CC BY
1УДК 77.04
З. Л. Николаева
Выставка «Томаш Гудзоватый. Сумо. Аре-буре-боке», 9 июня — 18 июля 2021 г. Государственный музейно-выставочный центр РОСФОТО
С 9 июня по 18 июля 2021 г. в Государственном музейно-выставочном центре РОСФОТО проходила выставка «Томаш Гудзоватый. Сумо. Аре-буре-боке», представлявшая работы польского фотографа Томаша Гудзоватого. Одной из основных задач выставочного проекта было показать японскую культуру сумо, прошедшую долгий путь от религиозного ритуала до зрелища, но до сих пор остающегося в восприятии людей странным, мистическим и непостижимым, древним и архаичным. Гудзоватым завладела идея проекта, в котором можно было бы фотографическим способом раскрыть визуально привлекательный и пронизанный ритуалами мир сумоистов. Для выполнения своей задачи автор выбрал оригинальную фотографическую стилистику, определяемую понятиями «аре-буре-боке» (в переводе с японского — грубо-смазанно-нерезко). Стиль «аре-буре-боке» впервые был заявлен в 1968 г. в японском контркультурном издании — журнале Provoke.
Необычная выставочная концепция воплотилась прежде всего в методах репрезентации фотографических изображений. Центральный зал парадного корпуса РОСФОТО был расписан граффити, содержащими цитаты из текстов-манифестов, опубликованных в Provoke. Далее в залах размещались наклеенные прямо на светлые стены черно-белые фотоизображения большого размера, отпечатанные в высоком качестве на самоклеящейся пленке, используемой в рекламной полиграфии. Одно или два соединенных фотографических изображения занимали целиком стену, что превращало их в фреску и вместе с непривычными параметрами — размером, усиленным контрастом, повышенной зернистостью, в отдельных случаях — нерезкостью — вызывало у зрителя состояние аффекта. Посетители необычной экспозиции могли видеть портреты сумоистов, моменты их жизни, подготовку к поединкам-выступлениям, эпизоды самой борьбы. В центре главного зала на деревянных поддонах находился специальный отдельный экспонат — тираж газеты, воспроизводившей фотографии выставки и содержащей подробный текст автора, где излагались взгляды на сумо, эстетику «аре-буре-боке», опыт журнала Provoke, фотографическую выразительность.
Автор проекта — польский фотохудожник Томаш Борис Гудзоватый — родился в 1971 г. в Варшаве. Увлекшись фотографией, он стал снимать спорт, дикую природу и социальные сюжеты. Этим же темам он оставался верен, когда перешел в разряд фотографов-профессионалов. Наибольшей известности Гудзоватый достиг документальными съемками спортивных событий - гонок, плавания и такого экзотического вида городского спорта, как фриран (уличный вид спорта без границ, сочетающий элементы паркура, акробатики, гимнастики, легкое и изящное перемещение в «каменных джунглях»). Часто в своих сериях автор сочетает
интерес к спорту как специфической сфере человеческих проявлений и чуткость к социальным вопросам. Среди мировых авторов, оказавших наибольшее влияние на Гудзоватого, — знаменитый бразильский фотожурналист Себастьян Сальгадо. В 2009 г. фотографии Гудзоватого демонстрировались на фотографическом фестивале в Арле в рамках групповой выставки «Ça me touche», куратором которой выступила известная художница Нан Голдин. Фотографу удалось поработать спортивным фотожурналистом на параолимпийских играх в Сиднее (2000) и Афинах (2004). В общей сложности Гудзоватый побывал на съемках более чем в ста странах мира. Фотографии автора были опубликованы в крупнейших изданиях — журналах Cartier Art, Max, L'Equipe, The Guardian, Newsweek, Forbes, National Geographic Travel, Time, Photo, British Journal of Photography, Spook, Vogue Italia L'Uomo Vogue. Гудзоватый является автором десяти фотокниг, в том числе опубликованных такими издательствами, как Hatje Cantz и Steidl. Фотограф — многократный лауреат и финалист крупных международных конкурсов: World Press Photo (девять премий), Pictures of the Year International, NPPA's Best of Photojournalism, International Photography Awards, B&W Spider Awards, а также National Portrait Gallery's Taylor Wessing Photographic Portrait Prize. Томаш Гудзоватый также был приглашен в качестве научного сотрудника и преподавателя на факультет Кшиштофа Кесьлёвского Силезского университета радио и телевидения в Катовице. В 2018 г. он получил докторскую степень в области искусств.
Будучи на протяжении многих лет деятельным и востребованным фотографом, Т. Гудзоватый оказался впечатлен внешностью борцов сумо, их необыкновенной быстротой и ловкостью в противовес обманчивому мнению насчет их тяжеловесности и громоздкости. Он понимал, что именно фотография способна изменить стереотипы и представления о больших, тучных людях и о культуре сумо в целом.
Необходимо понимать, что поединок, по которому наиболее часто судят о японской борьбе, составляет лишь один из элементов этой культуры. В основе ее лежат более сложные понятия — иерархия, традиция и стиль жизни. Старинная легенда связывает сумо с самим существованием японской нации на островах. И конечно, ритуалы, проводимые перед поединками, которые очень часто пропускают в телевизионных трансляциях, имеют особое значение. Все этапы, связанные с правилами, судейством и даже с подготовкой площадки, а также иерархия сумоистов стали отражением представлений, существующих в рамках японской религии синто, и регламентировались ее ритуальными порядками. Поединок двух борцов является аллегорией состязания духов, противостояния человека богам, хтоническим
Томаш Гудзоватый. Сумо. Аре-буре-боке, 9 июня — 18 июля 2021 г. Государственный музейно-выставочный центр РОСФОТО. Афиша
силам природы. Так, например, перед тем, как проложить тавара-канат, сделанный из переплетенной рисовой соломы, судьи-гедзи проводят синтоистский ритуал [1]. Такое действо является отголоском древних шаманских камланий, направленных на очищение от злых духов, утверждение силы и воли, благодаря которой борец одерживает победу еще до начала состязания в схватке «сикири», психологической борьбе, так называемом поединке взглядов, когда борцы должны пристально смотреть в глаза друг другу, стремясь морально сломить противника. Невероятная сила духа сумоиста читается и в брутальной эстетике борьбы, где на первый план выходит ни с чем не сравнимая монументальность движений и поз, экспрессия столкновений. «Я пытаюсь понять, отстраниться и почувствовать сумо по-новому. Показать его немного как войну, как вызов, брошенный воинами остальному миру. Как репортаж из военного лагеря во время осады: есть место для еды и для смеха, для борьбы и поражения. Все начинается и заканчивается столкновением с противником», — говорит фотограф [2, с. 11].
Стилистика «аре-буре-боке» стала для Томаша Гудзоватого данью и уважением к Provoke, к методам работы авторов, проникших за рамки внешних сюжетов городской жизни, способных обнаружить в мимолетном впечатлении огромный смысл. «Хотя я обращаюсь к форме Provoke, моя фотография, разумеется, ей не соответствует. Для меня работа над темой — это целый процесс, фотография появляется в самом конце, также в случае „Сумо". В Provoke это безумный бег, соревнование со временем, деструкция, поиск границ, жестокие эксперименты, которые должны были сломать все барьеры в надежде на откровение. Мои фотографии появлялись в контакте с фотографируемыми людьми. В Provoke герои анонимны, каждый из них это — „еве-римен". Глядя на Provoke, я также размышляю, чем является портрет. Можно ли его присвоить, делая фотографии украдкой? Или это должно быть запечатление человека, осознающего происходящее? Ведь нельзя создать портрет еверимена — потому эти фотографии создают обобщающий портрет поколения», — рассуждает Гудзоватый [2, с. 10]. В его интерпретации портреты борцов сумо становятся символом культурной традиции страны, чей боевой дух непреклонен и наполнен образами великих героев, а победа заключается внутри осознания своего «я», своей совести и предназначения. На отпечатках польского фотографа предстают фигуры великанов, лица с застывшей гримасой боли и готовности исполнены ожидания, подобно напряжению тигра перед прыжком во время охоты. Не менее выразительны сцены боев, в которых сосредоточилась вся энергия борца, стремительным движением опрокидывающего соперника. Внутренней экспрессией наполнены фотографии изнуряющих тренировок, где сумоисты выглядят одновременно монументально и экспрессивно. Не резкие детали подчеркивают стремительность движения, а контраст и крупное зерно создают особую фактурную графику, придавая героям строгость и воинственность.
На фотографиях повседневной жизни сумоистов обычные процедуры — принятие ванны или трапеза — предстают как инициация. Автор с подчеркнутым вниманием относится к грубой телесности, материальности обнаженных фигур. Герои фотографий не выглядят персонажами древних сказаний, полубогами, в чьих телах читается достоинство и изящество. Удачно дополняют
кадры неприметные детали — кафельная плитка ванной комнаты или висящие провода в урбанистической среде Токио. Все это создает ритм и становится визуальным языком, без которого изображение просто не могло бы существовать как единое целое. В многофигурных композициях ритуалов изображение сосредотачивается в одной точке и одновременно распадается вокруг нее как белый шум или снег, скрывая ненужные подробности. Кадры, снятые как бы случайно и затем не конвенционально обрезанные, представляют Гудзоватого специфичным автором, изначально предрасположенным к архаичной визуальной стилистике. Что бы ни снимал мастер, главным для него остается непостижимый духовный мир человека, феномен его способности преодолевать обстоятельства, болезни, стихии, боль и границы своих возможностей. В этой связи можно отметить одно из исключений среди портретов на выставке — крупное лицо настоящего воина-борца, в напряженном взгляде которого, как правда жизни, читается мысль о том, что самое сложное преодоление для человека — это он сам. Своей фотографией автор словно говорит зрителю: «Находясь в постоянной внутренней борьбе с самим собой, мы одерживаем великие победы, остающиеся незаметными для окружающих». «Я глубоко верю, что жизнь, культура, цивилизация ходят по кругу. В определенном смысле я также возвращаюсь в фотографии к своим корням — когда я как начинающий фотограф был заворожен инстинктом. Тогда это был инстинкт, обуславливающий выживание, миграцию и жизнь животных в Африке. Сегодня я вижу инстинкт иначе: как способ познания, восприятия искусства, но также, в определенном смысле, управления своей жизнью. Прислушивание к внутреннему голосу, который диктует такие потребности, как любовь, близость, спокойствие. В конце концов, инстинкт опирается на многие чувства, благодаря чему труднее попасть в ловушки современного мира — из которых худшей, по моему мнению, является замена содержания формой. Инстинкт — это также то, что меня восхищает в моих детях, — искренняя бессознательная реакция. Я бы хотел, чтобы они сохранили ее на всю жизнь. Я бы хотел, чтобы они прислушивались к себе, чтобы видели мир таким, какой он есть на самом деле. Даже если это будет тяжело», — объясняет автор свой проект [2, с. 11].
Сцены из мира сумо в объективе камеры Томаша Гудзоватого объединяются в процесс поиска смысла существования, его основных принципов и одновременно становятся ответом: «Что ж, иногда мы проигрываем, а жизнь продолжается, но если мы живем в согласии со своей совестью, если нам хватает на это смелости, то это значит, что на самом деле мы выиграли — и в том числе об этом та история, которую я рассказываю через сумо: борьба не всегда бывает честной, а противник иногда слишком силен. Но надо принять бой и бороться за то, что для нас важно» [2, с. 11].
Визуальная риторика произведений польского фотографа раскрывает философскую глубину консервативной и глубоко ритуальной культуры сумо. Эта риторика складывается на выставке в цельный и самодостаточный язык, превращая фотографию в концептуальное искусство, которое не просто обозначает границы восприятия, но напрочь сметает их.
Здесь нельзя не обратить более пристальное внимание на историю журнала Provoke, учитывая пусть локальное, но очевидное влияние на фотоискусство авторов этого издания. Отдельные экспозиционные
решения, как и содержание некоторых фотографий, отсылали к типичным сюжетам Provoke — фрагментам города и городской жизни. В сумме они создавали иллюзию экстерьера в интерьере и воплощали бунтарский дух уличной японской фотографии 1970-х. Тема улицы, города была центральной для авторов Provoke, снимавших бездомных, проституток, напряженные моменты уличной жизни. Город понимался как среда, где фотограф тесно взаимодействует со случайным, где обыденное мелкое и грязное сталкивается с духовным и вечным, где переплетаются судьбы и путаются события, и таким образом происходит трансформация образа места и жизни. Урбанистическая фактура, формы существования людей на ее фоне и попытки фотографов из Японии зафиксировать, отразить, а затем осмыслить эти темы вдохновили Гудзоватого прежде всего эстетически. Данные усилия оформились в цельную художественную программу, основанную на принципах «аре-буре-боке».
Эстетика «аре-буре-боке» возникает в кругу авторов трех номеров контркультурного журнала Provoke, издававшегося с 1968 по 1970 г., — критика и фотографа Кодзи Таки, фотографов Такума Накахиро, Ютака Таканаши, Дайдо Морияма и писателя Такахико Окада. Преемником и продолжателем их дела станет еще один автор, в дальнейшем фотограф с мировой известностью — Нобуёси Араки. Со второго номера Provoke выглядел оформившимся культурно-философским изданием, содержащим стихи, критические тексты и тексты по теории фотографии. Своими материалами журнал определял жесткую альтернативную позицию по отношению к расхожим вкусам обывателей. Три номера, по сути, произвели революцию в японской фотографии и оказали влияние на западную фотографию последних десятилетий XX столетия. Философские идеи, выраженные в текстах и иллюстрациях Provoke, в частности, подчеркивали мысль: «ничто не является правильным». Этот тезис задал новую оптику восприятия и оценки реальности, обесценивая форму, сводя все обнаруженное камерой к фактическому содержанию. Уже на страницах первого журнала был опубликован манифест, где утверждалось: «Глаз фотографа может запечатлеть реальность, которая не может быть выражена языком в том виде, в котором она есть» [2, с. 10]. Данная мысль отражала интерес, объединявший фотографов, задававшихся вопросом, как смотреть на мир и что вообще значит «видеть». Они заговорили о новой фотографической экспрессии, о лишении фотографии считываемых кодов, о необходимости нового языка, опрокидывающего стереотипы и общепризнанные стандарты. Во многом то была реакция на имиджевую и коммерческую фотографию.
Публикации своих размышлений авторы Provoke дополняли фотографиями сцен городского бытия, в их понимании — образов мира, расщепленного на составляющие, на нестабильные и неуловимые элементы, на исключительные детали, принуждая таким образом зрителя к рефлексивной оценке окружающего мира.
После выпуска последнего номера журнала в 1970-м г. коллектив авторов, объединенных идеей снимать «вызывающие документы для размышления», издает книгу, название которой переводится как «Первый выход из мира псевдоуверенности», и, перестав существовать как сообщество единомышленников, распадается. В годы появления Provoke был недооценен, но время показало, что издание вышло за рамки своей эпохи, а «аре-буре-боке» переросло в стилистический
прием, к которому до сих пор обращаются фотографы, используя его чисто технически, подчеркивая остроту композиции, внося доминанту резкости, прибегая к особому методу взаимодействия всех деталей кадра. Революционная составляющая, актуальная в конце 1960-х — начале 1970-х гг., навсегда осталась в истории и опыте мировой фотографии. Протест, выраженный «аре-буре-боке», сейчас можно воспринимать как протест против культуры потребления, против социальной унификации, против стирания человеческой индивидуальности в угоду мейнстриму.
Особенный характер репрезентации фотографий на выставке в РОСФОТО был спровоцирован спецификой фотографических сюжетов, раздвигающих границы между внешним и внутренним в оценке реальности подобно тому, как делали это авторы Provoke. Японские фотографы культивировали три эстетических составляющих — «грубо», «смазанно», «нерезко» — именно по причине своего оппозиционного отношения ко всему, что въелось в расхожее представление о «прекрасном», к бессмысленным стилизациям. Фотографируя не прицеливаясь, держа камеру кое-как, они устроили бунт в чистом виде, достигая тем самым естественной передачи течения жизни. Мир несовершенен, и фотографы «Provoke» настаивают на его интуитивном, иррациональном познании, освобождая сознание от тоннельного мышления, когда человек уже не способен видеть иначе. В иллюстрациях японского журнала реальность часто напоминала мир после катастрофы. Авторы утверждают, что все может быть фотографией и ее особый язык возникает как сумма разных чувств — запах, свет, текстура и даже звук. Кричащая асимметричность, уродство, размытость, заурядные вещи выглядят удивительными отражениями повседневности. «Для меня фотография — это не средство для создания прекрасного искусства, а уникальный способ познакомиться с подлинной реальностью в точке, где огромные фрагменты мира, которые я никогда не смогу полностью охватить фотографируя, совпадают с моим собственным неразрешимым и затруднительным положением» [3, р. 81], — писал один из основателей журнала Дайдо Морияма. «Эти тела вне фокуса в комнатах отелей — я мечтал так снимать. Я был вдохновлен журналом Provoke. Многие даже не заметили эти три номера, но они были словно взрыв в японской фотографии», — вспоминает фотограф Нобуёси Араки [4, р. 560].
Именно в силу приверженности простому, обыденному и малопривлекательному японскую фотографию «направления Provoke исследователи часто сравнивают с гравюрой жанра «укиё-э» (XVII-XIX вв.). «Укиё-э» переводится как «картины преходящего (ускользающего) мира». Такие же мимолетные, кажущиеся тривиальными вещи зафиксированы в кадрах фотографов «Provoke». Японская фотография конца 1960-х — начала 1970-х не просто открывала путь к другому прочтению, она сделала большее — создала иное измерение в фотографии, решительно заговорила о зазеркалье, о других законах мироздания, где главенство принадлежит не прямой иллюстрации сюжетов, а их магическому саморазвитию на основе позиции автора.
В качестве технического средства авторы Provoke использовали широкоугольную оптику и фотоаппарат без видоискателя. Подобная экстремальная манера съемки демонстрировала различия между тем, что видит человек, и тем, что видит камера. Последняя
захватывает мир, который обычно уклоняется от человека. Культура Японии, являясь тем самым неисчерпаемым источником «другого» видения, на самом деле гораздо сильнее обнажает настоящее в людях. Сильнее всего на человека воздействует не видимое, а всего лишь ощущаемое на интуитивном уровне. Поэтому жизнь на гравюрах художников «укиё-э» следует интерпретировать не только как «ускользающий мир», но и как «мир невидимый», остающийся незамеченным, что, возможно, роднит эти изображения со всей современной культурой Японии. Искусство ищет реальности, и часто, в строго документальном отображении, не находит ее, потому что подлинная реальность раскрывается в ощущениях. Японские художники давно нашли особую систему принципов отображения реальности и создали целую традицию, в то время как западное искусство только в XX в. задалось вопросом о формах, позволяющих ясно и живо чувствовать момент картины, который, собственно, изображен на ней. Так, например, еще первые зрители полотен импрессионистов утверждали, что перед ними можно замерзнуть или промокнуть, хотя вся картина представляла собой множество разноцветных мазков. Именно эти мазки создавали трепет холодного воздуха или ощущение дождя. Так художник решал проблему передачи в статичном полотне движения. Он тем самым создавал ощущение живого мира. Подобно импрессионистической манере, ломая привычные стереотипы о видимом, фотография способна создавать действительность, иллюстрирующую эмоциональное состояние. Как писала С. Зонтаг: «Вокруг фотографии сложилось новое понимание информации. Фото — это тонкий ломтик и времени, и пространства. В мире, где царит фотографическое изображение, все границы кажутся произвольными. Все можно отделить, отчленить от чего угодно. <...> Камера делает реальность атомарной, податливой — и непрозрачной. Этот взгляд на мир лишает его взаимосвязей, непрерывности, но придает каждому моменту характер загадочности. <...> Камера всегда замалчивает больше, чем открывает» [5, с. 38].
Воинствующее нарушение законов, приводящее к полной языковой деконструкции кадра, — глядя на него зритель чувствует себя бездомным, подобно бродячему псу на знаменитой фотографии Мориямы, неспособным выстроить прочную конструкцию визуальности, на
которую можно опереться как на фундамент, — приводит все же к поискам иного, к пробуждению «другого» зрения, превосходящего ограниченность написанного слова.
Что касается феномена японского восприятия, то суть его понимания таится в языке, где главное — это не объект (существительное), как в любом другом западноевропейском, а отношение (глагол). Японец мыслит не категориями, а отношениями, они и создают то особое, отдельное, живучее чувственное пространство. Реальность подвижна, и ее нельзя передать через формы, устремленные к строгой статике. Понимание, что реальность можно зафиксировать, ошибочно. Можно зафиксировать дерево или улицу, как писала Зонтаг: «Снимая карликов, ты получаешь не красоту и величие, а карликов» [5, с. 45], т. е. фотографируя дерево, получаешь дерево, но вовсе не ту реальность, которую видишь, потому что она в ощущениях, в чувствах, характеризующих ее. В фотографиях Гудзоватого незначительная деталь вызывает острые, болезненные ощущения — как жесткое осознание реальности. В этом заключается принцип преобладания глубины содержания над формой. Именно такой принцип обнажает истинную сущность явлений.
«Реальное, — как доказывает на своих семинарах Ж. Лакан, — это эффект символического» [6]. В поиске новых выразительных средств в редуцировании реального краткого и емкого высказывания состоит главная особенность проекта «Томаш Гудзоватый. Сумо. Аре-буре-боке». Этим работы на выставке отличаются от грубой констатации фактов многих документальных фотосерий современных авторов.
«Вызывающие документы для размышления» — так озаглавили Provoke его авторы. При взгляде на фотографии Томаша Гудзоватого хочется адресовать это послание всем зрителям.
Литература
1. Искусство сумо. URL: https://mensby.com/sport/fight/6061-art-of-sumo (дата обращения: 05.04.2022).
2. Гудзоватый Т. Are-bure-bokeh. Сумо. A.L.I.K., 2021. 24 с., ил.
3. Moriyama Daido. Record. Thames & Hudson, 2016. 424 р.
4. Araki Nobuyoshi. ARAKI. Taschen, 2007. 560 р.
5. Сонтаг С. О фотографии. М.: Ад Маргинем Пресс: Музей современного искусства «Гараж», 2021. 272 с.
6. Андреева Е. Ю. Постмодернизм: Искусство второй половины XX-XXI века. СПб.: Азбука-классика, 2007. 488 с., ил.
