CC BY
17
ВЯЧ. ИВАНОВ И ФЛОРЕНЦИЯ
М.П. Гребнева
Особую роль в деле создания флорентийской мифологии сыграло начало XX столетия. Вяч. Иванов - один из творцов персональных мифов о Боттичелли, Микеланджело и Данте в русской литературе.
Знаковой фигурой своего времени, своей Флоренции был С. Боттичелли. Его картины воплощают как нельзя лучше прекрасный город в живописи. Флоренция неразрывно связана с такими творениями прославленного художника, как «Мадонна Магнификат», «Весна», «Поклонение пастырей» и др.
Флорентийским сонетом Вяч. Иванова, вошедшим в книгу «Кормчие звезды» (1903), является «Magnificat». Название стихотворения восходит к словам девы Марии из Евангелия от Луки: «...величит душа Моя Господа» [Лк 1: 46]. Автор живописного полотна «Мадонна Магнификат» увековечил их, возвеличив имя Флоренции - творения Божьего.
В произведении Иванова речь идет о находящемся в Уффици шедевре, но воплощением вечной женственности можно считать и саму Флоренцию:
Как бледная рука, приемля рок мечей,
И жребий жертвенный, и вышней воли цепи,
Чертит: «Се аз, раба» - и горних велелепий Не зрит Венчанная, склонив печаль очей...
[Иванов 1995, кн. 1, с. 130]1 Следует заметить, что в этом описании преобладает христианское, жертвенное начало: «бледная рука», «жребий
жертвенный», «цепи», «се аз, раба», «печаль очей». Подчеркнем также, что мадонна, точнее ее внутреннее состояние, уподобляется внутреннему состоянию самого художника:
Так ты живописал бессмертных боль лучей И долу взор стремил, и средь безводной степи Пленяли сени чар и призрачный ручей Твой дух мятущийся, о Сандро Филипепи!
[Иванов 1995, кн. 1, с. 130]
1 Выделение в цитатах здесь и далее мое.
Выделенные курсивом слова позволяют предположить, что, как она чертит, так он живописует, как она склоняет очи, так он стремит взор долу, как она привлекает внимание бога, так он привлечен к ней ее тайными, скрытыми чарами и неизбывной силой жизни.
Состояние души Боттичелли, по мысли Н.А. Дмитриевой, можно выразить с помощью одной из особенностей его полотен: он «любил легкие сквозные покрывала на фигурах, причем драпировки у него обладают одной приметной особенностью: они падают не прямо, а волнообразно, как бы несколько раз подхваченные на своем пути. Их рисунок напоминает струи ручья, бегущего по каменистому ложу, -струи задерживаются, завиваются около встретившегося камня и потом бегут дальше» [Дмитриева 1986, с. 255-256]. По мнению исследователя, «такой прерывистый волнистый ритм вообще отличает манеру Боттичелли - это внешнее выражение его трепетного, беспокойного духа» [Дмитриева 1986, с. 256].
Эта особенность творческой манеры художника отличает и «Мадонну Магнификат», поскольку волнистый ритм заметен в изображении одеяний мадонны и ребенка, которого она держит на руках, в прическах ангелов, окружающих их. Даже рельеф местности, виднеющейся на заднем плане, характеризуется неровностью, волнообразностью.
Мятущийся дух Боттичелли нашел отражение не только в «Мадонне Магнификат», но также, как считал Вяч. Иванов, в «Весне» и «Поклонении пастырей»:
И Смерть ты лобызал, и рвал цветущий Тлен! [Иванов 1995, кн. 1, с. 130]
«Весна» предстает символом жизни, язычества, телесного начала, дольнего мира, хотя и не лишенного одухотворенности, «Поклонение пастырей» - символом смерти, христианства, духовного начала, горнего мира:
С улыбкой страстною Весна сходила в долы:
Желаний вечность - взор, уста - истомный плен... [Иванов 1995, кн. 1, с. 130]
Но снились явственней забвенные глаголы,
Оливы горние, и Свет, в ночи явлен,
И поцелуй небес, - и тень Савонаролы... [Иванов 1995, кн. 1, с. 131]
Сам Иванов отмечал, что «последний терцет (рассматриваемого стихотворения. - М.Г.) намекает на «Поклонение пастырей» из
Лондонской Национальной галереи. Все в этой, едва ли не последней, картине Боттичелли - и, яснее ясного, сделанная на ней самим художником надпись, - свидетельствует о мистическом омрачении его души в последние годы жизни, обусловленном трагическим концом Савонаролы» [Иванов 1995, кн. 2, с. 278].
Другим не менее прославленным флорентийским художником, чем Боттичелли, был Микеланджело, которому «поручили разработать проект новой сакристии для церкви Сан-Лоренцо, где собирались поместить гробницы Лоренцо и Джулиано Медичи» [Арган 1990, т. 2, с. 36]. Он, как никто другой, ощущал дух Флоренции, «настоянный» на синтезе самых разных искусств. Именно ему удалось передать универсальный характер этого города. Внешне Флоренция предстает мертвой, запечатленной в произведениях искусства: архитектурных, скульптурных, живописных, литературных. Изнутри в этом городе художественная смерть передает жизнь, оказывается в нем актуальнее самой этой жизни. Важнейшая составляющая универсального мифа о Флоренции в русской литературе - мотив прошлого, вечного прошлого.
Следует заметить также, что для Микеланджело смерть неразрывно связана со сном, с ночью. Сон и ночь являются «живыми» заместителями смерти. Не случайно именно скульптура «Ночь» в сакристии Сан-Лоренцо привлекала внимание русских путешественников (А.К. Толстой, М. Волошин).
К флорентийским относится стихотворение Иванова «Ночь» из цикла «Suspma», также вошедшее в книгу «Кормчие звезды». Эпиграфом к нему взяты строчки из эпитафии Микеланджело «Мне сладко спать, а пуще - камнем быть», послужившие ответом на четверостишие флорентийского гуманиста Д. Строцци.
Строцци:
Вот эта ночь, что так спокойно спит
Перед тобою, - Ангела созданье.
Она из камня, но в ней есть дыханье:
Лишь разбуди, - она заговорит. [Микеланджело 1992, с. 207]
Микеланджело:
Мне сладко спать, а пуще - камнем быть,
Когда кругом позор и преступленье:
Не чувствовать, не видеть - облегченье,
Умолкни ж, друг, к чему меня будить? [Микеланджело 1992, с. 207]
Нам представляется, что творение Микеланджело способствует выявлению синтеза искусств, столь характерного для Флоренции, сближению скульптуры и литературы. Скульптурная реминисценция в этом случае «проникает» в литературу. Тому же процессу содействует и В. Иванов, так как в его произведении содержится литературная реминисценция из стихотворения прославленного скульптора с контрастным ее продолжением. Это, на наш взгляд, должно означать, что на этот раз литературная реминисценция готова «проникнуть» в скульптурное изображение.
Иванов:
Твой сын угас!.. Истома скорби дремлет...
«О, не буди!» -
И снова миг у Ночи Свет отъемлет...
Иль - победи...» [Иванов 1995, кн. 1, с. 144]
В сознании Иванова Ночь - это и скульптура Микеланджело, и время суток, и персонифицированный образ женщины-матери. Дальнейшему очеловечиванию образа Ночи способствует «появление» у нее детей-воинов. Атрибутами первого бога-сына можно считать луну, звезды, колчан и щит. Надо сказать, что он выглядит менее агрессивно, чем второй сын-воин:
Вся золотом мерцающим долина Озарена:
Как тяжкий щит ночного исполина
Встает луна. [Иванов 1995, кн. 1, с. 143]
Я вышел в путь; поют в колчане тесном Мои огни:
Дай расточить их во поле небесном -
И вновь усни! [Иванов 1995, кн. 1, с. 143]
Атрибутами второго сына являются солнце, его лучи, а также меч, копье, лук:
Бегу его, - но меч крылатый брызжет -
Уж он в груди! [Иванов 1995, кн. 1, с. 144]
Рази же! Грудь отверста копьям ярым!
Ее мертви! [Иванов 1995, кн. 1, с. 144]
«Один - живи...»Увы мне! Лук незримый
Уж напряжен. [Иванов 1995, кн. 1, с. 144]
И все, что он зачал, и все, что выжжет... [Иванов 1995, кн. 1, с. 144]
И я молю, любовию палима:
«Мертви меня!
Огня хочу! Хочу неутомимо,
Мой сын, огня!» [Иванов 1995, кн. 1, с. 144]
Ночь в стихотворении предстает и полем сражения, и тем временем, когда один сон сменяется другим сном, время одного сына -временем другого сына. Ночь бессильна изменить этот порядок вещей, поэтому она погружена в бессильную тоску в начале и в конце произведения, как и сама Флоренция - центр Тосканы. Тоскана и «Ночь» воплощают мировую тоску, вневременную и внепространственную:
И снова миг у Вечности, у темной,
Отъемлет Свет;
И Матерь-Ночь ему, в тоске истомной:
«Мне мира нет!..» [Иванов 1995, кн. 1, с. 143]
Еще одним художником, художником слова не менее великим, чем Боттичелли и Микеланджело, был Данте Алигьери. Его имя, ставшее широко известным русским писателям в XIX веке, вызывает особый интерес в XX столетии. Что касается содержания русского персонального мифа о Данте, то оно неразрывно связано с его биографией, во-первых, и с его творчеством, представленным «Божественной комедией», во-вторых. В биографии прославленного флорентийца внимание привлекают два эпизода: изгнание из
Флоренции и любовь к Беатриче. В «Божественной комедии» особый интерес всегда вызывал эпизод из «Ада», посвященный любовным взаимоотношениям Паоло и Франчески. Причем любовный биографический эпизод и любовный художественный эпизод явно соотносятся друг с другом за счет особой трагической напряженности чувства, испытываемого реальными людьми и литературными героями.
Данте предстает продолжателем дел Аполлона, Аполлон -защитником и проводником Данте в стихотворении «ApoШm», опубликованном в одноименном журнале в 1909 году. Миф о Дафне и Аполлоне под пером Иванова превращается в миф о Данте и Флоренции. О литературном претворяющем начале свидетельствует прежде всего то, что Дафна превращается в Дафн, лавровое дерево - в лес лавровый. Деревья становятся посредниками между флорентийским поэтом и предводителем муз. Авторские размышления
в произведении явно восходят не только к греческому мифу, но и к комедии прославленного флорентийца:
Кто вещих Дафн в эфирный взял полон,
И в лавр одел, и отразил в кринице
Прозрачности бессмертной?.. Аполлон! [Сонет серебряного века 1990, с. 134]
О рае Иванова, созданном по типу дантовского, свидетельствуют упоминания об эфирном полоне и о прозрачности бессмертной. Дафны, ставшие вещими, - это терцины дантовского «Рая». В первой песне третьей части «Божественной комедии» Дант обращался к Аполлону за поддержкой, именно ему бог искусств вручал возлюбленное дерево, с его помощью он надеялся воспеть Рай:
О Аполлон, последний труд свершая,
Да буду я твоих исполнен сил,
Как ты велишь, любимый лавр вверяя. [Данте 1994, с. 321]
О вышний дух, когда б ты мне помог Так, чтобы тень державы осиянной Явить в мозгу я впечатленной мог. [Данте 1994, с. 322]
Вещие Дафны связаны у Иванова не только с Раем, но с Адом. В этом контексте они превращаются в жемчужины бездны, в перлы бездн. Ад опоэтизирован в стихотворении даже больше, чем Рай. К атрибутам подземного мира по Данте мы относим упоминания о хмеле волн, возможно, волн Ахерона, о горьких лонах - прибежищах умерших людей, о жемчужнице-слезнице - месте, где грешники проливают слезы, о гробнице - пристанище отступников:
Под хмелем волн, в пурпуровой темнице,
В жемчужнице-слезнице горьких лон,
Как перлы бездн, родитесь вы - в гробнице. [Сонет серебряного века 1990, с. 134]
Флоренция, таким образом, оказывается средоточием Ада и Рая. Вектор, ведущий от нее вниз - дорога в преисподнюю, а вектор, ведущий вверх, - дорога в мир вечного света:
Возноситесь вы гордой головой,
О Гимны, в свет, сквозя над мглой багровой Синеющих долин, как лес лавровый,
Изваянный на тверди огневой. [Сонет серебряного века 1990, с. 133]
В стихотворении Иванова возникает еще один очень важный мотив универсального мифа о Флоренции - мотив круга, на который, в
частности, обратил внимание О. Мандельштам в «Разговоре о Данте»: «Мне хочется сказать, что inferno окружен Флоренцией» [Мандельштам 1994, с. 250]. Мгла багровая и твердь огневая -приметы Ада, а синеющие долины и лес лавровый гимнов в честь Флоренции - приметы города цветов. Таким образом, Дафны - это не только деревья, не только строки «Божественной комедии», не только гимны в честь Флоренции, но и сама Флоренция - предтеча Ада, она окружает его в дантовской комедии и возносит свой ствол живой к миру света:
Когда вспоит ваш корень гробовой Ключами слез Любовь, и мрак - суровый,
Как Смерти сень, - волшебною дубровой,
Где Дант блуждал, обстанет ствол живой. [Сонет серебряного века, 1990, с. 133]
С именем и творчеством Данте неразрывно связано стихотворение «Во сне предстал мне наг и смугл Эрот» из цикла сонетов «Золотые завесы», опубликованного в собрании стихов «Cor Ardens» в 1911 году. Об итальянском содержании и форме стихотворения свидетельствует жанр сонета, расцвет которого «связан с именами Данте и особенно Ф. Петрарки (14 в.)» [Словарь литературоведческих терминов 1974, с. 364]. Кроме того, герой стихотворения уловлен вихрем в любовные сети так же, как флорентийцы Паоло и Франческа в «Божественной комедии»:
И схвачен в вир, и бурей унесен,
Как Паоло, с тобой, моя Франческа,
Я свил свой вихрь... Кто свеял с вежд мой сон?
[Сонет серебряного века 1990, с. 126] Выражение «и схвачен в вир» следует понимать как поднятый вверх, так как слова «вира!», «вирать!» соответствуют итальянскому «virare», что означает «выбирай, поднимай, тащи вверх». [Словарь иностранных слов и выражений 1997, с. 116]. Магия стихотворения, магия русско-итальянских перекличек возникает также благодаря сочетаниям слов «свил свой вихрь», «схвачен в вир», «бурей унесен». Иванов свил свой вихрь и создал свой сон, которые соотносятся с вихрем и сном-смертью у Данте в «Божественной комедии». Сравним: Я там, где свет немотствует всегда И словно воет глубина морская,
Когда двух вихрей злобствует вражда. [Данте 1994, с. 26]
То адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая. [Данте 1994, с. 26]
Я начал так: «Я бы хотел ответа
От этих двух (Паоло и Франческа - М.Г.), которых вместе вьет
И так легко уносит буря эта». [Данте 1994, с. 27]
И если к нам беседа есть у вас,
Мы рады говорить и слушать сами,
Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас. [Данте 1994, с. 28]
Флоренция Вяч. Иванова неразрывно связана с именами прославленного живописца Боттичелли, непревзойденного скульптора Микеланджело и всемирно признанного поэта Данте. Ее душа живет в «Мадонне Магнификат» и «Весне», в изображении «Ночи» и в терцинах «Божественной комедии». Интерес к персональным флорентийским мифам у В. Иванова не отменяет важности таких составляющих универсального мифа о городе цветов, как мотивы прошлого и круга.
Литература
Арган Дж. К. История итальянского искусства: В 2-х т. - М., 1990. - Т. 2.
Данте А. Божественная комедия. - Пермь, 1994.
Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. От древнейших времен по XVI век. - М., 1986. Вып. 1.
Иванов В. Стихотворения. Поэмы. Трагедии. - СПб, 1995.
Мандельштам О. Собрание сочинений: В 4-х т. - М., 1994. - Т. 3.
Микеланджело. Стихотворения. - М., 1992.
Словарь иностранных слов и выражений. - Минск, 1997.
Словарь литературоведческих терминов. - М., 1974.
Сонет серебряного века: Русский сонет конца XIX - начала XX века. -М., 1990.
