CC BY
1253
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 21 (312).
Филология. Искусствоведение. Вып. 80 . С. 144-153.
«ЯЗЫК ВРАЖДЫ» В ТРАДИЦИОННЫХ И НОВЫХ МЕДИА
Предметом рассмотрения является коммуникация, основанная на стереотипах, предубеждениях, дискриминации и, в частности, «языке вражды» как самой острой и опасной ее форме. Описывается, каким образом эта коммуникация осуществляется в современной России при посредстве трех уровней медиа, выделяемых в соответствии с концепцией К. Б. Енсена.
Ключевые слова: коммуникация, предубеждения, стереотипы, язык вражды, медиа.
«Язык вражды» (hate speech) - преследуемая по закону «коммуникация, которая не несет никакого иного смысла, кроме выражения ненависти к некоторой группе, особенно в условиях, когда коммуникация может спровоцировать насилие. Это подстрекательство к ненависти в первую очередь в отношении группы лиц, определяемой по признаку расы, этнической принадлежности, национального происхождения, пола, вероисповедания, сексуальной ориентации и т. п. “Языком вражды” может быть любая форма выражения, расценивающаяся как оскорбительная для расовых, этнических и религиозных групп и других выделяемых (discrete) меньшинств или женщин» [7].
Данное определение, размещенное на американском сайте юридических дефиниций (перевод, как и все прочие переводы с английского в данной статье, выполнен автором), на наш взгляд, наиболее точно определяет явление, о котором пойдет речь в данной статье.
На наш взгляд, важнейшим фактором, определяющим сущность «языка вражды», является то, что он основан на таких явлениях, как социальные стереотипы, предубеждения и дискриминация, и является частью более широкого и сложного феномена, который в науках, изучающих коммуникацию, получил название коммуникация, основанная на предубеждениях и дискриминации (Prejudiced and Discriminatory Communication).
Определим термины, на которых базируется данный феномен. Коммуникация есть социальное взаимодействие посредством сообщений [5. С. 2]. В соответствии с моделью Р. Якобсона, коммуникация строится по следующей схеме. Адресант посылает сообщение адресату. Сообщение должно соотноситься с чем-то другим, чем является оно само. Это что-то Якобсон называет контекстом или референтом. Есть еще два элемента: это контакт, под которым имеется в виду и физический канал,
и медиум сообщения, и психологическая связь между адресантом и адресатом, и код - общая для адресата и адресанта система значений, посредством которой порождается сообщение [3. С. 198].
Коммуникация, основанная на предубеждениях и дискриминации (КОПД), - это коммуникация, базирующаяся на стереотипных когнитивных схемах, негативных установках (предубеждениях) и дискриминационных интенциях по отношению к каким-либо группам людей или отдельным индивидуумам как членам этих групп.
Под термином стереотип понимается основанная на категоризации когнитивная схема, на базе которой члены ингруппы представляют себе людей, принадлежащих к аутгруппам. Атрибуты, которые составляют стереотип, часто являют себя как черты характера членов аутгрупп. Часто утверждается, что существуют как отрицательные, так и положительные социальные стереотипы. Однако, по словам Чарльза Стэндора, «хотя стереотипы могут быть положительными, прежде всего они отрицательные. Мы генерируем намного больше негативных, чем позитивных стереотипов, когда нас об этом попросят, и даже выражение положительных стереотипов не выглядит положительно. Посмотрите, как мы можем реагировать на людей, которые утверждают, что афроамериканцы имеют положительные черты, такие, например, как спортивность и музыкальность. Проблема, в частности, в том, что если мы выражаем положительные стереотипы, предполагается, что мы имеем в виду и отрицательные тоже» [12. С. 2].
Предубеждение - это негативная установка (аттитюд) к какой-либо группе.
Наконец, дискриминация - это несправедливое отношение к людям по причине того, что они являются членами какой-то группы. Дискриминация часто позиционируется как поведенческая сторона предубеждений. Тем не
менее, многие дискриминационные акты являются сообщениями, то есть имеют коммуникативную природу.
Коммуникация, основанная на предубеждениях и дискриминации, способна проявляться в двух формах. Язык вражды - это блатантная, то есть кричащая, ярко выраженная форма такой коммуникации. В большинстве стран мира «язык вражды» преследуется по закону. Но КОПД может проявляться и в неяркой, незаметной или, вернее, не для всех заметной, имплицитной форме. Сообщения, относящиеся к этой форме КОПД, отправляются адресатами как бы невольно. Такая КОПД обычно не является преследуемой по закону.
Слово медиа люди, говорящие по-русски, обычно понимают как «средства массовой информации». Однако в международной практике наук, изучающих коммуникацию и медиа, этот термин имеет более широкое значение. Клаус Брун Енсен сформулировал его следующим образом: «Набор инструментов, которые люди используют на протяжении истории для коммуникации друг с другом относительно общей для них реальности» [9. С. 2811]. Опираясь на историю развития инструментов коммуникации и особенности их функционирования, Енсен выделяет три уровня медиа.
В этой работе мы имеем намерение описать, каким образом коммуникация, основанная предубеждениях и дискриминации, осуществляется при посредстве медиа, относящихся к трем уровням, которые выделил Енсен, на материале медиа современной России.
«Медиа первого уровня могут быть определены как биологические по основе, социально сформированные ресурсы, которые позволяют людям выражать понимание реальности для конкретной цели и участвовать в коммуникации по этому поводу с другими людьми. Центральным примером является вербальный язык, или речь, как конститутивный элемент оральных культур и субкультур; дополнительные примеры являют собой песни и другие музыкальные выражения, танец, театр, живопись и креативное искусство вообще; все это часто полагается на механические техники, такие, как музыкальные инструменты и художественные или письменные принадлежности... Важно отметить, что такие медиа зависят от присутствия человеческого тела в локальном времени-пространстве» [9. С. 2815].
Главным медиумом (медиа - форма множественного числа, в единственном числе - ме-
диум) «языка вражды» в современной России остается живая устная речь. Антилокуции (так отец-основатель науки о предубеждениях американский психолог Гордон Олпорт называл высказывания, содержащие «язык вражды») передаются из уст в уста; как говорится, они растворены в воздухе. Цель таких высказываний - делегитимизация членов аутгруппы со стороны ингруппы. По словам израильского психолога Д. Бар-Тала, «делегитимизация может рассматриваться как отказ категоризиру-емой группе в праве считаться человеческой» [4. С. 170]. Процесс делегитимизации имеет три стороны: негативная характеризация, дегуманизация и отвержение. В качестве лексических маркеров делегитимизации выступают слова-этнофолизмы (чурки, хачи, быдло, гопо-та и т. п.), в которые ингруппа как бы спрессовывает, как в компактные брикеты, свою негативную установку к аутгруппе.
Существует мнение, что бытовой расизм, национализм и другие виды социальной ненависти, как и сопутствующий этим явлениям «язык вражды», стали реалиями российского общества только в последние десятилетия. Это не так. «Язык вражды» существовал всегда. Об этом имеются свидетельства весьма авторитетных очевидцев.
Так, через несколько лет после Октябрьской революции 1917 г. замечательный детский поэт Корней Чуковский писал: «С величайшей гордостью вспоминают советские люди, как чудесно обновила наш язык революция. Она очистила его от таких омерзительных слов, как жид, малоросс, инородец, простонародье, мужичье и т. д. Из действующих слов они сразу же стали архивными» [2].
К сожалению, великий сказочник ошибался. Отнюдь не все из перечисленных им слов действительно стали архивными. Более того, за годы советской власти появилось немало новых слов подобного рода.
Не принесла избавленья от них и последняя русская революция.
В своей речи на первом «перестроечном» съезде народных депутатов СССР в 1989 г. поэт Евгений Евтушенко говорил: «Нелегко сеять семена перестройки в землю с трещинами национальной розни. Дружбу народов надо начинать даже не со школы, а еще с детсада, с улицы, с автобуса, с магазина, где еще, к позору нашему, то и дело можно слышать такие оскорбительные для национального достоинства выражения, как хохляндия, кацап,
жид, армяшка, чучмек, чухонец, кацошка и так далее» [1].
Но перестроечные надежды поэта не оправдались. Предубеждения и дискриминация остались спутниками жизни россиян XXI в., как и дискурсивные маркеры предубеждений -антилокуции и этнофолизмы.
В качестве мишеней «языка вражды» способны выступать не только люди, принадлежащие другим этносам и расам, но и многие другие социальные группы: инвалиды, старики, люди нетрадиционной сексуальной ориентации и т. п. Особую группу-мишень представляют собой мигранты, которые могут быть объектами языка вражды, не принадлежа при этом к иным этносам и расам. Так, в последние десятилетия существования СССР большинство трудовых мигрантов в Москве были выходцами вовсе не из Средней Азии, это были «вполне» русские люди из различных областей России. Тем не менее, они подвергались со стороны некоторых коренных москвичей настоящей делегитимизации. Именно тогда появилось выражение: «Понаехали тут!» и знаменитое слово лимита, имеющее все признаки этнофолизма.
Но не только устная речь выступает в качестве медиума первого уровня, служащего инструментом для выражения «языка вражды». Письменные антилокуции можно увидеть на стенах домов, на заборах, ограждениях железных дорог и т. д. При этом начертанные при помощи различных инструментов слова могут сопровождаться другими графическими элементами: символами, рисунками, орнаментами.
Нельзя оставить без внимания и, пожалуй, самый древний медиум человеческой коммуникации - так называемый «язык тела». С тех пор как в российских футбольных клубах появились чернокожие легионеры, некоторые наши болельщики стали «приветствовать» их появление на поле обезьяньим «уханьем» и обезьяньим «танцем».
В качестве медиума первого уровня могут выступать и бананы, бросаемые болельщиками в чернокожих футболистов. В этих случаях банан становится сообщением, несущим определенный смысл. Такое сообщение может оказать на адресата даже большее воздействие, чем обычное словесное высказывание. Так, банан, брошенный летом 2011 г. во время матча в Самаре в играющего тренера клуба «Анжи» Роберто Карлоса, вызвал силь-
ную фрустрацию знаменитого футболиста и стал причиной его ухода с поля. Тем не менее, самарские правоохранители не сочли банан экстремистским материалом, и адресант этого расистского сообщения не понес никакого наказания.
Следует отметить, что бытовой расизм, выраженный через «язык вражды» на первом уровне медиа, довольно редко бывает предметом уголовного преследования. Коммуникация подобного рода нечасто бывает широко публичной, обычно она замкнута в кругу семьи, дружеской компании, школьного класса и т. д.
Теперь рассмотрим, каким образом медиа первого уровня участвуют в неявной, или, вернее, невольной коммуникации, основанной на предубеждениях и дискриминации.
Начнем с языка тела. Предубеждение часто демонстрируется через выражение лица. Например, пожилая женщина может морщить нос, оказавшись в троллейбусе рядом с девоч-кой-эмо.
Говоря с представителями аутгруппы, люди могут принимать более раскованные позы, чаще перебивать и перекрикивать собеседников, чем они обычно практикуют это в беседах с членами ингруппы. Показная симпатия тоже может отражать предвзятость. В отличие от эмпатии (сопереживания), которая предполагает наличие точно таких же чувств, как у другого человека, показная симпатия сопряжена с чувством превосходства и презрения.
Люди не всегда могут осознавать, что такое поведение показывает, что аутгруппа в их глазах менее достойна, чем ингруппа, или даже что она презираема.
Сходным образом вербальные сообщения о членах аутгруппы могут не быть открыто предвзятыми или дискриминационными, но при этом имплицитно выражать предубеждения. Так, европейскими психолингвистами выявлена так называемая «Лингвистическая категориальная модель» (Linguistic Category Model) [11]. Действие этой модели можно проиллюстрировать примерами, в которых мы будем использовать героев популярных мультфильмов. Допустим, Бивис совершил действие, которое отрицательно оценивается среди людей, например, ударил Батхеда. Это действие можно описать словами разных категорий, выделяемых на основе шкалы конкретности / абстрактности.
1. Глагол конкретного действия: Бивис ударил Батхеда.
2. Глагол интерпретативного действия: Бивис повредил Батхеда.
3. Глагол состояния: Бивис ненавидит Батхеда.
4. Прилагательное: Бивис агрессивен.
Теперь допустим, что Бивис совершил
действие, положительно оцениваемое среди людей, например, погладил щенка. Данное действие тоже можно описать словами, расположенными на шкале конкретности / абстрактности в той же градации от п. 1 до п. 4.
1. Глагол конкретного действия: Бивис погладил щенка.
2. Глагол интерпретативного действия: Бивис приласкал щенка.
3. Глагол состояния: Бивис полюбил щенка.
4. Прилагательное: Бивис добрый.
Ученые обнаружили следующие закономерности. Если Бивис - член ингруппы и он совершил негативный поступок, то люди имеют тенденцию говорить о нем, используя более конкретные категории. Если же он, будучи членом ингруппы, совершил позитивный поступок, то члены ингруппы имеют тенденцию говорить о его поступке, используя более абстрактные категории.
То есть если грубо обобщить, то Бивис как член ингруппы просто ударил Батхеда, но Би-вис не агрессивен, однако Бивис добрый, хотя он только погладил щенка.
Если же Бивис - член аутгруппы и он совершил негативный поступок, то люди имеют тенденцию говорить о нем, используя более абстрактные категории, а если он, будучи членом аутгруппы, совершил позитивный поступок, то члены ингруппы имеют тенденцию говорить о его поступке, используя более конкретные категории. Иными словами, если грубо обобщить, то Бивис как член аутгруппы агрессивен, ведь он ударил Батхеда, и Бивис не добрый, он всего лишь погладил щенка.
Коммуникация, основанная на предубеждениях и дискриминации, проявляется не только на интерперсональном уровне, но и на более широком уровне культуры и социальных институтов. Например, люди имплицитно предъявляют требование, чтобы аутгруппа придерживалась языковых паттернов ингруп-пы, и, если представителям аутгруппы это не удается, могут наступить негативные для них последствия. Члены аутгруппы, говорящие с сильным акцентом, рассматриваются как люди более низкого статуса, осмеиваются и даже могут ощущать дискриминацию, когда попы-
таются войти в какую-то социальную институцию.
По словам Енсена, «медиа второго уровня . порожденные техникой, расширенные формы репрезентации и интеракции, которые поддерживают коммуникацию через пространство и время, независимо от наличия и числа участников. <...> Медиа второго уровня ранжируются от примеров, связанных с историей Нового Времени, включая стандартизированные воспроизводство религиозных и политических текстов при посредстве печатного станка, до телевидения и видео.
Общими чертами являются, во-первых, точное воспроизведение, хранение и репрезентация определенного содержания, и, во-вторых, коренным образом расширенные возможности для распространения через время и пространство. Эти технологии имели важные последствия для основных социальных институтов -от распада католической церкви до становления наций и государств» [9. С. 2815].
Енсен не делит медиа второго уровня на интерперсональные (телефон, телеграф) и масс-медиа (печать, радио, телевидение, кино и т. п). Более того, он считает (и, конечно, не только он), что термин массмедиа по причинам, о которых мы скажем ниже, ушел в прошлое, стал архивным, если воспользоваться словами Корнея Чуковского. Но, говоря о «языке вражды» в медиа второго уровня, мы, прежде всего, будем иметь в виду традиционные, «доинтернет-ные» массмедиа. Этот сегмент медиа является во всем мире наиболее регулируемым с точки зрения закона. Регулирование осуществляется как посредством международного и внутреннего права, так и при помощи различных «моральных кодексов» медиапроизводителей, а также их «внутренней цензуры».
Современная Россия - государство с весьма строгими законами, направленными против «языка вражды» в медиа, поэтому в течение последних пятнадцати лет российской истории сообщения, несущие в себе блатантный «язык вражды», возможны в наших традиционных массмедиа только за пределами информационного мейнстрима. Разного рода листовки, брошюры, книги и таблоиды, содержащие в себе антилокуции, изначально имеют нелегальный или полулегальный характер. Обычно они достаточно быстро становятся объектами внимания правоохранителей и по решениям судов включаются в федеральный список экстремистских материалов. Трудно представить
открытый язык вражды в центральных российских газетах или на вещающих на всю страну эфирных каналах телевидения.
Тем не менее, медиа второго уровня России, как, впрочем, и многих других стран, отнюдь не свободны от неявной, имплицитной коммуникации, основанной на предубеждениях и дискриминации. И проявляется такая коммуникация не в конкретных сообщениях, а в масштабе всей системы медиа второго уровня как социального института.
Для этого института очень важным является понятие контроля медиа и каналов коммуникации. Вопрос о том, кто контролирует массме-диа, является самым острым в дискуссии о взаимосвязи медиа и общества. Согласно модели коммуникации Дж. Гербнера [6], сообщение о каком-либо объекте или событии не может быть абсолютно точным воспроизведением этого объекта или события. Сообщение всегда предполагает выбор каких-то определенных черт и особенностей отображаемого объекта, и этот выбор зависит от установок и мировоззрения вещателя, автора, продюсера и т. п., т. е. адресанта сообщения о данном объекте или событии. Так что вопрос о том, кто делает выбор и чья картина мира передается в сообщении, очевидно, имеет первостепенное значение для медиа второго уровня.
Контроль медиа является средством осуществления власти и социального доминирования. Найти доказательства в истории легко, достаточно вспомнить, какие объекты в первую очередь стремятся захватить революционеры, а также как используют средства массовой информации различные тоталитарные режимы.
Исследователи медиа утверждают, что в так называемых развитых странах телевидение в своей интерпретации деловой и индустриальной информации всегда представляет средний класс, класс менеджеров среднего звена. Это не обязательно происходит преднамеренно, но может объясняться тем, что люди, которые делают телевидение, как правило, ближе, с точки зрения социальных интересов, культуры и уровня образования, к менеджерам, чем к рабочим и крестьянам; поэтому их сообщения естественно предполагают выбор того же рода, каким является выбор людей среднего класса.
Исследователями установлено также, что (опять же не обязательно преднамеренно) в центральных медиа развитых стран доминируют сообщения, основанные на выборе, характерном для представителей наиболее вли-
ятельной в данной стране этнической группы. В США это белые, в Австралии так называемые англо-кельты, во Франции - франкофоны и т. д.
Безусловно, подобные тенденции социального доминирования в медиа второго уровня характерны и для современной России.
Доминирование подобного рода приводит к явлению маргинализации определенных социальных групп в медиа.
«Маргинализация - это процесс, который отражает различия в могуществе и выражается в неэквивалентных доступе к медиа и репрезентации в них» [8. С. 602]. В англоязычной традиции изучения коммуникации термин доступ (access) означает возможность отправлять сообщения посредством медиа и делать выбор, о котором шла речь выше, то есть это то, что выше мы называли контролем медиа. Таким образом, маргинализованные группы - это те, которые испытывают дефицит возможностей передавать свою картину мира посредством медиа, а также дефицит соответствующих своей картине мира репрезентаций своей группы в медиа. В современной России маргинализации в медиа подвержены такие социальные группы, как национальные меньшинства, мигранты, люди с ограниченными возможностями, пенсионеры, люди с низкими доходами, провинциалы и т. д. Оказавшись на обочине информационных потоков, члены такой группы могут ощущать себя выброшенными на обочину социальных процессов, происходящих в стране.
Рядом с маргинализацией стоят еще два явления: стереотипизация и демонизация.
Социальные стереотипы появляются у людей в процессе социализации, часто еще в детстве, однако медиа способны укрепить некоторые из них и сформировать новые. Самым ярким примером медиума, продуцирующего стеротипы, может служить карикатура. Художник-карикатурист, воплощая какой-либо образ, гипертрофирует одни черты своего персонажа и затемняет другие. Это и есть формула стереотипизации, осуществляемой посредством медиа. Подобно карикатуре «работают» юмористические телепрограммы. Так, карикатурные телеперсонажи Равшан и Джамшут стали в сознании современных россиян типичными образами гастарбайтеров из Средней Азии. Но формировать стереотипы могут и вполне серьезные медиапродукты, например, новости. Так, тема пенсионеров поднимается в россий-
ских новостных программах обычно только в связи с сообщениями о нехватке чего-нибудь (бесплатных лекарств, средств, выделяемых на субсидии и т. п.), или повышении цен на что-нибудь (на продукты, проезд в общественном транспорте). В результате создается стереотипный образ пенсионера как социального аутсайдера, который всегда пребывает в нужде и в болезнях.
Стереотипы - необходимый атрибут пропагандистских сообщений. Медиа Советского Союза были в сущности пропагандистскими и постоянно продуцировали антагонистические стереотипы: с одной стороны, связанные с «торжеством коммунизма», а с другой стороны, с «загнивающим капитализмом». Вместе с тем, советская пропаганда, особенно в эпоху «развитого социализма», часто порождала у аудитории эффект инверсии стереотипов. Так, израильские исследовательницы советского происхождения М. Еленевская и Л. Фиалкова, поставив цель выяснить, почему израильтяне, эмигрировавшие в 90-е гг. из стран, входивших раньше в Советский Союз, плохо относятся к арабам, пришли к выводу, что одна из причин -стереотипы советской пропаганды. Только не те стереотипы, которые призвана была сформировать советская пропаганда, а противоположные им.
«Негативный стереотип арабов <...> был частично сформирован до иммиграции. Он был привит советскими массмедиа, которые неизменно представляли израильтян в качестве агрессоров и проявляли симпатии к арабам. Советская пропаганда часто достигала результата, обратного желаемому: “загнивающий капитализм” был преобразован в сознании советских людей в Землю Процветания, в то время как “торжество коммунизма” высмеивалось в анекдотах как бесполезная утопия. Тот же механизм инверсии преобразовал арабов из “друзей Советского Союза” во врагов.» [13. С. 94].
Демонизация какой-либо социальной группы - это ее позиционирование в медиа в основном в негативных контекстах.
Пожалуй, самые яркие примеры демонизированных групп в современной России являют собой выходцы с Кавказа и из Средней Азии. Начиная с 2007 г., различные политики периодически выдвигают предложения законодательно запретить СМИ упоминать национальность задержанных, арестованных, осужденных и других персонажей криминальной
хроники. Последняя попытка внесения такого законопроекта в Государственную думу была предпринята в декабре 2012 г. Общественность и депутаты отклонили данную инициативу. По мнению большинства общественных деятелей, в подобных случаях должны действовать не законы, а этические нормы, принятые в журналистских сообществах, а также внутренняя цензура журналиста.
Как показывает мировой опыт, лучшее средство противодействия явлениям маргинализации, негативной стереотипизации и демонизации - включение миноритарных социальных групп в активные процессы социальной жизни, в том числе и в жизнь медиа. И многие ведущие медиакорпорации уже встали на этот путь. Об этом свидетельствует большое разнообразие расовых и этнических типов телеведущих на всемирно известных телеканалах, появление на экранах аналитиков в инвалидных колясках, слабовидящих экспертов, отход в некоторых странах от единых, «образцовых» норм языка на телевидении и радио и т. п.
«Медиа третьего уровня - это цифровые формы репрезентации и интеракции. Цифровая технология предоставляет возможность репродукции и рекомбинации всех медиа второго уровня на единой платформе: компьютеры, таким образом, могут быть поняты как метамедиа... Центральный пример - сетевой персональный компьютер, хотя его интерфейс, как и интерфейс мобильного телефона, вероятно, существенно будут меняться, технологически приспосабливаясь к человеческим чувствам, интегрируясь как с общими объектами, так и социальными механизмами» [9. С. 2816].
Цифровые технологии качественно изменили медиа второго уровня, но, возможно, еще важнее то, что они тысячекратно увеличили и расширили возможности той коммуникации, которая обычно осуществляется посредством медиа первого уровня. Интернет часто сравнивают то с гигантской деревенской завалинкой, на которой может сидеть и сплетничать огромное количество людей, то с вселенской стенгазетой, в которой каждый может оставить свое сообщение.
Цифровые технологии стирают границы между медиа первого и второго уровня. Например, блог, вид цифровых медиа, который может обслуживаться и наполняться контентом одним человеком и который исторически происходит от обычного «бумажного» дневника, может стать не менее популярным и влия-
тельным средством массовой информации, чем некоторые массмедиа, обслуживаемые многолюдными редакциями и имеющие в качестве учредителей сильные государственные или частные институции. Примером может служить не так давно освещавшаяся в СМИ ситуация, когда такое влиятельное и статусное ведомство, как Министерство иностранных дел РФ, вступило в полемику с блогером Антоном Носиком после того, как последний подверг критике в своем блоге работу министерства по упрощению визового режима между Россией и странами Евросоюза. Полемика завершилась извинениями блогера и примирением сторон, состоявшимся в прямом эфире одного из популярных каналов цифрового телевидения, что сопровождалось заверениями в продолжении сотрудничества между МИД РФ, с одной стороны, и одним из тринадцати миллионов пользователей «Живого журнала», с другой.
Цифровые технологии предоставили доступ к медиа широкому кругу лиц, сообществ и социальных групп. Социальные группы, которые в медиа второго уровня подвергались маргинализации, получили возможность создавать свои собственные медиа (социальные сети, сайты, каналы цифрового телевидения). Впрочем, это окончательно не решает проблему маргинализации и демонизации, поскольку цифровые медиа, созданные миноритарными группами, чаще всего остаются за пределами медийного мейнстрима. Тем не менее, интерактивность, эта, пожалуй, самая главная особенность цифровых медиа, обеспечивает возможность любому человеку, в том числе и тому, кто принадлежит к миноритарным группам, стать участником главных информационных потоков. Случается, что комментарии к какому-нибудь материалу в интернет-издании производят не менее значимый общественный резонанс, чем сам материал.
И, наконец, цифровые технологии стирают границы между интерперсональными и массмедиа. Более того, само слово массмедиа уходит в пассивный запас. Последняя электронная версия Большого оксфордского словаря (http://oxforddictionaries.com/) не дает отдельного определения сочетанию mass media, а просто отсылает к слову media. Показателен также тот факт, что одна из самых известных в мире ассоциаций исследователей коммуникации, с 1957 г. носившая название International Association for Mass Communication Research (Международная ассоциация для исследований
массовой коммуникации), в 1996 г. избавила свое название от слова mass и стала именоваться International Association for Media and Communication Research (Международная ассоциация для исследований медиа и коммуникации).
Все эти особенности, конечно, не могли не отразиться на медиировании коммуникации, основанной на предубеждениях и дискриминации. К сожалению, приходится констатировать, что широта аудитории, неограниченный доступ, интерактивность, а также такая черта, как возможность анонимной передачи сообщений, явились причинами того, что в настоящее время цифровые медиа (в первую очередь, Интернет) стали самым главным рупором бла-тантного «языка вражды» в мире.
Во-первых, бытовой расизм и бытовая социальная ненависть, для которых привычной средой ранее являлись медиа первого уровня, стали обычным явлением в киберпространстве. С наступлением эпохи цифровых технологий в руках тех людей, которые ранее практиковали «язык вражды», по словам Е. Евтушенко, на улице, в автобусе и в магазине, оказались инструменты, тысячекратно расширяющие их возможности: социальные сети, видеохостин-ги, имиджборды, форумы, чаты, электронная почта, смс-рассылки и т. п.
Если ввести в поисковую систему самого известного в мире «народного» видеохостинга Youtube какое-нибудь слово, являющееся явным лексическим маркером «языка вражды», например этнофолизм жид или чурка, то поиск даст несколько десятков, если не сотен, видеоматериалов, выражающих ненависть и презрение к людям соответствующих этносов. Подобная картина наблюдается и на других популярных в России видеохостингах, таких, например, как RUtube или Smotri.com. Слово чурка в поисковой строке самой популярной в России социальной сети «ВКонтакте» дает список из 1695 сообществ пользователей, которые объединяются в эти своего рода «клубы по интересам» по мотиву ненависти к кавказцам и коренным жителям Средней Азии.
Но кроме «клубов по интересам» в стране существуют партии, движения и мыслители, кладущие во главу угла своего мировоззрения идеи национального и расового превосходства и угрозы, исходящей от инородцев Они тоже создают свои медиа в сети Интернет. Особенности функционирования таких медиа в последнее время сопряжены с явлением, которое
американский исследователь коммуникации А. Клейн назвал Information Laundering (отмывание информации) по аналогии с выражением отмывание денег [10].
«Отмывание информации» начинается в Интернете с поисковых систем. Система поиска, такая, например, как Яндекс или Google, по запросу пользователя на какую-нибудь вполне безобидную тему способна выдать обширный список web-страниц, где вполне могут оказаться (и не в самую последнюю очередь) страницы «сайтов ненависти», содержание которых отразит заявленную в поисковом запросе проблему с позиций языка вражды. Эффект «отмывания информации» состоит в том, что страницы, принадлежащие «сайтам ненависти», и страницы, содержащие объективную информацию, для поисковой системы абсолютно равны и ничем не отличаются друг от друга. Такое равенство не было характерно для поисковых систем, используемых в медиа второго уровня, например, таких, как библиотечные каталоги и библиографические указатели, куда не допускались материалы, содержащие язык вражды. Таким образом, поисковые системы, такие, как Яндекс и Google, создают иллюзию легитимности и достоверности информации, которую несут «сайты ненависти». Так, если мы введем в поисковую строку Яндекса слово Холокост, то уже на первых трех страницах результатов поиска, всего вмещающих 30 «вхождений», обнаружим 10-12 материалов, в которых будут содержаться аргументы (причем, порой весьма наукообразные) того, что Холокост - это миф, придуманный сионистами. Не искушенный в истории человек, например, школьник, получивший от учителя задание подготовить реферат о Холокосте, может принять такие материалы за чистую монету.
Явление «отмывания информации» определяет и сам облик «сайтов ненависти». Если на заре эпохи Интернета «сайты ненависти» были похожи на экстремистские листовки, сейчас они большей частью стали неузнаваемы с первого взгляда, они «маскируются» под обычные информационные порталы, wiki-ресурсы, блоги и т. п. Часто материалы, содержащие «язык вражды», «растворены» на таких сайтах среди вполне безобидной информации.
В качестве примера «маскировки» подобного рода можно привести статью «Белая раса» из российской wiki-энциклопедии «Традиция», по внешнему виду очень похожей на популярную Википедию (http://traditio-ru.org/wiki).
Статья дает справочную информацию о белой, то есть европеоидной расе, и поначалу эта информация ничем не отличается от той, которую можно встретить в любой энциклопедии или справочнике по антропологии: хорошим академическим языком описываются признаки европеоидной расы, выделяются подтипы европеоидов, что сопровождается фотографиями-иллюстрациями, и т. п. Однако завершается статья разделом «Белая раса под прицелом», который открывается следующими словами: «Одной из основных примет XX в. стало безудержное поношение Белой расы, происходящее под видом борьбы с так называемым “расизмом”». Далее следуют расистские по сути рассуждения о «поношении» белой расы. После текста статьи приведены ссылки, и, кликнув по одной из них с характерным названием «Белые люди и бледнолицые бестии», читатель сталкивается лицом к лицу с текстом, первые строки которого уже вполне определенно свидетельствуют об идеологии создателей этой энциклопедии и их единомышленников: «Относительно белого = русского человека всякие племена - хоть восточные, хоть южные, хоть западные - есть дикари в той или иной степени (чем дальше отстоят, в любом отношении, от русских, тем более дикие)».
Однако некоторые цифровые медиа не чужды и имплицитной (скрытой) коммуникации, основанной на предубеждениях и дискриминации. Основными ее проводниками являются интернет-версии «бумажных» медиа, а также медиа, родившиеся уже в киберпростанстве, но созданные по образу и подобию «бумажных». Они сильно отличаются от своих предков, так как обладают такими свойствами, как интерактивность, мультимодальность, гипертекстуальность, которых нет у медиа второго уровня, однако в большей своей части они унаследовали у «бумажных» газет и журналов такие качества, как подчиненность закону, цензуре и этической норме. В связи с этим, на страницах таких интернет-изданий очень редко можно встретить откровенный «язык вражды», однако некоторые социальные группы, подобно тому, как это было свойственно для медиа второго уровня, могут подвергаться маргинализации, негативной стереотипизации и демонизации.
Например, в настоящее время в России одной из самых демонизируемых социальных групп являются мигранты. Чтобы показать, как происходит процесс демонизации, еще раз воспользуемся поисковой системой Яндекс,
поскольку поисковые системы, как оказалось, способны выступать, кроме всех их прочих функций, в роли простых и эффективных инструментов количественного контент-анализа. Современные медиа наиболее часто освещают тему мигрантов через две метафоры: метафору наводнения и метафору оккупации. Так, введя в поисковую строку фразу мигранты наводнили..., мы получили двадцать одну тысячу «вхождений», представляющих собой заголовки и соответствующие фразы в текстах медиа, например: Россию наводнили «низкокачественные» мигранты... ; Власть наводнила страну мигрантами...; Обнинск наводнили мигранты-туберкулезники... и т. п. Ввод в поисковую систему фразы мигранты оккупировали... дал результат в сто шестьдесят тысяч ответов, например: Врачи-мигранты оккупировали московские поликлиники.; Мигранты «оккупировали» строительство, торговлю, общепит.; Мигранты заняли треть Москвы, а скоро захватят половину России. Следует признать, что не все из множества ответов поисковой системы являются «чистыми», то есть такими, когда система учитывает именно фразу, а не отдельные слова, тем не менее, метафоры наводнения и оккупации представлены в Сети десятками тысяч примеров.
Наводнение и оккупация - одни из самых страшных человеческих бедствий, и поэтому концептуальные метафоры, постоянно поддерживаемые медиа, становятся частью обыденного сознания людей, внушают им постоянную тревогу, страх и ненависть к мигрантам.
Итак, медиа - это инструменты, посредством которых люди осуществляют коммуникацию относительно общей для них реальности. В соответствии с концепцией К. Б. Енсена, существует три уровня медиа. Центральным элементом медиа первого уровня является человеческое тело (речь, жесты, движения), а также простые инструменты, такие, как письменные принадлежности, музыкальные инструменты и т. п. К медиа второго уровня относятся «традиционные» массмедиа: печать, а также «эфирные» радио и телевидение. Медиа третьего уровня основаны на цифровых технологиях, их центральным элементом является сеть Интернет.
Коммуникация, основанная на предубеждениях и дискриминации, может проявляться как в открытой, блатантной форме (язык вражды), так и в скрытой, имплицитной форме. На первом уровне медиа язык вражды в наибольшей
степени представлен в виде так называемого бытового расизма и бытовой социальной ненависти. Наиболее охраняемым от языка вражды является второй уровень медиа, который выработал специальные защитные средства: цензуру, нормы, этические требования к передаче сообщений. Третий уровень медиа стал средством медиирования как коммуникации, для которой привычной средой ранее являлись медиа первого уровня, так и коммуникации, характерной для медиа второго уровня. Это привело к тому, что в социальных сетях, блогах, видеохостингах и т. п. бытовой расизм стал обычным явлением. Простота доступа к цифровым медиа и их широта охвата привели к распространению в сети Интернет «сайтов ненависти», которые в последнее время имеют тенденцию к «отмыванию информации», то есть стремятся выглядеть, как вполне «невинные» интернет-ресурсы. На третьем уровне функционируют также медиа, являющиеся наследниками инструментов коммуникации второго уровня, в которых открытый язык вражды практически не встречается. Тем не менее, медиа всех трех уровней являются инструментами осуществления имплицитной коммуникации, основанной на предубеждениях и дискриминации, которая, не являясь преследуемой по закону, тоже способна разжигать ненависть и выражать презрение к представителям групп-мишеней.
Список литературы
1. Евгений Евтушенко на горбачевском съезде [Электронный ресурс]. URL: http:// vimeo.com/2333118
2. Чуковский, К. Живой как жизнь. М., 1962. 342 с.
3. Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С.193-230.
4. Bar-Tal, D. Delegitimization: The extreme case of stereotyping and prejudice // Stereotyping and prejudice: Changing conceptions. N. Y., 1989. P.169-182.
5. Fiske, J. Introduction to communication studies. L.; N. Y., 1990. 203 p.
6. Gerbner, G. Toward a General Model of Communication // AV Communication Review. 1956. № 4. P. 558-568.
7. Hate Speech Law & Legal Definition [Электронный ресурс]. URL: http://definitions. uslegal.com/h/hate-speech/
8. Jakubowicz, A. How Do Media Marginalize Groups? // Encyclopedia of language and linguistics. Elsevier, 2006. P. 602-607.
9. Jensen, K. B. Media // The International Encyclopedia of communication. Malden (USA), Oxford (UK), Carlton (Australia), 2008. P. 28112817.
10. Klein, A. Slipping Racism into the Mainstream: A Theory of Information Laundering // Communication Theory. 2012. № 22. P. 427-448.
11. Semin, G. R. The cognitive functions of linguistic categories in describing persons: social cognition and language / G. R. Semin, K. Fiedler
// Journal of Personality and Social Psychology. 1988. № 54. P. 558-568.
12. Stangor, C. The Study of Stereotyping, Prejudice, and Discrimination Within Social Psychology: A Quick History of Theory and Research // Handbook of Prejudice, Stereotyping and Discrimination. N. Y., 2009. P. 1-22.
13. Yelenevskaya, M. N. My poor cousin, my feared enemy: the image of Arabs in personal narratives of former Soviets in Israel / M. N. Yelenevskaya, L. Fialkova // Folklore. 2004. № 115 (1). P. 77-98.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 21 (312).
Филология. Искусствоведение. Вып. 80 . С. 153-156.
Е. И Голованова
ЦЕННОСТИ КУЛЬТУРЫ В ТЕЛЕВИЗИОННЫХ МАССМЕДИА: ПОТЕРИ И ПРИОБРЕТЕНИЯ
Рассматриваются проблемы современных телевизионных СМИ: безликость, утрата «национального инстинкта», духовная приземленность, снижение интереса к научному знанию. Утверждается, что изменить положение поможет переориентация журналистов на традиционные ценности, собственную историю и культуру, повышенное внимание к слову.
Ключевые слова: массмедиа, телевизионный дискурс, национальная культура, ценности, константы, язык массмедиа.
Писать о ценностях - дело неблагодарное. Распространено мнение, что у каждого человека свой набор ценностей. Однако вряд ли кто-то будет возражать, что можно говорить о ценностях общенациональных, ценностях отдельного профессионального или другого сообщества, а также ценностях индивидуальных. Некоторые ценности носят универсальный характер (например, труд, красота, здоровье).
Применительно к русской национальной культуре весьма убедительно ключевые ценности представлены в работах И. А. Голованова. Он показал, что в русских фольклорных текстах зафиксирован духовный опыт многих поколений в рамках определенной этнической культуры [1], через который осуществляется национально-культурная идентификация. Исследователь выделил три основополагающие для русского сознания аксиологические константы: соборность, софийность и справедливость.
Первая константа, по мнению автора, состоит в понимании единства человека с миром, его причастности к миру природы, миру людей и миру смыслов. Соборность воспринимается как объединение и воссоединение разнородных частей: русский человек не противопоставляет себя миру, не возвышается над миром и не выделяет себя из него. Данная константа, как подчеркивает исследователь, способствовала формированию хорового или симфонического (Л. П. Карсавин) начала русской культуры.
Софийность представляет собой единство трех сущностей: Любовь, Красота и Добро, где Любовь выполняет синтезирующую и одухотворяющую роль, служит источником видения Красоты, вместе они рождают желание творить Добро. Названные сущности взаимосвязаны и взаимообусловлены и соответствуют в народном понимании Мудрости (отсюда - софий-ность). Выделенность Красоты как ценностной доминанты соотносится с созерцательным типом мышления, присущим носителям русской
