Научная статья на тему 'Хорватская тема в русской общественной мысли 1830–1870-х гг'

Хорватская тема в русской общественной мысли 1830–1870-х гг Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
146
50
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Славянский альманах
ВАК
Область наук
Ключевые слова
ИЛЛИРИЙСКОЕ ДВИЖЕНИЕ / ILLYRIAN MOVEMENT / КАТОЛИЦИЗМ / CATHOLICISM / КРОАТИСТИКА / СЛАВЯНСКАЯ ВЗАИМНОСТЬ / SLAVIC MUTUALITY / ОБЩЕСТВЕННАЯ МЫСЛЬ / SOCIAL THOUGHT / НАЦИОНАЛЬНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ / NATIONAL STEREOTYPES / ХОРВАТСКО-РУССКИЕ СВЯЗИ / CROATIAN STUDIES / CROATIA-RUSSIA RELATIONS

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Ващенко Михаил Сергеевич

В статье исследуется процесс распространения знаний о хорватах в русской общественной мысли в 1830–1870-е гг. Используются материалы переписки, публицистики и научные работы в области кроатистики.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Croatian Theme in the Russian Social Thought of 1830–1870-s

This article is an analyses of the process of distribution of knowledge on Croatian people in the Russian social thought of 1830–1870-s. The author used data of private letters, political essays and researches in the field of Croatian studies.

Текст научной работы на тему «Хорватская тема в русской общественной мысли 1830–1870-х гг»

М. С. Ващенко (Москва)

Хорватская тема в русской общественной мысли 1830-1870-х гг.

В статье исследуется процесс распространения знаний о хорватах в русской общественной мысли в 1830-1870-е гг. Используются материалы переписки, публицистики и научные работы в области кроатистики.

Ключевые слова: иллирийское движение, католицизм, кроати-стика, славянская взаимность, общественная мысль, национальные стереотипы, хорватско-русские связи.

Хорватские исследования как в рамках развития славяноведения, так и в рамках публицистики до конца 1870-х гг. носили фрагментарный характер. Накопление знаний о славянах в первые десятилетия XIX в. проходило в основном благодаря описаниям путешественников, побывавших в славянских землях. Так, В. В. Броневский, морской офицер, участвовавший в операциях русского флота на Средиземном море в 1805-1810 гг., в своих «Записках» описал возвращение в Россию через славянские земли, в том числе через Хорватию 1. Хорватская история и культура стали предметом серьезного исследования в России только в последней трети XIX в. В настоящей работе мы обратимся к процессу становления знаний о Хорватии и хорватах в 30-70-е гг. XIX в., т. е. со времени формирования и утверждения отечественного славяноведения и до появления работ, которые можно рассматривать уже как достижения отечественной кроатистики 2. Источниками для нас послужили не только научные работы, затрагивавшие хорватскую тему, но и публицистические произведения, а также материалы переписки общественных и научных деятелей России, в которых отражены сведения о хорватах в тот исторический период.

В первой трети XIX в. в русских периодических изданиях появлялись отдельные статьи, знакомившие читателей с разными сторонами жизни славянских народов. В последующие десятилетия славянские сюжеты стали занимать в русских газетах и журналах различных идейных направлений большее место.

Первым периодическим славянофильским изданием был журнал «Русская беседа», издававшийся в Москве с 1856 по 1860 г.

Находилось там место и для хорватских сюжетов. Так, в 1858 г. в «Русской беседе» были опубликованы «Отрывки из писем о положении славян в Европе» известного русского историка, писателя и журналиста М. П. Погодина. Письма были адресованы министру народного просвещения России С. С. Уварову. Следует сказать, что сами письма датируются 1839 и 1842 гг. и не сразу стали достоянием общественности.

Оба письма Погодина содержат критику австрийской политики. В первом письме приводятся самые общие сведения об австрийских славянах, их численности, названиях их исторических областей, но основной упор делается на германизаторскую политику австрийского правительства. Как пишет Погодин, австрийцы в ущерб славянам покровительствовали даже мадьярам и итальянцам, в частности в языковом плане: «.. .в Славонии и Далмации отдается преимущество итальянскому» 3. Приводит Погодин и такой любопытный факт о «Кроации и Славонии» — там священнослужители не подвергаются презрению своей паствы, в отличие от других славянских областей, куда вчерашние семинаристы приезжают, не зная ничего о народе, вверенном их духовному окормлению. Случай с вышеназванными областями Погодин считает исключением 4.

Больше всего вопросов вызывает терминология автора, по крайней мере в отношении хорватов. В его арсенале нет единого этнонима, с помощью которого он определяет представителей этого народа. Им используются такие термины, как «хорваты», «кроаты», «далматы» («долматы») и «католические иллирийцы» (более всего сведений в первом письме имеется именно о них). Автор, повествуя о проявлениях национального возрождения у австрийских славян, сообщает следующее: «Католические иллирийцы имеют главное местопребывание в Аграме, где теперь одушевление является, так же как и в Пресбурге, в высочайшей степени, и оттуда электрически сообщается во все стороны, особенно на Славяно-Кроатскую военную границу, которая может, во всякую минуту, выставить от 80 до 100 тысяч войска. Душою этого движения есть Гай, который, в короткое время, произвел, говорят, чудеса своею типографией. Я слышал, что он обращался за помощью к Российской академии» 5.

Во втором письме Погодина от 1842 г. — еще большая путаница в терминах, хотя и больше информации о тех, кого предположительно можно было бы назвать хорватами. Он пишет, что «Мадьяры и Сербы, т. е. Хорваты, Славонцы и Далматы, пышут злобою друг против друга, — а между ними, по горячим углям, переступают

Австрийцы, и склоняются то на ту, то на другу сторону» 6. Здесь мы видим фактическое отождествление понятий «сербы» и «хорваты», а также «славонцы» и «далматы». О «хорватах» и «далма-тах», а также словенцах он пишет, что они занимают «южную и юго-западную часть Венгрии и отчасти Австрийской монархии», а также «имеют более средств (чем словаки. — М. В.), и славянство там во всей силе» 7. Здесь же, как и в первом письме, употребляется термин «иллирийцы», часть из которых, как пишет автор, «использует веру Греческую, другая Римскую». Погодин также приводит известие об «уничтожении имени иллиров в официальных бумагах и литературе» и о запрещении глаголической письменности в Далмации. Это все сведения о хорватах, которые содержатся в письмах Погодина.

Не оставил своим вниманием австрийских славян и редактор-издатель «Русской беседы» А. И. Кошелев. В 1857 г. он, как и Погодин почти за двадцать лет до него, совершил поездку по австрийским славянским землям, где познакомился с такими славянскими общественными и культурными деятелями, как В. Ганка, П. Шафарик, Ф. Миклошич, В. Караджич. Помимо личных впечатлений, Кошелев получал сведения и от М. Ф. Раевского, протоиерея русской посольской церкви в Вене и члена Московского славянского комитета. Все эти сведения легли в основу очерка А. И. Кошелева «Шесть недель в австрийских славянских землях», опубликованного в «Русской беседе» в том же году.

Автор очерка прежде всего обращает внимание на неимоверную степень разделенности австрийских славян, в чем он видит «главное препятствие к развитию и усилению их общей народности» 8. В качестве примера Кошелев приводит сербов и хорватов. Ему известен не только тот факт, что эти народы используют разные алфавиты — «одни употребляют латинскую азбуку, другие кириллицу», но он знает и о конфессиональном различии у них. Кошелев однозначно определился с терминами, в отличие от Погодина — у него нет «католических иллирийцев», «кроатов», «долматов» и тем более отождествления этнонимов «серб» и «хорват».

Кошелев обращается и к близкой ему как издателю теме — литературной жизни австрийских славян. Он пишет об «истинно радостном явлении», о стремлении славянских ученых и литераторов к объединению: «...хорваты... сближаются с сербами и уже много пишут по-сербски, будучи почти согласны принять кириллицу, употребляемую сербами» 9. По мнению автора, «слиться в одно тело —

вещь невозможная: для этого потребовалась бы... ломка и переина-чение существующих обычаев и учреждений каждого славянского народа», что в таком случае «могли бы исчезнуть и любовь к племени, и самостоятельность оного» 10.

Литературная жизнь хорватов нашла свое отражение и в очерке профессора Казанского университета М. П. Петровского «Библиографический обзор современной славянской журналистики в Австрии». Автор пишет о «борьбе между католическим взглядом кроатской или иллирской образованности с народно-православным сербским» 11. Петровский считает, что «загребская литература, связавшая свое настоящее с великим прошлым — с литературою Далматинскою, выказала более талантов или учености, нежели искренняя представительница православия — Белградская деятельность» 12. В качестве блестящего примера успешного развития хорватской образованности Петровский приводит деятельность Общества истории и древностей югославянских во главе с И. Кукулевичем-Сакцинским, стараниями которого было опубликовано множество исторических и литературных памятников. Именно развитие науки автор статьи считал гарантией славянского будущего.

Еще один ученый-славист, публицист, общественный деятель и дипломат, чьи работы публиковались на страницах «Русской беседы», — А. Ф. Гильфердинг. В 1860 г. был опубликован его отзыв на брошюру известного хорватского политического деятеля, одного из лидеров партии права 13 Е. Кватерника «Хорватия и итальянская конфедерация» («La Croatie et la confederation Italienne»). В самом начале Гильфердинг признает добросовестность автора брошюры, который на основании документов изложил «все права своего народа и все нарушения этих прав со стороны Австрии» 14. Более того, считает он, «автор доказал неопровержимо, что хорватский народ был искони полноправным и независимым; что он никогда не был подчинен Венгрии и только был соединен с ней добровольным признанием одних и тех же государей», и пишет о нарушении австрийским правительством всех условий, при которых хорваты еще в 1527 г. признали над собой власть династии Габсбургов 15. В то же время Гильфердинг осуждает позицию Кватерника, полагая, что «вопрос о народном праве хорватов теряет в его книге свое значение внутренней непреложности и низводит на степень вопроса о временной выгоде и удобства для Западной Европы» 16. Вызывает у ученого возмущение и отношение Кватерника к сербам, чьи права на Боснию и половину Герцеговины он отвергает, считая эти территории «неотъемлемой

частью хорватского государства», а также то, что лидер правашей обращает внимание исключительно на историческое право и отделяет хорватские интересы от общеславянских.

М. Ф. Раевский, настоятель посольской церкви в Вене, состоял в переписке с общественно-политическими, культурными и государственными деятелями из всех славянских земель (например, с Ф. Палацким, Л. Штуром, В. Караджичем, И. Гарашанином). Были среди его корреспондентов и представители русских образованных кругов, которые также не оставались в стороне от вопросов, касающихся жизни зарубежного славянства. Находилось в их письмах место и хорватским сюжетам.

Немало поводов говорить об австрийских югославянах, в том числе и о хорватах, дали революционные события 1848-1849 гг. в Габсбургской монархии. Об этом свидетельствуют письма графини А. Д. Блудовой (1812-1891), публицистки консервативного направления, писательницы, мемуаристки, а также основательницы учреждений церковного образования. Судя по письмам Блудовой, она была очень хорошо осведомлена об общественно-политической и культурной жизни хорватов. Так, она не обходит своим вниманием имя одного из идейных вдохновителей иллирийского движения Л. Гая и публикации в его газете «Шгеке пагоде поуте». Благодаря им Блудова получала сведения о происходящем в югославянских землях: «...вижу по Гаевой газете, что в Кроации начинают, наконец, сбор!» 17 (имеется в виду сбор средств на восстановление разрушенных в 1848-1849 гг. храмов в Воеводине); «во время войны видела в Гайевой газете, что между славянами много говорили о русских войсках, которых желали видеть» 18. В одном из писем Блудова признается в своих успехах в «изучении иллирийского языка», просит Раевского присылать ей все «замечательное», что «выходит в свет на сербском или иллирийском языках» 19.

Заключенное уже после окончания революции (в марте 1850 г.) соглашение между хорватскими и сербскими деятелями об использовании единого литературного языка и правописания тоже нашло свое отражение в «Народных новинах», где Л. Гаем были напечатаны материалы этого совещания. Это вызвало однозначное одобрение Блудовой: «Гай же. поспешил напечатать совещания филологов, о которых Вы писали. Умный человек этот Гай!» 20. На ее уважительное и в целом позитивное отношение к Людевиту Гаю повлияли и письма самого Раевского, его информация о том, что «равно его друзья и недруги говорят, что Гай ужасно много помог или сделал в дви-

жении хорватском — готовил умы и даже в решительную минуту

умел действовать» 21. Одним словом, это «человек с умом, с умением,

22

с терпением, и даже интриган»

А. Д. Блудова уделила внимание и сербско-хорватским отношениям во время революции 1848-1849 гг. Касаясь положения воеводинских сербов, страдавших от венгерских повстанцев, разрушавших православные церкви, Блудова выражает им сочувствие, но в то же время просит Раевского: «Уговорите, если можете, сербов не ссориться с другими славянами южными... » 23. Она сожалеет о разногласиях между Раячичем и хорватским баном Елачичем (который заслужил благосклонное отношение графини благодаря своему участию в подавлении венгерской революции), пишет о необходимости единства славян и, самое главное, о единстве славянского духовенства (как католического, так и православного). Блудова даже высказывает пожелание сербам и хорватам смотреть на свои две церкви, «как на две сестры, из которых одна вышла замуж за иностранца» 24. Однако Блудова, как нам представляется, видит компромисс между католической и православной церквами (точнее, между югославянскими мирянами Австрии), «окончание распрей» между конфессиями и их взаимоотношение в долгосрочной перспективе как поглощение хорватского католицизма сербским православием, т. е., по меньшей мере, отказ хорватов-католиков от их основных догматических установок, и серьезные уступки только с их стороны. К примеру, она интересуется у Раевского относительно убеждений, точнее степени радикализма этих убеждений, Й. Штроссмайера (который, между прочим, был сторонником сближения православных сербов и хорватов-католиков), «не фанатик ли он католицизма?» 25. Но позже, после ознакомления со статьями Штроссмайера, сомнения Блудовой развеялись: «Кой-кому можно бы заметить, что не все же католики фанатики, и не все кро-аты мерзавцы» 26. Она даже надеялась на то, что католицизм хорватов можно преодолеть с помощью свойственной им славянской веротерпимости. Унию, которая, как она сама отмечала, являлась изобретением папы для славян, Блудова рассматривала в качестве средства, которое бы сблизило даже не православных с католицизмом, а католиков с православием.

Как мы видим, труднее всего А. Д. Блудовой смириться с хорватским католицизмом. Так, в одном из писем, написанном уже после европейских революций и даже после Крымской войны, упоминая о приехавшем в Россию Е. Кватернике, она пишет: «Хочет

быть консулом, а он католик!» 27, подразумевая его желание поступить на службу в Министерство иностранных дел России. Тон Блудовой здесь вовсе не такой доброжелательный по отношению к инославным, как в предыдущих письмах, где затрагивалась «католическая» тема. В таком же духе выдержано и письмо Блудовой, написанное в конце 1861 г., которое посвящено планам Австрии, Англии и Франции ввести в Боснии и Герцеговине всеобщее избирательное право и таким образом «присоединить их к Далмации или Кроации... и подарить, таким образом, Австрии» 28. «Ваши кроаты и мадьяры будут поддерживать это» 29, — обращается Блудова к Раевскому, имея в виду хорватское и венгерское население Австрийской империи. Сама графиня оценивает перспективу присоединения Боснии к Хорватии (а следовательно, к Австрийской империи) следующим образом: «.это для православия, для сербов и черногорцев и для России — бедствие. Тогда католицизм и западные племена восторжествуют. предупредите славян православных, чтоб они держали ухо востро» 30.

Среди корреспондентов Раевского были и известные русские ученые, занимавшиеся и славянскими исследованиями, в частности А. Ф. Гильфердинг. О его интересе к хорватам свидетельствует обращенная к М. Ф. Раевскому просьба выслать ему сведения о Венгрии «с включением Хорватии, Военной Границы и воеводства», а также Далмации31. Ученый выражает желание «побывать у сербов и хорватов», встретиться с представителями местных образованных кругов (например, с сербом А. Вукомановичем, преподавателем Белградского лицея, и с хорватским политиком и ученым И. Кукулевичем-Сакцинским) с надеждой на успех в поиске интересующих его исторических материалов 32.

Об отношении Гильфердинга к хорватам косвенно свидетельствует его письмо Раевскому от 1862 г., посвященное награждению русскими орденами деятелей зарубежных славянских народов (Раевский просил Гильфердинга помочь ему в составлении списков награждаемых). Весьма любопытен тот факт, что ученый разделил всех претендентов на награды на три группы: «выходящих из ряда вон», «высшего и низшего разряда» 33. Хорватов в списке претендентов оказалось всего трое: И. Кукулевич-Сакцинский, ставший к тому времени великим жупаном загребским, филолог А. Мажуранич и журналист И. Ткалац, отнесенный к «низшему разряду». Сербских претендентов на ордена в списке Гильфердинга в два раза больше, чем хорватов: среди них «из ряда вон выходит» митрополит

Сербский Михаил (Йованович), человек, имевший репутацию русофила, реформатор сербского языка В. Караджич, профессор белградского лицея Я. Шафарик, доктор Суботич, один из лидеров сербского движения в Воеводине и в Хорватии, Г. Николаевич, священник православной церкви в Дубровнике, профессор богословия, редактор «Србско-Далматинского магазина», и один из основателей Сербской Матицы Й. Хаджич. Все (кроме митрополита Михаила) отнесены Гильфердингом к «высшему разряду». Как нетрудно заметить, сербов в списке больше не только в количественном отношении. Если среди хорватов только один облечен властью (Кукулевич), а двое других — представители интеллигенции, то среди сербов облеченные властью (в данном случае духовной) люди преобладают, кроме того, среди них есть представители сербского православия в Далмации, а из включенных в список хорватов нет ни одного представителя духовенства, все миряне, что вполне ясно свидетельствует о приоритетах Гильфердинга.

Среди ученых, переписывавшихся с Раевским, был В. И. Григорович, профессор Казанского и Новороссийского университетов. Он объездил всю европейскую часть Османской империи, побывал в Македонии, во Фракии, в Болгарии, а также в Далмации. Опубликовано несколько писем, отправленных им в 1846 г. из Дубровника, и, таким образом, мы имеем возможность познакомиться с впечатлениями лица не официального, но просто путешественника, находящегося в славянских землях. Конечно, «путешественник» Григорович не совсем обычный, что легко объясняется спецификой его работы, его профессиональной заинтересованностью: так, приехав в Дубровник, он ставит перед собой задачу «ознакомиться, хотя бы поверхностно, с рукописными памятниками славной дубро-вачкой литературы. Она чрезвычайно разнообразна и особенно богата поэтическими творениями» 34. Он пишет, что его «исключительным занятием» в Дубровнике стало «ознакомление с далматинскою литературою, которая большею частью в рукописях или в редких старых книгах» 35. Григорович получил доступ даже в библиотеку монастыря францисканцев. Ученому удалось приобрести одну из книг И. Джурджевича, знаменитого дубровницкого поэта XVII-XVIII вв. Отметив жанровое разнообразие далматинской литературы, Григорович выразил сожаление по поводу нового упадка, переживаемого ей в настоящее время, посетовал на то, что «...хранясь в рукописях или старых изданиях, она подвержена произволу людей, равнодушных к ней» 36.

Письма еще одного ученого-слависта, А. С. Будиловича, преподавателя Петербургской духовной академии, профессора Варшавского и Юрьевского (Дерптского) университетов, характеризуют уровень русско-хорватских связей в начале 1870-х гг. Его позиция по отношению к хорватам была неоднозначной. Так, в одном из писем он излагает свое видение ситуации вокруг загребского учительского съезда 1871 г., на который представители России были приглашены лишь в самый последний момент. И это решение, как он считает, было преднамеренным. Будилович отметил, что подготовка к съезду началась еще зимой 1870 г., были созданы комитеты по его организации, приглашения на съезд были разосланы в немецкие, итальянские, чешские, даже сербские газеты, но только не в русские. «Недаром же австрийское, правительство назначило съезду субсидию! Возможно ли бы это [было], если бы на съезд приглашены были русские? Невозможно служить славянству и австрийству — богу и мамоне!» — восклицает Будилович 37. В связи с таким отношением к России он считает необходимым более «не. навязываться гг. хорватам с услугами, которых, как видно, они собственно и не желают» 38. Негативное отношение автора к хорватам в этом письме очевидно.

Во время посещения Хорватии Будилович познакомился с Кукулевичем -Сакцинским, а также с известным историком, президентом Загребского университета, лидером Национал-либеральной партии Ф. Рачки. В его письмах есть сведения и о распространении в Загребе русской культуры: «Директор здешнего хорватского театра просил меня рекомендовать ему те русские пьесы, которые годились бы для поста[но]вки на загребской сцене, конечно, в переводе. „Ревизора" они имеют и будут его здесь разыгрывать» 39. В связи с этим Будилович просит Раевского прислать в библиотеку Загребского театра сочинения Островского, Грибоедова, Фонвизина и других русских авторов. Настроен автор письма совсем по-другому, чем это было в 1871 г.: «И между хорватами замечаю я теперь здесь очень дружелюбное отношение к русским, интерес к нашему языку и литературе. Стоило бы со временем подумать об устроении здесь наподобие устроенного Вами в Вене дарового обучения русскому

языку» 40.

Подводя итоги, можно сказать, что процесс «узнавания» хорватов в русском обществе в 30-70-е гг. XIX в. был достаточно сложным. Тем не менее четко видна положительная динамика этого процесса: если характерной чертой 1830-1840-е гг. еще была скудость сведений о хорватах, то во второй половине XIX в. хорватско-русские кон-

такты выходят на новый уровень, русским ученым и публицистам становятся известны многие стороны жизни хорватского общества. Можно с уверенностью утверждать, что этот первоначальный процесс накопления знаний о хорватах в русском обществе способствовал окончательному становлению и оформлению отечественной кроатистики в дальнейшем.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Броневский В. Путешествие от Триеста до Санкт-Петербурга в 1811 г. М., 1828. Ч. 1-2.

2 Первые серьезные работы, которые можно отнести к области чистой кроатистики, появляются в конце 1870 — начале 1880-х гг. Это труд Л. В. Березина «Хорватия, Славония, Далмация и Военная Граница», работы И. Н. Смирнова, посвященные средневековой истории Хорватии, и т. д.

3 Погодин М. П. Отрывки из писем о положении славян в Европе // Русская беседа. 1858. Кн. 1. С. 55.

4 Там же.

5 Там же. С. 69.

6 Там же. С. 76.

7 Там же.

Кошелев А. И. Шесть недель в австрийских славянских землях // Русская беседа. 1857. Кн. 4. С. 6.

9 Там же. С. 13.

10 Там же. С. 14.

11 Петровский М. П. Библиографический обзор современной славянской журналистики в Австрии // Русская беседа. 1859. Кн. 3. С. 77.

12 Там же.

13 Партия права («праваши»). Ее лидеры, Е. Кватерник и А. Старчевич выступали за воссоединение хорватских земель, за образование суверенного хорватского государства.

14 Гильфердинг А. Ф. Историческое право хорватского народа // Русская беседа. 1860. Кн. 1. С. 1.

15 Там же. С. 5-6.

16 Там же. С. 7-10.

17 Блудова А. Д. — Раевскому М. Ф., 19 мая (1 июня) 1850 г. // 1угословени и Русща. Документи из архива М. Ф. Раевског. 4080 година XIX века. Београд, 1989. С. 58.

8

18 Блудова — Раевскому, 5 (17 июля) 1850 г. // 1угословени и Русща... С. 50.

19 Блудова — Раевскому, 24 февраля (8 марта) 1850 г. // 1угословени и Руси]а. С. 62.

20 Блудова — Раевскому, 10 (22) апреля 1850 г. // Зарубежные славяне и Россия. Документы архива М. Ф. Раевского. 40-80-е гг. XIX в. М., 1975. С. 49.

21 Блудова — Раевскому, 24 февраля (8 марта) 1850 г. // 1угословени и Русща... С. 63.

22 Там же.

23 Блудова—Раевскому, 3 (15) декабря 1849 г. // 1угословени и Русща... С. 44.

24 Там же.

25 Там же.

26 Блудова—Раевскому, 7 (19) февраля 1850 г. // 1угословени и Русща... С. 49.

27 Блудова — Раевскому, 14 (26) февраля 1858 г. // 1угословени и Русща... С. 123.

28 Блудова — Раевскому, декабрь 1861 г. // 1угословени и Русща... С. 133.

29 Там же.

30 Там же.

31 Гильфердинг — Раевскому, 4 августа 1858 г. // Зарубежные славяне и Россия. С. 127.

32 Гильфердинг — Раевскому, 15 (27) сентября 1856 г. // 1угословени и Русща... С. 218.

33 Гильфердинг — Раевскому, 24 августа 1862 г. // Зарубежные славяне и Россия. С. 135.

34 Григорович — Раевскому, 26 июня (8 июля) 1846 г. // 1угословени и Руси]а. С. 235.

35 Григорович — Раевскому, 22 июля (3 августа) 1846 г. // 1угословени и Русща... С. 237.

36 Григорович — Раевскому, 26 июня (8 июля) 1846 г. // 1угословени и Руси]а. С. 236.

37 Будилович — Раевскому, 28 июня 1871 г. // Зарубежные славяне и Россия. С. 81.

38 Там же.

39 Будилович — Раевскому, 18 (30) февраля 1874 г. // Зарубежные славяне и Россия. С. 84.

40 Там же.

Vashchenko M. S.

Croatian Theme in the Russian Social Thought of 1830-1870-s

This article is an analyses of the process of distribution of knowledge on Croatian people in the Russian social thought of 1830-1870-s. The author used data of private letters, political essays and researches in the field of Croatian studies. Keywords: Illyrian movement, Catholicism, Croatian studies, Slavic mutuality, social thought, national stereotypes, Croatia-Russia relations.

#

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.