CC BY
34
ЮГО-ВОСТОЧНЫЙ КАСПИЙ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX века
О.А. Никонов
Аннотация. Статья посвящена процессу формирования одного из приоритетных направлений внешней политики Российской империи на Среднем Востоке. Автор считает, что укрепление влияния империи в акватории Астрабадского залива Каспийского моря, стало следствием стремления императорской власти и дипломатического корпуса России создать плацдарм для дальнейшей экономической и политической экспансии в Средней Азии, а также как инструмент давления на шахские власти Ирана.
214
Ключевые слова: внешняя торговля, Астрабад, Туркманчайский договор, Иран, Российская империя, Азиатский комитет,, туркмены-иомуды.
Summary. Article is devoted to the process of formation of one of priority directions of the foreign policy of the Russian empire on the Middle East. The authorconsiders that strengthening of influence of the empire in water area of the Astrabadsky gulf of Caspian sea, was a consequence of aspiration of the imperial power and a diplomatic corps of Russia to create base for further economic and political expansion in Central Asia, and also it was a pressure tool on shah^s authorities of Iran.
Keywords: foreign trade, Astrabad, Treaty of Turkmanchay, Iran, Russian empire, Asiatic committee, Turkmen-Iomuds.
В строительстве межгосударственных отношений Российской империи со странами Среднего Востока первая половина XIX века занимает ключевое место. Именно в этот период правительственные круги и дипломаты империи смогли определить стратегические цели внешней политики, выработать методы для их достижения и приступить к реализации собственных проектов, направленных на утверждение гегемонии империи в регионе.
Одной из приоритетных целей внешней политики, безусловно, являлось установление господства России
в юго-восточной части Каспийского моря. Исторические связи Астрабада с сопредельными территориями туркменских степей, Хивинского и Бухарского ханств, Герата, обуславливали наличие стойкого интереса в правительственных кругах к торговым и транзитным возможностям этой иранской провинции. Кроме того, укрепление в Астрабаде позволяло российским купцам надеяться на получение доступа к товарам внутренних рынков Ирана: ширазскому табаку и вину, иездскому шелку, пуховым шалям Кер-мана и т.п. Торговые маршруты между этими центрами были удобными для
караванной торговли. Путь от Астра-бада до Иезда занимал всего 12 дней, а до Шираза — 24 дня. Отсюда еще за 2 недели можно было добраться до морского порта в Персидском заливе — Бендер-Бушира, через который идут «во все места Персии, вывозимые из Индии разные товары»[1].
Воплотить в жизнь собственные устремления стало возможным после двух русско-персидских войн (18041813, 1826-1828 гг.), закрепивших на договорной основе преимущественное право империи владеть военно-морскими силами на Каспийском море (П. VIII). Свободное судоходство открыло российским коммерсантам и дипломатам доступ в бассейн Астра-бадского залива и в очередной раз обратило внимание имперских властей на значимость данного региона.
Выгодность укрепления империи в юго-восточном Каспии подчеркивалась отечественными путешественниками, посещавшими Астрабад в научных или служебных целях. В 1835 г. в залив была направлена вторая экспедиция Г. Карелина. По возвращении на родину он опубликовал отчет о проделанной работе: «Записка о торговле и промышленности восточных берегов Каспийского моря». Отмечая богатство края и его выгодное стратегическое положение для успешного продвижения вглубь Азии, Карелин писал: «Астрабадский залив с окрест-ною страною есть место, которое в высочайшей степени может осуществить самые блестящие надежды. По выгодному своему положению он есть коммерческое солнце Каспия, из которого истекают торговые лучи в богатейшие государства Западной Азии» [2, 28]. Экспедиция показала, что для успешного освоения региона России
необходимо строительство опорного пункта для защиты российских коммерсантов и рыбопромышленников, и рекомендовала для этого остров Ашур-Аде.
Сведения и рекомендации Карелина о перспективах освоения Астра-бадского залива были подвергнуты анализу на заседании Азиатского Комитета, созданного при императоре. Члены комитета пришли к выводу, что благоприятное географическое положение Астрабада позволяет организовать российскую торговлю по маршруту Астрабад — Мешхед — Афганистан и Астрабад — Среднеазиатские ханства. Залогом успешного решения этой задачи должен был стать, по мнению Комитета, переход промыслов и побережья залива в собственность российских подданных [3]. Эта цель (захват недвижимой собственности на персидском берегу) определила конкретные шаги, предпринятые правительством. Инициатором мероприятий стал министр финансов Е.Ф. Канкрин.
К середине 30-х гг. сложились условия для реализации намеченного плана. Дело в том, что после заключения Туркманчайского мира, стремясь восстановить былой престиж, шахские власти стали все более откровенно выказывать свои претензии на сюзеренитет Ирана в отношении прикаспийских владений туркмен. В 1836 г. после очередного потока жалоб персидского двора на развитие русско-туркменских связей, российский МИД провел хитрую комбинацию с использованием местных племен. Спор разразился между астраханским рыбопромышленником Герасимовым и подданным Персии, гостем Астраханского персидского двора Багиро-
215
216
вым. Предметом спора стало право на разработку рыбных промыслов, полученное Герасимовым от туркменских ханов. По рекомендации министерства, глава российской миссии в Тегеране И.О. Симонич огласил позицию России в вопросе принадлежности туркменских земель. Он заявил, что императорское правительство решило признать как шахские земли все владения, лежащие от реки Атрек до реки Гурген. Соответствующую инструкцию 25 июля 1837 г. получил начальник Астраханского порта контрадмирал Геллинг. Аналогичную инструкцию с рекомендацией — считать туркменские земли достоянием Ирана — направили астраханским гражданским властям. В ней приказывалось довести до сведения всех местных купцов: «чтобы никто не осмеливался входить в сношение с туркменами по рыболовству, не испросив на то предварительного позволения от астрабад-ского правителя» [4].
Подобный шаг верховных властей вызвал недоумение в астраханских деловых кругах. Помимо прямых убытков, которые нес Герасимов от разрыва контракта — а это почти 500 тыс. руб. — создавался негативный прецедент для прочих отечественных предпринимателей. Договор был заключен со старшиной Кият-беком и одобрен всем его родом. В Астрахани не сомневались, что договор с независимым туркменским родом не может быть пересмотрен в связи с претензиями аст-рабадского наместника. Чтобы избежать ненужных имущественных тяжб, Герасимов предлагал разделить промыслы на части и оставить за собой только часть берега севернее реки Ат-рек от Белого бугра (Ак-куфе) до входа в Астрабадский залив, то есть отодви-
нуть границу промысла на 18 верст от персидских вод [5]. Однако МИД России отвергло это предложение. Интересы Герасимова были принесены в жертву государственным планам по укреплению русского влияния в регионе Астрабадского залива.
Реакцию туркменских старшин на претензии шахских чинов было не сложно предугадать. Набеги на персидские поселения и рыбные промыслы стали повседневной реальностью. Для борьбы с пиратством наместник Астрабада и Мазандерана Ардашир-мирза обратился к императору Николаю I с просьбой прислать в район залива два русских военных крейсера. Хотя в манифесте, озвученном в связи с формированием Каспийской эскадры, обозначена достойная цель — «содействовать персианам в усмирении подданных сей державы» [6], понятно, что появление русских кораблей в акватории юго-восточного Каспия было воплощением главного замысла Российской империи.
Любопытной представляется хронология событий. Во-первых, еще в феврале 1836 г. Азиатский комитет распорядился направить для защиты русских ватаг, занимающихся рыбным промыслом у туркменских берегов нерегулярные казачьи части. Первые вооруженные лодки весной 1837 г. появились в устье реки Эмбы. Затем, под охрану взяли и прочие рыбные промыслы. Характерно, что одна из целей отряда состояла в защите российских подданных от увода в плен [7]. Этот предлог при ближайшем рассмотрении оказывается не бесспорным. Так в аналитической справке 1869 г., подготовленной Особым комитетом по делам Каспийского моря при Азиатском департаменте отмечалось, что
«туркмены не только бояться русских, но и уважают их... Вообще же не было примера, чтобы туркменами произведено было нападение на одиночных казаков перевозящих почту., хотя ему (курьеру) приходится проехать от 40 до 50 верст именно по той местности, которая более других служит театром взаимных вероломных засад между туркменами и персиянами (от Аст-рабада до Гязского берега О.Н.)» [8]. С учетом успешно развивавшихся коммерческих отношений России с туркменскими племенами, повод для появления вооруженной охраны представляется несколько надуманным.
Во-вторых, той же весной 1837 г. был проведен очередной рейд вдоль каспийского побережья Ирана с целью поиска и уничтожения кораблей, имеющих пушечное вооружение. Такая мера к кораблям применялась очень редко. Еще в 1832 г. для ревизии Астраханской губернии была создана специальная правительственная комиссия, во главе с сенатором Лавровым. Комиссия отмечала, что в Астрахани установилась порочная практика строительства на местной верфи судов для зарегистрированных в астраханских купеческих книгах персиян. Проверка показала, что эти астраханские купцы являются приказчиками крупных оптовиков, постоянно проживающих в Иране. Таким путем суда становились собственностью персов, а в силу их величины и качества легко могли быть переделаны в военные суда (шкоуты). Подобная махинация была раскрыта русскими властями в 1827 г. Суда тогда конфисковали и вернули на родину [9]. В 1832 г., опираясь на выводы комиссии, А.С. Ханыков предлагал конфисковать все суда этого класса, прина-
длежащие купцам астраханского персидского двора. Однако это предложение было отвергнуто МИД, под предлогом их навигации под российским флагом [10].
В новых обстоятельствах правительство России оказалось более суровым. Уничтожив корабли, российские власти лишили персиян последней возможности решить проблему морских разбоев собственными силами. Более того, МИД империи в начале июня отдал распоряжение Послу И.О. Симоничу довести до сведений шаха требование императора о неукоснительном соблюдении условий договора, касающихся российских преимуществ в отношении морского строительства и мореходства. Наконец, в конце июня Николай I признал туркменские земли собственностью шаха, и уже в первой половине июля в Астрабадский залив были направлены военно-морские силы империи.
Создание опорного военного пункта у персидских берегов создавало условия для расширения политического влияния империи на весь регион. Это становится особенно очевидным из правительственных инструкций, данных непосредственно командующим кораблей. Первым в Астрабадский залив прибыл бриг «АРАКС» под командой капитан-лейтенанта Фофонова. В дальнейшем число судов было доведено до трех. В инструкции особо подчеркивалась задача — защищать наших рыбопромышленников, а не карать туркменских налетчиков. В донесениях Фофонов по этому поводу отмечал, что пассивное поведение корабля было воспринято местным населением как своеобразное поощрение их разбойной деятельности. Он писал: «Приписывая милосердное снисхож-
217
218
дение российского правительства, туркмены продолжали производить насилия в виду нашего брига» [11].
Еще более откровенно высказался вице-канцлер в инструкции от 30 декабря 1841 г. новому командиру флотилии капитану 1-го ранга Путятину. Очерчивая круг задач, стоящих перед империей, К.В. Нессельроде особо подчеркивал необходимость укрепления отношений с туркменскими племенами. Он писал: «Мы старались, однако же, не отнимать вовсе у туркмен надежды на покровительство, ибо выгоды нашей торговли, стремящейся к открытию себе город Астрабад и окрестности, прибыльного сбыта отечественных произведений, указывают на необходимость, чтобы прибрежные жители состояли под нравственным влиянием России» [12].
«Нравственное влияние» на деле выливалось в сдержанные реакции флота на события, разворачивающиеся в пограничных областях. В секретных статьях инструкции Путятину рекомендовали не вмешиваться в территориальные споры [13]. Поскольку астрабадский наместник не обладал в регионе ни действенным управленческим аппаратом, ни достаточной боеспособной армией для решительного утверждения своей власти над туркменами, МИД считал возможным и дальше уклоняться от реальной помощи персам в этом вопросе. Не последнюю роль сыграло и то обстоятельство, что из Тегерана пришли тревожные сведения о намерении персидского правительства организовать военный поход в туркменские степи. Канцлер по этому поводу писал командиру эскадры: «Считаю необходимым предварить Вас, что трактаты наши отнюдь не обязывают нас
содействовать подобному предприятию» [14].
Попытки шахского правительства собственными силами решить проблему туркменских набегов провалились при активном участии русских дипломатов в Тегеране. Так в конце 1841 г. персидское правительство заявило о своем намерении организовать на острове Челекен специальный пограничный пост. Поскольку северная оконечность острова прикрывала вход в Красноводский залив, владеть которым империя собиралась единолично, предложение, сделанное первым визирем, было «естественно отклонено» [15].
Одновременно с появлением русских кораблей в Астрабадском заливе, правительство приступило к строительству нового укрепленного пункта на восточном берегу Каспийского моря. По итогам морской экспедиции 1838 г. было определено место крепости в урочище Кызыл Тепе напротив залива Кайдакы [16].
Усиление военного присутствия в непосредственной близи от персидских границ, позволили России приступить к реализации замыслов, направленных на укрепление экономических преимуществ в Центральной Азии. В 1838 г. с предложением создать специальный Торговый дом для коммерческих операций в Астрабаде и на сопредельных рынках Средней Азии выступил Канкрин. На первый взгляд ничего необычного в организации торговой конторы не было. Однако, при внимательном рассмотрении оказывается, что задачи, стоявшие перед Торговым домом, далеко выходили за рамки простого коммерческого предприятия. Во-первых, правительство здесь участвовало как негласный
учредитель, для чего из казны выделялось 200 тыс. руб. [17]. Во-вторых, купцы подбирались исключительно русской нации из числа доверенных людей Москвы. В-третьих, в своих действиях Дом должен был руководствоваться инструкциями правительства. В одной из таких инструкций указывалась конкретная задача организации: получение на откуп от шахского двора рыбных промыслов в Аст-рабадском заливе и у туркменских берегов, с тем, чтобы иметь право строить склады на персидских землях. По замыслам официальных властей, Торговый дом должен был стать ширмой для правительства, стремящегося получить в недвижимую собственность острова Челекен и Огурчинский [18]. Помимо выгодного местоположения, на последнем были обнаружены запасы нефти. Однако в этот период вновь обострились отношения с Хивой, и от реализации данного проекта пришлось отказаться.
Вместо Торгового дома, пионером в освоении астрабадского рынка выступил частный предприниматель Г.Е. Еривандов, получивший доверие и поддержку со стороны императорских властей. В правительстве высказывались опасения за благоприятный исход затеваемого дела. По мнению отдельных чиновников МИДа, появление российского представителя в Астрабаде могло быть воспринято как начало политической, а не экономической экспансии, что грозило новой войной с шахом. К.В. Нессельроде запросил у Посла А.О. Дюгамеля обстоятельный доклад о состоянии дел внутри Ирана и о настроениях в обществе. Любопытно замечание императора, ознакомившегося с докладом: «Этим
пугаться нечего... Персия в таком положении, что должна согласиться на все что нам нужно» [19].
В соответствии с пожеланием Николая I, Дюгамеля обязали добиваться особых условий для приема торговой экспедиции. Несмотря на активное противодействие англичан, пугавших шаха российской угрозой, Дюгамелю удалось добиться опубликования специального шахского фирмана. Указ не только разрешал торговать на персидском рынке, но и предписывал местным властям оказывать экспедиции покровительство и защиту от местных поборов и притеснений [20]. Фирман был торжественно обнародован на главной площади города Астрабад. Появление российского купца в городе было встречено местным населением настороженно. Как впоследствии отмечал Еривандов, местные жители «не видели никогда в здешнем краю торговли с русскими», были «недоверчивы к тому, что я был коммерческий человек, и по разнесшимся каким-то нелепым слухам, почитали меня за шпиона»[21]. Тем не менее, первый торговый опыт оказался успешным. Еривандову удалось продать отечественных товаров на сумму 56926 руб. и закупить местных товаров и сырья на 72485 руб. ассигнациями.
Вторая экспедиция прибыла в Аст-рабад в декабре 1841 г. и оказалась еще более удачной. Партия казенного железа на сумму 40634 руб. и мануфактурные изделия на сумму 131492 руб. были проданы на местном рынке. Общая прибыль от продаж российских изделий составила 188917 руб. [22].
Свершившийся товарообмен дал повод российской Миссии в Тегеране настаивать на правовом обеспечении русской торговли. Процесс этот не-
219
220
сколько затянулся, и русское консульство было открыто только в 1845 г. Хотя русское консульство в Астрабаде первоначально было крошечным — сам консул и переводчик-секретарь, на содержание которых выделялось всего 1500 руб. в год, его появление стало важной вехой укрепления российского влияния в провинции [23].
Успешная деятельность экспедиции Еривандова позволила российской империи приступить к организации постоянно действующего торгового представительства в Астрабаде. Летом 1845 г. сформированный из предпринимателей Александрова, Москвы и Вязников торговый дом приступил к своей работе. В качестве негласного учредителя в торговом предприятии выступило правительство России. В течение 1846—48 гг., в орбиту коммерческих интересов Дома помимо Астрабада вошли соседние рынки: Мазандеран, Хорасан, Арде-биль, Гилян и Тегеран. При поддержке хорасанского губернатора Самсон-хана удалось наладить поставки пробных партий российских товаров в Афганистан [24].
В 1846 г., расширяя коммерческие связи империи с прикаспийскими провинциями Ирана, была открыта пароходная линия, соединившая российский и иранский берег. Суда отправлялись по маршруту Астрахань — Порт Петровский — Баку — о. Сары (близ г. Ленкорань) — Астрабад. В дальнейшем в маршрут были заложены еще две пароходные стоянки — Дербент и Энзе-ли. К началу Крымской войны судами российского пароходства осуществлялось ежегодно по 13 рейсов с пассажирами и грузами [25].
Укрепление в Астрабадской провинции позволило расширить россий-
ские связи с сопредельными территориями, прежде всего с туркменскими землями, населенными иомудами. В местечке Нузерабад на туркменском берегу было устроено торжище для снабжения их хлебом. Взамен поставок из России туркменские старшины брали на себя обязательство оказывать покровительство российским коммерсантам, отправлявшимся вглубь степей. Тесные отношения, сложившиеся между иомудами и российскими консулами и коммерсантами нередко становились поводом для русско-иранских межправительственных разногласий. Так, в январе 1843 г. первый визирь Хаджа Мирза Агаси в беседе с Послом империи А.И. Медемомом выразил свою озабоченность неформальными отношениями, сложившимися у России с туркменскими старшинами. Поводом для недовольства шахских властей стал факт поддержки русскими властями наиболее одиозных (в глазах персидской администрации) туркменских лидеров — борцов с персидской политикой в Закаспийском крае. Дело касалось выдачи одного из наиболее непримиримых противников персидским поползновениям на суверенитет туркмен — старшины Якши Магомеда [26].
Однако удовлетворить претензии шахского правительства России было сложно, поскольку Якши Магомед был родным братом самого ценного и последовательного союзника имперской политики в туркменских степях — иомудского старшины Кадыр-хана. Из довольно щекотливой ситуации российские дипломаты вышли виртуозно. Во-первых, МИД России посоветовал Медему на все требования о выдаче Якши Магомеда ссылаться на факт, что разбойные действия Якши
затронули интересы не только Персии, но и России, а потому степень вины и меру наказания будет определять имперский суд. Во-вторых, Якши Магомеда, до этого момента, проживающего под надзором полицейских властей Баку, спешно переселили в Тифлис, где у персидских властей было меньше возможностей узнать о его дальнейшей судьбе. Жизнь «вынужденного эмигранта» была далека от арестантской, так как по распоряжению Нессельроде, тот имел право «пользоваться достаточным содержанием от нашего правительства» [27].
Напротив, Россия в одностороннем порядке приняла решение об организации на острове Ашур-Аде постоянного крейсерства военных кораблей Каспийской флотилии. В секретной инструкции Главного Морского штаба капитану Путятину, назначенному начальником ашурадинского крейсерства, указывались основные задачи боевой части. Во-первых, крейсерство создавалось «для водворения строгого полицейского надзора в Каспийском море и удовлетворения неоднократного домогательства, имевшего повод жаловаться на постановление VIII ст. Туркманчайского трактата» [28]. Этот пункт не мог не раздражать как центральные, так и провинциальные власти Ирана. Во-вторых, Путятину рекомендовали пресекать «хищничества туркмен, безнаказанно производящих грабежи в персидских владениях и простирающих нередко дерзость на наших промышленников» (курсив автора) [29]. По смыслу инструкции следовало, что наказанию подлежали именно «имеющие дерзость» нападать на русских купцов туркмены, а не все подряд бандиты прибрежной полосы. Наиболее откровенно о целях органи-
зации морской стоянки спустя 20 лет высказался граф В. Бобринский: «положить конец фантастическим притязаниям Персии на острова Каспийского моря» [30].
Появление военно-морской базы и укрепление связей России с туркменскими племенами обеспокоили официальный Тегеран. По словам современника, британского дипломата Р. Г. Уотсона, шаха больше страшило усиление России, «чем любое количество туркменских набегов» [2, 396].
Персидское правительство попыталось вернуть остров Ашур-Аде под свою юрисдикцию. Хаджа Мирза Ага-си распространил среди дипломатического корпуса, аккредитованного при шахском дворе байку об исторической принадлежности острова Ирану. Якобы, когда-то на острове стояла таможня, которая взимала 10%-ную пошлину с товаров, откуда и пошло название острова («ашур» — десять). Русская миссия предложила свой вариант «исторического» прошлого острова. Якобы во времена С.Разина на необитаемом (и никому не принадлежащем, естественно) острове было построено русское поселение, куда после лихих набегов возвращался боевой атаман. Российский историк Г Мельгунов, впоследствии исследовал остров, но не нашел доказательств ни одной из версий. Он предположил, что Хаджа Мирза Агаси выбрал название из арабского словаря, более-менее соответствующее придуманной истории, «потому что персидского не нашлось, туркменского же он не желал» [31, 128]. Однако домыслы и исторические сплетни не могли стать поводом для вмешательства иностранных дипломатов, и остров остался за Россией.
221
Таким образом, реализация планов императора Николая I и Азиатского департамента МИДа в деле продвижения на Восток позволила России закрепиться в юго-восточной акватории Каспия. Создание надежного плацдарма в Астрабадском заливе открыло перспективы дальнейшей политической и экономической экспансии, основными объектами которой становились среднеазиатские ханства и прикаспийские провинции Персии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Архив Внешней Политики Российской Империи (далее АВПРИ). Ф. 144. Оп. 488. Д. 1783. Л. 20.
2. Абдуллаев Ю.Н. Астрабад и русско-иранские отношения (вторая половина XIX — начало ХХв.). — Ташкент, 1975.
3. АВПРИ. Ф. 144. Оп.488. Д.383. Л. 15об.
4. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 168. Л. 9, 52.
5. Там же. Л. 9об.
6. Там же. Л. 51.
7. Там же. Ф. 161. И. Оп. 22. Д. 162. Л. 185.
8. Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 383. Л. 20.
9. Там же. Ф. 161. П-3. Оп. 34. Д. 8. 1831. Л. 92.
222
10. Там же. Л. 94об.
11. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 168.Л. 120121.
12. Там же. Л. 117об. -118об.
13. Там же. Л. 133.
14. Там же. Л. 134.
15. Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 383. Л. 17.
16. Там же. Ф. 161/4. Оп. 729/2. Д.189. Л.1.
17. Там же. Л. 77.
18. Там же. Л. 78об.
19. Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 1783. Л. 3
20. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 188. Л. 63об.
21. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 193. Л. 75об.
22. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 188. Л. 81-81об.
23. Там же. Л. 101.
24. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 317. Л. 22.
25. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 457. Л. 2-55; Д. 351. Л. 14-14об.
26. Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 259. Л.28.
27. Там же. Л. 29.
28. Там же. Л. 9.
29. Там же. Л. 9об.
30. Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 383. Л. 17об.
31. Мельгунов Г. О южном береге Каспийского моря. Замечания Г. Мельгунова // Приложение к III т. Записок Императорской Академии Наук. № 5. — СПб., 1863. ■
