CC BY
331
Всеобщая история
УДК 94(497.1)"1947/..."
А. А. Костин
ЮГОСЛАВСКИЙ АСПЕКТ ГЕНЕЗИСА ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ*
В статье анализируются место и роль Югославии в становлении советско-американской конфронтации, выявляется влияние американской политики «сдерживания» на изменение отношений между Москвой и Белградом, характеризуется динамика югославской политики СССР и США в 1945-1949 гг.
This article examines the place and role Yugoslavia in the formation of the Soviet-American confrontation, reveals the influence of U.S. policy of Containment to change the relations between Moscow and Belgrade, characterizes the dynamics of the Yugoslavian policy of the USSR and the USA in 1945-1949.
Ключевые слова: СССР, США, Югославия, внешняя политика, советско-американские отношения, генезис Холодной войны, Балканы.
Keywords: The Soviet Union, United States, Yugoslavia, foreign policy, US-Soviet relations, the genesis of the Cold War, the Balkans.
1945—1949 гг. явились периодом становления конфронтационной модели послевоенного мира. Одним из камней преткновения в отношениях СССР и США стала Восточная Европа. Ключевое место в усилиях Москвы по консолидации блока своих сателлитов в этом регионе, равно как и в становлении и трансформации американской стратегии «сдерживания», заняла Югославия.
До конфликта в Коминформе югославская компартия была главной опорой политики Кремля на Балканах. Тесное сотрудничество с правительством И. Б. Тито давало Москве возможность воздействия на ситуацию в соседней Греции и геополитически важный выход в Средиземное море. В Белграде находилась штаб-квартира созданного в 1947 г. Информационного бюро коммунистических и рабочих партий. Югославские коммунисты первыми конституционно закрепили свою власть, став примером для коммунистов других государств Восточной Европы [1].
* Статья подготовлена в рамках выполнения Тематического плана научно-исследовательских работ ФГБОУ ВПО «Вятский государственный гуманитарный университет», проводимых по заданию Министерства образования и науки в 2010-2013 гг., регистрационный номер 5.1.10.
© Костин А. А., 2011
Военное руководство Соединённых Штатов рассматривало ФНРЮ потенциальным противником в вооружённом столкновении «западных демократий» с коммунистами. Стратегическая концепция, разработанная в Объединённом комитете начальников штабов армии США 18 июня 1946 г. на случай предполагаемой войны с СССР и получившая кодовое название план «Пинчер», исходила из того, что Кремль желает избежать большого конфликта в ближайшие несколько лет [2]. Наиболее вероятным спусковым механизмом вооруженного столкновения считалась агрессия со стороны советских сателлитов, в первую очередь Югославии. В учебных заведениях армии США слушателям внушали, что эта страна может стать инициатором будущего конфликта [3].
Американский внешнеполитический истеблишмент считал Югославию главным проводником советской политики. В «длинной телеграмме» госсекретарю 22 февраля 1946 г. поверенный в делах США в СССР Джордж Ф. Кеннан констатировал, что пропагандистская машина и практическая политика югославского правительства «предоставлены в распоряжение СССР» [4]. 22 октября 1946 г. Кеннан сообщил свою оценку югославского лидера американскому руководству в Вашингтоне. Он сравнил Тито с «охотничьей собакой, которая настолько хорошо обучена команде "к ноге", что нет никакой нужды в поводке» [5]. Внешнеполитические акции Белграда Белым домом и Госдепартаментом рассматривались как выполнение установок Москвы.
12 марта 1947 г. президент Г. Трумэн выступил со специальным посланием «О политическом положении в Греции и Турции», в котором были чётко обозначены новые принципы внешней политики США. В качестве главной причины появления доктрины Трумэна в исторической науке традиционно называется советский фактор [6]. Финансовая и военно-техническая поддержка Турции и Греции была предназначена для того, чтобы не допустить распространения советского влияния на юге Европы и в Восточном Средиземноморье. Доктрина являлась неотъемлемой составной частью стратегии «сдерживания коммунизма». Не последнюю роль в формировании идейной базы внешней политики Вашингтона на данном этапе сыграл учёт возможных сценариев развития отношений с югославским режимом. Прочные позиции коммунистической партии в Югославии и совпадение точек зрения ФНРЮ и СССР на основные международные
проблемы давали Вашингтону основания определять курс в отношении этой балканской страны в русле стратегии противодействия распространению советского влияния.
На поддержку Греции и Турции президент Г. Трумэн запросил у Конгресса 400 млн долларов. Он заявил, что без такой помощи невозможно противостоять иностранному вмешательству в Грецию со стороны её северных соседей — Албании, Болгарии и Югославии [7]. СССР в выступлении Трумэна не упоминался, очевидно, из соображений дипломатического такта. Кроме того, заявления о прямом советском вмешательстве в греческие дела требовали доказательств, а их не было. Иначе обстояло дело с северными соседями Греции. На сессии Генеральной Ассамблеи ООН, проходившей в сентябре — ноябре 1947 г., западным державам удалось провести резолюцию с осуждением Югославии, Болгарии и Албании [8].
За спиной греческих коммунистов действительно стояли просоветские режимы в соседних балканских странах. Главенствующее место в этой тройке занимала Югославия. Тито стремился стать лидером на Балканах путём «покровительства» над Тираной и включения Болгарии в югославскую федерацию в качестве седьмой республики. 9 июня 1946 г. с согласия советской стороны между ФНРЮ и Народной Республикой Албания было достигнуто соглашение о заключении договора о дружбе и взаимной помощи, а также были подписаны договор об экономическом сотрудничестве и соглашение о предоставлении Албании финансового кредита на сумму в 1 млн 200 тыс. американских долларов [9]. Однако летом — осенью 1947 г. между Москвой и Белградом возникли разногласия: развитие советско-албанских связей вызвало обеспокоенность югославской стороны, инициировавшей преследование промосковского крыла компартии Албании (Э. Ходжа, Н. Спиру) со стороны про-белградского крыла во главе с К. Дзодзе.
Стремление югославского коммунистического режима играть руководящую роль по отношению к другим балканским компартиям нарушало иерархическую модель создаваемого советского блока с одним центром в Кремле. Отсутствие единства в политике СССР и ФНРЮ в регионе могло привести к столкновению СССР с Западом из-за неосторожных действий Белграда. Сближение Югославии, Болгарии и Албании, с одной стороны, способствовало укреплению советского влияния на Балканах, но лишь при условии послушания Белграда Москве; с другой — провоцировало Вашингтон на ответные действия. СССР пытался избежать дальнейшего обострения без того непростых отношений с Западом. По словам А. С. Аникеева, «Кремль был весьма
чувствителен к изменениям в позиции Запада, который к концу 1947 г. был настроен на проведение решительной антикоммунистической политики на Балканах» [10]. Тито же не проявлял необходимой осторожности в деле оказания помощи греческим коммунистам, что явилось одной из причин его разрыва со Сталиным в 1948 г. [11]
7 августа 1947 г. был опубликован официальный протокол об итогах югославско-болгарских переговоров, результатом которых явилось согласование договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между двумя странами. Москва крайне неодобрительно отнеслась к обнародованию Белградом и Софией условий югославско-болгарского договора и к намерению И. Ти-то и Г. Димитрова подписать его до вступления в силу мирного договора с Болгарией [12]. В условиях продвижения Белым домом программы американской помощи Греции Кремль не желал обострять ситуацию на Балканах. Рост напряжённости в двусторонних отношениях в этом регионе мог предоставить администрации Трумэна дополнительные аргументы в пользу защиты предложенной им доктрины. 12 августа 1947 г. Сталин направил Тито телеграмму, в которой подчеркнул, что «своей торопливостью оба правительства облегчили дело реакционных англо-американских элементов, дав им лишний повод усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии» [13].
Эти опасения оказались обоснованными. Реакция Вашингтона на условия договора была однозначной — они рассматривались как угроза миру на Балканах. Американские обозреватели видели в этом соглашении угрозу для Греции и предполагали, что на переговорах обсуждались вопросы создания автономного македонского государства [14]. Наиболее вероятными последствиями сближения трёх балканских стран в США считали поглощение Албании Югославией, предъявление югославско-болгарской федерацией претензий на греческую часть Македонии и под этим предлогом прямое коммунистическое вмешательство в гражданскую войну в Греции.
Для ослабления влияния СССР американская сторона активизировала разведывательную деятельность в регионе и начала пропагандистскую борьбу против просоветских режимов. В декабре 1947 г. накануне католического Рождества Совет национальной безопасности США секретной директивой СНБ № 4-а главным компонентом политики в отношении СССР и его сателлитов, ведущим из которых на Балканах считалась Югославия, определил «психологическую войну». Это был первый официальный термин, бюрократический эвфемизм для обозначения пропаган-
ды, разведывательной деятельности и секретных операций [15].
Для сбора разведданных в Югославии американские спецслужбы пользовались прикрытием ЮНРРА [16]. Использование американской разведкой аппарата этой организации было настолько явным, что в 1946 г. югославские власти вынуждены были арестовать 10 работников ЮНРРА за разведывательно-подрывную работу в стране [17]. Во второй половине 1946 г. на югославскую территорию неоднократно проникали американские военные [18]. Пропаганду и сбор данных в ФНРЮ координировало посольство США в Белграде. Факты шпионажа были выявлены в октябре 1946 г., когда югославские власти раскрыли возглавляемую переводчиком посольства Милю-тином Стефановичем шпионскую сеть, собравшую для американцев обширную секретную информацию о югославских вооружённых силах, военных приказах и шифрах [19]. 31 декабря 1946 г. — 4 января 1947 г. в Белграде состоялся процесс по обвинению югославских граждан в разведывательной деятельности в пользу США. Восемь человек предстали перед Сербским верховным судом за предоставление служащим американского посольства секретных данных. Три человека были приговорены к смертной казни, остальные получили различные сроки тюремного заключения [20].
Сбор разведывательной информации был неразрывно связан с распространением в ФНРЮ информационных материалов, направленных на подрыв позиций нового режима. Американская разведка в ФНРЮ широко использовала различные культурные организации, в числе которых были югославское бюро американской информационной службы ЮСИС [21] и читальный зал американского посольства в Белграде, которые за проведение враждебной пропаганды и шпионской работы в сентябре 1946 года были закрыты югославскими властями [22]. Антиюгославская кампания велась с помощью информационного бюллетеня, выпускаемого югославским бюро ЮСИС. Он раздавался бесплатно, прямо на улицах, а также рассылался определённому кругу лиц. Посольство распространяло западные журналы, газеты, брошюры и другие печатные материалы на языках народов Югославии. В читальном зале устраивались общественные лекции и просмотр кинофильмов, запрещённых в ФНРЮ [23].
Наряду с идеологической борьбой и разведывательной деятельностью одним из методов «психологической войны» являлось проведение секретных операций. Последнее предусматривало создание за «железным занавесом» армий Сопротивления (по типу «лесных братьев» в Прибалтике) для проведения диверсий, саботажа,
подрывной деятельности и партизанской войны. Такое антисоветское подполье должно было формироваться из оппозиции, лиц, лишённых гражданских прав, разочаровавшихся интеллигентов, эмигрантов и не имеющих гражданства беженцев [24]. Планировалось, что в Югославии ядром антикоммунистического Сопротивления станут уцелевшие четники. Однако эти планы были во многом утопичны, первая же попытка организовать такое подполье в ФНРЮ провалилась [25].
Югославская политика Соединённых Штатов была неотъемлемой частью американской стратегии на Балканах и Ближнем Востоке, главной целью которой было «сдерживание» советского продвижения на подступах к Средиземному морю. К 1947 г. стала очевидной безрезультатность усилий Кремля пересмотреть режим черноморских проливов, добиться передачи Триеста в состав ФНРЮ или получить средиземноморскую базу для своего ВМФ. Доктрина Трумэна должна была продемонстрировать решимость Вашингтона сохранить средиземноморские коммуникации вне сферы влияния СССР.
Советский лидер оценивал политику поддержки греческих партизан после принятия программы американской помощи Греции и Турции достаточно реалистично. Говоря о перспективах греческого восстания, Сталин во время встречи с югославской делегацией 11 февраля 1948 г. довольно эмоционально заявил Э. Карделю: «Нет у них никаких шансов на успех. Что вы думаете, что Великобритания и Соединённые Штаты — Соединённые Штаты, самая мощная держава в мире, — допустят разрыв своих транспортных артерий в Средиземном море. Ерунда. А у нас флота нет. Восстание в Греции надо свернуть как можно скорее» [26]. Приведённое М. Джиласом заявление советского лидера подтверждается краткой записью заседания Политбюро ЦК КПЮ 1 марта 1948 г., на котором Кардель рассказал о приёме болгарской и советской делегаций в Кремле: «Сталин разговаривал с Димитровым грубо, как с комсомольцем... Критика в адрес Югославии была острее по содержанию». Советский лидер спросил югославов, верят ли они в возможность победы греческих партизан, и акцентировал внимание на югославской помощи греческим повстанцам: «То, что вы помогаете Греции. Если не верите в победу греческих партизан, тогда следует приглушить партизанское движение в Греции» [27].
Заявление Сталина Карделю, очевидно, было порождено двумя обстоятельствами. Во-первых, оно свидетельствовало об уверенности хозяина Кремля в бесперспективности любых попыток, за исключением военного вмешательства, принять участие в урегулировании греческого вопроса в пользу партизан. Военная поддержка Советским
Союзом или Югославией прокоммунистического движения в этой стране была чревата развязыванием войны между СССР и США, на тот момент обладавшими монополией на атомную бомбу. 21 апреля 1948 г. посол СССР в Белграде А. И. Лаврентьев беседовал об ухудшении советско-югославских отношений с помощником министра иностранных дел ФНРЮ А. Беблером. Советский посол «указал на то, что события, которые развиваются на Балканах и в районе Средиземного моря, настолько переплетаются с общемировой политикой, что любой неосторожный шаг может вызвать серьезные осложнения, тем более что англо-американцы стремятся к усложнению обстановки в этой части Европы... » [28].
Во-вторых, резкий выпад Сталина стал проявлением недовольства советского лидера излишне, по его мнению, самостоятельной политикой Тито на Балканах, разрушавшей образ СССР как лидера мирового коммунистического движения. Дипломатические неудачи советской делегации на заседаниях СМИД по вопросам Триеста, итальянских колоний, предоставления Советскому Союзу базы в Средиземном море и пересмотру режима черноморских проливов, а также вывод советских войск из северного Ирана воспринимались Белградом как проявление слабости. К 1948 г. югославский лидер, вероятно, разочаровался в способности Кремля отстоять интересы коммунистического движения на юго-востоке Европы и оказался перед выбором — смириться с готовностью Москвы идти на уступки или действовать более самостоятельно.
Оба лидера — и Сталин, и Тито, являясь приверженцами коммунистической идеи, руководствовались в первую очередь интересами своих стран. Будучи прагматиками, они прекрасно понимали возможные выгоды и угрозы текущего момента. После появления доктрины Трумэна практический подход вынуждал Сталина, понимавшего ограниченность своих ресурсов, проводить осторожную политику в отношении Греции ради утверждения контроля над Восточной Европой. Тито стремился обеспечить безопасность Югославии и своего режима, считая необходимым продолжение активной помощи греческим коммунистам. Призывы Кремля прекратить югославское вмешательство в гражданскую войну в Греции Белград мог расценить либо как предательство Советским Союзом югославских интересов, либо как хитрость Москвы, предпринятую с целью обмануть Тито и лишить его какого-либо влияния на Балканах. Исходя из этого югославский лидер делал вывод о своём праве проводить более самостоятельную политику.
В марте 1948 г. Белград спровоцировал гнев Сталина своей попыткой достичь компромисса с Западом по проблеме Триеста в обход Москвы
[29], когда Тито попытался провести ревизию мирного договора с Италией, «не консультируясь с правительством Советского Союза». Вечером 21 марта 1948 г. помощник министра иностранных дел ФНРЮ Беблер проинформировал временного поверенного в делах СССР в Югославии Д. М. Армянинова о решении югославского правительства заявить правительствам США, Великобритании и Франции о своей готовности разрешить вопрос о Триесте на базе известных договорённостей Тито — Тольятти [30] и заключить с итальянским правительством договор о дружбе и ненападении. При этом Беблер не попросил Армянинова узнать мнение правительства СССР. Тон заявления, сделанного помощником министра иностранных дел ФНРЮ, отличался от привычных югославских обращений за советом и помощью к Москве.
22 марта советский посол в Белграде Лаврентьев в разговоре с министром иностранных дел ФНРЮ С. Симичем холодно заметил, что Белграду следовало бы проконсультироваться по этому вопросу с Москвой. Однако уже в полдень того же дня югославское правительство официальной нотой «дало западным державам такой ответ, какой оно считало нужным и полезным для демократических сил в Италии» [31]. Этим югославы демонстрировали своё намерение проводить независимую от Кремля политику и стать самостоятельным субъектом международных отношений в балкано-средиземноморском бассейне. Такая позиция была обусловлена недовольством Белграда неспособностью советской стороны добиться передачи Триеста Югославии. В ответ правительство СССР заявило, что «оно не считает себя связанным Соглашением о взаимной консультации по важным международным вопросам вследствие нарушения Югославским правительством этого Соглашения» [32]. Последовал отзыв всех советских военных представителей из Югославии. Советское правительство не направило Тито поздравление с днём его рождения (25 мая) и заявило о необходимости переноса из Белграда Дунайской конференции [33].
Содержание и характер дипломатических отношений между Москвой и Белградом в первой половине 1948 г. [34] показывают, что Кремль сознательно шёл на ухудшение отношений с Югославией. Отчитываясь Белграду о состоявшейся 24 марта беседе с министром иностранных дел СССР, посол ФНРЮ в Москве В. Попович подчеркнул: «Молотов был очень зол. В таком тоне он никогда с нами не разговаривал» [35]. Жёсткость реакции Сталина преследовала цель преподать урок в назидание другим странам формировавшегося советского блока. Советский лидер был готов пожертвовать ФНРЮ ради укрепления контроля над остальной Восточной
Европой. Конечно, Сталин надеялся на то, что Тито потеряет власть и будет заменён лояльными Кремлю политическими фигурами. Однако югославский маршал не только удержал свои позиции в стране, но и усилил их, отчасти благодаря изменению американской позиции.
Разрыв между Тито и Сталиным, произошедший в июне 1948 г. [36], продемонстрировал возможность возникновения коммунистического национализма в Восточной Европе и вынудил Вашингтон внести значительные коррективы в концепцию национальной безопасности. Отдел планирования политики немедленно начал анализ ситуации, и уже 30 июня его глава Дж. Кен-нан представил доклад «Отношение правительства США к событиям в Югославии», который, по словам историка У. Мискэмбла, «определил американскую политику в 1949 г.» [37]
В первой части доклада Кеннан констатировал: «Вызов, брошенный Кремлю лидерами югославской коммунистической партии, поставил перед американской внешней политикой ряд новых вопросов». Признав возможность дальнейшей дезинтеграции советской зоны в ближайшем или отдаленном будущем, глава ОПП указал на необходимость использования Югославии для создания прецедента «особых» взаимоотношений между западными странами и государствами социалистического блока. Кеннан советовал действовать чрезвычайно осмотрительно. Подчёркивалось, что в отношениях с Югославией нельзя забывать, что она по-прежнему остается «коммунистическим государством, преданным идеологии враждебности и презрения к буржуазному, капиталистическому миру», а Тито в одночасье не превратился в «друга» [38].
Предупредив, что будет «непростительной ошибкой» для Запада считать Тито «другом» только из-за его неповиновения Кремлю, Кеннан подчеркнул, что разрыв имеет большую важность: «Новый фактор фундаментального и глубокого значения введен в коммунистическое движение демонстрацией того, что Кремлю может успешно бросить вызов один из его собственных фаворитов. Этим актом аура мистического всемогущества и непогрешимости, которая окружала кремлевскую власть, была сломлена. Возможность отступничества от Москвы, которая прежде была немыслима для коммунистических лидеров других стран, будет с этого времени присутствовать в той или иной форме в сознании каждого из них» [39].
Кеннан рекомендовал способствовать возникновению разногласий между Москвой и прокоммунистическими режимами восточноевропейских государств, избегая при этом двух крайностей. Во-первых, не заискивать перед Тито, так как Москва будет использовать любые факты, ука-
зывающие на желание задобрить лидера КПЮ, для того, чтобы возбудить отвращение к Западу внутри международного коммунистического движения и среди соратников Тито. Такая политика могла привести лишь к ослаблению позиций югославского лидера и созданию условий для отстранения его от власти, что сразу же резко ухудшило бы возможности для освобождения Восточной Европы от коммунизма. «С другой стороны, — предупредил Кеннан, — если западный мир будет слишком холоден с Тито... и не примет тех авансов, которые тот сделает для развития более тесных связей с Западом, это будет использовано Кремлём в качестве доказательства того, что коммунисты в других странах не имеют иной альтернативы, кроме как остаться с Москвой» [40].
Оптимальным вариантом Кеннан считал политику умеренности в отношениях с Югославией, посредством которой «Соединенные Штаты немного приоткроют для Тито дверь, через которую он сможет пройти, когда захочет». США должны приветствовать независимость Белграда, но необходимо отдельно подчеркнуть югославам, что внутриполитический режим в их стране «остаётся неприемлемым для нашего народа и что, пока этот режим продолжает существовать, югославско-американские отношения не смогут стать по-настоящему сердечными и тесными, как хотим мы». Если Белград станет искать более тесных отношений с Западом, то Соединенные Штаты «не будут препятствовать этому... при условии, что Югославия готова занять лояльную по отношению к нам позицию и сотрудничать в международных делах». Только в этом случае возможно заключение договоренностей между Западом и Югославией. Запад должен быть готов принять югославский режим и развивать нормальные отношения с ним, если югославы будут проводить независимую внешнюю политику [41].
Последнее положение обсуждалось в ходе американо-британских переговоров, состоявшихся в Лондоне 14—26 октября 1949 г., и было одобрено английской стороной. Документ, подготовленный главой Отдела планирования политики (ОПП) получил поддержку заместителя госсекретаря Р. Ловетта, а затем и главы внешнеполитического ведомства Дж. Маршалла. Доклад Кеннана был передан в Совет национальной безопасности как официальное мнение Госдепартамента. Уже 6 июля его положения были утверждены директивой СНБ № 18 и стали руководством к югославской политике Соединённых Штатов [42].
Тем не менее вскоре американское руководство подвергло сомнению реальность конфликта Сталина и Тито, посчитав его хитроумным ходом советского лидера, преследующего свои внеш-
неполитические цели. Поводом стала поддержка советской стороной югославской делегации в июле 1948 г. на Дунайской конференции в Белграде [43]. Причиной тому явилось совпадение интересов СССР и ФНРЮ как государств дунайского бассейна. Обе страны стремились зафиксировать в новой конвенции принцип приоритетности прав придунайских государств в определении режима судоходства по Дунаю. Этого было недостаточно для того, чтобы погасить остроту советско-югославских разногласий. Опасения Вашингтона оказались напрасными. К концу 1948 г. Кремль приступил к осуществлению попыток по отстранению Тито от власти. Была развернута пропагандистская кампания по осуждению «клики фашиста Тито», началась концентрация войск вдоль югославской границы и экономическая блокада страны. СССР прекратил все поставки сырья в Югославию и запретил странам Коминформа торговать с ней. Эти действия развеяли сомнения относительно реальности разрыва и серьезности положения Тито.
19 июля 1948 г. правительства США и Югославии подписали в Вашингтоне пакет соглашений, предусматривающих урегулирование вопросов национализированной в ФНРЮ американской собственности, югославских платежей за помощь Соединенных Штатов в рамках ленд-лиза и деятельности ЮНРРА, а также других денежных претензий между двумя странами. Министерство финансов США разморозило югославские активы в Соединенных Штатах. Соглашения стали результатом югославско-американских переговоров, проходивших в Вашингтоне с мая 1947 г. Хотя общие контуры соглашений были определены ещё 11 июня 1948 г., т. е. до появления резолюции Коминформа, советско-югославский конфликт ускорил их окончательное подписание. Выполнение этих соглашений позволило опальному югославскому режиму распоряжаться значительными денежными средствами, крайне необходимыми в условиях сокращения экономических отношений с СССР и его сателлитами. 13 сентября 1948 г. Государственный департамент объявил о получении от югославского правительства чека на 17 млн долларов [44], в то время как замороженные в США активы югославского правительства составляли почти 47 млн долларов золотом, ещё 13,8 млн долларов находились на счетах югославских компаний и частных лиц [45].
В ноябре 1948 г. руководитель европейского отдела Госдепартамента Дж. Хикерсон обратился к Кеннану с вопросом о возможности улучшения американо-югославского торгово-экономического сотрудничества вне зависимости от характера политических отношений двух стран [46]. Кеннан высказался за более активную поддержку режима Тито. В документе ОПП № 49
«Экономические отношения между Соединенными Штатами и Югославией» от 10 февраля 1949 г. рекомендовались шаги по ослаблению экономических ограничений против этой страны: смягчение американского лицензионного контроля, а также торговых и кредитных ограничений в отношении ФНРЮ [47]. Мотивируя необходимость этого, Кеннан подчеркнул, что «титоизм осуществляет разрушительную эрозию внутри сферы влияния Кремля» [48].
Руководитель ОПП выступил против любых попыток вынудить Тито ослабить государственно-политический контроль в стране, опасаясь, что это может подорвать власть югославского маршала. «Как бы мы ни относились к Тито, — объяснял Кеннан, — он теперь действует в наших интересах, эффективно атакуя советский империализм внутри коммунистической семьи. Тито, пожалуй, — наш самый ценный актив в борьбе за сдерживание и ослабление русской экспансии. Он должен иметь возможность своим вариантом коммунизма доказать, что восточноевропейская страна может выйти из-под контроля Москвы и при этом успешно развиваться». Наоборот, крах режима Тито позволит Коминформу указать, какова дальнейшая судьба тех, кто осмелится ослушаться Москвы [49].
Это вовсе не означало, что Соединенные Штаты соглашались закрыть глаза на югославскую поддержку коммунистических сил в соседней Греции. Американская политика в Югославии должна была балансировать между оказанием Тито поддержки, достаточной для того, чтобы предотвратить крах его режима, и продолжением применения давления, чтобы вынудить его прекратить поставки греческим партизанам [50]. 17 февраля 1949 г. Совет национальной безопасности принял документ СНБ № 18/2, подписанный президентом на следующий день [51]. Тем самым администрация США одобрила курс на смягчение контроля над американским экспортом в Югославию, преследуя цели сохранения этой страны вне сферы советского контроля и прекращения помощи греческим коммунистам со стороны Белграда.
Скорректированная политика Соединённых Штатов в отношении Югославии исходила из особого положения последней, ставшей изгоем в советском блоке, но сохранившей свой политический режим и приверженность коммунистической идеологии. Специфика нового внешнеполитического курса США заключалась в отказе от активного вовлечении Белграда в орбиту западного влияния. Его базисом стали постепенные, продуманные акты экономических послаблений без одобрения внутриполитического режима.
К концу 1949 г. балансирование между расширением торгово-экономических связей и со-
хранением давления на Белград с целью изменения его греческой и албанской политики принесло успех. Тито сохранил власть, несмотря на попытку переворота, югославское министерство иностранных дел начало публично выступать против СССР, а граница между Югославией и Грецией была закрыта, что явилось серьезным ударом по позициям греческих коммунистов [52].
По мнению Дж. Иатридиса, поражение прокоммунистических сил в Греции стало результатом комбинации внутренних и внешних факторов, в первую очередь американской поддержки греческого правительства, хотя раскол между ВКП(б) и КПЮ и прекращение помощи со стороны Югославии также нанесли весьма значительный урон коммунистам в Греции [53]. Парадокс заключался в том, что Тито свернул югославскую помощь греческим повстанцам под давлением американцев после разрыва со Сталиным, хотя последний добивался от него того же. Нежелание югославского лидера уступить требованиям Кремля и отказаться от борьбы за Грецию стало одной из причин разрыва отношений между Москвой и Белградом. После конфликта в Коминформе Соединённым Штатам с помощью изменения характера своих отношений с Югославией удалось подавить греческих коммунистов и прекратить гражданскую войну в Греции.
Разработанный в Отделе планирования политики новый внешнеполитический курс США был наиболее эффективным в сложившихся условиях. Однако аналитики руководимой Кеннаном структуры Госдепартамента несколько преувеличили последствия советско-югославского конфликта. 8 декабря 1949 г. Совет национальной безопасности принял документ СНБ № 58/2 «Политика Соединённых Штатов в отношении советских сателлитов в Восточной Европе». В нём были сформулированы возможности, возникшие перед США с учётом, как гласит документ, «урока Тито».
На основе выводов Отдела планирования политики президент Трумэн и другие члены СНБ пришли к заключению, что Соединённые Штаты с помощью идеологического наступления в политической и культурной сферах, а также экономического давления должны изживать из сознания политических лидеров восточноевропейских стран сталинскую догму о том, что страны-сателлиты не могут существовать без СССР. Путём косвенного, незримого воздействия американцы надеялись постепенно расширить «коммунистическую реформацию», начатую Тито: «Такое развитие событий может предположительно дойти до точки, когда в коммунистическом мире будут два оппозиционных друг другу блока — сталинская группа и нонконформистская фракция либо свободных союзников, либо объе-
динённых под лидерством Тито. Подобная ситуация в конечном итоге может дать нам возможность действовать на основе баланса сил в коммунистическом мире и незаметно содействовать развитию сотрудничества последних с Западом» [54].
Подобное предположение являлось слишком оптимистичным и оправдало себя лишь отчасти и уже после смерти Сталина, когда произошёл конфликт между Москвой и китайскими коммунистами. На рубеже 1940—1950-х гг. ни один из подконтрольных Кремлю режимов не осмелился ослушаться воли Москвы. Наоборот, Кремлю, благодаря показательному осуждению КПЮ, удалось укрепить свою власть в Восточной Европе. «Еретик» Тито вскоре принял активное участие в создании движения Неприсоединения, но оно не явилось результатом раскола в коммунистическом мире. Как показали дальнейшие события, надежды на расширение раскола были напрасны.
Более взвешенное суждение о последствиях конфликта в Коминформбюро было представлено ЦРУ. В меморандуме «Отношения стран-сателлитов с СССР и Западом», подготовленном 7 ноября 1949 г., разведывательное ведомство сообщало Совету национальной безопасности, что условия, позволившие Тито ослушаться Сталина, больше нигде в Европе не сложились [55].
Материалы разведки, начиная с первых донесений о югославских партизанах в 1943 г., позволили специалистам координационного центра спецслужб США проанализировать особенности установления контроля главы КПЮ над страной. Аналитики ЦРУ проявили глубокое понимание специфики режима Тито и развития его отношений с Кремлём: «Ключом к успешному выходу Тито из-под контроля Кремля является то, что (а) югославская компартия во многом создана им самим, (б) советская армия не оккупировала Югославию и не стала там охранителем власти Кремля, и (с) он с самого начала смог предотвратить проникновение сталинских агентов в его партию и государственный аппарат» [56].
Поправки, внесённые разведывательным управлением, были учтены в документе СНБ № 58/2. В нём признавалось, что «в настоящее время в советских сателлитах не существует условий, которые позволили бы им сейчас последовать примеру Югославии. Лидеры государств-сателлитов пришли к власти несамостоятельно. Большинство из них были навязаны Москвой с помощью Красной Армии и НКВД. Поэтому у этих лидеров нет такой национальной гордости, как у Тито и его сторонников. С самого начала партии и правительства сателлитов были наводнены сталинскими агентами, в результате чего любой заговор с
целью освобождения от контроля Кремля будет быстро обнаружен, изолирован и подавлен. Кроме того, информаторы и агенты есть также и в их армиях. И наконец, советские вооруженные силы размещены на территории стран-сателлитов или на их границах» [57].
Констатация подобных сложностей не лишала Вашингтон надежд на освобождение Восточной Европы от гегемонии Москвы. Совет национальной безопасности определил четыре метода достижения этой цели:
a. Добиваться вывода советских войск из стран-сателлитов на территорию СССР.
b. Стремиться к большей изоляции убеждённых сталинистов, чтобы оградить националистические элементы в партии от их влияния, лишить их широкой народной поддержки в государствах-сателлитах и в конечном итоге свести их власть к минимуму [58].
c. Критиковать сталинскую догму зависимости сателлитов от СССР и поощрять национализм.
с!. Всецело воздействовать на связи сателлитов с СССР экономическими силами, которые мы контролируем или на которые способны повлиять [59].
Второе и третье положения по смыслу перекликались с сообщением поверенного в делах США в ФНРЮ Дж. Кэбота. Это донесение было отправлено из белградского посольства в Государственный департамент двумя с половиной годами ранее, 15 февраля 1947 г. Тогда, за год до появления известной резолюции Коминформа, на кризисном этапе развития американо-югославских отношений Кэбот советовал государственному департаменту: «Важно не захлопнуть дверь перед лицом Тито и не оскорблять бессмысленно национальные чувства югославов. Я полагаю, наша политика в расчёте на длительную отдачу должна быть направлена на то, чтобы склонить югославское правительство быть восприимчивым прежде всего к желанию и потребностям людей, а не к советским директивам. Я думаю, что даже внутри существующего правительства есть потенциальные фракции, которые воспримут эту политику, если мы не будем безвозвратно отчуждать их» [60].
Поразительно то, что Кэбот выражал надежды на улучшение американо-югославских отношений не в результате потери коммунистами власти в Югославии, чего хотели бы в 1947 г. в Вашингтоне, а на основе способности КПЮ отказаться от следования указаниям советского руководства. Поверенный в делах Соединённых Штатов в Югославии, по сути, первым допустил возможность поддержки националистических сил в просоветских правительствах стран-сателлитов, в том числе коммунистов, ставящих свои национальные интересы выше воли Москвы.
Рекомендация Кэбота не была услышана в Вашингтоне. До раскола, возникшего между Москвой и югославскими коммунистами, аналитики Госдепартамента были уверены в том, что просоветские, коммунистические лидеры не могут действовать вопреки диктату Кремля и при этом сохранить свою власть и жизнь. Конфликт между КПЮ и ВКП(б) не только доказал обратное, но и породил в умах американской внешнеполитической элиты мысли о возможности усиления раскола.
Основополагающей предпосылкой советско-югославского конфликта члены Совета национальной безопасности считали то, что Кремль «недооценил твёрдый, непокорный нрав югославов и организационные способности Тито противостоять советскому нажиму... Чем больше росло советское давление, тем больше увеличивалось и югославское сопротивление, пока не произошёл открытый разрыв». Конфликт с Москвой не привёл к падению югославского лидера, а, наоборот, позволил ему ещё сильнее укрепить свою власть в стране. В документе говорилось: «По иронии судьбы нападки Кремля и Комин-форма лишь укрепили внутреннее положение Тито и его соратников и усилили народную поддержку его режима» [61].
Преувеличивая перспективы возникшего в коммунистическом мире конфликта, лица, ответственные за планирование американской внешней политики, взвешенно и объективно оценили возможности развития отношений Запада с Югославией: «Давайте не будем обманывать себя, думая, что Тито будет расположен к нам потому, что мы в стороне от ссоры в коммунистической семье. Лучшее, на что мы можем надеяться, — что Тито, преследуя собственную выгоду, будет вести двойную игру.» [62]
Оценивая результативность решений Совета национальной безопасности, принятых в рамках реализации доктрины «сдерживания», особенно документа СНБ № 58/2 «Политика Соединённых Штатов в отношении советских сателлитов в Восточной Европе», можно с уверенностью заключить, что они в конечном итоге привели к желаемому результату. Курс поощрения раскола в коммунистическом мире определялся Советом национальной безопасности лишь как «тактическая необходимость», которая не должна была затмить собой «основные долгосрочные цели — утверждение нетоталитарных политических систем в Восточной Европе». Эти стратегические цели были достигнуты через четыре десятилетия.
Но тактически новый курс оправдал себя лишь отчасти. Спустя четыре года, в 1953 г., начались антиправительственные выступления в ГДР, затем венгерские и польские события 1956 г., и
наконец, Пражская весна 1968 г. К этому можно добавить не относившиеся к восточноевропейскому региону советско-албанский политический конфликт и нарастание разногласий между СССР и КНР. Однако основной причиной подобных явлений в социалистическом лагере стали смерть Сталина и осуждение культа его личности новым советским руководством. Американцы могли лишь содействовать этим процессам, «поощрять» их с помощью идеологического воздействия, секретных операций и, частично, экономического нажима.
Таким образом, надежды на раскол коммунистического мира на приверженцев СССР и сторонников национального, самобытного варианта социализма, вышедших из-под контроля Кремля, стали просчётом американского внешнеполитического планирования. В документе СНБ № 58/2 речь шла о советских сателлитах в Восточной Европе. Ни один из них не осмелился последовать примеру Белграда. Лишь в Азии и то спустя десятилетие возникла схожая с советско-югославским конфликтом ситуация. Корректировка американской внешнеполитической стратегии хронологически совпала с приходом коммунистов к власти в Китае. Условия победы китайских коммунистов в гражданской войне были схожими с югославскими. В Китае не было советских войск, а Мао Цзэдун не был ставленником Москвы, пытавшейся в январе 1949 г. примирить КПК с Гоминьданом. Уже тогда, в феврале того же года, Кеннан рассчитывал на будущий советско-китайский конфликт [63]. Несмотря на это, до смерти Сталина, совпавшей с окончанием в США «эры демократов», единственной страной с коммунистическим правительством, находящимся вне контроля СССР, оставалась только Югославия.
Предпосылки и последствия конфликта между ВКП(б) и КПЮ выходили за рамки отношений двух стран. Советско-югославский конфликт был неразрывно связан с развитием всей системы международных отношений на этапе становления конфронтационной модели отношений между СССР и США. Для Кремля Югославия, бывшая до появления резолюции Комиинформа соратником, стала врагом. Подобная трансформация образа была использована Сталиным для назидания другим союзникам Москвы и консолидации советского лагеря. Для США, наоборот, Белград из главного проводника политики СССР превратился в инструмент ослабления советского влияния. По расчётам Вашингтона, Югославия должна была стать примером успеха построения национального варианта коммунизма без оглядки на Кремль. Со временем с помощью экономических рычагов и идеологического воздействия американцы намеревались усилить раскол в коммунистическом мире и в конечном итоге
лишить СССР контроля над Восточной Европой [64].
Советско-югославский конфликт не только изменил политику двух держав в отношении Белграда, но и внёс свою лепту в становление Холодной войны. Москва была вынуждена активизировать свои усилия по утверждению просоветских режимов в восточноевропейских странах. Вашингтон под влиянием югославских событий внёс коррективы в стратегию «сдерживания коммунизма». В конце 1949 г. Совет национальной безопасности принял решение о необходимости дополнить политику «сдерживания» СССР активными действиями, направленными на подрыв власти Кремля над Восточной Европой: «После окончания войны в Европе мы (а) сдержали продвижение советской власти на запад, по крайней мере, на время, на линии, идущей от Любека до Триеста, и (б) добились значительных успехов в развитии Западной Европы как силы, противостоящей коммунизму. Это оборонительные действия. Настало время уделить больше внимания наступлению и рассмотреть вопрос, не можем ли мы сделать больше, чтобы ликвидировать или, по крайней мере, сократить преобладающее влияние Советского Союза в странах-сателлитах в Восточной Европе» [65].
Причины конфликта между Кремлём и югославскими коммунистами в июне 1948 г. проистекали не из одних только разногласий между Москвой Белградом. Появлению резолюции Ком-информа также содействовало развитие советско-американских отношений в балкано-среди-земноморском регионе. Предпосылками конфликта традиционно считается недовольство руководства СССР попытками Тито взять в свои руки лидерство в коммунистическом движении на Балканах. Югославский маршал без предварительных согласований с советским руководством стремился к созданию тесного военно-политического союза Югославии, Болгарии и Албании под главенством Белграда. Кроме того, Тито продолжал оказывать помощь греческим коммунистам, несмотря на недовольство Сталина, внушавшего югославам, что без флота в Средиземном море формирующемуся советскому блоку не удастся установить свой контроль над Грецией.
Провозглашение и реализация доктрины Трумэна вынуждали Советский Союз, измотанный войной и занятый утверждением своего влияния в странах Восточной Европы, отказаться от продолжения помощи греческим повстанцам. Было принято такое решение Сталиным или нет, остаётся неизвестным. Тем не менее советский лидер требовал от югославов прекращения вмешательства в греческие дела. Тито же считал жизненно необходимой для безопасности Югославии победу коммунистов в Греции. Накопление разно-
гласий между Москвой и Белградом не могло не отразиться на югославско-советских отношениях. В результате, вкупе с отказом советского лидера согласиться на вхождение Болгарии в Югославскую федерацию и его недовольством установлением покровительства Белграда над Тираной, Тито лишался возможностей сделать Югославию лидером коммунистического движения на Балканах. Глава правительства ФНРЮ оказался перед непростым выбором: пожертвовать югославскими национальными интересами и капитулировать перед Сталиным либо проводить более самостоятельную политику, рискуя оказаться в международной изоляции. Тито избрал второе, но после гневной реакции Сталина получил возможность развивать отношения с Западом.
27 сентября 1949 г. Советский Союз денонсировал Договор о дружбе, взаимной помощи и сотрудничестве с Югославией. Между этим событием и предшествовавшим ему провозглашением доктрины Трумэна есть причинно-следственная связь. Очевидно, что американская помощь Греции и Турции, а спустя два с половиной года, после конфликта с Кремлём, и Югославии, во всех случаях имела одну и ту же цель — блокировать распространение советского влияния на Средиземноморье. Всё это показывает, что югославский фактор сыграл не последнюю роль в развитии всей системы международных отношений на этапе генезиса Холодной войны.
Примечания
1. Наиболее полно и систематизированно различные аспекты сотрудничества Москвы и югославских коммунистов в 1945-1947 гг. были изучены Л. Я. Ги-бианским в советский период его научной деятельности. См.: Гибианский А. Я. Советский Союз и новая Югославия. 1941-1947. М., 1987.
2. The Papers of Dwight David Eisenhower. Vol. VII. P. 1157-1159; Schnabel J. The History of the Joint Chiefs of Staff. Vol. I. Wilmington, 1979. P. 158.
3. Krieger W. American Security Policy in Europe before NATO // NATO: the Founding of the Atlantic Alliance and the Integration of Europe / ed. by F. Heller and J. Gillingham. N. Y., 1992. P. 120.
4. Foreign Relation of the United States. Diplomatic Papers. [Далее - FRUS.] 1946. Vol. VI: Eastern Europe; The Soviet Union. Wash., 1969. Р. 704; Kennan G. Memoirs: 1925-1950. Boston; Toronto, 1967. P. 555; Системная история международных отношений: в 4 т. События и документы: 1918-2003 / под ред. А. Д. Бо-гатурова. Т. 4: Документы. 1945-2003. М., 2004. С. 41; Длинная телеграмма Дж. Кеннана // Международная жизнь. 1990. № 11. С. 145; Кеннан Дж. Дипломатия второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана. М., 2002. С. 465.
5. Цит. по: Stephanson A. Kennan and the Art of Foreign Policy. Cambridge; L., 1989. P. 89.
6. Bostdorff D. Proclaiming the Truman Doctrine: The Cold War Call to Arms. College Station, 2008; Frazier,
R. Kennan, «Universalism», and the Truman Doctrine // Journal of Cold War Studies. Spring 2009. Vol. 11. Issue 2. P. 3-34; Gaddis J. L. Reconsiderations: Was the Truman Doctrine a Real Turning Point? // Foreign Affairs. 1974. № 52(2). P. 386-402; Ivie R. Fire, Flood, and Red Fever: Motivating Metaphors of Global Emergency in the Truman Doctrine Speech // Presidential Studies Quarterly. 1999. № 29(3). P. 570-591; Jeffery J. Ambiguous Commitments and Uncertain Policies: The Truman Doctrine in Greece, 1947-1952. Lanham; N. Y., 2000; Merrill D. The Truman Doctrine: Containing Communism and Modernity // Presidential Studies Quarterly. 2006. № 36(1). P. 27-37; Offner A. Another Such Victory: President Truman, American Foreign Policy, and the Cold War // Diplomatic History. 1999. № 23(2). P. 127-155; Калинин А. А. Первый «горячий» конфликт «холодной войны»: Греция в политике США и СССР в 1945-1949 гг. // Американистика: Актуальные подходы и современные исследования. Вып. 3 / под ред. С. Н. Белевцевой, М. А. Филимоновой. Курск, 2011. С. 202-219; Юнг-блюд В. Т. Дж. Ф. Кеннан и восстановление враждебного образа СССР в сознании американцев в 19461947 гг. // Образы и символы власти в русском искусстве: история и современность / отв. ред. Н. И. Поспелова. Киров, 2008. C. 103-107.
7. Public Papers of the Presidents of the United States, Harry S. Truman. 1947. Wash., 1963. P. 177-179, 239; История США. Хрестоматия: пособие для вузов / сост. Э. А. Иванян. М., 2005. С. 268; Системная история международных отношений. Т. 4: Документы. 19452003. М., 2004. С. 60.
8. Советский Союз в Организации Объединенных Наций. Т. 1. М., 1965. С. 272-274.
9. Восточная Европа в документах российских архивов: 1944-1953 гг. Т. I: 1944-1948 гг. / отв. ред. Г. П. Мурашко. М.; Новосибирск, 1997. С. 472-478; Советско-югославские отношения. 1945-1956: Документы и материалы. Новосибирск, 2010. С. 106111.
10. Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушёл: Югославия, СССР и США в начальный период «холодной войны» (1945-1957). М., 2002. С. 100.
11. Подробнее см.: Балканский узел, или Россия и «югославский фактор» в контексте политики великих держав на Балканах в XX веке. М., 2005. С. 274-284; Системная история международных отношений. Т. 3. С. 85-86.
12. Югославия в XX веке: очерки политической истории / отв. ред. К. В. Никифоров. М., 2011. С. 571572.
13. Цит. по: Гиренко Ю. С. Сталин - Тито. М., 1991. С. 325; Аникеев А. С. Указ. соч. С. 106.
14. Балканский узел. С. 275-276.
15. Grose P. Operation Rollback: America's Secret War behind the Iron Curtain. Boston; N. Y., 2000. P. 9496.
16. Администрация помощи и восстановления Объединённых наций (ЮНРРА - сокр. от англ. United Nations Relief and Rehabilitation Administration).
17. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 265. Л. 293об.
18. АВП РФ. Ф. 56. Оп. 9. П. 172. Д. 504. Л. 44; АВП РФ. Ф. 56. Оп. 9. П. 172. Д. 502. Л. 28; АВП РФ. Ф. 144. Оп. 6а. П. 9а. Д. 1. Л. 32.
19. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 265. Л. 293.
20. FRUS. 1947. Vol. IV: Eastern Europe. The Soviet Union. Wash., 1972. P. 744-746.
21. USIS (United States Information Service).
22. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 265. Л. 293об.
23. АВП РФ. Ф. 56. Оп. 9. П. 172. Д. 504. Л. 17-18, 19, 20, 21, 22, 24, 63-66; АВП РФ. Ф. 56. Оп. 9. П. 172. Д. 502. Л. 59-60; FRUS. 1946. Vol. VI. Р. 959-960.
24. Grose P. Op. cit. P. 94-96.
25. Heuser B. Covert Action within British and American Concepts of Containment, 1948-1951 // British Intelligence, Strategy and the Cold War, 1945-1951 / ed. by R. J. Aldrich. L., 1992. P. 72-73; Grose P. Op. cit. P. 152-154.
26.Джилас M. Лицо тоталитаризма. M., 1992. С. 130; Джилас M. Беседы со Сталиным. M., 2002. С. 207-208.
27. Советско-югославские отношения. 1945-1956. С. 226.
28. Восточная Европа в документах российских архивов. Т. I. С. 862.
29. АВП РФ. Ф. 202. Оп. 5. П. 110. Д. 1. Л. 31-33; Ф. 144. Оп. 8 П. 15. Д. 6. Л. 15-17.
30. В ноябре 1946 г. в Югославии состоялась встреча Тито с генеральным секретарём Итальянской компартии П. Тольятти, на которой обсуждался вопрос Триеста. По итогам переговоров было объявлено о возможности решения триестского вопроса на основе автономии Триеста под суверенитетом Италии при обеспечении «истинно демократического статуса» Триеста, который был бы гарантирован соответствующими заявлениями Италии и Югославии. См.: Советско-югославские отношения. 1945-1956. С. 63.
31. АВП РФ. Ф. 144. Оп. 8. П. 15. Д. 6. Л. 15-17; Ф. 202. Оп. 5. П. 110. Д. 1. Л. 31-33.
32. АВП РФ. Ф. 144. Оп. 8. П. 15. Д. 6. Л. 15; Ф. 202. Оп. 5. П. 110. Д. 1. Л. 31.
33. FRUS. 1948. Vol. IV: Eastern Europe. The Soviet Union. Wash., 1974. Р. 1073; Аникеев А. С. Югославия в европейской политике Великих держав в годы «холодной войны» (конец 40-х - начало 50-х) // Славяноведение. 1992. № 5. С. 66; Потехин А. В. Дипломатия США в Восточной Европе. 1945-1950 гг. Киев, 1991. С. 83.
34. Молотов - Тито, 31 января 1948 г.; Молотов -Карделю, 18 марта 1948 г., ЦК ВКП(б) - ЦК КПЮ, 27 марта 1948 г.; ЦК ВКП(б) - ЦК КПЮ, 4 мая 1948 г.; ЦК ВКП(б) - ЦК КПЮ, 22 мая 1948 г. // Советско-югославские отношения. 1945-1956. С. 211-212; 234-235; 245-249; 284-300; 307-309; и др.
35. Там же. С. 244.
36. Совещания Коминформа, 1947, 1948, 1949. Док. и материалы. М., 1998. С. 455-461; Dedijer V. The Battle Stalin Lost: Memoirs of Yugoslavia, 1948-1953. N. Y., 1971; Ulam A. Titoism and the Cominform. Cambridge, 1952.
37.Miscamble W. George F. Kennan and the Making of American Foreign Policy, 1947-1950. Princeton, 1992. P. 190.
38. FRUS. 1948. Vol. IV: Eastern Europe. The Soviet Union. Wash., 1974. P. 1079; The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. II: 1948. P. 317-318.
39. FRUS. 1948. Vol. IV. P. 1080; The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. II: 1948. P. 318.
40. FRUS. 1948. Vol. IV. P. 1080; The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. II: 1948. P. 318-319.
41. Miscamble W. Op. cit. P. 192; Mitrovich G. Op. cit. P. 37-38; Райкова В. А. «Доктрина сдерживания» в контексте политической философии и деятельности Дж. Ф. Кеннана (1930-1980-е гг.): дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2009. C. 193-195.
42. FRUS. 1948. Vol. IV. P. 1079.
43. Miscamble W. Op. cit. P. 193.
44. FRUS. 1948. Vol. IV. Р. 1093.
45. Ibid. Р. 1059.
46. Ibid. P. 1117-1118.
47. The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. III: 1949. P. 22-24; FRUS. 1949. Vol. V. P. 867-868.
48. The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. III: 1949. P. 18; FRUS. 1949. Vol. V. P. 866.
49. The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. III: 1949. P. 20.
50. Ibid. P. 20-22, 24.
51. FRUS. 1949. Vol. V. P. 868.
52. Miscamble W. Op. cit. P. 195; Mitrovich G. Op. cit. P. 38.
53. Greece in the 1940s: A Nation in Crisis / ed. by J. Iatrides. Hanover, 1981. P. 216-219.
54. FRUS. 1949. Vol. V. P. 51; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 220; Главный противник: Документы американской внешней политики и стратегии 1945-1950 гг. М., 2006. С. 230.
55. Miscamble W. Op. cit. P. 207.
56. FRUS. 1949. Vol. V. P. 49; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 217; Главный противник. С. 227-228.
57. FRUS. 1949. Vol. V. P. 50; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 218; Главный противник. С. 228-229.
58. По иронии судьбы этому начиная с 1956 г. способствовала политика десталинизации, проводимая Хрущёвым в странах Восточной Европы. Следующим шагом стало подписание 1 августа 1975 г. в Хельсинки Заключительного акта общеевропейского (с участием США и Канады) Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.
59. Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 223; Главный противник. С. 234.
60. FRUS. 1947. Vol. IV. P. 763-764; Потехин А. В. Дипломатия США в Восточной Европе. 1945-1950 гг. Киев, 1991. С. 79.
61. FRUS. 1949. Vol. V. P. 49; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 218; Главный противник. С. 228.
62. FRUS. 1949. Vol. V. P. 49; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 218; Главный противник. С. 228.
63. Глава Отдела планирования политики 10 февраля 1949 г. написал государственному секретарю о влиянии «отступничества» Тито на отношения китайских коммунистов с Москвой: «Его бунт может создать превосходные условия или даже привести к кризису между Коммунистической партией Китая и Кремлём. Мао Цзэдун пришёл к власти в Китае вне зависимости от Красной армии, и Мао может быть уже заражён вирусом Тито ». The State Department Policy Planning Staff Papers. Vol. III: 1949. P. 18; Hixson W. George F. Kennan: Cold War Iconoclast. N. Y., 1989. P. 85.
64. FRUS. 1949. Vol. V. P. 53, 24; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. P. 222. В русском переводе: «курс, направленный на взращивание отступников в коммунистическом мире». См.: Главный противник. С. 233.
65. FRUS. 1949. Vol. V: Eastern Europe; the Soviet Union. Wash., 1976. P. 43, 21; Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950 / ed. by Th. Etzold and J. L. Gaddis. N. Y., 1978. P. 212; Главный противник. М., 2006. С. 221.
