CC BY
18
___________ACflDfAlfl_____________
XIV МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «МОДЕРНИЗАЦИЯ ЭКОНОМИКИ И ОБЩЕСТВА»
Обзор панели «Политическая власть»
Ключевые слова: международная научная конференция, НИУ ВШЭ, политические процессы
2—5 апреля 2013 г. в Москве состоялась XIV Международная научная конференция «Модернизация экономики и общества», проведенная Национальным исследовательским университетом «Высшая школа экономики» при участии Всемирного банка и Международного валютного фонда. В рамках секции «Политические процессы» совместно с исследовательским комитетом «Political power» Международной ассоциации политической науки была организована панель «Политическая власть», включавшая в себя четыре сессии: «Концепция власти и демократия», «Власть в локальных сообществах», «Мягкое право и политическая власть», «Власть, насилие и права человека», на которых были заслушаны 12 докладов.
В своем выступлении Марк Хаугард (Национальный университет Ирландии, Гэлвэй) вернулся к известным дебатам о «лицах власти», начатым П.Бахрахом, М.Баратцем и С.Луксом. Последовательно рассмотрев каждое «лицо», он, вслед за Э.Аллен, поместил их в концептуальную схему «власть для (power to) — власть над (power over) — власть вместе (power with)». Главная идея доклада заключалась в том, что «лица власти» («власти над») могут не только выступать основанием господства и принуждения, но и обеспечивать стабильность правовой системы и демократических институтов.
«Власть над» и «власть для» принято противопоставлять в нормативном плане: первая обычно ассоциируется с насилием, тогда как вторая считается «освобождающей». Однако, по мнению Хаугарда, «власть над» имеет дуальную природу. Если она опирается на структуры и институты, поддерживающие демократические практики, ее неправомерно отождествлять с господством и «игрой с нулевой суммой», поскольку воспроизводство демократических норм сохраняет за подчиняющимся актором возможность реализовать свои интересы. Характеризуя подобную власть как «совместную» (concerted power), Хаугард вскрывает ее
202
‘ПОАПШТ № 3 (70) 2013
____________________________flCflDfAlfl_________________________
отличия от тех версий «власти над», при которых объект властных отношений выступает инструментом достижения целей субъекта.
Обозначенный в докладе подход не только меняет нормативное отношение к «власти над», но и расширяет спектр задач при изучении власти. Исследование не должно ограничиваться анализом механизмов господства и возможностей их ограничения; оно должно продемонстрировать, как один и тот же процесс осуществления власти может быть желательным или нежелательным, способствующим поддержанию демократических практик или препятствующим им.
Концептуальные аспекты изучения власти рассматривались и в выступлении Валерия Ледяева (НИУ ВШЭ, Москва). Оценивая зарубежный опыт эмпирического исследования власти в локальных сообществах, докладчик показал, как понятийные предпочтения влияют на характер исследования, его результаты и выводы.
На протяжении долгого времени при изучении локальных сообществ доминировала веберовская традиция концептуализации власти, в рамках которой последняя понималась как «власть над» и ее обязательными атрибутами считались конфликт между субъектом и объектом, асимметрия и «нулевая сумма». При этом спектр подходов оставался достаточно широким и зависел от решения ряда концептуальных проблем, связанных с выбором между диспозиционной и эпизодической трактовками власти, объяснением роли структурных факторов во властных отношениях и включением/невключением в число обязательных признаков власти намерений субъекта и конфликта интересов.
Концептуальные предпочтения отразились в моделях, используемых представителями различных школ в изучении власти в локальных сообществах. Плюралисты обычно определяют власть как деятельностный феномен, когда субъект добивается реализации своих интенций, преодолевая открытое сопротивление объекта. Элитисты и марксисты чаще интерпретируют власть как некий потенциал, возможность, обусловленную институциональными и структурными факторами, уделяя большое внимание скрытым (неактуализированным) формам власти. В настоящее время понятийные разногласия между исследователями несколько сгладились в связи с доминированием теории «городских режимов», предложившей сбалансированную трактовку власти, сочетающую элементы концепций «власти над» и «власти для».
Алла Чирикова (Институт социологии РАН, Москва) посвятила свое выступление оценке значимости формальных и неформальных ресурсов ведущих акторов городской политики: мэров, руководителей районов, бизнес-элиты, силовых структур. Ее анализ опирался на материалы 44 глубинных интервью с ключевыми представителями власти и бизнеса в двух городах Пермского края.
Результаты проведенного Чириковой исследования подтвердили изначальную гипотезу, согласно которой наличие необходимых
ИОАтПЯ" № 3 (70) 2013
203
____________________________flCfiDcnm____________________________
формальных ресурсов не гарантирует полноты реальной власти: только сочетание формальных и неформальных ресурсов способно обеспечить потенциал влияния на ситуацию в городе. Поэтому городские лидеры стремятся к созданию неформальных объединений локальных элит, рассчитывая тем самым получить дополнительный рычаг управления политическими процессами на соответствующей территории. Неформальные практики позволяют быстрее решать многие вопросы, а также эффективнее сглаживать конфликты между политическими акторами.
Исследование показало, что потенциал влияния руководителя города может варьировать. В одном из городов мэр безусловно доминировал в городской политике, в другом он пользовался меньшим влиянием, чем некоторые члены его команды. Но в любом случае лидерство не достигается автоматически, а становится результатом постоянных усилий, борьбы и умения находить оптимальные формы взаимодействия с другими влиятельными акторами.
Темой доклада Дмитрия Сельцера (Тамбовский государственный технический университет) стал сравнительный анализ «учредительных выборов» в Македонии и России, выявивший как сходство, так и различия в развертывавшихся в этих странах политических процессах. В обоих случаях выборы имели базовые ограничения, в России — большие, в Македонии — меньшие. Элиты не были последовательны в использовании данного инструмента «учреждения» демократии. В России парламентские выборы прошли лишь после известных событий 1993 г., поэтому их можно квалифицировать как «отсроченные». В Македонии классически демократическим путем был сформирован лишь парламент страны; президент был избран парламентом.
Основные различия учредительных практик двух стран заключаются в том, что процесс демократизации в Македонии протекал значительно быстрее, последовательнее, целеустремленнее — и политически бесконфликтно. Страна избежала разделения на «красных» и «белых». Политические партии играли и продолжают играть огромную роль в политике, происходит постоянное обновление политических элит. В России же конфликты и разделение общества стали ключевыми характеристиками политической реальности 1990-х годов.
Новые аспекты в функционировании политической власти в связи с изменениями в правовой системе рассматривались в выступлении Юрия Фогельсона (НИУ ВШЭ, Москва). По мнению докладчика, в настоящее время разрушается монополия государства не только на правотворческую, но и на правоприменительную функцию. Правовой монизм исчерпывает свои возможности, и мир постепенно переходит от моноцентрических к полицентрическим правовым системам. Вполне вероятно, что в перспективе сформируется некая глобальная полицентрическая правовая система, в которой ссылки на суверенитет станут иррелевантными как политически, так и юридически.
204
ИОАПГАГ № 3 (70) 2013
_____________________________flCflDfAlfl_________________________
Эта ситуация порождает ряд новых проблем во властных отношениях. Более того, ставится под сомнение сам принцип верховенства права. Важнейшей чертой правового монизма является возможность обеспечить определенность права и предсказуемость поведения как власти, так и тех, над кем она осуществляется; в рамках полицентрической правовой системы добиться этого гораздо сложнее.
Анализ влияния на власть новых тенденций в развитии правовых систем был продолжен Лучо Пиччи (Болонский университет, Италия), обратившим внимание на взаимосвязь репутационных стимулов с «жестким» и «мягким» правом.
В понимании сущности международного права доминируют два основных подхода. Одни исследователи полагают, что его можно считать «правом» лишь с большими натяжками, а договоры представляют собой не более чем выражение определенных интенций государств; другие убеждены, что оно остается «правом» даже при отсутствии механизмов централизованного принуждения к выполнению обязательств, ибо их компенсируют сильные репутационные стимулы. В докладе предлагается иная трактовка международного права, которое рассматривается как институт, генерирующий информацию о преференциях и возможностях государств. Этот институт весьма эффективен, поскольку, вопреки сильной информационной асимметрии, достигается адекватность информации; в то же время он экономичен и позволяет избегать дублирования в действиях государств. Его значимость обусловлена тем, что генерируемая им информация делает предсказуемым поведение государств, что, в свою очередь, гарантирует поддержание международного порядка через стимулирование кооперации и обеспечение безопасности.
Доклад Вадима Дамье (НИУ ВШЭ, Москва) был посвящен эволюции экологического движения в Западной Германии и его взаимоотношениям с политической властью. Будучи одним из «новых социальных движений», ставших своеобразными историческими преемниками «бунта конца 1960-х», оно дает исследователям богатый материал для изучения феномена социального протеста и общественных движений вообще. Как и другие аналогичные движения, экологическое движение родилось из недовольства граждан бюрократическими тенденциями «социального государства». Возникший «кризис легитимации», подтачивавший принципы представительной демократии, вызвал к жизни так называемые гражданские инициативы, посредством которых люди пытались донести до власти свои требования. Обострение экологических проблем и растущее осознание угрозы экологического кризиса способствовали активизации гражданских инициатив, связанных с защитой окружающей среды. От просьб и петиций (против сооружения АЭС и т.д.) движение перешло к массовым акциям уличного протеста и гражданского неповиновения, от напоминания государству
ИОАтПЯ" № 3 (70) 2013
205
JKflDfAlfL
о своих нуждах — к действиям вопреки государству и против него. В рамках движения формировались новые ценности и основанные на них концепции общественного устройства — от сочетания элементов представительной и прямой демократии до полного отказа от первой в пользу второй.
В ходе попыток совместить представительную и прямую демократию была создана партия зеленых, первоначально как «парламентское дополнение» экологического движения. Но включение в систему представительства имело свою логику и постепенно привело партию, не желавшую рисковать электоральными результатами, к интеграции в существующие политические механизмы. В новой социальной, экономической и политической обстановке 1990-х годов экологическое движение в Германии пошло на спад. Тем не менее его опыт, методы и установки оказали существенное влияние на последующие формы протестных движений.
В докладе Ирины Соболевой (НИУ ВШЭ, Москва) анализировались мотивация и механизмы мобилизации участников антиправительственных протестов и проправительственных митингов в Москве в 2011—2012 гг. В основу доклада легло проведенное под руководством Соболевой эмпирическое исследование, нацеленное на изучение структурной и коммуникационной разницы между выходящими на митинги в поддержку режима и оппозиционерами.
Исследование показало, что оппозиционерами двигала прежде всего нетерпимость к фальсификациям и коррупции, тогда как мотивация сторонников власти определялась в первую очередь поддержкой В.Путина и убежденностью в том, что страна развивается в правильном направлении. Важное различие между участниками про- и антивластных митингов заключалось в предпочитаемых каналах коммуникации. Наиболее «просвещенным» оказалось «ядро» оппозиции: его представители воспринимают интернет как аналог прямого общения, тогда как другие респонденты (включая периферию протеста) предпочитают обсуждать политику лично, а не онлайн. Согласно результатам исследования, оппозиция и власть радикально расходятся только по трем показателям: (1) отношение к Путину, (2) признание/отрицание фальсификаций, (3) оценка «правильности» направления развития страны. По большинству социальных и экономических параметров, а также практически по всем демографическим различия между ними несущественны.
В докладе Александра Сунгурова и Екатерины Глуховой (НИУ
ВШЭ, Санкт-Петербург) был представлен анализ функционирования института Уполномоченного по правам человека в условиях подъема общественно-политической активности зимой-весной 2011/2012 гг. В этот период требование соблюдения политических прав человека, в первую очередь права на честные и справедливые выборы, впервые
206
ИОАПГАГ № 3 (70) 2013
кшт
стало выдвигаться не отдельными «продвинутыми» гражданами, а десятками и сотнями тысяч жителей нашей страны. Как в этой ситуации повели себя уполномоченные по правам человека? Как проявилась их функция посредника между обществом и властью в условиях массовых митингов и шествий? Стали ли они наиболее открытой для требований граждански активных групп населения частью государственного аппарата? Проведенное авторами доклада эмпирическое исследование обнаружило, что наиболее чувствительными к изменению общественнополитической активности населения оказались те уполномоченные по правам человека, которые и раньше уделяли существенное внимание не только ре-, но и яроактивной составляющей своей деятельности, несмотря на большой поток жалоб и обращений, на которые им всегда приходилось оперативно реагировать.
В дальнейшем докладчики планируют выявить возможные корреляции между характером деятельности уполномоченных по правам человека и предшествующим опытом их работы и установить, насколько их позиция зависит от того, с каких должностей они пришли на пост уполномоченного — из депутатского корпуса, из органов исполнительной власти, из силовых структур или из других сфер.
В выступлении Александра Нездюрова (НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург) рассматривались проблемы правового регулирования деятельности государства по защите населения от разнообразных форм насилия. По заключению докладчика, эффективность данного направления государственной деятельности во многом зависит от степени доверия к правоохранительным и силовым структурам, а также от возможностей и ресурсов гражданского общества, СМИ и интернет-сообществ. Обеспечить это могут постоянные «переговорные площадки», институт медиаторов и четкая система гражданского контроля над правоохранительными и силовыми структурами. В пользу указанных мер свидетельствует международный опыт, а также оценки экспертов из правозащитного, медийного и юридического сообществ. Однако представители правоохранительных и силовых структур настаивают на дополнительном правовом регулировании и усложнении правоприменительных методик.
Григорий Лукьянов (НИУ ВШЭ, Москва) затронул проблему восприятия прав человека в развивающихся странах Азии и Африки, обратив внимание на то, что многие положения, закрепленные во Всеобщей декларации прав человека, не только не находят отклика у населения некоторых стран региона, но и вступают в конфликт с устоявшимися нормами общественной жизни.
С точки зрения докладчика, феномен прав человека необходимо рассматривать не только как правоприменительную или «правонаруши-тельную» практику, но и как элемент политического дискурса. На основании результатов контент-, ивент- и дискурс-анализа документов, выступлений и заявлений политических деятелей, материалов СМИ,
ИОАтПЯ" № 3 (70) 2013
207
JKflDfAlfL
а также отчетов и докладов исследовательских центров и неправительственных организаций им был сделан ряд выводов относительно ситуации с правами человека в Ливии в период пребывания у власти М.Кад-дафи (1969—2011 гг.) и Переходного национального совета (2011— 2012 гг.). Было показано, что конструкты, которые при Каддафи именовались правами человека, оказались включены в базовый набор ценностей, сохранившихся в политической культуре Ливии после крушения джамахирии. Однако число массовых казней, убийств, пыток и т.д. при новом режиме только возросло, то есть права человека в западном понимании стали нарушаться еще сильнее. При этом реализуются те права, которые прижились благодаря «Зеленой книге» и «Зеленой декларации прав человека» Каддафи, прежде всего право на революцию, право на самоуправление и право на войну.
О различиях в понимании прав человека на Западе и Востоке шла речь и в выступлении Алексея Рябинина и Софьи Рагозиной (НИУ ВШЭ, Москва), посвященном правам женщин в исламском мире. После небольшого экскурса в историю и традиции ислама авторы доклада обратились к сравнительному анализу ситуации с правами женщин в Египте и Тунисе — двух наиболее «продвинутых» в этом вопросе странах Ближнего Востока и Северной Африки. Проведенное ими исследование показало, что во второй половине ХХ — начале XXI в. было много случаев нарушения прав женщин, связанных в первую очередь с патриархальностью, сохраняющейся в политической культуре Египта и — в меньшей степени — Туниса. Однако после прихода к власти в этих странах умеренных исламистов там не было принято никаких «репрессивных» законов в отношении женщин.
М.Хаугард, В.Ледяев, А.Владимирова
208
‘ЮАПТАЯ
№ 3 (70) 2013
