CC BY
918
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ И ПРОЦЕССЫ
ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ: ОСОБЕННОСТИ ЕЕ СОВРЕМЕННОЙ ВОЛНЫ*
А. С. МАДАТОВ
Кафедра политических наук Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, 117198, Москва
В самом общем смысле демократизация означает процесс политических и социальных изменений, направленных на установление демократического строя. На различных стадиях общественно-исторического развития этот процесс всегда определялся конкретными историческими типами демократии. В городах -государствах Древней Греции демократические формы правления приходили на смену тираническим или олигархическим режимам, не меняя социально-экономической рабовладельческой формации. В условиях средневековья (если не считать дворянское сословное представительство) мы наблюдаем лишь появление или исчезновение отдельных островков демократии, как результат борьбы между феодальной аристократией и третьим сословием. На поздних этапах феодализма процесс демократизации, как правило, проходил в противоборстве между зарождающейся буржуазией и обуржуазившимся дворянством, с одной стороны, и феодальной абсолютистской системой, с другой. Кульминацией этого процесса считается Великая французская революция.
Первое качественное отличие буржуазной демократии связанно с установлением демократических отношений в рамках национальных государств в отличие от городов-государств античности и средневековых городских коммун. Не случайно, поэтому, известный американский политолог Р. Даль при анализе общемирового демократического процесса выделяет его первую трансформацию - становление демократических городов-государств, и вторую трансформацию, т.е. становление наций-государств (см.: Dahl, 1989, р. 13-14, 213-215).
При анализе исторического опыта процесса демократизации представляет теоретический интерес выделение различных путей перехода от автократии к демократическому режиму. В связи с этим американский политолог С. Лакоф выделяет следующие исторические модели становления демократического строя:
1. Путем революции. Классическим примером этой модели является английская буржуазная революция XVIII века, Великая французская революция и война за
* Статья подготовлена в рамках проекта “Аристотель. Политологическое образование в XXI веке” Национального Фонда Подготовки Кадров и Российского Университета дружбы народов по новому политологическому курсу “Теория и история демократии”.
независимость в Соединенных штатах Северной Америки. Применительно к реалиям XX века к этой модели можно отнести февральскую революцию 1917 г. в России и апрельскую революцию 1974 г. в Португалии. Сюда же входят и революционные события 1989 г. в странах Центральной и Восточной Европы.
2. Эволюционным путем. Эта модель характерна для целого ряда европейских стран, которые на протяжении длительного периода в течение XVII - первой половины XX вв. прошли длительную политическую эволюцию от абсолютной монархии или олигархического правления к становлению демократического строя в его современном понимании. Эволюционный путь характерен также для ряда латиноамериканских и азиатских государств.
3. В результате внешнего воздействия, или как бы навязанный извне. Здесь речь идет о становлении демократической политической системы в Германии, Италии и Японии после II мировой войны. Разгром фашистских и милитаристских режимов в этих странах на их территории оккупационных союзнических войск явились условием становления и последующего укрепления здесь демократического политического режима.
4. Демократическая трансформация, осуществляемая сверху. Этот вариант тесно смыкается с эволюционным путем развития демократии. Данная модель характерна для стран, где правящая политическая элита, осознавая угрозу кризиса общества и стремясь предотвратить его, вступает в переговоры с демократической оппозицией и приступает к осуществлению (с той или иной степенью последовательности) реформы политической системы, ведущую в конечном итоге к становлению демократического режима. Эта модель характерна, например, для послефранкистской Испании, а также для Бразилии конца 70-х - начала 80-х гг.
5. Смешанная модель. Она включает все или многие из предыдущих вариантов, поскольку в большинстве стран (особенно современной, третьей волны) вышеуказанные модели демократизации не проявлялись в чистом виде. Например, если в Португалии начальным импульсом к демократизации была революция 1974 г., то последующий процесс, протекавший в отдельные периоды в острой политической борьбе, сопровождался массовыми движениями в поддержку демократизации, а впоследствии относительно мирной эволюцией режима под руководством правящей элиты. Аналогичная смешанная модель характерна и для бывшего СССР и многих постсоциалистических стран Восточной Европы.
В начале 90-х годов в политическую науку вошло новое понятие - волны демократизации. Оно отражает межстрановое пространство-время демократического процесса. Важное значение в разработке теории волн демократического процесса и анализа его современной волны принадлежит уже упоминавшемуся известному американскому политологу, директору американского Института стратегических исследований Гарвардского Университета С. Хантингтону, который в вышедшей в 1991 г. монографии “Третья волна. Демократизация в конце XX века”" дал развернутую и целостную картину происходящих в современном мире изменений; проанализировав предпосылки, ход и перспективы перехода от тоталитаризма и авторитаризма к демократии. ^
В данной работе С. Хантингтон предлагает следующее определение “демократической волны” (или “волны демократизации”): “Волна демократизации есть переход группы стран от недемократических режимов к демократическим, протекающий в определенный период времени и по численности существенно превосходящий те страны, в которых за тот же период времени развитие протекает в противоположном (т.е. антидемократическом) направлении” (Huntington, 1991, р. 15).
Эта волна включает в себя также либерализацию и частичную демократизацию политической системы.
Однако история, а, следовательно, и политическое время, не представляют собой прямолинейный одновекторный процесс. В процитированном определении С. Хантингтона указывается и на наличие в рамках демократической волны
противоположных, т.е. антидемократических процессов. Речь, таким образом, идет о количественном преобладании демократических тенденций в рамках соответствующего отрезка времени, которые накладывают качественный отпечаток на характер последнего.
История знает и другие периоды, когда в большей группе стран преобладали противоположные, связанные с усилением антидемократических сил, поражением демократии и установлением авторитарных или тоталитарных режимов. Эти этапы в истории С. Хантингтон называет "попятной волной" (или “волной отката” от демократизации - “reverse wave ").
На основе анализа исторического материала, связанного как • со становлением демократических режимов, так и с их временным (хотя протяженность во времени могла быть довольно значительной) поражением, С. Хантингтон выделяет следующие волны демократизации:
Первая, длительная волна демократизации - 1828-1926 гг.
Первая волна отката - 1922-1942 гг.
Вторая короткая волна демократизации - 1943-1962 гг.
Вторая волна отката - 1958-1975 гг.
Третья волна демократизации - с 1974 г. (см.: Huntington S., 1991, p. 6).
Несколько иную периодизацию волн демократического процесса дает американский политолог Ф. Шмиттер, который выделяет следующие четыре периода глобальной демократизации:
Первая волна - период, условно берущий начало с революции 1848 г., после которой, однако, к 1852 г. многие страны (в частности Франция, Германия, Австро-Венгрия) вернулись к автократическим формам правления;
Вторая волна - после первой мировой войны, когда в результате поражения Германии, а также распада Российской и Австро-Венгерской империй, в Восточной и Центральной Европе появляются новые государства, во многих из них первоначально устанавливаются демократические формы правления;
Третья волна - после второй мировой войны;
Четвертая волна - берет начало с военного переворота 1974 г. в Португалии (Schmitter, 1995).
Позитивной отличительной чертой данной периодизации является выделение периода после первой мировой войны в качестве отдельной волны демократизации. Однако при выделении первой волны демократического процесса автор по существу сужает ее пространственные и временные рамки, ограничиваясь лишь континентальной Европой. Показательно, что при временной характеристике современной волны демократизации оценки С. Хантингтона и Ф. Шмиттера совпадают.
В дальнейшем мы будем руководствоваться периодизацией волн демократического процесса, данной С. Хантингтоном (о волнах демократизации см.: также Мадатов, 2000, с. 57-78).
Первая волна демократизации уходит своими корнями в американскую и французские революции. Однако появление демократических, в современном понимании, политических институтов является феноменом XIX в. Условно процесс демократизации в рамках его первой волны отличается двумя признаками:
1) постепенное распространение избирательного права на подавляющее большинство взрослого населения с сокращением, а затем и упразднением имущественного ценза;
2) становление и развитие ответственных представительных институтов и подотчетных им исполнительных органов. Исходя из этих критериев, на рубеже XIX и XX вв. переход к демократии был завершен в таких странах, как США, Великобритания, Франция, Швейцария, заморские британские доминионы (Австралия, Канада и Новая Зеландия) и ряде стран Северной Европы. Незадолго до первой мировой войны демократические режимы были установлены в Италии и Аргентине, а в послевоенный период - двух новых, получивших независимость государствах Европы - Исландии и Ирландии.
Первая волна отката от демократизации условно берет начало с 1922 г., т.е. похода Б. Муссолини на Рим с последующим захватом власти и установлением фашистской диктатуры. В течение этой же декады неустойчивые демократические институты в Польше, Литве, Латвии и Эстонии были ликвидированы в результате происшедших там военных переворотов. В 1926 г. в Португалии в результате государственного переворота власть захватили военные, и в стране установилась военная диктатура, просуществовавшая почти пять десятилетий. В Германии приход в 1933 г. Гитлера к власти и установление фашистского режима ознаменовал поражение Веймарской демократической республики. Последовавший за этим аншлюс Австрии сопровождался соответственно ликвидацией демократических структур и в этой стране. В Испании гражданская война 1936-1939 гг., завершившаяся установлением диктатуры генерала Франко, прервала кратковременный процесс демократизации, начавшийся там в 1932 г.
В 30-е годы произошли также военные перевороты и в ряде латиноамериканских стран, избравших до этого путь демократического развития - в Аргентине, Бразилии и Уругвае. К этому можно добавить, что из семнадцати стран, в которых между 1910 и 1931 гг. установились демократические режимы, к концу тридцатых годов лишь четыре государства сохранили демократические формы правления.
Таким образом, вторая половина 20-х - 30-е годы характеризуются преобладанием антидемократической тенденции. Ее особенностью является то, что наряду с традиционно автократическими политическими системами появляется новый социально-политический феномен - тоталитаризм. Антидемократическая волна данного периода в той или иной степени отразилась также и на особенностях функционирования традиционных демократических режимов. В конечном итоге эта волна отката от демократизации явилась одним из главных источников II мировой войны.
Вторая волна демократизации связана с разгромом фашистской Германии, милитаристской Японии и освобождением западными союзническими войсками оккупированных территорий. В результате были восстановлены демократические режимы во Франции, Голландии, Дании, Бельгии и других странах Западной Европы. Присутствие оккупационных союзнических войск в Германии, Италии и Японии способствовало не только установлению и укреплению в этих странах демократических политических институтов, но и сделало в них демократическое развитие необратимым. В это же время в ряде латиноамериканских стран, в частности в Аргентине, Бразилии, Венесуэле и Перу, были проведены демократические выборы. Вторая волна демократизации совпала с начавшимся процессом деколонизации бывших колоний и полуколоний. За этот период были установлены демократические формы правления в таких странах, как Индия, Нигерия, Филиппины, Шри-Ланка и т.д.
Однако к началу 60-х годов вторая волна демократизации себя исчерпала. С этого времени берет начало вторая волна отката от демократизации. В 1967 г. в Греции в результате военного переворота было прервано демократическое развитие и установилась военная диктатура “полковников”. Кроме Греции вторая попятная волна охватила подавляющее большинство стран третьего мира, где в результате военных переворотов либо узурпации власти правящей элитой установились авторитарные режимы, многие из которых носили откровенно диктаторский или военно-диктаторский характер. Эффект от глобального отката от демократии в третьем мире был впечатляющим. Так, если в 1962 г. правительства, сформированные в результате военных переворотов, существовали в тринадцати странах, то к 1975 г. их уже насчитывалось тридцать восемь.
Согласно другим подсчетам одна треть государств, в которых в 1958 г. функционировали демократические режимы, к середине 70-х годов имела авторитарное правление (НаШт^оп, 1991, р. 21). Показательно, что за этот же период наблюдаются многие кризисные процессы и в Западной демократии. Поэтому не случайно, что во многих политологических и социологических исследованиях того времени, не только преобладал тезис о неприменимости демократической модели к развивающимся
странам, но и высказывались сомнения и пессимистические прогнозы по поводу жизнеспособности самой демократии.
Между тем последующие два десятилетия стали наглядной исторической иллюстрацией противоположной тенденции, как бы опровергнув пессимистические сомнения по поводу успешного функционирования демократических институтов. В апреле 1974 г. в Португалии силами демократически настроенных военных был осуществлен военный переворот, впоследствии поддержанный массовым общенародным движением, который положил конец многолетней диктатуре военного режима. Несколько месяцев спустя в Греции в результате глубокого политического кризиса военное правительство вынуждено было сложить с себя полномочия, и власть перешла в руки гражданских лиц из числа лидеров политических партий демократической ориентации.
В ноябре 1975 г. в Испании смерть Франко положило конец тридцатишестилетнему авторитарному правлению. В последующие полтора года король Испании Хуан Карлос и премьер-министр А. Суарес осуществили серию политических реформ (легализацию ранее запрещенных политических партий, резкое ограничение цензуры, реформу органов власти и т.д.), которые привели к парламентским выборам. Принятая парламентом и одобренная на общенациональном референдуме в марте 1978 г. новая конституция Испании по существу явилась полным разрывом с франкизмом.
Начавшись в странах Южной Европы, с конца 70-х и на протяжении 80-х годов волна демократизации перемещается в Латинскую Америку и Азию. В конце 80-х гг. современная волна демократического процесса вступает в новую фазу, связанную с кризисом так называемого "реального социализма".
Отличительной чертой современной демократической волны по сравнению с предшествующими волнами демократического процесса является ее более глобальный характер, т.к. она охватывает практически все континенты. Причины расширяющейся глобализации мирового демократического процесса С. Хантингтон объясняет следующими факторами:
1) Кризис легитимности авторитарных и тоталитарных систем;
2) Беспрецедентный рост мировой экономики в 60-е годы, а также рост образования и увеличения городского среднего класса;
3) Серьезные изменения в доктрине католической церкви в 60-е годы;
4) Смена политического курса ведущих мировых политических сил (США, СССР, Европейское сообщество);
5) Демонстрационный эффект, усиленный новыми средствами международной коммуникации, а также первоначальным опытом перехода к демократии в рамках третьей волны, который играл стимулирующую роль и служил моделью для последующих усилий по изменению режима в других странах (см.: Huntington, 1991, р. 24).
В последней четверти двадцатого столетия легитимность становилась все более уязвимой стороной авторитарных и тоталитарных режимов. Если в прошлом легитимность автократических режимов была обусловлена такими факторами, как традиция, религия, право наследования престола (в абсолютных монархиях) и т.д., то на протяжении XX столетия инструментом легитимности недемократических систем служат тоталитарная идеология и национализм. Если первая почти во всех случаях накануне третьей волны демократизации была характерна для лево - тоталитарных и лево - авторитарных режимов, т.е. для стран так называемой мировой социалистической системы и ряда государств социалистической ориентации в третьем мире, то национализм был основным средством идейно-политической легитимности для правоавторитарных режимов, главным образом в развивающихся странах.
В социалистических государствах на протяжении нескольких десятилетий оправданием тоталитаризма был марксизм-ленинизм с его постулатами о плановой экономике, общенародном государстве и исключительно классовом характере демократии. Эта идеология освящала диктатуру однопартийной системы и правление
замкнутой самообновляющейся бюрократической элиты. Однако кризис сталинизма в середине 50-х гг. был началом и кризиса легитимности советского тоталитаризма.
Для многих несоциалистических автократических систем идеологическим оправданием авторитарного правления были апелляция к порядку и национализм. В большинстве стран с кратковременным демократическим (или квазидемократическим) правлением обстановка крайней дестабилизации и политического хаоса, нередко в сочетании с ухудшением экономической ситуации и резким снижением жизненного уровня, у значительной части населения ассоциировалась именно с демократией. Во многих странах (особенно Латинской Америки и Африки) это облегчало осуществление переворотов и переходов к авторитарному правлению.
В ходе непосредственного функционирования последнего орудием легитимизации режима является национализм, связанный выдвижением и развитием тезиса об общенациональном единстве. В ряде случаев, как правило, в условиях кризиса авторитарного правления, национализм выходит за рамки внутренней политики государства, превращается в средство внешнеполитической экспансии и одновременно преследует цель укрепить существенно пошатнувшуюся легитимность системы.
Вместе с тем на практике это нередко приводит к противоположным результатам. Например, в Греции в последние годы правления “черных полковников” это проявилось в греческих посягательствах на Кипр. Однако фактически неудавшаяся в 1974 г. попытка инспирировать на Кипре прогреческий военный переворот привела лишь к окончательному политическому банкротству военного режима, обусловив вынужденную отставку правительства “ черных полковников “ и переход к гражданскому правлению. Аналогичная ситуация наблюдалась в 1982 г. в Аргентины, когда в результате резкого ухудшения экономического положения правительство генерала А. Галтиери прибегло к аннексии Фолклендских островов - бывшей колонии Великобритании, незадолго до этого получивших независимость. Однако военное поражение Аргентине в англоаргентинском вооруженном конфликте выявило окончательное политическое банкротство военно-авторитарного режима.
Исторический опыт показывает, что на первоначальных этапах тоталитарные (особенно лево - тоталитарные, т.е. коммунистические) и авторитарные политические системы могут обеспечить значительный экономический рост за счет либо полного государственного контроля над экономикой (во всех социалистических странах), либо высокой степени государственного регулирования экономики. С одной стороны, - СССР и многие социалистические страны, а с другой - такие страны, как Бразилия, Уругвай, Южная Корея, Тайвань и др., на определенных этапах тоталитарного и авторитарного правления достигли огромных экономических успехов за счет мобилизации ресурсов, контроля за стоимостью и ценой рабочей силы, государственного регулирования экспорта т импорта и т.д. В 70-е годы для нефтедобывающих стран третьего мира, а также СССР главную роль и в экономическом развитии, и опосредованно в некотором укреплении легитимности режима сыграл и энергетический кризис и резкий подъем цен на нефть.
Однако во всех автократических государствах как левой, так и правой ориентации государственный контроль или государственное регулирование, сыгравшие ранее определенную позитивную роль в экономическом развитии, постепенно себя исчерпали, приходя в противоречия с объективными потребностями рыночной экономики. Важным конкретным экономическим фактором было также и то, что нефтяной бум 70-х годов к середине 80-х годов сменился резким снижением мировых цен на нефть. Это не могло не отразиться отрицательно на экономическом положении ряда стран экспортеров нефти, в частности на бывшем СССР. Таким образом, предкризисные или кризисные процессы в экономике стран с автократическими режимами явились серьезной экономической предпосылкой кризиса их легитимности.
Многие исследователи отмечают весьма тесную связь между уровнем экономического развития и демократией. Среди 24 государств, отнесенных в 1989 г.
Мировым банком к группе стран с высоким среднедушевыми доходами (от 6 тыс. до 21 тысяч американских долларов в год), 20 были демократическими, а из 42 стран с низкими среднедушевыми доходами - от 130 (Эфиопия) до 450 (Либерия) американских долл. в год, только две страны (Индия и Шри-Ланка) обладали опытом демократического развития.
Среди 53 стран со средним душевыми доходами (от 520 до 5810 долл. в год) 23 -были демократическими, пять стран находились в стадии перехода к демократии, а 25 -имели авторитарные политические системы (см.: НапНп^оп, 1991, р. 45-46).
Соотношение между уровнем экономического развития и политическими процессами свидетельствуют, что переход к демократии чаще всего происходит в странах со средним уровнем экономического развития, либо в странах, приближающихся к среднеразвитым. И бурный экономический рост после второй мировой войны вплоть до середины 70-х годов, на который указывает С. Хантингтон, позволил многим государствам войти в группу стран со средними доходами, что косвенно создало благоприятные экономические условия для перехода к демократии и потенциально расширило социальную базу демократизации.
Однако, как свидетельствует исторический опыт, между уровнем экономического развития и демократизацией не существует однозначных и прямых причинно-следственных связей. Влияние экономических изменений на политические процессы осуществляется опосредованно через ионизируемые социальные изменения. “Экономическое развитие - отмечал С. Хантингтон, - породило новые источники богатства и власти вне государства, а также функциональную потребность в делегировании полномочий по принятию решений” (Напйп^оп, 1991, р. 52).
Более непосредственно экономическое развитие способствует изменениям в социальной структуре и ценностях, что в свою очередь служит предпосылкой демократизации.
Во-первых, уровень экономического благосостояния самого общества формирует такие ценности и установки самих граждан, которые формирует развитие чувства межличностного доверия, удовлетворенности и компетентности, что в свою очередь в большей степени коррелируется именно с демократическими институтами.
Во-вторых, экономическое развитие ведет к росту уровня образованности в обществе. А это сопровождается все более критическим отношением к существующей политической системе, потребностью в индивидуальных свободах - а, следовательно - и потребностью в демократизации.
В-третьих, экономическое развитие создает больше ресурсов для распределения среди различных социальных групп, что облегчает улаживание конфликтов и достижение компромиссов.
В-четвертых, интернационализация экономического развития содействует интеграции всех государств в мировой рынок торговли, инвестиций, технологий, туризма и коммуникаций. Включенность страны в систему мировых экономических связей нередко сопровождается неправильными контактами, что является существенным источником влияния на общество демократических идей, преобладающих в индустриальном мире.
В-пятых, экономическое развитие ведет к росту среднего класса, который во всех странах составляет главную массовую опору и движущую силу процесса демократизации.
Что касается изменений в позиции римско-католической церкви, то этот фактор сыграл огромную роль главным образом в Латинской Америке и отчасти в Восточной Европе. Как известно, демократические идеи и демократическая практика вплоть до первой половины XX в., как правило, получили распространение именно в странах с господствующей протестантской религией. Католицизм же, особенно за пределами Европы, вполне уживался с авторитарными формами правления. Изменения позиции римско-католической церкви приходятся на 60-е годы и связаны с деятельностью папы Иоанна XXIII и решениями. Второго Ватиканского собора, в которых была подчеркнута
необходимость социально-политических изменений в сторону демократизации и значение деятельности епископа в данной области. В последствии немалую роль в эволюции римско-католической церкви сыграли выступления их представителей -католического духовенства в странах Латинской Америки, вылившиеся в идейнополитическую доктрину теологии освобождения, а также важная роль католической церкви в Польше в борьбе за демократию.
Немалое место в процессе демократизации занимают различные внешние факторы, которые, однако, необходимо рассматривать в тесно увязке с внутренними предпосылками процесса демократизации в каждой стране. В частности, наметившаяся в середине 70-х годов развязка международной напряженности, которая, однако, носила кратковременный характер, привела к относительному оживлению диссидентского (по существу правозащитного) движения в СССР и странах Восточной Европы, которое последовательно выступало против нарушений прав человека и за демократизацию существующей в странах тик называемого “реального социализма” политической системы.
Более непосредственным фактором, ускорившим процессы глобальной демократизации в рамках ее третьей волны стала провозглашенная М.С. Горбачевым во второй половине 80-х годов “политика нового мышления”, связанная во-первых, с постепенным размыванием образа врага в советском менталитете, что одновременно способствовало изменениям в политических установках многих советских граждан на демократические ценности в их общечеловеческом аспекте, и во-вторых, в политике невмешательства во внутренние дела стран Восточной Европы. Последнее, ликвидировавшее угрозу советской военной интервенции (как это было, например, в 1956 г. в Венгрии и 1968 г. в Чехословакии), привело к краху коммунистических режимов. Впоследствии, под влиянием событий в бывшем СССР и странах Восточной Европы аналогичная участь постигла и все развивающиеся страны социалистической ориентации.
Одним из важных внешних факторов являются международные политикокоммуникационные связи, вытекающие из высокого современного уровня развития глобальных информационных систем. В результате все больше представителей среднего класса, главным образом интеллигенции, проникается такими ценностями демократии, как индивидуальные свободы, право на политическое участие, право на инакомыслие и Т.д. Все это, наряду с другими внутренними факторами, расширяет социальную базу оппозиции автократическому режиму.
Необходимо, однако, учитывать, что внешние факторы сами по себе не могут только способствовать росту демократического самосознания, что в свою очередь ведет к расширению количества субъектов демократического процесса.
В сочетании с внутренними кризисными процессами они могут лишь сыграть роль катализатора на начальном этапе процесса демократизации. Поэтому, несмотря на важность внешних предпосылок перехода к демократии, их не следует преувеличивать.
При исследовании демократизации в рамках отдельной страны важное значение имеет выделение этапов демократизации. Естественно, что в различных странах историко-хронологические рамки становления демократического .строя связаны с конкретными историческими событиями общенационального масштаба, каждое из которых представляло собой переломный этап как в свержении автократического строя (либо его длительной эволюции), так и в становлении демократических институтов.
Однако обобщение конкретно-исторического эмпирического материала позволяет выделить стадии демократизации, как общеисторического процесса, охватывающего все волны этого процесса. И здесь представляет существенный интерес попытка смоделировать стадии становления демократического режима, предпринятая в 1970 г. американским политологом Д. Растоу, который выделяет следующие стадии демократизации:
A) Предварительное условие;
Б) Подготовительная фаза;
B) Фаза принятия решений;
Г) Фаза привыкания (Растоу, 1996, с. 5-6).
Необходимо отметить, что в качестве предварительного условия автор данной классификации выделяет национальное единство. Причем понятие национальное единство означает не проповедь национально-государственной исключительности, противостоящей другим национально-государственным образованиям, (что характерно для большинства тоталитарных и авторитарных режимов) и даже не субъективную самоидентификацию всех граждан с определенной нацией.
Это понятие, по мнению Д. Растоу, “означает лишь то, что значительно большинство граждан потенциальной демократии не должно иметь сомнений или делать мысленных оговорок относительно того, к какому сообществу они принадлежат. Требование национального единства отсекает ситуации, когда в обществе наличествует латентный раскол, подобный тому, который существовал в габсбургской или оттоманской империях и присутствует сегодня в ряде африканских стран” (Растоу, 1996, с. 7).
Хотелось бы обратить внимание, что данная стадиальная модель была разработана автором еще до современной третьей волны демократизации. И хотя все последующие исторические факты процесса демократизации в Южной Европе, Латинской Америке, Азии, Африке, Восточной Европы и на территории бывшего СССР укладываются в данную стабильную модель, тем не менее, характеристика отдельных стадий с учетом процессов 80-х - 90-х годов нуждается в уточнении. Это относится, в частности, к тезису автора о “национальном единстве”. Последнее, бесспорно, было и остается одним из главных условий демократизации, особенно в многонациональных государствах.
Опыт политической истории многих африканских государствах, а также Югославии первой половины 90-х годов, свидетельствуют, что глубокий раскол общества по национально-этническому признаку, преобладание среди значительной части населения сепаратистских тенденции даже при наличии в обществе демократических устремлений может не только стать тормозом процесса демократизации, но и привести к диаметрально-противоположным результатам. Однако национальное единство, при важности данного фактора, на мой взгляд, не является единственным предварительным условием перехода к демократии. В качестве такого условия было бы целесообразно выделить наличие (пусть даже в латентном состоянии) элементов гражданского общества, развитие которых ведет к последующим стадиям демократизации -подготовительной фазе и фазе принятия решений.
Подготовительная фаза связана с началом борьбы за демократическое обновление общественного строя. Во многих случаях, особенно в рамках первой волны процесса демократизации, демократия представлялась не столько как самоцель, сколько в качестве средства избавления то тех или иных социальных зол (деспотического правления, бедственного положения значительной части населения и т.д.).
Для данной стадии характерны поляризация общества, которая, однако, существует в рамках вышесказанного “национального единства”. Важной чертой подготовительной фазы является формирование демократически ориентированной политической элиты, способной возглавить массы рядовых членов общества, недовольных существующим положением дел. Как показывает исторический опыт прошлого и настоящего, именно эта фаза чаще всего является решающей для последующего процесса демократизации.
Фаза принятия решений, которая в конечном итоге есть результат предшествующей борьбы за демократизацию, связана с изменением политических институтов и политикоправовых норм общества в сторону полиархической демократии. Она может протекать в форме достижения договоренности между представителями политических элит, результатом чего может стать принятие соответствующих законов, а также в форме референдумов и первых альтернативных выборов на многопартийной основе. Во временном плане длительность данной фазы также варьируется от страны к стране.
И, наконец, заключительная стадия - фаза привыкания является решающей для закрепления демократических завоеваний. Именно в рамках данного этапа демократические нормы, установившиеся на предшествующей стадии принятия решений, принимают необратимый (или наоборот, обратимый) характер.
За последние десятилетие в современной политической науке была введена в оборот новая категория - консолидация демократии. Ее минималистское определение подразумевает необратимость установившихся демократических политических структур, когда определенность процедур ведет к значительному ограничению “неопределенности результатов”, т.е. когда недемократические результаты практически исключены.
Консолидацию демократии, по мнению Ф. Шмиттера, “можно определить как процесс, когда эпизодические соглашения, половинчатые норма и случайные решения периода перехода от авторитаризма трансформируются в отношения, сотрудничества и конкуренции, прочно усвоенные, постоянно действующие и добровольно принимаемые теми лицами и коллективами (т.е. политиками и гражданами), которые участвуют в демократическом управлении” (Шмиттер, 1996, с. 18).
По существу консолидация демократии совпадает с выделенной Д. Растоу стадией привыкания. При этом в литературе нередко разграничиваются стадии перехода к демократии (democratic transition) и демократической консолидации (democratic consolidation). Однако на эмпирическом страновом уровне зачастую сложно определить, когда закаивается фаза демократического перехода, начинается процесс консолидации.
Исход этой фазы в значительной степени зависит, во-первых, от результатов экономических реформ, которые в общественном сознании значительной части населения ассоциируются с демократизацией политического режима, хотя непосредственная взаимосвязь экономических и политических преобразований вовсе не обязательна.
Как правильно отмечает французский исследователь Ги Эрме, “в связи с крахом иллюзий о демократии, как благополучном пути во всех отношениях, современная доктрина гласит, что “демократизация” сопровождается бедностью, принимая это как непреложную данность для большей части земного шара. Отсюда вытекает, во-первых, верная мысль, согласно которой демократические устремления обретают настоящую силу только тогда, когда проведен достаточно четкий водораздел между правомерным желанием иметь менее склонное к произволу правительство и другим явлением, вполне понятным, но иного порядка: острым нетерпением изголодавшихся людей выйти из длинного туннеля нищеты, как только на горизонте появляется просвет нового режима” (Ги Эрме, 1992, с. 16.). Невозможность молодых и еще не устоявшихся демократических режимов удовлетворить экономические интересы бедствующих . слоев населения, нередко создает угрозу всему процессу демократизации.
Поэтому, во-вторых, исход демократизации не в меньшей, а может быть даже в большей степени, чем экономические реформы, зависит от изменений в политической культуре большинства граждан общества или, по крайней мере, его наиболее активной части.
На наш взгляд Ги Эрме справедливо обращал особое внимание на то, что “демократия - это культура в большей степени, чем система институтов... Суть идеи в том, что демократия основывается на медленном приобретении терпимости и сознания своих пределов: ведь демократическое правительство не может решить всех вопросов и ценно скорее своей природой, чем результатами деятельности, которые необязательно оказываются во всех отношениях лучше, чем при нелиберальном правлении” (Ги Эрме, 1992, с. 16-17).
Именно в рамках фазы привыкания к демократическим процедурам как значительная часть политической элиты, (в том числе и часть тех ее представителей, которые на предшествующих этапах выступали против установления демократических институтов), так и большинство рядовых граждан общества, постепенно проникается такими
ценностями, как политическая конкуренция, обуславливающая для каждого свободу выбора, политический плюрализм, свобода слова, свобода передвижения и т.д.
“Новый политический режим, - отмечал по данному поводу Д. Растоу, - есть новый рецепт осуществления совместного рывка в неизвестное. И поскольку одной из характерных черт демократии является практика многосторонних обсуждений, именно этой системе присущи методы проб и ошибок, обучение на собственном опыте. Первый великий компромисс, посредством которого устанавливается демократия, если он вообще оказывается жизнеспособным, сам по себе является свидетельством эффективности принципов примирения и взаимных уступок. Поэтому первый же успех способен побудить борющиеся политические силы и их лидеров передать на решение демократическими методами и другие важнейшие вопросы” (Растоу, 1996, с. 11-12).
Этот вывод автора, сформулированный на материале главным образом первой волны демократизации, подтвердился и опытом тех государств третий волны, где демократическое развитие практически приобрело необратимый характер, например в Испании и Португалии.
Однако во второй половине 90-х годов во многих регионах, охваченных третьей волной демократического перехода, наблюдается процесс стагнации демократизации. Это относится ко многим государствам Африки, юго-восточной Азии, странам бывшего СССР, в меньшей степени к постсоциалистической Восточной Европе и Прибалтике.
Л. Даймонд справедливо характеризует этот процесс, как продолжающийся рост электоральной демократии, при застое в развитии демократии либеральной, обращает внимание на все более поверхностный характер демократизации на исходе ее третьей волны.
На протяжении 1990-х годов пропасть между электоральной и либеральной демократией постоянно расширялась. Это проявляется в росте нарушений прав человека, наступлений (если не прямого, то косвенного) на свободу слова, коррупции на всех уровнях государственной власти, неэффективности законодательной и судебной властей.
При этом во многих странах третьей волны сохраняются атрибуты демократии -конституализации, декларирующие демократические принципы, квазивальтернативные выборы, создающие видимость конкуренции, множественность политических партий, как бы демонстрируется фасад многопартийности и т.д.
Застой демократизации в рамках ее современной третьей объясняется следующими факторами:
1) слабостью социальной базы либерального демократического транзита, проявляющегося в слабости среднего класса, его незначительности (или недостаточного удельного веса в социальной структуре общества)
2) слабостью и недостаточной структурированностью гражданского общества
3) отсутствием эффективной многопартийной системы при наличии множества мелких политических партий, которые не в состоянии создать реальную действительную оппозицию и мобилизовать граждан для обеспечения эффективного контроля за властными структурами
4) крайне слабой распространенностью среди граждан либеральной политической культуры.
Вместе с тем, в отличие от предшествующих десятилетий мы не наблюдаем и тенденции к новой глобальной волны отката от демократизации.
Во-первых, этому способствует новая международная обстановка. Если до второй половины 80-х гг., в условиях противоборства двух мировых систем и двух сверхдержав авторитарные режимы могли политически лавировать в этом противоборстве, а либеральный Запад еще мог как-то оправдать легитимность авторитарных режимов в борьбе с мировым коммунизмом, то с крахом Восточного блока и распадом СССР этот внешний фактор легитимации авторитаризма практически сведен на нет.
Во-вторых, в большинстве стран, охваченных третьей волной демократизации, отсутствуют сильные авторитарные движения, которые пользовались бы поддержкой
значительной части населения. В-третьих, во многих странах отсутствует эффективная идеология, которая могла бы легитимизировать возникший авторитарный режим и обосновать полный откат от демократизации.
С учетом всего вышесказанного можно говорить о квазидемократических режимах, которые пришли на смену многих бывших тоталитарных и авторитарных режимам. В настоящее время было бы преждевременно говорить о завершении третьей волны демократизации. Подобно тому, как с 1974 года на протяжении почти трех десятилетий неравномерно проходил коллаж авторитарных режимов, точно также и неравномерно протекает процесс становления и укрепления демократических институтов, а также рост противоположных антидемократических тенденций, обусловливающих пропасть между электоральной и либеральной демократией.
Электоральные квазидемократии, которые находятся на различных стадиях приближения к либеральным демократиям, так или иначе представляют собой шаг вперед по сравнению с предшествующими. Глобальный характер современной волны демократизации не исключает в отдельных странах попятного движения к авторитаризму.
В целом же современная демократическая волна, именно вследствие своего глобального характера, носит длительный, затяжной и противоречивый характер. Поступательный характер демократических процессов в переходных обществах потребует не одного десятилетие и будет зависеть от сочетания множества внутренних и внешних факторов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ги Эрме. Культура и демократия. - М.,1992.
2. Даймонд Л. Прошла ли “третья волна” демократизации? // Полис, 1999, № 5.
3. Мадатов АС. Демократия: сущность и методологические проблемы исследования. - М., 2000.
4. Мадатов А.С. Теория и история демократии // Проект “Аристотель. Политологическое образование в XXI веке”. Авторские программы учебных курсов по политологии. Под ред. профессора Ю.В. Ирхина. - М.: Национальный Фонд Подготовки Кадров, “МАКС Пресс”, 2001.
5. Проблемы политического развития современной России в условиях “неконсолидированной демократии” // Э.Н. Комаров. - М., 1999.
6. РастоуД.А. Переходы к демократии. Попытки динамической модели // Полис, 1996, № 5.
7. Российское общество: становление демократических ценностей? // Майкл Макфол и Андрей Рябов. -М., 1999.
8. Шмиттер. Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации демократии // Полис, 1996, № 5.
9. Dahl, Robert. Democracy and Its Critics. - New Haven and London, 1989.
10. Huntington, Samuel. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century.-Norman and London, 1991.
11. Schmitter, Philipp. Democratization, Waves of. //Encyclopedia of Democracy.-New York, 1995.
DEMOCRATIZATION:
THE PARTICULARITIES OF ITS MODERN WAVE
A. S. Madatov
The Department of Political Science
Russian Peoples’ Friendship University Miklukho-Maklay str.6, 117198, Moscow, Russia
The article devotes to the analysis of the third wave of the third wave of democratization up to present days. The author regards different aspects of democratic transition and democratic consolidation. As is well known, modern wave of democratization has global character. However by the end of 90th we observe the stagnation of the process in many countries. As a result there is a gap between electoral democracy and the liberal one.
