ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2016. № 1
ВОПРОСЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА И ПРОЦЕССА
П. С. Яни, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного
права и криминологии юридического факультета МГУ*
ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО: ПОНЯТИЕ И ОБЪЕКТ
В статье рассматривается вопрос о содержании объекта взяточничества как категории, имеющей значение в том числе для решения вопроса о преступности соответствующего деяния, обосновываются предложения о совершенствовании законодательства об ответственности за взяточничество и правоприменительной практики.
Ключевые слова: взяточничество, объект преступления.
The article discusses the question of the content of the object of bribery as a category of relevance including addressing the issue of criminality of the act, justified proposals for improving the legislation on liability for bribery and law enforcement.
Keywords: bribery, object of crime.
Говоря о понятии взяточничества, мы — как и во многих иных случаях — сталкиваемся с несогласованностью теоретических воззрений и законодательных построений (этой несогласованности, однако, практика справедливо не придает значения): из названия ст. 291.1 УК и описания в ней признаков состава преступления можно предположить, что взяточничеством законодатель называет только получение и дачу вятки, тогда как и доктрина, и практика высшего судебного органа1 охватывают данным наименованием также и посредничество во взяточничестве. Итак, понятием взяточничества объединены три преступления: получение взятки, дача взятки и посредничество во взяточничестве.
Думается, правы те, кто видит в этих трех деяниях один состав, лишь технически — для удобства квалификации! — разделенный на несколько статей Особенной части. В ином случае пришлось бы, имея в виду непосредственный и видовой объекты этого обществен-
1 См., в частности, п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях». Если не оговорено иное, в частности не приведены страницы издания, ссылка сделана на источники (нормативные и научные, а также на судебные решения), опубликованные в СПС «КонсультантПлюс».
но опасного деяния, предусмотреть ответственность только за получение взятки, а вопросы ответственности взяткодателей и посредников решать посредством отнесения этих лиц к числу так называемых необходимых соучастников, причем, понятно, не соисполнителей. Существенная сложность тогда бы возникала, например, при уголовно-правовой оценке преступной деятельности таких соучастников, когда их деяние не было бы окончено — как по их воле, так и вопреки ей. Или, скажем, при совершении иными лицами пособнических, подстрекательских и т.п. действий по отношению к деянию названных соучастников взяткополучателя и т.д.
Впрочем, многие из этих сложностей сохраняются и при нынешнем законодательном решении, однако правоприменением игнорируются. Например, не квалифицируются по совокупности с получением взятки действия чиновника, сначала склонившего лицо к передаче взятки, а затем эту взятку у него принявшего. Почему же наряду с получением взятки не вменять должностному лицу и подстрекательство (а то и организацию!) к даче взятки, уж коли законодатель видит дачу взятки самостоятельным составом, а не соучастием в ее получении? Ответ, полагаю, прост: правоприменитель, так сказать, по умолчанию воспринимает получение и дачу взятки как признаки единого состава — состава взяточничества. Подтверждением данного предположения служит и практика привлечения к ответственности за дачу и получение взятки в рамках одного уголовного дела, тогда как, казалось бы, это противоречит ст. 153 УПК, допускающей соединение уголовных дел в отношении нескольких лиц, только если одно или несколько преступлений ими совершено в соучастии.
Дискуссия возникла и относительно соотношения терминов «взяточничество» и «взятка». При обсуждении на конференции, организованной Верховным Судом весной 2013 г., проекта принятого вскоре постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» (далее — постановление Пленума от 09.07.2013 г.) некоторые участники дискуссии выразили сомнение в корректности использования словосочетания «предмет взятки», заимствованного из предшествующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР и Верховного Суда РФ. А. И. Рарог обосновывал несогласие с подобным заимствованием тем, что «это словосочетание является тавтологичным. Взятка сама является предметом ее дачи, получения, посредничества во взяточничестве, поэтому своего предмета иметь не может. ...отмеченное неудачное словосочетание следует заменить словосочетаниями типа "передача (получение) взятки и предмета коммерческого подкупа"; "взятка или предмет коммерческого
подкупа могут иметь форму денег, ценных бумаг"; "попытка передать или получить взятку либо предмет коммерческого подкупа» и т.д."»2.
В результате Пленум отказался от раскритикованного словосочетания, используя теперь в тексте документа в том же значении термины «предмет взяточничества» или просто «взятка». Большой проблемы, думается, в связи с этим не возникло, однако данный диспут затрагивает и вопрос о содержании объекта относящихся ко взяточничеству преступлений, и вот каким образом.
Вопреки приведенному утверждению термин «взятка» в ст. 290 УК — это не просто обозначение некой ценности, услуги и пр., которые принимает должностное лицо за действия (бездействие) по службе, а особая характеристика тех благ, которые получает чиновник. Иначе в законе преступление так бы и формулировалось: получение должностным лицом денег и пр. за действия и т.д. Такое описание состава деяния было бы ошибочным, поскольку им охватывалась бы и законная оплата труда чиновника.
Что же входит в данную характеристику — «взятка»? Оценка указанных благ как материальных не входит, поскольку их, этих благ, имущественный характер следует из описания перечисленных предметов — это деньги, услуги имущественного характера, имущественные права и пр. Также взяткой законодатель не именует и действие, поскольку действие как признак состава представлено в законодательной формуле состава словами «получение», «дача», «передача», «способствование». Значит, смысл обозначения предоставленных чиновнику имущественных благ как взятки состоит в том, что данным определением обозначается незаконный характер предоставления этих благ. Данный вывод подтверждается и описанием состава коммерческого подкупа (ст. 204 УК), где речь идет именно о незаконной передаче / получении имущественных благ.
Заменим в ст. 290 УК слово «взятка» словосочетанием «незаконное вознаграждение» и выйдет так: «Получение должностным лицом. незаконного вознаграждения в виде денег, ценных бумаг, иного имущества.». Но при такой конструкции можно сказать, что разновидностью, предметом незаконного вознаграждения в законе названы деньги, услуги имущественного характера и пр. Стало быть, словосочетание «предмет взятки» вполне корректно и Пленум напрасно от него отказался.
Вместе с тем смысл обращения к данному диспуту при обсуждении вопроса об объекте взяточничества видится не столько в уточнении научной и правоприменительной терминологии, сколько в фо-
2 РарогА. Проблемы квалификации взяточничества // Уголовное право. 2013.
кусировании внимания на незаконном характере предоставления чиновнику имущественного блага. В чем же состоит незаконность вознаграждения чиновника, если преступным признается и получение взятки за законные действия (бездействие) по службе, причем и в том случае, когда эти действия (бездействие) не были обусловлены ни предшествующей передачей взятки, ни даже ее ожиданием3?
Незаконность здесь состоит в заведомом нарушении выполняющими состав взяточничества лицами такого обращенного к деятельности должностных лиц требования, как принцип безмездности деятельности чиновничества. Как это виделось ведущим российским правоведам при разработке проекта Уголовного уложения, «законоположением о взяточничестве преследуется преступное обогащение посредством нарушения начала безмездности деятельности служащих по отношению к частным лицам, составляющее одно из самых существенных условий государственной и общественной службы. Нарушением сего начала принятием или требованием служащим мзды за свое действие или бездействие по службе от обращающихся к его услугам лиц и составляет характеристический признак взяточничества»4.
Из понимания взятки как полученного чиновником незаконного блага следует ряд выводов, во многом влияющих на понимание объекта взяточничества, практический смысл обсуждения которого не столь очевиден.
Хотя определение объекта соответствующих преступных деяний ревизуется в каждом уголовно-правовом исследовании взяточничества, такое обсуждение нередко приобретает довольно схоластический характер. В том смысле, что участники дискуссии не приводят сколько-нибудь убедительных примеров, когда бы применение верной, с их точки зрения, дефиниции объекта повлияло на споры сторон процесса: обвинения и защиты — об уголовно-правовой квалификации взяточничества, включая его разграничение с составами других преступлений. Иными словами, повлияло на споры, правильное разрешение которых гарантировало бы суд от отмены либо изменения по соответствующим основаниям принятого им решения по уголовному делу о взяточничестве.
Но упрекать коллег-теоретиков можно, думается, лишь в том, что они некритически следуют традиции, уверяя нас в практическом значении дискуссии об объекте взяточничества, тогда как при прове-
3 Пункт 8 постановления Пленума от 09.07.2013 г.
4 Уголовное уложение: Проект редакционной комиссии и объяснения к нему: В 8 т. Т. VIII. Спб., 1897. С. 467-479; см. об этом: Волженкин Б.В. Ответственность за взяточничество по российскому уголовному законодательству второй половины XIX — начала XX в. // Правоведение. 1991. № 2.
дении более глубокого анализа эмпирики они бы, скорее всего, обнаружили отсутствие в ней оснований для подобных утверждений. Во всяком случае утверждений о роли правильного понимания объекта этого преступления для уголовно-правовой квалификации.
Действительно, в ряде случаев вопрос о квалификации должен, казалось бы, обсуждаться судом и сторонами процесса со ссылкой на объект коррупционного преступления — например, при разграничении сферы деятельности и, соответственно, полномочий получившего незаконное вознаграждение лица, одновременно являющегося, во всяком случае по версии одной из упомянутых сторон процесса, и должностным лицом, и выполняющим управленческие функции в организации5. Однако суды и в этом случае разрешают такие споры путем обращения к понятию субъекта, кругу полномочий, которыми это лицо наделено (а полномочия — это характеристика в первую очередь субъекта и объективной стороны деяния), не используя в качестве инструмента даже собственно термины «объект преступления», «объект взяточничества» и т.п.
То же самое: отсутствие ссылок на содержание основного, дополнительного, факультативного объектов должностного преступления — мы видим и при обсуждении на практике проблемы вменения совокупности должностных преступлений и преступлений против личности или собственности6. Хотя для представителей теории очевидно — данная проблема порождена тем, что в качестве кримино-образующих признаков даже основных составов должностных преступлений (должностного злоупотребления, превышения должностных полномочий) законодатель видит в том числе причинение вреда здоровью и имуществу; без такого вреда, т.е. без нарушения прав и законных интересов физических и юридических лиц, само по себе служебное правонарушение не будет (если, конечно, отсутствуют и иные общественно опасные последствия в виде охраняемых законом интересов общества и государства) признано преступлением, как бы ни понимать основной объект такого нарушения.
С учетом этого правомерно предположить, что перевод дискуссии из сугубо академической в прикладную плоскость связан с поис-
5 См., напр.: кассационное определение Верховного Суда РФ от 11.04.2012 г. № 5-О12-18; приговор Канского районного суда от 24 января 2008 г. в отношении К., директора федерального государственного унитарного сельскохозяйственного предприятия «Победитель» Министерства обороны РФ; справка Красноярского краевого суда от 01.08.2008 «О практике рассмотрения судами Красноярского края уголовных дел о злоупотреблении должностными полномочиями и превышении должностных полномочий (статьи 285 и 286 УК РФ), рассмотренных в 2007 году — первом полугодии 2008 года».
6 См., напр.: определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 10 июля 2007 г. № 18-007-26СП.
ком в судебной практике и анализом решений, принятых на основе обсуждения по конкретным уголовным делам вопроса о значении правильного понимания объекта преступления хотя и не для квалификации, но для возможности признания или непризнания запрещенного уголовным законом деяния общественно опасным, т.е. преступлением. При этом представляется очевидным, что если бы речь шла о материальном составе должностного преступления, то вопросы квалификации деяния по признаку наступления общественно опасных последствий и вопросы применения ч. 2 ст. 14 УК практика, скорее всего, различить не смогла. Однако другое дело — деяние с формальным составом, то же взяточничество или, скажем, основной состав служебного подлога, когда вопрос о малозначительности содеянного, не относящийся к собственно уголовно-правовой квалификации, заключается в возможности признания в деянии такого обязательного признака преступления — но не состава преступления!- как общественная опасность.
Здесь нужно сделать ту оговорку, что хотя Верховный Суд РФ прекращает за малозначительностью уголовные дела со ссылкой на п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК, т.е. за отсутствием состава преступления, однако к применению ч. 2 ст. 14 УК разрешение вопросов квалификации не относится, оно предшествует такому применению. Можно сказать, что одним из оснований применения ч. 2 ст. 14 УК является уголовно-правовая квалификация как сопоставление доказанных признаков деяния с их описанием в законе. Квалификация положительная в том смысле, что в результате такого сопоставления соответствие признаков состава преступления и их описания в УК оказывается установленным. Однако по отношению к ч. 2 ст. 14 УК, предусматривающей материальные основания для неотнесения деяния, формально, т.е. по набору признаков состава, соответствующего преступлению, к действительным, так сказать, преступлениям, в УПК нет корреспондирующей нормы. Что и вынуждает суды применять в этом случае процессуальную норму, предусматривающую в качестве основания для отказа в возбуждении и прекращении уголовного дела отсутствие в деянии состава преступления7.
Итак, цель поиска состоит в обнаружении таких решений о прекращении уголовного дела/преследования на основании ч. 2 ст. 14 УК (ввиду малозначительности деяния), когда вывод об отсутствии состава взяточничества был сделан судом ввиду отсутствия пораженного названным деянием объекта, охраняемого соответствующими
7 См., напр., определение Верховного Суда РФ от 10.02.2011 г. № 55-Д10-23; п. 1 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ за первый квартал 2011 г.; постановление Президиума Верховного Суда РФ от 13.06.2007 № 243П07; определения Верховного Суда РФ от 28.02.2005 № 76-004-12, от 30.01.2006 № 20-д05-15.
статьями УК. Иными словами, сделан на основании заключения об отсутствии вреда охраняемым законом интересам, правам, ценностям, общественным отношениям, как бы правоприменитель ни определял объект взяточничества в силу своих о нем представлений, зависящих, скорее, от взглядов, разделяемых юристами, преподававшими ему курс уголовного права.
Изучение практики дало интересные примеры. По одному из уголовных дел Верховный Суд, согласившись с квалификацией действий осужденного по ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 291 УК РФ, относительно доводов адвоката о малозначительности совершенного деяния высказался так: «Еремеев Д.С. признан виновным в покушении на дачу должностному лицу взятки в виде денег за совершение заведомо незаконных действий (бездействия), за которое предусмотрено наказание в том числе в виде лишения свободы сроком до 8 лет. Уголовным законом такое деяние отнесено к категории тяжких преступлений, кроме того, оно совершено в сфере государственной службы в отношении представителя власти, и в силу этих обстоятельств оно не может быть признано малозначительным»8. И по делу о даче взятки краевой суд сказал: «Данное преступление законом отнесено к категории преступлений средней тяжести, а потому нет оснований считать его малозначительным»9.
Но вот здесь мы видим иной подход.
По приговору районного суда Омской области Ч. осужден по ч. 2 ст. 290 УК за то, что, являясь должностным лицом, врачом-терапевтом Муромцевской ЦРБ, 04.05.2006 получил от гр. Л. за заведомо незаконные действия, выразившиеся в постановке им Л. несуществующего диагноза, на основании которого последний должен был получить листок нетрудоспособности на 10 дней, взятку в виде двух бутылок коньяка стоимостью 663 руб. каждая и коробки конфет на сумму 407 руб., а всего на сумму 1733 руб. Кассационная инстанция приговор отменила, производство по делу прекратила, указав, что хотя факт совершения Ч. деяния судом обоснованно признан доказанным и в его действиях формально содержатся признаки преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 290 УК, вместе с тем, принимая во внимание обстоятельства получения Ч. вознаграждения, его вид и незначительный размер, отсутствие наступления каких-либо негативных последствий происшедшего, судебная коллегия считает, что содеянное ч. не причинило вред общественным отношениям, а следовательно, не представляет общественной опасности. В результате областной суд пришел к выводу о малозначительности содеянного Ч.,
8 Кассационное определение Верховного Суда РФ от 05.02.2013 № 46-О13-5.
9 Постановление Президиума Алтайского краевого суда от 06.07.2010 по делу № и44у-164-2010.
являющегося, по его мнению, дисциплинарным проступком, нарушением врачебной этики, но не преступлением, и приговор отменил, прекратив уголовное дело в отношении Ч. за отсутствием в его действиях состава преступления10.
Примерно та же аргументация содержится в решении областного суда по уголовному делу о получении врачом нескольких взяток по 500 руб. каждая за служебный подлог в виде выдачи и продления листков нетрудоспособности взяткодателям, не имеющим для этого медицинских показаний и без их личного осмотра. Областной суд, исключив из обвинения ч. 1 ст. 292 УК, указал, что суд в приговоре, признавая К.В.А. виновным в совершении за взятку незаконных действий по оформлению и выдаче фиктивных листков нетрудоспособности, не установил, как эти действия отразились или могли отразиться на нормальной деятельности учреждения здравоохранения либо иных государственных органов, учреждений, организаций или предприятий. Из этого следует, что объективная сторона состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 292 УК РФ, осталась неустановленной11.
Таким образом, обращение к судебной практике позволяет установить, что споры о наличии в деянии, содержащем формальный состав должностного преступления, в том числе взяточничества, такого признака преступления, как общественная опасность, не только ведутся, но и приводят к выводу об отсутствии в содеянном признаков преступления (или состава преступления, хотя последнее, как сказано выше, неверно). И хотя в последнем из приведенных судебных решений прямой ссылки на ч. 2 ст. 14 УК сделано не было, однако речь здесь также шла об отсутствии объекта посягательства — судом даже сделана ссылка на недоказанность того, что вмененные в качестве состава преступления действия отразились или могли отразиться на нормальной деятельности учреждения здравоохранения и т.д. Тогда как посягательство на некий нормальный порядок осуществления соответствующей деятельности включается в качестве центральной характеристики объекта названных посягательств практически во все доктринальные дефиниции объекта взяточничества и должностных преступлений в целом.
И поскольку признак общественной опасности — это характеристика прежде всего степени негативного, вредоносного, фактическо-
10 Определение судебной коллегии по уголовным делам Омского областного суда от 12 октября 2006 г. № 22-3036 // Бюллетень судебной практики Омского областного суда. 2007. № 1 (31).
11 Постановление Президиума Ивановского областного суда от 28.10.2011 № 44у-366/11.
го либо возможного, воздействия на объект12, то, стало быть, ссылкой на приведенные решения можно подтвердить не только сугубо теоретическое, важное в большей степени для законотворцев (стремящихся, как хочется надеяться, сохранить классификационную основу Уголовного кодекса), но и практическое, правоприменительное значение понимания объекта взяточничества.
Так что же следует понимать под объектом взяточничества?
Вполне, полагаю, применимо для указанных правоприменительных целей определение объекта взяточничества, предложенное одним из наиболее авторитетных исследователей проблем уголовной ответственности за должностные преступления Б. В. Волженкиным: «Как и все преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления, взяточничество посягает на нормальную деятельность публичного аппарата управления в лице.». И далее исследователь перечисляет упоминаемые в примечании к ст. 285 УК субъекты, список которых сегодня уже таков — это государственные органы, органы местного самоуправления, государственные и муниципальные учреждения, государственные корпорации, государственные компании, государственные и муниципальные унитарные предприятия, акционерные общества, контрольный пакет акций которых принадлежит Российской Федерации, субъектам РФ или муниципальным образованиям, Вооруженные Силы РФ, другие войска и воинские формирования РФ. Ученый продолжает: «Важнейшим условием правильного функционирования этого аппарата управления является осуществление принципа публично-правовой, законной оплаты служебной деятельности должностных лиц. Должностное лицо обязано в своей деятельности руководствоваться интересами службы и может получать вознаграждение за свою службу ... только в установленном законом порядке и ни в коем случае не частным образом от отдельных граждан и организаций, заинтересованных в том или ином действии (бездействии) должностного лица или вообще в определенном направлении деятельности должностного лица»13.
Как мы видим, и в приведенном определении смысл установления ответственности за взяточничество напрямую связывается с обеспечением принципа безмездности, который, конечно, значим не сам по себе, т.е. не как некое сакральное установление, не имеющее
12 «В УК, писала Н. Ф. Кузнецова, нет и не могло быть по определению ни одного преступления, которое (ст. 14 «Понятие преступления») не было бы общественно опасным, т.е. причинившим вред личности, обществу и государству (выделено мной. — П. Я.)» (Кузнецова Н. Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений». М., 2007).
13 Волженкин Б.В. Служебные преступления. СПб., 2005. С. 166.
зримой связи с иными ценностями, которые норма о взяточничестве также призвана защищать. Соблюдение правила безмездности выступает существенной гарантией от незаконного поведения чиновника, так как и понятно, и хорошо известно, что подобное поведение имеет место чаще именно потому, что оно корыстно мотивировано. А если чиновника благодарят за уже совершенные действия (бездействие) по службе, когда он такого вознаграждения не ожидал, однако его принял, тем самым он проявляет себя как лицо, готовое извлекать «дополнительную» пользу из своей службы, и можно предположить, что в дальнейшем он проявит готовность зарабатывать подобным образом, принимая предмет подкупа от заинтересованных лиц. Этот винтик механизма уже подмазан, и теперь он готов крутиться в ту сторону, куда будет направлен подмазавшим его или также готовым подмазать лицом.
Можно, полагаю, говорить о степени пораженности охраняемого нормами о взяточничестве объекта, поскольку принцип безмезд-ности может быть нарушен по-разному. На степень пораженности влияют, скажем, размер взятки: чем взятка крупнее, тем в большей степени нарушен названный принцип. Или некоторые признаки субъекта, поскольку нарушение принципа безмездности службы более высокопоставленного чиновника приводит или может в дальнейшем привезти к более серьезным последствиям. Все эти обстоятельства учтены в законе, ответственность за такие нарушения принципа безмедности более строгая.
Наиболее очевиден материальный, т.е. не формальный, характер нарушения охраняемого объекта, когда попрание указанного принципа, соблюдение которого в достаточной степени обеспечивает законное поведение должностного лица при использовании его должностных полномочий, следствием своим имеет совершение чиновником незаконных действий (бездействия) по службе. И это воздействие на объект законодателем также учтено в виде квалифицирующего взяточничество обстоятельства.
Вместе с тем в законе не учтено различие в нарушении названного принципа, связанное с тем, что взятка может выступать подкупом, обусловливая действия (бездействия) чиновника, а может, как указано выше, быть благодарностью. Но, несмотря на то что автор настоящей статьи выступил одним из инициаторов восстановления в документе Пленума разъяснения об ответственности за взятку-благодарность, не могу не признать, что обеспечиваемые действием принципа безмездности отношения в сфере реализации чиновничеством своих полномочий оказываются более подвержены негативному коррупционному воздействию все-таки при подкупе должностного лица. И справедливо было бы отразить это в уголовном законе.
Из вывода о защите нормой о взяточничестве отношений, основанных на действии принципа безмездности, следует, что при получении взятки деяние, совершенное некоторыми категориями должностных лиц, обладает двойной противоправностью, причем уголовная противоправность следует за нарушением прямого запрета на дополнительное, помимо оплаты труда, обогащение. Стало быть, если соответствующее обогащение разрешено (такое разрешение, как считают многие юристы, содержится в п. 1 ст. 575 ГК), деяние не нарушает установленный порядок нормальной деятельности соответствующих лиц. Если же такой запрет и исключения из него не установлены, то взяточничество нарушает лишь один запрет — уголовно-правовой. Последнее, однако, не означает, что это исключает уголовную ответственность, поскольку в данном случае в позитивном законодательстве мы не найдем норму, которая бы дозволяла то, что уголовный закон запрещает.
В завершение приведу некоторые соображения в пользу необходимости взвешенного восприятия предложений некоторых авторов об ограничении действия статей главы 30 УК с учетом ее наименования, якобы адекватно отражающего содержание охраняемого нормами этой главы объекта.
В теории уголовного права распространено мнение о том, что названия разделов Уголовного кодекса обозначают родовой, а главы — видовой объект преступлений, нормы об ответственности за которые помещены в соответствующей главе Особенной части УК. Однако если определять названные объекты исходя лишь из указанных наименований, то строгое следование этому правилу потребует резкого сужения действия норм об уголовной ответственности, что существенно повысит пробельность уголовного закона.
Глава 30 УК РФ «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления» входит в раздел X «Преступления против государственной власти». Таким образом, если учитывать название раздела, то видовой объект преступных деяний, предусмотренных названной главой, должен определяться как государственная власть или — с учетом традиционного признания объектом преступления какой-либо группы общественных отношений! — как общественные отношения в сфере реализации полномочий органов государственной власти.
Если же исходить из того, что видовой объект является частью объекта родового, а родовой объект соответствует названию раздела X УК, то за пределами видового объекта должностных преступлений останутся посягательства на интересы службы в том числе в органах местного самоуправления, поскольку последние не входят в систему органов государственной власти (ч. 2 ст. 3, ст. 12 Конституции).
В результате мы не сможем привлечь к ответственности главу органа местного самоуправления, скажем, за получение взятки или халатность.
Или, если ограничивать видовой объект должностных преступлений исключительно областью реализации государственно-властных полномочий и сферой проявления интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления (что соответствует названию гл. 30 УК), то за пределами действия норм об ответственности, скажем, за те же получение взятки, превышение полномочий, служебный подлог, останутся соответствующие акты поведения врачей или научно-педагогических работников учебных заведений. Хотя в действительности при определенных обстоятельствах эти лица обретают статус лиц должностных, а совершаемые ими общественно опасные деяния должны расцениваться как должностные преступления14.
Точно очертить круг отношений, на которые посягают должностные преступления, помогает данное законодателем определение субъектов этих преступлений (примечания к ст. 285 УК), имея в виду, что эти субъекты, используя свой служебный статус, которым они наделены постоянно, временно либо по специальному полномочию, только и могут осуществить вредоносное воздействие на соответствующую область общественной жизни15. Из этого исходит, как было указано, Б. В. Волженкин, предлагая приведенное выше понимание объекта преступлений, предусмотренных главой 30 УК.
Список литературы
1. Волженкин Б. В. Служебные преступления. СПб., 2005.
2. Рарог А. Проблемы квалификации взяточничества // Уголовное право. 2013. № 5.
3. Кузнецова Н. Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений». М., 2007.
14 Пункт 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий».
15 За единственным исключением в виде дачи взятки и посредничества во взяточничестве (если последнее не совершено должностным лицом с использованием его служебного положения).