CC BY
59
ВЫЗОВЫ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ: ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ
П. ДУТКЕВИЧ, В. ЛАУРИЕР, Д. ГОЗИНА
Департамент политических наук Карлтонский университет (Канада, Оттава) Ottawa, Canada,l 123, Colonel By Drive
В целом для многих социологов, журналистов и публицистов конец холодной войны и крах коммунизма в 1989 г. стали неожиданностью, как на Востоке, так и на Западе. Недооценка неизбежности падения коммунизма сменилась очень оптимистическими прогнозами относительно того, что придёт на его смену. Оптимизм был оправдан. Мы не могли предвидеть “Революцию 1989 года,” но, как только это случилось, каждый стал рассматривать, осмыслять, анализировать и предлагать возможные направления национальных, политических и экономических реформ в посткоммунистических государствах7.
Несмотря на большие различия между посттоталитарными, в прошлом коммунистическими, системами и изживающими себя авторитарными милитаристскими режимами Африки и Южной Америки, политологи разработали новые концепции для объяснения сущности и изменчивости происходящих в них трансформационных процессов. “Третья волна демократизации”, как популярная концепция политической науки, разработанная в 70-е годы известным американским исследователем Самюэлом Хантингтоном применительно к Южно-Европейскому и Латиноамериканскому опыту демократизации(Нипип£Юп., 1991), стала широко и отчасти не совсем методологически правильно использоваться политологами в 90-е годы, как ключ к анализу ‘и пониманию трансформационных процессов в Восточной Европе. Как результат, такие категории, как “транзитология”, “трансформация”, “консолидация демократии” и т.д., доминировали не только в журналах сравнительных политологических исследований, сосредоточивавшихся на Латинской Америке, но также получили распространение в исследованиях восточноевропейских коммунистических систем.
В качестве рабочей гипотезы предполагалось, что в обоих случаях - будь то перемены в Латинской Америке или изменения в Восточной Европе - эти процессы касались по существу тех же явлений и процессов, связанных с демонтажом прежних недемократических режимов и рождением плюралистических полицентричных режимов, построенных на принципах либеральной демократии. Другими словами, казалось целесообразным и оправданным предполагать, что южноевропейский и латиноамериканский опыт демократизации мог бы обеспечить аналитиков,
1 Статья подготовлена в рамках проекта “Аристотель. Политологическое образование в XXI веке” Национального Фонда Подготовки Кадров и Российского Университета дружбы народов по материалам выступления профессора Карлтонского Университета Петра Дуткевича перед профессорско-преподавательским составом факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов в апреле 2001 г. во время его работы в РУДН в качестве профессора-консультанта.
занимающихся проблемами “третьей волны демократизации” в Центральной и Восточной Европе, методологически ценным пониманием процессов трансформации.
Главным аргументом специалистов в данной области было то, что наследия авторитарных и коммунистических режимов сильно отличались друг от друга. В первом случае это проявилось в коррупции и высокой роли военных в латиноамериканской политической жизни. Во втором - последствия однопартийной государственной системы: слабое гражданское общество, государственное регулирование экономической деятельности и отсутствие частной собственности.
Однако, в отличие от южноевропейского и латиноамериканского опыта демократического развития, большинство посткоммунистических государств, появившихся после 1989 г., возникло через распад трех прежних федераций: Югославии, Чехословакии и Советского Союза. В последним случае кризис легитимности существовавших политических режимов одновременно явился кризисом легитимности самого государства.
Прошло более десяти долгих лет с начала реализации большого эксперимента демократизации в посткоммунистических государств. На каком уровне находятся эти преобразования? Кто получил обоснованные результаты - компаративисты или региональные исследователи? Был ли уместен оптимизм, которым была пронизана литература по процессам демократизации в Восточной Европе? Как мы должны судить о реальных достижениях третьей волны демократизации? До какой степени концепции и теории сравнительных политических исследований применимы к процессам преобразований в Восточной и Центральной Европе?
Эти вопросы ставятся нами не столько для убедительных ответов, сколько с целью помочь читателям сформировать собственную позицию и взгляд на трансформационные процессы в Восточной и Центральной Европе, обеспечивая их эмпирической информацией и предлагая краткий обзор текущего состояния искусства сравнительных и региональных исследований. На наш взгляд, при изучении процессов демократизации, целесообразно обращать внимание на три ключевых аспекта: “социополитический” (отношениях между обществом и государством), становление рыночной экономики и влиянии этого процесса на жизнедеятельность общества, а также специфика национальных революций (создание посткоммунистических этнических государств на руинах прежних коммунистических федераций).
I. Переход к демократии: сравнительные перспективы демократизации
Демократизация Южной Европы в 1970-е гг. и Латинской Америки в 1980-е гг. способствовала появлению обширной литературы, рассматривающей перспективы становления стабильной и устойчивой демократии. Учитывая разнообразие подходов к демократии, предпринятых различными странами, не удивительно, что многие авторы приходят к выводу о том, что перспективы и дилеммы политики переходного периода не вписываются в единый интегральный подход. Однако это ни в коей мере не умаляет значения накопленного теоретического материала для анализа латинбамериканского опыта, который может применяться и к другим регионам. Как раз наоборот, транзитологический опыт латиноамериканских стран определённо вносит концептуальную ясность и эмпирическое богатство благодаря работам учёных-транзитологов, не являющихся выходцами из Латинской Америки.
Среди главных тем в этих работах - роль военных, отношения между государством и гражданским обществом, усиливающееся влияние псевдодемократов (“predemocratic” politicians) с авторитарным типом мышления и наследие неразвитых экономик (См.: Mainwaring, O'Donnell, Valenzuela, 1992).
В основе классификации актуальных проблем, применительно к Бразилии, Гиллермо О’Доннелл выделяет три основополагающие черты:
1) высокая степень влияние и институционального представительства вооруженных сил,
2) высокая степень бюрократизации,
3) наличие элементов старого патримониального политического стиля управления (клиентелизм и персонализация). (Mainwaring, O'Donnell, Valenzuela, 1992, p. 36).
Другими словами, О’Доннелл утверждает, что в состоянии “политической неопределенности” характер отношений, присущий исполнительной власти, может легко трансформироваться в сторону клиентелизма, в результате чего произойдет персонификация и узурпация власти. Народные массы, в свою очередь, воспринимают такое правительство, как антиобщественное, что обуславливается невозможностью должного регулирования общественной жизни.
С другой стороны, это играет на руку популистским политическим деятелям, желающим захватить власть. Таким образом, колебания между технократическими и популистскими стилями правления возможны до тех пор, пока в формировании политической жизни страны в эпоху демократической транзитологии и консолидации продолжают присутствовать вышеуказанные черты.
О'Доннелл различал такие важные понятия, как “переход к демократии” и её “консолидацию”. При всей формальности этого определения, оно актуально, так как позволяет дать ответ на злободневный вопрос о значении демократии в совершенно иной перспективе!
Следуя логике О’Доннелла, Скотт Мэинваринг сосредотачивает своё внимание на проблемах консолидации, что позволяет аналитикам и реформаторам изменять своё понимание демократии, отказываясь от его “субстанциональной интерпретации” (т.е. демократия как набор правил управления политикой). Согласно Мэинварингу, легитимация, как непременная черта демократии, не является субстанциональной (большая эффективность, справедливость или рост), а скорее процедурной: гарантии прав человека, защита меньшинств, ответственность правительства и возможность избавиться от правителей, не пользующихся общественной поддержкой (См.: Mainwaring, O'Donnell, Valenzuela, 1992, p. 296).
Важным следствием подобного понимания демократии является то, что вышеупомянутые авторы способны априорно включать многие практические вопросы в теоретические конструкции, обычно ими не рассматривающиеся. Опираясь на выводы Роберта Даля о плюсах и минусах авторитарного правления, Маинваринг утверждает: “Чем выше уровень подавления над толерантностью, тем больше шансов возникновения конкурентоспособного режима”. Он и другие исследователи предлагают различные комбинации процедурных правил и институтов, способных консолидировать неустойчивые демократические государства в стабильные демократические режимы (См.: Mainwaring, O'Donnell, Valenzuela, 1992, p. 322-325).
Однако, несмотря на роль указанных выше ученых в акцентировании роли процедур и институтов в консолидации демократии, их подход не учитывает некоторые важные проблемы, рассмотренные Д. Рушемьером, Е. Ньюбером и Д. Стефенсом (См.: Rueschemeyer, Huber Stephens, Stepens, 1992).
Достоинство исследования этих трех авторов - объединение как независимых, так и процедурных элементов демократии. Данное понимание демократии включает в себя не только процедурные элементы, но также и то, как социальная дифференциация и власть переходного периода влияют на процесс демократизации. Наряду с К. Марксом,
М. Вебером и Э. Гидденсом, указанные авторы - Д. Рушемьер, Е. Ньюбер и Д. Стефенс, -интересны своим теоретическим подходом к пониманию соотношения между демократией и капитализмом: классами и демократизацией, а также между государством и гражданским обществом. Они также изучают различные виды государственных структур, войн и демократизации, а также взаимосвязь экономики и геополитической зависимости.
Несмотря на различия в подходах, обе группы авторов придерживаются компаративистского анализа структурных условий, благоприятствующих или препятствующих демократизации. Они сходны в том, что проблема демократической консолидации, в конечном счете, сводится к вопросу о властных отношениях, в особенности между различными классами и между автономными государством и гражданским обществом. Успехи и промахи в нахождении баланса между различными классовыми интересами и, в соответствующем соотношении, между государством и гражданским обществом, а также уровнем развития последнего, в значительной степени определяют результат демократизации. В данной связи возникает вопрос, насколько опыт перехода к демократии и консолидации стран Центральной и Восточной Европы отражает опыт Латинской Америки и Южной Европы?
И. Тройная революция восточных и центрально-европейских обществ
В своей статье, посвященой посткоммунистическим транзитологическим процессам, Сара Мейклджон Тэрри показывает, что существующая литература по переходу от ультра-правых режимов стороннника “жесткой руки” в Южной Европе и Латинской Америке к демократическим не полностью применима к восточно-европейским реалиям (МеМе^Ип Тепу, 1993, р. 333-337). Согласно ей, наиболее важным фактором, оттеняющим латиноамериканский и восточно-европейский опыт, является то, что в случае посткомму-нистических стран имеет место одновременная попытка строить и плюралистическую демократию и рыночную экономику. Так как основная характеристика преобразования праворадикальных режимов - сторонников “жесткой руки”, основывается на существовании рыночных механизмов, то Мейклджон Тэрри заключает, что литература по переходу к демократии должна быть существенно расширена, чтобы включить восточноевропейский опыт. Тем более, что существует поле для сравнения и соотнесения Латиноамериканских и Восточно-европейских реалий, которое стоит проанализировать. В обоих случаях, имеется потребность в исследовании отношений между государством и гражданским обществом, также как и изучение процесса ротации элит.
Следует также обратить внимание на пророческие слова Адама Пршеворского, написанные в начале третьей волны демократизации: “Необоснованный точкой зрения является то, что восточноевропейские страны являются капиталистическими и что они являются бедными, поглощенными мечтами о процветании и демократии. Следовательно, можно ожидать то, что они также будут противостоять нерешенным проблемам в сфере экономики, политики и культуры отсталого капитализма. Восток стал Югом” (Ргге\Уог51а, 1991, р. 191).
Короче говоря, компаративистское исследование латиноамериканского опыта управления малоразвитой экономикой, роль прежних политических элит, устойчивость патриомональных и клиентелистских связей могут хорошо быть применимы к восточноевропейскому контексту. В конце концов, в обоих случаях мы имеем дело с тем же самым парадоксом - гражданского общества и рыночной экономики как двух необходимых условий демократических режимов, в период демократической консолидации, работающих друг против друга.
Это не обязательно подразумевает наличие общей теории поставторитарной трансформации, но просто при сравнении различных региональных опытов можно указать на подобия и различия и помогать исследователям регулировать и адаптировать их подходы к специфическим обстоятельствам. Данный подход, таким образом, побуждает исследователей производить более осторожные компаративные исследования. В этой связи, позвольте нам тогда кратко исследовать три аспекта транзитологии, которые отчетливо присущи восточно-европейским странам: введение свободного рынка, для управления государственной экономикой, развитие гражданского общества на руинах однопартийной модели государственного управления и замена свойственного социализму принципа интернационализма на принцип национального самоопределения и государственного суверенитета.
III. Введение в свободный рынок “Капитализм как проект” versus “Капитализм как эволюция”
В 90-е годы стали доминировать два подхода в умах аналитиков, которые направляли свои интеллектуальные усилия на понимание рыночных реформ в Восточной Европе: шоковая терапия (“капитализм как проект”) и эволюция (“капитализм как эволюция”).
В первые годы развития посткоммунистического общества появляются три пункта разногласий между подходами неолибералов и эволюционистов к политике
преобразований. Они касались характера отношений между государством и рынком, степени допустимости глобальных влияний на политику преобразований, и, наконец, роли рабочей силы в этих процессах.
Для радикально настроенных неолибералов, сторонников шоковой терапии, потерн “государство против рынка” в экономике означает существование очевидного
противоречия между требованиями к государству, с одной стороны, и, с другой стороны, его ограниченной способностью ответить достойно на предъявляемые требования. Следовательно, неолибералы не тратят никаких усилий в разоблачении того, что от коррумпированных, некомпетентных и безответственных бюрократов нельзя ожидать подъема уровня благосостояния из-за приоритетности их собственных корпоративных интересов по отношению к общественным. И следовательно, прежде всего необходимо осуществить радикальную либерализацию экономики, как средства создания
необходимых условий для инвестиций, накопления капитала и экономического роста.
“Мгновенная формула” Джеффри Сакса для развития рыночной экономики представляет собой наиболее ясно сформулированное нелиберальное утверждение по радикальному проекту реализации рыночной экономики. В критических стадиях перехода в 1989 г. и 1990 г., на правах советника польского и югославского
правительства, он излагал и предлагал широко известные шесть элементов шоковой терапии:
1. Открыть международную торговлю.
2. Сделать валюту конвертируемой.
3. Частная собственность как главный двигатель экономического роста.
4. Корпоративная собственность как доминирующая организационная форма для больших предприятий.
5. Открытость к иностранным инвестициям.
6. Членство ведущих международных экономических организаций, включая МВФ, Мировой Банк и т.д. в проводимой политике реформ (См.: Gowan, 1995, р.9).
Набор последовательностей, находящихся во взаимосвязи, должен был, обеспечить быстрое и определенное изменение в балансе власти и общества посредством частного сектора. Опережая время, посткоммунистические правительства были вынуждены одновременно предпринять меры, ведущие к порядку в области финансовой и денежно-кредитной политики; конвертируемости валюты; полной либерализации экономики; созданию новых правил для регулирования государственных предприятий; налоговой реформе; учреждению социального страхования по безработице и механизмов переквалификации рабочих; системе кредитования для стимулирования мелкого бизнеса; и приватизации государственной собственности (Murrell, 1994, р. 166).
Другими словами, вместо изменения существующих государственных структур, акцент делался на их замене.
Неолиберальный проект - есть ничто иное, как революционный призыв на полную перестройку общества. С позиции представителей другого эволюционного подхода перспективы такого радикального отказа от существующей ранее системы воспроизводства общества рассматривается как “утопичная социальная инженерия”. Эволюционисты подчеркивают, что большинство более или менее развитых обществ за счет постепенного накопления сталкиваются с ситуацией, в которой “каждая часть
социально-экономической структуры глубоко зависит от существовавшей ранее институциональной системы” (Murrell, 1993. р. 114).
Эволюционисты также утверждают, что независимо от того, в каких, ужасных условиях не находил бы прежнее коммунистическое государство, оно в институциональном плане небесполезно. Весьма отличная о позиция, которую высказывает Дэвид Старк: “именно в руинах эти (посткоммунистические) общества найдут материал для построения “нового порядка; поэтому, различия состоят в том, как им части отпадали от целого и как следствие, какие политические и экономические институты могут быть восстановлены на текущий период. Короче говоря, это разные пути высвобождения от государственного социализма, которые формируют возможности преобразования в последующей стадии” (Stark, 1992, р. 20).
Однако и это должно быть отмечено, что эволюционисты (институционалисты) не выступают по определению против капитализма, а против неолиберального “мгновенного проекта” капитализации общества. Несогласие с радикальными преобразованиями и даже опасения за их последствия высказал сторонник эволюционных преобразований Зацки, который считает, что “радикальный проект капитализации общества неизбежно уподобляется прежним рациональным утопиям, чьи отправные точки - абстрактные принципы и не практика” (Szacki, 1995, р. 150).
Другими словами, дилемма политики преобразования в Восточной Европе стоит не между рынком и государством вообще, а между различными типами новых политических режимов и их институциональной возможностью разрешении конфликта в демократических рамках, а также поддержкой со стороны общества, способного смириться с социальными издержками экономических реформ (Bruszt, 1992, р. 41).
Особенность неолиберальных моделей заключается не только в их утопичности. Политика преобразований в контексте глобальной экономики предполагает уверенность посткоммунистических государств в помощи западных правительства и международных финансовых институтов. Как указывает Сакс, отказ Запада облегчить вход прежнему Востоку в глобальную рыночную экономику ведет непосредственно к “криминализации общества, политическому экстремизму, гражданским волнениям, гиперинфляции и даже -к гражданским войнам” в прежних коммунистических государствах. Однако со временем, посткоммунистическое общество, приватизировав свою экономику и получив доступ к мировому рынку, приобретет "новые технологии, управленческий опыт, организационные методы и финансовый капитал, необходимый, чтобы преодолеть мрачное экономическое наследство прошлых сорока лет” (Цит. по: Gowan, 1995, р. 12).
Пршеворский и другие эволюционисты - институционалисты считают, что ни посткоммунистический Восток ни капиталистический Юг не имеют прочных демократических оснований для реализации неразборчивых неолиберальных стратегий. Они утверждают, что эта модель капиталистического развития требует “частичной сдачи национального суверенитета в политических, экономических и культурных сферах” (См.: Przeworski, 1995. р 4-9).
Эти авторы сомневаются относительно новой интернациональной стратегии. Будучи по определению “конкурентоспособным” - в силу защиты идеи экспорта как фактора, способствующего росту и регионализации, - этот подход будет в одинаковой степени продуцировать победителей, так же как и проигравших. Следовательно, эта стратегия может вести к увеличению регионального и социального неравенства в пределах нации и за ее пределами.
Другими словами, модель модернизации через интернационализацию наиболее вероятно с большей вероятностью усилит социальные конфликты и ослабит возникающие демократические институты. Кроме того, авторы, занимающиеся проблемами устойчивого развития, доказывают, что “без эффективного государства не может быть никакой демократии и тем более рыночной экономики, политические и экономические условия, способствующие демократизации возможна жизнеспособности и эффективности "государственные институтов” (Przeworski, 1995. р. 12).
Таким образом, для Пршеворского не существует дилеммы между рынком и государством или между глобализацией Восточных Европейских обществ и протекционизмом, но существует некая дилемма между ориентацией реформ на экономический рост и в то же самое время защита благосостояния общества от транзитологических издержек предпринятых реформ.
IV. Социальная цена реформ
Как “неолибералисты”, так и “эволюционисты ” (gradualists) подчеркивают важность связей между экономическими и политическими аспектами политики трансформации. Соответственно, они разделяют ту точку зрения, согласно которой режимы, неспособные преобразовать свою экономику в соответствии с принципами устойчивого роста, не сумеют гарантировать уважение политическим акторам возникающих демократических процедур.
Следовательно, всему процессу экономической и политической трансформации и демократической консолидации может угрожать опасность создания непримиримой и антиреформистской социальной оппозиции, что может произойти, если социальные затраты реформ приведут к повсеместной потере доверия к эффективности демократических процедур.
Тем не менее, высказывая различные предположения, лежащие в основе радикальных и эволюционных перспектив, не удивительно, что они также отличаются и на уровне политики, необходимой для недопущения появления антиреформистской социальной оппозиции. С позиции неолиберализма “новые” демократические государства могут успешно осуществлять “шоковую терапию” (shock treatment) только в том случае, если политика стабилизации и либерализации направлена на срыв политической власти наиболее пострадавших.
Следовательно, политика тех, кто осуществляет шоковую терапию, предполагает отстранённость реформаторов от проблем трудящихся. Это происходит именно так, потому что успешная реформа предполагает промышленную реструктуризацию на основе политики “гибких заработных плат и регулирования занятости”. С этой точки зрения любая задержка осуществления политики “шоковой терапии” создаёт лишь предпосылки для появления политических коалиций между рабочими и экскоммунистами против “неоперившихся” либеральных демократий.
Таким образом, создаётся впечатление, что, с точки зрения приверженцев неолиберальной политики, капитализм может быть построен только в том случае, если рабочая сила будет “исключена” из процесса. На смену негибкой, отжившей себя коммунистической политики регулирования трудовых отношений (например, гарантируемая работа, социальные пособия, здравоохранение) должны прийти крупномасштабная ценовая либерализация, открытость экономики для на иностранных инвесторов и быстрая приватизация.
Основные элементы “шоковой терапии” - отмена государственного регулирования ценообразования, снижение государственных ассигнований, жёсткая политика регулирования заработной платы и твердая денежно-кредитная и финансовая политика.
С другой стороны, “эволюционисты” утверждают, что цена реформы должна “компенсироваться побочными платежами тем группам, чья поддержка необходима для дальнейшего продолжения реформы и стабильного режима”. По их мнению, это необходимо, т.к. политика стабилизации предполагает значительное и мгновенное снижение жизненного уровня и повышение безработицы, которая, прежде всего, отразится на рабочем классе (составлявшем при коммунизме большинство населения страны). По этим причинам Дэвид Ост утверждает, что “демократия может преуспеть только при наличии поддержки со стороны рабочей силы” (Ost, 1995, р. 182).
Если рабочая сила лицом к лицу столкнётся с только что созданной экономикой свободной конкуренции {laissez faire), ей придётся заручиться поддержкой либо “новых”
коммунистов, либо антизападных популистских партий. Следовательно, эволюционисты (gradualists) утверждают, что реформаторам приходится покупать политическую поддержку рабочей силы благодаря эволюционному подходу к ценовой либерализации и открытости для внешней торговли. Они доказывают, что реформаторам необходимо иметь в наличии достаточно государственных ресурсов для осуществления побочных платежей, дабы заручиться поддержкой политического курса реформ со стороны тех, кто ощутит на себе бремя трансформационных процессов.
Итак, суть эволюционистского подхода состоит в дилемме политики переходного периода в Восточной и Центральной Европе, для которой, в целом, не были характерны демократия и рынок, а определённые виды демократии и экономики, включающие в себя разнообразное сочетание рыночных и нерыночных элементов управления. Можно также добавить, что многие восточно-европейские страны инкорпорировали различные недемократические формы.
Кроме того, как полагает Брузт, мы должны предполагать определённую дифференциацию в уровне принуждения, что характерно для различных политик переходного периода. Эти дифференциации отражают изменяющиеся структурные и институциональные наследия прежних коммунистических режимов, а также различные политические решения, принятые до и во время перехода к демократии. По словам Брузта “новые режимы по-разному проявят институциональные возможности к информационному конфликту в рамках демократической политики, а также для генерации поддержки или толерантности социальной цены экономических изменений” (Bruszt, 1992, р: 42).
Эти соображения свидетельствуют о том, что не все посткоммунис.тические общества достигнут успешного перехода к устойчивой экономике и политической стабильности. По этим причинам можно сказать с определённостью только то, что эпоха социализма завершена, и в что все прежние коммунистические государства так или иначе вступили в капиталистическую стадию развития. Тогда возникает вопрос - какую форму примет капитализм в этих странах: "плохой" капитализм Южной Америки, авторитарный капитализм Юго-Восточной Азии или западный (либеральный) тип капитализма? Трудности в развитии гражданского общества и институционализации частной собственности, высокая цена экономической реформы свидетельствуют о том, что в ближайшей перспективе, утверждение основных принципов либеральной идеологии в регионе будет достигнуто под эгидой сильного патерналистского государства.
Поэтому создаётся впечатление, что для анализа трансформационных процессов в странах Центральной и Восточной Европы наиболее применима категория “парадокс” -мощное авторитарное государство необходимо на первых стадиях трансформационного процесса, в то время как полный переход к демократии неосуществим без ликвидации авторитарных тенденций в государстве.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дуткевич П. Посткоммунизм и глобализация // Диалог цивилизаций: Восток-Запад. Материалы “круглого стола” “Толерантность и демократия: политическое основание и будущее гражданского общества”. - Москва, 2000.
2. Aiigica P. The lnsititutionalists' Take on Transition // Transition. 1997, March. № 7.
3. Bruszt L. Transformative Politics in East-Central Europe // Sisyphus .1992. Vol. 1. № 8.
4. Gowan P. Neo-Liberal Theory and Practice for Eastern Europe II New Left Review. - September/October 1995. №213.
5. Huntington S.P. The Third Wave: The Democratization in the Late Twentieth Century (Norman: University of Oklahoma Press, 1991.
6. Mainwaring S., O'Donnell G., Valenzuela J.S. Issues in Democratic Consolidation. Indiana: Notre Dame University Press, 1992.
7. Meiklejohn Terry S. Things About Post-Communist Transitions: How Different Are They? // Slavic Review. - 1993. Vol. 52. №2.
8. Murrell P. Conservative Political Philosophy and the Strategy of Economic Transition // Moore J.H. (ed.) Legacies of the Collapse of Marxism. Fairfax, Virginia: George Mason University Press, 1994.
9. Murrell P. What is Shock Therapy? What Did It Do in Poland and Russia? // Post-Soviet Affairs. Vol. 9, №2. 1993.
10. Ost D., Labor, Class, and Democracy: Shaping Political Antagonisms in Post-Communist Society // Market, States and Democracy: The Political Economy of Post-Communist Transformation. Boulder, San Francisco: Westview Press, 1995.
11. Przeworski A. Democracy and the Market Cambridge: Cambridge University Press, 1991.
12. Przeworski A. Sustainable Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.
13. Rueschemeyer D„ Huber Stephens E„ Stepens J.D. Capitalist Development and Democracy. Chicago: Chicago University Press, 1992.
14. Stark D. Path Dependence and Privatization Strategies in East Central Europe // East European Politics and Societies. 1992, №1.
15. Szacki J. Liberalism after Communism. Budapest: Central European University, 1995. P. 150.
CHALLENGES OF DEMOCRATIZATION:
A COMPARATIVE PERSPECTIVE ON THE POLITICS OF CHANGE IN EASTERN EUROPE
P. Dutkiewicz, V. Laurier, D. Hosina
Department of Political Science
Carleton University, Ottawa, Canada 1123 Colonel By Drive
This article is researching actual problems of democracy in Eastern Europe. Author analysis basic conceptual approaches to the problem of democracy and democratization in Latin America and Eastern Europe. The original essays are divided into three parts. Part One introduces a wide range of concepts and theories of democratization in general. Part Two is thematic; it focuses on dimensions of democratization that have been highlighted in the Eastern European context: legacies of communism, the role of economic reforms, the choice of political institutions, nationalism, and international influences on the democratization of Central and Eastern Europe. Part Three takes up the single most important controversy in post-communist studies - how democratic are post-socialist democracies? The collection is very up-to-date, and covers the latest work in both democratization and area studies.
