CC BY
54
С. С. Беляков (Екатеринбург)
Южные славяне глазами московского славянофила: Путешествие И. С. Аксакова по славянским землям: май-август 1860
Летом 1860 г. выдающийся русский общественный деятель, видный представитель славянофильства Иван Сергеевич Аксаков совершил поездку по землям южных славян — Крайне, Далмации, Черногории, Хорватии и Сербии. Впечатления Аксакова от данного путешествия интересны не только сами по себе. Эти впечатления не могли не оказать влияние на представления Аксакова о славянском вопросе, об идее славянского единства, что в свою очередь не могло не наложить отпечаток на его деятельность.
Вторая половина 50-х гг. XIX в. стала одним из наиболее интересных и значительных периодов в деятельности русских славянофилов. Основные постулаты славянофильства были заложены еще в 1840-е (учение об особом предназначении России, о православии как истинной религии всех славян, об общине как особой форме организации славянских народов, теория «земли» и «государства» и т. д.) Однако эти идеи оставались достоянием сравнительно узкого круга московских интеллектуалов. И.Аксаков в 1856г. с горечью писал о том, что о славянофилах «в провинции и слыхом не слыхать, а если и слышат, так от людей, враждебных направлению» 2. Подобное положение дел ни в коей мере не устраивало славянофилов: «Все наши слова, все наши толки имеют одну цель педагогическую», — писал А. С. Хомяков, имея в виду необходимость «воспитания» общества в славянофильском духе3. Однако возможности для популяризации своих идей у славянофилов были крайне ограничены: к началу 1850-х в связи с новым ужесточением цензуры они практически потеряли возможность печататься4. Положение начало меняться после смерти императора Николая I и особенно после окончания Крымской войны. Ослабление цензурного гнета, обстановка ожидания преобразований и подготовка самих реформ создали относительно благоприятные условия для активизации общественной деятельности славянофилов. Уже в 1855 г. К. Аксаков и А. Кошелев направляют императору «записки», где излагают собственные взгляды на положение страны, на особенности развития русского народа, указы-
вают на необходимые, с их точки зрения, преобразования. А. Ко-шелев, Ю. Самарин и князь В. Черкасский составляют собственные проекты освобождения крестьян от крепостной зависимости. Двое последних принимают участие в работе Редакционных комиссий 5.
Другим, не менее важным, направлением деятельности славянофилов стала популяризация собственных идей. В 1857 г. К. Аксаков предпринял попытку издания еженедельной газеты «Молва»-. К сожалению, под давлением цензуры в январе 1858 г. ее издание пришлось прекратить. В 1856 г. начал выходить журнал «Русская беседа». Однако надежд на распространение и популяризацию славянофильских идей он не оправдал. Подписчиков было мало, журнал издавался в убыток, на деньги его редактора и издателя А. И. Кошелева6. «Коллеги по перу» из других литературных журналов устроили настоящую травлю славянофильского издания. А. С. Хомяков писал Ивану Аксакову, который с 1858 г. стал фактически главным редактором журнала: «„Беседа" не может существовать сама по себе, й причина этому очень грустная. Для нее нет в России читателя!»7 Но Иван Аксаков не оставил надежд на популяризацию в России славянофильских идей и с этой целью в 1858 г. приступил к изданию газеты «Парус». Однако цензура запретила ее уже на втором номере. Переговоры об издании новой газеты, подобной «Парусу», завершились неудачей. Эти события, а также смерть отца, известного писателя С. Т. Аксакова, ставшая тяжелым ударом для всей семьи, повлияли на решение И. Аксакова поехать за границу: «В 1860 г. не разрешают мне никакого издания, имея в виду воротиться со временем к редакторской же деятельности, я хочу воспользоваться досугом... Чтоб подготовить себя лучше к этой деятельности... Для этого командирую себя на год в чужие края» 8.
Выехав из Москвы в начале января 1860 г., Аксаков направился в Германию, где провел более 4-х месяцев, занимаясь подготовкой к переводу и изданию на немецком сочинений ряда славянофилов (в том числе и работ К. Аксакова) и ведя переговоры о переводе на немецкий всех номеров «Русской беседы» 9. Трудно сказать, когда у Аксакова окончательно сложилось намерение посетить славянские земли. В письме от 14 апреля 1860 г. Аксаков пишет матери о своих планах посетить Далмацию, Сербию, Кроацию (Хорватию) 10. Однако нет сомнения в том, что стремление увидеть славянские земли сложилось у него значительно раньше. Еще в июле 1858 г. он предлагал В. И. Ламанскому «съездить к славянам»: «Мне кажется, это было бы необходимо», — писал Аксаков Следует отметить, что собственно славянская тематика привлекала внимание славянофилов едва ли не со времени зарождения их учения. Еще на страницах «Московского литературного и ученого сборника» (1846-1847) и журнала «Моек-
витянин» появлялись статьи, посвященные истории и культуре славянских народов. В 1840-е гг. славянофилами были выдвинуты тезисы, легшие в основу их концепции истории славян: отличия православного греко-славянского мира от романо-германского, о мессианской роли славянства в современной истории Европы и др.12. В отдельных высказываниях славянофилов можно найти панславистские настроения, особенно заметные в годы Крымской войны13. Многие славянофилы (среди них, М. Погодин, Ф. Чижов, А. Гильфердинг и др.) посещали земли южных и западных славян. Важное место заняла славянская тематика в журнале «Русская беседа», где публиковались как посвященные ей произведения русских славянофилов и ученых-славистов, так и работы авторов из Сербии, Польши, Болгарии и других славянских земель. Особый интерес к славянской проблематике проявлял И. Аксаков, стремившийся популяризировать ее в русском обществе. Достижению этой цели призвано было способствовать издание газеты «Парус», в которой был создан специальный Славянский отдел. Более того, Аксаков планировал часть тиража «Паруса» выпускать на славянских языках, что должно было способствовать улучшению связей со славянскими странами14. Однако сам Аксаков жаловался, что он очень мало знаком даже «с топографией и историей славянских земель» 15. Ознакомление с ситуацией в славянских землях Габсбургской и Османской империй, безусловно, должно было способствовать подготовке к работе на посту редактора издания, подобного «Парусу» или «Русской беседе», к чему, как мы помним, готовил себя Аксаков. Следовало также завести деловые контакты с деятелями культуры и, по возможности, с политиками в славянских землях. Сам Аксаков писал на этот счет: «...задача моя упрочить дружеские связи со славянами и узнать поближе их дело и обстоятельства» 16. В данной работе мы не будем затрагивать проблемы деловых- связей, установленных Аксаковым в ходе поездки, поскольку она заслуживает особого исследования.
Основными источниками по данной теме являются дневник, который Аксаков вел во время поездки, и письма Аксакова к родным, писавшиеся также в ходе путешествия. Определенные сведения о впечатлениях Аксакова от поездки по славянским землям содержатся в его статьях, печатавшихся в газетах «День» (1861-1865), «Москва» (1867-1868) и «Москвич» (1867-1868). Однако они вторичны по отношению к письмам и дневнику и не содержат принципиально новых сведений17.
Письма из славянских земель и дневник были опубликованы в 1892 г.18. Дневник Аксакова, при всей ценности источника, предполагающего откровенность автора, имеет ряд недостатков. Дневник начинается с описания пути от Вены до Марбурга, т. е. с приближе-
ния Аксакова к южнославянским землям. Однако до конца путешествия он доведен не был. Последняя запись, относящаяся приблизительно к 17-18 июня, была сделана в Фиуме. Таким образом, пребывание Аксакова в Хорватии (2-я половина июня) и в Сербии (июль — начало августа) в дневнике не описаны. Дневниковые записи велись непоследовательно: сам Аксаков жаловался, что никак не может приучить себя записывать каждый день19. Структура дневника довольно хаотична: путевые заметки, этнографические зарисовки соседствуют с рассуждениями автора. В одних случаях описания быта, одежды и т. п. подробны (Черногория), в других практически отсутствуют (Хорватия). В дневнике только один заголовок «Хорвация», под которым описан визит Аксакова в Фиуме.
Письма Аксакова в откровенности не многим уступают дневнику, хотя в одном из писем Аксаков прямо указывает на то, что «многое и самое интересное» он не решается писать, опасаясь цензуры20. В ряде случаев (например, в оценке черногорского двора) суждения Аксакова куда менее резки в письмах, чем в дневнике. Следует отметить, что в письмах из Белграда содержится гораздо меньше информации о стране, чем в других письмах из славянских земель. В них, в частности, полностью отсутствуют этнографические описания. Во многом это связано с тем, что Аксакова все больше отвлекали от описания страны неутешительные известия о болезни брата, Константина Аксакова, и сообщения А. И. Кошелева, окончательно решившего прекратить издание «Русской беседы».
Знакомясь с суждениями Аксакова о славянах, следует учитывать незнание им славянских языков. Хотя еще 10 мая 1860 г. Аксаков сообщал, что начал учить сербский21, однако времени на его изучение не хватало. Сам Аксаков писал: «С Сербами говоря медленно и подделываясь друг под друга объясняемся кое-как» 22. Со словенскими интеллектуалами он предпочитал объясняться на немецком, с черногорским князем Данилой и с графом Поццо («горячим славянином»), по словам Аксакова, — на французском. Во время путешествия Аксаков, очевидно, говорил по-сербски и по-словенски, но лишь на уровне элементарных деловых фраз. Лишь в Хорватии он стал объясняться по-сербски «довольно свободно», так как местные патриотически настроенные интеллектуалы категорически отказывались общаться на немецком23. Однако читать на славянских языках он так и не научился и впоследствии не мог прочитать ни одной славянской газеты без перевода24.
Помимо языкового барьера для московского славянофила во многих случаях возникал и культурный барьер, отделявший интеллектуала Аксакова от «простого» человека. Так, Аксаков сетовал, что
в Черногории «не с кем слова сказать, да и не о чем, разве о прошлых подвигах, о том, сколько каждый убил турок на своем веку» 25. Таким образом, круг общения Аксакова ограничивался в основном местной интеллигенцией, относительно многочисленной в Хорватии, малочисленной в Далмации 26 и вовсе отсутствовавшей в Черногории.
Однако все это не уменьшает ценности данных источников, ведь для нас важно не столько соответствие действительности впечатлений Аксакова, сколько сложившийся в его сознании образ южнославянских народов.
В письме к родным от 15 мая Аксаков сообщает о маршруте своей поездки, который выглядел так: Вена — Лайбах — Клагенфурт — Триест — поездка по Черногории — Рагуза — Фиуме — Загреб — Белград 27. Хотя с самого же начала поездки Аксаков начал вносить в свой маршрут изменения, в целом, как мы увидим, он стремился не отклоняться от него. 18 мая Аксаков выехал из Вены и к вечеру прибыл в Марбург (Марибор) 28, где провел 2 дня. 21 мая он прибыл дилижансом в Клагенфурт, а оттуда 22 мая в Лайбах (Любляну), побывав, таким образом, в столицах Штирии, Каринтии и Краины. Из Лайба-ха Аксаков направился в Триест, где пробыл с вечера 24 по 27 мая. Впечатление от словенских земель у Аксакова сложилось, скорее, благоприятное. Правда, население Марбурга, за исключением нескольких словенских интеллектуалов (среди них были такие достаточно известные деятели словенского национального возрождения, как О. Цаф, Б. Раич, Д. Терстеняк), оказавших теплый прием московскому гостю29, было большей частью онемечено, а сельское население Штирии и Каринтии, хотя и сохраняло «славянский отпечаток», говорило на немецком 30. Зато в Крайне население не поддалось германизации: «Краина вся славянская, сплошь, так что народ почти не понимает немецкого языка, сохранил свою одежду и обычаи» 31.
Радовало Аксакова и сходство словенской и русской женской одежды, и языковая близость (верхне-краинское наречие показалось ему ближе к русскому, чем сербский и чешский языки) 32.
Из Триеста 27 мая Аксаков пароходом направляется в Рагузу (Дубровник), по пути делая остановки в портах далматинского побережья. Прибыв в Рагузу 30 мая, Аксаков встретился там с русским консулом К. Д. Петковичем и, воспользовавшись тем, что последний собирался с визитом в Черногорию, отправился вместе с ним. В тот же день они прибыли в принадлежавший Австрии Каттаро (Котор), а 31 мая — в Цетинье, где их принял тогдашний правитель Черногории князь Данило. Через день, 2 июня, Аксаков совершил поездку в Риеку-Црновича, вернувшись к вечеру в Цетинье.
Черногория после битвы при Грахово (1 мая 1858 г.) укрепила свое положение фактически независимого государства. Впечатления Аксакова от этой страны заслуживают особого описания. В середине XIX в. Аксаков попал в Раннее Средневековье. Глядя на князя, вершившего суд в простой рубашке, сидя на пне или камне, под деревом, в окружении толпы вооруженных черногорцев; на его неграмотных «сенаторов», на полное отсутствие документации, Аксаков представлял себе «двор Ярослава» 33. Традиционный уклад жизни черногорцев, отсутствие социального неравенства, моральный авторитет князя, чьи решения добровольно и беспрекословно (но не раболепно) принимались черногорцами, произвели благоприятное впечатление на Аксакова34. Отсутствие письменной литературы компенсировалось в Черногории развитием жанра героической песни. Аксакова поразило, что даже по мотивам современных ему событий черногорцы сочиняли песни, исполнявшиеся под аккомпанемент гуслей. Примечательно, что из всех слышанных Аксаковым в Черногории песен только одна была любовной, прочие — исторические и героические35. С симпатией относясь к традиционному укладу черногорцев (даже к тому, что все население страны, включая президента сената, воеводу Мирко и министра иностранных дел Иво Ракова, было неграмотным), Аксаков прохладно отнесся к появлению в стране элементов цивилизации: гвардии, административному делению, зачаткам бюрократического аппарата36, и резко враждебно — к элементам европеизации (см. ниже).
3 июня Аксаков вернулся в Каттаро, а затем — в Рагузу, где провел неделю (5-11 июня), после чего направился на пароходе в Триест, делая остановки в Сполато (Сплите) 12 июня, Себенико (Шибе-нике) 13 июня, Заре (Задаре) 14 июня. Несмотря на кратковременность своего визита, Аксаков успел заметить глубокий экономический упадок Далмации, самой отсталой части империи Габсбургов. В некогда богатом Дубровнике Аксаков не увидел ни одного нового здания — «только развалины и развалины» 37. К тому же страна была в значительной степени итальянизирована: так, в Заре даже одежда жителей показалась Аксакову похожей на «итальянско-неополитан-скую» 38. В городах господствовал итальянский язык.
15 июня Аксаков вернулся в Триест и в тот же день направился оттуда в Фиуме (Риеку). С этого времени датировка становится более затруднительной. Можно лишь с уверенностью сказать, что 16-25 июля Аксаков провел в Фиуме и Карловаце, с 26 июня по 4 июля он находился в Аграме (Загребе). В Хорватии местные интеллектуалы оказали Аксакову столь восторженный прием, что тому пришлось почти вдвое продлить свое пребывание в хорватских землях. Из За-
греба Аксаков направился в Белград, где пробыл с 6 по 20 июля. В период с 21 по 28 июля он совершил поездку по Сербии, посетив, в частности, Смедерево и Крагуевац. 28 июля — 7 августа Аксакова вновь в Белграде. Аксаков посетил Сербию спустя два года после того, как Свято-Андреевская скупщина покончила с олигархическим режимом уставобранителей и вновь призвала на престол «последнего юнака» Милоша Обреновича. Впечатления Аксакова от поездки в Сербию противоречивы. Он отмечает установившуюся в стране атмосферу страха, интриг: «...ссоры, вражды, наговоры, клеветы — здесь ежедневное явление», — пишет Аксаков 39. Он также пишет об установлении цензуры, отсутствии в Сербии нормальной общественной жизни40. Вместе с тем обстановка последних месяцев правления Милоша Обреновича связывается Аксаковым не с внутренними причинами, а с интригами европейских держав и просчетами русской дипломатии41. Поездка по Сербии (за пределами Белграда) произвела на московского славянофила весьма благоприятное впечатление. Отсутствие сословного деления, социальный мир и особенно характер отношений между народом и властью, когда власть была органично связана с народом, не являясь чем-то чуждым, навязанным ему извне, понравились московскому гостю: «Тут нет ни вражды, ни рабства, а свободное признание власти и отдание ей почета» 42. Надо сказать, что сербские дела имели для Аксакова, равно как и для других славянофилов, особое значение. Славянская православная страна, где к тому же не было ни аристократии, ни жесткой социальной стратификации, ни крепостничества, стояла несравненно ближе к славянофильскому идеалу, нежели Россия. Деятельность той же Свято-Андреевской скупщины они приводили в качестве примера образцовых взаимоотношений народа и государства, когда народ не входит «в чуждые ему подробности управления и внешнего устройства», но в случае необходимости может «повернуть руль», сменив старое правительство, и указать путь новому43. Как видим, Аксаков отнюдь не разочаровался в Сербии. Не исключено, что «сербские впечатления» впоследствии повлияли на возникновение у Аксакова идеи самоликвидации дворянства как сословия, что стало бы шагом в направлении слияния сословий в земстве 44.
7 августа Аксаков покинул Белград, 9 августа он прибыл в Ней-затц (Нови Сад), последний крупный город, посещенный им в славянских землях, оттуда вскоре он направился в Пешт, затем — в Вену. Так завершилось путешествие Аксакова по землям южных славян.
Главный вопрос, интересовавший Аксакова во время его поездки по землям южных славян — состояние славянского дела на Балка-
нах: уровень развития славянского самосознания, наличие представлений о славянском единстве, степень лояльности населения Габсбургам, отношение к России. Особое место занимала проблема славян-католиков.
Интересно отметить, в Черногории и Сербии Аксаков, очевидно, практически не задавался подобными вопросами. Тема славянского единства и отношения славян к России практически отсутствует в письмах из Сербии, и она очень слабо отражена в записях о Черногории. Думается, что это связано с тем, что в моноэтничных, православных странах, обладавших уже фактической независимостью (Черногория) или широкой автономией (Сербия), существование славянской солидарности не вызывало сомнений, а потому сама тема утратила здесь для Аксакова свою актуальность. Иное дело полиэт-ничные земли Габсбургов, где славянское население подвергалось к тому же германизации или итальянизации.
Процесс славянского возрождения развивался неравномерно, что не мог не заметить Аксаков. Наиболее медленно этот процесс шел в Далмации. К началу 1860-х многие далматинцы не имели ясного представления о своей национальной принадлежности45. Интересно, что даже слов «серб» и «хорват» применительно к далматинцам Аксаков не употребляет. Очевидно, в Далмации он их даже не слышал. «Сознание славянской народности [здесь все еще] слабо», — отмечает Аксаков 46. На пароходе, курсировавшем между Триестом и Дубровником, Аксаков не услышал «ни звука славянского», при том, что и пассажиры, и экипаж — все были далматинские славяне47. Сербский господствовал лишь в Каттаро и в Дубровнике48. Аксакова возмущала политическая индифферентность населения (особенно православного). Православных далматинцев он упрекает в «раболепии» и «трусости», возмущаясь тем, что они боялись даже построить новую церковь, опасаясь, что «Австрия косо посмотрит» 49. Отмечает он и большое число «изменников» (славян, служивших Австрии) в стране. «Далмации следует принять баню славянского духа», — заключает Аксаков 50.
Положение в Словении, особенно в Крайне, где словенский язык преподавался в большинстве начальных школ и население знало словенскую грамоту, показалось Аксакову относительно благополучным51. Однако сочувствие идеям славянского единства и антиавстрийские настроения он нашел лишь в узком кругу интеллектуалов, не составляющих большинства даже в духовный элите, значительная часть которой была настроена проавстрийски 52. У Аксакова сложилось впечатление, что словенцы, в целом, лояльны Австрии. Показателен следующий эпизод: один крестьянин, чей дом посетил Акса-
ков, желая угодить «господину», но, плохо разобравшись в том, кто перед ним, «уговорил баб» (очевидно, домочадцев) спеть для гостя песню... про императора Франца Иосифа, чем неприятно удивил ав-строфоба Аксакова 53.
Сознавая необходимость активизации деятельности словенских интеллектуалов, распространения влияния идей словенского возрождения Аксаков в разговоре с Терстеняком и Дафом, в ответ на их жалобы на невозможность опубликовать свои труды, предложил организовать Матицу Словенскую, наподобие уже действовавших чешской и хорватской 54. Предложение Аксакова было с энтузиазмом встречено его собеседниками в Марбурге и Лайбахе (но не в Кла-генфурте). Позднее Б. Раич подтверждал, что Аксаков «горячо агитировал за Матицу». Матица Словенская была создана четыре года спустя, в 1864 г. И. В.Чуркина полагает, что Аксаков оказал несомненное влияние на создание Матицы 55.
В отличие от Словении, в Хорватии Аксаков нашел не только развитое славянское самосознание («славянский дух»), но и выраженные панславянские и антиавстрийские настроения56. В 1859г. монархия Габсбургов потерпела поражение в войне с Францией и Пьемонтом. Как это нередко случается, поражение в сочетании с охватившим страну финансовым кризисом побудило правительство к реформам, начался так называемый «период конституционных маневров». Одновременно в стране начался новый подъем национальных движений. Малозаметный в Далмации, он вовсю проявился в Хорватии. Именно в это время А. Старчевич и Э. Квартерник начали печатать свои первые брошюры, где обосновывали идею хорватского суверенитета 57. Неприязнь хорватов к Австрии показалась Аксакову (человеку экспансивному) столь сильной, что в дневнике и в одном из писем он неопределенно намекает на возможность восстания в Хорватии58. Но основное место в деле освобождения и возможного объединения славян хорваты уделяли России. Аксаков не раз слышал подобные высказывания: «Не можем терпеть долее, приходите поскорее освободить нас. Вся наша надежда на Русь, на великую православную державу. Зачем Россия не возьмет всех славян под свое покровительство <...> мы (т. е. хорваты. — С. Б.) русские, мы хотим единства славянского,- — хотим ввести кириллицу, готовы все сделаться православными» 59. Надо сказать, что определенные прорусские настроения существовали у многих хорватских интеллектуалов (главным образом, в среде представителей иллирийского движения) еще 1840-е60. В 1860-м в Хорватии Аксакова окружила уже воистину русофильская атмосфера. На дружеских попойках, которые хорваты чуть не ежедневно устраивали в честь русского гостя,
беспрерывно звучало «Живео Рус», «Живео Москва»; пелись песни о русском царе («северним стрици» — северном дяде) и о Москве61. В последней, частично записанной Аксаковым с характерными русизмами, не меняющими, однако, смысл песни, примечательны следующие строки:
Москва, свята Москва,
<...............>
Славянство те чека,
Да ты всем нам будешь
Медина и Мекка!62
Симпатии к России проявлялись, в частности, в необыкновенном интересе к газете «Парус», что не могло не польстить Аксакову. Успех газеты был необыкновенный. Хотя до славянских земель дошла не сама газета, а лишь объявление о ее программе и содержании63. По словам Аксакова, с номером «Паруса» в руках он мог бы беспечно путешествовать по всей Хорватии64; слова — уредник (редактор) «Паруса» служили ему лучшей визитной карточкой65.
Отношение к России, как к дружественной всем славянам державе, где живет братский русский народ, существовало как в Хорватии и Черногории66, так и в Словении 67 и даже в среде православных жителей Далмации 68. А встреченные Аксаковым в Черногории представители герцеговинских повстанцев, направлявшихся за поддержкой к черногорскому князю, сочли своей обязанностью посоветоваться с русским консулом, хотя, очевидно, и не ожидали от него поддержки 6Э.
Вместе с тем у многих хорватов-собеседников Аксакова проглядывало удивление и недовольство по поводу того, что Россия пренебрегала своими «обязанностями» по защите славян70. Кроме того, сведения о России, получаемые из немецкой прессы и доходившего до Балкан герценского «Колокола», создавали у образованных хорватов весьма неблагоприятное впечатление о порядках в России, равно как и известия о закрытии «Паруса», о запрете носить традиционную русскую одежду и т. д.71. Надо сказать, что Аксаков в целом разделял недовольство своих хорватских собеседников. Через его письма и дневник красной нитью проходит идея о том, что Россия, по его мнению, проявляет преступное равнодушие к славянскому делу.
Пассивность русской внешней политики на Балканах (результат сложного внешнеполитического. положения России, в котором она находилась после Парижского мира 1856 г.) особенно остро ощущалась Аксаковым в связи с усиливавшимся там французским влияни-
ем. Аксаков отмечал, что политика Наполеона III, его «слава освободителя народов» вызывали у славянских народов надежду на то, что Франция поможет им избавиться от австрийского господства. Подобные настроения были распространены даже в Хорватии72. В Словении Аксакову прямо говорили о том, что желают «сделаться французскими подданными»73. Помимо политического Аксакова беспокоило и культурное влияние Запада. Наиболее заметно оно проявлялось при дворе черногорского князя Данило, где элементы европеизации резко контрастировали с традиционным укладом черногорцев. При дворе разговаривали на французском, несмотря на то, что сам князь, по мнению Аксакова, «плоховато» владел этим языком 74. Европейское влияние распространялось через княгиню (сербку из Триеста), ее наперсницу англичанку, которую Аксаков посчитал английской шпионкой, воспитанного во Франции племянника князя (будущего короля Черногории Николая) и особенно через придворного доктора, француза Тодески, исполнявшего (как Аксаков, очевидно, узнал от К. Д. Петковича) фактически роль министра иностранных дел и советника князя75. «„Ах, Франция — нет в мире лучше края" — вот что чувствуется при дворе», — писал Аксаков76. Французский вице-консул в Шкодере, одна из ключевых фигур в продвижении французского влияния в этих землях, был частым и желанным гостем в Цетинье77. Зато русский консул, по замечанию Аксакова, был принят князем довольно холодно78. Европейский уклад жизни двора (Аксакову пришлось, идя на прием, надеть фрак и белые перчатки, что показалось ему неуместным в Черногории), княжеский дворец, обставленный по-европейски, вызвали возмущение у славянофила: «Цивилизация, перенесенная на спинах черногорок!» —восклицает он, имея в виду, что мебель, ковры и т. п. были перенесены в Цетинье на плечах женщин, обычного в то время в Черногории транспортного средства, дополнявшего мулов и ослов79. В своем дневнике Аксаков осуждает и «неблагодарность» Данило, который в середине 1850-х отошел от традиционной прорусской внешнеполитической ориентации, установив контакты с Австрией и Францией80. Сложное положение Черногории, стремление добиться признания своей независимости у европейских держав Аксаков не считает достаточным основанием для оправдания подобной «измены».
Усиление европейского влияния, по мнению Аксакова, могло привести к разрыву между народом и властью (зачатки этого разрыва он увидел в Черногории). Оно же несло угрозу славянскому единству. На страницах дневника и писем практически отсутствуют упоминания о существовании противоречий между славянскими народами. Однако из этого вовсе не следует, что Аксаков их не заметил. В письмах
Аксаков дважды упоминает статью А. Гильфердинга «Историческое право Хорватского народа», подчеркивая ее необыкновенную важность для «здешнего славянства» 81. По инициативе Аксакова статья была переведена на сербский и отпечатана в 1000 экземпляров82. Эта статья представляет собой рецензию на книгу Эугена Квартерника «La Croatie et la confédération italienne», изданную им анонимно в 1858 г. в Париже. Книга Квартерника стала первым манифестов хорватских националистов, будущих основателей Хорватской партии права. В связи с этим реакция на нее русских славянофилов представляет особый интерес 83. В статье Гильфердинга выражено его несогласие с панхорватскими идеями Квартерника о включении в состав будущего хорватского государства словенских земель, а также Боснии и Герцеговины. Не соглашался он и с проевропейскими настроениями автора. Гильфердинг предостерегал хорватский народ от ссоры с «братьями-сербами» и от положения слуги, охраняющего чуждые, с точки зрения Гильфердинга, славянам интересы Европы. Пророчески звучат слова Гильфердинга о том, что осуществление планов воссоздания хорватского государства на основе т. н. «исторического права» и включение в его состав Боснии и Герцеговины поведет к неизбежному кровопролитию между сербами и хорватами. Гильфердинг осуждал надежды автора на помощь Европы в деле освобождения Хорватии, доказывая, что «спасения своего раздробленные славянские народы могут ожидать только от славянского единения и братолюбия84. Значение, которое Аксаков придавал этой статье, показывает не только его опасения по поводу европеизации хорватов, но и свидетельствует о том, что от внимания Аксакова не укрылось зарождение хорватских ультранационалистических идей и что он правильно оценил их опасность для славянского дела. Помимо статьи Гильфердинга, Аксаков принял решение перевести и отпечатать послание «К сербам» А. С. Хомякова, под которым подписались почти все видные славянофилы, в том числе и братья Аксаковы. Это послание считается своеобразным духовным завещанием Хомякова, в нем в сжатом виде изложены многие славянофильские идеи85. Интересно, что в послании «К сербам» содержится, в частности, предостережение от «гордыни» перед другими южнославянскими народами, которая может овладеть сербами, первыми завоевавшими независимость и восстановившими свою государственность. Увы, развитие в будущем идей великосербского национализма показало, что и на этот раз предостережение славянофилов было оправданным. Послание Хомякова, по словам Аксакова, было с восторгом встречено теми сербами, которых он с ним ознакомил, однако из-за местной цензуры отпечатать его непосредственно в Сербии не удалось86. Послание
было опубликовано Аксаковым уже в Лейпциге, в том же 1860 г. на русском и сербском языках.
В заключение необходимо коснуться еще одной проблемы, занимавшей Аксакова во время его путешествия по землям южных славян, — проблемы славян-католиков. В соответствии с одним из ключевых положений в мировоззрении большинства славянофилов православие является главным стержнем не только духовной, но и общественной жизни славянских народов. «Славянин вполне славянином вне православия быть не может» 87. Пример «изменившей славянскому делу» Польши служил лучшим доказательством. В этом отношении понятно беспокойство Аксакова по поводу сильных, на его взгляд, позиций католицизма в Далмации, где к тому же он отмечает антагонизм между православными и католиками88. Аналогичные опасения высказывал Аксаков по поводу ситуации в словенских землях, где дело славянского возрождения находилось в руках католического духовенства: «Здесь поддерживают народность славянскую католические аббаты, которые все славяне, говорят проповеди по-славянски, издают книги на славянском местном наречии, но эти друзья народности в то же время... ея злейшие враги, потому что подрывают существенные, внутренние начала славянства» 89. «Стоит ли поддерживать язык народа, чтобы сделать его совершенным латинянином по духу. Разве в этом народность?» 90 Хотя словенские собеседники Аксакова и соглашались с его аргументами против латинства, он вынужден был признать, что большинство словенского католического духовенства составляют «искренние католики»91. Однако хорватские впечатления Аксакова дали ему основания полагать, что проблема славян-католиков может быть успешно решена. В Хорватии Аксаков отметил не только отсутствие вражды между православными и католиками, преданность тех и других славянскому делу 92, но у неге сложилось впечатление, что православие даже в среде католиков пользовалось большим уважением, нежели католицизм: «...в некоторые праздники [православная] церковь бывает полна католиками из простого народа. По их мнению, греческое благочестие выше католического и святые наши могущественнее католических, молитвы попов сильнее» 93. Встретившиеся Аксакову католические священники были, по его мнению, «горячие славяне» 94. Почтения к папе, преданности престолу Св. Петра Аксаков в Хорватии не заметил. Напротив, авторитет католицизма показался ему слабым в сравнении с панславистско-проправославными симпатиями населения: «...все готовы быть православными для того, чтобы соединиться славянам всем вместе», — отмечал он95. Очевидно, превращение Хорватии в православную страну Аксаков считал вполне реальным.
Надо сказать, что еще в 1840 г. известный деятель хорватского национального возрождения, признанный лидер иллирийского движения Людевит Гай во время своего визита в Россию в записке, направленной М. П. Погодину, «выражал свою горячую приверженность православной церкви и кириллице и подчеркивал свое стремление объединить всех иллирийских славян на основе православия». Считается, что Гай писал подобные вещи из прагматических соображений — с целью получить помощь от России. Этим же объясняют некоторые его панславистские и отчасти прорусские высказывания96. Однако прием, оказанный Аксакову, широкое распространение русофильских настроений, о котором московский гость пишет в своем дневнике, на мой взгляд, не могут быть отнесены исключительно на прагматический расчет. Думается, что проблема отношения хорватов к России (отношение элиты, с одной стороны, и народа — с другой), динамика этого отношения требуют специальных исследований.
Как видим, в ходе своей поездки по южнославянским землям Аксаков не только получил веские доказательства в пользу идеи славянского единства, но и имел основания прийти к заключению о возможной мессианской роли России в деле освобождения славянских народов. Однако серьезные опасения вызывали у Акскова, с одной стороны, сильные позиции католицизма в ряде славянских земель, с другой — растущее в них влияние Запада. Противовесом ему могло бы стать усиление политического и культурного влияния России в славянских землях. А для этого необходимо было, по мнению Аксакова, во-первых, популяризировать славянский вопрос в самой России, где этот вопрос, как сетовал тот же Аксаков, интересовал в то время лишь узкий кружок славянофилов 97. Во-вторых, следовало всеми силами способствовать развитию культурных связей России со славянскими народами. Имея в виду решение обеих задач, Аксаков окончательно решает вернуться к изданию славянофильской газеты. Уже после посещения Краины Аксаков писал о необходимости «живого слова» из России для «здешних славян» 98. Позднее, 26 июня 1860 г. он пишет из Загреба: «Газету ради славян издавать необходимо, грешно не издавать. И я к тому всеми обстоятельствами призван теперь: я дал им честное слово, что буду всеми силами хлопотать о газете» 99. Вскоре после возвращения из поездки (зимой-весной 1861 г.) Аксаков приступает к хлопотам по организации новой газеты. К осени 1861 г. ему удается добиться разрешения издавать еженедельную газету «День», важное место в ней было отведено славянскому отделу. «День» стал поступать и в славянские страны, где быстро завоевал высокую репутацию и стал пользоваться устойчивым спросом 10°. К этому же периоду относится активизация деятельности
Московского славянского комитета, который, также во многом благодаря Аксакову, начал превращаться из небольшого кружка в достаточно многочисленную организацию101.
Таким образом, мы можем заключить, что поездка Аксакова по южнославянским землям не только оказала существенное влияние на его деятельность, но и в определенной степени способствовала дальнейшему развитию связей России с южнославянскими народами.
Примечания
1 Досталь М. Ю. Основные проблемы истории славян в журнале «Русская беседа» (1856-1860)// Исследования по историографии стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1991. С. 26.
2 Аксаков И. С. Письма к родным. 1849-1856. М., 1994. С. 457.
3 Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. М., 1911. Т. III. С. 212.
4 Досталь М. Ю. Основные проблемы истории славян... С. 27.
5 См.: Дудзинская Е. А. Славянофилы в общественной борьбе. М., 1983. С. 84-98,199-215.
6 Кошелев В. Алексей Степанович Хомяков. Жизнеописание в документах, в рассуждениях и разысканиях. М., 2000. С. 424.
7 Там же. С. 431.
8 Иван Сергеевич Аксаков в его письмах (далее — Письма. Т. III). М„ 1892. Т. III. С. 347-348.
9 См.: Там же. С. 379-427.
10 Там же. С. 417.
11 Переписка двух славянофилов // Русская мысль. 1916. № 9. С. 28. Впоследствии Ламанский воспользовался советом Аксакова и в 1862-1864 гг. совершил путешествие по славянским землям.
12 Досталь М. Ю. Основные проблемы истории славян... С. 26-27.
13 Досталь М.Ю. Славянский мир и славянская идея в философских построениях и практике ранних славянофилов // Славянский альманах 2000. М„ 2001. С. 89-94.
14 См.: Письма. Т. IV. С. 2-6.
15 Письма. Т. III. С. 437.
16 Там же. С. 459.
17 См.: Аксаков И. С. Сочинения. М„ 1886. Т. I.
18 См. Письма. Т. III. С. 433-478. Приложение. С. 107-153.
19 Письма. Т. III. С.448.
20 Там же. С. 464.
21 Там же. С. 437.
22 Там же.
23 Там же. С. 458.
24 Цимбаев Н. И. И. С. Аксаков в общественной жизни пореформенной России. М„ 1978. С. 78.
25 Письма Т. III. С. 442.
26 Письма Т. III. Приложение. С. 143.
27 Там же. С. 433.
28 При наличии двойных названий здесь и далее славянские названия будут даваться в скобках.
29 Письма. Т. III. Приложение. С. 108-110.
30 Там же. С. 111.
31 Письма. Т. III. С. 436.
32 Письма. Т. III. Приложение. С. 113-114.
33 Там же. С. 128-129.
34 Там же. С. 129.
35 Там же.
36 Там же. С. 128.
37 Там же. С. 137.
38 Там же. С. 121.
39 Письма. Т. III. С. 463.
40 Там же. С. 467-468.
41 Там же. С. 466-467.
42 Там же. С. 474.
43 См.: Русская беседа. 1859. Кн. 14. С. 145.
44 Цимбаев Н. И. Славянофильство (из истории общественно-политической мысли XIX века). М., 1986. С. 214-215.
45 Фрейдзон В. И. История Хорватии. Краткий очерк с древнейших времен до образования республики (1991 г.). СПб., 2001. С. 177.
46 Письма. Т. III. Приложение. С. 121.
47 Там же. С. 120.
48 Там же. С. 137.
49 Письма. Т. III. С. 450.
50 Письма. Т. III. Приложение. С. 138.
51 Там же. С. ИЗ, 116.
52 Там же. С. 116.
53 Письма. Т. III. С. 436.
54 Письма. Т. III. Приложение. С. 116-117.
55 Чуркина И. В. Русские и словенцы: Научные связи конца XVIII в. — 1914 г. М, 1986. С. 70-71.
56 Письма. Т. III. Приложение. С. 140,141,143.
57 Фрейдзон В. И. История Хорватии... С. 142.
58 Там же. С. 141.
59 Там же. С. 140.
60 Лещиловская И. И. Иллиризм: К истории хорватского национального возрождения. М., 1968. С. 178-180.
61 Письма. Т. III. С. 455, 456.
62 Там же. С. 455.
63 Там же. С. 434.
64 Там же. С. 453.
65 Аналогичное отношение к «Парусу», правда, в гораздо более узком кругу, Аксаков встретил и в Словении (см.: Письма. Т. III. С. 434-435).
66 Там же. С. 442.
67 Письма. Т. III. Приложение. С. 109-110.
68 Письма. Т. III. С. 446.
69 Там же. С. 444-445.
70 Письма. Т. III. Приложение. С. 140-141.
71 Там же. С. 141,142.
72 Там же. С. 142.
73 Там же. С. 110.
74 Письма. T.III. С.441.
75 Там же. С. 127.
76 Там же. С. 442.
77 Хитрова Н.И. Черногория в национально-освободительном движении на Балканах и русско-черногорские отношения в 50-70-х годах XIX века. М„ 1979. С. 121.
78 Письма. Т. III. С. 131.
79 Письма. Т. III. Приложение. С. 128. Правда, самому Аксакову чемоданы также несли черногорки.
80 Там же. С. 126.
81 Письма. Т. III. С. 464,469.
82 Там же. С. 469.
83 См.: Гильфердинг А. Собрание сочинений. СПб., 1868. Т. II. С. 153-165.
84 Там же. С. 165.
85 См.: Хомяков А. С. Полное собрание сочинений... Т. I. С. 373-404.
86 Письма. T.III. С.477.
87 Хомяков А. С. Полное собрание сочинений... Т. I. С. 382.
88 Письма. T.III. С.446,449.
89 Там же. С. 434.
90 Письма. Т. III. Приложение. С. 116.
91 Там же.
92 Письма. T.III. С. 454.
93 Письма. Т. III. Приложение. С. 143.
94 Письма. Т. III. С. 454.
95 Письма. Т. III. Приложение. С. 145.
96 Лещиловская И. И. Иллиризм... С. 178.
97 Переписка двух славянофилов. С. 3, 28.
98 Письма. Т. III. С. 446.
99 Там же. С. 458.
100 Цимбаев Н. И. И. С. Аксаков в общественной жизни... С. 79.
101 См.: Никитин С. А. Славянские комитеты. М., 1960. С. 43.
