CC BY
148
литературоведение
УДК 821.161.1.09"17" ; 821.161.1.1.09"18"
Ненарокова мария Равильевна
доктор филологических наук Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН (г. Москва)
язык ЦВЕТОВ:
ОЛИВА В РУССКОЙ ПОЭЗИИ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Статья посвящена образу оливы как в европейском, так и в русском языке цветов. Символика оливы рассматривается с учетом ее трансформации со времен античности до XIX в. Отмечается, что большую роль в формировании символики оливы сыграла греческая мифология, причем именно в античной Греции возникло основное значение этого растения. Олива часто упоминается в Священном Писании, поэтому в трудах средневековых христианских богословов это растение приобрело несколько символических значений, позже усвоенных барочной эмблематикой, которая оказала большое влияние на формирование образности русской поэзии XVIII в., в частности на символику растений в ней. Как показал анализ поэтических текстов, в XVIII в. олива получала значения «победа», «мир», «весна». В результате обзора словарей языка цветов было обнаружено, что французская, английская, а позже и американская традиции из всего спектра барочных значений оливы сохранили только значение «мир», тогда как большая часть барочного комплекса значений сохранилась в немецкой культуре. Исследованные тексты русских поэтов первой половины XIX в. позволяют сделать вывод, что в формировании символики оливы в русской поэзии большую роль сыграли французский и немецкий языки цветов. Значительно и влияние поэтической образности XVIII в., в основе которой лежит барочная эмблематика.
Ключевые слова: язык цветов, олива, Европа, Франция, Германия, Россия, русская народная культура, русская поэзия XVIII-XIX веков, русская литература, символика.
Судьба оливы как в европейском, так и в русском языке цветов очень отличается от судьбы прочих растений. В литературе XVIII - 1-ой половины XIX вв. олива имеет только одно значение - «мир», хотя у этого значения можно выделить оттенки, обусловленные контекстом.
Олива принадлежит к небольшой, но значимой группе растений, символика которых возникла еще в эпоху античности. Оливковое дерево начало культивироваться в Греции [9, с. 764], оттуда было перенесено в Италию, Испанию, Южную Галлию. Согласно греческой мифологии, в споре за обладание Аттикой Афина победила Посейдона, так как подарила жителям этой области оливу, подарок не только красивый, но и полезный: «Минерва, ... ударяя своим копьем в землю, произвела Масличное дерево, благополучное знаменование мира» [8, с. 180]. Рассказ о том, что олива посвящена Афине, или Минерве [22, р. 322], повторяют и средневековые источники [23, 27, col. 52A], и сочинения Нового времени: «Афиняне первыми начали употреблять Масличную ветвь в знак Мира; ибо они, имея великой прибыток от деревянного масла, которого их земля производила великое множество, совсем разбойничать перестали и начали стараться о размножении Масличного дерева» [8, с. 175].
Олива, или маслина, часто упоминается в Священном Писании, поэтому в трудах средневековых христианских богословов это растение приобрело несколько символических значений, позже усвоенных барочной эмблематикой (XVI-XVIII вв.). Так, выражение «плодоносная олива», впервые встречающееся у св. Илария Пиктавийского (ок. 315367), трансформировалось в значение «изобилие плодов»: эмблемой Урожая стало изображение
девушки «с ветвями оливы» [23, р. 217]. Блаж. Августин упомянул в одном контексте «зеленеющую оливу» [23, 34, col. 905] и «милосердие Божие» [23, 34, col. 905], что привело к возникновению значения «милость» («Милость увенчана гирляндой из оливковых ветвей» [22, р. 237]). Другие толкования привели к появлению в эпоху барокко значений «кротость» [22, р. 220], «спасение» [22, р. 221], «добрая слава» [22, р. 226], «благодать Божия» [8, с. 29]. Самым распространенным в Средние века было значение «мир Божий», которое восходит к словам св. Амвросия Медиоланского о том, что олива есть «текучее помазание мира Господня» [23, 14, col. 616B]. В барочной эмблематике существовало изображение Седьмой заповеди блаженства («Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф 5:9)): «Седьмая заповедь блаженства [держит] в руке только оливковые ветви, ногами попирает оружие» [23, р. 219]. Следствиями «мира» являются «довольство жизнью» [8, с. 223], «радость» [8, с. 248], «мирное и спокойное правление» [8, с. 175]. С другой стороны, эпоха барокко не забывала и античные мифы. «Премудрость» изображалась «в виде Минервы с масличною в руке ветвию» [8, с. 242]. Мир «представляется в образе женщины кроткого вида: в одной руке держит рог Изобилия, а в другой масличную ветвь» [8, с. 181]. Установление мира как следствия военных побед породило значение «победа»: «Виктория часто представляется на колеснице позади Триумфатора, в виде крылатой женщины, которая в одной руке держит масличный венец, а в другой лавровую ветвь» [8, с. 298].
Барочная эмблематика оказала большое влияние на формирование образности русской поэзии
© Ненарокова М.Р., 2015
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова М- № 1, 2015
63
XVIII в., в частности на символику растений в ней. Так, в произведении свт. Димитрия Ростовского «Комедиа на Рождество Христово» (1702) Истина, появляясь на сцене вместе с двумя ангелами после эпизода избиения младенцев по приказу Ирода, говорит: «Прими маслину, та есть знак победы / За Иродовы на вас всех обиды» [11, с. 441]. Образ победы как сочетания масличной и лавровой ветвей встречается у Г.Р. Державина в оде «Осень во время осады Очакова. 1788 года, ноября 1 дня»: «И ты спеши скорей, Голицын! / Принесть в свой дом с оливой лавр» [7, с. 124]. Необычно использование цветущей оливы как одного из символов весны. У А. Кантемира в стихотворении «О весне» читаем: «Олива цветы приносит» [2, с. 309].
Когда во 2-ой половине XVIII в. в эпоху сентиментализма в Европе начал складываться язык цветов, отношение к оливе оказалось неоднозначным. Олива была включена во французские словари языка цветов, тогда как немецкие словари ее полностью игнорировали. Французская традиция свела все многочисленные значения оливы, появившиеся в эпоху барокко, к одному - «мир». Лишь в словаре Делашене, оказавшем большое влияние на формирование русского языка цветов, сохранился отголосок барочной системы значений: «Олива - милосердие. Маслина-дерево - мир» [19, р. 152]. В остальных словарях французской традиции на протяжении всего XIX в. олива неизменно означает «мир» [например, 21, р. 19; 24, р. 197; 20, р. 57; 27, р. 114]. Это же значение позаимствовали формировавшиеся под сильным влиянием французов английская [25, р. 232] и - позже - американская традиции. При этом в немецких словарях цветов олива отсутствует, барочная система ее значений сохранилась в книгах, предназначенных для художников, разрабатывающих различные узоры, и вышивальщиц. В словаре Ц. Войгт (1822) приводятся следующие значения оливы - «счастье народа», «процветание», «согласие», «мир» [26, р. 109], а также указывается, что вестник мира появляется «с оливковой ветвью» [26, р. 109]. Гораздо более развитая система значений сохранилась в словаре А. Брайсига (1830). С одной стороны, находим там такие значения, возникшие в эпоху барокко, как «бережливость» и «семья» [18, р. 616] («бережливость - мать семейства с головой обвитой масличным [венком]» [22, р. 238]), с другой - восходящие к средневековью «милосердие», «мир», «кротость», «согласие», «милость Божия» [18, р. 616].
На формирование русского языка цветов оказали особенное влияние французская и немецкая традиции языка цветов, но и барочная эмблематика не осталась в стороне. Хотя олива не часто встречается в русской поэзии 1-ой половины XIX в., сложившаяся система ее значений довольно любопытна.
Наиболее частотным значением оливы в русской поэзии является «мир как отсутствие или
прекращение боевых действий». Аллегорическое описание войны включает в себя уничтожение «оливы»: «Брань неистовая, воя, / Гонит прочь веселый мир, / С адской радостью когтями / Кроткую оливу рвет» [13, с. 455], причем эпитет «кроткая» отсылает читателя к немецкой барочной традиции [18, р. 616]. Часто мир представляется в виде аллегорической фигуры. Например, поэт высказывает следующее пожелание: пусть мир «слетит с небес, как некий бог крылатый, / Вечнозеленою оливою махнет, / И грозну брань с лица вселенной изженет, / И примирит земные роды!» [1, с. 85]. Здесь уместно вспомнить барочную эмблему мира: «Мир - дева, в одной руке держащая оливковую ветвь» [22, с. 239]. Утверждение «Мир, аллегорическое божество» [8, с. 181] и род существительного «мир» в русском языке позволяют поэту представлять себе мир в виде «некого бога крылатого». А вот картина мирного утра после прекращения боевых действий: «...се уж Утро пробудилось; / Сиянье радужно разлилось! / На суше злато и морях! / Умолкли вои, скрылись бури; / Средь ранния стоя лазури / Оно востока при вратах / Оливной ветвью помавает, / И миру мир благовестит!» [10, с. 23-24]. Поскольку многие стихотворения, где упоминается олива, были посвящены победе России над Наполеоном, в поэзии оливковая ветвь становится атрибутом царя Александра I: «мудрый царь... предстанет к нам с оливой» [16, с. 33], «Не пламенный перун - оливы будет несть» [12, с. 313].
Олива становится элементом картин сельской жизни, подчеркивая ее мир и покой. Для селянина «осень ... готовит виноград, / Растущий на холмах вкруг масличной оливы» [14, с. 67]. Олива символизирует золотой век человечества, как следует из небольшого рассказа «Следы золотого века», в котором крестьянские дети рассказывают герою о жизни своей семьи: «Батюшка содержит здесь несколько оливковых деревьев, и обрабатывает поле возле хижины. Матушка сеет на берегу реки конопли и собирает их. А мы или гоняем по долине этих коз, или, сидя под тению липы, там, где река бежит по камням, ловим молодых форелей» [6, с. 209-210]. Название рассказа отсылает нас к барочной эмблематике, в системе которой Золотой Век изображался как «красивая девушка, покоящаяся в тени олив и среди ульев, откуда вытекает мед» [22, р. 210].
Мир обычно связывается с расцветом искусств и поэзии. В мирные времена «Музы чистые, увенчаны оливой, / веселым пением возносят дни счастливы» [1, с. 87].
Встречаются у русских поэтов и значения оливы, появившиеся под влиянием христианского богословия. При этом олива вновь становится деталью аллегорической картины. В небольшой поэме «Бессмертие души» безутешный отец приезжает в свое поместье, горюя об умерших детях. Он хо-
64
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 1, 2015
Язык цветов: олива в русской поэзии XVIII - первой половины XIX века
дит на их могилы, размышляет о бессмертии душ и загробной жизни и в отчаянии даже начинает сомневаться в бытии Божием. И вот однажды ему было явлено видение, его утешившее: «Вдруг небо ясное раскрылось предо мной, / И божество мне некое предстало: / В руках своих оно держало, / В одной оливну ветвь - в другой / Крест с книгой, окропленной кровью; / Одежда светлая струилась по земле, / Блистало кроткое величье на челе, / И взоры огненны, исполнены любовью, / Вливали райскую мне в сердце тишину» [3, с. 28]. В одном контексте с крестом и «с книгой, окропленной кровью», то есть с Евангелием, рассказывающим о Страданиях Христа, олива может означать и «милость Божию» [18, р. 616] по отношению к страдальцу, и «благодать Божию» [8, с. 29], которая аллегорически изображалась, как прекрасная девушка, «в руках у ней масличная ветвь в знак внутреннего спокойствия, которое чувствует грешный примирившийся с Богом» [8, с. 29].
Олива помогает создать Евгению Баратынскому необыкновенный образ Смерти: «О дочь верховного эфира! / О светозарная краса! / В руке твоей олива мира, / А не губящая коса!» («Смерть») [4, с. 65]. Роль смерти в мире, с точки зрения поэта, состоит в сохранении «равновесья диких сил» [4, с. 65], в усмирении «буйства бытия» [4, с. 66]. Смерть не только оберегает гармонию «мира цветущего» [4, с. 65], укрощая стихии, но и приносит равенство в мир людей: «Ласкаешь тою же рукою / Ты властелина, и раба» [4, с. 66]. Она есть «всех загадок разрешенье» [4, с. 66], «разрешенье всех цепей» [4, с. 66], то есть покой, обретение мира с Богом.
Олива нечасто встречается в сочетании с другими растениями. Одним из немногочисленных примеров является сочетание оливы, пальмы и мирта в новелле «Могила» (цикл «Саконтала») немецкого поэта и богослова Ф.-А. Круммахера (1767-1845), написанной им по мотивам индийской мифологии. Цикл был переведен на русский язык В. Тило. В упомянутой новелле старый брамин по окончании войны и наступлении мира решает навестить правителя и его жену Саконталу и несет им в подарок корзинку цветов, «покрыв их юными отростками масличного и пальмового дерева и благо-вонною ветвию нежного мирта» [17, с. 86]. Олива здесь может означать «мир», пальма - «победу на войне» [8, с. 157], мирт - «любовь» [8, с. 42]. Сочетание трех растений помогает без слов произнести и поздравление, и благопожелание.
Наиболее часто и обычно сочетание оливы с лавром, а иногда и другими теплолюбивыми растениями. Как уже говорилось выше, в барочной эмблематике сочетание оливы и лавра аллегорически означало «победа» [8, с. 298; 7, с. 124]. В реалистических, насколько это возможно в поэзии, описаниях теплых стран олива вместе с лавром, иногда с кипарисом или смоковницей, выступает
как символ Юга. Так, Крым, Таврида, - это «прекрасный край» [13, с. 277], где «человеку тихий рай / В тени олив и лавров дышит» [13, с. 277], где можно увидеть «рощи лавров и олив, / Тень кипариса» [13, с. 521]. В стихотворении К. Батюшкова «Странствователь и домосед» местом действия является Греция, и один из героев живет в поистине райском месте: «В расселинах скалы, висящей над водою, / В тени смоковниц и олив, / Построен был шалаш Памфиловой рукою» [5, с. 84]. В описании Италии, с которого В.И. Козлов начинает свой «Сонет. А.А. Б-вой (При посылке моих сонетов)», к лавру и оливе прибавляются лимон и виноград: «Где в зелени лимон благоухает, / Где виноград златые кисти вьет, / Тенистый лавр в величии цветет, / И ветвь свою с оливою сплетает; <...> Сия страна - предмет моей мечты!» [13, с. 96]. Сочетание этих четырех растений, в число которых обязательно включается олива, становится для русских поэтов отличительной чертой именно итальянского пейзажа.
Пример оливы интересен тем, что не только демонстрирует синтез двух европейских традиций языка цветов, значимых для русской культуры 1-ой половины XIX в., но и обнаруживает сложное происхождение такого внешне «легкомысленного» явления, как язык цветов. Связь символики оливы с барочной эмблематикой, а через нее с наследием христианского Средневековья и античности, показывает, что в европейской культуре ничто не исчезает бесследно, а отступает на второй план, трансформируется и опять используется, но в но-вообретенных формах.
Библиографический список
1. [Анон.]. Мир // Утренняя заря. Труды Воспитанников Университетского Благородного Пансиона. Книжка 2. - М.: В Университетской типографии, иждивением содержателей ея Любия, Гария и Попова, 1803. - IV, 250, [2] с. - С. 83-89.
2. Антиох Кантемир. Собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1956. - С.544.
3. Б*. Бессмертие души // Аглая. - 1810. -Ч. 12. - Кн. 3. - С. 25-32.
4. Баратынский Е.А. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. - М., 1987. - 480 с.
5. Батюшков К. Странствователь и домосед // Амфион. Ежемесячное издание. Август. - М.: В Университетской типографии, 1815. - С. 75-91.
6. Дашков Д. Следы золотого века // Утренняя заря. Труды Воспитанников Университетского Благородного Пансиона. Книжка 2. - М.: В Университетской типографии, иждивением содержателей ея Любия, Гария и Попова, 1803. - IV, 250, [2] с. -С. 206-211.
7. Державин. Стихотворения / ред., примеч. Г. Гуковского, вст. ст. И.А. Виноградова. - Л., 1933. - С.563.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова М- № 1, 2015
65
8. Иконологический лексикон, или Руководство к познанию живописного и резного художеств, медалей, эстампов и проч. с описанием, взятым из разных древних и новых Стихотворцев / с франц. переведен Академии Наук Переводчиком Иваном Акимовым. - СПб.: При Императорской Академии Наук, 1786. - С.328.
9. Любкер Ф. Иллюстрированный словарь античности. - М., 2005. - 1343 с.
10. Мерзляков А. Росс, или Обновление Европы. Лирическая песнь // Амфион. Ежемесячное издание. Январь. - М.: В Университетской типографии, 1815. - С. 21-27.
11. Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Кн. третья. - М.: Худож. литер., 1994. -C. 640.
12. Поэты 1790-1810-х годов / сост. Ю. Лотман, М. Альтшуллер. - Л.: Сов. писатель, 1971. - С. 912.
13. Поэты 1820-1830-х годов / сост. В.Э. Вацу-ро. - Т. 1. - Л., 1972. - С. 792.
14. Пушкин В. Сельский житель // Амфион. Ежемесячное издание. Июнь. - М.: В Университетской типографии, 1815. - С. 66-68.
15. Сокольский Г. На новый 1815 год // Амфион. Ежемесячное издание. Апрель. - М.: В Университетской типографии, 1815. - С. 138-139.
16. Сушков Н. Песнь воинам. На выступление из С.-Петербурга // Амфион. Ежемесячное издание. Август. - М.: В Университетской типографии, 1815. - С. 31-33.
17. Тило В. Из Круммахера. Могила // Благонамеренный. - 1823. - № 8. - С. 86-88.
18. Breysig A. Wörterbuch der Bildersprache oder kurzgefasste und belehrende Angaben symbolischer
und allegorischer Bilder und oft damit vermischter konventioneller Zeichen. - Leipzig: bei Friedrich Christian Wilhelm Vogel, 1830. - P. 972.
19. Delachénaye B. Abécedaire de Flore ou language des fleurs. - Paris: de l'Imprimerie de P. Didot l'Ainé, 1811. - P. 162.
20. L'Ancien et nouveau langage des fleurs. -Paris: Le Bailly, [1850]. - P. 108.
21. Les Emblèmes des fleurs, pièce de vers suivie d'un tableau emblématique des fleurs et traité succinct de botanique auquel sont joint deux tableaux contenant: l'exposition du système de Linné et la méthode naturelle de Jussieu. - Paris, 1816. - P. 40.
22. Masenius Jacobus. Speculum imaginum veritatis occultae, exhibens symbola, emblemata, hieroglyphica, aenigmata, omni tam materiae, quam formae varietete; exemplis simul, ac praeceptis illustratum. Editio tertia. Coloniae Ubiorum, Viduae & Haeredum Joannis Antonii Kinchii, 1681. - P. 1340.
23. Migne J.-P. Patrologiae Latinae Cursus Completus (PL). - On CD-Rom. - Chadwick-Healy, 1993-1995.
24. Mollevaut C. L. Les fleurs, poeme en quatre chants. - Paris: Arthus Bertrand, 1818. - P. 204.
25. Phillips H. Floral Emblems. - L., 1825. -P. 352.
26. Voigt C. Wörterbuch der Blumensprache fuer Verzierungsmahler und Stickerinnen. - Leipzig: bei Ludwig Herbig, 1822. - P. 248.
27. Zaccone P. Nouveau langage des fleurs, avec la nomenclature des sentiments dont chaque fleur est le symbole et leur emploi pour l'expression des pensées, précédé d'une introduction par Pierre Zaccone. - Paris: Librairie Hachette, 1871. - P. 174.
66
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова ¿j- № 1, 2015
