CC BY
63
МЫСЛИТЕЛИ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО
(3
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 5 (415).
Философские науки. Вып. 48. С. 95-101.
УДК 1.16
ББК 87.2; 87.3
ЗА ПОВЕРХНОСТЬЮ «КАПИТАЛА», ИЛИ О ПРОГНОЗАХ ФИЛОСОФСКИХ И НАУЧНЫХ
В. К. Шрейбер
Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
В понимании товара марксистская политэкономия склонна к редукции меновой стоимости к стоимости как мере труда. В первой части автор останавливается на особенностях Марксова обоснования трудовой теории стоимости и показывает, что решающим обстоятельством здесь явилось переосмысление концепции человеческой природы. Во второй части отмечается идеализующий характер закона стоимости и указываются те условия его истинности, которые были сняты последующим развитием общества и тем самым превратили Марксов прогноз в одну из возможных моделей динамики капиталистического способа производства. В связи с этим уточняются различия законов и принципов, а также верификации и фальсификации.
Ключевые слова: товар, меркантилизм, стоимость, «природа человека», прогноз, законы и принципы.
Если читать «Капитал» с установкой на безоговорочное принятие всего там написанного, то рано или поздно возникает один очень неприятный вопрос. Почему после семидесяти лет следования указаниям классика мы оказались не в мире процветания и гуманизма, а в каком-то межумочном состоянии перетягивания каната между государством и бизнесом — причём обе стороны не чураются возможности использовать как раз тех, кто занят трудом именно конкретным? Какой смысл скрыт в понятии абстрактного труда, который не является трудом ни слесаря, ни пекаря, ни вообще каким-либо определённым трудом? Если, с другой стороны, читать Марксову работу с целью её непременного осуждения, то вероятность того, что будет дана адекватная оценка теоретическим новациям Маркса и по достоинству оценён тип его рациональности, — вероятность этой возможности будет ещё меньше. Поэтому «Капитал»
надо читать критически — в стиле Канта, то есть стремясь уточнить возможности и границы истинности марксистского подхода к осмыслению предмета. Прошлые критики и нынешние защитники марксистского учения нередко трактуют его в духе единой и целостной доктрины, не давая себе труда разобраться в структурных и функциональных хитросплетениях его частей. И с этой точки зрения анализ теоретических ходов, реализованных в «Капитале», представляется актуальным и перспективным.
Я хочу остановиться, во-первых, на особенностях переосмысления Марксом идеи трудового происхождения стоимости и на основаниях отличий марксовой модели товара от той, что принята в вульгарной (и неоклассической) экономической теории. Во-вторых, указать условия истинности прогноза Маркса относительно падения нормы прибыли и поляризации интересов
в капиталистическом обществе и в связи с этим рассмотреть различия научного закона и философского принципа и место этого разграничения в Марксовой модели производства прибавочной стоимости. На этой основе будет обозначено возможное направление марксистских исследований отношений между трудом и собственностью в современном обществе. Акцент будет сделан на втором пункте, ибо методологические новации Маркса самым непосредственным образом проявились в особенностях концептуализации капитала.
1. Товар и его структура
Что такое товар с точки зрения рядового участника рыночных интеракций? Будучи спрошенным, он, скорее всего, ответит, что товар — это вещь, которую можно встретить в магазине и которая предназначена для удовлетворения какой-то нашей потребности: пара кроссовок, пачка сливочного масла или творога, айфон и т. д. Товары различаются, потому что потребности бывают телесные и душевные. Подумав, он добавит, что предметом обращения могут быть не только вещи, но и услуги — словом, всё, что имеет какую-то потребительную ценность и находится в дефиците. Чистота воздуха, которым мы дышим, определённо обладает потребительной ценностью, и поэтому квартиры, которые находятся рядом с промышленной зоной или дорожной магистралью, стоят меньше жилья, расположенного в парковом районе. У кого больше денег, тот при прочих равных условиях и будет жить около парка. От времени деньги не портятся, и на них можно купить всё что угодно. Надо, стало быть, копить деньги.
Учение, которое попыталось придать этим соображениям научную форму, получило название меркантилизма. Согласно этому учению важнейшим средством накопления является внешняя торговля. Как рекомендовал один из ранних адептов этой идеологии Томас Манн, следует «продавать иностранцам ежегодно на большую сумму, чем мы покупаем у них» [1. С. 24]. Ясно отсюда, что меркантилисты не могли не заниматься категорией меновой стоимости. И они выделили в товаре две стороны: потребительную стоимость и меновую: «вещи, — замечает Николас Барбон, — стоят как раз столько, за сколько их можно продать» [Там же. С. 30]. Меркантилисты поняли, что один товар, точнее, его материальное тело, может служить формой проявления стоимости другого товара. Но что является её источником? Барбон, медик, то есть выученик сословия, обладающего определённой аналитической подготовкой, улавливает,
что потребительная и меновая стоимости не равноценны: «ценность вещей зависит от потребности в них, а избыток товаров, который не может быть использован, не имеет ценности» [2. С. 29]. Вещь становится товаром благодаря своей потребительной стоимости. С этой констатации начнётся долгий путь развития экономической мысли, который во второй половине девятнадцатого столетия приведёт к теории предельной полезности.
Но для большинства тех, кто занимался экономическим анализом, идея полезности как основы товарообмена казалась слишком экстравагантной. Как сравнить полезности, скажем, бутылки виски и похода в оперу, чтобы послушать «Волшебную флейту» Моцарта? Оценки здесь совершенно субъективны. Если пять лож, рассуждает Стагирит, по своей стоимости равны дому, то должно быть их тождество по сущностям, ибо без такого условия они не могли бы относиться друг к другу как соизмеримые величины. Но какая сущность репрезентирует дом в выражении стоимости лож? Ясно, что потребности, удовлетворяемые этими предметами, слишком разнокачественны. Может быть этой сущностью является труд? Но в античном обществе усилия раба и свободного производителя остаются неравными по определению. И Аристотель заявляет, что такой сущности вообще быть не может, и прекращает анализ [3. С. 69].
Маркс был не первым, кто предложил формулировку закона стоимости. Классическая политическая экономия зафиксировала различие стоимости и меновой стоимости и предложила рассматривать труд как источник стоимости. «Стоимость всякого товара, — пишет Адам Смит, — для лица, которое обладает им и имеет в виду не использовать его или лично потребить, а обменять на другие предметы, равна количеству труда, которое он может купить на него или получить в своё распоряжение» [4. С. 38]. Новаторство Маркса состояло не столько в поведении различия между стоимостью и меновой стоимостью, сколько в строго теоретическом выведении закона товарного обращения.
Почему меркантилисты и homo economicus с улицы полагают, что товар состоит из потребительной и меновой стоимости? Потому что в этом своём убеждении они опираются на жизненный опыт (ведь известно же, что при необходимости «мы за ценой не постоим») и на очень специфическую — рождённую стихийным характером формирования буржуазного уклада — концепцию человеческой природы. Человек, как учила антропологическая мысль раннего Нового времени, есть природное
физическое существо, дитя природы. «Природа подчинила человечество двум верховным властителям — страданию и удовольствию. Только они указывают, что мы должны делать, и определяют, что мы будем делать. ... На словах человек может отрицать их могущество, но на деле он всегда остаётся подчинён им» [5. С. 587].
В этой своей декларации Джереми Бентам выразил то, что было общим местом в воззрениях Гоббса, Локка, литературного кумира Смита — Вольтера и многих других гуманитариев эпохи Просвещения; человек, с одной стороны, ориентирован на удовлетворение своих желаний, то есть потребностей. С другой стороны, для решения этой задачи он вынужден взаимодействовать с другими индивидами. Взаимодействие можно, конечно, осуществлять в форме насилия или войны. Но результатом будет отсутствие «трудолюбия», земледелия, судоходства, удобных зданий, знаний, ремёсел и литературы, и останутся, как уверяет Гоббс, лишь «вечный страх», одиночество, «беспросветные» тупость и нищета [Там же. С. 152].
Применительно к экономическим реалиям этот взгляд означал, что в товаре должны быть представлены потребительная ценность, соотносящая товар с индивидом, и меновая стоимость, репрезентирующая общественную связь и построенная на принципе разделения труда. Поскольку Смит принимал концепцию человека как природного существа и следовал эмпирическим традициям, господствовавшим в британской культуре со времён Гроссетеста и Рожера Бэкона, у него не было метафизических оснований сводить меновую стоимость данной вещи к качеству и количеству труда, затраченного на её изготовление. Более тесное знакомство с жизнью и другими работами шотландского мудреца, прежде всего с его «Теорией нравственных чувств», показывает, что решающим фактором здесь стали его нравственные и политические симпатии.
Маркс дополняет натуралистическую трактовку человека идеей неорганического тела. Следы интеллектуальной работы по критике, скажем так, «консюмеристской» (хотя в те времена этого определения не существовало) концепции человека просматриваются в рукописях 1844 г., когда после своих журналистских опытов в «Рейнской газете» он обратился к изучению политической экономии [6. С. 564-567]. Человек,— начинает своё рассуждение Маркс,— как и животное, живёт природой; он пребывает в процессе общения с природой, чтобы не умереть. Природа является неорга-
ническим телом человека и именно в том смысле, что она ещё не есть человеческое тело. И в этом своём качестве неорганическая природа служит «материей, предметом и — главное — орудием» человеческой жизнедеятельности. Соответственно, неорганическое тело человека можно определить как совокупность (или систему) искусственных, рукотворных органов человеческой деятельности.
Понятно, что хотя условиями жизни этого тела могут быть только законы природы, оно возникает и воспроизводится под влиянием воли и сознания — и главное — в деятельности. Производство этого тела и есть деятельность, материальная и духовная. Не менее понятно должно быть и то, что в этой деятельности человек связан с другими людьми — современниками и предшественниками. В деятельности находит своё выражение родовая жизнь людей. Деятельность, стало быть, является содержанием родовой жизни человека. Человек есть деятельное родовое существо. В гу-манитаристике классического периода социальная сторона человеческого существования мыслилась как следствие природной склонности к владению и в форме рыночного обращения. В диалектическом материализме Маркса социальная компонента человеческой жизни становится практикой. Суть человека образуют не потребности (и психологически понимаемые интересы), как это полагали многие натуралистически настроенные классики, а способности. Соответственно, марксизм трансформирует социальную сторону понятия товара.
2. Прибавочная стоимость и прогностика
Как государственная идеология марксизм рухнул потому, что оказался очередной общественной утопией, потому, что сделанные на его основе прогнозы разошлись с настоящим. Однако в суждениях о будущем нужно различать научные предсказания и философские гипотезы. Различие проистекает из особенностей абстрактных объектов науки и философии. Артикуляция различий между ними была заметным достижением советских философов конца 1970-х. В те времена эти различия были показаны на материале отношений между теоретическими схемами физиков и физической картиной мира. Тем не менее онтологический статус картины позволяет сделать шаг вперёд и перенести указанные различия в сферу философской прогностики [7. С. 123-135].
Отметим два момента: во-первых, теоретические схемы описываются языком законов, тогда как для описания философских моделей используется язык принципов. Второй — и связанный с первым —
момент состоит в том, что только теоретические модели поддаются фальсификации.
Закон есть существенное повторяющееся отношение. Повторяемость отношений между сущностями предполагает устойчивость тех факторов, что создают возможность данной связи. Иными словами, для того чтобы товары обменивались по стоимости, требуется ряд условий. К ним относятся свободный перелив рабочих рук и капиталов из одной отрасли производства, одинаковое органическое строение капитала в разных отраслях, ограничение экономических трансакций внутренним рынком и т. п. Одни условия лежат на поверхности, и они очевидны. Таково, например, равенство спроса и предложения. Уяснение экономического смысла других условий, напротив, предполагает известную рефлексию. Если, скажем, посредством прописки ограничить перелив рабочей силы из сельских регионов в города, это приведёт к такой структуре товарообмена между городом и деревней, при которой продукция села пойдёт по ценам, минимально поднимающимся над себестоимостью. В то же время промышленные товары будут продаваться по завышенным ценам. Таким между прочим образом сложился финансовый насос, который стал важной частью хозяйственного механизма для социалистической индустриализации [8. С. 123-127].
Соответствие научного закона действительности обеспечивается точной и исчерпывающей фиксацией условий его реализации. Их поиск забирает львиную долю сил и времени исследователей. Но от его результатов зависят надёжность теоретических предсказаний и возможность управления социальными процессами. Именно знание этих условий позволяет разделить все высказывания об исследуемых объектах на две группы: совместимые и несовместимые с теорией. Оно даёт знание класса потенциальных фальсификаторов. В отношении же принципа проверочная ситуация выглядит иначе. Условия истинности принципов остаются неясными. К тому же в одной и той же жизненной ситуации могут пересекаться несколько принципов сразу. Поэтому выбор нужного принципа определяется тем, что, следуя американскому правоведу Рональду Дворкину, можно назвать «весом». При столкновении конкурирующих принципов побеждает более «весомый» [9. С. 51; 10].
Ошибочно трактовать принципы как несовершенные законы. Законы непосредственно описывают некую модель. Хотя модель заведомо проще оригинала, она — мы это знаем точно — воспро-
изводит реальность по ряду её существенных характеристик. И если условия, зафиксированные теоретической схемой, присутствуют в самой реальности, реальность будет вести себя сообразно предписаниям теоретиков. С точки зрения обобщённости своего содержания принципы сходны с законами науки. Принципы отнюдь не произвольны, и в них фиксируется всё многообразие релевантного жизненного опыта. Но при этом принципы (по крайней мере, онтологические) мыслятся как отображения реальности, то есть формулируются как экзистенциальные утверждения. Экзистенциальные утверждения обладают алети-ческой модальностью, то есть поддаются оценке на истинность. Очевидное противоречие между универсальностью принципа и его экзистенциальным логическим статусом снимается за счёт размывания условий применимости принципа. Здесь многое ещё неясно. Каковы, к примеру, онтологические основы веса принципа? Тем не менее сказанного достаточно, чтобы увидеть разницу между предсказаниями «Капитала» и философской прогностикой.
В числе упрощающих условий, которые сознательно вводились автором «Капитала» при создании модели товарного производства и которые остались неснятыми при её дальнейшем усложнении, особенно примечательны два. Во-первых, это сведение всякого труда к труду простому и, во-вторых, ограничение экономических интеракций внутренним рынком. Оба эти условия приблизительно соответствовали тогдашним реалиям, и — что гораздо важнее — они были обязательны для грядущей поляризации социальной структуры и падения нормы прибыли. А именно на этом тренде строился вывод о грядущем коллапсе капитализма и пролетарской революции. Однако в последней трети XIX столетия социальная ситуация стала меняться. С одной стороны, быстро росла ценность умственного и квалифицированного труда (что ортодоксами было воспринято как формирование рабочей аристократии и в наши дни стимулировало рост националистических настроений). С другой, — возник финансовый капитал, и началась та гонка, которая в конце следующего века привела к созданию транснациональных корпораций. Оба этих процесса не только трансформировали социально-экономическую физиономию западного общества, но и подорвали основания Марксова прогноза, превратив заключения первого тома «Капитала» в одну из возможных моделей капиталистического развития [8. С. 125].
Очень правдоподобно, что Маркс улавливал методологические различия между социальной теорией и социально-философскими принципами. Прежде всего отметим, что ни Маркс, ни Энгельс не говорят о всеобщих законах исторического развития. Хотя они широко и без экивоков пользуются выражениями «экономические законы», «закон стоимости», «экономическая теория», собственную философско-историческую концепцию классики называют не теорией, а материалистическим пониманием истории. Можно, правда, возразить, что марксисты постоянно говорят о законах классовой борьбы. Но, как в письме Вейдемейеру отмечал сам Маркс, этот феномен не является общеисторическим; он связан с определёнными фазами исторического развития (что позволяет говорить об исчерпывающих условиях его реализации). Энгельс в одном из своих последних интервью подчёркивает, что социалисты «не намерены диктовать человечеству какие-то окончательные законы» [8. С. 563]. Эту свою и Маркса позицию Энгельс связывает с диалектико-материалисти-ческим взглядом на мир: «мы сторонники постоянного непрерывного развития». Иными словами, условия человеческих взаимодействий подвержены изменениям и, стало быть, вечных исторических законов не существует.
Проблема различий между социальной теорией и философией истории маячила на заднем фоне полемики Ленина и народника Михайловского в 1890-х гг. Николай Михайловский упрекал Маркса в том, что тот не дал описания законов истории: Монблан фактов как у Дарвина, но нет обобщения, соответствующего уровню дарвиновской концепции естественного отбора. Ленин и не собирается доказывать обратное. Ход его аргументации в какой-то мере совпадает с позитивистской трактовкой трёх стадий развития куль-
туры. Увлечение общими теориями исторического процесса (то, что позитивисты связывали с метафизической стадией духовного развития) есть, по выражению Ленина, «ребячество», связанное с неумением работать с фактами. Будущий лидер большевиков подчёркивает, что дарвинизм, или, в языке того времени, «трансформизм» не претендовал на объяснение всей истории образования видов, а только на то, чтобы поставить поиски этого объяснения на научную высоту. Аналогично материализм в истории претендует только на то, чтобы указать «единственно научный» приём объяснения истории [12. С. 144].
Каков же урок наших рассуждений о прогнозах, марксизме и принципах?
В исторической перспективе сегодня видно, что эволюционируют как содержание труда, так и его общественная форма. Но в теории зафиксировать оба эти процесса одновременно нельзя, ибо каждый из этих процессов обладает собственными внутренними источниками изменений. По-видимому, тут есть нечто похожее на соотношение неопределённостей Гейзенберга. Надо выбирать! Маркса интересовала механика эксплуатации, и содержательную сторону труда он представил как устойчивую и благодаря этому выявил механизм получения прибавочной стоимости. Но поскольку для диалектического материализма абстрактное и конкретное существуют в реальности и единстве, марксизм допускает и другую перспективу. Она предполагает акцент на внутренних различиях видов труда при отвлечении от динамики общественной формы производства. При таком подходе вперёд выходят личностные (субъективные) характеристики агента производства. И возможно, что особенно плодотворным здесь будет анализ отношений между простым, сложным и всеобщим трудом. Но это уже другая тема.
Список литературы
1. Манн, Т. Богатство Англии во внешней торговле, или Баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства / Т. Манн // Развитие метода политической экономии. — М. : Экономика, 1986.
2. Барбон, Н. Очерк о торговле / Н. Барбон // Развитие метода политической экономии. — М. : Экономика, 1986.
3. Маркс, К. Капитал. Т. 1 / К. Маркс // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 23.
4. Смит, А. Исследование о природе и причинах богатства народов / А. Смит. — М. : Изд-во социал.-экон. лит., 1962.
5. Бентам, И. Введение в основания нравственности и законодательства / И. Бентам // Антология мировой философии : в 4 т. — М. : Мысль, 1971. — Т. 3.
6. Маркс, К. Экономическо-философские рукописи 1844 года / К. Маркс // Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. — М. : Госполитиздат, 1956.
7. Шрейбер, В. К. Научная картина социального мира и социальная теория / В. К. Шрейбер // Теория и жизненный мир человека : коллектив. моногр. / отв. ред. В. Г. Федотова. — М. : ИФРАН, 1995. — 206 с.
8. Шрейбер, В. К. Несколько соображений в связи с попыткой «нового взгляда» на историю / В. К. Шрейбер // Социум и власть. — 2011. — № 3 (31).
9. Дворкин, Р. О правах всерьёз / Р. О. Дворкин. — М. : РОССПЭН, 2004.
10. Шрейбер, В. К. Диалектика: законы или принципы? / Р. О. Шрейбер // Актуальные проблемы диалектики (историко-философские аспекты) : тез. XIII ежегод. науч.-практ. конф. каф. философии РАН / отв. ред. Э. В. Гирусов. — М. : РАН, 2000. — С. 78-80.
11. Интервью корреспонденту «Le Figaro» 11 мая 1893 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 22.
12. Ленин, В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов / В. И. Ленин // Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 1.
Сведения об авторе
Шрейбер Виктор Константинович — кандидат философских наук, доцент кафедры философии, Челябинский государственный университет». Челябинск, Росиия. shreiber@csu.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2018. No. 5 (415). Philosophy Sciences. Iss. 48. Pp. 95-101.
BENEATH THE SURFACE OF "CAPITAL", OR ON FORECASTS, SCIENTIFIC AND PHILOSOPHICAL
V.K. Shreiber
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. shreiber@csu.ru
While understanding a commodity Marxian political economy is liable to reduce exchange value to value as measure of labor. In the first part the author makes the stop upon peculiarities of the Marx's justification of labor theory of value and shows that decisive circumstance here was a new apprehension of human nature. In the second part the idealizing character of law of value is considered and those conditions of its truth which were eliminated by further development of capitalist mode of production are marked. These alterations turned Marxian prognosis into one of the possible models of social development. This makes the context for explicating the differences between the scientific laws and methodological principles, and between falsification and verification correspondingly.
Keywords: commodity, Mercantilism, value, human nature, forecast, laws and principles.
References
1. Mann T. Bogatstvo Anglii vo vneshney torgovle, ili Balans nashey vneshney torgovli kak regulyator nashego bogatstva [England's wealth in foreign trade, or Balance of our foreign trade as a regulator of our wealth]. Razvitiye metodapoliticheskoy ekonomii [The development of the method of political economy]. Moscow, Ekonomika Publ., 1986.
2. Barbon N. Ocherk o torgovle [Essay about trade]. Razvitiye metoda politicheskoy ekonomii [The development of the method of political economy]. Moscow, Ekonomika Publ., 1986.
3. Marks K. Kapital. Tom 1 [Capital. Vol. 1]. Marks K., Engel's F. Sochineniya [Writings. Vol. 23]. Moscow, 1960.
4. Smit A. Issledovaniye o prirode i prichinakh bogatstva narodov [Research into the nature and causes of the wealth of peoples]. Moscow, 1962.
5. Bentam I. Vvedeniye v osnovaniya nravstvennosti i zakonodatel'stva [Introduction to the foundations of morality and legislation]. Antologiya mirovoy filosofii: v 4 tomakh [Anthology of world philosophy: in 4 volumes. Vol. 3]. Moscow, Mysl Publ., 1971.
6. Marks K. Ekonomichesko-filosofskie rukopisi 1844 goda [Economic-philosophical manuscripts of 1844] Marks K., Engel's F. Iz rannikhproizvedeniy [Engels From early wrttings]. Moscow, Gospolitizdat, 1956.
7. Shreyber V.K. Nauchnaya kartina sotsial'nogo mira i sotsial'naya teoriya [Scientific picture of the social world and social theory]. Teoriya i zhiznennyy mir cheloveka [Theory and the life world of man]. Ed. by V. G. Fedotova. Moscow, IFRAN, 1995. 206 p.
8. Shreyber V.K. Neskol'ko soobrazheniy v svyazi s popytkoy «novogo vzglyada» na istoriyu [A few considerations in connection with the attempt of a "new view" on history]. Sotsium i vlast' [Social life and power], 2011, no. 3 (31).
9. Dvorkin R. Opravakh vser'yoz [About Rights in earnest]. Moscow, ROSSPEN, 2004.
10. Shreyber V.K. Dialektika: zakony ili printsipy? [Dialectics: laws or principles?]. Aktual'nye problemy dialektiki (istoriko-filosofskie aspekty) [Actual problems of dialectics (historical and philosophical aspects): theses. XIII]. The theses of the XIII annual scientific and practical conference of the philosophy department of the Russian Academy of Sciences. Moscow, 2000. Pp. 78-80.
11. Interv'yu korrespondentu «Le Figaro» 11 maya 1893 goda [Interview to the correspondent of Le Figaro on May 11, 1893]. Marks K., Engel's F. Sochineniya [Writtings. Vol. 22]. Moscow, 1962.
12. Lenin V.I. Chto takoe «druz'ya naroda» i kak oni voyuyut protiv sotsial-demokratov [What are "friends of the people" and how they are fighting against the Social Democrats]. Lenin V. I. Polnoye sobraniye so-chineniy [Complete Woks. Vol. 1]. Moscow, 1967.
