CC BY
11УДК 340.114.5 © С. Б. Поляков, 2020 Р01: 10.24411/1999-625X^020-13007
Взаимообусловленность юридического образования, нормативного и индивидуального правового регулирования *
с. Б. Поляков, Пермский государственный национальный исследовательский университет
И psb59@rambler.ru
Доказывается бесперспективность нормативного правового регулирования при недостаточности правоприменителей, способных реализовать создаваемые юридические конструкции в соответствии с замыслом нормотворцев. Проблемы юридического образования являются объективным фактором ограничения правового регулирования, растворяемого неквалифицированным правоприменением. Поскольку неквалифицированным индивидуальным правовым регулированием блокируется нормативное регулирование, постольку актуален ресурсный подход, согласно которому создание норм права должно быть соотнесено с определением количества правоприменителей, способных их реализовать в точном соответствии с волей нормотворца по разработанным им юридическим конструкциям.
Ключевые слова: нормотворчество; правоприменение; образование; юридическая техника; юридические конструкции;
пределы правового регулирования.
Interdependence of Legal Education, Normative and Individual
Legal Regulation
S. B. Polyakov, Perm State National Research University El psb59@rambler.ru
The author proves lack of any prospects for normative legal regulation under insufficiency of law enforcers who could implement the created legal constructs according to the lawmakers' design. The problems of legal education are an objective factor of restricting legal regulation which vanishes through unqualified law enforcement. As unqualified individual legal regulation obstructs normative regulation, so the resourceful approach is urgent according to which the creation of legal norms must correlate with establishing the number of law enforcers who can implement them in complete correspondence with the lawmaker's design and according to the legal constructs developed by them.
Keywords: lawmaking; law enforcement; education; legal technique; legal constructs; limits of legal regulation.
Нормативное и индивидуальное правовое регулирование — стадии единого процесса правового регулирования. И. А. Минникес, В. П. Реутов, В. А. Толстик и другие ученые обосновывали идею, что правоприменение — это форма индивидуального правового регулирования общественных отношений, а не всего лишь форма реализации права [1, с. 29-30, 121-130; 2, с. 218-226; 3, с. 65-73]. Можно зациклиться на кажущемся сущностном вопросе:
правоприменение — это форма реализации права или правовое регулирование? Но практически важно исходить из того, что в диалектической связи вещей процессы переходят из одного в другой. Мы лишь условно, для более глубокого познания, выделяем этапы какого-либо процесса, но не должны превращать связи в плотины, перегораживающие процессы. Так и правоприменение — одновременно и форма реализации правовых норм для субъектов,
* Статья подготовлена на основе доклада, прочитанного автором на международной научно-практической конференции «Право и политика: история и современность», проходившей 14-15 ноября 2019 г. в Омской академии МВД России. Печатается с сокращениями.
нуждающихся во властной деятельности государства, и правовое регулирование, устанавливающее для этих субъектов индивидуальные права, обязанности, запреты.
Неопределенность закона в виде оценочных формулировок, диспозитивные нормы, предполагающие установление правоприменителем или адресатами таких норм в их пределах или по делегированию права, обязанности, запреты в относительных правоотношениях демонстрируют связь нормативного и индивидуального правового регулирования. Отсюда следует, что качество правового регулирования зависит и от нормотворца, и от правоприменителя. В связи с этим нередко цитируется А. Ф. Кони: «Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках» [4, с. 34]. От кого и в какой степени зависит качество правового регулирования — вопрос из разряда препирательств защитников и нападающих проигравшей футбольной команды.
Вместо ленинского тезиса о государственном аппарате «лучше меньше, да лучше» [5, с. 389-406], который следует отнести не только к его человеческому материалу, но и к нормативным продуктам его деятельности, современное российское нормотворчество отличается количественной суперпроизводительностью облеченных властью дилетантов юридической техники. Организационно-образовательные решения проблемы дилетантизма правотворчества находятся в русле выстраиваемого В. М. Барановым подхода «Норморайтер как профессия» [6; 2].
Само по себе увеличение запретов и обязанностей неминуемо влечет увеличение юридических дел в связи с их нарушениями. Цунами юридических запретов и обязанностей для их реализации требует прямопропорционального увеличения количества правоприменителей, иначе оно обречено на девальвацию юридического характера плодимых предписаний, избирательность их реализации, а значит, кор-рупциогенность. Но авторы все новых законов и еще большего количества подзаконных нормативных актов редко рассчитывают необходимое увеличение объема соответствующих государственных органов и кадровых, материальных и иных ресурсов для их реализации.
Так, составы административных правонарушений для лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность, в КоАП РФ, за редким исключением, изложены бланкетным образом. Экономическую возможность выполнения всех правил, неограниченно устанавливаемых и изменяемых административными органами, которые затем сами же
1 Рос. газета. 2019. 21 февр.
избирательно штрафуют за их неисполнение, никто не подсчитывает, что в зародыше исключает разумность их создания. Луч света пробился в Послании Президента РФ Федеральному Собранию от 20 февраля 2019 г.: «Давайте действительно подведем черту и с 1 января 2021 года прекратим действие всех существующих в настоящее время нормативных актов в сфере контроля, надзора и ведомственных региональных приказов, письмем и инструкций. За оставшиеся два года (два года есть впереди) при участии делового сообщества нужно обновить нормативную базу, сохранить только те документы, которые отвечают современным требованиям, остальные — сдать в архив» 1.
Но воплотится ли это в жизнь? Откуда брать кадры для пополнения корпуса правоприменителей? Ведь кто угодно не может не только управлять государством — кто угодно не может быть судьей, следователем и даже выучиться на них. Не внушает оптимизма ни общее, ни специальное юридическое образование, о бедах которого поговорим подробнее.
Первая — оторванность учебных программ вузов от практики [см., напр.: 7, с. 6]. Для бакалавриата часы семинарских занятий по теории государства и права постоянно сокращаются, что не позволяет формировать навыки для практического правоприменения, требующего владения юридической техникой, но не изысков неустанно плодящихся теорией новых правопониманий. Типичные курсы для магистров не предусматривают значительного времени для обсуждения на практических занятиях правоприменительных решений с разными вариантами толкования права, преодоления коллизий и пробелов в законодательстве с анализом аргументации сторон спора.
Вторая — бюрократизация, в логике которой жизненные принципы формируются в целях приспособления к деятельности чиновника, чьи собственные интересы подменяют цель, для которой он существует [8, р. 149-150; 9, с. 89]. Не составляющее секрета удушение бюрократией современного российского образования и науки [10; 11] в сфере юридического образования усугубляется тем, что у правоведов и бюрократии совпадает предмет деятельности — государственное управление и даже один официально установленный в ст. 1 Конституции РФ метод такового — право. Но истинный метод бюрократов — административная дисциплина — имеющейся у них и отсутствующей у науки властью постоянно берет верх. Цель науки — выявить истинное положение дел. Цель бюрократии — показать успехи и спрятать свои огрехи. Верховенство бюрократических методов над научными наглядно проявляется в первом пункте эффектив-
ного контракта преподавателя — 95% успеваемости, для достижения которых требования постоянно снижаются. Пример: довели студента до комиссионной сдачи экзамена. Студент: «Форма правления — это монархия и республика». Комиссия: «Вот видите, что-то знает. Бери диплом — сажай людей». И так сойдет, без всякой юридической техники 2.
Третья беда: народ и бюрократия едины. Желание последней демонстрировать успехи в образовании гармонично дополняется желанием большинства студентов получить диплом, ничего не уча. На юридическом факультете Пермского университета в 2015 г. ввели направление магистратуры «Юридические технологии в правотворчестве и правоприменении» для подготовки специалистов нормотворческой работы, экспертизы правовых актов, овладения практическими навыками правоприменительной деятельности. Желающих обучаться по этому направлению было немного. Примечательно, что на общих курсах второго года обучения с магистрантами других направлений магистранты «юридических технологий» при анализе конкретных правовых актов видели в них явно больше, в то время как большинство других испытывали затруднения в уяснении сути конкретного юридического спора, не могли ясно сформулировать конструкции юридических предписаний, адресованных участникам спорного правоотношения, определить предмет доказывания по делу и привести необходимые аргументы по делу. Не говоря уж о том, что магистранты «привычных» направлений не могут выявлять дефекты нормативных правовых актов для признания их недействующими. На призывы поступать на «наше» направление многие откровенно признавались, что «им бы чего попроще» для получения диплома магистра. В конце концов, в силу бюрократического решения, что обучение по направлению может проводиться лишь при условии набора свыше 10 магистрантов, обучение по данному направлению не осуществляется уже второй год.
Следующее препятствие на пути должного индивидуального правового регулирования — кадровый бюрократизм. Помимо общеизвестной потери преемственности в среде правоприменителей на рубеже девяностых-нулевых годов следует видеть, что мы находимся на витке бюрократизации общества, когда от государственных служащих особо требуется «не сметь свое суждение иметь». В таких условиях способные к настоящей правоприменительной работе служить не будут. Не станут, в частности, работать следователями те, кто усвоил нравственные уроки А. Ф. Кони о том, что нужно помышлять не о своем
завтрашнем дне, а думать лишь о завтрашнем дне обвиняемого [4, с. 41], когда от них будут требовать принести в жертву отчетности судьбы людей.
И наконец, деградация кое-как образованного индивидуального правового регулирования завершается сворачиванием режима законности. Прокурорские полномочия урезаны практически до функций уполномоченного по правам человека. Редкий практикующий юрист не подпишется под словами А. Т. Боннера о том, что имеющийся в законодательстве термин «законность» заменен «чиновничьим» термином «стабильность». Между тем «высокая стабильность решений» во многом достигается за счет массового «засиливания» незаконных и необоснованных решений [12, с. 35-36].
Большинство решений Конституционного Суда РФ, в которых излагается конституционное толкование норм права, примененных судами в делах заявителей в противоположном толковании, выносится в форме определений с формулировкой: «Не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, как она определена в статье 125 Конституции Российской Федерации и статье 3 Федерального конституционного закона „О Конституционном Суде Российской Федерации", проверка законности и обоснованности судебных решений, вынесенных по конкретному делу». Косвенно неправильное применение закона признается, но исправляется по принципу «конституционной лотереи». Тем самым год от года усугубляется результат, о котором более десяти лет назад К. В. Бубон написал: «Нарушение обычно допускает самый неквалифицированный и недальновидный из сотрудников правоохранительных органов. По „логике стены" все остальные, т. е. неразделимая прокурорско-судейская машина, бросаются поддерживать и оправдывать самые глупые фальсификации и самые очевидные нарушения. Конечный результат состоит в том, что весь механизм принятия процессуальных решений фактически завязывается на самого тупого из всех, кто мало-мальски причастен к принятию этих самых решений» [13, с. 33-34].
Если в результате описанного процесса правоприменение осуществляется не по юридическим конструкциям нормативных правовых актов, а по правосознанию «пролетариев юридического ума», не способных понять эти конструкции, какой смысл в нормативных правовых актах, устанавливающих юридические конструкции, которые все равно не реализуются?
Ответ на этот риторический вопрос позволяет по-новому взглянуть на давнюю проблему пределов правового регулирования.
2 Об истинной цене современного диплома о высшем образовании красноречиво свидетельствует постановление Конституционного Суда РФ от 8 октября 2019 года № 31-П и особое мнение о нем судьи К. В. Арановского.
Подобно Гумбольдту [14, с. 25-141], Гегелю [15, с. 251-268] и другим классикам ее пытались решать методом, который можно назвать ценностным. Но рассуждая, что должно, а что нельзя регулировать правом, вряд ли удастся найти объективную опору. Из вывода, что неграмотным индивидуальным правовым регулированием блокируется нормативное регулирование, следует подход, который можно назвать ресурсным. Нельзя создавать нормы права без определения количества правоприменителей, способных их реализовать в точном соответствии с волей нормотворца по разработанным им юридическим конструкциям, а не по собственному вкусу. И надо определить образователь-
ные возможности подготовки требуемого количества именно правоприменителей, а не обладателей соответствующего диплома. Надо потому, что без ресурсного обеспечения индивидуального правового регулирования, продолжающего нормативное, последнее живет вхолостую, в лучшем случае по принципу «русской рулетки», противному его сути. Желаемым научным результатом представляется выявление формулы ограничения нормативного правового регулирования имеющимися ресурсами для индивидуального правового регулирования. Так и хозяйка «сочиняет» обед, исходя из имеющихся в ее холодильнике продуктов, а не из безудержной фантазии.
Список литературы
1. Минникес И. А. Индивидуальное правовое регулирование: проблемы теории и практики. Иркутск, 2008.
2. Реутов В. П. Правотворчество как правоприменительный процесс: соотношение нормативного и индивидуального // Реутов В. П. Исследования по общей теории права. Пермь, 2015.
3. Толстик В. А. Спорные вопросы теории правоприменения // Шестой Пермский конгресс ученых-юристов. Пермь, 16-17 октября 2015 г. : избр. мат-лы. М., 2016.
4. Кони А. Ф. Собр. соч. : в 8 т. Т. 4: Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики). М., 1967.
5. Ленин В. И. Полн. собр. соч. : в 5 т. Изд. 5-е. Т. 45: Лучше меньше, да лучше. М., 1958.
6. Баранов В. М. Норморайтер как профессия // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2017. № 6.
7. Колоколов Н. А. В поисках модели уголовного процесса: предварительное расследование — новое, проблемы — старые // Уголовное судопроизводство. 2018. № 2.
8. Weber M. Gesammelte politische Schriften. Muenchen, 1921.
9. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 2004.
10. Протасов В. Н. Иррациональные методы властвования как инструмент самосохранения и экспансии бюрократически организованных систем управления // Государство и право. 2017. № 10.
11. Толстик В. А. Проблема оценивания результатов научной деятельности: фетишизация библиометрии или здравый смысл // Государство и право. 2019. № 1.
12. Боннер А. Т. Электронное правосудие: реальность или новомодный термин? // Вестник гражданского процесса. 2018. № 1. Т. 8.
13. Бубон К. В. О цели уголовного судопроизводства // Адвокат. 2008. № 10.
14. Гумбольдт В. Идеи к опыту, определяющему границы деятельности государства // Язык и философия культуры. М., 1985.
15. Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990.
