart», 1915), в 2016 г. — «Моя Жизнь» («Moje zivljenje», 1914) и «Алеш из Разора» («Ales iz Razora», 1907), в 2017 г. — «Поездки Николая Никича. Сосед Лука» («Popotovanje Nikolaja Nikica», 1900, «Sosed Luka», 1909). Причина такого повышенного внимания к Цанкару в следующем: в начале 2010-х гг. православный фонд (Благотворительный фонд Св. Иоанна Предтечи) заинтересовался его творчеством. «Благодаря знакомству Майи Ильиничны Рыжовой с игуменом Евстафием, который оценил и полюбил творчество словенского писателя, начинается период ее плодотворного сотрудничества с Благотворительным фондом Св. Иоанна Предтечи. Хочется отметить, что все последующие переводы произведений И. Цанкара были осуществлены Майей Ильиничной на безвозмездной основе. Это был, как она признавалась в одной из наших бесед, дар замечательному писателю, блестящему художнику слова, мечтателю, борцу, Человеку10». Рыжова работала над переводами Цанкара до самой смерти (2017 г.).
Итак, Цанкара публиковали и в царской России, и в Советском Союзе, и уже в современной России. Совершенно разные аспекты творчества писателя привлекали издателей. Действительно, творчество Цанкара гетерогенно, в нем присутствуют элементы разных литературных
9 Цанкар И. Избранное: в 2 т. М., 1981.
10 Чепелевская Т. И. Памяти Майи Ильиничны Рыжовой (19272017) // Славянский мир в третьем тысячелетии. Этнические, конфессиональные, социокультурные компоненты идентичности народов Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 2017. С. 513.
направлений (символизм, натурализм, реализм, экспрессионизм и т.д.). В силу своего разнообразия его тексты вызывают интерес у различных читателей. Так, в советское время была особенно востребована социальная проблематика, а православное издательство привлекли религиозные мотивы произведений писателя.
Российские исследователи разных поколений занимались творчеством Цанкара. В Советском Союзе и в России можно назвать 5 цанкароведов: Е. И. Рябова, М. И. Рыжова, М. Л. Бершадская, Т. И. Че-пелевская, А. Г. Бодрова. В чем причины такого увлечения? Можно выделить несколько причин: почетное место, занимаемое Цанкаром в каноне (отсюда переводы на многие языки, в том числе и на русский), социальная направленность произведений, дискурсивная неоднородность, нарушающая идеологические рамки. Так, например, в советское время в Москве в Институте славяноведения РАН специалисты по югославской литературе были знакомы с сочинениями Цанкара, так как они были канонизированы югославским литературоведением. Заниматься им было «не стыдно» — ведь тогда обычно исследовали только «великих писателей». В то время едва ли было возможным писать диссертацию о Зофке Кведер (Zofka Kveder, 1878-1926) или даже о Лойзе Ковачиче (Lojze Kovacic, 1928-2004), эти авторы по-прежнему не переведены на русский. При этом Цанкар еще был и идеологически «правильным» писателем — социальная проблематика его текстов соответствовала советской идеологии (вспомним, например, статью Цанкара «Как я стал социалистом?» («Kako sem postal socialist?», 1913), которую часто цитировали). В словенской литературе имеются еще и многие другие «социальные» авторы (Прежихов Воранц (Prezihov Voranc, 1893-1950), Мишко Кранец (Misko Kranjec, 1908-1983) и др. Однако, никто не хотел выбрать тексты словенских социальных реалистов темой своей диссертации, хотя в советское время их активно переводили (например, М. И. Рыжова). Причина в том, что Цанкар был интереснее, он позволял советскому ученому раздвинуть идеологические рамки, прикоснуться к другим эстетическим матрицам, запрещенным в Советском Союзе (например, декаданс, символизм и экспрессионизм считались буржуазными течениями «гнилого» Запада и оценивались негативно). Таким образом, творчество Цанкара было для советского исследователя «глотком свободы».
О Цанкаре создано и продолжает создаваться множество работ (и словенскими, и российскими исследователями), при этом его тексты до сих пор вызывают абсолютно разнородные интерпретации. Заслуживают внимания посвященные Цанкару монографии словенских
литературоведов Душана Пирьевца, Янко Коса11, Франце Берника12, Йожицы Чех Штегер13, Игоря Грдины14 и др.
О Цанкаре писали и известные философы Славой Жижек, Мла-ден Долар. Последний выстраивает концепцию культурного развития, движущей силой которого становится отрыв от национальной традиции и противоречия. Долар ставит Цанкара в ряд других литературных деятелей, оказавших решающее влияние на развитие национальной словесности и на формирование национальной культурной идентичности, а ныне занимающих почетное место в каноне: Примож Трубар (Primoz Trubar, 1508-1586) в эпоху протестантизма, Антон Томаж Линхарт (Anton Tomaz Linhart, 1756-1795) — в эпоху Просвещения, Франце Прешерн (France Preseren, 1800-1849) — в период романтизма, и Сречко Косовел (Srecko Kosovel, 1904-1926) — экспрессионизма. По мнению словенского философа, единственное, что объединяет этих столь разных писателей, — это то, что в свое время каждый из них «радикально порвал с тем, что тогда считалось словенской идентичностью»15. С данным мнением нельзя не согласиться. Как известно, каждый из вышеуказанных литераторов, внеся революционные изменения в культуру, полностью ее преобразовал16. Долар выделяет 2 подхода к проблеме национальной идентичности, которые, как представляется, можно условно назвать «охранительным» и «реформаторским». Он считает, что с соответствии с первым подходом словенская национальная идентичность не несет в себе противоре-
11 Kos J. Misliti Cankarja. Ljubljana, 2018.
12 Bernik F. Ivan Cankar. Ljubljana, 1987.
13 Ceh Steger J. Metaforika v Cankarjevi kratki pripovedni prozi. Maribor, 2001.
14 Grdina I. Ivan Cankar: portret genija. Ljubljana, 2018.
15 Dolar M. Slovenska nacionalna identiteta in kultura — navodila za uporabo // Dolar M. Strel sredi koncerta. Ljubljana, 2012. S. 320.
16 Например, протестант П. Трубар в середине XVI в. стал переводить на словенский и, главное, впервые издавать богослужебную литературу, покончив с засильем латыни, своим «реформаторским» шагом он обновил (практически заново создал) словенскую письменную традицию. Ф. Прешерн, писавший на словенском и немецком, был первым светским поэтом, кардинально преобразившим словенскую поэзию, обогатившим ее новыми поэтическими формами (он опирался на западноевропейскую, в том числе на античную, ренессансную, а также восточную традиции и использовал фольклорные образцы). Его роль для словенской словесности сопоставима с ролью А. С. Пушкина для русской литературы.
чий, она укоренена в языке, традиции, произведениях искусства. «... все это необходимо подробно описывать, сохранять и продолжать», и если появляется какое-то противоречие, то оно является внешним по отношению к словенской идентичности, поэтому возникает борьба между «нашим» и «чужим»17. Второй подход предполагает, что противоречие содержится как внутри синтагмы «словенская национальная идентичность и культура», так и внутри каждого из этих понятий. «Борьба всегда проходит между "нашим" и "нашим".. .борьба является способом существования культуры, идентичности и словенства»18. Аргументируя продуктивность «реформаторского» подхода, Долар утверждает, что «любая идентичность основывается на различии, содержит его как свой внутренний момент и производит его как свою истину, а различие, если мы к нему отнесемся всерьез, перейдет в свою противоположность и в конце концов в противоречие. Короче говоря, нет идентичности без различия и противоречия»19.
Действительно, биография и произведения Цанкара вместили в себя не одно противоречие. С одной стороны — знакомство с европейской идеалистической и религиозно-мистической традицией, увлечение символизмом, философией Р. У Эмерсона, реализация поведенческого кода проклятого поэта «poète maudit» («небюргерская» личная жизнь, пристрастие к алкоголю, сожженный католической церковью лирический сборник «Эротика» (1899)). С другой стороны — такие биографические жесты, как национальнопатриотические политические воззрения, реальное участие в политике, демонстративные жесты приятия в адрес католицизма.
Пребывание в венском социокультурном пространстве позволило Цанкару расширить диапазон тем и преодолеть некоторую провинциальную ограниченность словенской литературы. При этом творчество Цанкара балансирует между соблюдением границ, которые ставила словенская культура того времени, и неотделимым от европейского модерна выходом за их пределы. Примеры нарушения читательских ожиданий можно найти во многих его книгах. Подтверждением этому является негативная реакция критиков на такие произведения Цанкара, как «Обитель Марии Заступницы», «Нина» («Nina», 1906), «Видения» («Podobe iz sanj», 1917) и другие. Разнонаправленные импульсы в творчестве Цанкара создавали напряжение, энергетический накал, который привел к культурному взрыву, к перекодировке и обновлению национальной словесности.
17 DolarM. Slovenska nacionalna identiteta in kultura... S. 323.
18 Ibid.
19 Ibid. S. 330.
В многочисленных работах о Цанкаре применяются различные методы исследования: историко-биографический метод, имманентный анализ, метод системного анализа, компаративистский, культурологический, психологический и психоаналитический метод, «чтение против шерсти», социологический, метод феминистской критики и т.д. Например, историко-биографический метод применяется по сей день, ведь по-прежнему не утихает полемика по поводу причины смерти писателя.
Однако биографический метод зачастую не разграничивает автора произведения и повествователя или персонажей. Цанкар также размышлял над некоторыми аспектами этой проблемы в книге «Белая хризантема» («Ве1а к^аЛета», 1910), в которой мы встречаем призыв отделять частную жизнь писателя от его творчества. В разговоре с ним одна барышня заявила, что не смогла бы с радостью смотреть на образ Богоматери, если бы узнала, что от художника, его нарисовавшего, пахло селедкой. На что автобиографический герой ответил: «Вы когда-то сказали, что любите Гейне. Будете ли вы его по прежнему любить, если я расскажу вам, что он на дороге между Йеной и Веймаром воровал сливы? Дороже всех вам Кетте (поэт «словенского модерна», друг Цанкара. — А. Б.); останется ли у вас к нему уважение, если я вам сообщу, что он сам себе чистил ботинки, потому что стыдился рваных подошв? — Я должен сказать вам, что стихи писал не тот Кетте, чистящий ботинки, а кто-то другой, чье лицо никто не знает и не должен знать. А еще я скажу вам, что эти веселые и печальные истории написал не я — тот, кто говорит с вами и любит вас от всего сердца; их писал человек, которого вы не знаете и никогда не узнаете. Разделите все ваше почтение на две части: большую часть отдайте мне, тому, кто идет с вами, а оставшуюся часть — тому сокрытому и незнакомому, кто пишет свои истории»20. Очевидно, Цанкар видел себя в двух ипостасях — в роли обычного человека и в роли автора, личность которого скрыта от читателя. Любопытно исследование словенского сексопатолога Марияна Кошичека «Женщина и любовь глазами Ивана Цанкара»21, который полагает, что произведения Цанкара являются лучшим свидетельством его психических особенностей, однако при этом считает, что Цанкар «не пытался подарить читателям свою фотографию, а показывал свою личность, какой он ее себе представлял в данный момент. Поэтому его автопортреты такие
20 Cankar I. Izbrana dela. Ljubljana, 1959. Zv. 10. S. 293-294.
21 KosicekM. Zenska in ljubezen v oceh Ivana Cankarja. Ljubljana, 2001.
разные»22. По мнению Кошичека, стремление к материнской любви стало главным стимулом для творчества Цанкара, он считал, что Цан-кар был не способен реализовать полноценные отношения даже со своей матерью.
Образ матери занимает центральное место в творчестве Цанкара, поэтому неслучайно тема матери в текстах Цанкара привлекает многих исследователей, при этом она получает совершенно разные трактовки. Душан Пирьевец в своем фундаментальном труде «Иван Цанкар и европейская литература» интерпретирует образ матери у Цанкара в духе психоанализа23. Славой Жижек, высоко оценивший данную монографию, развил основные тезисы Пирьевеца, касающиеся темы матери в творчестве Цанкара, опубликовав свои размышления в статье «Два аспекта», вышедшей в журнале «Проблеми» в 1978 г. В теоретических построениях Жижек опирается на структурный психоанализ Ж. Лакана. Триада Фрейда во многом перекликается с тремя планами личности Лакана: «СверхЯ» по Фрейду соответствует у Лакана Символический порядок или Символическое, фрейдовскому «Я» — лакановкое «moi» или план Воображаемого (имагинарного), «Оно» Фрейда отчасти совпадает с «je» Лакана или планом Реального. Обычно символический порядок связан, по Лакану, с отцом. Примечательно, что, по мнению Славоя Жижека, мать, а не отец, стала для Цанкара представителем Символического порядка (по Лакану) или сверх-Я (по Фрейду), открывающему «я» («moi» по Лакану) путь в большой мир. В произведениях Цанкара именно мать связана с Символическим порядком (мать Цанкара позаботилась об его образовании, тем самым открыла для него доступ к Символическому). Отсюда проистекает двойственность в отношении к матери — Цанкар балансирует между двумя мирами — Воображаемым (зеркальным) и Символическим. Ведь мать Цанкара, простую крестьянку, можно считать «прототипом закрытого, неграмотного, родного космоса»24, ей совершенно чужда «чужая ученость» (данный аспект матери можно наблюдать в рассказе «Чужая ученость» («Tuja ucenost», 1910), в нем сопоставляется полный сомнений и противоречий мир автобиографического героя, рано приобщившегося к «бездуховной» европейской цивилизации, и цельный мир его матери, находящей опору в искренней вере в Бога).
22 Ibid. S. 8.
23 Pirjevec D. Ivan Cankar in evropska literatura. Ljubljana, 1964. S. 436-437.
24 Zizek S. Dva aspekta // Problemi 16. St. 177-180. S. 206.
С одной стороны, герой желает вырваться из этого замкнутого мира, а с другой — боится. Примечательно, что это противоречие проявилось уже в ранней лирической зарисовке «Матери» («Materi», 1893, сохранилась в рукописи). Здесь автобиографический герой-повествователь, осознавая их возможные мировоззренческие расхождения и вместе с тем чувствуя глубокую привязанность к матери, обращается к ней со словами: «Не дай бог, чтобы когда-нибудь, когда мой кругозор будет шире, когда я буду смотреть на мир, как с высокой горы, а не как из темницы, когда у меня будут мои собственные убеждения, а не вбитые мне голову кем-то другим, не дай бог, заслужить мне хотя бы печальный взгляд твоих глаз»25. Неслучайно в некоторых произведениях появляется мотив предательства, совершенного по отношению к матери, и как следствие чувство вины (некоторые рассказы из цикла «У святой могилы» («ОЬ svetem gшbu», 1910-1914), «Моя жизнь», «Грешник Ленарт»). Жижек считал, что при жизни мать обременяла писателя комплексом вины и душила его своими страданиями.
Тем не менее долгое время у биографов Цанкара и у исследователей его текстов было распространено представление, что основной интенцией автора было возвеличивание матери. Так, Л. Крайгер в своей книге, посвященной жизни и творчеству Цанкара, писал: «Цанкар поставил памятник своей матери. А она была символом его родины. Так же, как страдала мать на нагорной улице, так погибала вся Словения от одного конца до другого на нагорной улице — "и народ холопов жил на нагорной улице". В образе Францки автор воплотил не только тему самоотверженной материнской любви, но и трагизм участи словенского народа, для которого уготована только одна дорога: от нищенского детства — на улицу бедняков, а "с улицы бедняков — в могилу"»26.
Тему «воздвижения памятника» критики и ученые подхватили у самого Цанкара. В письме к своей возлюбленной А. Лушин Цанкар заявил о романе «На крутой дороге» («Ка к1апси», 1902): «Это памятник моей матери — такого памятника не было ни у одной матери в мире. Я его поставил с большой любовью»27. Данное мнение стало общим местом цанкароведения. Однако исследовательница И. Авсеник-Набергой полагает, что при более глубоком прочтении возможна иная оценка этого образа матери. В романе «На крутой
25 Cankar I. Zbrano delo. Ljubljana, 1967. Zv. 6. S. 309-310.
26 Krajger L. Ivan Cankar. Studije o njegovem delu in zivljenju, spomini nanj: 2 d. Ljubljana, 1954. D. 1. S. 244.
27 Cankar I. Zbrano delo. Ljubljana, 1971. Zv. 27. S. 355.
дороге» муж отправляется на заработки по вине собственной жены, не способной его по-настоящему полюбить, — Францка жалела, а не любила своего мужа.
«Куда ушел твой муж, который любил тебя и которого ты любила? Ты не удержала его за руку, выпустила его, потому что любила слишком мало, потому что любовь твоя была слишком слаба для того, чтобы охватить его крепкими руками и удержать. Он ушел, как бездомный бродяга, и затерялся и умер среди чужих людей; не было никого, кто бы сказал ему ласковое слово в последний час и закрыл глаза.
Куда ушел твой сын? Помнишь, как вы подымались в гору по пустынной дороге, и он глядел в землю и не мог слова сказать от великого горя, лежавшего на сердце. Он ушел, как осужденный на смерть, и отправился вслед за отцом — затерялся и умер среди чужих людей.
Где твоя дочь, которая была еще так мала и слаба, когда ты вытолкнула ее из дома к чужим людям, где она затеряется и погибнет?
Где твой сын, который вышел в дорогу с такой надеждой и затерялся в мире, как клочок бумаги, подхваченный ветром?
Где все, кто любил тебя и кого ты любила? Ушли и никогда не вернутся...»28
По мнению Авсеник-Набергой, в данном эпизоде Цанкар вложил в уста повествователя те слова, которые сам не решался высказать. Исследовательница пишет: «На самом деле он (Цанкар. — А. Б.) не мог полностью принять свою мать и боялся ее. В этом контексте выражение "памятник" означает его желание раз и навсегда ее похоронить и начать жить свободной жизнью»29.
В литературоведении существует метод «чтение против шерсти», который применим и к сочинениям Цанкара. Некоторые структуры его текстов могут восприниматься как клише: страдающая мать, жертвоприношение. В ходе «чтения против шерсти», например, в рассказе «Чашечка кофе» можно обратить внимание на плачущую мать, которая по ночам своими рыданиями не дает персонажу спать, что вполне могло вызвать его раздражение. Слова его раскаяния мать так и не услышала: «Я выпил кофе и начал успокаивать себя: "Сегодня же поговорю с ней ласково и отплачу ей за любовь". Ни в тот вечер, ни в последующий я не произнес ни слова»30. Неумение выражать свои эмоции, о котором
28 Цанкар И. Избранное: в 2 т. М., 1981. Т. 2. С.128.
29 Avsenik Nabergoj I. Ljubezen in krivda v oceh Ivana Cankarja. Ljubljana, 2005. С. 118.
30 Цанкар И. Избранное: в 2 т. Т. 1. М., 1981. С. 385.
писал Кошичек, персонаж Цанкара унаследовал от матери. В данном тексте очевидна по меньшей мере двойная кодировка: присутствуют лежащий на поверхности модус сакрализации (памятника матери) и модус репрессивности. Интерес представляет и культурно-социологический аспект рецепции материнской темы. Так понятие «цанкаров-ская мать» в словенской культуре стало символом жертвенной и в то же время удушающей материнской любви. Социолог Ксения Видмар Хорват комментирует рассказ «Чашечка кофе» и феномен цанкаровской матери в культурном контексте словенского общества: «Цанкаровская мать подавляет дух словенского коллектива, с тех пор как ее литературный образ [...] стал неотъемлемой частью школьной программы, а также культурного канона нации.»31 Такой смелости интерпретации можно научиться не только у словенских ученых (к примеру, Жижека, Авсеник-Набергой, Видмар Хорват), но и у Сеймора Чатмана, предложившего интерпретацию чеховской Душечки как вампира, загнавшего
" 32
в могилу своих мужей и уже присматривавшегося к племяннику32.
С методом социального анализа и с психоаналитическим методом связан феминистский подход к «Чашечке кофе», который критикует патриархатную модель общества. Феминистическая рецепция проявилась и в граффити в Любляне: «Ivan, skuhaj si ZE enkrat SAM to prekleto kavo. Mati» («Иван, свари наконец сам этот проклятый кофе. Мать»).
По-прежнему в исследовательской литературе появляются новые трактовки произведений Цанкара. Так, знаменитую сцену из романа «На крутой дороге», в которой Францка бежит за повозкой, Алойзия Зупан Сосич считает новаторской и для европейской литературы того времени в целом. В контексте психоанализа она ее называет «бегом на месте»33, как в ночных кошмарах, и проводит параллель с кафки-анской давящей атмосферой.
Обратившись к изображению телесности и сексуальности у Цанкара, в них можно увидеть много новых аспектов. Например, особого внимания заслуживает исследование телесного кода в самом загадочном романе Цанкара «Нина» (1906), проделанное Т. И. Чепелевской.
31 VidmarHorvat K. No, razcistimo ze s Cankarjem! // Delo. 01.02.2013. [Электронный ресурс]: http://www.delo.si/mnenja/gostujoce-pero/no-razcistimo-ze-s-cankarjem.html (дата обращения: 10.02.2019 г.).
32 Chatman S. Reading narrative fiction. New York, 1993.
33 Zupan Sosie A. Ljubezen v dveh romanih Ivana Cankarja // Ljubezen v slovenskem jeziku, literaturi in kulturi. 53: Seminar slovenskega jezika, literature in kulture. Ljubljana, 2017. S. 62-69. S. 65.
Как известно, в романе «Обитель Марии Заступницы» Цанкар впервые в словенской литературе пишет о детской сексуальности. Литературовед Зупан Сосич, изучавшая тему любви и эротики у Цанкара, считает, что в одной из сцен из этого романа (конец второй главы) описывается самоудовлетворение одной из больных девочек, Тины34. Вероятно, в данном случае имеет место гиперинтерпретация.
Нельзя не согласиться с Д. Пирьевцем в том, что творчество Цанкара в его совокупности никогда перед нами не предстанет «как блестящий, прозрачный чисто эстетический объект — на нем слишком много крови»35.
Остановимся еще на некоторых, на мой взгляд, самых загадочных моментах в творчестве Цанкара. В чем сила его воздействия? В чем его оригинальность? Пристального внимания требует исследование совмещения этического и эстетического у Цанкара. В романе «Госпожа Юдит» («Gospa Judit», 1904) с иронией говорится: «Народ морален, а любое искусство аморально», или: «Все, что установлено обществом — морально»36. Причину моральности Цанкар видит не в добродетельной природе человека, а в его лени: люди «моральны из-за лени. Все, что им чуждо, неморально, потому что вырывает их из тупости»37. В данном случае Цанкар выступает провокатором, стремящимся расшатать провинциальную ограниченность словенского общества и культуры.
Примечательно, что Цанкар для изображения социальной несправедливости, кровавых событий, страшных смертей использует эсте-тизированный язык. Как известно, он писал ритмизированной прозой. Каков лексический фонд его языка? На самом деле, он употребляет самые обычные простые слова, но необычный ритм. В предисловии к итальянскому переводу Цанкара Арнальдо Брессано пишет: «Он (Цанкар. — А. Б), конечно, не изобретает новый язык, но, как поэт, из самых обычных, избитых слов создает такую музыку, такие выражения, формы, которых в литературе и культуре его народа никогда не было; таким образом он создает современную словенскую повествовательную традицию, оригинальную и в контексте европейской словесности»38.
34 Zupan SosicA. Ljubezen ... S. 67.
35 Pirjevec D. Ivan Cankar in evropska literatura. S. 454.
36 Cankar. I. Izbrana dela. Ljubljana, 1952. Zv. 4. S. 302.
37 Ibid. S. 252.
38 Cankar I. Martin Kacur. Biografija di un idealista / transl. A. Bressan. Milano, 1981. S. 11. ^t. no: Mikolic V. Naklonskost v Cankarjevem romanu Martin Kacur in njegovem italijanskem prevodu // Ivan Cankar v medkultur-nem prostoru. Ob stoti obletnici Cankarjeve smrti. Maribor, 2018. S. 163.
Об обыденных вещах, даже печальных или отвратительных явлениях (к примеру, социальное неравенство, детские смерти, война и т.д.), он пишет простыми, даже избитыми словами, однако находит им необычное место, достигая необычности ритма. Не побоюсь клише: в текстах Цанкара очевидна «магия ритма», им присущ шаманизм. Его стиль имеет трансформирующую функцию. Он как бы заговаривает ужасы мироздания. Будто красотой повествования спасает мир. Вспомним высказывание «Красота спасет мир». (Стоит отметить, что Цанкар очень высоко ценил Ф. М. Достоевского.)
Бесспорно, сочинения Цанкара нередко порождают у читателя чувство тревожности. Одной из причин этого может быть то, что тексты Цанкара, как и другие канонические тексты, пронизаны «чувством странности», тревожности. Михаил Ямпольский полагает, что «"тревожность", проступающая в некоторых канонических текстах, связана как раз с расширением потенциальной сферы их смысла, ошеломляющей читателя. Самый кровавый детектив — более спокойное чтение, чем книги пророков или Кафка, именно потому, что детектив обладает одномерностью смысла, а Кафка шире любых интерпрета-
" 39
ционных усилий»39.
Другая причина — ярко выраженная эмоциональная составляющая творчества Цанкара. Его способность к эмпатии требует отдельного исследования. А. Зупан-Сосич в книге «Теория повествования» пишет о репрезентации и порождении разнообразных эмоций в романе «Обитель Марии Заступницы». Она задается вопросами: «Как повествование влияет на наши эмоции?» и «Как наши эмоции влияют на чтение определенного повествования?»40. Читатель испытывает целый спектр эмоций: «грусть, разочарование, злость, отторжение, отвращение.»41
Многие тексты Цанкара могут вызывать у читателя восторг, радость узнавания («это про меня»), раздражение, вытеснение эмоций («меня это не затрагивает»), ужас, могут даже довести до слез. При этом Цанкар — автор многочисленных автобиографических произведений, в которых проблематизируется тесная связь наших мыслительных процессов (памяти, в частности) с эмоциями. Особый инте-
39 Ямпольский М. Литературный канон и теория «сильного» автора // Иностранная литература. 1998. № 12. [Электронный ресурс]: http://magazi-nes.russ.ru/inostran/1998/12/iamp.html (дата обращения: 10.02.2019).
40 Zupan Sosic A. Teorija pripovedi. Maribor, 2017. S. 296.
41 Ibid. S. 297.
рес представляет тема воскрешения воспоминаний, выражения или невыражения эмоций. Иногда незначительный эпизод может породить лавину воспоминаний и эмоций, а мелочи (у Пруста пирожное Мадлен, у Цанкара чашечка кофе) оказываются очень значимыми. К примеру, рассказ «Чашечка кофе» можно как считать повествованием о невыраженных эмоциях в прошлом, так и обнаружить в нем проблему недосказанного, невыразимого размышления о соотношении вербального и невербального. Во введении-сентенции повествователь размышляет о грехе: «Отпускается грех, о котором можно поведать словом, который можно стереть покаянием. Тяжел, невыносим, до конца не перестает кровоточить грех, который помнит лишь сердце без слов и формы (подчеркивание мое. — А. Б.)»42.
Специфика некоторых произведений Цанкара проявилась в сочетании эстетизма, этической проблематики и модернистского изучения памяти. При чтении можно испытать дистанцированный эстетический опыт, наслаждаясь ритмизованным языком повествования, задуматься о проблемах памяти, а также испытать эмоции.
Отдельного внимания заслуживает визуальная составляющая произведений Цанкара. Как известно, он сам хорошо рисовал. Этот талант проявился и в литературе — цвет оказывается весьма значимым для его текстов. В сочинениях Цанкара часто возникает мотив карикатуры, важную роль играет поэтика взгляда, перспектива восприятия.
Судьба классических произведений и их интерпретаций у разных народов может быть изменчива и непредсказуема. «Одно и то же произведение может последовательно казаться оскорбляющим вкус, завораживающим, комфортабельным и скучным»43.
Почему же произведения Цанкара по-прежнему остаются в каноне словенской литературы? Одна из причин лежит на поверхности — оказавшись в каноне, из него довольно сложно выпасть. О другой писал Михаил Ямпольский в работе «Литературный канон и теория "сильного" автора». Ученый приводит пример А. С. Пушкина как главного канонического автора российской традиции, который «предельно прокомментирован не только потому, что он каноничен, но он каноничен потому, что прокомментирован»44. Безусловно, данное высказывание можно отнести и к словенскому классику Ивану
42 Цанкар И. Избранное: в 2 т. Т. 1. С. 384.
43 Goodman N. Languagies of art: an approach to a theory of symbols. Indianapolis, 1976. Цит. по: Компаньон А. Демон теории. М., 2001. С. 294.
44 Ямпольский М. Литературный канон и теория «сильного» автора...
Цанкару, чьи произведения интенсивно комментируются и интерпретируются исследователями. Его сочинения обладают большим интерпретационным потенциалом, а некоторые его тексты превосходят любые интерпретаторские усилия.
Источники и литература
Компаньон А. Демон теории. М.: Издательство им. Сабашниковых, 2001. 336 с.
Цанкар И. Избранное: в 2 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. 1. 448 с.; Т 2. 494 с.
Чепелевская Т. И. Памяти Майи Ильиничны Рыжовой (1927-2017) // Славянский мир в третьем тысячелетии. Этнические, конфессиональные, социокультурные компоненты идентичности народов Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. М.: Институт славяноведения РАН, 2017. С. 506-516.
Чуркина И. В. Янко Лаврин в России // На рубеже веков. Проблемы развития славянских и балканских литератур конца XIX — начала XX в. М.: Институт славяноведения и балканистики АН СССР, 1989. С. 87-96.
Ямпольский М. Литературный канон и теория «сильного» автора // Иностранная литература. 1998. № 12. URL: http://magazines.russ.ru/ inostran/1998/12/iamp.html (дата обращения: 10.02.2019 г.).
AvsenikNabergoj I. Ljubezen in krivda v oceh Ivana Cankarja. Ljubljana: Mladinska knjiga, 2005. 794 s.
Bernik F. Ivan Cankar. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1987. 282 s.
Cankar I. Martin Kacur. Biografija di un idealista. Milano: A. Mondadori, 1981. 169 p.
Cankar. I. Izbrana dela. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1952. Zv. 4. 513 s.
Cankar. I. Izbrana dela. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1959. Zv. 10. 605 s.
Cankar I. Zbrano delo. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1967. Zv. 6. 477 s.
Cankar I. Zbrano delo. Zv. 27. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1971. 505 s.
Cankar Iz. Leposlovje — eseji — kritika. Ljubljana: Slovenska matica, 1969. Knj. 2. 428 s.
Chatman S. Reading Narrative Fiction. New York: Macmillan, 1993. 638 p.
Dolar M. Slovenska nacionalna identiteta in kultura — navodila za upo-rabo // DolarM. Strel sredi koncerta. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 2012. S. 319-336.
Goodman N. Languagies of art: an Approach to a theory of symbols. Indianapolis: Hackett, 1976. 277 p.
Gregorcic J. Podoba duhovnika v Cankarjevih spisih // Glasnik sloven-skega duhovniskega drustva. 1977. 7. № 3. S. 124-135; № 4. S. 177-189.
Ceh Steger J. Metaforika v Cankarjevi kratki pripovedni prozi. Maribor: Slavisticno drustvo, 2001. 274 s.
Grdina I. Ivan Cankar: portret genija. Ljubljana: Beletrina, 2018. 252 s.
Kos J. Misliti Cankarja. Ljubljana: Beletrina, 2018. 312 s.
Kosicek M. Zenska in ljubezen v oceh Ivana Cankarja. Ljubljana: Tangram, 2001. 266 s.
Krajger L. Ivan Cankar. Studije o njegovem delu in zivljenju, spomini nanj: v 2 zvezkih. Zv. 1. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1954. 739 s.
Mikolic V. Naklonskost v Cankarjevem romanu Martin Kacur in njegovem italijanskem prevodu // Ivan Cankar v medkulturnem prostoru. Ob stoti oble-tnici Cankarjeve smrti. Maribor: Univerzitetna zalozba Univerze v Mariboru, 2018. S. 160-171.
Pirjevec D. Ivan Cankar in evropska literatura. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1964. 489 s.
Vidmar J. Vprasanje Cankarjevega nazora // Ljubljanski zvon. 1932. 52. S. 533-544.
Vidmar Horvat K. No, razcistimo ze s Cankarjem! // Delo. 01.02.2013. URL: http://www.delo.si/mnenja/gostujoce-pero/no-razcistimo-ze-s-cankar-jem.html (дата обращения: 10.02.2019 г.).
Zupan Sosic A. Ljubezen v dveh romanih Ivana Cankarja // Ljubezen v slovenskem jeziku, literaturi in kulturi. 53: Seminar slovenskega jezika, literature in kulture. Ljubljana: Znanstvena zalozba Filozofske fakultete, 2017. S. 62-69.
Zizek S. Dva aspekta // Problemi. Razprave. 1978. 16. № 177-180. S. 205-209.
References
Avsenik Nabergoj, I. Ljubezen in krivda v oceh Ivana Cankarja. Ljubljana: Mla-dinska knjiga, 2005, 794 s.
Bernik, F. Ivan Cankar. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1987, 282 s.
Cankar, I. Izbrannoe, 2 t. Moscow: Khudozhestvennaia literatura, 1981, t. 1, 448 s., t. 2, 494 s.
Cankar, I. Martin Kacur. Biografija di un idealista. Milano: A. Mondadori, 1981, 169 p.
Cankar, I. Izbrana dela, zv. 4. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1952, 513 s.
Cankar, I. Izbrana dela, zv. 10. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1959, 605 s.
Cankar, I. Zbrano delo, zv. 6. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1967, 477 s.
Cankar, I. Zbrano delo, zv. 27. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1971, 505 s.
418
A. f. EodpoBa
Cankar, I. Leposlovje — eseji — kritika, knj. 2. Ljubljana: Slovenska matica, 1969, 428 s.
Chatman, S. Reading Narrative Fiction. New York: Macmillan, 1993, 638 p.
Chepelevskaya, T. I. "Pamiati Mali Il'inichny Ryzhovoi (1927-2017)." Slavianskiï mir v tret'em tysiacheletii. Etnicheskie, konfessional'nye, sotsiokul'turnye komponenty identichnosti narodov Tsentral'noï, Vostochnoï i Iugo-VostochnoïEvropy. Moscow: Institut slavianovedeniia RAN, 2017, s. 506-516.
Churkina, I. V. "Ianko Lavrin v Rossii." Na rubezhe vekov. Problemy razvitiia slavianskikh i balkanskikh literatur kontsa XIX — nachala XX v., Moscow: Institut slavianovedeniia i balkanistiki AN SSSR, 1989, s. 87-96.
Ceh Steger, J. Metaforika v Cankarjevi kratki pripovedni prozi. Maribor: Slavi-sticno drustvo, 2001, 274 s.
Dolar, M. Strel sredi koncerta. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 2012.
Goodman, N. Languagies of art: an approach to a theory of symbols. Indianapolis: Hackett, 1976, 277 p.
Gregorcic, J. "Podoba duhovnika v Cankarjevih spisih." Glasnik slovenskega duhovniskega drustva, 7, 1977, no 3, s. 124-135, no. 4, s. 177-189.
Grdina, I. Ivan Cankar: portretgenija. Ljubljana: Beletrina, 2018, 252 s.
Kompan'on, A. Demon teorii. Moscow: Izdatel'stvo im. Sabashnikovykh, 2001, 336 s.
Kos, J. Misliti Cankarja. Ljubljana: Beletrina, 2018, 312 s.
Kosicek, M. Zenska in ljubezen v oceh Ivana Cankarja. Ljubljana: Tangram, 2001, 266 s.
Krajger, L. Ivan Cankar. Studije o njegovem delu in zivljenju, spomini nanj, v 2 zvezkih, zv. 1. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1954, 739 s.
Mikolic, V. "Naklonskost v Cankarjevem romanu Martin Kacur in njegovem italijanskem prevodu." Ivan Cankar v medkulturnem prostoru. Ob stoti obletnici Can-karjeve smrti, Maribor: Univerzitetna zalozba Univerze v Mariboru, 2018, s. 160-171.
Pirjevec, D. Ivan Cankar in evropska literatura. Ljubljana: Cankarjeva zalozba, 1964, 489 s.
Vidmar, J. "Vprasanje Cankarjevega nazora." Ljubljanski zvon, 52, 1932, s. 533-544.
Vidmar Horvat, K. "No, razcistimo ze s Cankarjem!" Delo, 01.02.2013, http:// www.delo.si/mnenja/gostujoce-pero/no-razcistimo-ze-s-cankarjem.html. Accessed 10.02.2019.
Yampol'skij M. "Literaturnyî kanon i teoriia "sil'nogo" avtora." Inostrannaia literatura, no. 12, 1998, http://magazines.russ.ru/inostran/1998/12/iamp.html. Accessed 10.02.2019.
Zupan Sosic, A. "Ljubezen v dveh romanih Ivana Cankarja." Ljubezen v sloven-skem jeziku, literaturi in kulturi, 53, Seminar slovenskega jezika, literature in kulture, Ljubljana: Znanstvena zalozba Filozofske fakultete, 2017, s. 62-69.
Zizek, S. "Dva aspekta." Problemi. Razprave, 16, no. 177-180, 1978, s. 205-209.
Anna G. Bodrova Saint Petersburg State University (Saint Petersburg, Russia)
Ivan Cankar's mystery: The multiplicity of interpretation codes
The article deals with numerous interpretations of works of Ivan Cankar, who occupies an honorable place in the canon of the Slovenian literature. We put under the scrutiny the intensive reception of Cankar, not only within Slovenia and Yugoslavia, but also in the Soviet Union and Russia. Many research works have been written about Cankar, while his texts still evoke completely heterogeneous interpretations and reactions of readers (from enthusiastic to extremely negative). Various research methods are used in the works about Cankar's writings: historical and biographical method, immanent analysis, close reading, method of system analysis, comparative, cultural, psychological and psychoanalytic method, reading against the grain, sociological method, the method of feminist criticism etc. The figure of the mother occupies a central place in the Cankar's works, therefore there is no coincidence that the theme of the mother in the Cankar's texts has attracted many researchers, while it gets a completely different interpretation. The specificity of some of his works was manifested in a combination of aestheticism, ethical issues and the modernist memory problem. When reading the story, one can perceive it from a purely aesthetic point of view, enjoying the rhythmic language of the narrative, think about memory problems and experience emotions as well. Cankar's writings often generate anxiety in the reader, while opening the endless potential of new meanings. His works have wide interpretative potential, and some of his texts are superior to any interpretive efforts.
Keywords: Ivan Cankar, Slovenian literature, interpretation, reception, canon.
