CC BY
64
Кроме существительного «жалоба» частотно и слово «жа- ся» употребляются не в прямом акте жалобы, а в опосредован-лость», например, «давить на жалость». Прилагательное «жа- ном, например, жаловаться акиму, жаловаться на кого-то, раз-лобный» - жалобная книга, глаголы «разжалобить, жаловать- жалобить учителя.
Библиографический список
1. Андрющенко, О.К. Речевой акт обещания в предвыборной коммуникации: семантико-прагматический анализ // Язык: мультидисцип-линарность научного знания. - 2013.
2. Андрющенко, О.К. Семантические и структурные особенности речевого акта клятвы в русском языке // Вестник КазНПУ им. Абая. -2011. - № 1(35). - Сер. «Филологические науки».
3. Остин, Дж. Л. Слово как действие / пер. с англ. А.А. Медниковой // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1986. - Вып. 17. Теория речевых актов.
4. Даль, В.И. Толковый словарь живого великого русского языка: Современное написание: в 4 т. - М., 2003. - Т. 4.
Bibliography
1. Andryuthenko, O.K. Rechevoyj akt obethaniya v predvihbornoyj kommunikacii: semantiko-pragmaticheskiyj analiz // Yazihk: muljtidisciplinarnostj nauchnogo znaniya. - 2013.
2. Andryuthenko, O.K. Semanticheskie i strukturnihe osobennosti rechevogo akta klyatvih v russkom yazihke // Vestnik KazNPU im. Abaya. -2011. - № 1(35). - Ser. «Filologicheskie nauki».
3. Ostin, Dzh. L. Slovo kak deyjstvie / per. s angl. A.A. Mednikovoyj // Novoe v zarubezhnoyj lingvistike. - M., 1986. - Vihp. 17. Teoriya rechevihkh aktov.
4. Dalj, V.I. Tolkovihyj slovarj zhivogo velikogo russkogo yazihka: Sovremennoe napisanie: v 4 t. - M., 2003. - T. 4.
Статья поступила в редакцию 23.09.14
УДК 81-26; 821.161.1
Rybnikova Е.Е., Shunkov A.V. LINGUISTIC REPRESENTATION OF AN IDENTITY IN THE EPISTOLARY TRADITION OF THE TRANSITIONAL PERIOD (WITH SPECIAL REFERENCE TO OFFICIAL LETTERS OF TSAR ALEXEY MIKHAILOVICH). The article considers epistolary heritage of Tsar Alexey Mikhailovich within the linguistic representation of his identity. Relevant questions of describing a person's verbal behavior in diachrony of the Russian language are determined. In this research describing a person's verbal characteristics is followed by considering the linguistic situation of a corresponding historical era. A comprehensive analysis of the historical linguistic identity is conducted, including description of the structural and semantic and communicative features of the language and style of Tsar Alexey Mikhailovich. Such analysis is very promising for the general theory and methodology of modern anthropological and linguistic directions. Description of the identity represented by speech of Tsar Alexey Mikhailovich allowed to reveal stylistic features of the official correspondence and to determine the discursive features of his speech portrait, as well as the status of the Russian language system as it was in the transitional period. The results of the detailed and level strategic analysis using sufficient speech materials allowed revealing not only an individual style of the linguistic identity of the historic elitist, but also the style of the Russian literature of the second half of the 17 century.
Key words: linguistic identity, historical linguistic identity, language situation, discourse, epistolary genre, literary works of Tsar Alexey Mikhailovich.
Е.Е. Рыбникова, канд. филол. наук, доц. каф. литературы и русского языка Кемеровского гос. университета культуры и искусств, г. Кемерово, E-mail: [email protected]; А.В. Шунков, канд. филол. наук, доц., проректор по научной и инновационной деятельности Кемеровского гос. университета культуры и искусств, г. Кемерово, E-mail: [email protected]
ЯЗЫКОВАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ЛИЧНОСТИ В ЭПИСТОЛЯРНОЙ ТРАДИЦИИ ПЕРЕХОДНОГО ВРЕМЕНИ (НА МАТЕРИАЛЕ ОФИЦИАЛЬНЫХ ПИСЕМ ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА)
В статье рассматривается эпистолярное наследие царя Алексея Михайловича в аспекте языковой репрезентации его личности. Поставлены актуальные вопросы описания речевого поведения человека в диахронии русского языка, последовательно решаемые от описания речевых особенностей личности к рассмотрению языковой ситуации исторической эпохи. Проведен комплексный анализ исторической языковой личности, включивший описание структурно-семантических и коммуникативных особенностей языка и стиля царя Алексея Михайловича. Описание языковой репрезентации личности царя Алексея Михайловича позволило выявить стилевые черты официальной переписки и определить дискурсивные особенности его речевого портрета. Результаты исследования позволили раскрыть на богатом речевом материале не только индивидуальный стиль исторической элитарной языковой личности, но и стиль эпохи русской литературы второй половины XVII века.
Ключевые слова: языковая личность, историческая языковая личность, языковая ситуация, дискурс, эпистолярный жанр, литературное творчество царя Алексея Михайловича.
Особенностью современного этапа развития в науке является антропоцентричность. Проблема человеческого фактора в языке - одна из основных в лингвистике ХХ-ХХ1 вв. Это проявляется в том, что язык рассматривается не в самом себе и для себя, а в тесной связи с человеком - его мышлением, сознанием, духовно-практической деятельностью. Интерес исследователей к языковой личности обоснован, поскольку невоз-
можно глубоко познать язык, не обратившись к его создателю и пользователю. Осуществляя свой языковой выбор, человек максимально самовыражается. В итоге слово в устной или письменной речи является не просто наименованием, а отражает речевые, мировоззренческие и поведенческие особенности субъекта коммуникации. При этом участник коммуникации в своем речевом поведении отражает не только личный языковой
опыт, но и опыт социума, нации. Именно поэтому изучение языковой личности, и особенно «личности другой исторической эпохи» [1, с. 18], остается актуальным направлением современной лингвистики [2; 3; 4].
В этом контексте эпистолярный фонд царя Алексея Михайловича является одним из интереснейших объектов для исследования обозначенной проблемы, поскольку позволяет охарактеризовать особенности языковой манеры яркой исторической личности переходной эпохи в развитии русской книжной культуры.
В исследовательской литературе, посвященной изучению творчества царя Алексея Михайловича, неоднократно уже отмечалось особое пристрастие монарха к письму [5; 6, с. 181191]. «Он очень любил писать и в этом отношении был редким явлением своего времени...», - отмечал С.Ф. Платонов [7, с. 412]. Подтверждением особой страсти царя к литературной деятельности является солидный архив [8, с. 385-388] его сочинений, включающий в себя свыше 900 единиц и представляющий делопроизводство приказа Тайных дел, утвержденного в 1654 году и выполнявшего функции личной канцелярии царя. Среди бумаг, составляющих фонд приказа (РГАДА. Ф. 27)1, находятся и грамоты, послания семье, ближайшему окружению царя, составленные при участии Алексея Михайловича, и непосредственно им самим. Любовь царя к сочинительству является уникальной еще и в том плане, что она не вписывается в средневековую традицию, принятую Русью от Византии, запрещавшей монарху оставлять на бумаге «чернения государевой руки», и тем самым демонстрирует появление в русской книжной культуре переходного времени новой личности писателя2. Для исследователя графологическая особенность посланий царя представляется важной, так как полностью доказывает их принадлежность Алексею Михайловичу. «Писал сие письмо все многогрешный царь Алексей рукою своею. Аще и черно писанше сие, но милосердно и приятно» (из письма к Г. Ромодановскому) [РГАДА. Ф. 27. Оп. 1. № 305. Л. 28]. В архиве приказа сохранились и такие послания царя, в которых автор просит прощения у своего адресата за то, что письмо написано не его рукою, при этом обязательно указывается и причина этого обстоятельства: «Да не покручинтеся, государыни мои светы, что не своею рукою писал, - голова тот день болела, а после лехче», «да не покру-чинтеся, что не своею рукой писал: ей, недосуги и дела мно-гия» [9, с. 3, 8]. Современники (особенно иностранные послы3) были единодушны в оценке Алексея Михайловича как одного из книжно образованных людей московского общества второй половины XVII века.
Следы его разносторонней начитанности, церковной, библейской и светской, обнаруживаются во всех произведениях, написанных при непосредственном участии монарха. Стиль посланий царя демонстрирует высокий уровень владения книжным языком. Одновременно писательской манере царя присущи приемы, выходящие за рамки книжной традиции и тем самым позволяющие оценивать Алексея Михайловича как писателя, владеющего не только приемами архаики, но и допускающего отход от законов эпистолярной культуры Древней Руси. Необычайно широкий языковой диапазон посланий служит подтвер-
ждением его писательской индивидуальности. Исследователи отмечают в грамотах и посланиях царя разговорность стиля, легкую насмешку, обилие личных просьб. Кроме того, «дружеские» послания государя отличает особая сердечность и искренность. «Всякое горе, всякая беда находили в его душе отклики и сочувствие. Он был способен и склонен к самым теплым и деликатным дружеским утешениям, лучше всего рисующим его глубокую душевную доброту» [7, с. 417]. Царь Алексей высказывался легко и просто, любил пофилософствовать в своих произведениях. Впечатлительная, живая и добрая натура царя делала его склонным к веселью и шуткам. Встречаются письма, которые были написаны сложным, «тарабарским» языком4 (например, письмо к стольнику А. И. Матюшкину). В серьезных письмах и сочинениях он любит использовать цветистые книжные обороты, но они никогда не отвлекали адресата от основной мысли послания. В его посланиях нет пустословия: все продумано, осмыслено, из каждой фразы смотрит живая и ясная мысль, он привык размышлять над тем, что говорит и о чем пишет. Эта особенность языка Алексея Михайловича становится ценной, поскольку она отражает все те изменения, которые произошли в языковой системе XVII века и запечатлены в сочинениях монарха.
Тот факт, что царь Алексей Михайлович обладал литературным талантом и питал особую страсть к ремеслу книжника, широко известен и представлен во многих исследованиях, посвященных изучению эпохи правления монарха. Интерес исследователей к архиву царя, в котором представлены как документальные, так и литературные сочинения Алексея Михайловича, сохраняется уже на протяжении трех столетий. Объемы же самого рукописного наследия, его наполнение и своеобразие с точки зрения литературной природы входящих в него документов позволяют каждый раз обращаться к нему с новых сторон [10, с. 3-18; 11, с. 184-188; 12, с. 140-178; 5], подчеркивая тем самым писательскую незаурядность царя Алексея.
Условно весь эпистолярный фонд царя Алексея Михайловича в зависимости от практической предназначенности (грамоты или послания, по тем функциям, которые им отводились в речевой коммуникации) можно разделить на две группы: официальная и неофициальная переписка. Так, например, официальная переписка (грамоты, содержащие распоряжения по делам дворцового хозяйства, описания военных походов, послания монаршим особам Европы или адресованные своему окружению и др.) в большинстве случаев составлена при участии дьяков приказа Тайных дел [2] и в отдельных случаях содержит правки, внесенные рукою царя. Данная группа писем в основном выдержана в книжном стиле. Неофициальная переписка, носившая частный, личный характер, позволяет отметить более свободную манеру изложения материала, менее всего связанную каноническими правилами письма.
Эпистолярная форма лучше всего позволяет человеку проявить индивидуальные качества, она является ярким выражением личностного начала в тексте. В центре внимания статьи находятся письма официальной переписки, которые, на наш взгляд, позволяют определить своеобразие языковой личности царя Алексея Михайловича. Рассмотрим своеобразие и уникаль-
1 Российский государственный архив древних актов, г. Москва. В дальнейшем по тексту статьи используется официальная аббревиатура - РГАДА.
2 Этикет, заимствованный из Византии, предусматривал возможность записывания речи монарха штатом писцов. См.: История русской литературы: в 4 т. / под ред. Н. И. Пруцкова. Л: Наука, 1980. Т. 1. С. 294; Панченко, А. М. Русская культура в канун петровских реформ. Л.: Наука, 1984. -С. 2021; Буланин, Д. М. Последнее столетие древнерусской книжности / под ред. Д. М. Буланина // Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб.: Наука, 1992. Вып. 3 (XVII в.). Ч. 1. С. 4; Калугин, В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный (Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя). М.: Изд-во «Языки русской культуры», 1998. С. 138.
3 Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме III о Московии // Утверждение династии / Авт.-сост. А. Роде, А. Мейерберг, С. Коллинс, Я. Рейтенфельс. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997. М., 1997. С. 240-406; Коллинс С. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне. Сочинение Самуила Коллинса, который девять лет провел при Дворе московском и был врачом царя Алексея Михайловича // Утверждение династии. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997. С. 1-42; Путешествие в Московию барона Августина Майерберга и Горация Вильгельма Кальвуччи, послов Августейшего Римского Императора Леопольда к Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу в 1661 году, описанное самим бароном Майербергом. М., 1874; Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. Выпуск 1 (От Алеппо до земли казаков) // Чтения в обществе истории и древностей российских, Книга 4 (179). 1896. С. 3-10; Олеарий А. Описание путешествия в Московию. М.: Российские семена, 1996. 368 с.; Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 года и их сочинений. - Репринтное издание 1864 г. СПб.: Альфарет, 2008. 584 с.
4 Письмо публиковалось не раз, что свидетельствует об интересе исследователей к столь необычному эпистолярному сочинению Алексея Михайловича. Впервые письмо было опубликовано в Летописи занятий Археографической комиссии за 1885-1887 гг. (СПб., 1895. Вып. 10. Отд. II. С. 38). Однако русской науке оно известно намного ранее его первой публикации. В предисловии к «Собранию писем царя Алексея Михайловича» (1856) П. Бартенев, не приводя его в своем издании, упоминает о нем и дает пересказ содержания письма. В 1898 г. письмо публикуется фототипическим способом Н. Кутеповым во 2-м томе «Царской охоты на Руси...» (С. 104). Во второй половине XX века А. М. Панченко приводит письмо в своей монографии (См.: Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII века. Л., 1973. С. 68-69).
5 Чтения в императорском обществе истории и древностей российских. М., 1862. Кн. I. (Раздел «Смесь»).
ность стиля русского монарха, проявляющиеся на разных языковых уровнях: лексическом, морфологическом, синтаксическом.
Анализируя лексический состав грамот царя, носящих официальный характер, стоит отметить, что по своему происхождению его можно разделить на следующие группы: заимствованную, церковнославянскую, древнерусскую, экспрессивно-оценочную и эмоционально-окрашенную.
Заимствования в своих письмах Алексей Михайлович употребляет нечасто. В основном, это лексические единицы, относящиеся к военной терминологии (из немецкого, французского и тюркского языков), и слова, касающиеся международных отношений и государственного устройства (из греческого и латинского языков). Характерно, что заимствованные слова употребляются в письмах царем только по необходимости. Основная часть используемой лексики является по своему происхождению древнерусской. Приведем некоторые примеры: «...Да буди тебЬ ведомо, что нам, великому государю, Калмыки добили челом и шертованные записи прислали, и мы послали список с тЬх шертованных записей к тебЬ...» [13, с 731] (ШЕРТЬ - из араб.-тюрк. эа|1 -«соглашение, условие» - ж. стар. присяга мусульман на подданство); «...Да промыслить бы тебъ спЬваков болших.., чтоб всему были гораздо гаразди по партесу и голосы б были хороши и отлики бас и дышканы и прочие...» (из посланий В.В. Бутурлину) [13, с. 732-733] (ПАРТЕСНЫЙ - от латин. partes - «части, роли» - церковное многоголосное пение); «Делать бы тебЬ, боярину нашему и воеводЬ, по сей нашей великого государя грамотЬ, будет у Полских комисаров в мирном совершен/и правды не чаять...» (из посланий князю Ю. А. Долгорукову) [13, с. 758-759] (КОМИССАР - франц. commissaire, от средневекового лат. commissarius - «уполномоченный» - в некоторых странах должностное лицо с административными или полицейскими функциями); «...а которые есть на Москвъ рейтары и гусары и салдаты, и вы б есте высылали их и велЬли ставитца по мЬстом безсрочно...» (ГУСАР - венгерск. Huszar - военный из частей легкой кавалерии, отличавшихся особой формой венгерского образца) (Наказы боярину И. В. Морозову) [13, с. 721]; «...а Божественная писан1я не воспомянул: не надЬйтеся на кесари, на сыны человЬчесюя, в них же нЬсть спасен1я, изыдет дух их и возвратится в землю свою» (КЕСАРЬ - гр. kaisar от соб. лат. Caesar - «цезарь» - владыка, монарх) (Наказ окольничему князю И.И. Лобанову-Ростовскому) [13, с. 744]; «Пр1иде к нам, великому государю, во уши, что, за милостию Бож\ею, тебЬ, добронадежному архистратигу...» [13, с. 751]; (АРХИСТРАТИГ - греч. ApxiorpaTriYÔç - «главнокомандующий» - титул главнокомандующего в Древней Греции; эпитет архангелов, военачальников ангельских небесных сил); «... и при всем нашем царском синклитъ и по всему нашему Московскому государству служба твоя явно прославляетца...» (СИНКЛИТ - от греч. synkletos - «созванный совет» - собрание высших сановников) (Наказы боярину В. Б. Шереметеву) [13, с. 751]; «Как пошел на море, по какому случяю к митрополиту ясырь присылал?» (ЯСЫРЬ - турец. Esir — «узник войны» - пленник) («Статьи государева писма о расспросе Разина») [13, с. 735].
В контексте официальной переписки важное место занимают послания и грамоты Алексея Михайловича церковнослужителям. Они написаны высоким стилем с преобладанием церковной лексики. Но церковную лексику царь Алексей Михайлович употреблял не только в письмах к деятелям церкви. Почти в каждом письме можно обнаружить церковные лексемы, устойчивые выражения религиозного характера или цитаты из Священного Писания. Делает царь это с разными целями: когда нужно сообщить о каком-то событии (информативная), подбодрить собеседника, упрекнуть в чем-либо; цитаты из Библии помогают более понятно донести мысль до адресата: «...прося у Бога милости, промышлять над Крымом, сколко милосердый Бог помощи подаст, и над городами промышлять всячески...» (Письма к боярину В.В. Бутурлину) [13, с. 732].
Примером послания, в котором раскрывается точное знание монархом церковных обрядов, может быть названо письмо, адресованное Никону о смерти патриарха Иосифа. «...Избранному и крёпкостоятельному пастырю и наставнику душ и тълес наших, милостивому, кроткому, благосердому, беззлобивому, но и паче же любовнику и наперснику Христову и рачителю словесных овец...», «<...Пишу сице свётлоаяющему в aрхiереях аки солнцу светящему по всей вселенной...», «(...преосвященному и пресвётлому митрополиту Никону...» (Письмо Никону о смерти патриарха Иосифа) [14, с. 151, 152].
Частотны употребления устойчивых сочетаний с церковной семантикой: «О крЪпюй воине и страдальче Царя небеснаго, о возлюбленный мой любимиче и содружебниче, святый владыко...» [14, с. 152], «...и мы по милости Божи и по вашему святительскому благословешю, как есть истинный царь хрiстiянский наричюся...», «Да буди тебъ великому святителю, ведомо: за грЪхи всего православного христiянства, но и паче и за мои окаянные грЪхи, СодЪтель и Творец и Бог наш изволил взять от здЪшняго прелестнаго и лицемЪрнаго свЪта отца нашего и пастыря великого, господина кир 1осифа, пат^арха московскаго и всеа Руаи, изволил его вселити в недра Авраама и Исаака....», «...а мати наша соборная и апостольская церква вдовствует...» (Письмо Никону о смерти патриарха Иосифа) [14, с. 152, 153].
Экспрессивно-оценочной и эмоционально-окрашенной лексики в своих официальных посланиях царь почти не употребляет. Если в грамотах царя и встречаются оценочные и бранные слова, то они чаще всего впоследствии оказываются вычеркнутыми или замененными на более мягкие эквиваленты. Используя в своих письмах элементы разговорной речи царь высказывает свое мнение о ситуации. В результате этого первоначально деловая грамота приобретает уже черты литературного послания. «И ты, враг, злодей окоянной (Зачеркнуто: "блядин сын, сукин сын". - Примеч. ред. изд. 1861 г.), к нам не писывал ничево...» (Письмо сокольнику П. Тоболину, 20 апреля 1655 г.) [13, с. 733]; «...а такова дурака, Васьки Ярова, со отписками отнюдь бы не присылал...» (Письмо к П.С. Хомякову, 28 декабря 1667 г.)5.
К морфологическим особенностям языка монарха можно отнести преобладание глаголов первого лица множественного числа над глаголами первого лица единственного числа в тех случаях, когда речь идет о самом пишущем (царе), и употребление глаголов второго лица единственного числа в обращении к адресату. Глаголы первого лица единственного числа употребляются в «Письме Никону о смерти патриарха Иосифа», в котором царь Алексей Михайлович пишет о себе, как об одном из многих: «...А я тебе потом, великому господину, челом бью...». Особенно часто в посланиях монарха встречаются глаголы в повелительном наклонении: «...Как вам ся наша грамота придет,...вЪлели собрать к смотру и сказали б есте наш государев указ, чтоб шли к нам, великому государю, со всею службою и з запасы...» (Наказы боярину И. В. Морозову, 1655 г.) [13, с. 720]. Такие грамматические особенности характеризуют деловые письма царя, среди которых много распоряжений и наказов, что, в свою очередь, свидетельствует о лидерских качествах государя.
Примечательно, что Алексей Михайлович в своих письмах нередко использует устаревшие формы прошедшего времени глагола - имперфект («...с какою похвалою славною и с какою жесточью и како зубами своими, яко дивии звери, скрежета-ху на церковь Божю и на тебя, боярина нашего и воеводу...» (Наказы боярину В. Б. Шереметеву) [13, с. 753] и перфект: «...Се уже есть время приближилося...» (Письма к боярину князю Ю. А. Долгорукову, 30 сентября 1659 г.) [13, с. 762]; «...и, воскричяв есаком великого Чюдотворца Сергия, наших государевых врагов и изменников победили есте...» (Наказ окольничему князю И. И. Лобанову-Ростовскому, 1659 г.) [13, с. 747]. Данные формы, ... утратившиеся к XVII веку в устной речи, использовались еще в церковных книгах. Поэтому при использовании их в письменной речи высказывание приобрета-
ет несколько религиозный характер. По стилю послание становится похожим на образцы житийной и летописной книжности со свойственными им торжественностью, возвышенностью и образностью.
Не менее показательны и грамматические формы местоимений, используемых автором в речевой практике. Местоименные формы, употребляемые царем Алексеем Михайловичем, немногочисленны. Для обозначения себя в письмах он использует устоявшуюся форму «мы», так называемое множественное число величия. Кроме того, после местоимения царь добавляет свой титул - «великий государь». ... В «Письме Никону о смерти патриарха Иосифа» Алексей Михайлович наравне с местоимением множественного числа «мы» употребляет личное местоимение единственного числа «я» и энклитическое местоимение единственного числа «мя», тем самым одновременно уравнивая себя с другими людьми и выделяя из общества себя, просящего монарха. Необходимо заметить, что форма местоимения «мя» является по своему происхождению старославянской и чаще всего употреблялась в молитвах и религиозных текстах. Поскольку «Письмо Никону о смерти патриарха Иосифа» выдержано в церковном стиле, употребление данной формы местоимения в тексте можно считать обоснованным.
Грамматические формы прилагательных, употребляемые Алексеем Михайловичем в его официальной переписке, представлены церковнославянским и русским вариантами. Как известно, в XVII столетии употреблялись два варианта флексий прилагательных муж. рода ед. числа - «-ой» («-ей») и «-ый» («-ий. ... Выбор определенной флексии обусловлен характером письма и адресатом.
«О крепкий воине и страдальче царя небеснаго, о возлюбленный мой любимиче и содружебниче, святый владыко...»; «... и мы по милости Божiи и по вашему святительскому благословенiю как есть истинный царь хрiстiянский наричюся...»; «...А как велиюй отец наш и пастырь, святейший 1осиф патриарх...» (Письмо Никону о смерти патриарха Иосифа 1652 г) [14, с. 151, 152, 153] -окончания, характерные для старославянского языка.
«Посланник приходил от Свейского Карла короля думной человек ...»; «.а он де, Курлянской, ему, королю, друг ...»; «...И мы, велиюй государь, отказали т^м, что подданной Полскому королю ...»; «Подлинно Радивил да Гасевской пришли под Новой Быхов ...»; «.и обоз взяли с 300 возов, и досталной обоз взяли ...»; «.и с Смоленска молодой Соколинской и два Ляпуновых измънили ...» (Письма к А. С. Матвееву, 1655 г.) [13, с. 727, 728]; «.а которой хльб солдатцкой, и вы б есте тотчас вел'ъли весть в Смоленеск ...» (Наказы боярину И. В. Морозову, 1655 г.) [13, с. 721].
Как видно из приведенных примеров, формы прилагательных на «-ый» («-ий») царь Алексей Михайлович употребляет в тех случаях, когда речь идет о ситуации религиозного характера. Данные слова наделены христианской семантикой, и написание их соответствует старославянской орфографической традиции. В эпоху падения редуцированных в старославянском языке редуцированные [ы] и [и] изменились в [ы] и [и] полного образования. Данная форма сохранилась только в книжной речи, и использование ее в письмах Алексея Михайловича ограничивается религиозной тематикой. В остальных случаях в заударной позиции используется флексия «-ой» («-ей»), которая, являясь сугубо русской, широко распространена была в устной речи XVII века, в то время как в литературном языке данная форма сохраняется только под ударением.
К речевым особенностям личности государя можно отнести и частотное употребление книжных флексий прилагательных женского рода Род. пад. на «-ыя» («-ия»): «...всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца...», «...поклонитися образу Пречистыя Богородицы ...»; «.а буде на конечныя роты, вели потому же разступатся или тем конечным ротам отдаваться и заходить за полк ...»; «.и пред образом Пречистыя Матере Его, Пресвятыя Богородицы ...»; «.но и до самыя смерти понуждают себе страдати и страждут.»; «... испрося у Господа Бога милости и заступления у Всепетыя и Пренепрочныя Матере Божия ...»; «.по всей воли его и по повелению его, еже о людех и общия ползы ...». Являясь по происхождению церковнославянскими, формы на «- ыя» («-ия») встречаются в основном в книжной речи. В устной и разговорной речи употребляются исконно русские формы на
«-ой» («-ей»), которые возникли из более старых «ыя» («ия»). Русские формы употребляются в письмах реже: «.не пишешь ни одной строки. » (Письмо боярину князю Я. К. Черкасскому Косому, 19 апреля 1655 г.) [13, с. 731].
Употребление книжных форм прилагательного свидетельствует о грамотности, начитанности царя и о его следовании книжным традициям письма. Появление же сугубо русского окончания «-ой» у прилагательных в сочетании с существительными в род. падеже говорит о начавшемся сближении письменной литературной речи и речи разговорной. Алексей Михайлович, будучи одним из самых образованных людей столицы, демонстрирует свою осведомленность и в современном ему состоянии языка.
Однако на уровне некоторых форм имени прилагательного (форма род. пад. ед. числа муж. рода) наблюдается неразличение вариантов окончаний, например «-аго» и «-ого». Обе формы свободно употребляются Алексеем Михайловичем в письмах и позволяют определить тенденцию в формировании парадигмы русских полных прилагательных. «О крепкий воине и страдальче царя небеснаго...»; «.моли за мя, гршнаго ...»; «... Содътель и Творец и Бог наш изволил взять от здшняго прелестнаго и лицемърнаго свша отца нашего и пастыря великого...» (Письмо Никону о смерти патриарха Иосифа, 1652 г.) [14, с. 151, 152, 153]. В некоторых случаях наблюдается одновременное использование обоих вариантов флексии: «... и зело оскорбляемся двойнаго и неутешнаго ея плача: перваго ея плача неимуще тебе Богом данного и истинна супруга своего пред очима своима всегда, второго плача ея -о восхощении и разлучении от лютаго и яросного зверя драгаго и единоутробного птенца своего, напрасно отторгнутаго от утробы ее...»; «... а такого простоумышленного яда под языком ево не ведали .» (Письмо к думному дворянину А.Л. Ордину-Нащокину, 14 марта 1660 г.) [РГАДА. Ф. 96 (Сношения со Швецией). Оп. 1. 1660 г. Ed. Хр. 2. Л. 93].
Характерной особенностью писем царя Алексея Михайловича является наличие объемных сложных предложений. Иногда из одного предложения может состоять целый абзац послания или даже целое письмо. Такие сложные предложения употребляются царем, когда он перечисляет много связанных друг с другом мыслей, указаний или событий, либо это ряды однородных членов, которые не могут быть отделены друг от друга. Кроме того, подобные объемные предложения представляют собой своеобразный поток сознания, мысли, приближающейся к живой, разговорной речи. «Список с Государевы грамоты слово в слово, какова прислана, Его Государевою рукою писана, в Воскресенской монастырь, и по сей грамота прозвася Новый ерусалим»: «...Сын твой возлюбленный, царь Алексй, челом бьет: изволишь, Государь, про нас выдать, и мы милостю Божiею и твоими, отца нашего, молитвами пришли в Саввинский монастырь октября в 1 день в четвертом часу дни дал Бог здорово; а потом тебъ, Отцу своему, челом бью на хлъбе; да ты же жалуешь, пишешь, тужишь о нас, и аще Бог даст живы будем за твоими пресвятыми молитвами, и паки не зареклися и не зарекаемся и паки пр^зжати, а старца твоего Государева Новаго Иерусалима препокоив, отпустил к тебь и стрельцов Саввы чудотворца пятьнадесять человек послал: царь Алешй со многою любовю радостною, лобызав честную десницу твою Государеву, челом бью...» [15, с. 146].
Алексей Михайлович очень часто употребляет в своих письмах и грамотах сравнительные конструкции: «...Пишу сице светло сияющему в архиереях, аки солнцу, светящему по всей вселенней...» (Письмо Никону о смерти патриарха Иосифа, 1652 г.), «...Еще же скорбим и о сожителнице твоей, яко же и о пустыножилице и единопребывателнице в дому твоем...», «...А нежели в печаль впадати или воскочити яко еленю на источники водныя...», «...А он человек малодой, хощет создания владычня и творения рук Ево видеть на сем свете, яко же и птица летает семо и овамо...» (Письмо думному дворянину Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину, 14 марта 1660 года) [РГаДа. Ф. 96 (Сношения со Швецией). Оп. 1. 1660 г. Ed. хр. 2. Л. 91-105]. Образы, используемые царем в качестве сравнений, раскрывают его литературный талант, демонстрируют умелое использование книжных, художественных обротов в контексте письма.
В своих посланиях Алексей Михайлович очень часто цитирует Священное Писание. Эти тексты помогают ему лучше сформулировать свою мысль, донести смысл сказанного до адресата, подбодрить в тяжелое время своей мудростью, упрекнуть, показав на примере, к чему приводят гордыня, предательство и гнев. Духовная атмосфера, в которой жил царь Алексей, его воспитание, характер и чтение церковных книг развили в нём религиозность. По понедельникам, средам и пятницам царь во все посты ничего не пил и не ел и вообще был ревностным исполнителем церковных обрядов. К почитанию внешнего обряда присоединялось и внутреннее религиозное чувство, которое развивало у царя Алексея христианское смирение. Он был с детства приучен к книгам, в том числе церковным, и часто использовал цитаты из них, чтобы подтвердить свои слова, усилить выразительность и убедительность речи.
В результате проведенного исследования, посвященного описанию языковой личности царя Алексея Михайловича на материале официального эпистолярия, мы приходим к выводу, что эта языковая личность интересна не только с точки зрения истории, но и, несомненно, имеет большую ценность для лингвистических исследований. Эпистолярное наследие царя огромно и разнообразно по стилю и по тематике и представляет собой феномен русской литературы второй половины XVII века. Послания и грамоты Алексея Михайловича демонстрируют необыкновенный писательский талант царя, его индивидуальный стиль письма, проявляющиеся на всех языковых уровнях. Также его официальный эпистолярий обладает ярко выраженными интонационными особенностями. За счет разнообразия речевых конструкций передается настроение адресанта и его отношение к ситуации - ирония, радость, недовольство, сострадание.
На лексическом уровне особое внимание привлекает большое количество церковной лексики и слов с религиозной семантикой, что связано с характером самого царя, его начитанностью, образованностью и религиозностью. Использованная заимствованная лексика свидетельствует о культурной и военной образованности царя. Употребление же ее только по необходимости говорит о стремлении Алексея Михайловича сохранить родной язык. Была отмечена способность переключаться с одного регистра на другой (с книжной речи на разговорную), что
Библиографический список
также свидетельствует об образованности царя. Морфологический уровень позволяет проследить, как отражались изменения в русском языке XVII столетия в речи самых образованных людей столицы. Употребление форм личных местоимений и глаголов в повелительном наклонении способствует субъективации языковой личности. Использование старославянских форм слов говорит о традиционном подходе, ориентированном на церков-но-славянские книги, что свидетельствует об элитарности личности. На синтаксическом уровне наблюдается тенденция к сближению письменной и устной речи за счет использования сложных объемных предложений, соединяющих в себе несколько простых с помощью союзов. Отличительной особенностью является большое количество цитат из церковных книг, отражающих мировоззрение и личностные качества царя. Письма Алексея Михайловича являются уникальными в силу своего «срединного» положения: некоторые из них сохраняют каноническую форму эпистолярного послания, в других же происходит усиление личностного начала, приближающее деловое письмо к публицистике.
В результате дискурсивного анализа языковой личности царя Алексея Михайловича были выявлены две основные речевые стратегии, используемые автором: стратегия самопрезентации, реализующаяся большей частью имплицитно, и стратегия прямого речевого воздействия на адресата. Для данных стратегий характерны определенные тактики («самовозвеличивание» и «самоуничижение»; просьба, приказ и поручение) и коммуникативные ходы (обобщение, контраст, приведение примеров). Данные речевые стратегии и тактики направлены на манипулирование сознанием адресата, что способствует достижению Алексеем Михайловичем определенных политических целей.
На основе анализа писем мы пришли к выводу, что Алексей Михайлович Романов обладал необычайными писательскими способностями и обширными языковыми возможностями. Продолжая, с одной стороны, эпистолярную традицию Древней Руси, царь в то же время преобразует устоявшиеся формы письма, стирая границы между деловым посланием и публицистикой, что отражает не только переходные процессы, происходившие в языке XVII века, но и в русской литературе и культуре в целом.
1. Аникин, Д.В. Исследование языковой личности составителя «Повести временных лет»: дис. ... канд. филол. наук. - Барнаул, 2004.
2. Гурлянд, И.Я. Приказ великого государя Тайных Дел. - Ярославль, 1902.
3. Конявская, Е.Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI - середина XV в.). - М., 2000.
4. Попова, О.В. Языковая личность Ивана Грозного (на материале деловых посланий): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Омск, 2004.
5. Шунков, А.В. Жанр послания в русской литературе XVII века (на материале эпистолярного наследия царя Алексея Михайловича). -Кемерово, 2006.
6. Шунков, А.В. Авторское слово в русской эпистолографии 2-й половины XVII века (на материале семейной переписки царя Алексея Михайловича) // «Acta Neophilologica» XII, 2010 / Rocznik naukowy Instytutu neofilologii.
7. Платонов, С.Ф. Лекции по русской истории. - М., 1993.
8. Путеводитель по ЦГАДА СССР: в 4 т. - М., 1991. - Т. 1.
9. Письма русских государей и других особ царского семейства. Письма царя Алексея Михайловича. - М., 1896. - Т. V.
10. Душечкина, Е.В. Статейный список 1652 г. как литературный памятник // Уч. зап. Тартус. ун-та. - Тарту, 1975. - Вып. 369. Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение.
11. Душечкина, Е.В. Царь Алексей Михайлович как писатель. Постановка проблемы // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции / отв. ред. В. Г. Базанов.- М., 1976.
12. Кротов, М.Г. Послания царя Алексея Михайловича о смерти патриарха Иосифа. (Этюд из исторической психологии) // Герменевтика древнерусской литературы XVI - начала XVIII веков. - М., 1989.
13. Записки отделения русской и славянской археологии. - СПб., 1861. - Т. 2.
14. Собрание писем царя Алексея Михайловича. - М., 1856.
15. Начертание жи^я и дс^янм Никона патрiарха Московскаго и всея Россм. Сочинение архимандрита Аполлоса. - М., 1845.
Bibliography
1. Anikin, D.V. Issledovanie yazihkovoyj lichnosti sostavitelya «Povesti vremennihkh let»: dis. ... kand. filol. nauk. - Barnaul, 2004.
2. Gurlyand, I.Ya. Prikaz velikogo gosudarya Tayjnihkh Del. - Yaroslavlj, 1902.
3. Konyavskaya, E.L. Avtorskoe samosoznanie drevnerusskogo knizhnika (XI - seredina XV v.). - M., 2000.
4. Popova, O.V. Yazihkovaya lichnostj Ivana Groznogo (na materiale delovihkh poslaniyj): avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Omsk, 2004.
5. Shunkov, A.V. Zhanr poslaniya v russkoyj literature XVII veka (na materiale ehpistolyarnogo naslediya carya Alekseya Mikhayjlovicha). -Kemerovo, 2006.
6. Shunkov, A.V. Avtorskoe slovo v russkoyj ehpistolografii 2-yj polovinih XVII veka (na materiale semeyjnoyj perepiski carya Alekseya Mikhayjlovicha) // «Acta Neophilologica» XII, 2010 / Rocznik naukowy Instytutu neofilologii.
7. Platonov, S.F. Lekcii po russkoyj istorii. - M., 1993.
8. Putevoditelj po CGADA SSSR: v 4 t. - M., 1991. - T. 1.
9. Pisjma russkikh gosudareyj i drugikh osob carskogo semeyjstva. Pisjma carya Alekseya Mikhayjlovicha. - M., 1896. - T. V.
10. Dushechkina, E.V. Stateyjnihyj spisok 1652 g. kak literaturnihyj pamyatnik // Uch. zap. Tartus. un-ta. - Tartu, 1975. - Vihp. 369. Trudih po russkoyj i slavyanskoyj filologii. Literaturovedenie.
11. Dushechkina, E.V. Carj Alekseyj Mikhayjlovich kak pisatelj. Postanovka problemih // Kuljturnoe nasledie Drevneyj Rusi. Istoki. Stanovlenie. Tradicii / otv. red. V. G. Bazanov.- M., 1976.
12. Krotov, M.G. Poslaniya carya Alekseya Mikhayjlovicha o smerti patriarkha losifa. (Ehtyud iz istoricheskoyj psikhologii) // Germenevtika drevnerusskoyj literaturih XVI - nachala XVIII vekov. - M., 1989.
13. Zapiski otdeleniya russkoyj i slavyanskoyj arkheologii. - SPb., 1861. - T. 2.
14. Sobranie pisem carya Alekseya Mikhayjlovicha. - M., 1856.
15. Nachertanie zhitiya i d?yaniyj Nikona patriarkha Moskovskago i vseya Rossii. Sochinenie arkhimandrita Apollosa. - M., 1845.
Статья поступила в редакцию 11.09.14
УДК 81.
Sajdumova K.N. ABOUT USING PHRASEOLOGY FOR EXPRESSING THE VERBAL AGGRESSION IN DAGESTAN RUSSIAN-LANGUAGE PRESS. The article is devoted to the problem of verbal aggression in Dagestan Russian-language press, which is evidence of a low standard of speech not only of journalists, but also of other inhabitants of Dagestan Republic. In the paper much attention is given to the use of resources of phraseology for expression negative emotions of Dagestanian journalists. The main contents of the research is an analysis of phraseological units, which are the means of verbal aggression in Dagestan mass media. Based on the analysis, the author states that in Dagestan press a means of expressing aggression is comprised by low-colloquial idioms and proverbs. These phraseological units are used by journalists not only intact, but also in a creatively modified style. In addition, in some cases negative evaluation of the statement with phraseological units increases through the use of stylistically marked vocabulary in a certain context.
Key words: verbal aggression, means of expressing aggression, phraseological units, Dagestan newspapers, Dagestan journalists.
К.Н. Сайдумова, соискатель каф. русского языка ФГБОУ ВПО «Дагестанский гос. технический университет», преп. русского языка и литературы Технического лицея филиала ДГТУ, г. Дербент, E-mail: [email protected]
ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ФРАЗЕОЛОГИИ ДЛЯ ВЫРАЖЕНИЯ РЕЧЕВОЙ АГРЕССИИ В ДАГЕСТАНСКОЙ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ПРЕССЕ
В статье рассматривается проблема речевой агрессии в дагестанских русскоязычных печатных СМИ как свидетельство низкой речевой культуры жителей Дагестана. Автор подробно останавливается на одном из аспектов проблемы: использовании дагестанскими журналистами фразеологических единиц в качестве средства выражения негативных эмоций. Анализируются примеры использования фразеологизмов, пословиц и поговорок для реализации речевой агрессии в дагестанской прессе. Анализ позволяет автору утверждать, что средством агрессии в письменной речи дагестанских журналистов служат стилистически сниженные фразеологизмы и фразеологические выражения, которые употребляются в тексте как в неизменном виде, так и трансформированными. В некоторых случаях негативная оценка высказывания, в котором присутствует фразеологизм, может быть обусловлена также наличием в контексте стилистически маркированной лексики.
Ключевые слова: речевая агрессия, средства выражения агрессии, фразеологизмы, дагестанские газеты, дагестанские журналисты.
Современные русскоязычные печатные СМИ Дагестана играют немаловажную роль в формировании речевой культуры жителей республики. В последние годы в республике наблюдается рост количества людей, владеющих русским языком. При этом уровень культуры русской речи дагестанцев год от года снижается, что особенно заметно в речевом поведении журналистов русскоязычных изданий. Часто из-за неумения выразить собственные мысли, дагестанские авторы пренебрегают нормами общения и заменяют точность высказывания эмоциональностью речи, выбирая агрессивный тип речевого поведения. В связи с этим особого внимания требует проблема речевой агрессии, которая в местных газетах выступает ярким свидетельством низкой речевой культуры не только журналистов, но и жителей Дагестана вообще.
В качестве эмпирической базы исследования мы выбрали негосударственные (независимые) печатные СМИ республики как наиболее релевантные для исследования речевой агрессии. В этих газетах интерпретация преобладает над информированием, в связи с этим случаи проявления субъективного авторского отношения здесь встречаются очень часто. По сути, стиль независимых дагестанских газет представляет собой стиль оппозиционной прессы. В них часто имеют место такие характерные оппозиционным текстам черты, как: построение дискурса с позиций конфликта; выражение интенции сарказма; гипертрофированная область отрицательных оценочных номинаций [1] и т.п. В результате в этих изданиях широко распространяется речевая агрессия.
Речевая агрессия - это «целенаправленное, мотивированное, преимущественно контролируемое речевое поведение,
в основе которого лежит однонаправленное эмоциональное не-гативизирующее воздействие на адресата» [2, с. 254]. Агрессия в тексте газеты в основном проявляется в двух формах: 1) в форме прямого призыва адресата к нужным автору действиям; 2) в форме вызова у адресата или поддержания у него агрессивного состояния предметом и структурой речи [3]. Агрессивное речевое поведение характеризуется как конфликтное, неэффективное, конфронтационное (некооперативное). Это противоречит главному закону общения - закону объединения партнеров (общение должно быть эффективным, гармонизирующим, неконфликтным и т.д.). Выбирая агрессивный тип речевого поведения, журналист нарушает нормы общения, вольно или невольно наносит вред не только читателям, но и себе: «несоблюдение этических норм приводит к моральному ущербу не только для адресата (или иного лица, о котором шла речь), но и для адресанта, поскольку нравственный человек всегда, даже в случае невольного нарушения норм этики, испытывает стыд и угрызения совести» [4, с. 4].
В дагестанских газетах используются различные средства языка для реализации агрессии: стилистически окрашенная лексика, жаргонизмы, варваризмы, ирония, языковая игра и др. В данной статье остановимся подробнее на таком средстве выражения агрессии в дагестанской прессе, как фразеологизмы (в том числе пословицы и поговорки).
Дагестанские журналисты часто обращаются к фразеологическим богатствам русского языка с целью усиления экспрессивной окраски речи. Под экспрессивностью мы понимаем «такие признаки языковой / речевой единицы, благодаря которым говорящий / пишущий выражает свое субъективное отношение
