CC BY
104. Сударев В.П. Геополитика в западном полушарии в начале XXI века: учеб. пособие. M.: MГИMО-Университет.2012. 128 с.
5. Баркова Э.В. Экорациональность в освоении целостности бытия: монография. Волгоград: Изд-во ВолГУ. 2020. 130 с.
6. Гете И.В. Западно-восточный диван. M.: Наука.1988. 896 с.
7. Тураев С.В. Немецкая литература// История Всемирной литературы. Т.5. M.: Наука. 1988. 784 с.
8. Османов З.Г. Литературы Средней Азии и Казахстана // История Всемирной литературы. Т.б. M.: Наука, 1989.
9. Артамонов С.Д., Гражданская З.Т. История зарубежной литературы XVIII века. Уч. пос. M.: Гос. учебно-педагогич. изд-во, 1956. 488 с.
10. Конради К.О. Гете. Жизнь и творчество. Т.2 / Пер. с нем. M.: Радуга. 1987. 648 с.
11. Тураев С.В. Немецкая литература Т.6. // История Всемирной литературы Т.6. M: Наука, 1989. С. 36-79.
12. Цит по: Роллан Ромен. Спутники / пер. с фр. Л. и А. Соболевых; Предисл. Ив. Анисимова «Ромэн Роллан и мировая культура». M: Гослитиздат, 1938. 304 с.
13. Аюпова Д.И. Синтез Запада и Востока в «Западно-восточном диване» Гёте // Mолодой ученый. 2014. № 7 (66). С. 621-б23.
14. Брагинский И.С. Западно-восточный синтез в «Диване» Гете // Гете И.В. Западно-восточный диван. M.: Наука, 1988. С. 572-б00.
15. Гете И.В. Западно-восточный диван. M.: Наука.1988. 896с.
16. Баркова Э.В. Введение в экофилософию: избр. Тр. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2021. 407 с.
References and Sources
1. Gete I.V. German i Doroteya // https://www.rulit.me/books/istoriya-vsemirnoj-literatury-t-5-read-34б749-2.html
2. Vernadskij V.I. Neskol'ko slov o noosfere // Vernadskij V.I. Nauchnaya mysl' kak planetnoe yavlenie. M.: Nauka, 1991. S. 235-244.
3. Barkova E.V. Ekofilosofskaya kartina mira v istoriko-personologicheskom osvoenii kul'turnogo naslediya // Saharovskie chteniya 2020 goda: ekologicheskie problemy XXI veka. materialy 20-j mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. V 2 chastyah. Minsk, 2020. S. 7-10.
4. Sudarev V.P. Geopolitika v zapadnom polusharii v nachale XXI veka: ucheb. posobie. M.: MGIMO-Universitet.2012. 128 s.
5. Barkova E.V. Ekoracional'nost' v osvoenii celostnosti bytiya: monografiya. Volgograd: Izd-vo VolGU. 2020. 130 s.
6. Gete I.V. Zapadno-vostochnyj divan. M.: Nauka.1988. 89б s.
7. Turaev S.V. Nemeckaya literatura// Istoriya Vsemirnoj literatury. T.5. M.: Nauka. 1988. 784 s.
8. Osmanov Z.G. Literatury Srednej Azii i Kazahstana // Istoriya Vsemirnoj literatury. T.6. M.: Nauka, 1989.
9. Artamonov S.D., Grazhdanskaya Z.T. Istoriya zarubezhnoj literatury XVIII veka. Uch. pos. M.: Gos. uchebno-pedagogich. izd-vo, 195б. 488 s.
10. Konradi K.O. Gete. ZHizn' i tvorchestvo. T.2 / Per. s nem. M.: Raduga. 1987. б48 s.
11. Turaev S.V. Nemeckaya literatura t.6. // Istoriya Vsemirnoj literatury t.6. M: Nauka, 1989. S. 3б-79.
12. Cit po: Rollan Romen. Sputniki / per. s fr. L. i A. Sobolevyh; Predisl. Iv. Anisimova «Romen Rollan i mirovaya kul'tura». M: Goslitizdat, 1938. 304 s.
13. Ayupova D.I. Sintez Zapada i Vostoka v «Zapadno-vostochnom divane» Gyote // Molodoj uchenyj. 2014. N° 7 (66). S. 621-623.
14. Braginskij I.S. Zapadno-vostochnyj sintez v «Divane» Gete // Gete I.V. Zapadno-vostochnyj divan. M.: Nauka, 1988. S. 572-600.
15. Gete I.V. Zapadno-vostochnyj divan. M.: Nauka.1988. 896s.
16. Barkova E.V. Vvedenie v ekofilosofiyu: izbr. Tr. Volgograd: Izd-vo VolGU, 2021. 407 s.
БАРКОВА ЭЛЕОНОРА ВЛАДИЛЕНОВНА - доктор философских наук, профессор кафедры истории и философии Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова (barkova3000@yandex.ru).
BARKOVA, ELEONORA V. - Doctor of Philosophy, Department of history and philosophy, Plekhanov Russian University.
УДК 339.56(470+510) DOI: 10.24412/2411-2275-2022-1-206-214
РАУ ИОГАНН
ЯЗЫК, МОРАЛЬ И СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЫСТУПЛЕНИЙ
Ключевые слова: авторитет, аллюзии, вербальность, вина, закон, контроль, лингвистика политики, авторитарная личность, подчинение, риторические вопросы, эмоции, язык политики, дискурс, заблуждение, компромисс, ложь, метаязык.
В статье рассматриваются вопросы профессионального умения ораторов доносить свои мысли до аудитории путем смещения акцентов на ту или иную тематику, умения регулировать эмоциональную составляющую выступлений, использование жестов и аллегорий, правильно распределять и применять патриотическую риторику. В частности, автор констатирует, что ключевым понятием в понимании добровольного подчинения правящей силе является «авторитет». Он во всех отношениях между людьми играет большую роль, но в особенности в отношениях масс к руководящей силе. Под авторитетом мы понимаем устойчивое уважение к определенной личности или инстанции в силу их достижений или воспитания и традиций. При этом достижения могут быть и мнимыми, населению внушенными. Авторитетом может быть и политическая партия, и тайная организация, и часть бюрократии, и определенный закон, и государство в целом. За авторитетом признается право требовать. Люди чувствуют себя авторитету обязанным потому, что он снимает с них ответственность и потому, что он может поощрить или наказать.
RAU, JOHANNES
LANGUAGE, MORALITY AND SOCIAL PHILOSOPHY OF POLITICAL SPEECHES
Key words: authority, allusions, verbality, guilt, law, control, linguistics of politics, authoritarian personality, subordination, rhetorical questions, emotions, language of politics, discourse, delusion, compromise, lie, metalanguage.
The article deals with the issues of professional ability of speakers to convey their thoughts to the audience by shifting the emphasis on a particular topic, the ability to regulate the emotional component of speeches, the use of gestures and allegories, correctly distribute and apply patriotic rhetoric. In particular, the author states that the key concept in understanding voluntary submission to the ruling power is "authority". It plays a great role in all relations between people, but especially in the relations of the masses to the guiding force. By authority we mean enduring respect for a certain person or authority by virtue of their achievements or upbringing and traditions. At the same time, achievements can be imaginary, inspired by the population. The authority can be a political party, and a secret organization, and part of the bureaucracy, and a certain law, and the state as a whole. Authority recognizes the right to demand. People feel obliged to authority because it relieves them of responsibility and because it can reward or punish.
1. Политические выступления и их эмоциональная оценка.
Чувственная оценка любых событий и происшествий происходит бессознательно, полубессознательно, иногда сознательно, но всегда такие оценки неотъемлемы от жизни человека, как живого существа. Они, как и любая заложенная природой в человека способность, сами по себе не добры и не злы. Другое дело - наше знание этой способности и возможностей ее контролировать: она способна в форме эмоций «зашкаливать», выходить из-под контроля даже у самой уравновешенной личности [1].
Особенно ярко чувственная оценка выражается в эмоциях (лат. ешоуео, т. е. «возбуждаю», «волную»). Лишь редкие люди способны полностью, всегда и везде контролировать свои эмоции, регулировать их внешнее проявление или вызывать их в себе искусственно. Общая психология насчитывает у человека более 500 эмоций, из которых только некоторые являются базовыми (любовь, ненависть, печаль, гнев страх, удивление, гнев и др.), а остальные - второстепенными [2, с. 9; 3, с. 20]. Эмоции выражаются как вербально (лексика, фразеология, междометные единицы, порядок слов, интонация и др.) так и не вербально (мимика, жесты, поведенческие реакции /головой, телом, частями тела/, внешние физиологические изменения, направление взгляда). Важно в общении и то, что вербально, с помощью языка можно не только выражать, называть и описывать свои эмоции, но можно их и скрывать, симулировать и имитировать.
Эмоции, характер их проявления существенно определяют отношение другого человека, группы людей и всего общества к нам. Очевидно и то, что эмоциональная (эмотивная) бедность политика, неумение эмоционально воздействовать на зрителя, слушателя или читателя являются существенным недостатком [4, с. 3; 5, с. 266]. В последние десятилетия стало стремительно развиваться такая отрасль знания как лингвистика языка политики, которая занимается изучением использования ресурсов языка, как средства борьбы за политическую власть и манипуляции сознанием противника и общественным сознанием.
Эмотивность наиболее значима, как мы полагаем, при осуществлении следующих пяти функций языка политики:
1. Функция укрепления приверженности к системе, которая осуществляется, главным образом, через ритуальное использование символов. В языке политиков символы способны вызывать сильные эмоциональные реакции, которые соединяют историческую гордость, оживляют память о прошлой славе, «поднимают дух» у аудитории.
2. Функция социальной солидарности и групповой идентичности, сплоченности данного сообщества людей, укрепления чувства «своих». В данном случае эмотивность знака служит фактором политической интеграции на желательной для выступающего платформе.
3. Функция социально-политической ориентации. Формируя картину политической реальности в сознании граждан, эмоции заполняют возможные пробелы в их политических знаниях, отчасти компенсируя дефицит информированности в этой области.
4. Мобилизационная функция. Эмоция выступает как мотив, импульс к действию. Эмоция появляется тогда, когда человек устанавливает наличие или отсутствие соответствия между событиями, ситуациями и своими желаниями, интересами или потребностями. Эмоционально маркированное несоответствие заряжает гражданина энергией, высвобождает в нем дополнительные силы в стремлении устранить это несоответствие.
5. Агональная (соревновательно-агрессивная) функция. В дискуссиях с конкретным противником нередко помогает взять верх изрядная доля вербальной агрессивности, базирующаяся на соответственных эмоциях [6, 8. 315; 7, с. 64-65].
Уже этот краткий перечень показывает, что эмоции проявляются на всех уровнях и во всех формах политической активности, играют важную роль в ее успешности. Но главное, конечно, не в высказывании или выказывании своих эмоций, а в способности этих эмоций влиять на окружающих в нужном для политика направлении, способствовать поддержке его гражданами-избирателями. Оратору необходимо иметь представление об эмоциональном настрое аудитории или большинства присутствующих, или лидирующей группы и явных лидеров. Характер эмоционального обращения и его эффективность прямо зависят от верности такого представления. Вероятность того, что объекты обращения примут точу зрения оратора, усилится. Необходимо иметь ввиду, что переполненная эмоциями речь, эмоциональный «нажим» на аудиторию или
отдельного слушателя часто оказываются более эффективными, чем логическая аргументация. Эмоциональный «нажим» действует быстро, а логическая аргументация требует много большего времени, которого у оратора, как правило, нет [8, с. 68-69].
Эмоции, дошедшие до адресатов, влияют в устных выступлениях на выбор политических предпочтений слушателей (зрителей) не в меньшей степени, чем рациональное осознание проблемы. Часто люди первоначально принимают решение под влиянием эмоций, а затем уже ищут рассудочного объяснения для своего решения. В то же время не следует забывать, что цель выступления политика - передать аудитории суть его содержания, а не сопровождающие выступление эмоции. Один из выходов из этого противоречия - обращение оратора к событиям, вызывающим у большинства аудитории нужные эмоции, совпадающими с таковыми у выступающего [9, с. 156]. Помогает эффективности эмоционального компонента выступления и создание нужного для него эмоционального фона (визуального, музыкального, пространственно-архитектурного и др.). Говоря кратко, к выступлению надо не только готовиться, но и готовить его. На эмоциональности выступлений сказывается не только их тематика, уровень и характер авторитета выступающего, но и его речевые особенности. Насыщенность эмоциональными элементами подобает выступлениям на митингах или предвыборных дебатах, а в письменной форме - лозунгам.
В политических дискуссиях проявляются чаще всего отрицательные эмоции (неудовольствие, возмущение, запугивание, печаль, гнев, ярость, недоумение и др.) для выражения которых хорошо пользоваться соответствующими оппоненту средствами: метафорами, иронией, сарказмом, мягким юмором, аллюзиями (намеками на всем известное содержание, связанное со смешным, неприятным или даже позорным для оппонента событием или поступком), отобранной фразеологией (например, повтор конструкций с «не» плюс глагол»: не построили, не выиграли, не преодолели и т. п.). В среднем сила переживаний отрицательных эмоций, как предвестников опасности или неприятностей, выше, чем положительных. Порою оратор озвучивает свое недовольство и возмущение главным образом восклицаниями, при помощи которых создается впечатление искренней озабоченности и тревоги. Однако и восклицаниями не стоит злоупотреблять, так как речь может превратиться в сплошной крик, что для политика несолидно. Большой эмоциональный эффект оказывают уместно поставленные риторические вопросы, заостряющие внимание аудитории на поставленную проблему.
Известно, что и отрицательные, и положительные эмоции заразительны. Выражение политиком непоколебимого оптимизма, надежны, уверенности, гордости за страну, любви к ней, враждебности к недругам Родины могут способствовать зарождению или укреплению таких чувств у слушателей. Важно, чтобы с помощью средств метаязыка у слушателей не возникало сомнений в искренности оратора, и чтобы он не слишком часто повторялся.
2. Дискурс в политических выступлениях.
Теперь рассмотрим некоторые аспекты логической аргументации политических соперников по спорному вопросу с тем, чтобы показать, что эта сфера политической жизни, в отличие от эмоциональной, доступна вполне только для теоретически подготовленных слушателей. В переводе с латинского «дискурс» означает «хождение туда и сюда», т. е. переход с одного аргументированного мнения на другое аргументированное мнение и обратно. В данном понимании дискурса речь идет об аргументативной проверке в диалоге спорных высказываний о том, что есть и что должно было бы быть (Ist- oder Soll - Aussagen) [10; 11, s. 264-271].
Каждый знающий себе цену политик понимает ценность открытого диалога с соперником и оппозицией: люди, даже самые умные и опытные, имеют способность заблуждаться, а то и лгать, и диалог дает возможность показать это на примере оппонента. При этом отношение к оппоненту явно заблуждающемуся, не знающему истины, должно быть иным, чем к тому, который явно лжет, утверждает сознательно неправду. Используя средства метаязыка (мимика, жесты, движения головой или всем телом, нарочитая направленность взгляда, тон и темп речи) оратор легко может выказать отличия этих отношений к оппоненту. В дискурсе цель проверки - отыскать некое согласие на основе соблюдения правил рассудка и разума между спорящими. Правила эти, в отличии от интересов, предполагаются у всех людей одинаковыми. Если рассудок и разум, правила их применения, логика у всех тождественны, то понимание аргументации противника, а, стало быть, и компромисс возможен. Каждое высказывание человека, находящегося в здравом
уме, связано с претензией на значимость (Geltungsanspruch). Так, если врач рекомендует способ лечения, то претензия значимости - выздоровление. Если человек дает обещание, то претензия значимости - он не обманет, не забудет, выполнит свое обещание [12, s. 734, 740].
Далеко не каждое такое высказывание дает себя подтвердить или опровергнуть с помощью аргументов. Высказывание верно или ошибочно, а аргументов еще нет. Применимость дискурса оправдана и может быть результативна и в трактовке универсальных истин о том, что есть (IstAussagen) и о том, что должно было бы быть (Soll - Aussagen). Например: «Все люди смертны» и «Ты не должен убивать». Консенсус по этим истинам всегда возможен в силу их чрезвычайно отвлеченности, абстрактности (о какой смерти идет речь? - о биологической?, о духовной?, об информационной?; о каком убиении идет речь? - во время войны?, по ходу самозащиты?, когда враги убивают твоих детей?) [13, s. 97].
Имеются не только универсальные истины, но и универсальные правила ведения дискурса.
1. Участники дискурса имеют равные права и возможности в начале дискурса, во время его протекания и в его завершении. Не может быть дискурса с интеллектуально или политически «разновесными» участниками («herrschaftsfreien Diskurs»). Не может муха участвовать в дискурсе наравне с орлом. Говорить, общаться, обмениваться мнениями можно с любым разумным человеком, но не любой может быть участником дискурса.
2. Участники дискурса исходят из возможности достичь консенсуса на основе аргументации, не оскорбляющей личность участника.
3. Участники дискурса говорят на одном языке (без переводчика) и придерживаются единых правил логики и грамматики [14, s. 60]. В этой связи заметим, что нам удалось присутствовать при знаменитом выступлении Ю. Хабермаса на философском факультете МГУ (1965 г.), где с ним дискутировал известный советский философ Т. Ойзерман. Оба владели немецким языком, но «язык философских понятий» у них отличался фундаментально. Поэтому дискурса из этой встречи и диалога не получилось.
Тем не менее, так как эти правила на практике почти невозможно соблюсти полностью (sie sind kontrafaktisch) - это скорее идеалы дискурса. Если в политическом дискурсе компромисс и консенсус недостижимы, а конкретный определенный результат для практических действий необходим, приходится любому политику применять, если его ресурсы достаточны, волевое решение, т. е. применить силу авторитета личного, партийного, государственного и др. В рамках закона, разумеется. Без применения силы в любом обществе даже самому гуманному и деликатному политику в определенных обстоятельствах не обойтись [15, s. 206].
3. Понятия справедливость и право в выступлениях политиков.
Вне сопоставления с правом слово «справедливость» понимается обычно в двух смыслах.
1. Ею обозначают добродетель, т.е. этическое поведение, настроенность, в соответствии с которыми человек действует «хорошо» в понимании субъекта поведения. Это справедливость в так сказать субъективном смысле. У тех, кто этику понимает как учение о добродетелях, о положительных моральных качествах личности, справедливость рассматривается как высшее из этих качеств.
2. Сложнее становится ответить на это вопрос, когда справедливость понимается вне учения о добродетелях, когда ее рассматривают как принцип, на основании которого выстраивается масштаб оценки нравственных, правовых, социальных и политических норм поведения человека. Здесь справедливость характеризует оценочно не как внутренний, субъективный мир личности (мораль), а как объективно фиксируемое поведение человека (нравственность). Различение морали и нравственности с необходимостью вытекает из того, что человек далеко не всегда делает то, что думал, что намеревался, что считает правильным, что надо сделать «по совести» и т. д. В народной мудрости не зря говорится, что человека надо судить по его делам, а не по словам и намерениям.
При втором понимании справедливости две точки зрения имеют особое значение: 1. Признание возможности юридического равенства людей, т. е. равенства по закону; 2. Действие законов распространяется равно на все и на всех, как отдельных лиц, так и группы людей.
От норм законов, которые считаются справедливыми, ожидается, что они одинаково распространяются, хотя бы в принципе, в равной степени на всех. Если это ожидание исполняется, т. е. нормы для всех применяются одинаково, то это не гарантирует действительного равенства
потому, что люди разные и различны их жизненные ситуации: один умен, активен, с сильной волей, а другой - наоборот. Один имеет семерых детей, а другой - ни одного и т. д. Само собою возникает вопрос: возможна ли справедливость без равенства людей, но с равенством их прав, с равенством для них норм и законов, возможностей? С точки зрения юридической - да, с точки зрения моральной и нравственной - нет. Равенство правильнее понимать как «равенство в рамках здравого смысла», признавая невозможность полного, даже юридического, равенства. Сложная и противоречивая жизнь любого, даже самого правового и демократического общества, заставляет предоставлять отдельным личностям или группам людей особые права и привилегии (умалчивать истину, правду или попросту врать; неприкосновенность на время или на всю жизнь и др.). Некоторые права, обязанности и посты могут быть дадены людям с особыми способностями, отсутствующими у большинства других людей. Например, способность руководить имеется далеко не у всех, и далеко не все могут в должной степени ей обучиться. Но, обольщенные возможностями, даваемыми ею, мучимые непомерными амбициями, рвутся к ней многие, хотя есть и такие, которые осознают свою неспособность к исполнению властных функций и отказываются от должностей и постов. Оратору-политику часто задают вопросы о справедливости и в тех случаях, когда нарушены элементарные права вопрошающего, иногда, когда его совесть говорит - нет справедливости. Как сетовал Сальери «Все говорят: нет правды на Земле. Но правды нет - и выше» [16, с. 35]. Не отвечать на такие всегда злободневные вопросы нельзя.
Если для некоторых существуют особые права, то справедливым будет гарантировать им соблюдение этих прав. В целом же при такой позиции справедливо все то, что соответствует действующему праву, закону. Только такая справедливость объективно контролируема и доказуема. Можно принять и более неопределенное, предельно отвлеченное от конкретной ситуации в обществе и государстве положение, согласно которому справедливость есть принцип, гарантирующий право личности на свободу в рамках существующего права и законов. Другой отвлеченный принцип гласит, что справедливо все, что полезно одновременно и для данного человека, и для общества в целом. И, наконец, одно из новейших за последние 50 лет определения справедливости гласит: принцип справедливости требует, учитывая все неустранимые социальные и экономические неравенства, предоставлять наименее удачливым в этой ситуации наибольшую общественно-государственную помощь [17-23].
Мы полагаем, что, с точки зрения политического подхода, наиболее правильным является понимание справедливости как соответствия действующим праву и законам.
4. О послушании или добровольном рабстве.
Сравнение послушания с рабством может шокировать, но в общественной жизни бывает нередко, что первое незаметно перетекает во второе. Знаменитый римский философ и государственный деятель Боэций (Вое1:Ыш) Аниций Мандий Северин (480-524) вопрошал: « ... как это может быть, что так много людей, так много общин, так много городов, так много народов выносят власть одного единственного тирана, у которого нет другой власти, кроме той, которую они за ним признают; который имеет только столько силы им навредить, сколько они готовы вынести; который не сможет принести им зла, если они выступят против» [24, 8. 37]. Далее Боэций писал: «Первое основание того, что люди добровольно соглашаются на рабство заключается в том, что они рождены как рабы и как таковые воспитаны. Из этого основания следует следующее: люди под властью тиранов становятся вялыми духовно и с изнеженной волей» [24, 8. 54]. Действительно ли рождение в рабстве и воспитание в рабстве являются главным в добровольном подчинении большинства населения страны тиранам, авторитарным руководителям или господствующей партии? Может быть во времена Боэция так и бывало, ныне же такое объяснение звучит наивно. Между тем, угнетение целых народов отдельными тиранами или их группой или партиями, целенаправленное уничтожение меньшинств, их языка, религии и культуры в целом -все это в течении веков развития цивилизации не исчезло, но приняло еще большие масштабы.
Возможно ли общество без послушания и подчинения, обязательных для отдельных его частей. Вопрос риторичен. Дети, служащие, солдаты, полицейские, члены спецслужб, непослушные или не подчиняющиеся приказам ослабляют общественное целое. Некоторые исследователи разделяют моральные и неморальные послушания и подчинения. Моральные соответствуют вашим личным моральным ценностям, неморальные - не соответствуют [25, 8. 98]. Если вы в силу вашей профессии или должности должны выполнять указания или приказы
неукоснительно и точно, а ваша мораль говорит, что это нехорошо, то вы должны, несмотря на очевидные для других людей общественные необходимости, отказаться от выполнения указания или приказа даже под угрозой увольнения или иного наказания. Во имя сохранения своей личной моральной чистоты, проявите гражданское мужество. Это, мол, куда важнее, чем заботы о семье и прокормлении детей. Автор полагает, вероятно, что все морально чистые люди способны быть героям и в мирное время. Наивно такое предположение даже для военного времени.
Другой исследователь рассуждает более трезво: он пишет о том, что многие люди, если не большинство, не желают принимать решений, для которых их компетенции явно не хватает. И нести ответственность за такие решения они перекладывают с чистой совестью руководство и принятие решений, ответственности за них на других [26, s. 139, 212, 227].
С ориентацией на личную совесть, как на окончательного (совесть, мол, не ошибается) судью, общественные коллизии в СМИ нередко представляют людей, выполняющих свой служебный долг (солдат, полицейских и др.), чудовищами, извергами (Scheusale), что чудовищно несправедливо, если такие люди не нарушают законов и, нередко, рискуют собственным здоровьем или жизнью.
Люди, послушные по служебному долгу, не являются научной проблемой. Таковой являются целые общества. Подчиняющиеся безропотно, за редкими исключениями отдельных личностей или их групп, тиранам, авторитарным идеологиям и руководителям. Одной из попыток решения этой проблемы являются биологизаторские концепции общества, объясняющие указанное послушание инстинктивным поведением людей, в инстинктивном перекладывании ответственности на тех, кто отдает приказы [27, s. 339-348; 28, s. 539, 548].
Ссылки на то, что послушание может тренироваться оправданы применительно только к малым группам специально обучаемых людей, но не к целым нациям или совокупности народов. Ключевым понятием в понимании добровольного подчинения правящей силе является «авторитет». Он во всех отношениях между людьми играет большую роль, но в особенности в отношениях масс к руководящей силе. Под авторитетом мы понимаем устойчивое уважение к определенной личности или инстанции в силу их достижений или воспитания и традиций. При этом достижения могут быть и мнимыми, населению внушенными. Авторитетом может быть и политическая партия, и тайная организация, и часть бюрократии, и определенный закон, и государство в целом. За авторитетом признается право требовать. Люди чувствуют себя авторитету обязанным потому, что он снимает с них ответственность и потому, что он может поощрить или наказать. Авторитета не только признают, уважают, но и побаиваются. А о последнем мечтают большинство руководителей.
Сила воздействия авторитетов в любом обществе связана и с тем, что в нем имеются в значительном количестве личности с «авторитарным характером». Имеется и гипотеза, согласно которой в «среднем классе» современного буржуазного общества, которое всегда еще считалось наиболее прочной опорой западной демократии, таких личностей большинство. Решительные противники авторитаризма - это «верхи» и «низы», а не средний класс, которому просто не надо мешать работать по твердым правилам [29]. На что же опираются такие гипотезы? На том простом факте, что все социально-правовое устройство современных демократических (не авторитарных) государств предполагает наличие таких личностей, как большинства в обществе [30].
Решение принять ответственность на себя или возложить ее на других - центр проблемы послушания, добровольного подчинения другим. Ответственность неразрывно связана с возможностью вины: не бывает такого ответственного руководителя, который не делал бы и ошибок.
5. Некоторые популярные идеи об особенностях современного общества, к которым мог бы отсылаться оратор-политик.
Не отрицая самостоятельности политологии, укажем на теоретические источники ее, которыми являются не только труды по политике, государству, их взаимоотношению и взаимодействию с обществом (в особенности с обществом гражданским, когда оно возникло), но и история, социология, философия истории, господствующая в обществе религия, идеология и народная культура. В целом же мы согласны с мнением Аристотеля о том, что по своей значимости для сохранения целостности общества политика является и высшей наукой, и высшим искусством.
В выступлениях ораторов важен не столько показ своей эрудированности в вопросах общей истории, сколько в истории своего народа, своей страны, своего государства, наиболее распространенных в нем религий, народной культуры и мудрости (знание народных традиций, обычаев, пословиц, поговорок, преданий и сказаний). Своей компетентностью в области особенностей истории страны, ее культуры, социального и государственного устройства оратор вызывает у слушателей обобщающее ощущение - это свой, ему можно начать доверять.
И новейшие данные из общей истории полезны к использованию оратором. Всего за несколько десятилетий на рубеже прошлого и нынешнего столетия, когда история укрепилась как самостоятельная прикладная наука, объем знаний о древности и средневековье в Европе и Средней Азии увеличился в разы. Новые данные заставили усомниться в концептуальных обобщениях теоретиков Просвещения. И благородные идеи свободы, равенства и братства всех людей стали восприниматься, после того как прояснилось, что даже элементарная правовая форма равенства нереализуема в полной степени, как митинговые лозунги.
Мы не желаем обижать великих мыслителей того времен, но указываем на то, что их представления о человечестве были ограничены знаниями того времени и идеологией евроцентризма, непотопляемого и по сей день. Между тем, при взгляде на карту мира, при учете индустриальных, научных и информационных достижений и потенциалов отдельных регионов человечества, при учете того, что без притока не европейского населения Европа стареет и опустевает (Германия - яркий тому пример) евроцентризм смешон и не случайно заменяется американоцентризмом. Но, как говориться, хрен редьки не слаще. И на это надо обращать внимание аудитории, большая часть которой не осведомлена в толковании этих часто употребляемых в СМИ слов.
Ныне эти определения замещаются другими, более неопределенными по содержанию терминами, которые дают широкий простор для разнообразных, порою взаимоисключающих, толкований, но ничего не объясняют: «глобализация», «вестернизация» и подобные, весьма модные в СМИ [31]. Во всех указанных в этой ссылке трудах проводилась не научная, а вполне пропагандистская идея, о том, что нарисованному в них «объективному процессу» современной мировой истории нет и не может быть альтернативы. Эту якобы безальтернативность не плохо оратору хотя бы косвенно упомянуть, указывая на то, что независимая страна не идет слепо по избранному глобалистами маршруту, имеет значительные возможности идти особым путем в соответствии со своими интересами и волей своего народа.
К тому же с 90-х годов прошлого века авторитетными учеными (Д. Родрик, С. Сассен, Дж. Уильямсон, А. Ратман, Дж. Бхагвати, Р. Финдли) было показано, что то, что называют «глобализация», наблюдается в мире веками и не есть новое мировое явление последних десятилетий. А что же есть? А есть, говорит ряд других авторов «европеизация мира», имея ввиду Западно-Европейский мир (ЕС, США, Англия, Канада, Австралия, Новая Зеландия) и полагая, что все остальное огромное человечество только и ждет такой «европеизации». Большинство стран этого человечества лучше траву будут есть, чем жить по нормам повседневности этой «европеизации» (мужчины у которых жены тоже мужчины; женщины, у которых «мужья» тоже женщины; появление людей с неопределенным полом («оно») или «меняющемся» полом; или компания христианских феминисток за то, чтобы и Бог не назывался «Он» или «Она», а гендерно нейтрально; мэры европейских столиц или министры крупнейших государств ЕС (Франция, Германия), показывающиеся на телеэкранах со своими мужьями-мужчинами... В мире люди сотнями миллионов умирают от голода, а тут такая «бесовщина», государственно поддерживаемая ЕС и всем Западом.
Оратору можно использовать эти данные при характеристике попыток всемирной «европеизации» или «вестернизации». А если оратор - представитель исламской, православной или католической церкви, то уместно упомянуть, что упомянутая выше «бесовщина» прямо нарушает наказы священных книг Корана и Библии.
Сегодня в лекционных курсах, пособиях и учебниках России, Казахстана и других постсоветских Республик порой проскакивают термины «постбуржуазное общество», «посткапиталистическое общество», постпредпринимательское общество», постцивилизационное общество», «постисторическое общество» и др. И все эти «пост-» претендуют на пояснение сути современного этапа всемирной истории. И это еще не все: «технотронное общество» Бжезинского,
«общество знаний» Дракера, «информационное общество» Масуду, «программируемое общество» Турена и др. Знать о них оратору надо, но не для объяснений и не для демонстрации собственной эрудиции, а скорее для критики выборочно [З2, с. 10].
Не понимая насколько различаются истории, культура, менталитет населения различных стран, могучая научная держава США всюду пожинала негативные результаты навязывания своего образа жизни. Вьетнам, Ближний Восток, Афганистан, Сирия, Ливия, Тунис - всюду они сами или с помощью союзников по НАТО приносили вместо обещанных демократии и процветания развал, разброд и шатания. А, может быть, ученые-обществоведы в Америке толковые и правительство не прислушивается их умным советам? - Думается, что и это часть, хотя и не главная, истины.
В любом случае, сегодня нарастает опасение перед дилетантизмом, распространяющемся в политических кругах евро- и америко-центристов. Так, они полагали, что в Афганистане, где не было функционирующего центрального правительства, отсутствовало правовое государство и средний класс, где подавляющая часть населения была безграмотной и знало только одну «идеологию» - ислам, можно внедрить силой западноевропейскую демократию. Другой пример дилетантизма правящей элиты Германии - президентские выборы в России, когда за пост боролись Ельцин, Горбачев и знаменитый тогда генерал Лебедь, где вся пресса в стране предсказывала несомненную и сокрушительную победу Горбачева. Пришлось, поражаясь такой неосведомленности о настроении избирателей в России, написать письмо Институт Востока (Гамбург) и предсказать, что Горбачев получит не более 2% голосов. Таких примеров можно было бы привести за последние 20 лет десятки. Чего только стоят единогласные утверждения тогдашних немецких СМИ о том, что при Саакашвили Россия напала на Грузию, а не Грузия на российских миротворцев. Это сообщали буквально все средства массовой информации (радио, телевидение, интернет, печать). В те годы радиальная немецкая оппозиция выставляла на митингах лозунг «Lügenpresse» («Лживая пресса»). Лозунг этот, так возмутивший проправительственные партии и журналистов, был еще «деликатен»: на деле речь шла о всех СМИ.
Обращение внимания аудитории на этот дилетантизм может помочь оратору привлечь слушателей на свою сторону.
Нередко оратор вызывает иронию у слушателей попыткой изобразить некое событие судьбоносным, каковым оно на деле не является, а упоминание о нем скрывает банальное желание транслировать собственное понимание важности исторического отрезка в жизни своей страны. Патриотизм свой показывать оратору надо, но до известных пределов, с тем, чтобы его не заподозрили в неискренности или некомпетентности. Не повторение одних и тех же фраз, а демонстрация своих знаний и понимания страны, ее народа и культуры, интересов страны говорит о патриотизме оратора.
Образованным людям известно, что подлинный смысл исторической эпохи познается не ее современниками, а их внуками. Они то и оценят представителями светлых и честных голов своих, что было судьбоносным, а что - заблуждением, лицемерием и пропагандой.
Литература и источники
1. Шахновский В.И. Эмоции как объект исследования в лингвистике // Вопросы психолингвистики. 2009. № 9.
2. Грекова В.Е. Психолингвисмтический подход к определению базовых эмоций // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Лингвистика». 2009. №1.
3. Табурова С.К. Эмоциональный уровень мужской и женской языковой идентичности ... (по материалам пленарных дебатов Бундестага). М., 1999.
4. Чудинов А.П. Политическая лингвистика. Учебное пособие. М., 2008.
5. Шаховский В. И. Лингвистическая теория эмоций. М., 2008.
6. Sprache im Konflikt. Zur Rolle de Sprache in sozialen, politischen und militärischen Auseinandersetzungen. Berlin/New York, Hrsg. Ruth Reiher, 1995.
7. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. М., 2004.
8. Русский язык за рубежом. 2012. № 1.
9. Стернин И.А. Практическая риторика. М., 2006.
10. Ketner M./Apel K.-O. (Hrsg.) Zur Anwendung der Diskursethik in Politik, Recht und Wissenschaft. Frankfurt am Main 1992.
11. Enzyklopädie Philosophie. In 2 Bänden. Hamburg, Felix Meiner Verlag, 1999. Bd.l.
12. Apel K.- O. Auseinandersetzungen in Erprobungen transzendentalpragmatischen Ansatzes. Frankfurt am Main, 1998.
13. Burckhart H. Diskursethik - Diskursanthropologie - Diskursethik. Würzburg, 1998.
14. Habermas Jurgen. Die Einbeziehung des Anderen. Frankfurt am Main 1996, S. 60
15. Alexy R. Recht, Vernunft, Diskurs. Frankfurt am Main, 1995.
16. Пушкин А. С. Маленькие трагедии. Моцарт и Сальери. М.: «Дет. Лит.», 1977.
17. Christoph Lumer. Gerechtigkeit // Enzyklopädie Philosophie, Haburg, Felix Meiner Verlag, 1999. Band 1, S. 464-470.
18. Barry B. F Treatise on Social Justice. Vol. 2: Justice as Impartiality (Oxford 1995) // D. Bimbacher/N. Hoester. Texte zur Ethik. München 1984.
19. Hoffe O. Politische Gerechtigkeit. Frankfurt am Main, 1989.
20. Lumer Cr. Intergenerationelle Gerechtigkeit. In: R. Mokrosch/A. Regenbogen (Hg.): Was heißt Gerechtigkeit? Donauwörth 1999.
21. Marx K. Kritik des Gothauer Programms. In: Marx K./F. Engels. MEW, Band 19.
22. Rawls J. Ein Entscheidigungsverfahren für die normative Ethik Grundsatz 2a (1975). S. 38f, 67f, 336f. In: D. Bimbacher/N. Hoester. Texte zur Ethik. München 1984, S. 218 - 221, 222- 229.
23. Trapp R. W. „Nichtklassischer" Utilitarismus. Frankfurt am Main 1988, S. 23-25.
24. De la Boetie, E. Discours de la servitude volontaire on contrun. Genf, 1987.
25. Grün G. Menschen, Tiere, Wissenschaften. Territorialität, Aggression In: «psychosozial", 1997, Heft 1 (Nr. 67).
26. Huemer P., Schurz G. Unterwerfung - über den destruktiven Gehorsam. Wien, 1990.
27. Schurz G. Gehorsamsbereitschaft als Instinktrelikt. In: Huemer/Schurz (Hrsg.). Wien, 1990.
28. Max Frisch. Dienstbüchlein. In: H. Meyer (Hrsg.). Gesammelte Werke. Frankfurt/M. 1976, Bd. VI.2.
29. Adorno Th., und andere. Die unmoralische Persönlichkeit. Frankfurt am Main 1995.
30. Apel K.O. Diskurs und Verantwortung. Frankfurt am Main, 1988.
31. Дарлинг Ф. Вестернизация Азии. М., 1980.
32. Иноземцев В. Пришествие метафизической эпохи // Независимая газета. 2008. 22 мая.
РАУ ИОГАНН - доктор философии, профессор; Научный форум по международной безопасности при Академии штабных офицеров Бундесвера (Гамбург) и Академии защиты Отечества (Вена).
RAU, JOHANNES - Doctor of Philosophy, Professor; Scientific Forum on International Security at the Academy staff officers of the Bundeswehr (Hamburg) and the Academy of defending the Homeland (Vienna) (rau100@mail.ru).
УДК 130.3 DOI: 10.24412/2411-2275-2022-1-214-219
ПОПОВ С.И., ПОПОВА Н.С., ПОРХАЧЕВ В.Н. МАТЕРИАЛИЗМ, ИДЕАЛИЗМ И ПОСТИЖЕНИЕ ЯВЛЕНИЙ КУЛЬТУРЫ
Ключевые слова: материализм, идеализм, отражение, культура, психоанализ, модернизм.
Рассматривается методологический потенциал материализма и идеализма как решений «основного вопроса философии» в советской философии. Материализм и идеализм задают модель «отражения» объективной реальности (соответственно, материи или идеи). Тем самым они могут выступать в качестве методологических платформ постижения явлений культуры, но только в случае, если культурный универсум структурирован, упорядочен, как это имеет место в эпоху модернизма. В противном случае модель «отражения» не работает. Актуальной оказывается модель «разгадывания», «расшифровки», истолкования, присущая психоанализу и герменевтике.
POPOV, S.I., POPOVA, N.S., PORKHACHEV, V.N. MATERIALISM, IDEALISM AND COMPREHENSION OF CULTURAL PHENOMENA
Key words: materialism, idealism, reflection, culture, psychoanalysis, modernism.
The methodological potential of materialism and idealism as solutions to the "basic question of philosophy" in Soviet philosophy is considered. Materialism and idealism provide a model of "reflection" of objective reality (respectively, matter or idea). Thus, they can act as methodological platforms for understanding cultural phenomena, but only if the cultural universe is structured, ordered, as is the case in the era of modernism. Otherwise, the "reflection" model does not work. The model of "solving", "deciphering", interpretation inherent in psychoanalysis and hermeneutics turns out to be relevant.
Как известно, советская философия именовала себя «материализмом» - «диалектическим» и «историческим». В том и в другом случае имелась в виду общая позиция, занимаемая данной версией «любви к мудрости» по так называемому «основному вопросу философии». Немалое место в деятельности диалектических и исторических материалистов занимали критика и опровержение «идеализма» - альтернативной позиции по обсуждаемому вопросу. Впрочем, идеалисты в этом вопросе выступили не меньшими ортодоксами, чем их философские визави. Двадцатый век несколько смягчил непримиримость спорщиков, прежде всего - материалистов. Известная дискуссия о статусе идеального в советской философии [1], казалось, давала надежду на некую конвергенцию позиций и, самое главное, свидетельствовала о способности материализма развиваться.
Интенция работы заключается в выявлении методологического потенциала «основного вопроса философии» (центральной темы «любви к мудрости» в советском исполнении). Может ли материализм (равно как и идеализм) выступить моделью, платформой для постижения явлений культурной реальности («второй природы»)? Чем обусловлены актуальность и популярность несовместимого ни с материализмом, ни с идеализмом герменевтического, «психоаналитического» подхода к постижению культурных явлений? Цель исследования: понять современную тенденцию в постижении явлений культурной, художественной реальности. Материалы и методы исследования: категориально-понятийный аппарат диалектико-
