CC BY
936
МЕТОДОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИКИ
УДК 81'23
А. А. Яковлев
Сибирский федеральный университет пр. Свободный, 82а, Красноярск, 660041, Россия
mr.koloboque@rambler.ru
ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ: ОБЗОР РОССИЙСКИХ ПУБЛИКАЦИЙ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ
Обсуждаются различные трактовки такого распространенного ныне в лингвистических трудах понятия, как «языковая картина мира». Различные его трактовки могут быть объединены в четыре подхода: когнитивный, психолингвистический, лингвокультурологический, традиционный. В подходах, в свою очередь, выделяются три общие характеристики: прямая связь языковой картины мира и концептосферы, обыденный характер языковой картины мира, жесткий детерминизм между языком и языковой картиной мира. Делается вывод о том, что разным подходам к языковой картине мира соответствуют собственные задачи, и общие характеристики, по-разному в них представленные, не всегда дают возможность это делать без методологических затруднений. Разнообразие подходов и наличие общих черт делает необходимым выработку единой теории языковой картины мира, способной объяснить накопленный эмпирический материал.
Ключевые слова: картина мира, языковая картина мира, языковая модель мира, языковое сознание, методология языкознания.
Введение
Понятие «языковая картина мира» (далее - ЯКМ) чрезвычайно распространено в языковедческой литературе последних лет, оно нередко фигурирует в заголовках монографий, материалов конференций и сборников статей, в темах кандидатских и докторских диссертаций, не поддаются обозрению отдельные статьи, где это понятие просто упоминается. Нередко оно используется лишь в качестве метки, сигнализирующей о том, что данное исследование полностью соответствует важнейшим требованиям наиболее актуальных для современной лингвистики принципов, прочно основывается на генеральной линии антропоцентрической парадигмы, учитывает в качестве ключевого человеческий фактор в языке, рассматривает язык в тесной связи с сознанием и культурой, и т. д.
Частота использования этого понятия создает иллюзорную убежденность в отсутствии необходимости уточнения его содержания (как будто оно всем ясно и общепринято), а также иллюзию взаимопонимания между учеными. На самом деле разными авторами, как будет показано ниже, вкладывается совсем не одинаковое содержание в названное понятие, поэтому автор настоящей статьи ставит перед собой цель обобщить и по возможности классифицировать различные трактовки понятия «языковая картина мира».
Яковлев А. А. Языковая картина мира как лингвистическое понятие: обзор российских публикаций последних лет // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Т. 15, № 2. С. 5-20.
ISSN 1818-7935
Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Том 15, № 2 © А. А. Яковлев, 2017
Для начала следует отметить, что мы сознательно обращаемся к фигурирующему в русскоязычной литературе понятию ЯКМ, так как используемое в англоязычных трудах понятие «language worldview» не вполне соответствует первому и должно быть объектом отдельного анализа.
Понятие «картина мира» и ЯКМ как его составная часть восходит к неогумбольдтианству и гипотезе Сепира - Уорфа, но в настоящее время не все трактовки этого понятия укладываются в традиционное понимание его как рамки или сетки, накладываемой языком на способ членения мира.
Одним из первых проблему языковой картины мира в нашей стране стал активно разрабатывать Б. А. Серебренников, ставивший вопросы влияния человека «вообще» на язык вообще и vice versa [Роль..., 1988]. Со временем столь глобальные проблемы свелись к комплексу более частных, что не могло не сказаться на трактовке самого этого понятия и на конкретных задачах, которые с его помощью стали решаться.
Общее в трактовках ЯКМ
В самом общем виде многие современные авторы определяют ЯКМ как закрепленные в языке способы, процессы и результаты концептуализации действительности, совокупность знаний о мире, способов их получения и интерпретации [Корнилов, 2003. С. 80-81; Зализняк Анна А. и др., 2012. С. 9; Мазирка, 2008. С. 12; Никитина, 2006. С. 11; Пименова, 2001. С. 21; Урысон, 2003. С. 9]. При этом иногда речь идет о языке как достоянии индивида, иногда - как о социальном явлении, а иногда автор относит явление, обозначенное этим понятием, к языку и как социальному, и как индивидуально-психическому явлению, сохраняя общую трактовку ЯКМ как системы знаний, отраженной в языке.
Указанная связь знаний и языка как средства их закрепления и выражения обусловливает первое положение, общее для ряда лингвистических публикаций - связь ЯКМ и концептуальной системы, концептосферы.
Во многих работах ЯКМ трактуется как часть концептуальной картины мира [Голикова, 2005. С. 9-10; Никитина, 2006. С. 11; Тухарели, 2001. С. 5]. Интересно в этой связи мнение З. Д. Поповой и И. А. Стернина, которые разводят ЯКМ и когнитивную картину мира как опосредованную и непосредственную соответственно. Они предлагают рассматривать понятие «картина мира» в одном ряду с понятием «концептосфера» и определяют картину мира как упорядоченную совокупность знаний о действительности, сформировавшуюся в общественном (групповом, индивидуальном) сознании [Попова, Стернин, 2002. С. 5], не разграничивая в полной мере общественную и индивидуальную форму сознания, которые не равны и не сводятся друг к другу. Когнитивная картина мира, по их мнению, - это картина мира, получаемая при помощи органов чувств и абстрактного мышления и влияющая на восприятие личностью окружающего мира, в то время как ЯКМ суть совокупность представлений народа о действительности, зафиксированных в единицах языка, на определенном этапе развития народа [Там же. С. 5-6]. Авторы постулируют, что «языковая картина мира не равна когнитивной - последняя неизмеримо шире, поскольку названо в языке далеко не все содержание концептосферы, далеко не все концепты имеют языковое выражение» [Там же. С. 6]. И далее уточняется: «Когнитивная картина мира существует в виде концептосферы народа, языковая картина мира - в виде семантики языковых знаков, образующих семантическое пространство языка» [Там же].
Относительно суждений З. Д. Поповой и И. А. Стернина отметим два важных момента. Во-первых, когнитивная картина мира в рассуждениях авторов является сопряженной то с индивидуальным сознанием, отдельной личностью, то с коллективным сознанием, народом, при этом замечается, что она влияет на мышление и поведение человека в конкретной ситуации (без уточнения способов такого влияния). Во-вторых, если когнитивная картина мира, получаемая непосредственно - через органы чувств и мышление, шире ЯКМ, реализующейся в знаках национального языка, то явление индивидуального сознания оказывается шире
явления социального сознания. Налицо два накладывающихся друг на друга противоречия, которые усугубляются еще больше, когда ЯКМ приравнивается к языковой системе: «Концеп-тосфера представляет собой когнитивную картину мира, язык как система - языковую картину мира» [Там же. С. 8]. (Ср. те же идеи более детально в [Попова, Стернин, 2007], а в более сжатой форме в [Попова, Стернин, 2001. С. 67-68]).
Другими авторами высказываются также мнения об относительной или полной самостоятельности двух явлений. «В действительности ЯКМ не подменяет собой концептуальную КМ, а творит собственную...» - пишет, например, Н. С. Братчикова [2006. С. 23]. Впрочем, мнения эти нередко носят противоречивый характер; в той же работе отмечается: «Языковая картина мира - это когнитивная структура в своей основе, но в ней находят отражение особенности культуры народа, не зависящие напрямую от процессов когниции» [Там же. С. 60].
В. А. Ефремов постулирует первичность концептуальной картины мира по отношению к языковой и наличие между ними тесной связи, однако характера связи не касается [2010. С. 68]. Такая позиция представляется нам весьма симптоматичной: утверждение связи концептуальной и языковой картин мира подчеркивает приверженность автора общепринятому мнению, а отсутствие уточнений характера их связи освобождает от дополнительных методологических трудностей.
Вторым общим моментом для множества работ является признание «наивности», обыденности, ненаучного характера ЯКМ. Предполагается при этом (чаще всего молчаливо), что коль скоро ЯКМ является донаучной (начинает складываться до появления в сознании и в обществе научных знаний), то она является всецело наивной и противопоставлена научной (см.: [Зама-летдинов, 2004. С. 17; Кравцов, 2008. С. 51; Пименова, 2001. С. 22-23; Урысон, 2003. С. 11, 56] и др.).
Так, говоря о «наивности» ЯКМ, Ж. Н. Маслова заключает: «На наш взгляд, научная картина мира не существует в чистом виде, мы можем лишь реконструировать научную модель мира» [2011. С. 27]. Последняя понимается как частный случай реализации некоторых составляющих картины мира, научный конструкт, который возникает в результате исследовательских процедур и в котором получает лишь частичную репрезентацию картина мира [Там же. С. 169].
ЯКМ мыслится иногда основополагающей для конкретно-научных картин мира, так как знания о мире закрепляются главным образом в языке: «Языковая картина мира не стоит в ряду со специальными картинами мира (химической, физической и т. д.), она им предшествует и формирует их, потому что человек способен понимать мир и самого себя благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический опыт.» [Алещенко, 2008. С. 24]. Р. М. Скорнякова указывает, что ЯКМ является научным конструктом, но в то же время она обладает национально-культурной спецификой [2010. С. 43-44]. К сожалению, без ответа остается вопрос, который мог бы возникнуть в таком случае: как взаимодействуют научная картина мира и ЯКМ? А вместе с ним и другой: остается ли их баланс неизменным всегда и в любой культуре? Ведь если ЯКМ, будучи наивной картиной мира, начала складываться до специально-научных картин мира, то именно последние были областями знания, из которых в наивную картину мира заимствовались понятия, изменяющие наивные представления. Следовательно, фрагменты наивной картины мира не полностью статичны, а изменяются под влиянием фрагментов научной картины мира.
В своем роде оригинальной является позиция Е. В. Урысон, которая отделяет ЯКМ (в ее понимании она является наивной) и от научной картины мира, и от семантической системы языка в целом [2003. С. 56, 115], хотя ЯКМ является для нее главной частью семантической системы языка, в которой закреплены обиходные представления говорящих. Однако автор разделяет «наивную анатомию» (т. е. ту картину человека, которая «подсказывается» языком) и собственно ЯКМ. Из этого следует, по всей видимости, что картина человека, которая «подсказывается» языком не входит в языковую картину мира. И то, что безусловно зафиксировано в языке, имеет лишь косвенное отношение к ЯКМ - к той модели, в соответствии с которой говорящий обязан организовать каждое свое высказывание [Там же. С. 9, 56].
Есть авторы, утверждающие «равноправие» научной и обыденной картин мира, есть и те, которые считают, что «в "наивной" языковой картине мира возможно и расширение объема понятий по сравнению с научной картиной мира» [Кравцов, 2008. С. 52]. Такие мнения тоже не лишены логики, ведь трудно не согласиться с Ю. Д. Апресяном в том, что подобная картина мира не является примитивной, отраженные в ней представления о действительности не менее интересны, разнообразны и сложны, чем научные [1995. С. 39].
Обычно при обсуждении ненаучного характера ЯКМ речь идет о рядовом носителе языка, и рассматривается он как индивид, не имеющий никого отношения к науке, что верно лишь отчасти. У него, разумеется, нет «активного» отношения к науке, он науку не создает, но, несомненно, у него есть «пассивное» к ней отношение - он является «пользователем» науки, потребителем ее продуктов и результатов. Рядовой носитель языка не имеет прямого отношения к научной деятельности, но это не значит, что у него нет совсем никаких научных знаний. Такая точка зрения приемлема только для идеальной ситуации, наблюдаемой лишь при достаточно широком теоретическом обобщении. Допуская обобщенное (не индивидуальное) представление о ЯКМ как обыденной в отличие от научной, мы сталкиваемся с необходимостью изменить содержание данного понятия: ЯКМ тогда - не явление индивидуального или коллективного сознания, а отражение таких явлений в теории, иными словами, научный конструкт, лишь с некоторым приближением отражающий реальные явления и процессы.
Третьим общим положением можно считать жесткий (хотя и не всегда четко постулируемый) детерминизм между ЯКМ и языком. Так, книга Анны А. Зализняк, И. Б. Левонтиной и А. Д. Шмелёва начинается с введения именно такого детерминизма: «Совокупность представлений о мире, заключенных в значении разных слов и выражений данного языка, складывается в некую единую систему взглядов и предписаний, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка» [Зализняк Анна А. и др., 2005. С. 9]. Интересна в этой связи мысль Е. В. Урысон: «...В основе каждого конкретного языка лежит особая модель, или картина мира, и говорящий обязан организовать содержание высказывания в соответствии с этой моделью» [2003. С. 9]. (Ср. также признание лексики как непосредственного выражения ЯКМ в работах [Замалетдинов, 2004. С. 38; Леонтьева, 2008. С. 29]). И обязательным некоторый способ восприятия и понимания мира, принимаемый каждым носителем языка в готовом виде из лексики, является потому якобы, что «.представления, формирующие картину мира, входят в значения слов в неявном виде, так что человек принимает их на веру, не задумываясь» [Зализняк Анна А. и др., 2005. С. 9]. «Часто язык заставляет говорящего выражать. идеи, даже если они несущественны для его высказывания» [Языковая., 2006. С. 35-36]. (Ср. те же положения в книгах [Зализняк Анна А. и др., 2012; Шмелёв, 2002]).
В основе этого жесткого детерминизма лежит методологическая презумпция о возможности изучения ЯКМ средствами лингвистического (в частности компонентного) анализа [Зализняк Анна А. и др., 2012. С. 17-18, 36; Леонтьева, 2008. С. 41; Урысон, 2003. С. 12; Языковая., 2006. С. 52-65]. «Важно не то, что утверждают носители языка, а то, что они считают само собою разумеющимся, не видя необходимости специально останавливать на этом внимание» [Зализняк Анна А. и др., 2012. С. 23]. Наиболее ценные для реконструкции ЯКМ семантические конфигурации, по мнению авторов, - это те, которые относятся к неассертивным компонентам высказывания, и только лингвистический анализ выявляет смыслы, составляющие ЯКМ. И коль скоро носители языка не останавливаются специально на таких неассертивных (пресуппозиционных) компонентах семантики слов, то способ понимания мира и обусловлен ими. Исследования ЯКМ, выполненные в методологическом русле лексической семантики, как правило, имеют ту же, но не специфицированную нацеленность: выявить с помощью лингвистического анализа культурно обусловленные компоненты в значениях слов.
Различные подходы к анализу ЯКМ
Сохраняя в общем и целом названные положения, практически не изменившиеся за почти 30 лет (см. [Роль., 1988]), ученые подходят к изучению ЯКМ с различных теоретических позиций.
Так, многие из названных выше трудов, где ЯКМ трактуется индивидуалистски, т. е. как явление индивидуального сознания, могут быть отнесены к когнитивному подходу в изучении ЯКМ. Как правило, индивидуалистская трактовка ЯКМ толкает авторов на увязывание этого понятия с сознанием, и на вопрос о соотношении языка и сознания ответ дается не столько методологически удовлетворительный и непротиворечивый, сколько более или менее приемлемый в рамках конкретного исследования и формально согласующийся с соответствующей понятийной системой. Например, Ж. Н. Маслова постулирует как факт существование картины мира в сознании человека и следующим образом характеризует их связь: «Необходимо подчеркнуть, что сознание есть процесс мысли, переживаемый и воспринимаемый индивидуумом. Сознание, в свою очередь, селективно, поэтому картина мира, наряду с общими, содержит индивидуальные компоненты» [2011. С. 20]. Этот небольшой отрывок во многом противоречив, но показателен: во-первых, сознание приравнено к процессу мышления и переживания (по выражению С. Л. Рубинштейна, растворено в динамике); во-вторых, высказывание о селективности сознания может означать отнесение к нему только того, что в данный момент (коль скоро сознание есть процесс) осознается человеком; в-третьих, картина мира (под этим автор имеет в виду ЯКМ) является частью сознания, которое, в свою очередь, обладает как индивидуальными, так и общими компонентами, и эти последние, по-видимому, не различаются в ЯКМ за отсутствием соответствующего дополнения автора.
Существенно в работах когнитивного подхода то, что членение мира человеком или репрезентация мира человеку происходит не только через язык: индивидуальные представления о мире шире и богаче той их части, которая отражена в языке. И хотя далеко не во всех таких работах говорится об этом прямо, указанный выше жесткий детерминизм проявляется в них в первую очередь в виде предположения о прямом, неискаженном выражении или отражении элементов концептуальной картины мира в ЯКМ. Иными словами, предполагается, что концептуальное содержание, т. е. знание, не искажается языковой формой его выражения. Такая молчаливая презумпция дает исследователю возможность не вдаваться в подробности характера связи и переходов между концептуальной и языковой картинами мира, но мешает выявлению внутреннего содержания процесса познания и его отражения в языке.
К рассмотренному подходу примыкает второй, который можно назвать психолингвистическим. Он характеризуется тем, что в психолингвистических работах фигурирует в основном не понятие ЯКМ, а понятие «языковое сознание» или понятие «образ мира». Такая ситуация неудивительна, если учитывать, что отечественная психолингвистика, теория речевой деятельности, всегда была тесно связана с психологией, в частности, с теорией деятельности. Понимание речевой деятельности как компонента комплекса деятельностей человека предполагает индивидуалистскую трактовку ЯКМ: «"Языковая картина мира" - это представление о мире, знания о котором во внешней форме зафиксированы при помощи языковых и неязыковых знаков» [Тарасов, 2008. С. 7], знания о мире «живут» в сознании [Там же. С. 9]. ЯКМ в данном случае являются знания индивида, которые он фиксирует, опредмечивает через речевую деятельность в знаковой форме.
А. А. Залевская настаивает на терминологическом разграничении ЯКМ и образа мира как обозначающих взаимосвязанные, но все же различающиеся понятия, подчеркивая, что ЯКМ способна отражать лишь часть образа мира, который переживается во взаимодействии перцептивно-когнитивно-аффективных характеристик и с разной мерой «глубины» и степени достраивается индивидом за счет многообразных и многоступенчатых выводных знаний [2003. С. 46]. Вопрос о характере связи между понятиями, обозначенными двумя терминами, остается, однако же, открытым.
В психолингвистических работах прослеживаются попытки преодолеть указанный выше детерминизм между индивидуальным и коллективным с опорой на понятия «превращенная форма» [Мамардашвили, 2011] и «идеальное» [Ильенков, 2009], а также с опорой на трактовку психического как отражательной деятельности мозга [Рубинштейн, 2012] (о чрезвычайной важности этих идей для психолингвистики см.: [Леонтьев, 2001; 2011; Тарасов, 1987]). Так, А. А. Залевская полностью поддерживает авторов, указывающих на роль языка как основного
средства выхода в интеллектуальную и эмоциональную сферы человека и подчеркивающих роль языка как одного из важнейших средств формирования образа мира как основы деятельности, в том числе и коммуникативной. «Однако отсюда вовсе не следует, что язык - это единственное средство познания и формирования образа окружающего его (человека. - А. Я.) мира, а его словарная дефиниция раскрывает достаточно полную картину того, что лежит за словом у носителя того или иного языка и культуры. Это далеко не так, хотя лингвистические исследования базируются на имплицитном признании обратного.» [Залевская, 2003. С. 4243]. По большому счету, в таком случае лингвисты принимают желаемое за действительное.
A. А. Залевская считает такое положение дел редукционизмом, провоцируемым идущей еще от Аристотеля трактовкой знака как эквивалентности, как полного двунаправленного равенства означающего и означаемого, на чем базируется, например, компонентный анализ [Там же. С. 43]. Реальные отношения между выражением и содержанием являются динамичными, относительными, каждый знак - открытой, хотя и не недетерминированной, системой референций к набору разнообразных возможных актуализаций [Там же].
В похожем ключе высказывается и Е. Ф. Тарасов: «.Знания не передаются, не транслируются в пространстве и времени, а каждый раз конструируются заново при восприятии речевого сообщения.» [2008. С. 8-9]; и далее: «.Национально-культурную специфику "языковой картины мира" нужно искать именно в специфике набора деятельностей, практикуемых конкретным этносом, проживающим в определенном ландшафте. (...) Общность знаний у членов конкретного этноса, позволяющая им понимать друг друга в ходе знакового общения и сотрудничать друг с другом, обусловлена общностью присвоенной культуры, эти знания во внешней форме зафиксированы при помощи знаков и, в частности, при помощи языковых знаков» [Там же].
Следует отметить, что нередки работы, авторы которых заявляют психолингвистический подход к проблеме ЯКМ, но продолжают изучать тексты в отрыве от процессов их порождения и восприятия и от самого говорящего [Голикова, 2005. С. 6; Мазирка, 2008. С. 6; Рогозина, 2003. С. 15].
Третий подход к изучению ЯКМ можно обозначить как лингвокультурологический. К нему следует отнести многие из названных выше работ, в которых ЯКМ понимается как коллективное явление. В лингвокультурологии под картиной мира вообще принято понимать целостную совокупность образов действительности в коллективном сознании [Карасик, 2002. С. 74].
B. И. Карасик уточняет, что составными частями картины мира являются образы в психологическом смысле, и прямо говорит, что «картина мира может быть и индивидуальной, например, модель мира Аристотеля или Шекспира, но если говорить о языковой картине мира, то коллективные представления являются ее фундаментальной частью» [Там же]. В данном случае ЯКМ является системой «.отраженных в языковой семантике образов, интерпретирующих опыт народа, говорящего на данном языке. Языковая картина мира является частью ментальной картины мира.» [Там же. С. 187]. «Языковая картина мира объективно отражает восприятие мира носителями данной культуры, но человеческое отражение не является механическим, оно носит творческий (и поэтому в известной мере субъективный) характер» [Там же. С. 75]. Возникает вопрос: каким образом то, что на индивидуальном уровне носит творческий, субъективный характер, оказывается объективным на уровне языкового коллектива? В. И. Карасик оставляет этот вопрос без ответа, переходя к обсуждению различий между культурами, выявляемых через словари.
Попытки ответить на поставленный вопрос осуществляются в настоящее время с позиций концепции распределенного знания, выступающего медиатором переходов от индивидуальных явлений к коллективным и обратно [Колмогорова, 2014]. (Ср. в этой связи идеи А. А. Залев-ской об отношениях внутри системы из трех типов знания: индивидуального знания, коллективного знания первого типа - совокупного коллективного знания-переживания как достояния лингвокультурной общности и коллективного знания второго типа, которое отображает лишь «зарегистрированную» в продуктах деятельности часть коллективного знания [2005. С. 196]). Проблема соотношения субъективного и объективного, индивидуального и коллективного раз-
рабатывалась еще более полувека назад Л. С. Выготским [2000. С. 828-891] и С. Л. Рубинштейном [2012], а также их последователями и учениками (см., например: [Брушлинский, 1996; Журавлев, 2010; Психология., 2002; Эльконин Б. Д., 2010; Эльконин Д. Б., 1989]), что вылилось в такие значимые для отечественной психологии понятия, как «совокупное действие» и «коллективный субъект». Вообще говоря, трактовка знака (в том числе и языкового знака) и знаковой операции, которая сложилась в отечественной культурно-исторической и деятель-ностной психологии, снимает (именно снимает, а не упраздняет) проблему взаимопереходов от коллективного к индивидуальному (интериоризация) и от индивидуального к коллективному (опредмечивание идеального образа).
Вернемся, однако, к ЯКМ. Следует отметить, что, с точки зрения индивида, когнитивный подход к ЯКМ является как бы центробежным, а лингвокультурологический - центростремительным: первый из них идет от мыслительных процессов к их отражению в языке и речи, второй - от культуры к ее отражению в языке и речи (характерно, что именно в рамках второго подхода авторы часто рассматривают ЯКМ в связи с понятиями менталитета и национального сознания). Впрочем, оба этих подхода сходятся в трактовке концепта как единицы ЯКМ. Психолингвистический подход, как представляется, можно охарактеризовать как двунаправленный: он учитывает связь ЯКМ с «внутренним» - психическими процессами и явлениями (включая нейрофизиологический субстрат речевой деятельности, память, перцептивные эталоны и т. д.), а также с «внешним» - с общей системой деятельности личности.
ЯКМ изучается также с чисто лексикологических и лексико-семантических позиций [Брат-чикова, 2006; Леонтьева, 2008; Языковая., 2006]. Коль скоро в центре внимания стоит лексика конкретного языка, то ее связь с сознанием, с представлениями о мире не выражается как существенный фактор, требующий учета. Подход к единицам ЯКМ с методологических позиций лексической семантики дает возможность представить культурно обусловленные значения слов в таком виде, при котором над ними можно производить формальные операции: исчислять компоненты, сопоставлять и т. п.
Вкупе с лексико-семантическими исследованиями ЯКМ она изучается и на основе анализа фразеологии [Зализняк Анна А. и др., 2012; Замалетдинов, 2004]. В работах такого типа, как правило, лексика и фразеология являются материалом, на основе анализа которого делаются те или иные выводы, ЯКМ оказывается связанной не с какой-то формой сознания (индивидуальной или коллективной), а с системой языка, и описание ЯКМ осуществляется на основании семантических полей, словарных дефиниций и т. п. Постулируется, что фразеология отражает совокупный языковой опыт коллектива, который может существенно отличаться от индивидуального. Разумеется, многие слова вбирают в свое значение ключевые для данной культуры понятия и явления, обладают богатой палитрой национально-культурных коннотаций, образуют обширные гнезда, часто фигурируют во фразеологии языка и в повседневной речи, но это не дает оснований утверждать, что такие слова всякий раз используются говорящим во всем богатстве своего значения (подобное возможно в качестве теоретического допущения).
Исследования, анализирующие ЯКМ с лексико-семантических и фразеологических позиций, можно объединить как четвертый подход к изучению ЯКМ, назвав его традиционным, или традиционалистским, так как он всецело выводит ЯКМ из системы языка безотносительно к сознанию человека. Так, по мнению Н. С. Братчиковой, в разных трактовках ЯКМ существует среди прочих следующая оппозиция: ЯКМ представляет собой лексико-семанти-ческую систему языка vs. ЯКМ есть весь строй языка, включающий лексику и грамматику [2006. С. 24], т. е. проблема сводится к тому, конституируется ЯКМ лишь лексикой или также и грамматикой языка в их традиционном толковании. Далее автор приводит собственную, компромиссную, позицию: «.Безусловно, приоритетная роль в ЯКМ принадлежит лексической системе; тем не менее синтаксис, морфология и даже фонетика несут информацию о национальном складе мышления и национальном характере» [Там же. С. 26]. (Ср. также выявляемые Н. С. Братчиковой характеристики ЯКМ, являющиеся вместе с тем и характеристиками языка в самом широком смысле [Там же. С. 28-29]).
В лексико-семантических работах ЯКМ трактуется, так сказать, надындивидуально и даже надколлективно, как высший уровень, в котором отражены представления данного народа о мире. Отсюда - презумпция обязательности ЯКМ для всех носителей этого языка и обсуждавшийся выше детерминизм. В целом, в основе традиционалистского подхода лежит намерение реконструировать «образ человека» исключительно на основании языковых данных -лексических и грамматических значений [Апресян, 1995. С. 37]. ЯКМ в данном случае - это не «образ», создаваемый языком в сознании человека, а «образ человека» в языковой системе: «Сверхзадачей системной лексикографии является отражение воплощенной в данном языке наивной картин мира.» [Там же. С. 39]. Учет лексико-семантической направленности исследований этого типа делает понятными основания для разграничения научной и наивной картины мира: первая реализуется в «ученых» словах, в так называемом языке науки, вторая -в «обиходных» словах, в том языке, который используется человеком повседневно.
Выделяется ряд работ, в которых ЯКМ рассматривается с литературоведческих позиций. В таком случае, как правило, речь идет о художественной или поэтической картине мира, т. е. именно она подразумевается под словосочетаниями «картина мира» и «языковая картина мира». Тогда под ней имеют в виду своеобразное преломление в словесной форме художественного осмысления бытия, ценностного этико-эстетического восприятия мира, эволюции художественного сознания, активного проявления творческой личности писателя, его индивидуальное мироощущение [Александрова-Осокина, 2014. С. 9]. Обычно в таких работах превалирует взгляд на картину мира и ЯКМ как на феномен индивидуального сознания, а по методологическому подходу они смыкаются с искусствоведческими и культурологическими, поэтому мы не будем на них подробно останавливаться.
Интересно, что практически все авторы пишут о характеристиках, чертах, составных единицах, подходах к изучению ЯКМ, обходя вопрос о сущности, онтологии этого явления. Грубо говоря, ведутся поиски ответов на вопросы «чем оно характеризуется?», «из чего оно состоит?», «как оно функционирует?» и т. д. без заблаговременного ответа на вопрос «чем оно является?», «что оно из себя представляет?». Разумеется, зачастую целесообразно отвечать на последний вопрос посредством первых, но и это встречается нечасто. Меж тем без хотя бы общего представления об онтологии явления суждения о его функционировании и характерных чертах не будут достаточно обоснованы и убедительны. Этим же обстоятельством, как можно полагать, обусловлены иногда встречающиеся содержательно пустые определения. Например, если ЯКМ определяется как хранящийся в сознании человека результат взаимодействия мышления, действительности и языка на определенном этапе его развития, то на этом основании невозможно выделить специфику собственно ЯКМ, поскольку то же самое можно сказать и о памяти или галлюцинациях.
Интерпретация ЯКМ с позиций общенационального языка почти неминуемо требует традиционного вывода о соответствии каждому языку своей картины мира. Интерпретация ее как феномена индивидуального сознания приводит некоторых авторов к выводу о том, что языковых картин мира столько, сколько говорящих на данном языке индивидов [Воронцова, 2003. С. 76; Корнилов, 2003. С. 4; Кравцов, 2008. С. 46]. О. А. Корнилов указывает, в частности, что каждый исследователь вправе наполнять понятие ЯКМ различным содержанием в соответствии со своими научными интересами и целями [2003. С. 4]. Такая позиция представляется излишне категоричной, так как содержание термина или понятия (и вообще терминотворчество) нельзя объяснять только научными интересами и целями конкретного исследования без учета предмета и методологии исследования как частных случаев предмета и методологии научного направления или теории, в рамках которых проводится исследование. Впрочем, нельзя не согласиться с тем, что каждый исследователь должен эксплицировать смысл, вкладываемый им в довольно абстрактные и часто используемые понятия [Там же], коим и является понятие ЯКМ.
Разумеется, не обходится и без критики ЯКМ. Так, в статье А. В. Павловой, М. В. Безродного [2011], которую можно охарактеризовать как памфлет, ЯКМ полностью лишается права на существование в качестве понятия языкознания: поиск его особенностей схож с охотой на единорога, которого еще только предстоит обнаружить (ср.: [Павлова, Прожилов, 2013]).
Но подобная критика крайне редка и не носит конструктивного характера: она не предлагает существенной альтернативной концепции, способной вскрыть взаимодействия системы «сознание - язык - культура». Требуют объяснения многочисленные факты, когда носители разных языков по-разному организуют свое взаимодействие с миром и другими людьми на основе того, как некоторые явления мира названы в их языках, а не того, каков мир на самом деле. Языкознание не может игнорировать такие факты, они должны быть объяснены, для чего их необходимо подвести под какое-то общее понятие. Другое дело, какое содержание в такое понятие вкладывается и какие методы используются для объяснения эмпирии через него.
Критика ЯКМ, на первый взгляд огульная, не лишена, однако, интересных суждений. Например, идея о необходимости учета постоянного развития языка: «Некоторое время внутренние, скрытые движения не проявляются в его системе и рассматриваются как ошибки, небрежность, намеренное коверканье, словотворчество, поэтизмы, нарушающие норму странности. Но наступает момент, когда накопленное количество переходит в новое качество - и вчерашний язык перестает быть языком сегодняшним. Русский язык, каким он был двадцать лет тому назад, - это не нынешний русский язык» [Павлова, Прожилов, 2013. С. 95].
На уровне благих пожеланий остается и статья А. Я. Шайкевича, который пишет, что при исследовании ЯКМ существенна опасность попасть в порочный круг: лингвист выбирает некоторые слова, подбирает для них контексты, а другие нередко игнорирует, и радуется, когда полученные результаты подтверждают уже существующий стереотип. «При таком методе трудно ожидать опровержения стереотипа или получить принципиально новый результат» [2005. С. 14].
А. Я. Шайкевич не выступает полностью против используемых методов реконструкции ЯКМ, но замечает, что они аисторичны или даже анти-историчны. Он говорит о необходимости учитывать не столько отдельные слова, сколько словообразовательные гнезда и семантические группы, о необходимости разграничивать прецедентные тексты и тексты, используемые лингвистом как отражающие речевое поведение. Он предлагает объявить временный мораторий на использование терминов ЯКМ и «картина мира» - до лучших времен [Там же. С. 16-19], но не окажется ли ожидание этих лучших времен ожиданием погоды у моря языковых и лингвистических фактов?
Некоторые выводы
Для всех трактовок ЯКМ характерно выведение онтологии этого явления из онтологии более высокого порядка: для одних работ это онтология психических процессов (мышления и др., сознания вообще), для других - онтология языка как системы знаков, функционирующей в культуре. Такое выведение ЯКМ из явления с более широкой онтологией связано, как правило, с признанием существования чего-то, не охватываемого целиком ЯКМ и языком. Для когнитивного и психолингвистического подходов это все богатство психических процессов, для культурологического подхода это разнообразие культурных явлений, обусловливающих менталитет народа и не сводящихся только к общенациональному языку. По-видимому, только традиционалистский подход стоит ближе всего к неогумбольдтианству относительно прямого и полного отображения действительности в языке народа и отдельного индивида.
Важно отметить и другое обстоятельство. Появление большого числа исследований ЯКМ (особенно «вырастание» их из исследований семантики языков) обусловлено расширением предмета языкознания, произошедшим в последние десятилетия. Языкознание уже не интересуется языком «в себе и для себя», но языком в контексте культуры или языком в контексте сознания. Парадоксально, что такое расширение предмета не привело к расширению методологии его исследования: материал, из которого реконструируется ЯКМ, является во многих случаях той же привычной языковой системой, препарируемой традиционными методами лингвистики (например, компонентным анализом).
Традиционалистский и лингвокультурологический подходы движутся от языка к сознанию: человек членит мир и представляет его себе так, как это зафиксировано в языке, а понимание
действительности обусловлено национальным языком. Когнитивный и особенно психолингвистический подходы движутся от психической деятельности (психолингвистика - от деятельности вообще) к языку: язык фиксирует наиболее «стереотипные» способы деятельности в действительности, в том числе деятельности психической, и это значит, что понимание действительности обусловлено деятельностью в ней, причем лишь часть этого понимания фиксируется языком.
Существенно, что первые два общих положения из описанных выше если не противопоставлены третьему, то исключают его в той степени, в которой сами непротиворечиво проводятся в исследовании. Положение о связи ЯКМ с концептосферой личности, проявляющееся в работах когнитивного подхода, вставляет ЯКМ во «внутренний» контекст, учитывая наличие более широкого явления, отражающего мир и репрезентирующего часть его отражения в языке. Положение о связи ЯКМ с научной картиной мира вставляет ЯКМ во «внешний» контекст, предполагает наличие наряду с ней другого явления, тоже отражающего мир, но делающего это несколько иначе. Представляется, что первое положение эксплицируется в научных работах более явно и непротиворечиво. Третье из общих положений характерно в наибольшей степени для традиционалистских трактовок ЯКМ, сводящих все представления о действительности к языку и выводящих из последнего первые.
Для каждого подхода характерен свой ракурс рассмотрения вопросов, связанных с ЯКМ, и свой комплекс решаемых задач. В названных выше публикациях, в которых прослеживаются традиционалистский и лингвокультурологический подходы к изучению ЯКМ, не ставятся задачи по выяснению ее психических основ, а рассматриваются лишь задачи, связанные с выявлением в культуре элементов, обусловленных общенациональным языком, или выявлением в языке элементов, обусловленных культурой. В работах когнитивного и психолингвистического подходов такие задачи, как правило, ставятся, но решение их нередко не идет дальше констатации наличия связи между индивидуальным сознанием или мышлением, с одной стороны, и языком, с другой. Различия между подходами и невозможность с позиций каких-то из них ответить на те или иные вопросы не следует толковать в том ключе, что один из этих подходов является «правильным», а другие должны быть отброшены по причине их нерациональности. Принципиальным является непротиворечивое следование тому или иному подходу в рамках конкретного исследования, начиная с подбора материала, заканчивая теоретической базой, что, к сожалению, прослеживается не во всех трудах, посвященных ЯКМ. Например, в лексико-семантических исследованиях (см.: [Апресян, 1995; Зализняк Анна А. и др., 2012; Леонтьева, 2008; Урысон, 2003] и др.) семантическому (в основном дистрибутивному и компонентному) анализу подвергается лексика языковой системы, и делаются выводы о явлениях, которые выходят далеко за рамки собственно лексической семантики, но о методологическом переходе от лексической семантики к явлениям, охватывающим иногда лингвокультуру целиком, обычно умалчивается. Предметом познания в таком случае выступает не собственно семантика языковых единиц, а нечто, лежащее за ними - в культуре, однако методологический переход от языковой системы к культуре остается неясным или не требующим прояснения, словно особенности культуры (менталитета, мировоззрения и т. д.) содержатся непосредственно в семантике слов. В свете необходимости непротиворечиво следовать единой методологической схеме становится очевидным, что только комплексный, многосторонний, интегратив-ный подход к сложным и трудным вопросам соотношения языка и культуры способен выявить общее (т. е. главное) содержание изучаемых явлений языка и понять их внутренние связи -с сознанием человека, и связи внешние - с культурой.
Но непротиворечивое следование выбранной методологии может накладывать и некоторые ограничения, поскольку методология исследования должна быть единой, но понимание ЯКМ невозможно в рамках только одной-единственной методологической системы. Например, невозможно применять психолингвистическую трактовку ЯКМ для решения лексико-семанти-ческих задач, для которых наиболее приемлем другой, соответствующий, взгляд на проблему. Но в то же время возникает ситуация терминологической омонимии, которая препятствует взаимопониманию между учеными и усложняет для лингвиста (особенно начинающего) вы-
бор теоретико-методологической основы своих собственных исследований. Но даже при немалом количестве интерпретаций, порой противоречивых, понятие «языковая картина мира» прочно вошло в научный оборот, позволяя решать целый ряд насущных языковедческих задач и осуществляя связь языкознания с психологией, культурологией, семиотикой и другими смежными областями знания. Остается надеяться, что развитие этого понятия будет продолжаться не «вширь» - разработка новых его интерпретаций, а «вглубь» - прояснение собственной природы, содержания, характеристик понятия, взятых со стороны его внутренних свойств, отношений и закономерностей изменения.
Действительно, при таком разнообразии подходов и поставленных в них вопросов возникает насущная необходимость в общей теории ЯКМ, которая смогла бы объединить разнообразие эмпирических данных, выработать качественно новые методологические схемы для изучения лежащих в основе ЯКМ явлений и объяснить на новом уровне эти явления и их «поведение» в культуре и в речи людей.
Список литературы
Александрова-Осокина О. Н. Художественная картина мира в паломнической прозе 18001860-х гг.: священное пространство, история, человек: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2014. 50 с.
Алещенко Е. И. Этноязыковая картина мира в текстах русского фольклора: на материале народной сказки: Дис. ... д-ра филол. наук. Волгоград, 2008. 432 с.
Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопр. языкознания. 1995. № 1. С. 37-67.
Братчикова Н. С. Цветовая картина мира в финском и русском языковом сознании: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 2006. 349 с.
Брушлинский А. В. Субъект: мышление, учение, воображение: избранные психологические труды / Гл. ред. Д. И. Фельдштейн / Рос. акад. наук, Моск. психол.-соц. ин-т. Воронеж: Ин-т практической психологии, 1996. 390 с.
Воронцова Т. И. Картина мира в тексте английской баллады: Когнитивная основа и языковая репрезентация: Дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2003. 398 с.
Выготский Л. С. Психология. М.: ЭКСМО Пресс, 2000. 1008 с.
Голикова Т. А. Психолингвистическая концепция исследования этнического сознания: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2005. 50 с.
Ефремов В. А. Динамика русской языковой картины мира: вербализация концептуального пространства «'мужчина'-'женщина'»: Дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2010. 406 с.
Журавлев А. Л. Психология коллективного субъекта // Сергей Леонидович Рубинштейн / Под ред. К. А. Абульхановой. М.: РОССПЭН, 2010. С. 270-317.
Залевская А. А. «Образ мира» vp. «языковая картина мира» // Картина мира и способы ее репрезентации: Научные доклады конференции «Национальные картины мира: язык, литература, культура, образование» (21-24 апреля 2003 г., Курск) / Под ред. Л. И. Гришаевой, М. К. Поповой. Воронеж, 2003. С. 41-46.
Залевская А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М.: Гнозис, 2005. 543 с.
Зализняк Анна А, Левонтина И. Б, Шмелёв А. Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. ст. М.: Языки славянской культуры, 2005. 544 с.
Зализняк Анна А, Левонтина И. Б, Шмелёв А. Д. Константы и переменные русской языковой картины мира. М.: Языки славянских культур, 2012. 696 с.
Замалетдинов Р. Р. Национально-языковая картина татарского мира: Дис. ... д-ра филол. наук. Казань, 2004. 499 с.
Ильенков Э. В. Проблема идеального // Эвальд Васильевич Ильенков / Под ред. В. И. Толстых. М.: РОССПЭН, 2009. С. 153-214.
Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.
Колмогорова А. В. Концептуализация и коммуникативная реализация категории субъекта деятельности в повседневном речевом общении русских // Экология языка и коммуникативная практика. 2014. № 1. С. 45-56.
Корнилов О. А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. 2-е изд., испр. и доп. М.: ЧеРо, 2003. 349 с.
Кравцов С.М. Картина мира в русской и французской фразеологии (на примере концепта «Поведение человека»): Дис. ... д-ра филол. наук. Ростов н/Д., 2008. 391 с.
Леонтьев А. А. Деятельный ум (Деятельность, Знак, Личность). М.: Смысл, 2001. 392 с.
Леонтьев А. А. Психолингвистический аспект языкового значения // Вопр. психолингвистики. 2011. № 13. С. 8-29.
Леонтьева Т. В. Интеллект человека в русской языковой картине мира. Екатеринбург: Изд-во ГОУ ВПО «Рос. гос. проф.-пед. ун-т», 2008. 280 с.
Мазирка И. О. Психолингвистические основы вербальной характеристики личности и языковой картины мира героев художественной литературы: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2008. 38 с.
Мамардашвили М. К. Формы и содержание мышления. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. 288 с.
МасловаЖ. Н. Поэтическая картина мира и ее репрезентация в языке: Дис. ... д-ра филол. наук. Тамбов, 2011. 421 с.
Никитина Л. Б. Образ-концепт «homo sapiens» в русской языковой картине мира как объект антропоцентристской семантики: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Омск, 2006. 41 с.
Павлова А. В, Безродный М. В. Хитрушки и единорог: из истории лингвонарциссизма // Политическая лингвистика. Екатеринбург, 2011. № 4 (38). С. 11-20.
Павлова А. В., Прожилов А. В. От лингвистики к псевдолингвистике [Ответы на вопросы журнала «Антропологический форум»] // Антропологический форум. 2013. № 18. С. 89-109.
ПименоваМ. В. Концепты внутреннего мира: Русско-английские соответствия: Дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2001. 497 с.
Попова З. Д., СтернинИ. А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Изд-во «ИСТОКИ», 2001. 191 с.
Попова З. Д., Стернин И. А. Концептосфера и картина мира // Язык и национальное сознание / Под ред. З. Д. Поповой, И. А. Стернина. Воронеж, 2002. Вып. 32. С. 4-8.
Попова З. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. М.: АСТ: Восток Запад, 2007. 314 с.
Психология индивидуального и группового субъекта: Моногр. / Под ред. А. В. Брушлин-ского, М. И. Воловиковой / Рос. акад. наук, Ин-т психологии. М.: Пер Сэ = Per Se, 2002. 367 с.
Рогозина И. В. Медиа-картина мира: когнитивно-семиотический аспект: Дис. ... д-ра филол. наук. Барнаул, 2003. 430 с.
Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. 216 с.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. СПб.: Питер, 2012. 288 с.
Скорнякова Р. М. Лингвокультурологическая концепция моделирования языковой картины мира: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 2010. 530 с.
Тарасов Е. Ф. Тенденции развития психолингвистики. М.: Наука, 1987. 167 с.
Тарасов Е. Ф. Образ мира // Вопр. психолингвистики. 2008. № 8. С. 6-10.
Тухарели Н. Л. Детская языковая картина мира как предмет лингвистического изучения // Язык, сознание, коммуникация: Сб. ст. / Под ред. В. В. Красных, А. И. Изотова. М.: МАКС Пресс, 2001. Вып. 17. С. 5-10.
Урысон Е. В. Проблемы исследования языковой картины мира: Аналогия в семантике. М.: Языки славянской культуры, 2003. 224 с.
Шайкевич А. Я. Русская языковая картина мира в ряду других картинок // Московский лингвистический журнал. 2005. Т. 8, № 2. С. 5-22.
Шмелёв А. Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры, 2002.496 с.
Эльконин Б. Д. Опосредование. Действие. Развитие. Ижевск: ERGO, 2010. 280 с.
Эльконин Д. Б. Избранные психологические труды. М.: Педагогика, 1989. 560 с.
Языковая картина мира и системная лексикография / Под ред. Ю. Д. Апресяна. М.: Языки славянских культур, 2006. 910 с.
Материал поступил в редколлегию 11. 02. 2017
Andrey A. Yakovlev
Siberian Federal University 79 Svobodny Ave., 660041, Krasnoyarsk, Russian Federation
mr.koloboque@rambler.ru
LANGUAGE WORLDVIEW AS A LINGUISTIC NOTION: REVIEW OF RECENT RUSSIAN WORKS
The article discusses various interpretations of the concept «language picture of the world» (language worldview) as it is represented in the recent Russian linguistic works. These adhere to one of the four major approaches: cognitive, psycholinguistic, cultural, and traditional. It has been established here that they share three common characteristics: direct link between the language worldview and the conceptual sphere, everyday nature of the language worldview, hard determinism between language and the language worldview. The conclusion is made that these four approaches to studying the language worldview seek each to describe its own aspect. Moreover, their common characteristics, unevenly represented in them, do not always allow to avoid contradictory accounts of the reality due to some significant methodological obstacles. The stated diversity of discrepant approaches and the common features they have make it therefore necessary to develop a unified language worldview theory, strong enough to remove contradictions (conflicts) in describing available empirical data.
Keywords: worldview, language worldview, language world model, language consciousness, linguistics methodology.
References
Aleksandrova-Osokina O. N. Hudozhestvennaja kartina mira v palomnicheskoj proze 1800-1860-h gg.: svjashhennoe prostranstvo, istorija, chelovek: avtoref. dis. ... d-ra filol. nauk [Artistic picture of the world in the pilgrim prose of the 1800-1860-s: synopsis of the thesis ... doctor of linguistics]. Moscow, 2014. 50 p. (In Russ.)
Aleshhenko E. I. Jetnojazykovaja kartina mira v tekstah russkogo fol'klora: na materiale narod-noj skazki: dis. ... d-ra filol. nauk [Ethno-linguistic pictude of the world in the Russian folk texts: on the material of the fairy tales: thesis ... doctor of linguistics]. Volgograd, 2008. 432 p. (In Russ.)
Apresjan Ju. D. Obraz cheloveka po dannym jazyka: popytka sistemnogo opisanija [Human image according to the language]. Voprosy jazykoznanija [Voprosy Jazykoznanija (Topics in the Study of Language)], 1995, no. 1, p. 37-67. (In Russ.)
Bratchikova N. P. Cvetovaja kartina mira v finskom i russkom jazykovom soznanii: diss. ... d-ra filol. nauk [Colour picture of the world in Finnish and Russian language consciousness: thesis ... doctor of linguistics]. Moscow, 2006. 349 p. (In Russ.)
Brushlinskij A. V. Sub'ekt: myshlenie, uchenie, voobrazhenie: izbrannye psihologicheskie trudy. D. I. Fel'dshtejn (ed.). / Ros. akad. nauk, Mosk. psihol.-soc. in-t [Subject: thinking, learning, imagination: selected psychologival works. D. I. Fel'dshtejn (ed.). Russian academy of science. Moscow institute of psychology and sociology]. Voronezh: In-t prakticheskoj psihologii, 1996. 390 p. (In Russ.)
Voroncova T. I. Kartina mira v tekste anglijskoj ballady: Kognitivnaja osnova i jazykovaja reprez-entacija: diss. ... d-ra filol. nauk [Picture of the world in the English ballad: cognitive basis and language representation: thesis ... doctor of linguistics]. St.-Petersburg, 2003. 398 p. (In Russ.)
Vygotskij L. P. Psihologija [Psychology]. Moscow, EKSMO Press, 2000. 1008 p. (In Russ.)
Golikova T. A. Psiholingvisticheskaja koncepcija issledovanija jetnicheskogo soznanija: avtoref. dis. ... d-ra filol. nauk [Psycholinguistic conception of studying the ethnic consciousness: synopsis of the thesis ... doctor of linguistics]. Moscow, 2005. 50 p. (In Russ.)
Efremov V. A. Dinamika russkoj jazykovoj kartiny mira: verbalizacija konceptual'nogo prostran-stva «'muzhchina'-'zhenshhina'»: diss. ... d-ra filol. nauk [Dynamics of the Russian worldview: verbalisation of the conceptual space 'man-woman': thesis ... doctor of linguistics]. St.-Petersburg, 2010. 406 p. (In Russ.)
Zhuravljov A. L. Psihologija kollektivnogo sub'ekta [Psychology of the collective subject]. Sergej Leonidovich Rubinshtejn / Pod red. K. A. Abul'hanovoj [Sergej Leonidovich Rubinshtejn. K. A. Abul'hanova (ed.)]. Moscow, ROSSPEN, 2010. p. 270-317. (In Russ.)
Zalevskaja A. A. «Obraz mira» vs. «jazykovaja kartina mira» [Image of the world vs. language worldview]. Kartina mira i sposoby ejo reprezentacii: Nauchnye doklady konferencii «Nacion-al'nye kartiny mira: jazyk, literatura, kul'tura, obrazovanie» (21-24 aprelja 2003 g., Kursk) / Red. L. I. Grishaeva, M. K. Popova [Worldview and methods of its representation: reports at the conference «National worldviews: language, literature, culture, education» (April 21-24 2003, Kursk)] Voronezh, 2003, p. 41-46. (In Russ.)
Zalevskaja A. A. Psiholingvisticheskie issledovanija. Slovo. Tekst: Izbrannye trudy [Psycholinguistic studies. Word. Text: selected works]. Moscow, Gnozis Publ., 2005. 543 p. (In Russ.)
Zaliznjak Anna A., Levontina I. B., Shmeljov A. D. Kljuchevye idei russkoj jazykovoj kartiny mira: Sb. st [Key ideas of the Russian worldview]. Moscow, Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2005. 544 p. (In Russ.)
Zaliznjak Anna A., Levontina I. B., Shmeljov A. D. Konstanty i peremennye russkoj jazykovoj kartiny mira [Constants and variables of the Russian worldview]. Moscow, Jazyki slavjanskih kul'tur, 2012. 696 p. (In Russ.)
Zamaletdinov R .R. Nacional'no-jazykovaja kartina tatarskogo mira: diss. ... d-ra filol. nauk [National language worldview of the Tatar world: thesis ... doctor of linguistics], Kazan', 2004. 499 p. (In Russ.)
Il'enkov Je. V. Problema ideal'nogo [Problem of the ideal]. Jeval'd Vasil'evichIl'enkov/Pod red. V. I. Tolstyh [Evald Vassilievich Ilyenkov. V. I. Tolstykh (ed.)]. Moscow, ROSSPEN, 2009, p. 153214. (In Russ.)
Karasik V. I. Jazykovoj krug: lichnost', koncepty, diskurs [Language circle: personality, concepts, discourse]. Volgograd, Peremena Publ., 2002. 477 p. (In Russ.)
Kolmogorova A. V. Konceptualizacija i kommunikativnaja realizacija kategorii sub'ekta deja-tel'nosti v povsednevnom rechevom obshhenii russkih [Conceptualisation and communicative realisation of the category of subject of the action in the everyday communication of Russians]. Jekologi-ja jazyka i kommunikativnaja praktika [Ecology of Language and Communicative Practice], 2014, no. 1, p. 45-56. (In Russ.)
Kornilov O. A. Jazykovye kartiny mira kak proizvodnye nacional'nyh mentalitetov. 2-e izd., ispr. i dop. [Language worldviews as derivatives of the national mentalities]. Moscow, CheRo Publ., 2003. 349 p. (In Russ.)
Kravcov P. M. Kartina mira v russkoj i francuzskoj frazeologii (na primere koncepta «Povedenie cheloveka»): diss. ... d-ra filol. nauk [Picture of the world in the Russian phraseology (On the example of the concept 'human behaviour': thesis ... doctor of linguistics]. Rostov-on-Don, 2008. 391 p. (In Russ.)
Leont'ev A. A. Dejatel'nyj um (Dejatel'nost', Znak, Lichnost') [Active mind (Activity, sign, personality]. Moscow, Smysl Publ., 2001. 392 p. (In Russ.)
Leont'ev A. A. Psiholingvisticheskij aspekt jazykovogo znachenija [Psycholinguistic aspect of the language meaning]. Voprosy psiholingvistiki [Journal of Psycholinguistics], 2011, no. 13, p. 8-29. (In Russ.)
Leont'eva T. V. Intellekt cheloveka v russkoj jazykovoj kartine mira [Human intellect in the Russian language worldview]. Ekaterinburg, Izd-vo GOU VPO «Rop. gop. prof.-ped. un-t», 2008. 280 p. (In Russ.)
Mazirka I. O. Psiholingvisticheskie osnovy verbal'noj harakteristiki lichnosti i jazykovoj kartiny mira geroev hudozhestvennoj literatury: avtoref. dis. ... d-ra filol. nauk [Psycholinguisic basis of the verbal characteristic of the personality and the language worldview of the literary characters: thesis ... doctor of linguistics]. Moscow, 2008. 38 p. (In Russ.)
Mamardashvili M. K. Formy i soderzhanie myshlenija [Forms and content of thinking]. St.-Peters-burg, Azbuka, Azbuka-Attikus, 2011. 288 p. (In Russ.)
Maslova Zh. N. Pojeticheskaja kartina mira i ejo reprezentacija v jazyke: dis. ... d-ra filol. nauk [Poetic picture of the world and its language representation: thesis ... doctor of linguistics]. Tambov, 2011. 421 p. (In Russ.)
Nikitina L. B. Obraz-koncept «homo sapiens» v russkoj jazykovoj kartine mira kak ob'ekt antropo-centristskoj semantiki: avtoref. dis. ... d-ra filol. nauk [Conceptual image 'homo sapiens' in the Russian language worldview as the subject of anthropocentric semantics: synopsis of the thesis ... doctor of linguistics]. Omsk, 2006. 41 p. (In Russ.)
Pavlova A. V., Bezrodnyy M. V. Khitrushki i edinorog: iz istorii lingvonartsissizma [Khitrush-ki and unicorn: on history of linguistic narcissism]. Politicheskaya lingvistika [Politic Linguistics]. Ekaterinburg, 2011, no. 4 (38), p. 11-20. (In Russ.)
Pavlova A. V., Prozhilov A. V. Ot lingvistiki k psevdolingvistike [Otvety na voprosy zhurnala «An-tropologicheskiy forum»] [From linguistics to pseudo-linguistics. Answers to questions of the «Anthropological forum»]. Antropologicheskiy forum [AnthropologicalForum], 2013, no. 18, p. 89-109. (In Russ.)
Pimenova M. V. Koncepty vnutrennego mira: Russko-anglijskie sootvetstvija: dis. ... d-ra filol. nauk [Concepts on the inner world: Russian-English correspondences: thesis . doctor of linguistics]. St.-Petersburg, 2001. 497 p. (In Russ.)
Popova Z. D., Sternin I. A. Ocherki po kognitivnoj lingvistike [Sketches on cognitive linguistics]. Voronezh, Izd-vo «ISTOKI», 2001, 191 p. (In Russ.)
Popova Z. D., Sternin I. A. Konceptosfera i kartina mira [Concept sphere and the picture of the world]. Jazyk i nacional'noe soznanie [Language and National Consciousness]. Z. D. Popova, I. A. Sternin (eds.). Voronezh, 2002, vol. 32, p. 4-8. (In Russ.)
Popova Z. D., Sternin I. A. Kognitivnaja lingvistika [Cognitive linguistics]. Moscow, AST: Vo-stok - Zapad, 2007, 314 p. (In Russ.)
Psihologija individual'nogo i gruppovogo sub'ekta: monografija. A. V. Brushlinskogo, M. I. Volo-vikovoj (eds.). / Ros. akad. Nauk, In-t psihologii [Psychology of the individual and group subject: monograph. A. V. Brushlinskiy, M. I. Volovikova (eds.)]. Moscow, Per Sje = Per Se, 2002. 367 p. (In Russ.)
Rogozina I. V. Media-kartina mira: kognitivno-semioticheskij aspekt: dis. ... d-ra filol. nauk [Media language worldview: cognitive and semiotic aspects: thesis . doctor of linguistics]. Barnaul, 2003. 430 p. (In Russ.)
Rol'chelovecheskogo faktora v jazyke: Jazyk i kartina mira [Human factor role in the language: language and the picture of the world]. Moscow, Nauka, 1988. 216 p. (In Russ.)
Rubinshtejn P. L. Bytie i soznanie [Being and consciousness]. St.-Petersburg, Piter Publ., 2012. 288 p. (In Russ.)
Skornjakova R. M. Lingvokul'turologicheskaja koncepcija modelirovanija jazykovoj kartiny mira: dip. ... d-ra filol. nauk [Linguo-culturological conception of the language worldview modeling: thesis ... doctor of linguistics]. Moscow, 2010. 530 p. (In Russ.)
Tarasov E. F. Tendencii razvitija psiholingvistiki [Tends of the psycholinguistics development]. Moscow, Nauka, 1987. 167 p. (In Russ.)
Tarasov E. F. Obraz mira [Image of the world]. Voprosypsiholingvistiki [JournalofPsycholinguis-tics], 2008, no. 8, p. 6-10. (In Russ.)
Tuhareli N. L. Detskaja jazykovaja kartina mira kak predmet lingvisticheskogo izuchenija [Children language worldview as a subject of linguistic studies]. Jazyk, soznanie, kommunikacija: Sbornik statej. V. V. Krasnyh, A. I. Izotov (eds.). [Language, Consciousness, Communication: Digest of Articles. V. V. Krasnyh, A. I. Izotov (eds.)], Moscow, MAKS Press, 2001, Vol. 17, p. 5-10. (In Russ.)
Uryson E. V. Problemy issledovanija jazykovoj kartiny mira: Analogija v semantike [Problems of the studying of the language worldview: Analogy in semantics]. Moscow, Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2003. 224 p. (In Russ.)
Shaykevich A. Ya. Russkaya yazykovaya kartina mira v ryadu drugikh kartinok [Russian languga worldview among other pictures]. Moskovskiy lingvisticheskiy zhurnal [Moscow Linguistic Journal], 2005, vol. 8, no. 2, p. 5-22. (In Russ.)
Shmeljov A. D. Russkij jazyk i vnejazykovaja dejstvitel'nost' [Russian language and extralinguis-tic reality]. Moscow, Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2002, 496 p. (In Russ.)
Jel'konin B. D. Oposredovanie. Dejstvie. Razvitie [Mediation, Action, Development]. Izhevsk, ERGO, 2010, 280 p. (In Russ.)
Jel'konin D. B. Izbrannye psihologicheskie trudy [Selected psychological works]. Moscow, Ped-agogika Publ., 1989, 560 p. (In Russ.)
Yazykovaya kartina mira i sistemnaya leksikografiya. Yu. D. Apresyan (ed.) [Language worldbiew and the system lexicography. Yu. D. Apresyan (ed.)]. Moscow, Yazyki slavyanskikh kul'tur, 2006, 910 p. (In Russ.)
