CC BY
91
ЯЗЫК КАК ФОРМА БЫТИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ
Язык, культура, концептосфера, заимствование, контаминация, нация (национальное),
охрана родного языка.
Невозможно представить языка без культуры и культуры без языка. Язык — факт культуры, он ее составная часть, наследуемая нами. Национальный язык, выражая национальное мировидение, специфический характер мироощущения и систему ценностей, является формой бытия национального сознания. Именно язык дает нам показания о характере народа. Процессы глобализации стирают географические, экономические и, конечно, языковые границы. Одной из наиболее обсуждаемых проблем современности является проблема унификации языка. Английский язык сегодня проникает во все языки мира, он стал языком — донором, остальные — языками-реципиентами. Как следствие, очевидной становится схожесть языков и показателей национальной принадлежности.
Настоящая действительность такова, что в нашем обществе, говорящем на русском языке, намечается некоторое «расслоение» — на тех, кто приветствует и активно способствует проникновению в концептосферу русского языка англоязычных заимствований, и на тех, кто категорически против этого. Совершенно несложно заметить, что пока «побеждают» те, кто говорит тинейджер вместо подросток, тэкс фри вместо без налога, пати вместо вечеринка и т. д. Проблема необдуманного использования заимствований из английского языка (и его американского варианта) уже привела к масштабной контаминации русского языка. Далее можно лишь ожидать появления новой, гибридной формы языка — некоего «ру-сангла», подобно «Denglish» в Германии и «Frenglish» во Франции.
Использование английского языка может быть оправдано в международном общении, когда же мы используем его внутри своей страны, общаясь друг с другом, это выглядит необоснованно, странно — зачем пользоваться «чужим» языком для общения со «своими»?
Концептуальная сфера, составляющая, по мнению Д.С. Лихачева, главное богатство русского языка, постоянно обогащается, если есть достойная его литература и культурный опыт [Лихачев, 1999, с. 162]. А в сегодняшней России «обогащение» концептосферы русского языка идет в основном за счет англоязычных заимствований, что вступает в рассогласование с менталитетом и угрожает аутентичности воспроизводства национального сознания. Трудно предположить, что на сохранность русского языка позитивно влияют такие названия произведений С. Минаева, как, например, «Дух^вв», «The Телки». Здесь явное смешение и соединение двух языков. Это лишь один пример, доказывающий то, что в России происходит ломка национального сознания, отражающаяся в языковых новациях. В современной науке активно ведется дискуссия о том, насколько допустимо использование иноязычной лексики. В сущности, спор идет между сторонниками пуризма и сторонниками заимствований, а еще к ним прибавляются сторонники частичных заимствований. Конечно, заимствования начали проникать в русский язык не только в XX—XXI вв. Первыми обеспокоенность появлением многочислен-
ных новых слов иностранного происхождения выразили русские литераторы. Прежде всего, это А.П. Сумароков, который в 1759 г. в статьях «О коренных словах русского языка» и «О истреблении чужих слов из русского языка» выступил ярым противником употребления иноязычных слов [«Вечный» вопрос...]. Своими взглядами А.П. Сумароков заложил основу такому направлению, как пуризм — жесткое неприятие неологизмов в языке. К концу XVIII и началу XIX вв. возникла полемика между членами двух литературных объединений: «Арзамас», члены которого полагали, что заимствования обогащают наш язык (Н.М. Карамзин, В.Г. Белинский), и «Беседы любителей русского слова», представители которого являлись сторонниками языкового пуризма (А.С. Шишков, А.А. Шаховской).
Идея использования или неиспользования заимствований была актуальной не только в сфере формирования лексического строя русского языка, но и его философского осмысления. Так, складывание отечественной философии языка было обусловлено решительным неприятием заимствованных методов и способов построения теории русского языка из других рационалистически ориентированных грамматик.
На рубеже ХУ1П-Х1Х вв. в западноевропейском, а в начале XIX в. и в отечественном языкознании все более осознается ограниченность философии рационализма и принципов всеобщей грамматики. Впервые о невозможности применять правила всеобщей грамматики к строю русского языка заговорили представители формального направления в философии языка: К.С. Аксаков, Н.П. Некрасов, Ф.Ф. Фортунатов. Форма слова, по их мнению, выступала основным объектом философии языка. В их понимании форма слова есть главный признак, посредством которого выражается соотношение языка и мысли, а также способ, которым осуществляется бытийность языка народа, в результате чего появляется возможность объяснить его дух.
Внимание, которое они уделяли исследованию языковых форм, было следствием понимания той важной роли, которую они выполняют в духовной культуре, представляя собой «строительные леса смысла» [Безлепкин, 1999, с. 33—40]. К.С. Аксаков, Н.П. Некрасов, Ф.Ф. Фортунатов решили ряд вопросов, имеющих отношение к тому, по какому пути пойдет развитие русской грамматики. К.С. Аксаков говорил, что «при составлении русской грамматики всего менее думали о русском языке: думали о готовых формулах иностранных грамматик, о данных формах, в которые следовало втиснуть русский язык». «Настало время для науки, — считает Аксаков, — обратиться к самому русскому языку, к самой русской истории и прочим областям знания, и обратиться со взглядом ясным, без иностранных очков, с вопросом искренним, без приготовленного заранее ответа, — и выслушать ответ, какой дают русский язык, русская история и пр.» [Безлепкин, 1999, с. 15]. К.С. Аксаков осознавал, что для обоснования полноправного места русского языка среди европейских языков, необходимо показать совершенство его форм, благодаря чему он обогащает общечеловеческое, являясь носителем духовных богатств народа [Безлепкин, 1999, с. 15].
Знаменитый ученый-лингвист А.А. Потебня тоже отстаивал самобытность отечественной культуры, русского языка, резко возражал против взгляда на язык как явление «пересадочное», возникшее в результате влияния Запада. Но, в отличие от формального направления, считал, что «форма» не решит проблем языка, т. к. при всей значимости языковых форм они могут действительно стать душой языка, когда будут рассматриваться во взаимодействии с их значениями.
А.А. Потебня воспринял и развил идеи выдающегося немецкого государственного
деятеля, лингвиста и философа Вильгельма фон Гумбольдта о соотношении языка и мышления. Диалектическое понимание их взаимосвязи, язык как «беспрерывная деятельность духа» привлекли внимание А.А. Потебни. Он углубленно прорабатывает идеи немецкого языковеда. Это относится к идее В. Гумбольдта о неразрывной связи языка с историческим развитием народа. Народ, считал В. Гумбольдт, - главный творец и реформатор языка. Язык связан с формированием духовной силы нации, «он есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что либо более тождественное» [Безлепкин, 1999, с. 4].
В своих лингвистических исследованиях В. Гумбольдт поднимал важные проблемы социально-философского характера, связанные с выявлением понятий «народ» и «язык». В. Гумбольдт утверждал, что познать дух и характер народа можно тем или иным образом, но «только язык и способен выразить самые своебразные и тончайшие черты народного духа и характера и проникнуть в их сокровенные тайны [Гумбольдт, 2001, с. 69]. Каждой нации присущи своеобразные черты, особенности, свой характер. Это и составляет национальный характер, который оказывает непрекращающееся воздействие на язык. «Нация постепенно придает языку своеобразную окраску, особый оттенок, а язык закрепляет в себе эти черты и начинает в том же смысле воздействовать на народную жизнь. Поэтому, отправляясь от любого языка, можно делать заключение о национальном характере» [Гумбольдт, 2001, с. 168]. Актуальна для современной действительности мысль
В. Гумбольдта, который говорил, что в заимствованиях некоторые народы ищут ясного и легкого для понимания выражения своих мыслей. Это народы, которые озабочены больше формой, даже в ущерб содержанию. «Гораздо больше, чем в отдельных словах, интеллектуальное своеобразие наций дает о себе знать при сочетании слов в речи» [Гумбольдт, 2001, с. 182].
Творческое развитие в трудах А.А. Потебни получила мысль В. Гумбольдта о том, что язык представляет собой основной способ мышления и познания. В. фон Гумбольдт писал: «Язык есть орган, образующий мысль... Интеллектуальная деятельность и язык представляют собой поэтому единое целое» [Гумбольдт, 2001, с. 6]. В работе «Мысль и язык» А.А. Потебня отмечает, что язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее, он есть не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность. Если перенести указанную мысль на сегодняшнее положение дел в русском языке, то выходит, что, употребляя заимствования, мы перестаем мыслить сами, используем уже готовые шаблоны, следовательно, интеллект наш не «работает», а отмирает.
Несомненно значимыми в рассмотрении проблем современного русского языка являются темы, поднятые А.А. Потебней в его работе «Язык и народность». Так, мысль об утрате своеобразия народностями стала еще более актуальной в наши дни. Подражательность приводит к появлению общекультурного типа, характеризующего не француза, англичанина, немца, а вообще цивилизованного человека, а также к тому, что рано или поздно народы сольются в одну общечеловеческую народность. Все происходящее в современном обществе служит наглядным тому примером.
А.А. Потебня отмечает, что препятствия заимствованию и подражанию могут сгладиться и исчезнуть благодаря международным языкам (каковым на сегодняшний день является английский), а также благодаря все увеличивающемуся числу переводов с одного языка на другой. «Кроме того, полагают, что высшее развитие ослабляет в языке звуковой элемент и усиливает логический, считаемый общечеловеческим, выводит из употребления своеобразные обороты и пого-
ворочные выражения» [Потебня, 1993, с. 7]. Языки теряют свои национальные особенности и становятся схожими. Действительно, с течением времени это может привести к появлению одного общечеловеческого языка. К каким последствиям это приведет, можно предположить, соглашаясь с мнением А.А. Потебни: «Рассматривая языки как глубоко различные системы приемов мышления, мы можем ожидать от предполагаемой в будущем замены различия языков одним общечеловеческим — лишь понижения уровня мысли» [Потебня, 1993, с. 8].
По мнению А.А. Потебни, изучение иностранных языков, переводы с иностранного на русский «оказываются могущественным средством укрепления учащихся в духе и преданиях отечественного языка и возбуждения самостоятельного творчества на этом языке», но лишь при соблюдении некоторых условий. Условия эти состоят в том, «чтобы ознакомление учащихся с иностранными языками начиналось лишь тогда, когда они достаточно укрепились в знании своего, и чтобы язык учеников был для учителя родной...» [Потебня, 1993, с. 10]. Сейчас же стало модным начинать обучение иностранным языкам с детского сада, т. е. с того момента, когда ребенок еще и азов родного языка не усвоил. Вот как видел эту проблему А.А. Потебня: «Пристрастие многих русских из классов, покровительствуемых фортуной, к обучению детей новым иностранным языкам заслуживает осуждения не само по себе, а по низменности своих мотивов. Такие русские смотрят на знание иностранных языков как на средство отличаться от черного люда и как на средство сношения с иностранцами. В последнем отношении они стараются не снискать уважение иностранцев, а лишь говорить как они. В языке видят только звуки, а не мысль, а потому, ради чистоты выговора, начинают обучение иностранному языку чуть не с пеленок и, как во времена "Недоросля", поручают детей Вральманам. Так, из детей с порядочными способностями делаются полуидиоты, живые памятники бессмыслия и душевного холопства родителей» [Потебня, 1993, с. 10].
Идеи В. Гумбольдта разделяли и развивали его последователи и представители неогумбольдтианского языкознания: Л. Вайсгербер, Г. Хольц, Б. Уорф, Э. Сепир, тоже отстаивающие идею внутреннего единства языка и мышления. Данное направление в философии языка также придерживается идеалистического взгляда на процесс познания, а через него на общественную жизнь и мир в целом в результате преувеличения роли (абсолютизации) языка.
Один из наиболее заметных представителей неогумбольдтианского языкознания Л. Вайсгербер расценивает как ненаучное такое понимание языка, в котором язык есть средство лишь выражения и сообщения готовых мыслей, средство взаимопонимания, не связанное с процессом формирования самой мысли [Панфилов, 1977, с. 9]. Л. Вайсгербер признает, что язык в любом его состоянии образует целостное мировоззрение, выражая все представления нации о мире. «Проникновение в мировоззрение языка есть предпосылка плодотворной работы для всех видов языкового исследования. Исходя из этого принципа, можно рассматривать язык как культу!)но образующую силу, поскольку именно язык представляет обязательное условие человеческого культурного творчества и принимает участие в формировании его результатов. Этот же принцип обусловливает понимание языка как историкообразующей силы, поскольку он... охватывает собою и духовно стимулирует постоянного носителя исторической жизни — народ» [Панфилов, 1977, с. 11-13].
Другой представитель неогумбольдтианского языкознания Г. Хольц считает, что даже невысказанная мысль образуется с помощью языка, так как человек в этом случае пользуется понятиями и логическими отношениями, а значит, словами и
грамматическими формами. Развертывание предложения — это ход самой мысли. Если есть предложение, то, следовательно, есть и мысль [Панфилов, 1977, с. 9]. Немецкий мыслитель понимает язык как средство формирования картины мира, как границу идеи и действительности, как переход действительности в мысль, как сущность контакта человека с миром в том диалектическом смысле, что через язык человек формирует для себя мир, картину мира в определенных границах, в пределах которых может получить от него сведения. При этом человек становится тем, что он есть, так как обретает способ познания мира. Таким образом, язык одновременно оказывается и средством формирования самого человека.
Б. Уорф также признает ошибочным мнение, будто речь лишь выражает то, что в основных чертах сложилось в сознании без помощи языка, что формирование мысли — это якобы самостоятельный процесс, никак не связанный с природой отдельных конкретных языков.
Большое внимание изучению взаимодействия языка и мышления, языка и объективной действительности уделял Э. Сепир. По отношению к мышлению язык, по мнению Э. Сепира, выступает в функции мыслеобразования [Панфилов, 1977, с. 16]. Он идеализирует язык в том плане, что язык — это символ страны и показатель его культуры. «Лексика — очень чувствительный показатель культуры народа, и изменение значений, утеря старых слов, создание или заимствование новых — все это зависит от истории самой культуры» [Сепир, 2001, с. 243]. «...политическая и государственная единица, будучи уже единожды образована, использует государственный язык как символ своей идентичности, откуда постепенно и возникает специфически современное ощущение, что всякий язык как таковой должен быть выражением четко определенной национальной принадлежности [Сепир, 2001, с. 246]. Также в своих работах Э. Сепир затрагивает тему заимствований и взаимопроникновения культур, которые «идут рука об руку» [Сепир, 2001 с. 240]. Из всех языковых изменений наиболее важную роль в истории языка он отводит заимствованию слов через языковые границы. Э. Сепир не согласен с тем, «будто заимствование слов в английском языке носило столь механический и внешний характер, как это принято изображать. В тенденции английского языка к развитию должно было быть нечто такое, что благоприятствовало усвоению новых слов. Заимствуемые слова компенсировали какое-то внутреннее ослабление самого языка» [Сепир, 2001, с. 156]. Скорее всего, данное утверждение можно применить и для характеристики процессов, происходящих в русском языке.
Итак, все названные исследователи признают исключительно великую роль языка в формировании и сохранении нации; именно язык является символом государства, отражает культуру, которую он обслуживает. «Языки — невидимые покровы, облекающие наш дух» [Сепир, 2001, с. 195].
По-иному рассматривается язык и проблемы философии языка исследователями, которых можно отнести к материалистическому направлению.
Так, например, Ф. де Соссюр смотрит на язык следующим образом: «Долго предполагали, что языки являются неисчерпаемыми источниками свидетельств о народах, на них говорящих. Однако нам кажется, что нельзя требовать от языка показаний такого рода» [Соссюр, 1999, с. 224-225].
Противопоставить идеалистическому восприятию языка можно также и учение Н.А. Хомского. В своей теории машинных «языков» (так называемых «алгоритмических языков», или «языков программирования») Н. Хомский не находит места ни изменчивости языка, ни его социальной обусловленности, ни его вероятностным характеристикам, ни полиморфизму компонентов его сложных целых.
Следовательно, эти важные свойства не воспринимаются Н. Хомским и в отношении естественного языка [Панфилов, 1977, с. 259].
Таким образом, противники идеалистического направления в философии языка не обращали внимания на факт социокультурной значимости языка и рассматривали его лишь с материалистической точки зрения, лишь как голую функцию мозга.
При всем многообразии мнений ученых о языке невозможно отрицать того факта, что язык является стержнем любой культуры, символом национальной принадлежности, конечно, формой бытия национального сознания. Может ли современный русский язык, пребывая в «больном» состоянии, оставаться формой бытия «здорового» национального сознания? Положительный ответ возможен при условии следования концепции культур витализма — жизненных сил культуры, в соответствии с которой «...в оппозициях "самобытность — нивелировка", "почвенность — глобализация", "свое — чужое" жизненная логика культур однозначно диктует приоритетность первых составляющих» [Семилет, 2004 с. 132]. Следует прекратить заимствование лексических новинок в русский язык, а начать заимствовать тот опыт ряда европейских стран, который позволил сохранить французский, немецкий языки и не дал развиться таким их формам, как Ггеп£Н811 и Бе^НвЬ.
Анализируя процессы, происходящие в языке, следует прислушаться к мнению ученых о необходимости сохранить язык любой ценой, о возможности введения мер, исключающих его «умирание», иначе мы допустим исчезновение языка, что приведет к гибели национального сознания и национальной культуры.
Библиографический список
1. Безлепкин Н.И. Философия языка в России. СПб., 1999.
2. «Вечный» вопрос о мере использования иноязычных слов. 1ЖЬ: www.literary.ru/lite-rary.ru/print.php (дата обращения 24.02.2011).
3. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. 2-е изд. М., 2001.
4. Караулов Д.Н. Языковое время и языковое пространство // Вестник МГУ. Филология. 1970. № 1. С. 61-74.
5. Лихачев Д.С. Очерки по философии художественного творчества. Изд. 2-е доп. СПб., 1999.
6. Панфилов В.З. Философские основы зарубежных направлений в языкознании. М., 1977.
7. Потебня А.А. Мысль и язык. Киев, 1993.
8. Семилет Т.А. Культурвитализм — концепция жизненных сил культуры: монография. Барнаул, 2004.
9. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. 2-е изд. М., 2001.
10. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. М., 1999.
