CC BY
118
турные проблемы современности. - М.: Языки славянской культуры, 2017. -С. 327-333.
2. Ломтадзе Т. Миграции грузинских евреев и их речевые трансформации // Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. - М.: Языки славянской культуры, 2017. - С. 335-341.
3. Ондрейович С. Несколько слов о пуризме и глобализме (глокализме) современности // Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. - М.: Языки славянской культуры, 2017. - С. 159-168.
2018.04.010. Э.Б. ЯКОВЛЕВА. ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА: Актуальные проблемы и вызовы современности. (Обзор).
Ключевые слова: языковая политика; этнос; этнообразую-щая, этнорепрезентативная, этноинтегрирующая, этнодиффе-ренцирующая функции; образовательная языковая политика; церковнославянский язык; богослужебные тексты.
Этноязыковая и этнокультурная ситуация в мире, в конкретном государстве, проблемы языковой политики, моно- и полиэтнического бытования социума, языковой образовательной политики -в настоящее время эти вопросы составляют основной спектр исследований ученых разных научных направлений. В данной обзорной статье языковая политика рассматривается как проблема чрезвычайной сложности, требующая особого внимания и тщательного подхода к ее решению в многонациональном государстве. Этой остроактуальной проблеме особое внимание уделяют лингвисты, лингвокультурологи, социо- и этнолингвисты, психолингвисты и лингвофилософы.
Объемная статья Г.П. Нещименко «Языковая политика в контексте исторических традиций и новых коммуникативных технологий» (3) посвящена исследованию ряда вопросов языковой политики как феномена. Автор ставит перед собой цель рассмотреть такие вопросы, как сущность феномена языковой политики; зону распространения языковой политики в этноязыковом пространстве; осуществление системно-функционального сопоставления альтернативных моделей языковой политики.
Отмечается, что как самостоятельное исследовательское направление языковая политика вошла в сферу научных интересов в середине XX в. К этому времени относится и формирование большинства интердисциплинарных наук, которые не только расшири-
ли диапазон проводимых научных изысканий, но и внесли важный вклад в разработку новой комплексной методологии, включая и ее стабилизирующийся метаязык. Широкие комбинаторные возможности лингвистики как научной дисциплины благоприятствовали включению в ее исследовательский спектр проблематики смежных научных отраслей, сформировавшихся на основе традиционного классического языкознания, а также сходных комплексных дисциплин, непосредственно граничащих с социологией, этнологией, культурологией, психологией и т.д.
Г.П. Нещименко указывает, что интенсивное развитие языковой политики, наблюдаемое в последние годы, с очевидностью говорит об укреплении позиций и реальной значимости интердисциплинарных научных отраслей в цивилизационном развитии социума. Наблюдения за эволюцией новых научных отраслей с полным основанием дают возможность утверждать, что «их исследовательский аппарат вобрал в себя, хотя и в различной пропорции, подходы и методику, используемые не только в языкознании, но и в смежных с ним областях» (3, с. 15).
Вышеприведенный перечень задач автор не считает исчерпывающим, отмечая, что в исследовании принципиальное значение имеют следующие факторы: «его функциональная насыщенность; переориентация с общепринятой стратификационной концепции на концепцию коммуникативную» (3, с. 16).
К данному перечню автор добавляет набор долговременных функций языковой политики, автором которого является Л.Б. Никольский1:
- этнообразующая;
- этнорепрезентативная;
- этноинтегрирующая;
- этнодифференцирующая (3, с. 16).
По мнению Г.П. Нещименко, данные долговременные функции жизненно важны. В ходе исторического развития этноса их значимость может варьироваться, однако в целом они «сохраняют актуальность при оценке социолингвистического статуса соответствующих языков, что подтверждается многочисленными повтор-
1 Никольский Л.Б. Синхронная социолингвистика: (Теория и проблемы). -М., 1976. - 141 с.
ными проверками» (3, с. 16). Благодаря наличию этнорепрезента-тивной функции этнос вводится во «внешний» (3, с. 17) контекст, т.е. в окружающий его мир межэтнических взаимоотношений. Рассматривая один и тот же этнос через призму двух других функций, можно в зависимости «от выбранного угла зрения в нем видеть либо единое гомогенное (интегрированное) целое, либо гетерогенную, дифференцированную на отдельные формы существования структуру» (там же).
В своей статье исследователь представляет краткое изложение сути предлагаемого ею теоретико-методологического подхода: общая конфигурация модели этнического языка; компоненты модели этнического языка; основные принципы формирования набора альтернативных моделей языкового обеспечения.
Общая конфигурация модели этнического языка представляет собой бинарную проекцию модели коммуникативного пространства на плоскость пространства языкового.
Основными компонентами модели этнического языка являются две подсистемы языкового обеспечения: «языковое обеспечение высших коммуникативных функций (официальное и полуофициальное общение, цивилизационное, в том числе и публичное); языковое обеспечение непринужденного повседневного общения» (там же).
К основным принципам формирования набора альтернативных моделей языкового обеспечения автор относит оптимальный набор импульсов, необходимых для обеспечения вербальной коммуникации, который включает как собственно лингвистические, так и политические факторы.
Указывается, что для каждой из подсистем, выделяемых в системе этнического языка, характерен свой, доминирующий тип речевого поведения: для первой подсистемы это регулируемое речевое поведение; для второй - речевое поведение, нерегулируемое или же с ослабленной регулируемостью.
Регулирование, «т.е. корректирование порождаемого текста, может осуществляться как опосредованно, через языковые редакторы, стилистов, ориентирующихся, как правило, на действующую в данное время кодификацию литературной нормы (внешнее корректирование), так и с помощью автоцензуры, т.е. самокоррещии
(саморегулирования), соответствующей уровню речевой компетенции данного индивидуума (3, с. 18).
В подсистеме непринужденного повседневного общения в регулировании выбора языковых средств, по мнению исследователя, нет необходимости, поскольку структура порождаемого текста полностью зависит от воли говорящего, уровня его индивидуальной речевой компетенции, позволяющей ему чувствовать себя комфортно именно в ситуации непринужденного общения. Использование литературных включений в речь говорящих с профессиональными навыками литературной нормы речи (например, у преподавателей-словесников) может восприниматься собеседниками как маркированное, чуждое разговорному узусу. То есть именно непринужденность общения является необходимым условием комфортности общения.
Оппозицию «регулируемое - нерегулируемое речевое поведение» автор относит к общеязыковым универсалиям. Она считает данную оппозицию перспективной для решения научных задач разной степени сложности. Это подтверждают результаты проведенных автором исследований, посвященных установлению лингвистического статуса языка компьютерного общения, определению характера речевого поведения в так называемых «чатах», выявлению специфики современного состояния и исторической динамики речевого стандарта публичной коммуникации, закономерностей употребления заимствований в языке-реципиенте, тенденций языковой экономии, а также эволюции этнической языковой ситуации и т.д.
В качестве составляющих компонентов языковой политики автор называет лингвистическую (социолингвистическую) составляющую языковой политики, под которой понимаются возможности использования результатов вербального анализа для установления типа развития языковой ситуации и языковой политики, ее прогнозирование и диагностирование), и политическую составляющую языковой политики как неотъемлемый компонент этнического суверенитета.
В статье приводятся результаты применения теоретико-методологических посылок: опыт моделирования структуры языковой политики и опыт локализации феномена языковой политики в пространстве этнического языка.
Отмечается, что, будучи комплексной величиной, языковая политика включает две основные составляющие: собственно языковую, с одной стороны, и собственно политическую - с другой. Схематически это можно представить в виде трехкомпонентной цепочки: язык - языковая политика - политика с двумя базовыми полюсами - язык и политика.
Эту трехкомпонентную цепочку исследователь дифференцирует на две взаимосвязанные модели, отличающиеся друг от друга пропорциональной представленностью соответствующих составляющих: приоритетно лингвистическая модель (преобладание лингвистической составляющей) и модель приоритетно политическая (преобладание политической составляющей).
Специфика приоритетно лингвистической модели состоит в том, что характерная для нее стратегическая линия языковой политики выстраивается преимущественно на основе объективных лингвистических и социолингвистических показателей. Она имеет довольно прочный исследовательский фундамент, включающий сведения об онтологических и функциональных свойствах языковой системы, о специфике существующей языковой ситуации, ее динамических тенденциях и о литературном идиоме.
Особое значение имеет статус литературного идиома и, прежде всего, репертуар его репрезентативных функций (с учетом потенциальной возможности соответствующего языкового замещения). Автор подчеркивает, что решающую роль играет не столько величина коммуникативного спектра этнического литературного идиома, сколько представленность в нем репрезентативных функций, которые при определенной ситуации могут быть «делегированы другому, более престижному языку (ср. предпочтительность латыни в научном общении в Средневековье или английского языка в современном узусе)» (3, с. 22).
Автор указывает, что в 90-е годы XX в. в кругу научной интеллигенции ряда славянских стран публично стало высказываться мнение о целесообразности добровольного введения славяноанглийского двуязычия, при котором все репрезентативные коммуникативные функции должны быть переданы английскому языку. Соответственно, за славянскими языками должна была сохраниться лишь функция средства повседневного бытового общения. «При этом во внимание не принималось, что подобная коммуникативная
"щедрость" со временем может обернуться стойким сужением коммуникативного спектра данных языков и, соответственно, стабильным снижением их социолингвистического статуса» (2, с. 22). Многие ученые совершенно справедливо полагали, что даже временное вытеснение автохтонного литературного языка из административно-правовой сферы и образования может пагубно сказаться на сохранении этнической идентичности.
Пытаясь определить место, занимаемое феноменом языковой политики в пространстве этнического языка, исследователем было установлено, что ее проявления могут наблюдаться, «во-первых, в речевом поведении индивидуума; во-вторых, в той части пространства этнического языка, которую мы называем ареалом регулируемого речевого поведения» (3, с. 23). Как показали проведенные автором исследования, использование антиномии «регулируемое - не регулируемое / речевое поведение; или же речевое поведение с ослабленной регулируемостью» (там же) для решения поставленной задачи оказалось чрезвычайно результативным, поскольку именно в зоне регулируемого речевого поведения действуют нормы так называемого речевого этикета, а также языковые законы, регламентирующие и появление заимствований.
К сфере языковой политики Г.П. Нещименко относит и феномен языкового протекционизма, одной из манифестаций которого является пуризм. В соответствии со сложившейся многолетней традицией пуризм рассматривается как нечто негативное, ортодоксальное, консервативное и даже реакционное. Подобная безальтернативная оценка пуризма, по мнению исследователя, является предвзятой. Столь же предвзятой она считает и интерпретацию пуризма лишь как деятельность по санации языка, проводимой не всегда умело и профессионально.
Как представляется автору, пуризм может иметь и позитивное воздействие, особенно при соблюдении некоторых условий, в частности специфики конкретных исторических обстоятельств жизни этноса, состояния его культурно-языковой и политической ситуации, результатов анализа естественных языковых закономерностей, в том числе и тенденций языковой вариативности и конкуренции.
Говоря о фактографической базе исследования, Г.П. Нещименко указывает, что оно выполнялось преимущественно на мате-
риале исторического развития чешского этноса. При этом в поле зрения находилась, с одной стороны, приоритетно лингвистическая модель языковой политики, сформировавшаяся в эпоху чешского национального возрождения (80-е годы XVIII - середина XIX в.); с другой - две приоритетно политические модели языковой политики, манифестирующие два хронологически удаленных друг от друга синхронных среза чешской языковой ситуации.
Таким образом, речь идет о:
а) ситуации, характерной для периода империи Габсбургов, в состав которой входили земли Чешской короны;
б) ситуации, сложившейся в интегрированной надгосударст-венной («супранациональной») структуре ЕС (3, с. 25).
Автор указывает, что преимущество подобного подхода состояло в том, что таким образом можно было наблюдать интересующий феномен языковой политики в разных ракурсах:
а) в аспекте диахронии, т.е. через призму сопоставления однотипных моделей языковой политики (приоритетно политические модели), хронологически удаленные друг от друга;
б) в синхронно-диахронном аспекте, когда противопоставлялись как хронологически, так и по своим системным параметрам разнотипные модели: две модели приоритетно политические и модель приоритетно лингвистическая.
Выбор именно этих моделей исследователь объясняет тем, что в основе приоритетно лингвистической модели языковой политики эпохи чешского национального возрождения находилась новаторская, детально проработанная и апробированная на огромном материале, программа языкового развития, которая не только выдержала испытание временем, но и определила на многие десятилетия магистральное направление языковой политики чешского этноса.
Что касается разновременных моделей приоритетно политической языковой политики, то проведенное сопоставление проливает свет не только на события отдаленного прошлого, но и позволяет увидеть в настоящем проявления не только различия, но и поразительного сходства с прошлым.
Рассматривая языковую политику через призму политических взаимоотношений между Чехией и империей Габсбургов (приоритетно политическая модель Австрийской империи),
Г.П. Нещименко отмечает, что империя Габсбургов представляла собой унитарное полиэтничное государство, большая часть которого была населена некогда завоеванными славянскими этносами. Австрийские власти проводили политику гомогенизации многонационального населения империи на основе немецкого языка и немецкой культуры. Естественным следствием подобного политического курса была унификация и нивелировка этноязыковой и этнокультурной специфики интегрированных в империи славянских этносов. Соответственно немецкий язык в этом случае наделялся функцией надэтнического коммуникативного средства, применяемого в официальном общении в сфере государственного управления. Использование региональных языков разрешалось лишь на более низких уровнях общения.
Как отмечает автор, «в отношении интегрированных этносов империи, по сути, проводилась политика «плавильного котла», модели, широко использовавшейся впоследствии в этноязыковой политике США (ее более позднее название «ваза с салатом»)» (3, с. 28).
Таким образом, речь шла о трансформировании многонациональной государственности в государственность мононациональную («одно государство - одна нация - один язык»).
Все это, вместе взятое, усиливало напряженность в отношениях между унифицируемыми этносами и властями империи, поэтому дальнейшая эволюция государства завершилась в 1918 г. распадом Австро-Венгрии. Проводить политику отстаивания интересов собственного этноса в то время чехам было небезопасно.
Отмечается, что к началу XIV в. чешский язык стал языком письменности, выйдя за рамки элементарного бытового общения и первичных культурных функций. В этом же столетии он приобрел все необходимые свойства литературного языка, имеющего стабильную, унифицированную норму.
Невзирая на совершенно очевидные лингвокультурные достоинства чешского литературного языка, его использование в ареале высших коммуникативных функций в Габсбургской империи политически блокировалось. Хотя формально чешский язык наряду с немецким и имел статус официального языка, однако фактически он был вытеснен из таких общегосударственных сфер общения, как
административно-деловая и образовательная, которые были основными рычагами интенсивно проводимой германизации.
Указывается, что показательной в этом отношении была и так называемая «терезианская» реформа 1774 г. о введении обязательного школьного обучения, согласно которой чешский язык допускался к использованию в качестве языка обучения лишь в сельских начальных школах. В остальных формах начального обучения, а также в средней и высшей школе чешский язык в качестве языка обучения не использовался, т.е. языковая преемственность в сфере образования нарушалась. Эту роль выполнял исключительно немецкий язык (в университетах применялась также латынь) (3, с. 31).
Во второй половине XVIII в. процесс германизации еще более усиливается. В 1781 г. немецкий язык провозглашается обще-госудаственным языком Австрийской империи.
К середине XVIII в. литературный чешский язык лишается своих наиболее престижных коммуникативных функций. Он перестает быть языком науки - в этой функции, помимо немецкого, используются латынь, а также отчасти французский. Основной функцией чешского языка в этот период становится его использование в качестве устного средства бытового общения простого народа.
Деструктивное воздействие стремительно развивающейся германизации пагубно сказалось на социальном составе носителей чешского языка, а также на социолингвистических параметрах чешского языка в целом.
Деструктивные последствия языковой политики Австрийской империи весьма болезненно сказались на функционировании языков славянских этносов, входивших в состав многонационального государства. Сильнее всего это затронуло сферу их функционирования, социальный и коммуникативный статус, количественный и качественный состав носителей и пользователей этих языков и т. д.
Таким образом, проводившаяся в империи языковая политика, была полностью ориентирована на реализацию избранного ее властями политико-идеологического курса на гомогенизацию полиэтнического населения страны, его превращение в единую австрийскую нацию. Власти империи не были заинтересованы в успехе борьбы за возрождение национальных языков и культуры этносов,
входивших в состав Австрийской империи, за сохранение культурно-языковой специфики, этнической идентичности, исторических традиций.
Освещая вопросы чешской языковой политики в эпоху национального возрождения (XIX в.) (приоритетно лингвистическая модель деятелей чешского возрождения), исследователь указывает, что в связи со сложностью и исключительной масштабностью задач, стоящих перед деятелями национального возрождения, их выполнение осуществлялось в два этапа. Первый, связанный с именем Й. Добровского, предполагал стабилизацию грамматической структуры нового чешского литературного языка на основе системного, научного описания его морфологического и словообразовательного уровней.
На втором этапе, соотносимом с именем Й. Юнгмана, данная задача решалась в отношении стабилизации лексического состава чешского языка. Особое внимание при этом уделялось созданию новой научной терминологии, без которой полноценное цивилиза-ционное развитие чешского этноса было бы невозможным.
Впоследствии (в 50-60-е годы XIX вв.) попытки кодификации, стабилизации литературной нормы распространились на синтаксис и фразеологию.
Й. Добровский в своих трудах сформулировал комплекс правил, ставших в дальнейшем основой научного описания языка, а также каркасом разрабатываемой программы возрождения чешского литературного языка: уважение к языковой традиции; стабильность грамматической системы; признание народа создателем языковых средств, а народного языка - источником познания языка в целом (3, с. 40).
Далее Г.П. Нещименко переходит к анализу модели приоритетно политической языковой политики ЕС. Она отмечает, что необходимые сведения для освещения проблемы извлекались из официальных документов юридически-правового характера, специальной литературы различной направленности, средств массовой информации, прежде всего Интернета, и учитывались собственные наблюдения.
Исследователь подчеркивает, что изначально предполагалось, что в процессе европейской интеграции будут участвовать политические субъекты с близко родственными системами и со-
поставимым уровнем развития. Анализируя нынешний качественный и количественный состав членов ЕС, невозможно не видеть его гетерогенности и многочисленности. В составе ЕС находится немало заведомо конфликтных регионов, не располагающих мощным социальноэкономическим потенциалом, а также длительными, континуальными традициями культурно-языкового развития. «Управлять подобной громоздкой и неоднородной структурой весьма сложно и даже проблематично. Это может привести - и уже приводит - к острейшим этническим конфликтам и к отторжению их участников друг от друга» (3, с. 56).
Несовместимыми, с точки зрения автора, являются и такие понятия как унификация и сохранение культурно-языкового многообразия. Любой интеграции, особенно форсированной, сопутствуют нивелировка этнокультурного и этноязыкового своеобразия, неизбежное усиление унификационных тенденций, возрастание стандартизации, в том числе и в сфере терминологии, образования и т. п. Вполне естественно, что столь мощной надрегиональной, надгосударственной структуре, как ЕС, для гармонизации и оперативности своего функционирования требуется максимальная гомо-генизациия всех видов общения и, соответственно, минимальная раздробленность этноязыкового ландшафта. Можно ли это будет реализовать на практике, прогнозировать трудно (там же).
В заключение Г.П. Нещименко подчеркивает, что изучение языковой политики имеет большую, во многом еще недооцененную научную значимость. Оно существенно расширяет границы наших представлений об окружающем мире. Сказанное в полной мере касается и славянских языков, на основе которых выполнялась данная работа.
Как показывают проведенные автором исследования, усилению глобализационных, в основе своей унификационных тенденций, как правило, сопутствует разрушение исторически сложившихся культурно-языковых традиций.
В статье О.И. Артеменко, М.Н. Кузьмина «Современная языковая образовательная политика и языковая ситуация в России» (1) приводятся данные Всероссийской переписи населения РФ 2010 г. Согласно этим данным, в 2010 г. в России проживали 194 народа и функционировали более 270 языков и диалектов. При общей численности населения в 142,9 млн человек - 111,0 млн (77,1%) со-
ставляли русские. Численность свыше 1 млн имели еще шесть народов: татары (5,3 млн), украинцы (1,9), башкиры (1,6), чуваши и чеченцы (по 1,4), армяне (1,2), что в совокупности составляло 12,8% населения. На остальные 187 народов приходилось 10,1% населения страны. В 2014 г. была проведена перепись в Республике Крым, что скорректировало общероссийские показатели. Численность населения Крыма и г. Севастополя составляла 2 млн 734 тыс. человек более 80 национальностей, самые многочисленные из них -русские (65-70%), крымские татары (18), украинцы (10-15%) (1, с. 117).
Языки, функционирующие на территории России в системе общего образования, принадлежат к индоевропейской, тюркской, финно-угорской, абхазо-адыгской, вайнахской, нахско-дагестан-ской, монгольской, тунгусо-маньчжурской, палеоазиатской и некоторым другим языковым семьям.
Российские этносы различаются по принадлежности к разным цивилизационным ареалам, разновременностью их вступления в современную урбанистическую индустриальную цивилизацию, соответственно разными типологиями социально-экономического и социокультурного развития, разными по характеру и объему языковыми и этнокультурными потребностями и, значит, различными моделями языковой образовательной политики государства и, как следствие, разным статусом этносов и языков в политико-административной системе государства, базирующейся на принципах национально-территориальной автономии и федерализма.
Отмечается, что федеральная языковая политика в названных условиях преследует две главные цели:
- общую поддержку развития языков и культур народов Российской Федерации в выполнении ими на необходимом уровне функций по социализации молодежи в целях обеспечения возможного равенства такой подготовки;
- реализацию политики консолидации этносов России в целостную общность, составляющую, согласно Конституции Российской Федерации, многонациональный народ Российской Федерации - носителя суверенитета и единственного источника власти (1, с. 118).
С одной стороны, для обслуживания разноязычного, разнокультурного и разноментального контингента учащихся, предста-
вителей этносов России необходима организация учебной деятельности на соответствующем языке из числа языков народов России, т.е. на родном нерусском языке. Следовательно, необходима и разработка содержания гуманитарных дисциплин с опорой на знания культуры конкретного народа. С другой стороны, в этих условиях необходимо обеспечение организационного и содержательного единства образования и целостности государственной школьной системы, единства образовательного пространства в масштабах всей страны.
В школьной системе СССР - системе единой школы, нацеленной на решение новых задач, был предусмотрен самостоятельный тип учебных заведений, функционирующий на родном (нерусском) языке в качестве языка обучения (или учебного предмета) и включающий определенные фрагменты национальной культуры. Этот тип образовательного учреждения получил название «национальная школа». Несмотря на наличие различных типов школ, единая государственная идеология обеспечивала сохранение единства образовательного пространства. Национальная школа сыграла значительную роль в реализации задач консолидации советского общества.
В статье описывается история 70-летнего развития национальной школы и приводится анализ законопроектов РФ о языках народов России и законов об образовании на территории РФ.
В заключение авторы для снятия рисков проявления языковых конфликтов и снятия противоречий в части удовлетворения этнокультурных, языковых образовательных потребностей предлагают ряд рекомендаций, необходимых для внесения в новые законопроекты, регулирующие языковую политику государства.
В статье Ф.Б. Людоговского «Проекты документов межсоборного присутствия русской православной церкви о церковнославянском языке и богослужебных текстах: предыстория, обсуждение, результаты» (2) обсуждается проблема понятности церковнославянских богослужебных текстов, используемых в Русской православной церкви. Автор отмечает, что данная проблема обсуждается далеко не первое десятилетие и даже столетие. Этой проблеме еще на рубеже XIX и XX вв. были посвящены многочисленные публикации мирян, священников и архиереев. Пути приближения молитвенных текстов к пониманию рядовыми прихожанами стали пред-
метом дискуссии на Поместном соборе 1917-1918 гг. При первой возможности, когда церковь вновь обрела свободу, полемика возобновилась, и вновь появились десятки и сотни публикаций на указанную тему, сборники статей, материалы конференций и т.п.
Между тем, как указывает автор, официальные документы Русской православной церкви не содержат норм об использовании церковнославянского языка в качестве главного (возможные варианты: основного, традиционного, преобладающего, предпочтительного и т.п.) языка богослужения. Созданное в 2009 г. Межсоборное присутствие Русской православной церкви, занятое разработкой нормативных документов, уделило внимание и проблеме богослужебного языка.
В статье речь идет еще об одной разработке Межсоборного присутствия - о «Проекте научного переиздания Триодей в редакции Комиссии по исправлению богослужебных книг при Святейшем Правительствующем Синоде (1907-1917)». Содержательно этот проект примыкает к документу о церковнославянском языке. Результаты обсуждения двух этих документов идентичны. Тексты двух упомянутых проектов публикуются в качестве приложений к статье.
Список литературы
1. Артеменко О.И., Кузьмин М.Н. Современная языковая образовательная политика и языковая ситуация в России // Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. - М.: Языки славянской культуры, 2017. -С. 117-134.
2. Людоговский Ф.Б. Проекты документов межсоборного присутствия русской православной церкви о церковнославянском языке и богослужебных текстах: предыстория, обсуждение, результаты // Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. - М.: Языки славянской культуры, 2017. - С. 503-526.
3. Нещименко Г.П. Языковая политика в контексте исторических традиций и новых коммуникативных технологий // Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. - М.: Языки славянской культуры, 2017. -С. 15-67.
