CC BY
28
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.163.6 ББК 83.3 (4/8)
Т. И. Чепелевская Институт славяноведения РАН (Москва, Россия)
Художественное историческое время в творчестве Ивана Цанкара
В статье на примере творчества крупнейшего словенского писателя Ивана Цанкара (1876-1918) рассматривается тема художественного исторического времени; поднимается вопрос о месте и роли исторического времени в литературных текстах, авторы которых используют его для организации сюжета, характеристики персонажей и художественного пространства. Цанкар, как правило, не дает развернутых описаний того или иного значимого события; время историческое присутствует в его произведениях в виде экскурсов, в воспоминаниях героев; иногда он обращается к совсем недавней истории, прозорливо угадывая важность того или иного явления для судеб как отдельных людей, так и целых народов. Подобные события образуют тематические узлы, мотивы, сюжетные линии его произведений. Доминируют в прозе Цанкара три темы: крестьянские восстания XV-XVII вв., Первая мировая война и тема эмиграции. Не раз писатель обращался к сюжетам и темам народной поэзии, при этом его взгляд на нее и на знаковые для словенской культуры фольклорно-мифологические персонажи порой кардинально отличался от взглядов многих его современников. Это, в частности, отразилось в работе над драмой о крестьянских восстаниях. Особое внимание он уделяет тем моментам национальной истории, которые в народном сознании подверглись своеобразной сакрализации («золотой век»). Излюбленный прием писателя — это воссоздание исторического эпизода или этапа через обращение к фольклору и народной мифологии, в том числе к ее героям. Для некоторых исторических процессов (эмиграция) он вводит тему разрыва человека с родиной.
Ключевые слова: Иван Цанкар, художественное историческое время, словенская литература.
DOI: 10.31168/2073-5731.2019.1-2.6.01
Историческое время с присущим ему делением на связанные по смыслу и перекликающиеся отрезки (прошлое — настоящее — буду-
щее), может быть и предметом изучения науки об истории, и одним из видов художественного времени.
В данном случае можно говорить об историческом художественном времени. В его основе лежит не только индивидуальная, но и коллективная память, питаемая как хронологической, так и эмоциональной памятью о времени или его отдельных этапах, эпизодах, периодах. И если, как отмечала Л. А. Софронова, «претендующие на объективность исторические исследования следуют хронологической памяти, эмоциональная память свидетеля или участника событий "выдергивает" из прошлого отдельные эпизоды, которые приобретают новую смысловую наполненность по сравнению с научными текстами»1. Еще большую способность к вариативности приобретает историческое время в литературных текстах, где авторы в соответствии со своими художественными задачами включают его для организации сюжета, характеристики персонажей и художественного пространства. Также ссылки на исторические события становятся особыми маркерами текста. При этом может происходить разбивание линии времени точкой присутствия автора-рассказчика или автора-повествователя, и тем самым задается разная направленность движения времени — вперед, в будущее, и назад, в прошлое.
Что особенно важно, в текстах культуры разных историко-культурных эпох и национальных традиций возникают самые разные образы художественного времени, формируются его концепты и символы, проявляются устойчивые мотивы, постепенно кристаллизуются общие принципы метафоризации времени. Тем самым выявляются те особые отношения, в которые человек вступает со временем. Мы постараемся рассмотреть это на примере творчества классика словенской литературы Ивана Цанкара (1876-1918).
Впервые проблема исторического времени в словенской литературе появляется у Валентина Водника (1758-1819) в его оде «Иллирия возрожденная» (1811), хотя лишь в достаточно зародышевом состоянии и с опорой на идеи Просвещения. Поэт стремится представить историческое развитие иллиров, предков словенцев, с античной эпохи, от древней Греции и Рима до времени наполеоновских войн; называет Иллирию землей, лежащей в центре Европы.
Впоследствии его мысли по-своему развивает Франце Прешерн (1800-1849) в своем знаменитом «Венке сонетов» (1834). Для него
1 Софронова Л. А. Введение // Знаки времени в славянской культуре: от барокко до авангарда / отв. ред. Л. А. Софронова, А. В. Семенова. М., 2009. С. 5.
ход времени, с которым он связывает и свою жизнь, и развитие словенской поэзии, проявляется на отдельных трех этапах, находящихся между собой в «особых диалектических отношениях»2. Первый из них связан с именем легендарного короля Само (623-658) — вождя западных славян, восставших против аваров; в результате восстания возникло одно из первых крупных политических объединений западных и южных славян (однако после смерти Само оно распалось). Для словенцев это было время, когда они наслаждались свободой, счастьем и благоденствием. Поэт не останавливается на детальном раскрытии этой эпохи, ему достаточно создать символический образ, отражающий эту счастливую пору. На смену ей приходит время чужеземного гнета, ставшего следствием «распрей между самими славянскими народами», а вместе с ним эпоха несвободы, страданий и позора, о чем по-своему свидетельствует и судьба словенской поэзии:
Минуло время подвигов и чести,
Их боевая доблесть не будила,
И ныне песен не запеть невесте.
(«Венок сонетов», 8-й сонет, перевод С. Шервинского)
Свои упования поэт связывает с грядущим третьим этапом, когда будут восстановлены первоначальные свободы и честь, преодолены «распри» и чужеземный гнет, а значит, вернется реальность прежних благодатных для словенцев дней. Таким образом, в творчестве поэта-романтика историческое время и его важнейшие периоды обретают символико-метафорическое обозначение.
Вместе с тем, как отмечает словенский ученый, историк литературы Я. Кос, сравнивая представления о времени и истории в творчестве Ф. Прешерна, Гёльдерлина и Новалиса и отмечая их общую романтическую природу, опирающуюся на гегелевскую триаду прошлого, настоящего и будущего, это представление у словенского поэта получает более конкретное воплощение и связано с темой родины, которая, в свою очередь, неразрывно связана с темой любви и поэзии. Ученый подчеркивает, что «у Прешерна речь идет об историческом времени, носителем которого является конкретный словенский народ, и оно представляется поэту — пусть и глядящему на него еще через призму
2 Kos J. Cas in zgodovina v romanticni poeziji: Novalis, Hölderlin, Preseren // Kos J. Preseren in njegova doba. Studije. Ljubljana, 1991. S. 115.
поэтически воображаемого прошлого или утопического будущего —
" 3
как реальность в рамках действительного хода истории»3.
Попытки в поэтической и прозаической форме воплотить свои представления об историческом времени делались и после Ф. Прешерна. Они были связаны с обращениями к конкретным историческим событиям (например, историческая драма «Тугомер»4; история графов Цельских, которая легла в основу трагедии Й. Юрчича (1844-1881) «Вероника Десеницкая»). К этой группе произведений следует отнести и патриотическую лирику (С. Грегорчич (1844-1906), А. Ашкерц (1856-1912) и др.), в которой такое обращение к ярким историческим вехам связано с актуализацией в виде своеобразных символов развития национального самосознания словенцев.
У Ивана Цанкара острая потребность ощутить «дух времени» и стремление выразить его формируется очень рано. В одной из первых его литературно-критических работ (статья «Антон Ашкерц», 1896) он пытается определить основные черты своего времени и обозначить миссию современного писателя, которую он видит в отказе от идеалистических представлений о жизни и погружении в реальное бытие (выход на «арену жизни»). После переезда в Вену в его душе происходит перелом: он старается ощутить и передать новые звуки и даже запахи времени, его новый дух. На какой-то период увлечение философией Эмерсона, знакомство с современной литературой европейского символизма, погружение в мистический художественный мир Метерлинка, Бодлера уводит писателя в совершенно иное пространство, где ход времени подчиняется своим законам, где «каждая вещь, событие, действие пронизаны божественной субстанцией», где «все развивается по духовным законам существования этой прасубстанции, или "вселенской души"»5. Постепенно происходит переосмысление этих взглядов, о чем свидетельствует «Эпилог» к сборнику «Виньетки» (1899). В нем выражено его новое видение развития современной литературы, тесно связанной с новой исторической эпохой. В его произведениях начинает доминиро-
3 Ibid. S. 127.
4 Первый, прозаический, вариант драмы «Тугомер» был написан Й. Юрчичем в 1875 г., а в 1876 г. на его основе Ф. Левстик (1831-1887) создал новый стихотворный вариант.
5 Бодрова А. Г. Автобиографическая проза Ивана Цанкара. СПб., 2010. С. 23. Это нашло отражение в письмах писателя (например, письмо Анне Лушиновой от 25.07.1898 г.) и произведениях этого времени (рассказы «Лунный свет», «Человек» и др.).
вать внимание к проявлениям реальной жизни и их художественному воплощению. В это же время осмысление художественного опыта русского реализма с его психологизмом и вниманием к «диалектике души», а также французского и немецкого символизма и импрессионизма помогает Цанкару активно использовать новые идеи и художественно-выразительные средства, созвучные эпохе европейского модернизма.
Наряду с этим в творчестве И. Цанкара, в первую очередь в его прозе, предметом пристального внимания становится проблема исторического времени; его также волнует вопрос о ходе и ритме исторического развития, он стремится проникнуть в суть тех процессов, которые неотделимы от судьбы его народа. Писатель, как правило, не дает развернутых описаний того или иного события. Время историческое присутствует в его произведениях в виде экскурсов, в воспоминаниях героев. Иногда он обращается к совсем недавней истории, прозорливо угадывая значимость того или иного явления для судеб как отдельных людей, так и целых народов. Подобные события образуют тематические узлы, мотивы, сюжетные линии его произведений.
Можно выделить несколько значимых этапов словенской истории, получивших отражение в словенской литературе: эпоха раннего Средневековья (Ф. Прешерн), эпоха Реформации, оставившая глубокий след в сознании словенцев и оказавшая влияние на формирование национальной идентичности. Художественное воплощение она получила в ряде произведений (в частности, в романе И. Тавчара (1851-1923) «Хроника усадьбы Высокое», подробно исследованном Н. Н. Стариковой6). Однако наибольшее «внимание было сосредоточено на трех тематических узлах этого отрезка прошлого: деятельности графов Цельских по объединению словенских земель, турецких набегах и крестьянских восстаниях ХУ-ХУ1 вв.»7. Цанкар в качестве доминирующей для себя выделяет тему крестьянских бунтов ХУ-ХУ11 вв. и добавляет к ней темы Первой мировой войны и эмиграции.
Итак, одна из них связана с периодом народных восстаний в словенских землях начиная с ХУ в.8 Причиной этих народных возмуще-
6 Старикова Н. Н. Тема Реформации в словенской исторической прозе: роман И. Тавчара «Хроника усадьбы Высокое» // Славянский альманах. 2010. М., 2011. С. 296-306.
7 Старикова Н. Н. Словенский исторический роман 1920-1930-х гг. / отв. ред. Г. Я. Ильина. М., 2006. С. 54.
8 Крупнейшими крестьянскими восстаниями стали бунт в Ка-ринтии в 1478 г., общесловенские восстания 1515 г. и 1635 г., хорватско-
ний было недовольство нарушением «старого закона» (<^ага pravda»), целью служило сохранение традиционных по форме и размеру крестьянских налогов и повинностей. Эти трагические события нашли отражение в словенском фольклоре: народных песнях, легендах. Впоследствии они становились мотивами или сюжетами литературных произведений разных авторов9. Так, в XIX в. Я. Трдина (1830-1905) вводит тему народных волнений в одно из произведений цикла «Сказки и повести о горьянцах» (1881-1888 гг.) — повесть «Петер и Павел». А. Ашкерц создает цикл баллад «Старая правда» (1890), посвященных восстаниям XVI в., где «умело передает [...] народное мироощущение, а в некоторых балладах он будто смотрит на мир глазами набожных, суеверных крестьян, верящих в чудеса и приметы ("Небесное знамение", "Княжий камень")»10. В свой цикл А. Ашкерц включает и балладу «Король Матьяж»: в ней с опорой на народную поэзию раскрывает образ короля-защитника. Д. Кетте (1876-1899), один из молодых поэтов «Словенской модерны», в 1880-е гг. задумавший написать роман из истории крестьянских бунтов и турецкого нашествия ХУ-ХУ1 вв., также наряду с историческими хрониками обращался к текстам народных преданий. В его архиве сохранилась запись варианта легенды о возвращении на землю короля Матьяжа, который принесет людям счастье и справедливость.
Таким образом, уже начиная с XIX в., эта историческая эпоха получает художественное воплощение в целом ряде произведений, в некоторых из которых особое место отводится образу короля Ма-
словенское восстание 1573 г. Отдельные крестьянские бунты происходили даже в XIX в., см.: Гранда С. Краткий очерк истории словенцев // Словенская литература (от истоков до рубежа XIX-XX веков / отв. ред. Н. Н. Старикова. М., 2010. С. 30.
9 В XIX в. литературные обработки сюжета в разное время осуществляли П. Дайнко, М. Равникар-Поженчан, Ф. Прешерн, Ф. Левец, Я. Трдина, А. Ашкерц и др.
10 Рыжова М. И. Предисловие // Ашкерц А. Избранное / пер. со словенского яз., сост., предисл. и примеч. М. Рыжовой. Л.; М., 1987. С. 5-6.
Как и Я. Трдина, А. Ашкерц стремится к созданию обобщенного образа народа, выступлениям которого придается некий романтический ореол. Лишь при создании образов отдельных персонажей (например, крестьянского короля Матии Губеца, вождя движения за создание словенско-хорватского крестьянского царства) поэт акцентирует внимание на исторически достоверных фактах (описание казни — коронование раскаленной короной на раскаленном престоле).
тьяжа. И это не случайно. Фигура короля Матьяжа, вокруг которой складывается некий романтический ореол доброго и справедливого правителя и народного заступника, начинает рассматриваться не в рамках реальных исторических событий, а часто как средоточие черт и подвигов оставшихся неизвестными героев его времени.
И. Цанкар не раз обращался к сюжетам и темам народной поэзии, при этом его взгляд на нее и на знаковые для словенской культуры фольклорно-мифологические персонажи порой кардинально отличался от взглядов многих его современников. Это, в частности, отразилось в работе над драмой о крестьянских восстаниях, первоначальная идея которой созрела у писателя еще в Любляне в 18951896 гг. В 1901 г. в одном из писем брату Карлу (от 19.03.1901 г.) он назвал свое будущее произведение «великой трагедией словенского крестьянства»11. Тогда же он начал работать с историческими документами, посвященными словенским землям разных эпох. Правда, его расстраивали неполнота и достаточная сухость этих источников, и в том же письме брату он признается: «Дело в том, что все эти историки пишут историю мертвой земли, страны без народа, который жил на ней. Ты можешь точно узнать, чьей "собственностью" была эта земля издавна и до настоящего времени, а как жил, работал и мыслил народ, что жил здесь, этого ты не прочтешь нигде»12. Однако то, что писателю не могли дать сохранившиеся документы, он старался почерпнуть из фольклора — народных песен и легенд о том времени, многие из которых воссоздавали символический образ короля Матьяжа. Следует отметить, что Цанкар не раз включал сюжет легенд о короле Матьяже в свои произведения разных периодов: от повестей и романов 1890-х гг. до сочинений предвоенных и военных лет. Он не только сумел вскрыть причины устойчивости этой мифологемы в словенском национальном сознании, но и придать легендарному образу новое символическое звучание. Это новое видение мифа, постепенно кристаллизуясь, обрело яркое художественное воплощение в произведениях военных лет. Так, в автобиографическом рассказе «Грешник Ленарт» (1915) автор-повествователь воссоздает этапы собственного осмысления легенды о короле Матьяже: от детской наивной веры в его реальное существование до осознания себя тем самым народным героем, который, собрав большое войско, освободит мир от несправедливости и горя и возвестит царство добра и всеобщей
11 Pisma I. Cankarja / uredil Iz. Cankar. T. 1-3. Ljubljana, 1948. T. 1. S. 120.
12 Ibidem.
любви. Таким образом, автор-герой идентифицирует себя с королем-защитником, а древняя легенда лишается своего чудесно-сказочного ореола. Позже писатель вновь обращается к образу короля-легенды: в рассказе 1916 г. «Король Матьяж», вошедшем в сборник «Видения», Цанкар, используя ядро легенды о народном герое, короле-заступнике всех страдающих, стремится создать панораму всеобщего горя, картину общечеловеческой слепоты перед лицом войны.
Однако первой попыткой художественного развенчания мифа о короле Матьяже, привнесения в него человеческого элемента становится повесть «Бродяга Марко и король Матьяж» (1905)13. Обозначенное уже в названии повести соединение двух пластов: реального и мифологического — реализуется в двух центральных образах произведения. С одной стороны, это реальный герой, сын зажиточного крестьянина Марко, ставший после смерти отца бродягой, после того как за короткое время пропил и прогулял нажитое предками имущество, с другой — мифологический персонаж, имя которого в словенской духовной культуре ассоциировалось с образом народного заступника. Эти сложившиеся в народной среде представления о далеком прошлом автор вкладывает в уста героев второго плана, например, безымянного старика-крестьянина (в доме крестной Марко). Вот как он характеризует связанный с именем короля «золотой век» словенской истории: «В те времена не было ни налогов, ни войны; нива давала урожай дважды в год, никогда не было ни града, ни засухи и наводнений. Люди сидели сложа руки, но имели всего вдоволь. Мои глаза видели те времена. »14 Другой герой повести, старик-батрак, тоже связывает всеобщее народное благоденствие с именем короля Матьяжа, который правил всеми странами до моря, победив всех королей и императоров. Под защитой его короны крестьянин зажил хорошо, он отменил десятину и другие подати, а главное — вернул крестьянам их права. Но время всеобщего изобилия скоро закончилось, так как люди восстали против Бога и короля. И тогда наступила пора несчастий: нива не давала ни колоска, виноград, даже самый кислый, не родился; вернулись налоги, начался
13 В финале произведения автор подводит своего героя к осознанию, что миф о знаменитом короле остается лишь мифом: во сне попав в пещеру и увидев спящее воинство и короля Матьяжа, Марко, очнувшись, стряхивает с себя наваждение и тоску по королю-спасителю и утверждает право самому вершить свою судьбу: Cankar I. Izbrano delo / uredil B. Merhar. Ljubljana, 1952. Zv. 4. S. 454.
14 Ibid. S. 372.
голод, и чума пришла на землю. И король умер, опечаленный такой неблагодарностью, а с ним умерла на земле и справедливость15. И теперь, согласно народному преданию, он спит в глубокой пещере, положив голову на каменный стол, а рядом спят его оруженосцы и воины. И нужно лишь найти и разбудить короля, и он своим грозным мечом восстановит справедливость на земле.
Особую роль в произведении И. Цанкара играет вставная «Повесть о печальном конце Али-паши», которую Марко, находящемуся в состоянии полубодрствования-полусна, рассказывает его герой-двойник Грегор. В ней причудливым образом соединилась история «умирания» некогда процветающего края, жителей которого обокрал и сделал рабами на собственной земле хитрый и коварный маклер Феликс, получивший в народе имя одного из самых жестоких героев времен турецких набегов — Али-паши, а также картины народного бунта. Сцены бунта в произведении передаются с использованием цветового кода: кровавая заря на востоке, предвещающая опасность; пожар, словно красным плащом накрывший замок Али-паши. Самих восставших он представляет как «черных сватов», пришедших на свадебный пир дочери Али-паши.
Лейтмотивом звучит мысль, что люди «не могут себя спасти, если верят в избавителя»16. Следы этой парализующей волю веры Марко видит в опустевших деревнях и селах, в которых остались лишь старики. Символом обезлюдевшей территории становится образ «мертвого» села с пустыми домами, где героя встречает его тетушка Агата. Словно родная мать-земля, она умоляет Марко не покидать родной край, как это сделали многие ее дети.
Если «народное» описание «золотого века» связывается у Цанкара с реальными событиями ХУ1 в., то вставная повесть об Али-паше и его притеснениях, отмеченная всеми стилистическими признаками народного сказания, имеет двойной смысл. С одной стороны, Цанкар отсылает историческую память своих читателей к тяжелым годам господства Фридриха III, отвоевавшего эти земли у Матиаша Корвина; с другой, очевидна отсылка к реалиям более позднего времени: начиная с послереволюционных событий Х!Х в. (1848 г. и далее) вплоть до времени начала аграрного кризиса 1870-х гг. За достаточно короткий период времени всеобщая эйфория, связанная с полученными свободами и освобождением крестьян от многих повинностей (1848-1850),
15 М. S. 373.
16 М. S. 416.
сменилась периодом разочарования в связи с ужесточением налогов, а начавшееся разорение крестьянских хозяйств вызвало первый вал массовой эмиграции. Годы эйфории автор повести определяет благодаря весьма емкому понятию «матьяжевание», а их осуждение вкладывает в уста самих крестьян. И старик-крестьянин в корчме («не земля изменилась, а человек»), и старый корчмарь («разнузданность и пьянство тогда были в долине, падение нравов») с грустью подтверждают, что сами люди вершили свою судьбу, и миф о прекрасном времени обернулся трагедией всего народа.
Таким образом, воспоминания о «золотом веке», когда правил король Матьяж, Цанкар делает ключом к пониманию царящих в словенском обществе настроений в годы экономического кризиса. Одних это заставляет уезжать из родных мест на поиски лучшей и легкой жизни: в Америку или Германию; других — оплакивать свою тяжелую жизнь на родине, погружаясь в пьянство, третьих — становиться бродягами, веселыми хозяевами бесконечных дорог, каким стал и герой повести Марко. Он свое нежелание работать на земле оправдывает необходимостью приблизить лучшие времена, в чем ему может помочь король, которого нужно лишь найти и разбудить. Отсюда и его мысли о дороге, длинной, бесконечной, ведь она дарит сердцу надежду и радость. Так писатель в своем художественном произведении две важные для словенцев исторические вехи связывает именем мифологического героя, благодаря сложившемуся в народном сознании культу которого дает художественную оценку этим историческим событиям.
Иными словами, Цанкар, отойдя от замысла исторической драмы, при создании повести «Бродяга Марко и король Матьяж» отказывается от воссоздания хода самих исторических событий, а старается передать его через рефлексию своих героев на события давно прошедших дней. Таким образом, само историческое событие, вычлененное из потока времени, оказывается не доминирующим, оно играет вспомогательную роль. Важным оказывается то, что, соединяя сохранившиеся в памяти народа воспоминания о народных восстаниях («актуальное прошлое») и неизбывную веру в короля-заступника, вводя значимый для народной картины мира мифологический образ, писатель старается восстановить дух исторического времени. При этом он ставит перед собой задачу найти связующие нити с последующими этапами словенской истории.
Другой важной темой, раскрывающей взгляды писателя на ход истории, становится тема Первой мировой войны. Она принесла тяжелые испытания не только словенскому народу, о будущем которого
в эти годы размышлял писатель, но и ему самому. По доносу, обвинявшему его в «сербофильстве»17, он был арестован и уже 23 августа 1914 г. оказался в люблянской крепости. В конце 1915 г. он был призван в армию и провел около полутора месяцев в учебных лагерях в Юден-бурге. «Годами ужаса» назвал он это время, впечатления от событий которого легли в основу многих его рассказов, впоследствии объединенных им в книги «Моя нива» и «Видения» (1917). При этом писатель намеренно отходит от прямого обращения к описаниям ужасов войны (хотя материала было достаточно), он выбирает свой путь: полное неприятие набирающей обороты бойни он сумел выразить с помощью символических и религиозных образов, иносказаний, часто в форме страстной исповеди, сумел передать свою глубокую обеспокоенность судьбами народов и человека на войне. В книге «Видения», опираясь на христианскую мифологию, он вводит мотив Страшного суда, Спасения и знамения судьбы, который проявляется уже в первом рассказе «Зеркало», когда человек Божий стоит перед зеркалом, поставленным Божьей десницей. Постепенно библейские образы у Цанкара трансформируются, и рождаются новые метафоры.
Так, в рассказе «Леда» (из цикла «Из чужой жизни») перед нами будни лагерной жизни в Юденбурге с четко выверенным распорядком военных упражнений, почти автоматическими движениями рекрутов, выполняющих команды командиров. Все казалось неестественным и странным: «Резкими, будто деревянными шагами шеренги солдат двигались взад-вперед, направо и налево, сходились и расходились, внезапно, словно подкошенные, падали, тут же вскакивали, маршировали в одном направлении, в другом, пускались бежать и вдруг, как вкопанные, останавливались перед забором. По всему лагерю разносились громкие отрывистые выкрики на каком-то странном языке, а голос, может быть из-за густого тумана, звучал тоже странно и неестественно»18. Этому буквально загипнотизированному войной миру, в котором даже балки над головой спящих в бараке солдат кажутся крестами на могилах, автор противопоставляет мир естественный, природный, а марширующим, словно деревянные солдатики, рекрутам собаку — Леду, всем своим видом выражающую непонимание и осуждение происходящего: «В спокойных, вопрошающих
17 О политической обстановке в Австро-Венгрии и массовых судебных процессах по обвинению в сербофильстве в самом начале войны см.: Нечак Д., Репе Б. Перелом: 1914-1918. Мир и словенцы в Первой мировой войне / пер. со словен. яз. Любляна, 2012. С. 137-141.
18 Цанкар И. Избранное: в 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 423.
глазах собаки было безжалостное презрение и то превосходство духа, разума и доброты, которое срывает в мгновенье ока покровы тщеславия и суетности, подвергая их заслуженному позору»19. Еще более определенным становится стремление дать философское осмысление последствий войны в рассказе «Господин капитан», где в рамках оппозиции «жизнь / смерть» писатель создает образ огромной художественной силы. Капитаном в черной шинели, забирающим из строя лучших молодых солдат, видит писатель Смерть в эти годы. Так в произведениях, посвященных войне, Цанкар формирует устойчивый мотив остановившегося, словно замершего времени, а созданная им аллегорическая фигура подчеркивает значимость оппозиции «жизнь / смерть»20.
С необычайным даром провидения Цанкару удалось выделить и воссоздать в художественной форме еще один важный для его народа исторический период — эпоху рубежа XIX-XX вв., когда экономический кризис вызвал массовое разорение многих крестьянских хозяйств и ремесленных мастерских и, как следствие этого, вынужденную эмиграцию словенцев. Хотя эмиграция в Германию и Америку имела место и ранее, но, как отмечают словенские историки, на стыке столетий этот процесс вызвал огромные демографические потери. Уехало более 250 тыс. словенцев (примерно 6,5-7,5% жителей), поэтому, несмотря на высокие показатели рождаемости, демографический прирост был скромным (1,8% в последнее десятилетие XIX в. и 3,55% — в первом десятилетии XX в.). Главными причинами процесса эмиграции стали крупные и непрекращающиеся кризисы в аграрном секторе, раздробленность земель, которые не могли прокормить большие семьи, и огромный процент безработицы, но дело было не только в этом. По мнению словенских ученых, у словенцев, решившихся на эмиграцию, все сильнее проявлялось стремление к более высоким жизненным стандартам, которых невозможно было достичь на родине21.
19 Там же. С. 425.
20 Заслуживающим внимания нам представляется сопоставление творчества И. Цанкара на эту тему с произведениями Станко Майцена и Прежихова Воранца. Эти три словенских писателя, свидетели и участники великого исторического события, оставили в чем-то схожие, но во многом глубоко личные художественные отклики о той войне. См. об этом подробнее: Чепелевская Т. И. Первая мировая война в словенской литературе (И. Цанкар, Прежихов Воранц, Ст. Майцен) // SLOVENICA III. Первая мировая война в политике и культуре русских и словенцев. К столетию начала Первой мировой войны / отв. ред. К. В. Никифоров. М., 2014. С. 276-295.
21 Нечак Д., Репе Б. Перелом: 1914-1918. С. 22-23.
Эта тема вошла во многие произведения И. Цанкара. В романе «Крест на горе» (1904) писатель обращается к ней, создав образ Тоне-амери-канца, молодого крестьянского сына, некогда уехавшего на заработки в Америку, который возвращается домой на побывку. Однако все его мысли и надежды на будущее уже связаны с чужбиной22. Картину страшного запустения, последовавшего после массового исхода разорившихся крестьян в поисках лучшей доли, создает писатель в повести «Бродяга Марко и король Матьяж». Ядром этой картины становится описание «мертвой» деревни, где царит дух запустения и где остались доживать свой век одни старики23. А образ покинутой сыновьями тетушки Агаты в полусонных видениях героя преображается в образ родной земли: «Ты земля, землица, мать, которую я оставил некогда с веселым сердцем, ты протянула ко мне свои руки, чтобы прижать к своей груди навсегда!»24. Осознавая историческую значимость этого процесса, способного повлиять на выживание и сохранение его народа, Цанкар обращается к теме эмиграции и в более поздних произведениях 1909 г.: повести «Курент» и «Повести о двух молодых людях». В первой — тема эмиграции служит для создания развернутой картины происходящего на его родине. В заключительной пятой главе произведения герой Цанкара, который прочитывается и как художественный вариант фольклорно-мифологического образа, и, по мысли Е. И. Рябовой, как «аллегорический образ народного поэта, живущего одной жизнью с народом, боль которого тысячекратной болью отзывается в его сердце»25, оказывается среди тех, кто устремляется на чужбину и с тоской в сердце прощается с родным краем. Он слышит их последнюю песню: «Улыбнись нам на прощанье, родина несчастная, превыше всех любимая! Улыбнись нам, мертвым без тебя, ибо что нам на чужбине веселье, юность и жизнь!»26
В «Повести о двух молодых людях» тема вынужденной эмиграции оказалась в центре повествования. Молодые влюбленные — батрак Павле и дочь крестьянина Мара — решают разлучиться с на-
22 О жизни обосновавшихся в Америке словенцев, создавших в некоторых городах словенские землячества, и о своих собственных впечатлениях пишет в книге воспоминаний «Отзвуки Красной Земли. По письмам из Америки» Божидар Якац, см.: Jakac B. Odmevi Rdece Zemlje / po pismih iz Amerike priredil M. Jarc. Ljubljana, 1932. S. 19-21.
23 Cankar I. Izbrano delo. Zv. 4. S. 426.
24 Ibid. S. 436.
25 Рябова Е. Иван Цанкар... С. 18.
26 Цанкар И. Избранное: в 2 т. Т. 1. С. 218-219.
деждой, что, разбогатев в чужих краях, они смогут построить свое счастье. Она уезжает из родного села в Любляну, став служанкой в богатом доме; он по примеру своего друга Лойзе, некогда покинувшего родные места, отправляется в Америку. Однако их романтические ожидания вскоре сменяются горьким разочарованием. Через судьбу простого словенского парня из Крайны, прошедшего путь от восторженного искателя счастья до почти потерявшего человеческий облик бездомного бродяги, пополнившего ряды многотысячной армии безработных, Цанкар раскрывает тему эмиграции рубежа веков, захватившей огромные массы людей из разных земель и стран.
Примечателен созданный в повести многоплановый образ Америки, этой страны обетованной. В нем присутствуют и мифологические черты («Где эта Америка? Наверное, там, куда плывут звезды длинной вереницей!» — размышляет перед своим отъездом Павле27). Идеально-романтическую составляющую этого образа автор подкрепляет слухами и разнотолками («Сколько людей за ночь богачами стали. Они убежали за море от злобных взглядов, ни гроша за душой, сирые и убогие, а вернулись по-королевски, сыпя направо и налево золотыми!»28). Гораздо важнее для героев оказываются реалистические составляющие этого образа. С одной стороны, в глазах людей, устремляющихся за океан, Америка становится привлекательной: там «не спрашивают, чей ты сын, — батрака или старосты, важно, чего ты стоишь, все равно — будь твой отец хоть царь, хоть нищий»29. С другой стороны, в глазах простых людей, крестьян, эта страна, словно чудовище, поглощает многих, лишая их сил и здоровья («Что ни день, уезжают сотни. Бегут, словно от чумы, а сколько вернется. А и вернутся, так дряхлыми стариками, измученными жизнью!»30). Этот пространственно отдаленный художественный образ Америки становится у Цанкара важной составляющей образа времени, в котором каждый из его современников мог найти хорошо знакомые черты.
Таким образом, И. Цанкар вслед за Ф. Прешерном воспринимает время как прошлое — настоящее — будущее и ставит акцент на судьбе словенского народа. Говоря об историческом времени, он выделяет как сакрально отмеченные, так и «профанные» его отрезки31. Особое
27 Там же. С. 221.
28 Там же. С. 222.
29 Там же.
30 Там же. С. 229.
31 Софронова Л. А. Введение // Знаки времени. С. 7.
внимание он уделяет тем моментам национальной истории, которые в народном сознании подверглись своеобразной сакрализации («золотой век»). Излюбленный прием писателя — это воссоздание исторического эпизода или этапа через обращение к фольклору и народной мифологии, в том числе к ее героям. Для некоторых исторических процессов (эмиграция) он вводит тему разрыва человека с родиной.
Иными словами, опираясь на предложенную Н. Д. Арутюновой схему моделирования времени в терминах пространства и движения, писатель показывает нам, что Путь человека неотделим от Потока времени32.
Источники и литература
Арутюнова Н. Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка. Язык и время / отв. ред. Т. Е. Янко. М.: Индрик, 1997. С. 51-61.
Бодрова А. Г. Автобиографическая проза Ивана Цанкара. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2010. 160 с.
Нечак Д., Репе Б. Перелом: 1914-1918. Мир и словенцы в Первой мировой войне / перевод со словенского. Любляна: иМсо, 2012. 432 с.
Рыжова М. И. Предисловие // Ашкерц А. Избранное / пер. со словенского яз.; сост., предисловие и примечания М. Рыжовой. Л.: Художественная литература, Ленингр. отделение, 1987. С. 3-11.
Рябова Е. Иван Цанкар (1876-1918) // Цанкар И. Избранное: в 2 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. 1. 447 с.
Словенская литература (от истоков до рубежа ХК-ХХ веков) / отв. ред. Н. Н. Старикова. М.: Индрик, 2010. 248 с.
Софронова Л. А. Введение // Знаки времени в славянской культуре: от барокко до авангарда / отв. ред. Л. А. Софронова, А. В. Семенова. М.: Институт славяноведения РАН, 2009. С. 4-8.
Старикова Н. Н. Словенский исторический роман 1920-1930-х годов. Типология, генеалоги, поэтика / отв. ред. Г. Я. Ильина. М.: Институт славяноведения РАН, 2006. 192 с.
Старикова Н. Н. Тема Реформации в словенской исторической прозе: роман И. Тавчара «Хроника усадьбы Высокое» // Славянский альманах. 2010. М., 2011. С. 296-306.
32 Арутюнова Н. Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка. Язык и время / отв. ред. Т. Е. Янко. М., 1997. С. 55-61.
Цанкар И. Избранное: в 2 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. 1. 447 с.
Чепелевская Т. И. Первая мировая война в словенской литературе (И. Цанкар, Прежихов Воранц, Ст. Майцен) // SLOVENICA III. Первая мировая война в политике и культуре русских и словенцев. К столетию начала Первой мировой войны / отв. ред. К. В. Никифоров. М.: Институт славяноведения РАН, 2014. С. 276-295.
Cankar I. Izbrano delo / uredil B. Merhar. Ljubljana, 1952. Zv. 4. 513 s.
Jakac B. Odmevi Rdece Zemlje / po pismih iz Amerike priredil M. Jarc. Ljubljana: Jugoslovanska knjigarna, 1932. 152 s.
Kos J. Cas in zgodovina v romanticni poeziji: Novalis, Hölderlin, Preseren // Kos J. Preseren in njegova doba. Studije. Ljubljana: Lipa, 1991. S. 115-127.
Pisma I. Cankarja / uredil Iz. Cankar. T. 1-3. Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1948. T. 1. 541 s.
References
Arutiunova, N. D. "Vremia: modeli i metafory." Logicheskii analiz iazyka. Iazyk i vremia, otv. red. T. E. Yanko, Moscow: Indrik, 1997, s. 51-61.
Bodrova, A. G. Avtobiograficheskaia proza Ivana Cankara. Saint Petersburg: Izdatel'stvo S.-Peterb. universiteta, 2010, 160 s.
Cankar, I. Izbrano delo, zv. 1-10. Uredil B. Merhar, Ljubljana, 1951-1954, zv. 4, Ljubljana, 1952, 513 s.
Cankar, I. Izbrannoe, 2 t. Moscow: Khudozhestvennaia literatura, 1981, t. 1, 447 s.
Chepelevskaya, T. I. "Pervaia mirovaia voina v slovenskoi literature (I. Cankar, Prezihov Voranc, St. Majcen) ." SLOVENICA III. Pervaia mirovaia voina v politike i kul'ture russkikh i sloventsev. K stoletiiu nachala Pervoi mirovoi voiny, otv. red. K. V. Nikiforov, Moscow: Institut slavianovedeniia RAN, 2014, s. 276-295.
Jakac, B. Odmevi Rdece Zemlje. Po pismih iz Amerike priredil M. Jarc, Ljubljana: Jugoslovanska knjigarna, 1932, 152 s.
Kos, J. "Cas in zgodovina v romanticni poeziji: Novalis, Hölderlin, Preseren." Preseren in njegova doba. Studije, by J. Kos, Ljubljana: Lipa, 1991, s. 115-127.
Nechak, D., and Repe, B. Perelom: 1914-1918. Mir i sloventsy v Pervoi mirovoi voine. Perevod so slovenskogo, Ljubljana: UMco, 2012, 432 s.
Riabova, E. "Ivan Cankar (1876-1918)." Izbrannoe, by I. Cankar, 2 t., t. 1, Moscow: Khudozhestvennaia literatura, 1981, 447 s.
Ryzhova, M. I. "Predislovie." Izbrannoe, by A. Askerts, perevod so slovenskog, sost., predislovie i primechaniia M. Ryzhovoi, Leningrad: Khudozhestvennaia literatura, Leningr. otdelenie, 1987, s. 3-11.
Slovenskaia literatura (ot istokov do rubezha XIX-XXvekov). Otv. red. N. N. Starikova, Moscow: Indrik, 2010, 248 s.
Sofronova, L. A. "Vvedenie." Znaki vremeni v slavianskoi kul'ture: ot barokko do avangarda, otv. red. L. A. Sofronova, A. V. Semenova, Moscow: Institut slaviano-vedeniia RAN, 2009, s. 4-8.
Starikova, N. N. Slovenskii istoricheskii roman 1920-1930-kh godov. Tipologiia, ge-nealogi, poetika. Otv. red. G. Ia. Il'ina, Moscow: Institut slavianovedeniia RAN, 2006, 192 s.
Starikova, N. N. "Tema Reformatsii v slovenskoi istoricheskoi proze: roman I. Tavcara Khronika usad'by Vysokoe." Slavianskii al'manakh 2010, Moscow: Indrik, 2011, s. 296-306.
PismaI. Cankarja, t. 1-3. Uredil Iz. Cankar, Ljubljana: Drzavna zalozba Slovenije, 1948. T. 1, 541 s.
Tatyana I. Chepelevskaya Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia)
Art historical time in the works of Ivan Cankar
In the article on the example of the work of the biggest Slovenian writer Ivan Cankar (1876-1918) the subject of art historical time is studied. It raises the question of the place and role of historical time in the literary texts whose authors use it to organize plot, characters and art space. I. Cankar, as a rule, does not give expanded descriptions of one or another significant event. The historic time is presented in his works in the form of digressions, in the memories of the characters. Sometimes it refers to very recent history, presciently anticipating the importance of a phenomenon for the destinies of individuals and of entire peoples. Such events form thematic nodes, motifs, storylines of his works. Three themes dominate in the prose of I. Cankar: the peasant uprising, the World War I, and the theme of exile. Many times would he address the plots and topics of folk poetry. However his view on it and on the important for the Slovene culture folklore and mythical characters sometimes differs a lot from the views of many of his contemporaries. This was specifically reflected in his work on the drama on peasant uprisings. He dedicates special attention to those periods of the national history that underwent sacralization in the folk consciousness ("The Golden Age"). His favorite creative method is the staging of a historical episode through folklore and folk mythology, among other, to its characters. For some historical processes (the exile) he introduces the topic of the rupture of a man from their homeland. Keywords: Ivan Cankar, art historical time, Slovenian literature.
