CC BY
115
I
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННЫХ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
УДК 130
Н.А. Блохина ЯЗЫКОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ МЕТАФИЗИКИ И ЭПИСТЕМОЛОГИИ ДОНАЛЬДА ДЭВИДСОНА
РЯЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. С.А.ЕСЕНИНА
В статье рассматривается программа философии языка американского философа-аналитика Дональда Дэвидсона (1917 - 2003) сквозь призму её исследования Эрнестом Лепором и Кирком Людвигом. Лежащие в основании философии языка теория значения и теория радикальной интерпретации, их метафизические и эпистемологические следствия и прикладное использование получили неоднозначную оценку этими исследователями, что стимулирует дальнейшее обсуждение этих проблем и их скрупулёзный анализ.
Ключевые слова: аналитическая философия, философия языка, языковая коммуникация, функционально-истинностная теория значения, радикальная интерпретация, метафизика, эпистемология, Дональд Дэвидсон.
Результаты творчества Дональда Дэвидсона - выдающегося философа-аналитика второй половины ХХ столетия - разбросаны по многочисленным статьям, написанным им более чем за сорок лет. Сам Дэвидсон никогда не предпринимал попыток системного изложения своей философии, хотя его программа сохраняла в неизменности свою методологию, основанную на истинностно-функциональной теории значения для естественных языков. Она подвергалась постоянной доработке самим Дэвидсоном и его последователями. Получается, что ни критики, ни сторонники Дэвидсона не смогут указать конкретно того места в его работах, где та или иная мысль философа получила окончательную формулировку. Статьи Дэвидсона образуют некую мозаику, которую надо рассматривать в целостности и развитии, чтобы увидеть её структуру и внутренние изменения. Всё это вкупе с неразгаданными и пугающе таинственными смыслами, присущими работам Дэвидсона, чьи тонкость анализа, сложность замысла, перекрёстные ссылки подчас не позволяют полностью оценить их, если не опираться на другие работы философа, делают уяснение его идей труднодоступным. Сказанное нацеливает на воссоздание программы Дэвидсона, выявление её исторического развития, изменений, исправлений и причин таких исправлений и изменений, доводов в её пользу и, наконец, выявляет необходимость систематического изложения современного этапа её развития.
Критически оценённая философская программа Дэвидсона оказывается не совсем эффективной для успешного осуществления её далеко идущих планов. Одновременно она остаётся работающей исследовательской программой, имеющей широкое прикладное значение. Именно такие акценты были сделаны в двухтомном исследовании Эрнеста Лепора и Кирка Людвига, известных американских философов-аналитиков, посвящённом творчеству своего соотечественника. (Первый том «Дональд Дэвидсон: истина, значение, рациональность и реальность» вышел в издательстве Оксфордского университета в 2005 году, второй том «Основанная на теории истины семантика Дональда Дэвидсона» в 2007 году [1,2]).
Эрнест Лепор и Кирк Людвиг считают, как и многие другие исследователи, что творчество Дэвидсона затронуло почти все сферы философии и имело огромное влияние на развитие аналитической философии второй половины ХХ столетия. Двумя главными темами его философии они считают природу человеческой деятельности и природу языка. С этим мнением соглашался и сам Дэвидсон. Эти теории долгое время оставались предметом широкого обсуждения в аналитическом сообществе. Лепор и Людвиг, однако, оговаривают, что книга «Дональд Дэвидсон: истина, значение, рациональность и реальность» не посвящена исследованию природы человеческой деятельности (философии действия). Философия действия интересна им лишь в той мере, в какой она необходима для раскрытия философской программы языка. В центре их внимания находится теория значения и философия языка Дэвидсона и лишь затем - основывающиеся на их положениях философия сознания, метафизика и эпистемология.
В соответствии с поставленными задачами содержание книги «Дональд Дэвидсон: истина, значение, рациональность и реальность» включает три части: «Историческое введение в семантику, основанную на теории истины» (§§ 2-10); «Радикальная интерпретация» (§§ 1117); «Метафизика и эпистемология» (§§ 18-22).
Историческое введение в семантику, основанную на теории истины
Дональд Дэвидсон предложил использовать семантическую теорию истины Альфреда Тарского для разработки теории значения в её применении к естественному языку. С его точки зрения, теория значения должна исходить из формальной, логической теории истины, а не наоборот. Создание теории значения для конкретного языка означает создание такой теории, которая позволит сформулировать теорему, одну для каждого предложения, с помощью которой любое предложение языка (фактически существующее или потенциально возможное) обретает значение. Например, теория значения для немецкого языка, сформулированная на русском языке, должна быть способна сформулировать теорему, которая покажет, что значением немецкого предложения «БсЬпее weiss» является то, что снег бел.
Теоремы, образованные такой теорией значения, не выражают отношений между выражениями и их значениями. Эти теоремы выражают отношения одних предложений к другим предложениям, точнее - отношения между предложениями языка- объекта (который описывает предмет исследования) и предложениями метаязыка (на котором высказываются значимые предложения). Теория значения видится Дэвидсону метаязыком для объектного языка Ь. При этом метаязык наделяет значениями предложения языка-объекта или переводит их на метаязык.
Такая теория формулирует условия истинности для всех предложений языка, исходит из конечного числа аксиом и использует принцип композиционности, согласно которому семантически сложные выражения можно понять только в опоре на понимание семантически простых выражений и их комбинаций.
Использование Дэвидсоном теории истины Тарского в создании теории значения имело не только достоинства, но породило огромное количество теоретических недоразумений. Именно эта неоднозначность становится предметом анализа Лепора и Людвига в первой части их монографии.
Для Дэвидсона толчком для истинностного подхода к теории значения послужил исследовательский опыт, полученный им в начале научной карьеры в Стэнфордском университете, где он занимался проблемами, связанными с проверкой аксиоматической теории в принятии решений, предполагающей формализацию выбора поведения [3]. Из работы над теорией принятия решений Дэвидсон уяснил для себя две важные вещи. Смысл первой из них в том, что связь формальных условий и простых понятий позволяют создать мощную объяснительную структуру, а смысл второй, что формальная теория сама по себе ничего не говорит о мире и что её содержание раскрывается в процессе интерпретации используемых
в ней данных. Дэвидсоном был сделан вывод, что теория значения какого-либо языка должна прояснять понятия теории, опираясь на мощную формальную структуру. Такой формальной структурой для философа стала описанная выше истинностно - функциональная теория значения конкретного языка.
Радикальная интерпретация
Второй объяснительной теорией философии языка у Дэвидсона является теория радикальной интерпретации, которая испытала влияние теории радикального перевода Уилларда ван Ормана Куайна. Однако в отличие от Куайна, который полагал, что он создал теорию значения для языка науки, Дэвидсон стремился объяснить, как наделяются значением выражения естественного языка.
Процедура радикальной интерпретации начинается с нуля. Интерпретатор не знает предварительно ни убеждений говорящего, ни того, что означают высказывания его собеседника. Концепция радикальной интерпретации призвана выявить знание, необходимое для того, чтобы лингвистическое понимание состоялось. Однако в концепции Дэвидсона не допускается мысли о том, что в сознании интерпретаторов существует такого рода знание. Ан-тикартезианская установка Дэвидсона отвергает представление о существовании особой психологической реальности, смысл которой теория радикальной интерпретации призвана выявить.
Основной проблемой концепции радикальной интерпретации является разрешение следующего противоречия: высказываниям говорящего нельзя приписать никаких значений без предварительного знания того, что тот считает истинным, в чём он убеждён. В то же время невозможно сказать что-либо конкретное об убеждениях говорящего без предварительного знания того, что его высказывания означают. Из этого следует, что необходимо разработать теорию, которая смогла бы успешно синтезировать теорию убеждения и теорию значения. По мнению Дэвидсона, такой синтез возможен, если мы воспользуемся так называемым «принципом снисходительности» («principle of charity»), который Дэвидсон называет также принципом рационального приспособления (principle of «rational accommodation»). Особую разновидность такого принципа мы находим ещё у Куайна в «Слове и объекте» [4, с.80].
Принцип снисходительности не имеет какой-то определённой формулировки в работах Дэвидсона [5]. Часто этот принцип выражается в форме предписания достичь оптимального согласия между нами самими и теми, кого мы интерпретируем, то есть воспринимать и интерпретировать собеседников как людей, убеждения которых с нашей точки зрения являются их истинными убеждениями. Приписывание убеждения и указание значений выражений должны быть согласованы как между собой, так и с поведением говорящего. В свою очередь эти убеждения, приписывание значений и поведение должны быть согласованы с непосредственными (достоверными) данными об окружающем человека мире, выступающими в сознании говорящего в виде знаний. Именно внешние объекты и их воздействие на наши органы чувств в основном и служат объектами наших убеждений.
Если предположить, что убеждения говорящего, по крайней мере, в самых простых и одновременно самых важных для его жизни ситуациях, находятся в согласии с нашими собственными убеждениями и в основном верны, тогда мы сможем использовать наши собственные убеждения в качестве руководства для установления убеждений нашего собеседника. Связь убеждений и значений, в свою очередь, позволит нам использовать собственные убеждения для установления значений слов собеседника. Данная процедура позволяет получить простейший вариант связи теории значения и теории убеждения. Так, если в нашем присутствии кто-то произносит в определённой последовательности ряд звуков и эта последовательность звуков всегда повторяется при наблюдении животного, которое по нашему убеждению является кроликом, тогда в качестве предварительной гипотезы мы можем приписать
этим звукам указание на кроликов вообще или на конкретного кролика. Придав предварительное значение определённым высказываниям, в последующем мы сможем проверить истинность полученных результатов, исходя из реального лингвистического поведения говорящего, а в дальнейшем даже изменять значения высказываний, опираясь на свои наблюдения. Совершенствуя теорию означивания, мы можем постоянно перепроверять наше приписывание убеждений другому человеку, которое явилось результатом использования принципа снисходительности, и, где это необходимо, изменять его. Это, в свою очередь, усовершенствует процесс и результаты указания значений и т.д. Процесс может длиться до тех пор, пока мы не приблизимся к некоему равновесию. Таким образом, усовершенствование теории убеждения ведёт к усовершенствованию теории значения и наоборот.
Основная роль радикального интерпретатора заключается в разъяснении слов своего собеседника. Это разъяснение включает всё то, что может быть наблюдаемо и нейтрально описано, потому что интерпретатор не знает намерений собеседника, значений его высказываний, всего того, что составляет содержание его убеждений, желаний и других пропозициональных установок. Сделать методологической установкой позицию радикального интерпретатора нас побуждает то обстоятельство, что всё имеющее отношение к значению должно в принципе быть доступным другому говорящему. Дэвидсон писал: «Семантические характеристики языка являются публичными характеристиками. То, чего никто не в состоянии с неизбежностью уяснить из всего того, что является доступным, не может быть частью значения» [6, p. 235].
Картина языковой коммуникации, которую рисует Дэвидсон, выходит далеко за границы философии языка и предполагает коренной пересмотр традиционной картезианской концепции нашего отношения к миру и нас друг к другу. Возможно, самым важным для коммуникации является уяснение того, что точка зрения третьего лица является фундаментальной в понимании значения произносимого.
Для того чтобы интерпретация собеседника оказалась успешной, необходимо учесть ещё два момента. Первый момент предполагает, что мы должны рассматривать других людей как существ, мнения которых являются 1) истинными, 2) имеющими опытное происхождение и 3) заслуживающими доверия. Это находит выражение в «принципе снисходительности». Второй момент заключается в том, что с точки зрения интерпретатора разные схемы объяснения языкового поведения говорящего могут рассматриваться как равноценные с позиции здравого смысла.
То, что в процессе коммуникации мы считаем высказывания наших собеседников истинными, имеющими опытное происхождение и заслуживающими доверия, напрямую связано с тезисом о невозможности массовой ошибки: наши мнения, в особенности, полученные из опыта, не могут быть ошибочными. Кроме того, если наши мнения во многом определены содержанием убеждений наших собеседников, то говорить о прямой детерминации содержания наших мыслей окружающим человека внешним миром нельзя, а лишь с большой долей относительности. Поскольку принцип снисходительности понуждает нас считать, что другие люди в значительной мере согласны с нами, а также то, что другие разделяют ту же самую точку зрения и одинаково толкуют одни и те же понятия, то он играет решающую роль в дэ-видсоновском отрицании концептуального релятивизма. Как известно, концептуальный релятивизм предполагает возможность существования радикально различающихся концептуальных схем по поводу окружающего нас мира и относительно одних и тех же событий. (Однако есть исследователи, которые не согласны с тем, что дэвидсоновское понимание принципа снисходительности опровергает глобальный скептицизм и концептуальный релятивизм [5, p. 1]).
То, что с точки зрения интерпретатора разные схемы концептуализации и толкования могут быть вполне равноценными с позиции здравого смысла в объяснении поведения говорящего, ведёт к ряду поразительных выводов, касающихся проблемы значения и референции. К примеру, различные схемы интерпретации и референции могут быть равноценными
для одних и тех же исходных данных, при этом схемы, которые интуитивно кажутся нам устанавливающими разные референты или условия истинности в отношении одних и тем же предложений, опираются на одни и те же факты. Это выявляет тезис о непостижимости референции (inscrutability of reference) и неопределённости перевода (indeterminacy of translation) - первый тезис является специальным случаем второго.
Единственным, что компенсирует обозначенный недостаток теории радикальной интерпретации Дэвидсона, является то, считают Лепор и Людвиг, что эта теория проливает свет на взаимосвязь понятий, используемых в теории, с понятиями, использующимися для описания того, что эту теорию подтверждает. Правда, редукцией эту взаимосвязь назвать нельзя. Если бы удалось доказать, что эта связь носит редукционистский характер, утверждают авторы, и показать её в виде детально прописанной процедуры или указать эту связь априорно, тогда было бы доказано, что радикальная интерпретация доступна любому носителю языка. В результате мы бы получили, утверждают они, полное представление о фундаментальной структуре языка и деятельности, описанной с помощью процедур радикальной интерпретации. Лепор и Людвиг полагают, что такое истолкование радикальной интерпретации не может быть опровергнуто. Некоторые исследователи высказывают мнение, что в наиболее поздних работах Дэвидсон отказался от идеи, что существенную роль в коммуникации и последующей интерпретации играет первоначальное знание, содержащее общественно признанные конвенции [1, ch. 17]. Но при таком допущении, поясняют эти исследователи, интерпретация не может состояться. Однако Лепор и Людвиг убеждены, что опровергнуть теорию радикальной интерпретации Дэвидсона невозможно уже потому, что значение слов говорящего и содержание его установок выводится из лингвистического поведения говорящего: того, как он реагирует на происходящие события и условия своего окружения.
Далее Лепор и Людвиг пишут, что даже если выявленные слабые стороны теории радикальной интерпретации верны, нельзя отрицать большого значения этой теории для философии языка. Понимание того, каков механизм интерпретации речи другого и каковы условия возможности такой интерпретации, является краеугольным камнем выяснения природы самого языка, который мы не сможем понять в отрыве от языковой коммуникации.
Но уже в том виде, утверждают Лепор и Людвиг, в каком сам Дэвидсон разрабатывал свою теорию радикальной интерпретации, она является продуктивной. С точки зрения Дэвидсона, правила, используемые в теории интерпретации, являются априорными, то есть интерпретатору они известны по наитию. В таком случае, если мы уверены, что при соблюдении указанных правил радикальная интерпретация оказалась успешной, то всё то, что должно считаться истинным в отношении конкретных говорящих, можно считать конститутивным в отношении говорящих как таковых, в том числе и нас самих. Однако если говорящие будут выступать не только в роли говорящих, но ещё и в роли обладателей, скажем, психики, тогда часть тезисов теории радикальной интерпретации Дэвидсона будет подорвана, или, по крайней мере, их статус как априорных истин о говорящих и думающих существах будет поставлен под вопрос. И тогда уже будет неуместно говорить, что теория радикальной интерпретации имеет отношение к традиционным философским спорам, в которых обсуждаются метафизические и познавательные связи человека и мира, считают авторы [1, p. 299-300]. И в этом Лепор и Людвиг видят ещё одну слабость концепции языка Дональда Дэвидсона.
Метафизика и эпистемология
Третью часть книги авторы посвящают разработке Дэвидсоном проблем метафизики и эпистемологии, непосредственно связанных с его теорией радикальной интерпретации, центральную роль в которой играет понятие истины. Основные идеи этой части исследования Эрнеста Лепора и Кирка Людвига представлены восемью тезисами:
1) отрицание концептуального плюрализма: все мы разделяем в той или иной степени
одну и ту же концептуальную схему [1, ch.18]);
2) невозможность массовой ошибки: любой из нас обладает убеждениями, соответствующими действительности, в особенности это касается окружающего нас мира (глава 19);
3) допущение о том, что высказывания от первого лица являются наиболее авторитетными для процесса интерпретации [1, ch.20]);
4) непостижимость референции: любая схема референции, обеспечивающая значение истинности для её утверждений, является равно допустимой [1, ch.21]);
5) необходимость языка для выражения мысли: любой познающий обладает языком [1, ch.22]);
6) необходимость понятия истины для обладания убеждениями: любой человек, обладающий убеждениями, имеет представление, что такое убеждение, истина, ошибка и объективность [1, ch. 2]);
7) необходимость коммуникации в процессе познания: для того, чтобы человек знал содержание своего собственного сознания, сознания других людей, а также обладал знанием об окружающем его мире, требуется коммуникация (настоящая или прошедшая) с другими людьми [1, ch.22]);
8) детерминация знания, содержащегося в ответах общающихся людей, общими причинами: люди убеждаются, что речь идёт об одних и тех предметах, на основании того, как они реагируют на эти предметы [1, ch.22]).
Лепор и Людвиг замечают, что как это ни удивительно, но центральным из перечисленных тезисов является пятый тезис. Без языка интерпретация невозможна. Чтобы понять, чем являются наши убеждения и как они включены в процесс интерпретации, необходимо, чтобы они могли быть интерпретируемы.
Всё сказанное позволяет заключить, что авторам книги «Дональд Дэвидсон: истина, значение, рациональность и реальность» удалось выполнить поставленные перед собой задачи, раскрыв содержание дэвидсоновской философии языка и теории действия (последней в той мере, в какой она касается философии языка), указав недостатки этой программы и её достоинства.
Работа Лепора и Людвига имеет преимущества монографии и учебного пособия под одной обложкой по философской программе языка Дональда Дэвидсона и потому обладает неоспоримыми достоинствами: её читателем может быть человек разной степени философской подготовки.
Второй том своего исследования творчества Дональда Дэвидсона авторы посвятили прикладным проблемам философии языка. Дэвидсон, как известно, проделал громадную работу по приложению выработанной им истинностно-функциональной концепции значения к естественному языку. Лепор и Людвиг рассматривают, как становится возможным приложение аксиоматической теории значения к таким формам естественного языка как квантификаторы, имена собственные, индексикальные выражения, указательные местоимения, цитирование, имена прилагательные, наречия, простые и перфектные времена, наречия времени и квантификаторы времени, придаточные предложения времени, выражения отношения, косвенная речь, проблема вопросительных и повелительных предложений [2]. При этом авторы указывают не только на вклад Дэвидсона в разрешение указанных проблем, но и критикуют его положения в этой области, а также рассматривают их развитие и альтернативные подходы. Таким образом, второй том исследования адресован всем тем, кто работает над проблемой значения в её приложении к естественным языкам.
Библиографический список
1. Lepore, E. Donald Davidson: Truth, Meaning, Rationality and Reality [Текст] / E.Lepore, K. Ludwig. -N.-Y.: Oxford University Press, 2005. - 464 p.
2. Lepore, E. Donald Davidson’s Truth-Theoretic Semantics [Текст] / E.Lepore, K. Ludwig. - N.-Y.: Oxford University Press, 2007. - 360 p.
3. Davidson, D. Decision-Making: An Experimental Approach [Текст] / D. Davidson, P. Suppes, S. Siegel.
- Stanford : Stanford University Press, 1957. - 306 p.
4. Куайн, У.в.О. Слово и объект. Перевод с англ. [Текст] / У.в.О. Куайн. - М.: Логос, Праксис, 2000.
- 386 с.
5. Upper, J. Davidson’s Three Versions of the Principle of Charity [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://www3.sympatico.ca/johnupper/mypapers/dd3pc.pdf (Дата обращения 01.02.2013).
6. Davidson, D. The Inscrutability of Reference (1979) [Текст] // D. Davidson. Truth and Interpretation. -N.-Y.: Oxford University Press, 1990. P. 227-241.
