CC BY
29
ББК Ш5(2=Р)5-4 YAK 882(09)
С.В. РУДАКОВА
«НА ЧТО ВЫ, АНИ!
ЮДОАЬНЫЙ МИР ЯВАЕНЬЯ____»
КАК ОДИН ИЗ КОМПОЗИНИОННЫХ НЕНТРОВ КНИГИ СТИХОВ «СУМЕРКИ» Е.А. БОРАТЫНСКОГО
S.V. RUDAKOVA
«WHAT FOR ARE YOU, DAYS! THE VALE OF TEARS...» AS ONE OF THE COMPOSITIONAL CENTERS OF THE BOOK OF VERSES «TWILIGHT» BY Y.A. BORATYNSKY
В статье рассматривается стихотворение «На что вы, дни ...», которое является одним из напряжённых композиционных центров всей книги «Сумерки» Е.А. Боратынского. В основу рассматриваемого произведения Баратынским положен метафизический конфликт - конфликт души и тела человека. В стихотворении создается обобщающий почти монументальный образ «разорванного сознания».
The article considers the poem «What for are you, days! The Vale of Tears...» which is one of the tense compositional centers of the whole book «Twilight» by Y.A. Bоratynsky. The metaphysical conflict makes the basis of Boratynsky's poem under consideration - the conflict of a person's soul and the body. In the poem a generalizing, almost monumental, image of «the disrupted consciousness" is created.
Ключевые слова: Боратынский, романтизм, поэзия, книга стихов, «Сумерки».
Key words: Boratynsky, romanticism, poetry, the book of verses, «Twilight», conflict.
«Сумерки» (1842) Е.А. Боратынского - первая в русской литературе законченная художественно совершенная книга стихов. Именно так это творение автора рассматривают А. Кушнер [7, с. 179], О.В. Мирошникова [9, с. 55], О.В. Зырянов [6, с. 32]. Стихотворения в «Сумерках» располагаются не по хронологии написания или публикации, группируются не по жанровому принципу, даже не по тематическим циклам. Каждое произведение, можно сказать, вытекает из предыдущего, разворачивая заявленную прежде мысль в какой-то новой плоскости, предлагая решение проблемы, уже рассмотренной раннее, в новом ракурсе. По сути дела в стихотворениях Боратынского речь идёт не о судьбе конкретного человека, а о судьбе человечества, но представлен этот разговор через призму духовности отдельной личности, Поэта, лирического героя «Сумерек».
Произведение «На что вы, дни! Юдольный мир явленья...» является одним из напряжённых композиционных центров всей книги стихов «Сумерки» Е.А. Боратынского. Лирический герой поэта, совершив странствие во времени и пространстве среди своих современников и среди далёких своих предков, попытавшись приобщить людей к гармоничному, полному света, радости и любви жизненному мироощущению, осознал безуспешность этих действий. В своём разочаровании, безутешном отчая-
нии Последний Поэт оказывается в чем-то близок лирическому герою стихотворения «Свободы сеятель пустынный» 1823 г. А.С. Пушкина, переживающего свой духовный кризис и выражающий неверие в людей, которых хотел духовно преобразить:
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощённые бразды
Бросал живительное семя -
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды... [11, т. 2, с. 160].
Но в отличие от пушкинского героя, который потерпел неудачу, когда хотел приобщить людей, прежде всего, к свободе, героя Боратынского постигло много большее разочарование: ведь он мечтал о возвращении духовного идеала в мир своих современников, а это оказалось, как ему видится, невозможным. Потому интонация произведения Боратынского уже не просто трагическая, она пессимистическая.
Даже воспоминания о друзьях не только не приносят Последнему Поэту облегчения, а напротив, заставляют ещё острее ощутить своё одиночество и общее непонимание.
В основу рассматриваемого произведения Боратынским положен метафизический конфликт, который осмысливался им ещё в ранней лирике, - конфликт разорванного сознания, противоречия между душой и телом человека, что выявляло двойственную природу человеческой личности. Невозможно не согласиться с Е.Н. Лебедевым, утверждавшим, что «На что вы, дни!...» - это «памятник в честь отделения души от тела» [8, с. 161].
Конфликт времен приобретает в произведении «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.» абсолютный характер. Сталкиваются меж собой миг и вечность, прошлое и будущее. И результаты этого противостояния сознанием Последнего Поэта воспринимаются как безотрадные. Миг растворяется в вечности, прошлое проецируется в будущее, все оказывается повторяемым, а как следствие, неизменным: На что вы, дни! Юдольный мир явленья Свои не изменит! Все ведомы, и только повторенья Грядущее сулит [1, с. 194].
Мотив повторения, заявленный в другом стихотворении «Сумерек» «Были бури, непогоды», в «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.» становится одним из значимых. Возможно, неслучайно во французском автопереводе этого произведения появляется заглавие «Les Redites». Как верно было отмечено М.Н. Дарвиным, «"повторения" в поэтическом мире Баратынского становятся как бы всеобщим законом существования» [5, с. 114].
Начинает Боратынский своё стихотворение «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.» с описания максимально обобщённой картины мироздания, в которой основной акцент делается не на пространственных характеристиках, а на отвлечённых абстрактных проявлениях бытия - на времени, становящемся своеобразным героем. Потому, наверное, открывается произведение риторическим обращением, создающим одушевлённый образ дней, с которыми в своеобразный диалог вступает Последний Поэт. Но общение это принимает скорее форму обвинения, чем спора или разговора на равных.
Условный эмпирический мир, представленный Поэтом в первой строфе стихотворения, наполнен движением, но оно оказывается лишённым высокой содержательности, ибо основа её - бессмысленная цикличность, бесконечная повторяемость одного и того же.
Бессмысленность повторения становится для Последнего Поэта очевидной именно тогда, когда он соотносит это с собственной жизнью, своей душой. Человек, отделившись от природы, начав жить иными законами, потерял с нею духовную связь (о чем Поэт размышлял, например, в «Приметах»), утратил ощущение божественной значимости всего того, что даётся живым. Для природы цикличность была и остаёт-
ся высшим благом, её бытие - это замкнутый цикл, в нем все происходящее уже известно, повторяемо, ничего нового «предстоящее» сулить не может, и все равно - это божественное чудо, которое происходит из года в год, когда весной после зимней «смерти» воскрешается все живое. Бесконечность и цикличность природы - свойство, отмечаемое и анализируемое многими философами, например, Блёзом Паскалем: «Природа беспрестанно возобновляет одно и тоже - годы, дни, часы.» [10, с. 138]. Но это же свойство повторяемости, соотнесённое с человеческой жизнью, приобретает совершенно иное качество.
Острее всего ужас беспрестанного повторения одного и того же ощущает Душа Последнего Поэта. Она как будто отделяется от тела, становясь своеобразным субъектом, вокруг которого организуется лирическое пространство и который определяет развитие своеобразного лирического сюжета стихотворения: Свой подвиг ты свершила прежде тела, Безумная душа! [1, с. 194].
Боратынский, обращаясь к вечному конфликту души и тела (он, например, лежит в основе христианской религии; он же является важнейшим в эстетике романтизма), вносит в его интерпретацию нечто особенное, вновь доказывая свою способность мыслить оригинально и самобытно. Ведь ещё А.С. Пушкин писал о нем: «Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко» [11, т. 7, с. 221].
Боратынский не возвышает Душу над телом, не пытается показать невысокую «ценность» тела в рамках всеобщего бытия. Он раскрывает страшную духовную катастрофу, что переживает Последний Поэт, во внутреннем мире которого происходит раскол: душа, отделяясь от тела, начинает проживать не зависимую от последнего жизнь.
Дисгармония современного мира оказывается столь мощной и глубокой в своём проявлении, что проникает в святая святых - в духовное пространство человека; даже лучший из общества - Поэт - не в силах сопротивляться этому чудовищному влиянию. Как следствие, он утрачивает гармонию, теряет свою духовную цельность. Его душа и тело оказываются разделёнными в своём существовании, они вроде бы и вместе, но проживают отпущенное свыше время врозь: для тела - это дни, летящие безумным роем, сменяющие друг друга утро, день; для души - это вечность, в основе которой бесконечное повторение одного и того же:
Бессмысленно глядит, как утро встанет, Без нужды ночь сменя,
Как в мрак ночной бесплодный вечер канет, Венец пустого дня! [1, с. 194].
Как и в «Бокале», в стихотворении «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.» звучит мотив безумия, но раскрывается он в ином аспекте. Безумие здесь связано не с человеком, оно соотносится с Душой, которая, отделившись от целого, начала свой самостоятельный жизненный путь. И своей эволюции душа намного обогнала тело, достигнув пика в своём развитии, она вынуждена впасть в своего рода «спячку»; безумие Души состоит в том, что, совершив свой подвиг прежде тела, она потеряла даже надежду на существенное изменение грядущего, для неё будущее - лишь повторенье прежних исканий. Невозвратным, неповторяемым для Души становится характеристика её жизни в прошлом: «... ты металась и кипела, / Развитием спеша» [1, с. 194]; лишь это самое яркое, счастливое остаётся недосягаемым. Потому в своей земном существовании Душа Последнего Поэта обречена быть погруженной в сумеречное существование, пребывая в дремоте и выступая пассивным свидетелем «возвратных сновидений», то есть беспрерывного калейдоскопа смены событий, понимая, что ничто не сможет даровать ей нечто абсолютно новое.
Однако Боратынский, размышляя о разности проживаемых жизней Душой и телом, обнаруживает и некие общие моменты их существования, что выявляется в процессе анализа эпитетов, имеющих уже не столько оценочный, сколько констатирующий характер в описании данных образов. Так, с одной стороны, перед нами предстаёт «безумная душа», живущая в мире «возвратных сновидений», а с другой - «оно
(тело - С.Р.) бессмысленно глядит», и пространство её пребывания называется не иначе, как «юдольный мир», полный мук и страданий (если мы обратимся к лексическому значению слова, как трактует, его, например, В.И. Даль, то увидим, что образованное от понятий лог, разлог, дол, долина, удол, раздол, оно означает следующее: «земля наша, мир поднебесный. Юдоль плачевная, мир горя, забот и сует» [4, с. 667]). И получается, разведённые высшей волей жить разными временными ритмами (вечностью и сиюминутностью), воспринимать окружающий мир по-разному, в онтологическом смысле душа и тело неразрывно друг с другом связаны подобием внутренних характеристик собственного существования: «бессмысленности» тела соответствует «безумность» души. И независимо от разнонаправленности их движений (одно (душа) устремлено вверх, другое (тело) «скользит» по горизонтали, пребывая в эмпирическом мире), в конечном итоге все их перемещения имеют циклический характер, образуя замкнутый круг - «возвратные сновидения» души и повторения событий реального «юдольного мира» тела:
Бессмысленно глядит, как утро встанет, Без нужды ночь сменяя... [1, с. 194].
Боратынский таким образом вскрывает основу трагедии человеческой жизни: человек стремится познать тайны бытия, но чем больше ему открывается этот мир, тем страшнее становится его душе. Можно предположить, что в подобном подходе к трактовке проблемы Боратынский отталкивается от своих более ранних художественных текстов, так явно просматривается автореминисценция стихотворения 1823 г. «О счастии с младенчества тоскуя», где Истина, своеобразный персонаж стихотворения, раскрывает свою чудовищно разрушительную для лирического героя силу: Я бытия все прелести разрушу, Но ум наставлю твой; Я оболью суровым хладом душу, Но дам душе покой [1, с. 105].
Трагизм стихотворения «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.» усиливается за счёт по-особому описанного пространства. Душа как субъект произведения воспринимает огромный для тела земной мир как предельно смыкающееся пространство, в котором она задыхается:
И, тесный круг подлунных впечатлений Сомкнувшая давно. [1, с. 194].
Именно потому, наверное, И.М. Семенко обратила внимание на одну из важных причин трагедии, обусловившей глубокое разочарование Поэта: «Поприще "души" -согласно романтикам, сопричастное безмерности божества - у Баратынского изображается как нечто ограниченное самыми узкими пределами. Если традиционной в поэзии была скорбь о бренности тела, о том, что смертность тела насильственно обрывает духовную жизнь, то по Баратынскому все как раз наоборот!» [12, с. 262].
Абсурдность сложившегося положения вещей в этой новой Вселенной, где Последний Поэт погрузился всем существом своим в ментальный мир души, подчёркнуто бессмысленной сменой дня и ночи, всех явлений земного бытия, в котором пространство заполнено звенящей пустотой и прахом:
Бессмысленно глядит, как утро встанет, Без нужды ночь сменя,
Как в мрак ночной бесплодный вечер канет, Венец пустого дня! [1, с. 194].
Когда Душа с телом расстаётся, человеку грозит смерть, он может навсегда оставить пределы земного бытия. Последний Поэт, понимая это, задумывается над вопросом, как же спастись, как сохранить прежнюю возможность для пребывания своего тела в эмпирическом пространстве бытия, как не дать телу быть поглощённым Летой. Раньше спасению Поэта от мыслей о смерти способствовало обращение к творчеству как высшей форме проявления жизни и духовности. Это описывалось в предшествующих стихотворениях книги «Сумерки», таких, как «Князю Петру Андреевичу Вяземскому», «Новинское», «Приметы», «Всегда и в пурпуре и в злате», а также
в произведениях раннего творчества. Так, в стихотворении «В дни безграничных увлечений.», 1831 г., лирический герой Боратынского с торжеством провозглашает то, что считает своим главным достоинством «Но соразмерностей прекрасных / В душе носил я идеал» [1, с. 159], что даёт ему возможность постигать «законы вечной красоты» и воспринимать мир как нечто совершенное, неразрывно связанное с творчеством «И поэтического мира / Огромный очерк я узрел». Именно поэтому, наверное, произведение наполняет вера лирического героя «в способность поэзии нести гармоническое «согласье» в тревожную жизнь» [2, с. 106].
Однако в стихотворении «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.» Боратынский не столько следует за теми высказываниями, что сделаны были им ранее, сколько отталкивается от них, предлагая совершенно иные мысли. Так, Поэт отказывается от идеи о возможности гармонии в мире, она теряет для него всякий смысл. Лирический герой «Сумерек» ощущает страшную раздвоенность собственной личности. Душа его вынужденно пребывает в теле, для неё оно - тюрьма, а не священный сосуд (как предлагает рассматривать тело религия). Между телом, что воспримет-ся Поэтом как некое персонифицированное существо - Оно (потому «тело воплощено местоимением среднего рода, выделенным, акцентированным своим положением в рифме и в строфическом переносе, который требует паузы большой протяжённости» [3, с. 83]), и душой возникает страшная пропасть, которая не только не сокращается, но расширяется. И.М. Семенко уточняет эту особенность образной системы стихотворения Боратынского: «"Ты" и "оно" - этими разными формами личного местоимения обозначены душа и тело. "Ты металась", "ты свершила", "ты дремлешь", - обращения к душе лиричны и сочувственны. "Оно" звучит отчуждённо и брезгливо» [12, с. 261].
В стихотворении подводятся итоги разработки темы, к рассмотрению которой Боратынский обратился достаточно рано. Первым опытом её «зрелого освоения» [8, с. 161] стало произведение «Когда взойдёт денница золотая», 1824 или 1825 г., в нем есть очень выразительные строки:
Взойдёт заря,
Мир озарит, души моей печальной Не озаря.
Будь новый день любимцу счастья в сладость! Душе моей
Противен он! Что прежде было в радость, То в муку ей [1, с. 126-127], -в которых обнажается конфликт души и тела. А в стихотворении «Н.И. Гнедичу» (1823 г.) как будто намечен рисунок лирического сюжета «На что вы, дни! Юдольный мир явленья.»:
Как беден, кто больной бездействием своим!
Занятья бодрого цены не постигает,
За часом час другой глазами провожает,
Скучает в городе и бедствует в глуши,
Употребления не ведая души,
И плачет, сонных дней снося насилу бремя,
Что жизни краткое в них слишком длится время [1, с. 102].
Именно в произведении «На что вы, дни! Юдольный мир явленья» создается обобщающий, почти монументальный образ «разорванного сознания», проявляющийся в разделении души и тела. Одиночество Поэта в мире людском усугубляется ещё и внутренней душевной опустошённостью: вечное стремление к совершенству и жажда нового оборачиваются возвратом к конечному, познанному прежде и установленному свыше порядку вещей.
Побывав на границе мира жизненных явлений и небытия, попытавшись там, за могильной чертою, найти ответы на проклятые вопросы бытия, Последний Поэт так и остаётся ни с чем. Вопросы остались, но изменяется отношение к ним.
Становится понятно, что Поэт должен открыть что-то совершенно новое, или заново постичь то, что ведал раньше, но позабыл или перестал воспринимать как важное. Иначе ситуация раздельного существования души и тела приведёт к становящей-
ся все более реальной смерти. Ведь путешествие за гранью мира «дольнего» не может быть для земного ещё живущего человека долгим. Но чтобы вернуться, Поэт должен найти смысл, стимул для возвращения в мир людей. И поиски эти лирический герой начинает вести не в мире современном, не в мире прошлом, он обращается к ментальному духовному пространству, именно там и будет развиваться последующая мысль книги «Сумерки».
Литература
1. Баратынский, Е.А. Полное собрание стихотворений [Текст] / Е.А. Баратынский. - Библиотека поэта. - 3-е изд. - Л. : Сов. писатель, 1989. - 464 с.
2. Бочаров, С.Г. «Обречен борьбе верховной.» // О художественных мирах [Текст] / С.Г. Бочаров. - М. : Сов. Россия, 1985. - 296 с.
3. Гинзбург, Л.Я. О лирике [Текст] / Л.Я. Гинзбург. - М. : Интрада, 1997. - 416 с.
4. Даль, В. Толковый словарь живого великорусского языка [Текст] / В. Даль. - М. : Русский язык, 1980. - Т. 4. - 684 с.
5. Дарвин, М.Н. Русский лирический цикл: проблемы истории и теории [Текст] / М.Н. Дарвин. - Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1988. - 139 с.
6. Зырянов, О.В. Субъектная архитектоника стихотворных книг в свете исторической поэтики [Текст] / О.В. Зырянов // Авторское книготворчество в поэзии : материалы междунар. науч.-практич. конф. Омск - Челябинск, 19-22 марта 2008 г. : в 2 ч. - Омск : «Издательско-полиграфический центр «Сфера», 2008. - Ч. 1. -С. 25-36.
7. Кушнер, А. Книга стихов [Текст] / А. Кушнер. // Вопросы литературы. - 1975. -№ 3. - С. 178-188.
8. Лебедев, Е.Н. Тризна. Книга о Е.А. Боратынском [Текст] / Е.Н. Лебедев. - М. : Современник, 1985. - 301 с.
9. Мирошникова, О.В. Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века : архитектоника и жанровая динамика [Текст] / О.В. Мирошникова. - Омск : Омский государственный университет, 2004. - 170 с.
10. Паскаль, Б. Мысли [Текст] / Б. Паскаль // Франсуа Ларошфуко. Максимы. Блёз Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры. - М. : Худ. литература, 1974. -БВЛ - 534 с.
11. Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений : в 10 т. [Текст] / А.С. Пушкин. -3-е изд. - М. : Изд-во АН СССР, 1963-1964.
12. Семенко, И.М. Поэты пушкинской поры [Текст] / И.М. Семенко - М. : Худ. литература, 1970. - 296 с.
