Язык права Текст научной статьи по специальности «Право»

РАЗДЕЛ 2

ЛИНГВОЮРИСТИКА: ЗАКОНОТВОРЧЕСТВО, ТОЛКОВАНИЕ ЗАКОНОВ И ЮРИДИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ (ЯЗЫКОВОЙ АСПЕКТ)

Исаков В.Б.

(начальник Правового управления Аппарата Государственной Думы)

Язык права

Значение

Язык права - один из стилей современного русского официального языка, объединяющий в свою очередь несколько субстилей: язык законодательства, язык подзаконных правовых актов, язык правоприменительной практики (который также подразделяется на несколько видов), язык юридической науки, язык юридического образования, язык юридической журналистики и др.

При всех особенностях субстилей, связанных со спецификой предметной сферы, юридический язык как единое целое обладает рядом чрезвычайно важных и ценных качеств.

Прежде всего, ему свойственны точность, ясность, использование слов и терминов в строго определенном смысле. Тем самым правовой язык резко отличается, например, от языка художественных литературных произведений, где "размытость" слов и определений - одно из допустимых средств художественной выразительности.

Юридическому языку свойственны простота и надежность грамматических конструкций, исключающие двусмысленность. Это свойство связано с тем, что правовая норма по своей природе - команда. Совершенно очевидно, что команда,

если она выражена неточным и двусмысленным языком, не будет понята и выполнена так, как этого хочет законодатель.

Одно из важных качеств юридического языка - его эмоциональная нейтральность. Даже самые неординарные с моральной точки зрения события и факты юрист должен описать в нейтральных выражениях, не оказывая эмоционального давления и не раскрывая своей юридической оценки. Тем самым юридический язык резко отличается, например, от языка журналистики, для которой, напротив, характерна "эмоциональная нагруженность" словаря, изначально раскрывающая позицию автора.

Анализируя категории юридического языка ("лицо", "деяние", "состав преступления", "правоотношение", "юридический факт" и другие) убеждаешься, что им свойственна высокая степень абстрактности - результат огромной работы абстрагирующей юридической мысли. Вместе с тем, юридические категории удивительно конкретны: как правило, каждой из них можно противопоставить конкретные действия и обстоятельства, составляющих содержание данной категории.

Во взаимосвязи и взаимодействии категории юридического языка описывают определенную область реальности, и в этом смысле им присуща системность. Необходимо ценить и поддерживать системность юридического языка, бережно сохраняя сложившуюся систему понятий и оберегая язык от поспешных неоправданных новаций, разрушающих качество системности.

Вглядываясь в историческую ретроспективу, нельзя не отметить, что многовековая практика создания, толкования и применения юридических норм привела к формированию юридического языка - особого языкового стиля, в максимальной степени отвечающего задаче нормативного регулирования человеческого поведения. В сознании профессиональных юристов присутствует отчетливое понимание того обстоятельства, что правовой язык - не только инструмент их повседневной деятельности, но и огромная культурная ценность, требующая бережного отношения и защиты.

Реальности

К сожалению, можно указать немало примеров того, когда законодатель вольно или невольно нарушает правила юридической техники, нормы и требования правового языка.

Нередко в актах законодательства одним и тем же понятиям даются несовпадающие определения. Например, Закон об охране окружающей природной среды определяет

государственные природные заповедники как "охраняемые законом природные комплексы". Федеральный закон "Об особо охраняемых природных территориях" определяет то же самое понятие как "научно-исследовательские и эколого-просветительные учреждения". Очевидно, что данное расхождение - не только проблема терминологии, за ней -концептуально разный подход к самому объекту правового регулирования.

Нередки случаи, когда законодательство придает одним и тем же понятиям разный смысл. Например, Федеральный закон "Об информации, информатизации и защите информации" определяет информационные процессы как "Процессы сбора, обработки, накопления, хранения, поиска и распространения информации". Федеральный закон "Об участии в международном информационном обмене" определяет те же информационные процессы же как "Процессы создания, сбора, обработки, накопления, хранения, поиска, распространения и потребления информации".

То есть кардинально расширяет объем понятия "информационные процессы", включая в них создание и потребление информации. Вряд ли можно согласиться с тем, что понятие "информационные процессы" должно функционировать в двух несовпадающих смыслах.

Серьезной проблемой стали многочисленные расхождения между актами текущего законодательства и Гражданским кодексом Российской Федерации. Так, например, не совпадает с Гражданским кодексом понятие "акционерное общество", даваемое в статье 2 Федерального закона "Об акционерных обществах"; понятие "место жительства" в Федеральном законе "О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации"; понятие "муниципальная собственность", закрепленное в Федеральном законе "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации"; понятие "некоммерческая организация", содержащееся Федеральном законе "О некоммерческих организациях"; понятие "облигация" в Федеральном законе "О рынке ценных бумаг"; понятие "общественная организация" в Федеральном законе "Об общественных объединениях"; понятия "обязательное страхование" и "страховая сумма", содержащиеся в Федеральном законе "О страховании", и многие другие. Тем самым подрывается значение Гражданского кодекса как основополагающего акта законодательства, определяющего

основы имущественных отношений и, соответственно, базовую систему понятий в этой сфере.

Еще более опасны расхождения между текущим законодательством и недавно принятым Уголовным кодексом. Например, в Уголовном и в Уголовно-процессуальном кодексе даются разные определения термина "арест". Разошлось с Уголовным кодексом понятие "контрабанда", содержащееся в Таможенном кодексе Российской Федерации. Не соответствует Уголовному кодексу понятие "фиктивное банкротство", содержащееся в Законе Российской Федерации "О несостоятельности (банкротстве) предприятий". Совершенно очевидно, что приняв Уголовный кодекс, законодатель не позаботился о том, чтобы привести в соответствие с ним терминологию уже действующих законов.

Вряд ли можно признать обоснованным, когда закон использует общеизвестные понятия "для целей настоящего закона" в каком-то особенном, специфическом смысле. Например, Федеральный закон "О регулировании внешнеторговой деятельности" вводит "только для целей настоящего закона" понятие "интеллектуальная собственность". Федеральный закон "О государственном оборонном заказе" вводит таким же образом понятие "договор": с точки зрения данного закона, это "договор, заключенный головным исполнителем (исполнителем) с исполнителем (другим исполнителем) и предусматривающий обязательства сторон и их ответственность за выполнение оборонного заказа". Законы "О правах потребителя" и "О естественных монополиях" дают понятие "потребитель", причем, естественно, разные. Ну, а такие популярные понятия как "штраф", "товар", "предприятие", "работник" фигурируют в законодательстве в трех или даже четырех не совпадающих определениях.

К сожалению, возникла мода на определение общеизвестных понятий, вообще не требующих этого. Например, в статье 1 Водного кодекса Российской Федерации определяется понятие "вода": по мнению законодателей, это "химическое соединение водорода и кислорода, существующее в жидком, твердом и газообразном состояниях". Чуть ниже дается определение "вод" во множественном числе: это "вся вода, находящаяся в водных объектах". Статья 1 Закона "О пожарной безопасности" определяет понятие "пожар": это "неконтролируемое горение, причиняющее материальный ущерб, вред жизни и здоровью граждан, интересам общества и государства".

К сожалению, в уже принятых, опубликованных и действующих законах можно встретить опечатки, ошибки технического характера. Так, например, в части 2 статьи 25 Закона "О правах потребителя" вместо слов "надлежащего качества" записано "НЕнадлежащего качества", т.е. в результате ошибки выражение приобрело прямо противоположный смысл. Законодатель до сих пор не потрудился исправить эту ошибку; вместо этого в публикациях данного закона делается скромное редакционное примечание: "По видимому, в данном случае допущена ошибка".

Еще один пример. В части 5 статьи 790 Гражданского кодекса Российской Федерации записано: "В случаях, когда в соответствии с законом или иными правовыми актами установлены льготы или преимущества по провозной плате за перевозку грузов, пассажиров и багажа, понесенные в связи с этим расходы возмещаются транспортной организациЕЙ..." Разумеется, это ошибка: надо было записать, что транспортные расходы возмещаются "организации".

Крайне опасная ошибка имеется в части 4 статьи 34 Федерального закона "Об акционерных обществах", где неправильно поставленная запятая совершенно исказила смысл закона. В "Собрании законодательства Российской Федерации" указанная часть статьи напечатана в следующей редакции: "Деньги и (или) иное имущество, внесенные в оплату акции, по истечении установленного пунктом 1 настоящей статьи срока не возвращаются". В "Российской газете" та же часть статьи 34 выглядит следующим образом: "Деньги и (или) иное имущество, внесенные в оплату акции по истечении установленного пунктом 1 настоящей статьи срока, не возвращаются". Перенос запятой из одного места в другое, как можно заметить, существенно изменил смысл закона. Трудно предвидеть, где, как, когда и в какой форме эта ошибка себя проявит, но рано или поздно это несомненно произойдет, и тогда государство будет вынуждено с немалыми издержками для своего престижа исправлять последствия этой небрежности.

Достаточно частая ситуация - технические ошибки при внесении изменений и дополнений в ранее принятые законы. Например, если прочитать буквально часть 2 статьи 314 УПК РСФСР, изменения в которую были внесены Федеральным законом от 21 декабря 1996 г. № 160-ФЗ, получается следующее: "Назначение наказания в виде направления назначение вида исправительной колонии" - то есть полный абсурд, который невозможно ни понять, ни применить.

Федеральным законом "О внесении изменений и дополнений в законы и иные правовые акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального конституционного закона "Об арбитражных судах в Российской Федерации" и Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации" внесены изменения в статью 26 Временного положения о третейском суде для разрешения экономических споров: слова "приказ на исполнение решения третейского суда" по всему тексту статьи были заменены словами "исполнительный лист". Однако слово "приказ" сохранилось в заголовке статьи. Таким образом, заголовок статьи 26 разошелся с ее содержанием.

Причины

Приведенные примеры говорят о том, что законодатель нередко сам отступает от норм и требований юридического языка, которые считает обязательными. Почему это происходит?

Главная причина "размывания" юридического языка -пока еще низкий уровень культуры самих законодателей, непонимание ими ценности юридического языка, неумение использовать все его "регистры".

Современный российский парламентаризм необычайно молод - ему нет и десяти лет (первые за много лет парламентские выборы на альтернативной основе состоялись в 1989 году). К сожалению, среди депутатов мало юристов и число их сокращается: в Государственной Думе первого созыва (избрана в 1993 году) было 86 лиц с высшим юридическим образованием (в том числе 17 кандидатов и 12 докторов юридических наук), в Государственной Думе второго созыва (избрана в 1995 году) - 62 юриста (в том числе 12 кандидатов и 5 докторов юридических наук). Неоправданно высок процент "обновляемости" парламента (на выборах 1995 года он обновился почти на две третьих), что также не способствует формированию юридической культуры и закреплению законотворческих традиций.

Хотелось бы надеяться, что перечисленные факторы носят временный, преходящий характер, что по мере вступления России в полосу устойчивого развития будут стабилизироваться ее политическая система, закрепляться, становиться устойчивыми демократические институты и процедуры, а значит, постепенно будет складываться устойчивый и высокопрофессиональный депутатский корпус.

Другая причина "размывания" юридического языка -колоссальный объем регионального законотворчества,

многократно перекрывающий масштабы законотворчества на федеральном уровне.

В августе 1991 и октябре 1993 года Россия пережила две фазы революции, последствиями которой стали распад СССР, кардинальная децентрализация государственной власти, приход к руководству новой генерации политиков. Конституция России, принятая в 1993 году, закрепила новую модель Федерации, в которой нет "высших" и "низших", "вышестоящих" и "нижестоящих": каждый субъект Федерации в рамках своих полномочий самостоятелен. Регионы России получили право формировать собственные правовые системы, восполняя "пустоты" временно отсутствующего федерального законодательства.

К сожалению, далеко не все субъекты Федерации правильно воспользовались своей самостоятельностью: в законодательство хлынул поток региональных правовых актов, отличающихся низким качеством, плохо продуманной концепцией, терминологической запутанностью, прямыми противоречиями Конституции и федеральному законодательству.

Например, закон Свердловской области от 7 октября 1997 года "О физкультуре и спорте в Свердловской области" закрепил за физкультурно-спортивными организациями и объединениями право коммерческой деятельности. Тем самым закон создал новый вид коммерческих организаций, не предусмотренных в гражданском законодательстве, с весьма неясным правовым статусом. Можно предполагать, что образовавшейся "лазейкой" со временем непременно воспользуются криминальные структуры, которые, скорее всего, и пролоббировали этот закон.

Законодательство - это единая система, акты федерального и регионального уровня между собой взаимодействуют, применяются судебными и арбитражными органами. К сожалению, в России пока нет действенных механизмов, которые обеспечивали бы единство ее правовой системы. Из исторического опыта, практики других государств известно, что противоречивая, запутанная, разбалансированная правовая система - признак слабости государства, предпосылка опасных потрясений и угроза возможного распада.

Еще одна болезненная для России проблема -значительный объем ведомственного правотворчества. Нередко бывает так, что подзаконный акт придает словам и терминам закона совсем иной смысл по сравнению с тем, который имел в виду законодатель. Так, например, в Федеральном законе от 21

июля 1997 года "О порядке начисления и увеличения государственных пенсий" было предусмотрено, что среднемесячная заработная плата в стране утверждается Правительством Российской Федерации по представлению Государственного комитета Российской Федерации по статистике. Правительство истолковало эту норму закона таким образом, что оно вправе утверждать некую "условную" среднюю заработную плату специально для исчисления пенсий. В результате средний заработок для расчета пенсий оказался значительно ниже фактического среднего заработка. Таким образом правительство облегчило государственному Пенсионному фонду бремя выплаты пенсии, но существенно ухудшило положение пенсионеров. Утверждение "специального" среднего заработка для расчета пенсий продолжается и по сию пору, несмотря на принятое по этому поводу протестующее заявление Государственной Думы.

В этой связи нельзя не заметить, что немалая доля вины за низкое качество юридических текстов и ошибки в их применении лежит на самих законодателях. Ведь если бы изначально в Федеральный закон "О порядке начисления и увеличения государственных пенсий" были заложены ясные и недвусмысленные юридические формулировки, почвы для недоразумений скорее всего просто бы не возникло.

К сожалению, в парламентской практике законопроекты готовятся иногда случайными и неквалифицированными "командами", которые не ставят себе целью "вписаться" в действующее законодательство, в сложившуюся юридическую терминологию (подчас и не знают ни того, ни другого). В некоторых случаях они без особых оснований пытаются стать "законодателями моды", поменять "устаревшую" терминологию, на "новую", "современную".

Нередко при принятии законов над депутатами довлеет "политическая целесообразность", а техническая готовность закона, его юридическое и лингвостилистическое совершенство отходят на второй план. Отсюда - спешка, гонка, "законодательный конвейер", нарушения технологии подготовки законодательных решений, и в конечном итоге - низкое качество принимаемых актов, вплоть до технических ошибок.

Так, например, сразу две грубых ошибки можно найти в принятом недавно Федеральном законе "О воинской обязанности и военной службе": статья 42 этого Федерального закона в пункте первом содержит отсылку к пункту пятому, которого в статье нет (в ней всего четыре пункта), а статья 55 в пункте втором (подпункт "м") отсылает к подпунктам "г" и "д" пункта первого этой статьи,

которые также отсутствуют. Ситуация осложнена тем, что в официальный текст закона, опубликованный в "Собрании законодательства Российской Федерации", было внесено редакционное (кстати, никак не санкционированное парламентом) исправление, а официальный текст в "Российской газете" опубликован без этого исправления. Таким образом оказались опубликованными два несовпадающих официальных текста одного и того же закона. Желающие могут выбрать и применять любой.

Анализируя деструктивные факторы, влияющие на состояние юридического языка, нельзя не отметить, что в результате экономического и политического кризиса, который переживает Россия, практически прекратились чрезвычайно важные прикладные научные исследования в области юридического языка и законодательной стилистики: изучение словаря законодательства, юридических экспертных систем, возможностей искусственного интеллекта в законотворчестве и правоприменительной практике. Отставание в этой области уже сегодня ощущается как болезненная проблема, завтра оно может стать серьезным препятствием для развития и совершенствования законодательства.

Экспертиза

Одним из барьеров на пути нарушения норм и требований юридического языка является лингвистическая экспертиза, которую проходят все без исключения документы, выносимые на рассмотрение Государственной Думы - нижней палаты российского парламента. Для этой цели в Правовом управлении Аппарата Государственной Думы существует Отдел лингвистической экспертизы в составе 21 квалифицированного редактора (см. [Калинина, 1997].

Лингвистическая экспертиза начинается при подготовке законопроекта к первому чтению, затем повторяется при подготовке ко второму, третьему чтению, по итогам работы согласительной комиссии (если она была создана), наконец, при оформлении принятого документа на официальном бланке.

Лингвистическая экспертиза предполагает изучение системы понятий законопроекта, проверку этой системы на полноту, тавтологичность, противоречивость. Именно здесь выявляется, что авторы законопроектов порой некорректно используют юридическую терминологию, вводят без необходимых причин новые юридические термины, допускают многозначность

используемых терминов в рамках единого смыслового поля проекта нормативного правового акта.

Задача редактора-лингвиста - не только указать разработчикам законопроектов на их на ошибки, но и помочь их исправить. В ходе совместной работы с авторским коллективом редактор-лингвист добивается последовательности и логичности изложения, простоты и ясности грамматических конструкций, смысловой "прозрачности" юридического текста. Нередко именно редактор-лингвист вносит ту необходимую законченность и своеобразную красоту, которая свойственна хорошо проработанным законодательным текстам.

На редакторов-лингвистов возложена чрезвычайно ответственная функция по выпуску принятых Государственной Думой документов. Каждый принятый документ тщательно вычитывается и визируется (на оборотной стороне листа) юристом и лингвистом Правового управления и лишь после этого передается на подпись Председателю Государственной Думы.

Разумеется, лингвистическая экспертиза не всесильна. Никакой редактор не в состоянии превратить бессмысленный набор слов в продуманный и стройный законопроект, обнаружить концепцию там, где ее изначально нет. В силу спешки и по другим причинам депутаты не всегда прислушиваются к замечаниям парламентских лингвистов, игнорируют результаты проведенной ими экспертизы. Одна из очевидных перспектив повышения качества принимаемых законов - придание "диктаторских полномочий" парламентским редакторам-лингвистам:

законопроект должен выноситься на рассмотрение и голосование только в том случае, если он прошел полный цикл лингвистической проработки и получил одобрение профессионального редактора-лингвиста.

Перевод

Снятие искусственных идеологических барьеров существенно расширило круг международного общения России, что выразилось в подписании и ратификации целой серии важнейших международноправовых документов. В свою очередь это поставило на повестку дня проблему правильного перевода на русский язык универсальных международных документов, заключенных на иностранных языках, их адекватного толкования и применения. Наиболее остро эта проблема встала при подготовке к ратификации Европейской конвенции о правах человека и основных свободах и других тесно связанных с ней документов.

Так, например, фраза в пункте 2 статьи 9 Европейской конвенции о правах человека и основных свободах «Freedom to manifest one's religion or belifes» («La liberte de manifester sa religion ou ses convictions) была традиционно переведена на русский язык как "Свобода исповедовать религию или придерживаться убеждений". В ходе обсуждения Конвенции в стенах парламента было обращено внимание, что русский перевод акцентирует внимание на внутренней стороне свободы религиозных убеждений - свободе "ведать", т.е. верить, следовать, придерживаться определенной религии, тогда как английское выражение " to manifest", равно как и французское "de manifester", содержат отчетливо видимый внешний аспект - свободу "манифестировать" религиозные убеждения, т.е. осуществлять их, демонстрировать, свободно проявлять их вовне. Очевидно, что русский перевод Конвенции нуждается в новой редакции, которая бы не игнорировала активную сторону религиозной свободы.

Аналогичная проблема возникла в связи с переводом пункта 2 статьи 2 Протокола № 4 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В официальном русском переводе он выглядит следующим образом: "Каждый имеет право покидать любую страну, включая свою собственную". Между тем в аутентических английском и французском текстах Протокола эта фраза выражена куда более категорично; "everyone shall be free" ("toute personne est liber"). Очевидно, что существующие сегодня в России реальности предполагают (и требуют) нового, более энергичного по смыслу перевода этого пункта.

Еще одна проблема возникла в связи с переводом термина "national" ("nationale") в Европейской конвенции по предупреждению пыток и бесчеловечного обращения или наказания. В официальном русском переводе этот термин звучит как "национальный". Однако нельзя игнорировать, что Россия -многонациональное государство и международные нормы обращены в данном случае не к "национальным" (в узком смысле слова), а к "общенациональным" или "многонациональным" (т.е. государственным) учреждениям и институтам. Очевидно, что термин "national" ("nationale") применительно к данной Конвенции более правильно было бы перевести как "государственный".

Острую дискуссию в стенах парламента породил перевод термина "the majority" ("la majorite") в Рамочной конвенции по защите национальных меньшинств. В официальном русском тексте этот термин был переведен как "основная группа населения". Но Конституция Российской Федерации и российское законодательство не подразделяют население на "основную" и "не

основную" группы. Сама постановка подобного вопроса способна породить серьезные политические и правовые проблемы. В конечном итоге МИД Российской Федерации согласился с тем, что применительно к данному случаю термин "the majority" ("la majorité") более правильно перевести как "большинство населения".

В ходе обсуждения данной проблемы резкой критике подверглась позиция Эстонской республики, которая при ратификации Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств сделала оговорку, исключившую из понятия "национальные меньшинства" лиц, не признаваемых в Эстонии гражданами. Таким образом, ратификация Рамочной конвенции никак не отразилась на положении и правах русскоязычного населения в этой республике. Отсутствие в Рамочной конвенции четкого определения термина "национальное меньшинство" и политические спекуляции вокруг этого термина привели к тому, что в парламенте Российской Федерации ратификация этой конвенции отложена.

Существенные терминологические проблемы выявились также при обсуждении в Государственной Думе проекта Европейской хартии региональной автономии. Ученые и политики разошлись в том, какой русский термин адекватно передает смысл английского понятия "regional self-government" и французского понятия "autonomin regionale". При этом обнаружилось, что перевод английского слова "regional" и французского "regionale" наиболее близким по звучанию русским словом "регион" создает практически неразрешимые конституционно-правовые проблемы, поскольку под "регионом" в сложившейся в России традиции понимается либо самостоятельный субъект Российской Федерации, либо группа субъектов Российской Федерации, образующих более крупную единицу экономический регион (Поволжье, Урал и т.д.). Вместе с тем, перевод указанного термина с помощью слова "район" (в смысле традиционной для России административно -территориальной единицы) не создает никаких конституционных проблем, более того, позволяет использовать позитивный потенциал Европейской хартии региональной автономии.

Серия проблем, связанных с переводом на русский язык многосторонних международных документов, к которым присоединилась Россия, родила мысль о создании совместного центра переводов Государственной Думы и МИД Российской Федерации, в котором могли бы исследоваться и своевременно решаться возникающие терминологические проблемы.

Инструменты

Совершенство юридических текстов и их терминологическая чистота во многом определяется "интеллектуальной вооруженностью" законодателей, ученых, разработчиков, экспертов. Круг словарей и справочников, ориентированных на потребности законодательной практики, чрезвычайно узок. Это подвигло Правовое управление Аппарата Государственной Думы на разработку серии прикладных программ, которые можно объединить под общим заголовком "Интеллектуальные инструменты юридической деятельности".

В этой серии - "Словарь законодательных дефиниций" -совместная разработка фирмы "Гарант-Сервис" и Правового управления Аппарата Государственной Думы. В настоящее время словарь содержит более 2 тысяч определений терминов, закрепленных в законодательстве в качестве нормативных (законодательных) дефиниций.

Словарь изначально создавался как средство контроля за корректным использованием юридической терминологии. Именно его создание позволило выяснить масштабы дублирования -закрепления в российском законодательстве несовпадающих определений правовых понятий.

Словарь законодательных дефиниций необходим не только редакторам-лингвистам: он пригодится также экспертам и разработчикам нормативных правовых актов, ученым, преподавателям, студентам - всем, кто работает с юридической терминологией и кому важно знать состав современного правового языка.

"Алфавитно-предметные указатели к Конституции Российской Федерации и Гражданскому кодексу Российской Федерации" - еще одна совместная разработка фирмы "Гарант-Сервис" и Правового управления Аппарата Государственной Думы. Цель этого электронного издания - наглядно представить систему понятий двух основополагающих актов российского законодательства - Конституции Российской Федерации и Гражданского кодекса Российской Федерации, дать в руки специалистам инструмент для их многоаспектного содержательного анализа.

Конституция Российской Федерации и Гражданский кодекс Российской Федерации задают изначальную "сетку" понятий российского законодательства и эксперты, разработчики подзаконных нормативных правовых актов должны ориентироваться на принятую в этих актах терминологию.

Недопустимо без серьезных оснований вводить новые термины, подменяющие терминологию Конституции и Гражданского кодекса, а также использовать термины Конституции и Гражданского кодекса в каком-то ином, чем этих актах, значении.

Практическая полезность этой совместной разработки оказалась значительно шире, чем это предварительно предполагалось. Алфавитно-предметные указатели к Конституции Российской Федерации и Гражданскому кодексу Российской Федерации привлекли внимание практикующих юристов, ученых, преподавателей, аспирантов, студентов, поскольку позволяют осуществить быстрый и точный поиск норм в текстах Конституции и Гражданского кодекса.

"Сборник образцов документов Государственной Думы" - еще одна интересная прикладная разработка. Сборник включает более двух сотен стандартных образцов документов, используемых в законодательном процессе.

Разумеется, каждый закон уникален и какие-либо шаблоны здесь невозможны. Но законодательный процесс обеспечивает огромное количество вспомогательных документов -постановлений, писем, таблиц, протоколов, ходатайств и т.д. - в принципе стандартных.

Сборник образцов явился результатом кропотливой работы, в ходе которой были проанализированы сотни вариантов законотворческих документов и из их числа отобраны лучшие. Материалы Сборника прошли обсуждения в подразделениях Аппарата Государственной Думы, многократную экспертизу в отделах Правового управления с целью достижения максимальной ясности и простоты. Результатом этой работы стала система логически, стилистически и терминологически унифицированных, внутренне согласованных образцов документов, обеспечивающих текущие потребности законодательного процесса.

Сборник образцов документов Государственной Думы неоднократно переиздавался в виде альбома, его электронная версия размещена в компьютерной сети Государственной Думы.

Как уже отмечалось, при переводе международных договоров на русский язык возникает множество терминологических сложностей, без решения которых невозможно правильное понимание и применение этих важнейших документов. Полезным инструментом для преодоления подобных проблем может стать, в частности, шестиязычный электронный юридический словарь фирмы "Гарант-Сервис", содержащий более 12 тысяч русских юридических терминов и их эквивалентов на

английским, французском, немецком, испанском и итальянском языках.

Еще одна интересная интеллектуальная разработка -русская версия многоязычного тезауруса EVROVOC, подготовленная Парламентской библиотекой Федерального Собрания с участием Правового управления Аппарата Государственной Думы.

Основная цель перевода на русский язык и адаптации тезауруса EVROVOC - обеспечить русскоязычным пользователям доступ к многоязычному информационно-поисковому средству, признанному в качестве своего рода международного терминологического стандарта и используемому уже более десяти лет для индексирования и поиска информации в системах документов органов, учреждений, институтов ЕС и ряда государств-членов ЕС. Распространение русской версии тезауруса EVROVOC должно способствовать выработке общих подходов к содержательной обработке документов, стандартизации используемых лингвистические средств.

В настоящее время русская версия тезауруса EVROVOC выставлена в компьютерной сети Государственной Думы, готовится типографское издание этого крайне необходимого для развития международного общения лингвистического инструмента.

Работа над тезаурусом EVROVOC выявила множество "нестыковок" в юридической терминологии и поставила на повестку дня уже не техническую, а политическую проблему -необходимость унификации юридической терминологии, без чего, это очевидно, невозможно дальнейшее развитие законодательства и взаимопонимание между народами и государствами в XXI веке.

Перспективы

Очевидно, что все изложенное - лишь предисловие к главной цели, контуры которой постепенно обрисовываются в практике нашей работы - созданию словаря-тезауруса законодательной лексики, который охватил бы основной массив используемой юридической терминологии и устойчивых словосочетаний, используемых в официальных документах, очертил их значение и область применения. Данный словарь должен обладать свойствами энциклопедии, т.е. раскрывать смысл используемых терминов, подчеркивая в необходимых случаях различие между разговорной, нормативной (законодательной) и научной трактовкой определенных терминов. Одновременно он

должен содержать сопоставительный анализ терминологии правовых языков развитых зарубежных государств, т.е. помогать точному переводу (и унификации) терминологии в языках национальных законодательств и международно-правовых актах. Практика создания пробных рабочих версий словаря законодательной лексики (эту работу ведет юридическая информационная фирма "1п1га1ех") показала, что в нем должна быть представлена частотность юридических терминов и в определенном оправданном объеме - общая лексика.

Параллельно со словарем должен развиваться другой важный инструмент ориентации в нормативно-правовых системах -классификатор законодательства. В настоящее время в России ведется серьезная работа по усовершенствованию действующего классификатора отраслей законодательства (утвержден указом Президента Российской Федерации), который в значительной степени устарел и не отражает реальностей быстро развивающейся российской действительности. Чрезвычайно важно, чтобы этот классификатор изначально учитывал международные стандарты, помогал ориентироваться российским гражданам в иностранном законодательстве и международном праве, а иностранным гражданам - осуществлять поиск правовых норм в российском законодательстве. Эскизный вариант такого классификатора был предложен на одном из заседаний Экспертно -консультативного совета по проблемам кодификации и систематизации законодательства при Председателе Государственной Думы (см. в сборнике [Правовой классификатор, 1998]).

Словарь законодательной лексики и международный классификатор законодательства служат теми мостами, которые позволят осуществлять общение между народами и государствами, ориентироваться в стремительно развивающемся и усложняющемся правовом пространстве, которое все более очевидно приобретает черты общепланетарного характера.

Литература

Калинина Н.А. Лингвистическая экспертиза законопроектов: опыт, проблемы и перспективы (на примере работы Правового управления Аппарата Государственной Думы Федерального собрания. М, 1997.

Правовой классификатор и правовой тезаурус в законотворчестве и юридической практике. Екатеринбург, 1998.