CC BY
137
О. В. Никитин
ЗАБЫТАЯ КАРТОТЕКА, ИЛИ СУДЬБА РУССКОГО «ЛЯРУССА»
OLEG V. NIKITIN
FORGOTTEN CARD INDEX, OR A HISTORY OF RUSSIAN "LAROUSSE"
Олег Викторович Никитин
Доктор филологических наук, профессор кафедры истории русского языка и общего языкознания Московский государственный областной университет ул. Радио, д. 10А г. Москва, 105005, Россия ► [email protected]
Oleg V. Nikitin
Moscow State Region University Radio str, 10A Moscow, 105005, Russia
В статье представлены и проанализированы малоизвестные факты из истории отечественной лексикографии 1920-х гг., связанные с попыткой создания первого толкового словаря русского языка. Работа описывает состав, источники, принципы организации этого тезауруса, дискуссии авторского коллектива, обстоятельства внешнего воздействия на участников этого проекта. Дается оценка проделанной работе. В статье впервые использованы редкие архивные материалы из фондов московских и петербургских хранилищ.
Ключевые слова: лексикография, толковый словарь, идеология в лингвистике, дискуссии в языкознании, теория и практика словарной работы, словарная картотека.
The article presents and analyzes some little-known facts from the history of Russian lexicography of the 1920s linked to the attempt to create the first explanatory dictionary of the Russian language. The work describes the composition, sources and organizational principles of this thesaurus, authors' discussion, the circumstances of external influence on the participants of the project. The author is evaluating all this work. Rare archival materials from Moscow and St. Petersburg collections are involved.
Keywords: lexicography, dictionary, ideology in linguistics, discussions in linguistics, theory and practice of dictionary work, vocabulary card index.
Каждый из нас не раз сталкивался со словарями, чаще всего — с толковыми. И это неудивительно: мы не можем поспеть за бесконечной чередой лексических новшеств, которые активно входят в нашу жизнь, запомнить все реалии быта прошлого. Так было всегда. И в истории есть поучительные тому примеры, которые остались как бы за кавычками официальной хроники. Отчасти это происходило потому, что и в науке действовал «идеологический» закон, поднимавший на пьедестал одни труды и их создателей и «не замечавший» других. Так, мы до сих пор не имеем объективных данных о дискуссиях 1920-1930-х гг., о героях тех лет, которые во многом стояли у истоков современной научной теории и практики лексикографии и формировали, если так можно выразиться, филологическое лицо нашей эпохи. В силу понятных причин подробно об этом писать было нельзя, а если и был такой «заказ», то выполнялся он под присмотром сверху (такова, например, книга «Ленин и словари» [2], впервые приоткрывшая завесу некоторых событий того времени). Найденные новые архивные документы существенно дополняют историю филологии и позволяют объективно описать и проанализировать судьбу первого толкового словаря советской эпохи 1920-х гг.
Идея составления малого «Лярусса», как его называли, возникла в 1920 году по инициативе В. И. Ленина. В 1921 году были созданы комиссия и Организационное бюро по выработке программы и плана состав-
ления нового «Словаря русского языка» во главе с руководителем Управления научными учреждениями (Главнаукой) И. И. Гливенко (председатель Бюро). В Бюро вошли также проф. Д. Н. Ушаков, проф. Н. Н. Дурново, проф. П. Н. Сакулин, проф. А. Е. Грузинский и председатель Московского лингвистического кружка А. А. Буслаев (секретарь Бюро). С этого времени началась практическая работа по подготовке издания (см.: [5]).
В данном «Проекте» содержались сведения о типе, хронологических границах и источниках предполагавшегося издания: «Бюро определило новый словарь как словарь современного (здесь и далее без особых оговорок выделения наши. — О. Н.) русского языка, причем основным для него материалом должны служить литература, пресса (и те, и другая с 19 в. и по последнее время) и терминология (научная, профессиональная) общерусского разговорного языка. Писатели, писавшие как в 19 в., так и в конце 18-го, берутся за весь период их литературной деятельности» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 96. Л. 2)1.
Даже по этому предварительному наброску можно судить, какой грандиозный замысел был выдвинут. По сути дела предлагалось составить толково-энциклопедический словарь, да еще с иллюстрациями (предварительный план включал, кроме толкований слов, около 2000 географических имен, около 3500 обозначений исторических событий, около 4000 имен исторических деятелей и др.).
Начиная с июня 1921 года по несколько раз в месяц (иногда реже) проводились заседания Бюро, на которых велась практическая работа по обсуждению словаря, вырабатывалась стратегия издания, решались многие практические вопросы.
Так, на первом заседании 11 июня 1921 года основным значилось выступление И. И. Гливенко, который «доложил о состоявшемся распоряжении Ленина Наркомпросу, в лице т. Литкенса, сконструировать Комиссию нескольких ученых-филологов от 3-х до 5-ти ч[е]л. для разработки в 2-х год<ичный> (так в тексте. — О. Н.) срок программы предполагаемого к составлению словаря современного русского литературного языка
и выяснения деталей плана организации самих работ» (Там же, л. 19).
В документах делопроизводства Редакционного комитета сохранился план «Русского словаря Главнауки Акцентра НКП»:
Заглавие: — Справочный иллюстрированный словарь Русского Живого Литературного языка.
Цели словаря: — Дать картину современного литературного языка в его словаре, а также служить, в особенности второй своей частью, образовательным целям (подобно Larousse), см. п<ункт> состав словаря.
Состав: — I: Предисловие, заключающее в себе руководство к пользованию словарем и самые необходимые сведения по грамматическому строю русского языка, а также указания на цели и состав словаря, объем использованного для него материала и пр.
II. Текст основной словарной части.
III. Текст справочной историко-географической части.
Объем словаря: — 2 тома по 60 — 70 п<ечат-
ных> листов каждый, считая в листе 80000 — 100000 знаков в 2 колонны. <... >
Иллюстрации: — Около 100 таблиц на вкладных листах. <...>
Тираж: — Будет определен Наркомпросом, но во всяком случае не менее 10000 эк<земпляров> (Там же, л. 11).
Примечателен последний пункт плана — «предполагаемые клиенты нового словаря: школа, инородцы и вообще население России, нуждающееся в современном справочном пособии при чтении новой и новейшей русской литературы, газеты, журнала и пр.» (Там же).
Были разработаны инструкции для составителей. В одном из разделов говорилось, например, о том, что «в прошедшем времени отмечать необычные формы, как: исчезнуть — исчез, жечь — жег, жгла, и те случаи, где в женском роде ударение на конце — „подняла"» (Там же, л. 8).
Сохранились дневниковые записи участников тех событий. Д. Н. Ушаков писал: «Все явно устарелые [слова] — исключаются. Критерием для включения „иностранных" слов может служить наличие их у писателей, употребительность. Так, прилагательное „авангардный" сохраняется в гнезде» (Там же, л. 4).
Несмотря на обширные хронологические рамки словарного фонда, который намеревалось включить в издание, Д. Н. Ушаков в черновых набросках к Предисловию, в частности, писал:
«1. Есть ли такое-то слово в „языке". Но если в Слов<аре> нет, то еще не значит, что в языке нет. Ищи возможность в способах словообразования — н<а>пр<имер>, „вгружать" — в Словаре не будет. Это значит, что слово такое м<ожет> б<ыть> образовано, понято, но необщеупотребительное».
Из «народных» слов (Д. Н. Ушаков приводит в качестве примера жадовать) предполагается использовать «только вошедшие в употребление (жадюга)» (Там же, л. 36).
Редакторами этого Словаря выступали как известные ученые, так и молодые филологи, позже составившие славу отечественной науки: «принято наметить в состав редакторов» «по буквам из членов Редакционного Комитета Д. Н. Ушакова, Н. Н. Дурново, А. Е. Грузинского», а в члены Совета были предложены кандидатуры М. Н. Петерсона, М. В. Сергиевского, А. Д. Седельникова, И. Г. Гола-нова, Н. П. Сидорова, А. М. Пешковского, А. М. Се-лищева и Н. И. Шатерникова (Там же, л. 24).
В Журнале заседания Бюро от 19 июля 1921 года, кроме распределения занятий, обсуждались и вопросы, «связанные с переездкой (так в тексте. — О. Н.) от Комитета в Петроград в Комитет Академии Наук» (Там же, л. 25). Такой шаг был вызван необходимостью привлечь к работе научные кадры северной столицы и ее богатые словарные фонды. Для этого в Петрограде организовали рабочую группу во главе с Л. В. Щербой (в нее вошли также С. П. Обнорский, П. Л. Маштаков и другие ученые), которая занялась подготовкой (вместе с московскими коллегами) картотеки словаря. Однако ситуация еще некоторое время продолжала оставаться неопределенной. Л. В. Щерба писал об этом Д. Н. Ушакову 30 октября 1921 года: «Главное же, хотелось бы выяснить, насколько все дело солидно. Ведь из Москвы нет ничего: ни известий, ни денег на оборудование помещения и на переезд туда, ни жалованья. Неоднократно писалось обо всем этом, при случа[е] говорилось, а воз и ныне там. Главное [—] никто ничего не пишет. Ни одна моя просьба не исполнена, т<ак> ч<то> я начинаю думать, что ничего вообще нет, и я здесь зря людей морочу» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 4. Ед. хр. № 46. Л. 3а-3а об.).
Об обстановке, в которой работали ученые, есть любопытное свидетельство А. Гака, опубли-
кованное 18 января 1964 года в «Литературной газете»: «Петроградская группа этой комиссии по составлению словаря русского языка заседала в общем читальном зале Академии наук. Здание не отапливалось. Приходилось работать в шубах и валенках. Зимой 1921 года этой группе выделили новое помещение, и всю составленную картотеку пришлось перевозить на салазках, так как другого транспорта не было» [1: 2]. Но и далее постоянно возникали затруднения из-за отсутствия денег и невыдачи пайков, сокращения штатов и неясных инструкций о том, какие слова отбирать.
Поскольку словарь должен был отражать современность, при отборе источников в него включили, кроме авторов произведений классической русской словесности, также публицистику, философию, литературу по марксизму и революционному делу, прессу, а консультантом по общественным вопросам был руководитель Академического центра известный историк-марксист М. Н. Покровский. В этой связи заслуживает внимания сделанный 19 июля 1921 года доклад А. Е. Грузинского «о списке авторов, которых необходимо использовать для словаря», по обсуждении которого был установлен «примерный список позднейших авторов, приблизительно с 90-х годов 19 века» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 96. Л. 25 об.).
На следующем заседании 22 июля дискуссия продолжилась. Так, П. Н. Сакулин предложил такую градацию: «<...> примерно в 90-х годах, — говорится в стенограмме его доклада, — обозначился новый весьма заметный сдвиг в русской художественной литературе, сказавшийся в очень большой степени и на ее языке. Начиная с этого времени, последовательно, а в некоторых случаях одновременно, выступает ряд литературных течений, из которых особого внимания заслуживают реалисты, символисты, футуристы, имажинисты, пролетарские и крестьянские писатели (разрядка наша. — О. Н.). По каждому из этих течений П. Н. [Сакулин] указывает наиболее стоящих внимания представителей» (Там же). В итоге «первоочередной список авторов» выглядел так:
^^^ [лингвистические заметки]
I. Гаршин. 2. Бунин. 3. Зайцев. 4. Короленко. 5. Л. Андреев. 6. Горький. 7. Куприн. 8. Чехов. 9. Шмелев. 10. А. Н. Толстой (реалисты).
II. Брюсов. 12. Бальмонт. 13. Белый. 14. Блок. 15. В. Иванов. 16. Ф. Соллогуб. 17. Ремизов (символисты).
18. Северянин. 19. Хлебников. 20. Маяковский. 21. Пастернак. 22. Есенин. 23. Шершеневич (имажинисты).
24. Александровский. 25. Герасимов. 26. Казин. 27. Самобытник. 28. Ляшко. 29. Бессалько. 30. Сивачев. 31. Филипченко (пролетарские).
32. Клюев. 33. Орешин. 34. Ширяевец. 35. Клычков (крестьянские).
Из прилагавшихся списков источников для Словаря русского языка были выделены: «А. Писатели, использованные Академией наук», «Б. Писатели, привлеченные вновь» (заметим, что их перечень значительно больше предложенного П. Н. Сакулиным) и «В. Периодические издания».
В первую группу вошли: Л. Андреев, Боборыкин (не полностью), Бунин, Гаршин, Герцен, Гончаров, Горький (не полностью), Грановский, Григорович, Добролюбов, Достоевский, Ключевский, Кони, Короленко (не полностью), Костомаров, Куприн, Лесков, Мамин-Сибиряк (не полностью), Меньшин (не полностью), Мережковский (не полностью), Н. Михайловский, Некрасов, Островский, Писарев, Писемский, Салтыков, Соловьев, А. К. Толстой, Л. Толстой (не полностью), Тургенев, Успенский, Фофанов, Чехов, Чириков, Эртель (не полностью).
Во вторую включили таких деятелей словесного искусства, как: Александровский, Анненский, Арцыбашев, Асеев, Ахматова, Бакунин, Балтрушайтис, Бальмонт, Белый, Бессал[ь]ко, Блок, Брюсов, Бухарин, Вересаев, Герасимов, Гиппиус, Городецкий, Гумилев, Гусев Оренбургский, Демьян Бедный, Есенин, Зайцев Б., Иванов Вяч., Игорь Северянин (в перечне он употреблен именно в такой последовательности), Казин, Каменский Вас., Кирилов, Ключков, Клюев, Кондурушкин, П. Кропоткин, Кузьмин, Ленин, Луначарский, Ляшко, Мариенгоф, Маяковский, Н. Морозов, И. Новиков, Орешин, Пастернак, Плеханов, Пришвин, Ремизов, Самобытник, Серафимович, Сергеев-Ценский, Сивачев, Соловьев Влад., Ф. Сол[л]огуб, Телешов, А. Н. Толстой, Филипченко, Хлебников, Шершеневич, Ширяевец, Шмелев.
Всего же в окончательном списке авторов, используемых вновь, оказалось 73 имени: к перечню добавили в том числе М. Н. Покровского, Мандельштама и Цветаеву. К некоторым сделаны примечания. Так, у Мережковского предполагалось использовать все произведения за исключением «Пророка русской революции» и «Не мир, а меч».
Третью группу составили периодические издания, куда вошли «главные столичные газеты и журналы с 1905 года», «думские отчеты», «газеты и журналы революционного времени по настоящий момент».
В этом перечне, как можно заметить, присутствует довольно пестрая палитра словесных портретов для намеченного цитатника: писатели, поэты, драматурги, историки, юристы, общественные деятели, вожди революционного движения, философ Соловьев, есть и малоизвестные фамилии. Поражает широта охвата источников и, если угодно, энциклопедичность подхода ученых к составлению первого толкового словаря новой эпохи. Делая набросок Предисловия к нему, Д. Н. Ушаков пометил, что это не только запас слов современного русского литературного языка и языка образованных людей, но также научного и разговорного языка. Под понятием «современный» подразумевалось использование лексических средств из произведений художественной литературы «не раньше Пушкина, Грибоедова, басен Крылова», а Жуковский, по мысли Д. Н. Ушакова, уже не входил в список рекомендуемых источников (см. подробнее: [5; 6]).
Пока еще действовали старые порядки и власть активно не вмешивалась в научную работу, а Академия была независимым выборным органом, можно себе представить, какой грандиозный замысел приходилось реализовывать составителям, имевшим своей целью охватить по возможности весь строй литературного языка нескольких эпох.
Первоначально было создано более 130 тысяч карточек, куда заносились слова и цитаты из указ анных авторов Х1Х-ХХ вв. Пр ослежив ается интересная статистика: наибольшее количество выписок оказалось у Вяч. Иванова (6975), за ним следовал Лесков (6150), далее шли Демьян Бедный (5482), Шмелев (5368), Маяковский (5067), Клюев (4926), Каменский (4861), Вересаев (4260). Это самые цитируемые источники. Для сравнения скажем, например, Ленин имел 3770 карточек, а Луначарский всего 791 (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 96. Л. 17). Количество слов, выписанных из прессы, оказалось более 27 тысяч.
Работой по отбору и записи соответствующего слова и цитаты занимались так называемые «выборщики». В их числе и известные ученые, и специалисты-словарники, и молодые исследователи: А. М. Пешковский, Н. И. Шатерников, С. Я. Мазе, А. И. Ромм, Н. В. Васильев, Е. Н. Коншина, Р. О. Шор, О. И. Гапонова, В. А. Дружинина,
A. Д. Седельников, Н. Г. Мартынова, С. М. Соловьев, М. М. Кенигсберг, П. П. Свешников,
B. В. Баранов, В. Н. Каменев (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 97. Л. 12). Со временем к ним добавились Б. В. Горнунг, А. А. Реформатский, Д. Д. Благой, В. И. Пичета и некоторые другие. Среди составителей словаря Д. Н. Ушаков в одном из черновиков обозначил также имена Грушки, Мендельсона, Позднякова, Шнейдера, Челпанова и упоминавшихся уже Селищева и Сергиевского (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 98. Л. 13 об.).
Любопытно проследить, над какими писателями работали выборщики. Так, Н. И. Шатерников обрабатывал Анненского, Клюева, Короленко, Самобытника, Р. О. Шор — Морозова и Шершеневича, Б. В. Горнунг — Асеева, Хлебникова и Мандельштама, А. А. Реформатский — Кондурушкина и Пришвина, А. М. Пешковский — Ремизова, Д. Д. Благой — Ленина и Плеханова и т. д. (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 96. Л. 17).
Не без спора и сомнений решались редакционные вопросы. А. М. Пешковский, известный и авторитетный языковед-практик, предложил при работе над новым тезаурусом отказаться от словаря Стояна и выдвинул следующие аргументы (в записи Д. Н. Ушакова):
«I. Стоян — не рамки совр<еменного> л<и>т<ера-тур>н<ого> яз<ык>а
1. Пропадет соврем<енная> л<итерату>ра <...>
2. Слова из Стояна — будут плохо определены
II. Невыгодно
Выписка — больше времени, чем без Стояна <...>
Производных слов Стоян не выписывает <...>
Неудовлетворительность объяснения (сужение значения, отсутствие определения формальных слов) —
Редакционная работа сокращается
Выборщику даны большие полномочия, чем следует...
Усложняется инструкция
Эволюция — не от книжности к живости, а просто <...>» (Там же, л. 15-15 об.).
Итогом обсуждения стала записка, сделанная Д. Н. Ушаковым, с характерным заголовком следующего содержания:
О столпе
Мне кажется, что я предлагаю то, что все мы думаем, но что для меня окончательно формулируется тем обсуждением в связи с докладом Пешк<овско>го.
Если слово есть у Стояна, то в „обычном" значении его не выписывать.
Справляться с значением не нужно. Всякое мало-мальски необычное или показавшееся таковым (ср. „сомнения" — в пользу выписки), выписывается, хотя бы оно было и у Стояна. Этим сохраняется выборщицкий материал для определения значений.
Остается вопрос об „обычном". А он всегда невидимо присутствует и решается априорно, субъективно... (Там же, л. 16 об.).
В дневниковых заметках содержатся и другие интересные комментарии к происходившим событиям, раскрывающие подлинную лабораторию творческой мысли создателей словаря, фрагменты дискуссий, замыслы... Передадим их с некоторыми сокращениями в порядке следования, исключая повторы и незначительные ремарки:
Сакулин 28 / X 921
Тип словаря. Какие новые потребности вызвали его?
Появление массового читателя (пролет<арии> и инород<цы>).
Новые процессы жизни в самом лит<ературном> яз<ык>е.
Цель практическая, а не научная.
Словарь для справок.
2 пласта: основной и современность.
Лаконизм определений в словаре.
„Переработка" словарей + свой новый материал.
Словарь Академии + Стоян + карточки.
Тип живого л<итерату>рного языка [нашего? времени] для справок массового читателя („с Пушкина до наших дней")
+ обиходного языка (Там же, л. 17).
Инородцы? Словарь русского языка на русском языке.
Школа? <...>
«Словарь живого русского литературного языка» <...>.
Словарь не ключ к пониманию всякого писателя, не „комментирование" автора.
Работа Акад<емический> Словарь
Словарь Его недостатки не имеют значения для
Стояна / нашего словаря (Там же, л. 17 об.)
21 / XII 921 Дурново — расположение по гнездам.
Что во главе гнезда? Сакулин: такое слово, из к<ото>рого ясно значение остальных. Для редких слов — отступление: дикий -ость жадный -ость, но отдельно: жадняк <...> (Там же, л. 20).
5 / I 1922
Слова собственные, ставшие нарицательными, — в Справочную часть <...> (Там же, л. 20 об.).
Не превращать Словарь — в Словарь иностр<анных> слов (Там же, л. 21).
29 / V
А. Г. Д. — А. Е. Грузинский
Б. — Ушаков
Е. Ж. — Дурново
З. — Пешковский Сидоров Айх<енвальд>?
К. — Пешковский (Там же, л. 23).
Представленные записи свидетельствуют, насколько серьезным, научным и одновременно практичным был подход ученых к составлению словаря. Кажется, им удалось обсудить почти все детали — от технических до профессионально-лингвистических. Главное же состояло в том (и это хорошо видно из дискуссий участников), что словарь не может повторять предыдущий лексикографический опыт, он не может быть и компиляцией сделанного ранее. Новые процессы в жизни общества отражаются в языке, который требует анализа и грамотной оценки. Осуществить все это в короткий срок крайне сложно. Оттого, наверное, тогда еще не существовало единых принципов отбора лексики и ее фиксации в подобных изданиях. Авторы этого проекта хорошо осознавали, на какие жертвы им пришлось идти и с какой
критикой довелось бы встретиться. Ведь все еще только начиналось... Д. Н. Ушаков обмолвился однажды в письме к своему петроградскому коллеге В. М. Истрину: «<... > ясно, что заняла бы она (работа. — О. Н.) годы и годы» (СПбФ Архива РАН. Ф. 332. Оп. 2. Ед. хр. № 169. Л. 10).
Происходившие события фиксировались Д. Н. Ушаковым и позже, вплоть до 6 декабря 1923 года (последняя запись). Однако чем ближе к концу, тем они менее содержательны, отрывочны, а после некоторых дат вообще нет никаких заметок. Недостаточное финансирование, сокращение количества сотрудников словаря, смерть Е. А. Литкенса, а потом В. И. Ленина привели к постепенному замедлению работы. Вскоре она была приостановлена [5].
Но, несмотря на возникшие уже в 1922 году трудности, деятельность авторского коллектива, не прекращалась. В Докладной записке председателя Редакционного комитета А. Е. Грузинского и секретаря А. А. Буслаева от 12 ноября 1922 года сообщалось:
«Работа — в полном ходу и уже прошла несколько стадий. Члены Редакционного Комитета просмотрели все печатные выпуски Академического Словаря; петроградские сотрудники с проф. Л. В. Щербой во главе отобрали и переписали свыше 29.000 карточек (из миллиона академических карточек); московские сотрудники — „выборщики" вновь изучили для целей Словаря 67 писателей, в большинстве современных нам авторов, и значительную часть периодической печати, начиная с первых лет ХХ века; получилось новых карточек около 130.000. Предварительное собирание материалов закончилось: Словарь облада-
Карточка с выпиской из произведения Н. Н. Асеева.
Автограф Б. В. Горнунга.
Карточка с выпиской из произведения В. Г. Шершеневича.
Автограф Р. О. Шор.
ет ныне 160.000 карточек, а с имеющими поступить из Петрограда количество это достигнет 185 — 190 тысяч. <...> На очереди окончательное редактирование слов для печати. <...> До сих пор полностью сработаны буквы В, частично буквы Б, Г, Д, З, И, К и Л, т. е. близка к концу вся первая половина алфавита. Вторая (историко-географиче-ская часть) Словаря вчерне выполнена до конца.
Если бы довести количество „буквенных редакторов" до десяти, то через 10-12 месяцев Словарь мог бы быть готов к печати» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 96. Л. 3 об., 5).
Итак, к работе над словарем были привлечены лучшие силы, которые в течение 1921-1923 гг. титаническими усилиями создавали лексикографический труд исключительной ценности. Но тогда же в Докладной записке выражались недоумение и горечь по поводу определенных трудностей: «К сожалению, — говорится далее, — чем ближе конечная цель, тем более препятствий оказывается на пути. Неожиданно возникли было сомнения относительно самой возможности печатать Словарь. Теперь, после переговоров с Госиздатом, эти опасения, по-видимому, можно считать ликвидированными. Но зато все чаще и чаще возник[а]ли иные затруднения материального порядка. <...> За последние месяцы текущего года они достигли особенной остроты. Пайковое снабжение прекращено. Вознаграждение сотрудникам всех рангов выплачивается по низким ставкам и столь неаккуратно, что в течение уже двух месяцев не производилось никакой выдачи. Работоспособность падает. Некоторые „буквенные редакторы" взяли свое обещание назад.
Привлечение новых лиц становится невозможным: было несколько случаев отказа со стороны нужных для словаря специалистов. Предприятие, которому обещаны особые условия существования, переживает какой-то затяжной кризис, находится под угрозой распада. <...>» (Там же, л. 5).
И хотя еще «в марте 1922 года О. Ю. Шмидт, работавший тогда заведующим Госиздатом, дал указание отпечатать словарь в академической типографии», а «к осени 1923 года работа над первым томом завершилась» и «его должны были пустить в набор», как писал А. Гак [1: 2], этого не случилось.
В дальнейшем, однако, ситуация еще более усугубилась, и к осени 1923 года работа была приостановлена. 21 сентября 1923 года из Главнауки поступило распоряжение от ее заведующего тов. Петрова (мы располагаем копией этого документа), в котором предписывалось: «С 1-го октября Петроградское Отделение Русского Словаря будет считаться закрытым и отпуск кредитов на его содержание будет прекращен». А в распоряжении по Главнауке № 64 от 23 октября 1923 года сообщалось: «С 1-го ноября с/г Редакция Русского Словаря (Московское Отделение) расформировывается, и ее 12 штатных единиц распределяются между учреждениями Главнауки следующим образом: а) в библиотеку Главнауки — 6 единиц, б) в особую Комиссию по вызову заграницу — 6 единиц». Распоряжение подписал заведующий Главнаукой Ф. Петров. Это означало прекращение работы над словарем, хотя объективных основа-
Карточка с выпиской из произведения С. С. Кондурушкина.
Автограф А. А. Реформатского.
Карточка с выпиской из произведения А. М. Ремизова.
Автограф А. М. Пешковского.
ний для такого шага не было. Д. Н. Ушаков писал: «В августе 1923 г. ревизия Словаря, произв<одив-шаяся> админ<истра>цией Главнауки, установила значит<ельную> ценность научную и прак-тич<ескую> проделанной работы и высказала пожелание о продолжении работы <...>» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 98. Л. 2).
Позднее Н. Л. Мещеряков, один из участников событий тех лет, сочувственно вспоминал: «<... > работники тогдашнего Наркомпроса, очевидно, не понимали всей важности этого поручения (Ленина. — О. Н.). Начатое дело затянули, а потом и совсем забросили» [3: 4]. Д. Н. Ушаков же высказался более резко: «Ленин, пока был здоров, интересовался ходом работы, но в 1923 году звонки из Совнаркома прекратились. А к концу года коллегией Наркомпроса работа была прекращена, как „нерентабельная", и редакционный комитет упразднен». По словам Д. Н. Ушакова, секретарю Р<едакционного> К<омитета> словесно было сообщено, что материалы постановлено передать в Ак<адемию> Соц<иалистических> Наук (имеется в виду Коммунистическая академия. — О. Н.] <...>» (Там же, л. 2).
Однако борьба за словарь на этом не окончилась. Д. Н. Ушаков неоднократно обращался в вышестоящие инстанции, в том числе и в Академию наук в лице В. М. Истрина (СПбФ Архива РАН. Ф. 332. Оп. 2. Ед. хр. № 169. Л. 2021) с настоятельными просьбами содействовать завершению работы и изданию к тому времени почти на половину готового словаря. Он самоотверженно боролся за сохранение уникальной картотеки этого издания и спасение ее от неминуемой гибели. Нам удалось найти документы и ознакомиться с трагическими событиями тех лет. Д. Н. Ушаков предлагал такой план последующей деятельности по восстановлению словаря:
«Для продолжения работ предстоит получить от Главнауки сработанный материал, перевезти его и дать ему место в каком-либо из помещений Госиздата, где можно было бы выдавать сотрудникам карточки, принимать их, а также можно было бы, при надобности, и заниматься самим сотрудникам, и где, наконец, материал был бы гарантирован от утраты. Необходимо известное оборудование <...>.
Наиболее целесообразным являлось приглашение Госиздатом комп<етентного> лица в качестве от-
ветств<енного> редактора, который взял бы на себя организацию всей научно-литер<атурной> работы <...>» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 98. Л. 3).
В общей сложности к этому времени были обработаны и фактически подготовлены к печати буквы А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж, Л, М.
В итоге обсуждения проекта Д. Н. Ушакова постановили «ознакомиться с материалами словаря»; для этого была избрана комиссия в составе «компетентных» лиц: В. М. Фриче, В. Я. Брюсова и В. Ф. Переверзева. Главным идеологом, по-видимому, среди них был В. М. Фриче, к тому времени известный и влиятельный деятель просвещения, литературовед и критик, публицист, руководитель Института языка и литературы, а также литературных отделов Института красной профессуры и Коммунистической академии. Заметим, что в их числе нет ни одного лексикографа или лингвиста, сколько-нибудь знакомого со словарной работой и имевшего такой опыт. Как следствие, Д. Н. Ушаков лаконично резюмировал (в черновике): «Комиссия к работе так и не приступила» [6].
Но и эта «ревизия» установила «значительную ценность научную и практическую проделанной работы». А что в итоге? «Помещение Словаря сначала опечатано, а затем материалы без ведома сотрудн<иков> Словаря были перенесены в другую комнату и там заперты».
Далее вновь последовали письма Д. Н. Ушакова в Научно-исследовательский институт языка и литературы, Коллегию Наркомпроса и Коммунистическую академию с просьбами найти заброшенные материалы словаря и включить их в план работы. Ученый, судя по имеющимся записям, делал это неоднократно, в 1923 и 1925 гг. и позднее.
Вот фрагмент его письма от 28 сентября 1925 года:
«Осенью 1923 г. Лингвистич<еская> секция (Д. Н. Ушаков был ее председателем в Научно исследовательском институте языка и литературы. — О. Н.) об-ращ<алась> с просьбой к Ассоциации (имеется в виду Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук, сокращенно РАНИОН. — О. Н.) о возобнов<лении> соотв<етствующего> хо-дат<айства> о передаче из Главнауки в Институт материалов по словарю р<усского> л<итературного> яз<ыка>
<...>. Вскоре после кончины Вл<адимира> И<льи>ча (Ленина. — О. Н.) в Госиздате возникло намерение докончить и издать Словарь. Тогда по предложению Госиздата мною была представлена записка с изложением положения дела и сметой потребных для доведения работы средств. Теперь, осенью 1925 г., можно, по-видимому, с уверенностью сказать, что Госиздат своего намерения не собирается приводить в исполнение. В Лингвистической секции вторично ставили вопрос о возможности включить в число <... > своих работ — работу по завершению означ<енного> Словаря, секция вторично признала это желательным и обращается в Коллегию с просьбой изыскать возможности для передачи материалов Инст<итуту>. Это спасло бы их от возможной гибели <...>» (Архив РАН. Ф. 502. Оп. 3. Ед. хр. № 99. Л. 1-2).
После многочисленных обращений в вышестоящие инстанции Д. Н. Ушаков смог добиться того, чтобы ему позволили найти (!) затерявшуюся картотеку словаря и передать ее в ведение Коммунистической академии. Ученый, обследовавший эту запутанную, почти детективную историю, составляет акт, содержащий вопиющие факты (мы располагаем черновым автографом ученого):
«Я, нижеподписавшийся председатель Лингвистической секции Н<аучно-> Иссл<едовательского> Ин-<ститута> яз<ыка> и л<итерату>ры, командированный директором названного института, составил в присутствии секретаря колл<егии> того же института... и сотрудника Главнауки... настоящий акт в следующем:
Материалы для Словаря русского литературного языка, изготовлявшегося при Главнауке в 1921-23 г. и прекращенного по постановлению Колл<егии> Наркомпроса, состоящие из карточек, найдены ... и находятся в помещении Топливного отдела Наркомпроса <...> в комнате перед уборной на полу в полном беспорядке; карточки, частью в связках, частью не связанные, находятся в перекрытых ящиках, по словам технических служащих, этого материала было больше и при переноске его часть, неизвестно когда, исчезла. 5 / XII 925 г.» (Там же, л. 3).
Так удалось спасти от гибели уникальную картотеку. Но этого было недостаточно. Она не могла лежать «мертвым» грузом. В конце 1925 года после неоднократных попыток продолжить работу над словарем инициативу в свои руки взяла Коммунистическая академия, но и она в итоге оказалась равнодушной к этой идее. Позднее кар-тотеку2, по-видимому, перевезли в Ленинград для работы с ней группы словарников, занимавшихся изданием академического «Словаря русского язы-
ка», начатого еще в конце XIX века Я. К. Гротом и А. А. Шахматовым. Но едва ли она смогла удовлетворить новым социальным запросам в науке тех лет.
Так печально закончился проект создания первого словаря «советской эпохи», амбициозный замысел наподобие «Лярусса», идея, надо сказать, хотя и данная «свыше», но выполнявшаяся коллективом авторитетнейших научных работников (лингвисты, литературоведы, методисты, текстологи) и профессионалов словарного дела, которая, будь она доведена до конца, по праву могла бы войти в национальную и мировую культуру не только как уникальный лексикографический опыт, но и как редкий исторический факт, своеобразная «фотография» эпохи (см. подробнее о лексикографической практике 1920-1930-х гг.: [7]).
Кроме идеологических причин, были и другие. О них весьма корректно написал в свое время С. И. Ожегов. Он полагал, что «печальный конец этой работы имел глубокие внутренние причины. В качестве „новых" привлекались материалы из художественной литературы, главным образом предреволюционной поры. Рядом с Маяковским широко использовались материалы из символистов и дореволюционной лирики; наряду с выписками из М. Горького широко были представлены второстепенные произведения <...>. Понятно, что на этом разнородном материале, который по замыслу должен был быть собран с большой полнотой, трудно было обосновать и документировать семантику современного русского языка в революционную пору. Всем ходом вещей эта первая попытка была обречена на неудачу» [8: 161].
К сожалению, все попытки «реанимировать» словарь в 1924-1926 гг. не увенчались успехом и едва ли могли быть реализованы в стенах Академии наук с участием ее сотрудников, многие из которых уже тогда находились в идеологической опале. Но описанный опыт создания первого толкового словаря советской эпохи был только подступом к более серьезному, продуманному шагу — составлению «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова. Именно он стал эталоном лексикографической работы на долгие годы.
^^^ [лингвистические заметки]
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь и далее ссылки на архивные источники приводятся в круглых скобках.
2 В моей домашней коллекции сохранились перевязанные стопки фрагментов картотеки (частично издана: [4]) этого уникального словаря.
АРХИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ
1. Архив РАН (Москва). Ф. 502 (личный фонд Дмитрия Николаевича Ушакова).
2. СПбФ Архива РАН. Ф. 332 — Санкт-Петербургский филиал Архива РАН (личный фонд Василия Михайловича Истрина).
ЛИТЕРАТУРА
1. Гак А. В ту пору Ленин думал и об этом // Литературная газета. 18 янв. 1964 г. № 8 (4750). С. 2.
2. Левашов Е. А., Петушков В. П. Ленин и словари. М., 1975.
3. Мещеряков Н. Л. Ценная книга // Правда. 18 дек. 1940 г. № 349 (8395). С. 4.
4. Никитин О. В. Забытая картотека (из лексикографической практики 1920-х гг.) // Седьмые Поливановские чтения: Сб. ст. по матер. докл. и сообщ. конф. (Смоленск, 11-12 окт. 2005 года). Ч. 1. Социолингвистика. Лексика и фразеология. Лексикография. Проблемы методики. Смоленск, 2005. С. 209-220.
5. Никитин О. В. Забытые страницы русской лексикографии 1920-х гг. (предыстория «Ушаковского словаря») // Русский язык в научном освещении. 2004. № 1 (7). С. 195-228.
6. Никитин О. В. Из истории советской лексикографии 1920-х гг. (русский «Лярусс» и его создатели) // Scando-Slavica. 2004. T. 50. С. 23-46.
7. Никитин О. В. Очерки по истории русской лексикографии первой половины XX века (толковые словари): монография. Славянск-на-Кубани, 2012.
8. Ожегов С. И. О трех типах толковых словарей современного русского языка // Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи: Учеб. пособие для вузов. М., 1974. С. 158-182.
REFERENCES
1. Gak A. (1964) V tu poru Lenin dumal i ob etom. Literaturnaya gazeta, 18.01.1964, no. 8 (4750), p. 2. (in Russian)
2. Levashov E. A., Petushkov V. P. (1975) Lenin i slovari. Moscow. (in Russian)
3. Meshcheryakov N. L. (1940) Tsennaya kniga. Pravda, 18.12.1940, no. 349 (8395), p. 4. (in Russian)
4. Nikitin O. V. (2005) Zabytaya kartoteka (iz leksikograficheskoi prak-tiki 1920-kh gg.). Proceedings of the Sedmye Polivanovskie chteniya, Smolensk, 11-12.10.2005, vol. 1, p. 209-220. (in Russian)
5. Nikitin O. V. (2004) Zabytye stranitsy russkoi leksikografii 1920-kh gg. (predystoriya «Ushakovskogo slovarya»). Russkii yazyk v nauchnom osveshchenii, no. 1 (7), p. 195-228. (in Russian)
6. Nikitin O. V. (2004) Iz istorii sovetskoi leksikografii 1920-kh gg. (russkii «Lyaruss» i ego sozdateli). Scando-Slavica, vol. 50, p. 23-46. (in Russian)
7. Nikitin O. V. (2012) Ocherki po istorii russkoi leksikografii per-voi poloviny XX veka (tolkovye slovari). Slavyansk-na-Kubani, 2012. (in Russian)
8. Ozhegov S. I. (1974) O trekh tipakh tolkovykh slovarei sovremennogo russkogo yazyka. In: Ozhegov S. I. (1974) Leksikologiya. Leksikografiya. Kul'tura rechi. Moscow, p. 158-182. (in Russian)
[ хроника]
НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ СЕССИЯ «РОПРЯЛ — РУССКОМУ МИРУ»
Актуальные вопросы преподавания русского языка в полиэтнической среде обсудили участники семинара сессии «РОПРЯЛ — Русскому миру», который состоялся 24-25 ноября 2015 года в Ростове-на-Дону в Южном федеральном университете. В мероприятии, организованном Российским обществом преподавателей русского языка и литературы при поддержке фонда «Русский мир», приняли участие около 60 педагогов школ Южного федерального округа, а также преподавателей русского языка и литературы учреждений высшей школы.
Открыли мероприятие выступления депутата Законодательного собрания Ростовской области Е. И. Бессонова, а также исполнительного директора «РОПРЯЛ» Н. В. Бруновой. Научную программу мероприятия открыл круглый стол «Адаптация мигрантов в полиэтнической и поликультурной среде». Оживленную дискуссию вызвало обсуждение на круглом столе проблем несоответствия федеральных образовательных стандартов специфике многонационального контингента средних общеобразовательных школ с преобладанием учащихся, для которых русский язык не является родным. Работу семинара продолжили лекции, практические занятия и мастер-классы по вопросам преподавания русского языка в полиэтнической среде.
Второй день семинара был посвящен социолингвистическому аспекту функционирования русского языка в регионе, а также практике тестирования мигрантов по русскому языку.
Подробную информацию о семинаре можно прочитать на сайте РОПРЯЛ: http://ropryal.ru/2016/02/сессия-ропрял-русскому-миру/
