Е. М. ГУСАРОВА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ РУССКОГО И МОРДОВСКОГО ПЕСЕННОГО ФОЛЬКЛОРА
Ключевые слова: песня, фольклор, взаимодействие, заимствования, генезис, синкретизм, цикличность, трансформация, синтез
Key words: song, folklore, cooperation, loan, genesis, syncretism, cyclicity, transformation, synthesis
Внимание ученых до настоящего времени привлекает вопрос русско-мордовских фольклорных отношений. Если обратиться к истории вопроса взаимодействия русского и мордовского фольклора, то можно убедиться в том, что ни одного исчерпывающего ответа не дано. Подобная ситуация объясняется слабоизученностью фактического материала, а также недостаточной разработанностью теоретико-методологических предпосылок исследования. Единство пространства и времени бытования русского и мордовского народов обусловливают заимствование, взаимовлияние и взаимодействие песенного фольклора, что позволяет говорить об общих принципах сюжетности и функциональности народных песен.
В XIII в. значительная часть мордвы входила в состав Рязанского и Нижегородского княжеств. В XIV—XV вв. мордва вместе с русским народом участвовала в борьбе против татаро-монгольского ига. С момента вхождения мордвы в состав русского государства (XIV—XV вв.) мордва стала жить той же политической, социальной, хозяйственной и культурной жизнью, что и русский народ. В XIX в. процесс обрусения мордвы принимает интенсивный характер.
Единение культур шло на основе национально-исторического единения народов. Это привело к процессу диалога культур. «Под диалогом культур мы понимаем процесс взаимодействия культурных систем (явлений), в резуль-
ГУСАРОВА Елена Михайловна, аспирант кафедры культурологии, этнокультуры и театрального искусства Мордовского государственного университета.
тате которого каждая культура осознает и обретает свою индивидуальную самобытность»1.
Различные формы заимствования мордовским народом русских песен рассмотрены Л. Б. Бояркиной. Среди наиболее важных она отмечает «прямое заимствование песенных напевов и поэтического текста в целом; заимство-вание напева и поэтического текста в свободном переводе с русского языка на мордовские; заимствование напева и замена русского поэтического текста мордовскими; заимствование поэтического текста и замена русского напева мордовскими; заимствование напева и стиховой структуры; органичные сплавы компонентов музыкального языка мордовских и русских песен; заимствование поэтического текста, слоговой музыкально-ритмической формы напева; приспособление мелодики к национальной, мордовской»2.
Историко-культурные связи этих народов представлены в песнях героического содержания (песни о борьбе человека со смертью, построении города, борьбе с чудовищем, об охотнике, рыболове и коне), семейно-бытовых балладах, песнях исторической тематики (песни о Грозном, ногайском полоне, Разине, Пугачеве, Павле I) и т. д.
Самую значительную часть произведений традиционного русского фольклора в быту мордовского народа составляют неприуроченные протяжные песни. Они отражают многообразные личностные настроения и переживания, содержат ценностный аспект жизни народов и их песен. По признаку тематической принадлежности их можно разделить на два жанровых вида — исторические и лирические песни; относительно напевов они образуют единый жанр протяжных песен, объединяемых общностью способов исполнения, певческой манеры и музыкального строя. Оба вида песен (исторические и лирические) относят к «Рузонь кувака морот» («Русские долгие песни»).
О тяжести татаро-монгольского ига и борьбе за освобождение Родины мордовский народ рассказывает в исторических песнях «Вирь чиресэ» («На опушке леса»), «Тейтеренть ногайть полонизь» («Девушку ногайцы полонили»), «Ушман Байкась» («Ушман Байка») и др. Главные сюжетные линии русских и мордовских исторических песен и легенд схожи: приход Ивана Грозного под Казань, подкоп стены крепости, установка свечей на пороховых бочках, гнев царя и взрыв.
Несколько фактов, обусловивших сходства мордовской и русской песен, отметил А. М. Шаронов. «Во-первых, творцы обоих произведений были участниками одного и того же события, от которого вынесли сходные впечатления; во-вторых, творцы обоих произведений ставили перед собой близкие цели: показать величие совершенного подвига и его историческое значение; в-третьих, в обоих произведениях одним из главных героев стал один и тот же исторический деятель — царь Иван IV; в-четвертых, оба произведения возникли в одно и то же время, в одной и той же среде на основе общих объективных и субъективных (психологических) предпосылок как разновидности одного и того же творческого акта; в-пятых, оба произведения знаменуют собой появление нового жанра историко-песенного фольклора — исторической песни»3.
Другие сюжеты исторических песен, исполняемых русскими и мордвой, связаны с событиями Отечественной войны 1812 г., в том числе о царе Александре I и атамане Донского казачьего войска генерале М. И. Платове. Песни о Платове распространены на территории республики преимущественно в мокшанских и шокшанских селах, их записывают также и у эрзянских переселенцев Среднего Заволжья. В отличие от других исторических песен тексты о войне 1812 г. интонируются на традиционные мордовские напевы.
Общность идейно-тематического содержания, проблематики героев обусловлена общностью социально-политической жизни русских и мордвы. Здесь прослеживаются отчасти генетические связи, отчасти — типологические. Сходство сюжетов, образов и мотивов вызвано, с одной стороны, прямым сходством изображаемых в песнях событий и ситуаций, равных по значению и одинаково оцениваемых (типологические связи), с другой — переходом произведений от одного народа к другому, их своеобразной ассимиляцией (историко-культурные связи). Разумеется, все эти типы связей существуют не обособленно друг от друга, а представляют диалектическое единство.
Русская историческая песня тяготеет к конкретизации своего предмета, высказывает свое суждение через описание частных фактов. Для мордовской исторической песни свойственна тенденция к обобщению фактов, она описывает наиболее характерное. «Среди русских песен на историческую
тематику повсеместное распространение у мордвы получили офолклоризовавшиеся стихи русских поэтов XIX века: „Ермак" К. Ф. Рылеева, „Утес Стеньки Разина" А. А. Навроцкого, „Из-за острова на стрежень" Д. Н. Садовникова. Они интонируются на общеизвестные русские напевы»4.
Значительной частью заимствованной русской лирики являются песни о рекрутчине и солдатчине, называемые в быту «рузонь солдатонь моро» (эрз.) или «рузонь салдаккень мора» (мокш.). Они отражают весь период службы, связанные с ней лишения и тяготы, а также драматические события, происходящие в родной деревне. Вот наиболее распространенные фабулы таких текстов: матушка провожает сыновей на войну («Деревня-деревушка», «Сторонушка чужая дальняя», «Круг стола сидят, думу думают»); прощание парня с родными и любимой девушкой («На что меня мать родила», «Головушка моя горькая», «Прощай, город Самара»); горькая солдатская доля, ранение и смерть солдата, встреча двух героев-солдат, оказавшихся отцом и сыном («Выше леса», «Шли три героя», «Ох ты, поле» и т. д.); измена жены мужу-солдату, его возвращение домой, убийство «изменщицы», последующее раскаяние («Свеча горит», «Ехали солдаты», «Ехали казачушки»).
Любовные песни («Вечкемадо рузонь морот» (эрз.), «Рузонь морот кельгомань колга» (мокш.)) — самые многочисленные песни в бытовой русской лирике: долгая и вынужденная разлука («Сад, ты мой сад», «Вниз по Волге-реке» и т. д.); несчастная любовь, неверность парня девушке или мужа жене, убийство за измену и самоубийство («У милого сердечка», «Ранилось колечко со правой руки» и т. д.); неудачный брак, насильственный брак девушки с «вором-татарином», «разбойником» («Сидела Катюша вечер поздно у ворот», «Я вечор с милым» и т. д.); запретная любовь и смертный грех (избавление от младенца) («В лес девчонки за грибами», «Беда», «Золовка» и т. д.); сиротство и подневольная работа «в людях» («В саду прекрасном», «Доля», «Кругом, кругом я сиратила» и т. д.); песни нравоучительного характера — «Тюрьмань морот» («Тюремные песни») («Звенел звонок», «Ох ты, садок, ты мой садок»).
Чаще песни любовного содержания поются на русском языке. Вероятно, это объясняется тем, что в быту мордовской деревни XIX в. почти не сложилась мордовская любовная
песня, так как считалось неприличным делать признание в любви на мордовском языке.
В некоторых эрзянских селах Мордовии отдельные песни семейно-бытового содержания исполняются в двух текстовых вариантах: на мордовском и русском языках на один местный традиционный мордовский напев. Русские варианты представляют собой достаточно близкие переводы мордовских текстов. Примером может служить повсеместно распространенная у эрзи песня «Маштыть, авакай, трямом-ваномом» («Сумела матушка моя вырастить-вынянчить») с ее русским вариантом «Меня матушка замуж отдала» из с. Напольная Тавла Кочкуровского района.
Широко распространены в музыкальном быту мордовского народа русские лирические песни литературного происхождения. С точки зрения напевов они представляют собой мелодику позднего русского городского романса. В их числе «Среди долины ровныя» А. Ф. Мерзлякова, «Ах ты, ноченька» А. А. Дельвига, «То не вечер ветку клонит» С. Н. Стромилова, «Тростник» («Сидел рыбак веселый») М. Ю. Лермонтова, «Коробушка» Н. А. Некрасова и др.
Наряду с большим количеством произведений автохтонного происхождения фонд мордовского фольклора вмещает в себя многие жанровые виды русского фольклора: от древнейших колядок до поздних городских романсов и современных массовых песен.
Принципы цикличности и синкретизма выражены в приуроченных обрядовых песнях. По своему жанровому и тематическому составу обрядовая поэзия мордвы, как у русского и других земледельческих народов, делится на календарную поэзию, связанную с общими аграрно-религиозными праздниками зимнего, весеннего и осеннего периодов (содержит принцип цикличности) и на внекалендарную, связанную с семейно-бытовыми (свадебными, похоронными и др.) обрядами (содержит принцип синкретизма).
Циклы мордовских календарных обрядов и песен в основном совпадают с русскими. Они начинаются со святок (с 24 декабря по 6 января). Святки у мордвы, как и у русских, сопровождались не только такими обрядами, как игры, пляски, гадания, ряжения, но и исполнением определенных песен. Особенно важное место среди них занимали песни-калядки и песни-тавунсяи. Все они по содержанию
ничем не отличаются от русских, в них старались выразить благополучие, пожелания большого нового урожая, счастливого брака и потомства.
В своей традиционной функции в быту некоторых мордовских сел звучали колядные песни с припевами «Коляда» и «Таусень». По музыкально-стилевым и поэтическим особенностям они составляют единый жанр новогодних благопожеланий, интонируемых при обходе дворов. Их магические функции, тематика, композиция и художественные средства иногда совпадают с колядками, разница только в припеве: вместо «колядка» произносится «тавуся». Рассматриваемые «таусени», интонируемые мордвой на русском языке, имеют те же музыкально-стилевые особенности, что и мордовские тексты. Для них характерны узкообъемные напевы гетерофонного склада (вид многоголосия, когда в одном или нескольких голосах происходят отступления от основного напева).
Произведения другого жанра русского календарного фольклора, обнаруживаемые в музыкальном быту мордвы, — веснянки. Весьма распространенной является одна из древнейших славянских трудовых песен «А мы просо сеяли», широко известная по многим исследованиям. Тип «Просо» встречается у мордвы в двух формах: заимствование напева и текста песни и типологическое родство ее слогового музыкально-ритмического периода с ритмострукту-рами напевов собственно мордовских песен. В связи с этим в музыкальной финно-угристике возникают две проблемы: заимствование и типологическое родство структурных элементов мелодической системы.
Все веснянки, заимствованные мордвой у русских, в традиционном быту называются «Веснань моро» («Весенняя песня»), «Рузонь веснань моро» и «Рузонь тундонь моро» («Русская весенняя песня»). В их число входят и многочисленные хороводные и протяжные лирические песни, не имеющие никакой связи с жанром веснянок. Бытование русских хороводных песен у мордовского народа наблюдатели отмечают с конца XVIII в., а их названия приводятся с начала XIX в.
Среди заимствованных песен, в значительном количестве вошедших в музыкальный быт мокши и эрзи, наибольшее влияние на развитие жанра мордовских круговых песен
оказали русские хороводные песни. Их название «Рузонь кужонь морот» («Русские круговые песни») свидетельствует о сохранении ими в мордовском быту своих прежних социальных функций. Тяготеющая к эпическим жанрам мордовская поэзия не имеет собственно хороводных песен. В мордовских селах распространены русские хороводные песни, распетые в местной песенной традиции. Эти круговые игровые хороводы водились на проводах весны при полном сохранении их строфической формы, соблюдении традиции мордовского многоголосного пения.
Особенно много сходных обрядов, образов и сцен с русскими встречается на мордовской свадьбе. Это театрализованное действо, которое в своей природе выражает принцип синкретичности. Особенно сходны с русскими мотивы мордвы в причитаниях, связанных с обрядом «расставание с девичеством, волюшкой». В мордовских свадебных песнях и причитаниях мы можем обнаружить не только много сходных с русскими мотивов, но и немало отдельных русских слов, даже целых предложений. Если в мордовском свадебном обряде одним из основных жанров являются песни свахи (сольный жанр), то русский свадебный обряд включает в себя развитую хоровую лирику. В русской свадьбе главным действующим лицом выступает дружка жениха (мужчина), в то время как в мордовской в большинстве случаев — сваха (женщина), черта, восходящая к матриархальным представлениям. На территории русско-мордовского погра-ничья при всем многообразии элементов сложился единый цикл свадебных обрядов. Это взаимодействие охватывает все компоненты свадебного цикла, в том числе обряды, а также тексты и напевы свадебных песен.
Из приуроченных песен в музыкальном быту мордовских сел изредка встречаются колыбельные песни и детские потешки на русском языке. Принцип взаимодействия обнаруживается в произведениях, исполняемых взрослыми для детей. К ним относятся и песни из русских сказок, рассказываемых на мордовских языках. Из русского текста заимствуется, как правило, зачин, который связан с сюжетом сказки. Далее рассказчица переходит на пение мордовского текста, который не всегда исходит из повествования.
Взаимодействие между русскими и мордовскими сказочными песнями наблюдается и в других сюжетных песнях.
Например, в эрзянском фольклоре распространена песня о состязании коня с соколом («Соколт-ракшат» — «Конь и сокол»). И в русской, и мордовской песне конь и сокол состязаются между собой, чтобы определить, кто раньше достигнет заветного столба или колодца. Во всех случаях побеждает конь, так как сокол в пути останавливается терзать лебедушку.
С 80-х гг. XIX в. музыкальный быт некоторых сел (они находятся вблизи крупных рабочих центров — Пензы, Симбирска, Рузаевки) начал пополняться русскими революционными песнями. Пути их проникновения в мордовскую среду были разными: сходки и митинги, в которых наряду с русскими участвовали и крестьяне мордовских сел; прокламации и агитационные листовки, где печатались рабочие гимны и марши.
Среди русских песен в быту современных мордовских сел зафиксированы произведения о Гражданской и Великой Отечественной войнах. А. Г. Борисов отмечает, что «наряду с собственно народными песнями в нем (в фольклоре советского периода) большое место занимают офольклоризовав-шиеся песни индивидуального сочинения»5, т. е. авторские. К популярным произведениям относятся «Катюша» и «Огонек» М. В. Исаковского, «Землянка» А. В. Сурикова, «Жди меня» К. М. Симонова, «Моя любимая» Е. А. Долматовского. В отличие от традиционных русских песен (круговых, протяжных) революционные песни о Гражданской и Великой Отечественной войнах пели мужчины, причем одиночно.
К поздним жанрам русского фольклора в огромном количестве образцов, вошедших в музыкальный быт мордовского села, относится частушка, называемая «Киштема морот» («Плясовые песни»), «Сиде моронят» («Частые песенки») или «Сееде морот» («Частые песни»), иногда — «Морамонь колга морот» (песни под звучание музыкального инструмента). Ее появление у мордвы, как и у многих других финно-угорских народов России, датируется последней четвертью XIX в. Исполнительской формой стало интонирование под гармошку и балалайку.
Итак, при обнаружении сходных моментов в фольклоре разных народов следует учитывать всю совокупность фактов, благодаря которым они могли возникнуть. Это прежде всего особенности исторического развития исследуемых народов,
вопросы генезиса, их общественных идей и эстетических идеалов; определение условий возникновения сходных и общих идейно-эстетических понятий, образов, героев; установление специфики историко-культурных контактов между народами; выявление основных путей фольклорных взаимосвязей, их видов. Все это позволит наряду с решением узкой задачи (изучение фольклорных отношений) пролить свет и на особенности историко-культурного развития народа, определить условия появления тех или иных общественных и художественных тенденций в определенную эпоху. Подобная постановка вопроса правомерна, так как каждый фольклорный образ — явление не только художественно-эстетическое, но и историческое.
Мордва и русские — два народа, долгое время связанные общностью государственной, социально-экономической и культурной жизни. Поэтому в их фольклоре наблюдается сложное переплетение типологических, историко-культурных и генетических связей. Взаимодействие культур — это взаимообогащающий обмен, диалог, который синтезирует культуры и является основой синкретизма.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Аксенова Т.В., Кандрина И.А., Попова С.В. Русские обряды и праздники в диалоге культур народов региона // Регионология. 2007. № 3. С. 325.
2 Бояркина Л.Б. Исторические формы взаимодействия мордовской и русской песенных традиций // XVII Всесоюз. науч. финно-угор. конф. Устинов, 1987. Т. II. С. 249.
3 Шаронов А.М. К вопросу об изучении русско-мордовских фольклорных отношений // Вопросы финно-угор. фольклора. Саранск, 1974. С. 152.
4 Булычева Н.Е. Иннациональные явления в музыкальном быту мордовского народа // Булычева Н.Е. Фольклор и фольклоризм периода формирования профессиональных традиций: на материале мордовской музыки / под ред. Л.Б. Бояркиной. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2003. С. 91.
5 Борисов А.Г. Песни о Великой Отечественной войне у мордвы // Современное песенное искусство мордвы: тр. МНИИ / сост. и отв. ред. Н.И. Бояркин. Саранск, 1984. Вып. 74. С. 37—38.
Поступила 16.03.11.