CC BY
32РУССКО-ВИЗАНТИЙСКИЙ ВЕСТНИК
Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 1 (4) 2021
М.А. Можарова
«Я ждал от него приведения меня к вере»: А. С. Хомяков и религиозные искания Л. Н. Толстого
DOI 10.47132/2588-0276_2021_1_70
Аннотация: В статье рассматривается восприятие Л. Н. Толстым личности и религиозных убеждений А. С. Хомякова. Материалом исследования стали дневниковые записи, письма Толстого, тексты его художественных произведений и воспоминания современников. Знакомство Толстого с Хомяковым состоялось в мае 1856 г. Толстой, по собственному признанию, с уважением относился к славянофильским взглядам Хомякова и ценил его поэтическое творчество. С ранней молодости до последних дней жизни вопрос веры был для Толстого самым главным, но так и остался неразрешенным. Долгий путь его религиозных исканий закончился духовной трагедией. В разные годы Толстой обращался к богословским сочинениям Хомякова и включил их в круг чтения Константина Левина — героя романа «Анна Каренина» (1873-1877). В 1877-1878 гг. Толстой работал над двумя оставшимися незавершенными произведениями — <«Прения о вере в Кремле»> и «Собеседники», действующим лицом которых стал Хомяков. История присутствия Хомякова во внутреннем мире Толстого и художественном пространстве его произведений не ограничивается хронологическими рамками 1856-1860гг. Хомяков как мыслитель и творческая личность оставался для Толстого незаменимым собеседником на протяжении всей жизни.
Ключевые слова: А. С. Хомяков, Л. Н. Толстой, православие, Церковь, религиозные взгляды, литературное творчество, роман «Анна Каренина».
Об авторе: Марина Анатольевна Можарова
Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы
им. А. М. Горького Российской академии наук.
E-mail: mar-mozharova@yandex.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-9925-5585
Ссылка на статью: МожароваМ.А. «Я ждал от него приведения меня к вере»: А.С. Хомяков и религиозные искания Л. Н. Толстого // Русско-Византийский вестник. 2021. № 1 (4). С. 70-89.
RUSSIAN-BYZANTINE HERALD
Scientific Journal Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 1 (4) 2021
Marina A. Mozharova
"I Expected Him to Lead Me to Faith": A. S. Khomyakov and religious pursuits of L. N. Tolstoy
DOI 10.47132/2588-0276_2021_1_70
Abstract: The article deals with L. N. Tolstoy's perception of personality and religious convictions of A. S. Khomyakov. The research is based on Tolstoy's diary entries and correspondence, his literary works and memoirs of his contemporaries. Tolstoy's acquaintanceship with Khomyakov took place in May, 1856. As Tolstoy admits he respected Khomyakov's Slavophiles views and valued his poetry. Since early years till his last days Tolstoy had faith in God as the central issue of his life which however was never settled and the long way of religious pursuits resulted in spiritual tragedy. At different times Tolstoy turned to theological tracts by Khomyakov and even made them brochures read by Konstantin Levin — a character from «Anna Karenina» novel (1873-1877). In 1877-1878 Tolstoy was working on two unfinished writings <«The Kremlin Disputes about Faith»> and «Interlocutors» where Khomyakov made his appearance as well. The presence of Khomyakov in Tolstoy's inner world and artistic space of his literary works is not limited by the period of 1856-1860. Being a philosopher and a creatively gifted person Khomyakov had always been Tolstoy's irreplaceable interlocutor.
Keywords: A. S. Khomyakov, L. N. Tolstoy, Orthodoxy, Church, religious beliefs, literary creation, the novel «Anna Karenina».
About the author: Marina Anatolievna Mozharova
Candidate of Philological Sciences, Senior Researcher at Institute of World Literature named after
Maxim Gorky of Russian Academy of Sciences.
E-mail: mar-mozharova@yandex.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-9925-5585
Article link: Mozharova M. A. "I Expected Him to Lead Me to Faith": A. S. Khomyakov and religious pursuits of L. N. Tolstoy. Russian-Byzantine Herald, 2021, no. 1 (4), pp. 70-89.
С ранней молодости и до последних дней жизни вопрос о вере оставался для Л. Н. Толстого самым главным. В «Исповеди» он назвал веру «единственным» для него «делом жизни»1. И это утверждение верно не только для тех лет, когда были написаны «Исповедь» (1882), «В чем моя вера?» (1884), «Исследование догматического богословия» (1884) и другие религиозно-философские сочинения. Весь долгий и трудный путь своих религиозных исканий Толстой прошел с неизменным убеждением, что «единственно возможное знание жизни» может быть открыто только «знанием веры»2. Попытки обретения этого знания с опорой лишь на собственный разум не раз приводили его к духовным кризисам. Самым тяжелым из них был «арзамасский ужас», пережитый Толстым в 1869 г., когда он — счастливый семьянин, известный писатель, здоровый человек, — как и Константин Левин в «Анне Карениной», «был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться»3. Другой путь к истине, которым Толстой тоже пытался идти, — это поиск ответов на мучившие его вопросы в богословских сочинениях, у православных монахов и старцев, у верующих людей его круга. К числу таких людей принадлежал воспитанный в правилах строгого христианского благочестия и всю жизнь хранивший верность Православной Церкви Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) — поэт, публицист, автор философских, исторических и богословских сочинений.
Л.Н. Толстой впервые встретился с А.С. Хомяковым 21 мая 1856 г. в московском доме Аксаковых. В дневнике в этот день он отметил: «Познакомился с Хомяковым. Остроумный человек»4. В 1906 г. яснополянский врач Д. П. Маковицкий записал слова Толстого о встрече с Хомяковым: «Он был блестящий, общительный человек, <...> он позвал меня к себе — они жили на Собачьей площадке, — вероятно, чтобы узнать взгляды молодого литератора. Милое впечатление осталось»5. В 1902 г. П. А. Сергеен-ко отметил в дневнике, что Толстой говорил о Хомякове «с чувством уважения», и передал его рассказ об Алексее Степановиче: «Он говорил по-немецки, по-французски, как француз и как немец. Однажды он завел меня к себе и проговорил целый вечер. Этой был самый крупный и яркий из славянофилов. С черными, широко расставленными глазами»6. Еще одно воспоминание Толстого о Хомякове относится к 1908 г.: «Он был умен и оригинален. В нем было и остроумие, и едкость <...>. Был художник. <...> Я очень уважал его деятельность и его славянофильские взгляды, и как поэта»7.
1 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 23. М., 1957. С. 49.
2 Там же. С. 501.
3 Там же. Т. 19. М., 1935. С. 371.
4 Там же. Т. 47. М., 1937. С. 74.
5 <МаковицкийД.П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки Д.П.Маковицкого. Кн. 2: 1906-1907. М., 1979. С. 46. (Литературное наследство; Т. 90).
6 <Сергеенко П.А.> Записи П.А. Сергеенко // Л. Н. Толстой. Кн. 2. М., 1939. С. 550. (Литературное наследство; Т. 37-38).
7 <МаковицкийД.П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки Д.П.Маковицкого. Кн. 3: 1908-1909 (январь — июнь). М., 1979. С. 93, 103. (Литературное наследство; Т. 90).
В яснополянской библиотеке сохранилась книжка стихов Хомякова, изданная в 1888 г.8, в которой рукой Толстого отчеркнуты либо стихотворение полностью, либо отдельные строки9. Любимыми стихотворениями Толстого были «Звезды», «По прочтении псалма», «Труженик». В 1887 г. в письме к В. Г. Черткову Толстой, имея в виду стихотворение «Звезды», признался: «Как часто вспоминаю стихи Хомякова „Тьмы за тьмами" и что больше понимаю, то дальше открывается»10:
...В час полночного молчанья, Отогнав обманы снов, Ты вглядись душой в писанья Галилейских рыбаков, — И в объеме книги тесной Развернется пред тобой Бесконечный свод небесный С лучезарною красой. Узришь — звезды мыслей водят Тайный хор свой вкруг земли. Вновь вглядись — другие всходят; Вновь вглядись — и там, вдали, Звезды мыслей, тьмы за тьмами, Всходят, всходят без числа, И зажжется их огнями Сердца дремлющая мгла11.
О чтении Толстым стихов Хомякова упоминает гостившая в Ясной Поляне во второй половине 1880-х гг. А. А. Толстая: «.он часто читал мне любимые его стихи Тютчева и некоторые Хомякова, которые он ценил особенно; и когда в каком-нибудь стихотворении появлялось имя Христа, голос его дрожал и глаза наполнялись слезами.»12. Двоюродная тетушка Толстого была одним из немногих близких ему людей, которые понимали весь трагизм происходящих в его внутренней жизни процессов. На склоне лет, готовя к печати почти полувековую их переписку, Александра Андреевна заметила: «Это воспоминание и до сих пор меня утешает: он, сам того не сознавая, глубоко любит Спасителя и, конечно, чувствует в нем не обыкновенного человека; трудно понять противоречие его слов и его чувства.»13.
Поздние воспоминания Толстого о встречах с Хомяковым пронизаны умилением и светлым ностальгическим чувством. Иной характер носят дневниковые записи 1850-х гг. Их немного, но в некоторых в полной мере отразилась острота полемики, отличавшая как встречи славянофилов с западниками, так и беседы в самом славянофильском кружке. В первой же дневниковой записи о встрече со славянофилами, сделанной 8 мая 1856 г., Толстой отметил главное разногласие с членами московского кружка в вопросе о православии: «.признавая справедливость их мнения о важности участия всего элемента в народной жизни, нельзя не признать, с более высокой точки зрения, уродливости его выражения и несостоятельности исторической»14. Позицию Толстого в этом споре уже тогда можно было определить его же словами из статьи «О веротерпимости» (1901 г.): «христианская религия и христианская Церковь суть понятия совершенно различные»15.
8 Хомяков А. С. Стихотворения. Изд. 4-е. М., 1888.
9 См.: Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне: библиографическое описание. Т. 1. Книги на русском языке. Ч. 2. М-Я. М., 1975. С. 416-417.
10 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 86. М., 1937. С. 39.
11 Хомяков А. С. Стихотворения. С. 120.
12 Л. Н. Толстой и А. А. Толстая. Переписка (1857-1903). М., 2011. С. 40-41.
13 Там же. С.41. В цитатах здесь и далее курсив источника.
14 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 47. С. 70.
15 Там же. Т. 34. М., 1952. С. 294.
Хомяков, несомненно, не раз мог слышать подобные рассуждения Толстого о православии и Церкви, однако старался избегать споров с ним на эту тему. В 1902 г. Толстой вспоминал: «Со мной он не говорил о православии, будучи слишком умным, чтобы браться за обращение на путь»16. Подтверждением этих слов может служить также дневниковая запись Толстого от 23 января 1858 г.: «Хомяков вилял передо мной весьма слабо. Зашел к нему. Старая кокетка!»17. Толстой был моложе Хомякова на 24 года, но возраст и масштаб личности оппонента не останавливали его в спорах. Манеру Толстого дискутировать ярко описал Д. В. Григорович, познакомившийся с ним в апреле 1856 г.: «Какое бы мнение ни высказывалось и чем авторитетнее казался ему собеседник, тем настойчивее подзадоривало его высказать противоположное и начать резаться на словах. Глядя, как он прислушивался, как всматривался в собеседника из глубины серых, глубоко запрятанных глаз и как иронически сжимались его губы, он как бы заранее обдумывал не прямой ответ, но такое мнение, которое должно было озадачить, сразить своею неожиданностью собеседника. Таким представлялся мне Толстой в молодости. В спорах он доходил иногда до крайностей»18. Думается, толстовское ощущение «победы» в упомянутом споре с Хомяковым было обманчивым. За тем, что Толстой охарактеризовал словами «вилял передо мной весьма слабо», скрывалось лишь нежелание Хомякова вступать в дискуссию, в которой, вероятнее всего, были затронуты священные для Алексея Степановича понятия.
Каким блестящим диалектиком в спорах был Хомяков, как он умел опровергать аргументы собеседников и переубеждать их, известно из многочисленных свидетельств современников. Что же касается Толстого, то его вылившееся на страницы дневника раздражение отчасти объясняется тем, что отметил священник Павел Флоренский: «Хомяков весь есть мысль о Церкви, и потому понятно, что отношение к Церкви со стороны судящих о Хомякове оказывалось, так ли иначе, и в оценке самого Хомякова»19. Думается, что та же закономерность проявилась и в созданном Толстым в черновой редакции «Анны Карениной» замысловатом определении кружка друзей Алексея Александровича Каренина, в который входили «в особенности дамы того высшего Петербургского Православно-Хомяковского-добродетель-но-придворно-Жуковско-Христианского направления, которые старались защитить его и выставить истинным Христианином, подставившим левую, когда его били по правой»20. К этому не лишенному сарказма определению можно с полным правом
16 <Сергеенко П.А.> Записи П. А. Сергеенко... С. 550.
17 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 48. М., 1952. С. 5.
18 Григорович Д.В. Литературные воспоминания. М., 1987. С. 133.
19 Флоренский П. А., свящ. Около Хомякова: (Критические заметки). Сергиев Посад, 1916. С. 12.
20 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 20. М., 1939. С. 370-371.
А. С. Хомяков. Рисунок Э. А. Дмитриева-Мамонова в альбоме А. П. Елагиной, 3 мая 1848 г.
отнести замечание В. Н. Ильина о том, что «горячность, бранчливость, даже злоба и гнев показывают, что гениальный автор „Анны Карениной" был отнюдь не равнодушен к Церкви и к Ее учению»21.
Толстовский внутренний мир являл собой несогласованность и раздвоенность. В дневнике в 1852 г. он записал: «Надо признаться, что одно из главных стремлений моей жизни — было увериться в чем-нибудь — твердо и неизменно. — Неужели с годами рождаются сомнения?»22. Через пять лет на заданный самому себе вопрос: «Зачем же эта путаница? Зачем не-согласуемые противоречия во всех стремлениях человека?» — 29-летний Толстой ответил так: «В молодости я решал и выбирал между двумя противоречиями; теперь я довольствуюсь гармоническим колебанием. Это единственное справедливое жизненное чувство <...> И когда я дойду до этого чувства, я останавливаюсь. Я уже знаю его, не пытаюсь развязать узла, а довольствуюсь этим колебанием»23. В духовной сфере на протяжении долгой жизни Толстого это колебание принимало различные очертания: создание собственного христианского учения, изучение старообрядчества, язычества, восточных религий. Общим же было одно: движение духовного «маятника» совершалось в одной плоскости — от Церкви и к Церкви. Этим вполне объясняется то, почему «гармоническое колебание», все объяснявшее и, казалось бы, примирявшее противоречия, не приносило желаемой духовной гармонии, а давало лишь иллюзию приближения к истине.
Оттого Толстого так тянуло к людям, чей жизненный путь в главном для него проявлении — в вере — лишен был метаний, колебаний и сомнений. Одним их таких людей был Хомяков. Вспоминая об интересе, который проявил Алексей Степанович к молодому тогда писателю, о том, что позвал к себе для беседы, Толстой в 1907 г. говорил: «Я тяготился тогда очень, что не верю, мне хотелось верить, особенно с славянофилами тяготился этим, я ждал от него приведения меня к вере; очень добрый был человек»24.
Даже среди славянофилов Хомяков выделялся тем, что его путь к вере и стояние в ней не претерпевали никаких отклонений. А. И. Кошелев свидетельствует: «Все товарищи Хомякова проходили чрез эпоху сомнения, маловерия, даже неверия и увлекались то французскою, то английскою, то немецкою философиею; все перебывали более или менее тем, что впоследствии называлось западниками. Хомяков, глубоко изучивший творения главных мировых любомудров, прочитавший почти всех святых отцов и не пренебрегший ни одним существенным произведением католической и протестантской апологетики, никогда не уклонялся в неверие, всегда держался по убеждению учения нашей Православной Церкви и строго исполнял возлагаемые ею обязанности. С юности и до самой кончины он неуклонно соблюдал церковные
21 Ильин В.Н. Миросозерцание графа Льва Николаевича Толстого. СПб., 2000. С. 353.
22 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 46. М., 1937. С. 92.
23 Там же. Т. 5. М., 1935. С. 198, 199.
24 <Маковицкий Д.П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки Д.П.Маковицкого. Кн. 2: 1906-1907. М., 1979. С. 566. (Литературное наследство; Т. 90).
установления»25. Неизгладимое впечатление осталось от совместного с Хомяковым пребывания за границей у Д. Н. Свербеева, который был поражен: «ничем не обори-мой» силой характера Алексея Степановича, выражавшейся в том числе и в «строгом соблюдении отеческих и православных преданий»: «Приехав в Париж в начале нашего Великого поста, я как очевидец свидетельствую перед будущими его биографами, как строго этот двадцатилетний юноша соблюдал в шумном Париже наш пост, во все продолжение которого он решительно ничего не ел ни молочного, ни даже рыбно-го»26. Не позволял себе Хомяков скоромного и в обычное время по средам и пятницам, что уже в 1820-е гг. для многих казалось необычным. Отдаление от Церкви, маловерие, неверие, нигилизм в 1830-1840-е гг. еще больше укоренились на русской почве, что подтверждает признание Толстого в «Исповеди»: «Я с шестнадцати лет перестал становиться на молитву и перестал
Л. Н. Толстой — прапорщик. по собственн°му побуждению ходить в цер-
Фото с дагерротипа, 1854 г. ковь и говеть» .
Все последовавшие за этим рубежом этапы религиозной жизни Толстого вполне соответствовали действию определенного им самим закона «гармонического колебания». Иногда духовный «маятник» проделывал путь от одной крайней точки к другой в течение одного дня. В марте 1855 г. севастопольский офицер, ежедневно видевший смерть, записал в дневнике: «Нынче я причащался». А за этим сразу же следует рассказ о том, что его волновало накануне: «Вчера разговор о божест<венном> и вере навел меня на великую громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. — Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле»28.
Во внутренней жизни Толстого происходила постоянная борьба разума с сердечным знанием. В «Исповеди» он признался, что готов был принять «всякую веру», только бы она не требовала от него «прямого отрицания разума»29. Не случайно и в художественном творчестве Толстого одной из главных тем стала тема души, ищущей веру, и противоречащего ей разума. В этой мучительной борьбе разум чаще одерживал победу. Но были моменты, когда сердечное знание оказывалось сильнее, и тогда Толстой испытывал чувство подлинного христианского смирения. Одно из подтверждений тому — дневниковая запись 1857 г.: «Близость смерти, не от внешних причин, но внутренних — старость, болезнь, — лучший аргумент веры. Сам ничего не найдешь, везде путаница; судя по тому времени, которое провел, разбирая эту путаницу, видишь, что не достанет времени разобрать ее. Лучше принять старую,
25 <КошелевА.И.> Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 годы). М., 2002. С. 50-51.
26 СвербеевД.Н. Мои записки. М., 2014. С.417.
27 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 23. С. 3.
28 Там же. Т. 47. С. 37.
29 Там же. Т. 23. С. 37.
Оптина пустынь. Монастырская гостиница и Святые ворота
вековую, успокоительную и детски-простую. Это не рассуждение, а чувствуешь. Господи Иисусе Христе, помилуй меня»30.
Были периоды в жизни Толстого, когда движение духовного «маятника» замедлялось или останавливалось в одной из точек «гармонического колебания». Таким «фазисом», по выражению А. А. Толстой, — стали 1870-е гг., когда Толстой «паломничал вместе с простыми странниками, посещал монастыри, был в Оптиной пустыни, где подолгу беседовал с великими тамошними старцами и отшельниками, и вернулся оттуда вполне убежденным в святости и истинности нашей Церкви»31. В феврале 1877 г. Толстой писал Александре Андреевне, что «религия уже два года» представляется ему «возможностью спасения», что для него «вопрос религии такой же вопрос, как для утопающего вопрос о том, за что ему ухватиться, чтобы спастись от неминуемой гибели, которую он чувствует всем существом своим»32. Испытанный Толстым в этот период духовный подъем и предпринятая им попытка восстановления своей церковной жизни не могли не отразиться на творческих замыслах. Вполне закономерно, что и Хомяков, ушедший из жизни в 1860 г., вновь стал для Толстого в это время живым собеседником. Его присутствие в художественном пространстве романа «Анна Каренина», над которым Толстой работал в 1873-1877 гг., не ограничивается упоминаем его богословских сочинений, которые Левину посоветовал прочитать брат Сергей Иванович. Прямым отражением авторского душевного настроя этих лет, являющего подлинное желание обретения веры, можно считать слова Левина из черновой редакции последней части романа: «Я знаю, к кому мне прибегнуть, когда я слаб, я знаю, что яснее тех объяснений, которые дает Церковь, я не найду, и эти объяснения вполне удовлетворяют меня»33. В январе 1878 г. Толстой писал Н. Н. Страхову: «Разум мне ничего не говорит и не может сказать на три вопроса, к<оторые> легко выразить одним: что я такое? Ответы на эти вопросы дает мне в глубине сознания какое-то чувство. Те ответы, кот<орые> мне дает это чувство, смутны, неясны, невыразимы словами (орудием мысли). <...> Ответы эти — религия. На взгляд разума ответы бессмысленны. <...> Но они все-таки одни отвечают на вопросы сердца»34.
30 Там же. Т. 47. С. 207.
31 Л. Н. Толстой и А. А. Толстая. Переписка (1857-1903). С. 29.
32 Там же. С. 342.
33 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 20. С. 573.
34 Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки: В 2 т. Т. 1. Оттава; М., 2003. С. 399.
По словам А. А. Толстой, во второй половине 1870-х гг. Толстой «был строго православный»35. Действительно, внешняя сторона его жизни могла дать основание для такого вывода. Толстой соблюдал посты, посещал монастыри, искал возможности встретиться со старцами в Оптиной пустыни. Но во внутренней его жизни, недоступной для взоров других, продолжалась мучительная борьба с самим собой. Трагизм этого внутреннего разлада полнее всего передан в ранних редакциях романа «Анна Каренина» при описании духовной жизни Константина Левина. По мере того как Кити лучше узнавала душу Левина, она «более и более удивлялась на [ту мучительную неясность]36 те странные черты, которые были в этой душе и так противуречили самой душе». Это «проти-вуречие с самим собою» больше и больше мучило и самого Левина, и он беспрестанно говорил с нею «о том, почему он не может верить, и о том, как это мучает его, и даже говорил ей те доводы, по которым он хочет заставить себя верить»37. Левин ясно чувствовал близость Бога, а разлад с самим собой объяснял себе «невозможностью по разуму верить». В этом он видел главную преграду между собой и Богом. Еще его мучила ложь, в которой он принужден был жить: «Я не верю, говорю, что не верю, и не верю рассудком, а придет беда, я молюсь. Это подло»38. Опыт молитвы, ясное ощущение присутствия Божия давали Левину надежду на то, что его «неверие не есть неверие, а самообманывание». Но это состояние души проходило, и ему начинало казаться, что «обращение его к Богу было только данью умственной слабости в минуту раздражения»39. Единственное, что не вызывало сомнений, было то, что «без веры нельзя жить ни минуты», и Левин «не переставая искал»40.
За разрешением своих недоумений он обращался к сочинениям многих философов, прочел и второй том сочинений Хомякова, в который вошли его богословские работы, и, «несмотря на оттолкнувший его сначала полемический, элегантный и остроумный тон, был поражен в них учением о Церкви». Левина поразила мысль о том, что «постижение божественных истин не дано человеку, но дано совокупности людей, соединенных любовью, — Церкви». Он обрадовался мысли о том, что «легче было поверить в существующую, теперь живущую Церковь, составляющую все верования людей, имеющую во главе Бога и потому святую и непогрешимую, от нее уже принять верования в Бога, в творение, в падение, в искупление, чем начинать с Бога, далекого, таинственного Бога, творения и т. д.»41. Но потом католический писатель, заявлявший о непогрешимости своей церкви, пошатнул доверие Левина к православию, и он разочаровался в хомяковском учении о Церкви, как прежде разочаровался в философских постройках Платона, Спинозы, Канта, Шеллинга, Гегеля и Шопенгауэра.
35 Л. Н. Толстой и А. А. Толстая. Переписка (1857-1903). С. 29.
36 В квадратных скобках показано зачеркнутое Толстым.
37 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 20. С. 559.
38 Там же. С. 561.
39 Там же. С. 566.
40 Там же. С. 563.
41 Там же. Т. 19. С. 370.
4*
Л. Н. Толстой. Худ. И. Н. Крамской, 1873 г.
Левин повторил путь исканий и разочарований самого Толстого, который в 1857 г., во время заграничного путешествия, познакомившись с изданными на французском языке в Париже (1853) и Лейпциге (1855) богословскими сочинениями Хомякова, сделал в дневнике 15/27 апреля запись: «Читал гордые и ловкие брошюры Хомякова»42. В этих брошюрах под общим названием «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях» Хомяков обстоятельно рассмотрел отношение православия к католичеству и протестантизму. Впоследствии в «Исповеди» Толстой рассказал о неудаче своих попыток стать верующим человеком: «.я изучал и буддизм, и магометанство, по книгам, и более всего христианство и по книгам, и по живым людям, окружавшим меня. Я, естественно, обратился прежде всего к верующим людям моего круга, к людям ученым, к православным богословам, к монахам-старцам, к православным богословам нового оттенка <...>. И я ухватывался за этих верующих и допрашивал их о том, как они верят и в чем видят смысл жизни. Несмотря на то, что я делал всевозможные уступки, избегал всяких споров, я не мог принять веры этих людей»43. Под «православными богословами нового оттенка», не раз упомянутыми в «Исповеди» и других трактатах, Толстой разумел Хомякова и его друга, ученика и последователя Ю. Ф. Самарина.
Разрушение зарождавшейся веры Левин переживал очень тяжело: «Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого не могу, следовательно, нельзя жить»44, — говорил он себе. Левин чувствовал себя во власти «какой-то злой силы» и средство «прекратить эту зависимость от зла» видел только в одном — в смерти. Когда он «думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в отчаянье; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он как будто знал и что он такое и для чего он живет»45. В финале романа Левин нашел для себя душевную опору в убеждении, что жизнь его не бессмысленна, но «имеет несомненный смысл добра», который он сам «властен вложить в нее». При этом духовной гармонии Левин так и не обрел. Религиозные вопросы остались без ответа. Размышляя о будущем, он говорил себе: «так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться»46. Слова «как будто знал», точно передающие состояние Левина, неопределенность чувства, которое владело им в финале романа («вера — не вера — я не знаю, что это такое»47), подтверждают уверенность Ф. М. Достоевского: «А веру свою он разрушит сам, долго не продержится»48.
Толстого и его героя одинаково мучило «противоречие с самим собой», и в минуты отчаяния их спасала только вера в необходимость верить. В том же
42 Там же. Т. 47. С. 125.
43 Там же. Т. 23. С. 38.
44 Там же. Т. 19. С. 370.
45 Там же. С. 371.
46 Там же. С. 399.
47 Там же. С. 399.
48 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 25. Л., 1983. С. 205. Памятные даты России. К 160-летию со дня кончины А. С. Хомякова (1804-1860) 79
1857 г., когда Толстой признал неизбежным довольствоваться «гармоническим колебанием», он записал в дневнике еще одну свою мысль, ставшую для него жизненным постулатом: «Истина в движеньи — толь-ко»49. Стремление к цельности мироощущения, предполагающей гармонию ума и душевных устремлений, лежало в основе этого движения. Но трагичность толстовских исканий истины была изначально предопределена заданной им траекторией «гармонического колебания».
В ранней редакции «Анны Карениной» представлен наглядный образ этого движения. Левину «жизнь представилась в виде круглого сосуда, какой он видал в лабораториях, с двумя противулежащими узкими отверстиями. Одно было вход в жизнь, другое — выход. Ни того, ни другого нельзя было сделать, не идя по прямому пути. Но в середине излишек простора позволяет избирать всякие направления, и тем, которые отклоняются от прямого пути, кажется, когда они в середине, что направление входа было ложное и что он найдет лучший, но неизбежная смерть приведет опять к первому прямому пути [без которого нет выхода] — сознания того, что мы во власти Его и ничего не знаем более того, что Он хотел открыть нам. „И тем легче найти этот прямой путь, — думал он, продолжая сравнение, — чем энергичнее будешь биться о края [сосуда], думая найти новые выходы". [И один прямой путь есть вера, без которой я бы и не мог жить]»50. Прямое движение означало для Левина жизнь в тех верованиях, в которых он был воспитан, но реальная его жизнь представляла собой изломанную линию. «Излишек простора», предоставленный человеку в промежутке между рождением и смертью, стал для него искушением. Он усомнился в истинности изначального направления и начал поиски другого, «неложного». Причину своих сомнений Левин видел в «страсти гордости ума», в «нежелании быть наравне с толпой»51.
Размышления Левина совершенно согласуются с опытом внутренней жизни самого Толстого. Образ меняющей направление жизненной линии, избирающей «всякие направления» и упирающейся в стенки сосуда, продолжает толстовскую мысль, высказанную в 1857 г. в письме к А. А. Толстой: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость»52. Перечитывая в марте 1910 г. переписку с Александрой Андреевной, Толстой отметил в дневнике, что согласен с высказанной им более полувека назад мыслью: «Одно о том, что жизнь труд, борьба, ошибка — такое, что теперь ничего бы не сказал дру-гого»53. Образ, возникший в сознании Левина, Толстой еще раз повторил в дневнике в 1894 г., нарисовав цепочку из трех постепенно уменьшающихся сосудов и приписав возле последнего: «и т. д.». В середине, между двумя симметрично сближающимися и расходящимися линиями, обозначающими края сосудов, проведена прямая
49 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 47. С. 201.
50 Там же. Т. 20. С. 568.
51 Там же. С. 267.
52 Л. Н. Толстой и А. А. Толстая. Переписка (1857-1903). С. 97.
53 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 58. М., 1934. С. 23.
Л. Н. Толстой. Фото М. М. Панова, 1878-1879 гг.
Рисунок Л. Н. Толстого в дневнике 24 января 1894 г.
горизонтальная линия. Под рисунком написано: «Прямая линия — это Бог. Узкие места — это приближение к смерти и рождение. В этих местах ближе Бог. Он ничем не скрыт. А в середине жизни он заглушен сложностью жизни. Господи, прими меня, научи меня, войди в меня. Будь мною. Или уничтожь меня. Без тебя не то что не хочу, но нет мне жизни. Отец!»54
Прямая линия, означающая жизнь с Богом и по воле Его, для Толстого оставалась недостижимой. Но память его хранила пример такого пути, и Толстой вновь и вновь воссоздавал этот жизненный образ в художественном пространстве своих произведений. По завершении романа «Анна Каренина» он вернулся к диалогу с Хомяковым, сделав его действующим лицом двух произведений о вере — <«Прения о вере в Кремле»> (редакторское название) и «Собеседники», над которыми работал в 1877-1878 гг.
<«Прения о вере в Кремле»> Толстой начал словами: «Я давно знал, что на Святой неделе в Москве собирается в Кремль народ и что там на площади около вечерен между соборами бывают разговоры о вере»55. Традиция этих публичных споров о вере вела свое начало со времени раскольничьего бунта 1682 г. и явилась следствием уступки патриарха Иоакима восставшим, к которым поначалу примкнули стрельцы. По требованию старообрядцев прения о вере с иерархами Церкви проводились прямо в Кремле в присутствии правительницы Софьи и патриарха. Знаменитое «решительное сражение», на котором присутствовали также царица Наталья Кирилловна и множество бояр, состоялось 5 июля в Грановитой палате56. Время внесло коррективы в эту традицию. В середине XIX в. на Соборной площади в Кремле спорили уже не только старообрядцы с православными. Там можно было услышать людей, исповедовавших даже модное западное безверие.
Толстой сделал попытку представить в художественной форме разноголосицу мнений и выразить свое видение религиозных вопросов. Повествование ведется от лица профессора филологии, который говорит о себе: «Я не был матерьялистом, но и не мог бы сказать, чем я собственно был. Я не успел составить себе никаких определенных убеждений»57. Без сомнения можно утверждать, что этот профессор близок Толстому. В апреле 1876 г. Толстой в письме к А. А. Толстой объяснил свои верования так: «Вы говорите, что не знаете, во что я верую. Странно и страшно сказать: ни во что из того, чему учит нас религия; а вместе с тем я не только ненавижу и презираю неверие, но не вижу никакой возможности жить без веры, и еще меньше возможности умереть. И я строю себе понемножку свои верования, но они все, хотя и тверды, но очень неопределенны и неутешительны. Когда ум спрашивает, они отвечают хорошо; но когда сердце болит и просит ответа, то нет поддержки и утешения. Я с своими требованиями ума и ответами, даваемыми христианской религией, нахожусь в положении двух рук, которые стремились бы сложиться, но упираются
54 Там же. Т. 52. М., 1952. С. 110.
55 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 100 т. Т. 9. М., 2014. С. 140.
56 См.: Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви: В 2 т. Т. 2. М., 1992. С. 237-238.
57 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 100 т. Т. 9. С. 140.
пальцами. Я желаю, и чем больше стараюсь, тем хуже; а вместе с тем знаю, что это можно, что одно сделано для другого»58.
Близость повествователя-профессора к Толстому прослеживается еще и в том, что он, придя в Кремль послушать прения, искал и ожидал более всего «беседы народной»59. Профессора не очень заинтересовали отец Пафнутий, «бывший раскольничьим архиереем, теперь обращающий раскольников», и офицер, полагающий, что «никакой религии не нужно»60. Внимание профессора привлек другой участник спора, названный «господином в пальто». Именно этот человек формулирует самое главное для профессора в споре о вере: «отказаться от царствующей Церкви, признать ее диавольским порождением, или признать ее»61. Перед таким же выбором поставил себя и Толстой. Прот. В. В. Зеньковский, характеризуя светскую религиозную мысль того времени, отметил присущую ей «очень любопытную черту», а именно то, что она «считала себя носительницей „подлинного" христианства» и готова была, «повторяя старые упреки старообрядцев, признать Церковь явлением антихриста!»62. Указывая, что в русских религиозно-философских исканиях это встречается не раз, прот. В. В. Зеньковский в качестве яркого примера такой точки зрения привел имя Льва Толстого. Близость позиций Толстого и «господина в пальто» отметил также Н. Н. Гусев — секретарь и биограф Толстого, предположивший, что этому персонажу «предназначалось быть выразителем мнений автора»63.
Профессор ожидал увидеть Хомякова и, глядя на господ, стоявших рядом с теснившейся около крыльца и лестницы Архангельского собора толпой, пытался угадать, кто из них Хомяков. Этим приемом Толстой подготавливает читателя к появлению одного из главных участников прений о вере. О Хомякове, участвовавшем в прениях, упоминают многие мемуаристы. Так, М. П. Погодин, в течение нескольких лет наблюдавший эти «жаркие словопрения о догматах веры и обо всех духовных предметах», свидетельствовал: «Наш знаменитый Хомяков часто в них участвовал, принес много пользы». Сетуя на то, что во время этих собраний не привозились на возах книги для справок, как это делалось в старое время, Погодин предлагал сделать доступными книжное собрание Синодальной библиотеки, а также собрание рукописей Успенского собора и Чудова монастыря. По его мнению, в нужном случае спорщик мог бы заставить своих противников «перстами осязать свою истину», и даже «одна такая победа отозвалась бы не только в Москве, но во всей России». Но нет, «мы заперлись в своих комнатах, не имеем сообщения с жизнию, и немудрено, что жизнь от нас убегает в раскол»64. Участие в прениях энциклопедически образованного Хомякова,
58 Л. Н. Толстой и А. А. Толстая. Переписка (1857-1903). С. 334-335.
59 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 100 т. Т. 9. С. 143.
60 Там же. С. 142, 145.
61 Там же. С. 144.
62 См.: Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991. Т. 1. Ч. 1. С. 125.
63 Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881 год. М., 1963. С. 458.
64 Барсуков Н.П. Жизнь и труды М. П. Погодина. Т. 16. СПб., 1902. С. 487-488.
А. С. Хомяков. Эскиз портрета худ. Э. А. Дмитриева-Мамонова
несомненно, могло заменять отсутствующие книги и рукописи. Обладая блестящей памятью, он мог точно цитировать даже давно читанные им тексты.
В <«Прениях о вере в Кремле»> Хомяков не вступает в спор с профессором филологии. И сам повествователь остается только слушателем и наблюдателем. Это вполне согласуется с религиозным настроением Толстого того времени — «всех понимать и только описывать»65. Но главное о Хомякове сказано. Вступив в спор, он «блестяще опровергал» мнение отца Пафнутия о том, что «Церковь зиждется внешним устройством»66. В трактате «Церковь одна» Хомяков писал: «Церковь и ее члены знают внутренним знанием веры единство и неизменность своего духа, который есть Дух Божий. Внешние же и непризванные видят и знают изменение внешнего обряда внешним знанием, не постигающим внутреннего, как и самая неизменность Божия кажется им изменяемою в изменениях Его творений. Посему не была и не могла быть Церковь измененною, помраченною или отпадшею, ибо тогда она лишилась бы духа истины»67. Профессор-повествователь называет доводы Хомякова «блестящими», но это отнюдь не означает, что они убедительны для него самого. Ни автор, ни его герой не решили еще главного для них вопроса об отношении между знанием и верой. В «Собеседниках», также построенных в форме беседы о религии, Иван Ильич, представляющий автора, «требует определения веры» и «приводит отрицание науки верою и отрицание веры наукой»68. Хомяков же представлен в «Собеседниках» как человек, «софизмами оправдывающий веру»69.
Притягательность для Толстого личности Хомякова и одновременное отталкивание от того, что составляло основу его убеждений, многое объясняет в замысле и характере повествования в этих двух произведениях. Исключительный интерес представляет и портретная характеристика Хомякова в <«Прениях о вере в Кремле»>. В ней выражена вся гамма чувств Толстого, связанных с Хомяковым. Первоначально текст был таким: «...я увидал маленького человечка, черного с сединой, [с тонким лицом] с тонкими чертами плоского лица и общим выражением умной лягавой70 собаки, сверх которого было еще выражение чего-то особенно ясного, веселого, тонкого и вместе с тем твердого»71. Затем Толстой дополнил это описание: «.я увидал маленького человечка в поддевке с золотой выпущенной цепочкой, черного с сединой, с низким лбом, тонкими чертами плоского лица и общим выражением умной легавой собаки, сверх которого было еще выражение чего-то особенно ясного, веселого, тонкого и вместе с тем твердого»72. Психологический портрет Хомякова Толстой сопроводил несколькими штрихами, рисующими характер: «Он стоял поодаль и прислушивался, очевидно легко не только понимая, но обсуживая все, что говорилось. Подле него стоял москвич, господин, очевидно
65 Толстая С.А. Дневники: В 2 т. Т. 1. М., 1978. С. 506.
66 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 100 т. Т. 9. С. 143.
67 Хомяков А. С. Полное собрание сочинений: В 8 т. Т. 2. Сочинения богословские. Изд. 5-е. М., 1907. С. 4.
68 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 17. М., 1936. С. 370-371.
69 Там же. С. 369.
70 Так в автографе.
71 ОР ГМТ. <Прения о вере в Кремле>. Оп 1. Л. 2.
72 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 100 т. Т. 9. С. 142.
гордившийся близостью своей с Хомяковым и только благодаря кротости Хомякова переносимый им»73.
В произведениях Толстого Хомяков неизменно присутствует в числе собеседников, с которыми автор соглашается или спорит. Чаще спорит, потому что «гармоническое колебание» мешало останавливаться на той устойчивой точке, взгляд с которой не противоречил его же утверждению: «Смысл жизни, не уничтожаемый смертью, — вера и подчинение ее учению своей жизни»74. Колеблющаяся линия жизни Толстого лишь на время приближалась и сливалась с линией жизни Хомякова, но затем вновь отклонялась от прямого пути. Разум неустанно находил аргументы против веры, и спор с Хомяковым продолжался. Символично, что <«Прения о вере в Кремле»> и «Собеседники» остались незавершенными. Произошло это во многом потому, Л. Н. Тсшстой. Фото 1885 г. что неразрешенными остались религиозные
вопросы их автора. В «Исследовании догматического богословия» (1884) и в трактате «Царствие Божией внутри вас» (1893) Толстой вновь обратился к богословским сочинениям Хомякова, чтобы еще раз заявить о своем несогласии с учением Православной Церкви.
В религиозных исканиях и собственном учении Толстого помогают разобраться высказывания его искренних последователей и тех, кто хоть ненадолго оказывался в сфере его влияния. Одним из таких людей был священник Павел Флоренский, в молодости серьезно изучавший сочинения Толстого и находивший в них, особенно в «Исповеди», много полезного для себя. Когда же для него стала «ясною необходимость строить мысль», то «толстовская аморфность» представилась «смазыванием собственным рукавом только что набросанного рисунка»75. В словах священника Павла Флоренского точно передана жизненная позиция Толстого и его подход к выработанным за многие века существования человечества знаниям, теориям, учениям, религиозным убеждениям. И главное — то же о себе сказал и сам Толстой в июле 1857 г.: «Ум, который я имею и который люблю в других, — тот, когда человек не верит ни одной теории; проводя их дальше, разрушает каждую и, не доканчивая, строит новые»76.
Предсказание Достоевского о неизбежном разрушении Левиным своей веры в точности сбылось в отношении Толстого, чьи попытки обретения веры, предпринятые в 1870-е гг., в 1880-х гг. сменились кризисом, названным им самим «переворотом». Признаки возвращения антицерковного настроения у Толстого одним из первых заметил Н.Н. Страхов. 21 июля 1879 г. он писал Толстому: «Новый Ваш фазис только на первую минуту удивил меня, но потом я удивился только необыкновенной живучести Вашего внутреннего труда и верности Вашего пути»77. На позицию Толстого не повлияло и состоявшееся 1 октября 1879 г. его общение с авторитетными священнослужителями. По совету Страхова и после разговора о Церкви с Дмитрием
73 Там же.
74 Там же. С. 226.
75 Флоренский П. А., свящ. Детям моим. Воспоминанья прошлых дней. Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание. М., 1992. С. 245.
76 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 47. С. 212.
77 Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки: В 2 т. Т. 2. Оттава; М., 2003. С. 524.
Алексеевичем Хомяковым (сыном Алексея Степановича) Толстой в этот день ездил в Троице-Сергиеву лавру, где беседовал с епископом Можайским Алексеем (Лавровым-Платоновым), бывшим до этого профессором Московской духовной академии, митрополитом Макарием (Булгаковым) — автором трудов по православно-догматическому богословию и архимандритом Леонидом (Кавелиным) — наместником Тро-ице-Сергиевой лавры. «Все трое прекрасные люди и умные, но я больше еще укрепился в своем убеждении. Волнуюсь, метусь и борюсь духом и страдаю; но благодарю Бога за это состояние»78, — написал Толстой Страхову после поездки.
В августе 1910 г. гостивший в Ясной Поляне В. Г. Короленко восхищенно сказал Толстому: «Вы дали типы меняющихся людей», — и в качестве примера указал на Пьера Безухова. На что Толстой возразил, что тип этот «не меняющийся, а движущийся»79. Это замечание многое разъясняет в законах внутренней жизни самого Толстого, и прежде всего то, что «переворот», произошедший с ним в конце 1870-х гг., не был переломом в точном смысле этого слова. Это было лишь одно из проявлений гармонического колебания, небывало сильное по сравнению со всеми предыдущими. «Кризис, пережитый Толстым, — писал С. И. Гессен, — в сущности, не только не изменил направления его мысли, но, напротив, послужил толчком к тому, чтобы исчерпать в ее крайних выводах ту силу отрицательности, которая была основной стихией мышления Толстого»80. Так же охарактеризовал толстовский кризис и Г. В. Флоровский: «Жизнь Толстого принято представлять под знаком кризиса, перелома, „обращения". <...> Такое изображение верно только отчасти. Кризис семидесятых годов был несомненным потрясением. Но это бурное душевное потрясение не означало перемены в мировоззрении, не означало и психологической перемены. То была точно судорога в неразмыкаемом душевном круге. Но круг так и не разомкнулся. <...> И не было перемены во взглядах. Напротив, так показательна эта однодумность Толстого, упорное и упрямое однообразие его мысли. И душевный стиль не меняется от юности и до конца»81.
Для Толстого после «переворота» по-прежнему «лучшим аргументом веры» оставалась только близость смерти. Оттого автор трактата «В чем моя вера?» в 1896 г., после смерти семилетнего сына Ванечки, предлагает Софье Андреевне совершить паломничество в Оптину пустынь и Шамордино; оттого в 1904 г. он радостно соглашается пригласить священника к брату Сергею Николаевичу, пожелавшему перед самой смертью причаститься Святых Христовых Таин; оттого сам он в 1910 г., уже отлученный от Церкви, предчувствуя свой близкий конец, едет к сестре-монахине Марии Николаевне в Шамор-дино и к старцам в Оптину пустынь, но переступить порога их кельи не решается.
78 Там же. С. 534.
79 <Маковицкий Д.П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки Д.П.Маковицкого»: В 4 кн. Кн. 4: 1909 (июль — декабрь) — 1910. М., 1979. С. 320.
80 Гессен С.И. Лев Толстой как мыслитель // Русские мыслители о Льве Толстом. Тула, 2020. С. 499.
81 Флоровский Г. В. У истоков // Русские мыслители о Льве Толстом. Тула, 2002. С. 512-513.
ŒUVRES COMPLÈTES INTERDITES EH RUSSIE
do LÉO« TOLSTOÏ.
VcJ. VIT. Quelle o»t m» foi?" л Prti. js-l-, IÏJ Xibл, i t,jï
11
ПОЛНОЕ СОВРАШЕ ШШ1Ш ЗШИШВИШЪ й ГШ
Л. H. ТОЛСТОГО
Толь VII.
Въ чемъ моя вЪра?
fllKKJIVtf
k n imn j
Иэд»н1* „Своводиаго Слов*" I*
I. ■ил» ршиМ в. чертяеы.
<Jbfntoaurr.li. H-»¿1*. Eofluiif.
)
Обложка одного из томов нелегального издания сочинений Л. Н. Толстого
Оптина пустынь. Иоанно-Предтеченский скит
Долгий и мучительный путь религиозных исканий Толстого привел его к духовной трагедии. Преподобный старец Варсонофий Оптинский говорил о Толстом: «...жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла. Явилась у него мысль, что Иисус Христос — не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил Евангелие по-своему, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога и кончил плохо. <...> Перед смертью он как будто искал примирения с Церковью, поехал даже в Оптину пустынь, но поздно. Так как Толстой всю жизнь отвергал Христа, то при конце жизни был и сам отвергнут»82.
Последний раз в жизни Толстой говел и причастился Святых Христовых Таин в 1878 г. на Страстной седмице, в год своего пятидесятилетия. В 1877 г. была закончена работа над «Анной Карениной» — романом, наполненным реалиями и переживаниями 1850-х гг., о которых Толстой всегда говорил с особым чувством: «Мое время»83. Духовная атмосфера тех лет, во многом определявшая внутреннее устроение Толстого, была создана прежде всего его православным окружением: дружбой с А. А. Толстой и С. С. Урусовым, общением со славянофилами. Это, несомненно, приблизило Толстого к традиционной вере и продолжало оказывать на него влияние в 1870-е гг., особенно в стремлении стать православным христианином.
Встреча с Хомяковым и недолгий период общения с ним оставили глубокий след в душе Толстого. Весь земной путь Алексея Степановича от рождения до кончины
82 Варсонофий Оптинский, преп. Духовные беседы. Келейные записки. 2-е изд. Козельск, 2020. С. 330, 336.
83 <Лазурский В. Ф.> Дневник В. Ф. Лазурского // Л. Н. Толстой. Кн. 2. М., 1939. С. 476. (Литературное наследство; Т. 37-38).
Л. Н. Толстой. Худ. И. Е. Репин, 1908 г.
являл собой пример жизни в Церкви, что Толстому представлялось недостижимым идеалом, поэтому именно от Хомякова Толстой, по его собственному признанию, ждал приведения к вере. Ю. Ф. Самарин, вспоминая об учителе и друге, писал: «Для многих сближение с Хомяковым было началом поворота к лучшему и потому остается навсегда в их признательной памяти как знаменательное событие их собственной внутренней жизни»84. Верность этих слов подтверждает история присутствия Алексея Степановича во внутреннем мире Толстого и художественном пространстве его произведений. Она не ограничивается хронологическими рамками 1856-1860 гг. Хомяков как мыслитель и творческая личность оставался для Толстого собеседником до конца жизни.
Источники и литература
1. Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве (ОР ГМТ). <Прения о вере в Кремле>. Оп 1. 6 л.
2. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Т. 16. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1902. 602 с.
3. Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне: библиографическое описание. Т. 1. Книги на русском языке. Ч. 2. М-Я. М.: Книга, 1975. 520 с.
4. Варсонофий Оптинский, преп. Духовные беседы. Келейные записки. 2-е изд. Козельск: Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь, 2020. 400 с.
5. Гессен С.И. Лев Толстой как мыслитель // Русские мыслители о Льве Толстом. Тула: Издательский дом «Ясная Поляна», 2002. С. 483-510.
6. Григорович Д. В. Литературные воспоминания / Вступ. статья Г. Г. Елизаветиной; Сост., подгот. текста и коммент. Г. Г. Елизаветиной и И. Б. Павловой. М.: Художественная литература, 1987. 335 с.
7. Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881 год. М.: Издательство Академии наук СССР, 1963. 695 с.
8. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 25. Дневник писателя за 1877 год. Январь — август / Ред. Н. Ф. Буданова и В. А. Туниманов. Л.: Наука, 1983. 477 с.
9. Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Т. 1. Ч. 1. Л.: ЭГО, 1991. 222 с.
10. ИльинВ. Н. Миросозерцание графа Льва Николаевича Толстого. СПб.: РХГИ, 2000. 480 с.
11. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви: В 2 т. Т. 2. М.: ТЕРРА, 1992. 569 с.
12. <КошелевА.И.> Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 годы) / Изд. подгот. Т. Ф. Пирожкова. М.: Наука, 2002. 478 с. (Литературные памятники).
13. <Лазурский В. Ф.> Дневник В. Ф. Лазурского // Л. Н. Толстой. Кн. 2. М.: Издательство АН СССР, 1939. С. 443-509. (Литературное наследство; Т. 37-38).
14. <Маковицкий Д. П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки» Д.П. Маковиц-кого: В 4 кн. Кн.2: 1906-1907 / Подгот. текста и примеч. О.А. Голиненко и И.А. Покровской; ред. С.А. Макашин, М.Б. Храпченко, В.Р. Щербина. М.: Наука, 1979. 688 с. (Литературное наследство; Т. 90).
15. <Маковицкий Д.П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки» Д.П. Маковиц-кого: В 4 кн. Кн. 3: 1908-1909 (январь — июнь) / Подгот. текста и примеч. Б.М. Шумовой и Т.Н.Волковой; ред. С.А.Макашин, М.Б.Храпченко, В.Р.Щербина. М.: Наука, 1979. 512 с. (Литературное наследство; Т. 90).
16. <Маковицкий Д.П.> У Толстого. 1904-1910. «Яснополянские записки» Д.П. Маковиц-кого: В 4 кн. Кн. 4: 1909 (июль — декабрь) — 1910 / Подгот. текста и примеч. Т. Н. Волковой,
84 Хомяков А. С. Полное собрание сочинений: В 8 т. Т. 2. Сочинения богословские. Изд. 5-е. М., 1907. С. XX.
Н. И. Азаровой и С. А. Розановой; ред. С. А. Макашин, М. Б. Храпченко, В. Р. Щербина. М.: Наука, 1979. 488 с. (Литературное наследство; Т. 90).
17. Свербеев Д.Н. Мои записки / Изд. подгот. М. В. Батшев, Б П. Краевский, Т. В. Медведева. М.: Наука, 2014. 942 с. (Литературные памятники).
18. <Сергеенко П.А.> Записи П. А. Сергеенко // Л. Н. Толстой. Кн. 2. М.: Издательство АН СССР, 1939. С. 539-565. (Литературное наследство; Т. 37-38).
19. ТолстаяС.А. Дневники: В 2 т. Т.1. 1862-1900 / Сост., подгот. текста и коммент. Н. И. Азаровой, О. А. Голиненко, И. А. Покровской, С. А. Розановой, Б. М. Шумовой. М.: Художественная литература, 1978. 606 с.
20. Л.Н.Толстой и А.А.Толстая. Переписка (1857-1903) / Изд. подгот. Н.И.Азарова, Л. В. Гладкова, О. А. Голиненко, Б. М. Шумова; отв. ред. Л. Д. Громова-Опульская, И. Г. Птушкина. М.: Наука, 2011. 974 с. (Литературные памятники).
21. Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки: В 2 т. Т.1 / Ред. А. А. Дон-сков; сост. Л. Д. Громова, Т. Г. Никифорова. Оттава; Москва: Группа славянских исследований при Оттавском университете и Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве, 2003. 488 с.
22. Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки: В 2 т. Т.2 / Ред. А. А. Дон-сков; сост. Л. Д. Громова, Т. Г. Никифорова. Оттава; Москва: Группа славянских исследований при Оттавском университете и Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве, 2003. 592 с.
23. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 5. Произведения 1856-1859гг. / Ред. П. М. Мендельсон, В. Ф. Саводник. М.: Художественная литература, 1935. 376 с.
24. ТолстойЛ. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т.17. Произведения 1863, 1870, 1872-1879, 1884 гг. / Ред. П. С. Попов, В. Ф. Саводник, М. А. Цявловский. М.: Художественная литература, 1936. 817 с.
25. Толстой Л Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 19. «Анна Каренина». Части 5-8 / Ред. П. Н. Сакулин, Н. К. Гудзий. М.: Художественная литература, 1935. 520 с.
26. Толстой Л Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 20. «Анна Каренина». Черновые редакции и варианты / Ред. Н. К. Гудзий. М.: Художественная литература, 1939. 688 с.
27. ТолстойЛ. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т.23. Произведения 18791884 гг. / Подг. текста и коммент. Н.Н. Гусева. М.: Художественная литература, 1957. V-XXXII с.; 584 с.
28. Толстой Л Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 34. Произведения 19001903 гг. / Подг. текста и коммент. С. Д. Балухатого, Н. Н. Гусева, В. С. Мишина, Е. С. Сере-бровской, Б. М. Эйхенбаума М.: Художественная литература, 1952. 629 с.
29. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т.46. Дневник 1847-1854гг. / Ред. А. С. Петровский. М.: Художественная литература, 1937. 578 с.
30. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 47. Дневники и записные книжки 1854-1857 гг. / Ред. В. Ф. Саводник, В. И. Срезневский, М. А. Цявловский. М.: Художественная литература, 1937. 621 с.
31. ТолстойЛ.Н. Полное собрание сочинений: В 90т. Т.48. Дневники и записные книжки 1858-1880гг. / Подгот. текста и коммент. А.С. Петровского. М.: Художественная литература, 1952. 539 с.
32. ТолстойЛ.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т.52. Дневники и записные книжки 1891-1894гг. / Подгот. текста и коммент. А.С. Петровского. М.: Художественная литература, 1952. 428 с.
33. ТолстойЛ.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т.58. Дневники и записные книжки 1910 г. / Ред. Н. С. Родионов. М.: Художественная литература, 1934. 674 с.
34. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 86. Письма к В. Г. Черткову 1887-1889 гг. / Ред. М. В. Муратов. М.: Художественная литература, 1937. 318 с.
35. ТолстойЛ.Н.Полное собрание сочинений: В 100 т. Т.9. Художественные произведения 1863-1884гг. / Ред. П.В.Палиевский. Подгот. текста и коммент.: Н.И.Азарова, И. П. Видуэцкая, А. В. Гулин, Г. Н. Ковалева, М. А. Можарова, И. Б. Павлова, Ю. В. Прокоп-чук, Н. И. Романова, И. И. Сизова, М. И. Щербакова. М.: Наука, 2014. 776 с.
36. Флоренский П. А., свящ. Детям моим. Воспоминанья прошлых дней. Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание / Сост.: игумен Андроник (Трубачев), М. С. Трубачева, Т. В. Флоренская, П. В. Флоренский. М.: Моск. рабочий, 1992. 560 с.
37. Флоренский П. А, свящ. Около Хомякова: (Критические заметки). Сергиев Посад: Тип. Св.-Тр. Сергиевой лавры, 1916. 78 с.
38. Флоровский Г. В. У истоков // Русские мыслители о Льве Толстом. Тула: Издательский дом «Ясная Поляна», 2002. С. 511-519.
39. Хомяков А. С. Полное собрание сочинений: В 8 т. Т. 2. Сочинения богословские. Изд. 5-е. / Предисл. Ю. Ф. Самарина. Типо-литогр. Т-ва И. Н. Кушнерев и Ко. М., 1907. ¡-XXXVI с., 550 с.
40. Хомяков А. С. Стихотворения. Изд. 4-е. М.: Универс. тип., 1888. 160, IV с.
