Всемирный день философии Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

DOI: 10.24411/2078-5356-2018-00046

Всемирный день философии World philosophy day

16 ноября 2017 года кафедра философии Нижегородской академии МВД России при поддержке Нижегородского отделения Российского философского общества организовала и провела просветительскую акцию, посвященную Всемирному дню философии.

Цель просветительской акции «Всемирный день философии» состояла в повышении статуса философии, формировании интереса учащейся молодежи к философской проблематике и исследованиям, анализе существующих проблем в жизни социума, разъяснении значимости философии как учебной дисциплины в процессе профессиональной подготовки сотрудников органов внутренних дел.

Акция проведена в форме просветительских лекций ведущих специалистов-философов города Нижнего Новгорода для курсантов, слушателей и адъюнктов Нижегородской академии МВД России.

November 16, 2017, the Department of philosophy of Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia with the support of the Nizhny Novgorod branch of the Russian philosophical society organized and carried out educational action, devoted to the world day of philosophy.

The goal of the educational action «World philosophy day» was to raise the status of philosophy, the formation of interest of students to philosophical questions and research, analysis of existing problems in the life of society, explaining the importance of philosophy as an academic discipline in the training of employees of internal Affairs bodies.

The action was carried out in the form of educational lectures of leading experts of the philosophers of the city of Nizhny Novgorod for cadets, students and adjuncts Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia.

Треушников Илья Анатольевич, доктор философских наук, доцент, начальник кафедры философии Нижегородской академии МВД России

К вопросу о философском обосновании функционирования правовой системы

Сегодня, во Всемирный день философии, хочется говорить о связи философии и правоведения, о значимости философской подготовки юриста и философском обосновании правового идеала1. Следует признать, что в современной России насущную потребность общества и актуальную задачу научных исследований составляет поиск нравственно-правовых ориентиров, адекватных продуктивному развитию нашей страны. В этой связи философско-правовое наследие отечественных мыслителей представляет значительный эвристический интерес. Это подтверждают как конференции, посвященные данной теме, так и специальные исследования2. Современный мир, несмотря на процессы глобализации, является поликультурным или плюралистическим (иногда используется термин «плюральный»). В контексте культурного плюрализма мы можем говорить и о правовом плюрализме. Идеи плюрализма в понимании сущности права периодически возникают в процессе научных дискуссий. В частности, в ходе круглого стола журналов «Государство и право» и «Вопросы философии»3.

Кроме того, существует проблема универсальности права. Рассмотрение права как неотъемлемой части культуры характерно, скорее, для западной цивилизации и ее науки. Данное обстоятельство не свидетельствует о том, что в рамках иных цивилизаций за правом признается аналогичное

1 См. об этом: Ивашевский С.Л., Треушников И.А. Правовой идеал и качество отечественного законотворчества // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2013. № 22. С. 210—212.

2 См.: Евсевичев В.И. Вяч. Жуков Русская философия права: естественно-правовая школа первой половины ХХ века // Государство и право. 2002. № 7. С. 123—124.

3 См.: Гражданское общество, правовое государство и право (Круглый стол журналов «Государство и право» и «Вопросы философии») // Государство и право. 2002. № 1. С. 12—50.

з место. Полагая данную точку зрения определенной крайностью, мы отметим, что указанные обстоятельства актуализируют проблему обоснования права. В этом деле основную роль должна играть § философия права.

§ Отсутствие продуктивного правосознания делает проблему обоснования права насущно не-

^ обходимой. И.А. Ильин называет требуемое правосознание «нормальным», полагая, что основной ¡Б его характеристикой является «воля к цели права». Цель права, в конечном счете, обосновывает ^ само право. Русская религиозно-философская традиция в подавляющем большинстве случаев | тяготеет к естественно-правовой интерпретации проблемы обоснования права. Тенденция к эти-з зации исследований и религиозная насыщенность теоретических построений выступают специфики ческими чертами отечественной мысли. Не имея возможности в ограниченных рамках одного вы-щ ступления подробно анализировать концепции многочисленных отечественных авторов, обратим внимание на учения отдельных представителей религиозной философии. На философско-право-вые идеи представителей философии всеединства — значимого направления в русской религиозной философии — мы обращали внимание специально1.

Основателем философии всеединства выступает В.С. Соловьев. Ближайшим учеником и критиком Соловьева является Е.Н. Трубецкой, создавший оригинальный вариант естественно-правовой доктрины. Как искренне верующий и убежденный во всепобеждающей силе добра человек, Е.Н. Трубецкой полагает, что именно христианство дает пример максимального приближения нравственного идеала к абсолюту. Следовательно, право, ориентирующееся на максимы христианской морали, выступает наиболее соответствующей естественно-правовым требованиям системой.

Этот вывод, заметим, приближается к положениям авторов, придерживающихся религиозно-мистического образца обоснования права, так как они так же опираются на абсолютизацию христианской морали. (Это можно увидеть, например, в философии П.А. Флоренского — одного из представителей философии всеединства.) Религиозно-мистическое обоснование государства и права, раскрывающееся в учении Флоренского, на современном этапе выглядит анахронизмом. Отнесение его воззрений к собственно естественно-правовой традиции представляется далеко небесспорным, и мы это хорошо понимаем. Вспомним, что сам Флоренский относил собственное миропонимание к периоду средневековья, предшествовавшего расцвету доктрин естественного права. Однако мистицизм мыслителя основан на убеждении в естественности доминирования духовных начал в человеке и обществе. На этом основывается стремление обосновать естественное право индивида на духовное совершенствование. Конструкция Флоренского строится на методологии философии всеединства, а представление о предустановленной гармонии мира позволяет полагать, что божественное всеединство задано и всему сотворенному миру. Следовательно, оправдание государства и права божественной силой не нужно рассматривать как опору исключительно на трансцендентное. Мир земной и небесный связаны в гармоничном единстве, и силы небесные представляются вполне естественными для человека и общества в устремлении к абсолюту. При таком подходе, однако, Флоренского не очень беспокоит проблема формально-правового обеспечения индивидуальных прав. Взгляды многих других отечественных философов, относящихся к школе всеединства, как и Флоренский, отличаются большим уважением к законодательному регулированию общественных отношений.

В учении Е.Н. Трубецкого в имплицитном виде заключен своеобразный закон соответствия позитивного права уровню восприятия и осознания тем или иным народом на определенном этапе максим естественного права. Подобным образом подходит к нашей проблеме и такой известный философ права, как И.А. Ильин. Как видим, идея не противопоставления, а взаимопроникновения морали и права руководит построениями обоих мыслителей. Их идеи, несмотря на определенные различия, сходятся в основном — обоснование права должно базироваться на смыслообразую-щем каркасе надпозитивных общечеловеческих ценностей. Данные ценности генетически принадлежат христианской культуре и, следовательно, являются культурообразующими для большинства населения нашей страны. В этой связи конструкции отечественных мыслителей, представленные выше и аналогичные им, представляются весьма продуктивными с точки зрения выработки приемлемой формы обоснования права и утверждения «нормального», по выражению Ильина, правосознания. Однако в свете оценки глобализационных процессов и тех идей, которые были высказаны выше, проблему можно рассмотреть иначе.

1 См.: Треушников И.А. Правовые аспекты проблемы «Запад — Восток» в философии всеединства // Философия права. 2009. № 2. С. 12—17.

Рассматривая естественно-правовые принципы в качестве универсальных, мы сталкиваемся с целым рядом проблем. Доминирование морали над правом воспринимается многими отечественными современными исследователями как явный недостаток и проявление неуважения к праву. Исходя из высших гуманистических ценностей, авторы стремятся доказать, что право не нуждается в надправовом обосновании. С.С. Алексеев в монографии «Философия права» последовательно проводит мысль о безосновательности какого-либо превосходства морали над правом. Мораль рассматривается им даже как потенциальная угроза для свободы1. Основная претензия к морально-нравственным способам обоснования права заключается в отсутствии единой универсальной системе моральных ценностей. Принимая данное возражение, мы обращаем внимание на обстоятельство, оставляемое обычно противниками данного подхода за кадром, а именно — на принципиальное совпадение многих ценностных положений, принадлежащих к различным нравственным системам. В этой связи укажем то, что опора на христианский универсализм, характерная для русских религиозных мыслителей, представляется весьма продуктивным методом. Оценки способности правового регулирования играть роль универсального механизма, как мы показали в начале выступления, тоже весьма различны.

Остальные претензии, высказанные к естественно-правовой школе в целом, могут быть приняты, но с определенными возражениями. Прежде всего, отметим, что, например, авторитетнейший историк и теоретик права — В.С. Нерсесянц, критикует естественно-правовые концепции («юс-натурализм»), исходя из собственной «либертарно-юридической» концепции, устраняющей, по его мнению, негативные стороны как позитивистской, так и естественно-правовой традиции. Обоснование права строится в ней исходя из рационализированных и формализованных ценностей свободы, равенства и справедливости. Однако концепции указанных нами выше мыслителей в качестве характеристик правового идеала принимают данные ценности, только выводя их из универсального мирового порядка, не рассматривая как исключительно правовые. Это не меняет их содержания. Дуализм естественного и позитивного права заменен в современной концепции дуализмом права и закона, что меняет форму, а не сущность проблемы. Недооценки роли позитивного права, присущего, по мнению В.С. Нерсесянца, естественно-правовым концепциям, мы не находим при ближайшем рассмотрении ни у Е.Н. Трубецкого, ни тем более у И.А. Ильина. Данная черта характеризует религиозно-мистические учения, подобные философии П.А. Флоренского. Такие варианты обоснования права приемлемы преимущественно для Церкви и для искренне верующих людей (выше, однако, мы отмечали корреляцию построений Флоренского с конструкциями его менее склонных к мистицизму коллег).

Вышесказанное позволяет сделать вывод о жизнеспособности естественно-правового варианта обоснования права. Возможно, даже о его большей продуктивности для культур неевропейского типа. В условиях глобализации именно право представляется наиболее универсальным мерилом человеческих отношений. Философии права предстоит решить сложный комплекс вопросов, связанных с выработкой наиболее продуктивной модели обоснования права и формированием на-Тэтой основе «нормального» правосознания. Согласимся с мнением авторов одного из учебников о том, что «философия права — это философский дискурс права, направленный на выяснение того, какие предельные (последние) основания, связанные с сущностью человека, могут служить оправданием правового принуждения»2.

Философский дискурс права допускает многообразие подходов к основанию правовой реальности. Не вызывает сомнения, что наибольший простор для философско-правовых построений предоставляет естественно-правовая линия правопонимания. Для русской философской мысли указанная модель представляется наиболее приемлемой и употребительной. Философская школа всеединства в русской философии выступает как совокупность самобытных мыслителей, объединенных системообразующими метафизическими идеями, во многом определяющими решение историософских, социальных, антропологических, а также философско-правовых проблем. Методологические приемы представителей философии всеединства могут выступать основанием для рационального обоснования права, выработки представления о социально значимом правовом идеале. Философия всеединства является религиозной по своему характеру. В силу данного обстоятельства авторы, принадлежащие к этой школе, выводят источники нашей реальности

1 См.: Алексеев С.С. Философия права. М., 1998. С. 53—64.

2 Философия права: учебник / под общ. ред. В.П. Сальникова, ГН. Хона. М., 2002. С. 27.

за пределы имманентного мира. Правовая действительность как часть реальности в целом будет иметь своим корнем трансцендентную сущность. Это позволит утвердить объективный правовой идеал, опирающийся на универсальные ценности, последовательный и концептуально обоснованный отказ от которых, за что выступают определенные теоретики права1, представляется опасным для общественного сознания.

Дахин Андрей Васильевич, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и политологии Нижегородского института управления — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

Правовая норма, идейная позиция государства и мировоззренческий выбор в современном социальном контексте

В современной России активно обсуждаются вопросы, которые остались недодуманными и не-доотвеченными с того времени, как распался СССР и Россия стала самостоятельным суверенным государством. Один из таких — вопрос об идеологии. В СССР была обеспечена своеобразная база идеологической однородности «социалистического общенародного государства», Конституция которого в статье 6 устанавливала: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу»2. Таким образом, высший нормативный документ страны отражал идейную позицию государства по широкому кругу вопросов, в совокупности образующих поле мировоззрения советского человека. В этой связи принято считать, что советское общество было идеологизированным, что гражданам была вменена в обязанность унитарная, безальтернативная идеологическая система.

В статье 13 Конституции России утверждается положение об «идеологическом многообразии», равно как и то, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». В этой связи необходимо понимать, указывает ли статья 13 Конституции РФ на то, что государство отказывается от утверждения своей идейной позиции относительно сущности Российского государства или речь идет о недопустимости установления монополии и унитаризации индивидуальных (вмененных в обязанность гражданину) или массовых политических умонастроений идеологического характера. Вполне определенно, что установки на вмененные идеологии в Конституции РФ нет. Напротив, она утверждает, в частности, многопартийность (п. 3, ст. 13) и, следовательно, возможность выбора той или иной политической идеологии. Она утверждает свободу вероисповедания (ст. 28), свободу мысли (ст. 29) и т. п.

Вместе с тем, правовые нормы Конституции РФ отражают идейные установки государства и общества, то есть представления о сущностной природе и основах собственной идентичности нашего государства. В частности, статья 7 утверждает: «Российская Федерация — социальное государство...». Иными словами, все мы (и чиновники, и бизнесмены, и наемные работники в разных отраслях, и взрослые, и дети, и мужчины, и женщины, то есть поголовно все граждане) должны мыслить себя как социальное государство и, следовательно, должны стараться — каждый на своем месте — наилучшим образом реализовать в жизни идею социального государства. Отметим специально — реализовать в жизни необходимо не просто «этот» или «тот» план мероприятий «от сих до сих», а через «тот» или «этот» план необходимо воплощать в жизнь идею социального государства, зафиксированную в Конституции без особых детальных и технических подробностей. Статья 1 Конституции РФ гласит, что мы — это демократическое государство, и означает это то, что мы же и должны стремиться воплотить в нашу жизнь идею демократического государства. Статья 14 Конституции РФ гласит, что мы — это светское государство. То есть мы должны стремиться наилучшим образом реализовать в жизни идею светского государства. Примеры можно продолжать. Основная мысль, содержание которой помогают высветить эти примеры, сводится к тому, что правовые нормы Кон-

1 Толстик В.А. Право как реальное социальное явление // Актуальные проблемы философии права: сборник статей участников семинара / под ред. В.К. Бабаева. Н. Новгород, 2006. С. 60—61.

2 Конституция СССР в ред. от 7 октября 1977 г. Гл. 1. URL: http://constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1977/ red_1977/5478732/chapter/1/#block_10000

за пределы имманентного мира. Правовая действительность как часть реальности в целом будет иметь своим корнем трансцендентную сущность. Это позволит утвердить объективный правовой идеал, опирающийся на универсальные ценности, последовательный и концептуально обоснованный отказ от которых, за что выступают определенные теоретики права1, представляется опасным для общественного сознания.

Дахин Андрей Васильевич, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и политологии Нижегородского института управления — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

Правовая норма, идейная позиция государства и мировоззренческий выбор в современном социальном контексте

В современной России активно обсуждаются вопросы, которые остались недодуманными и не-доотвеченными с того времени, как распался СССР и Россия стала самостоятельным суверенным государством. Один из таких — вопрос об идеологии. В СССР была обеспечена своеобразная база идеологической однородности «социалистического общенародного государства», Конституция которого в статье 6 устанавливала: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу»2. Таким образом, высший нормативный документ страны отражал идейную позицию государства по широкому кругу вопросов, в совокупности образующих поле мировоззрения советского человека. В этой связи принято считать, что советское общество было идеологизированным, что гражданам была вменена в обязанность унитарная, безальтернативная идеологическая система.

В статье 13 Конституции России утверждается положение об «идеологическом многообразии», равно как и то, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». В этой связи необходимо понимать, указывает ли статья 13 Конституции РФ на то, что государство отказывается от утверждения своей идейной позиции относительно сущности Российского государства или речь идет о недопустимости установления монополии и унитаризации индивидуальных (вмененных в обязанность гражданину) или массовых политических умонастроений идеологического характера. Вполне определенно, что установки на вмененные идеологии в Конституции РФ нет. Напротив, она утверждает, в частности, многопартийность (п. 3, ст. 13) и, следовательно, возможность выбора той или иной политической идеологии. Она утверждает свободу вероисповедания (ст. 28), свободу мысли (ст. 29) и т. п.

Вместе с тем, правовые нормы Конституции РФ отражают идейные установки государства и общества, то есть представления о сущностной природе и основах собственной идентичности нашего государства. В частности, статья 7 утверждает: «Российская Федерация — социальное государство...». Иными словами, все мы (и чиновники, и бизнесмены, и наемные работники в разных отраслях, и взрослые, и дети, и мужчины, и женщины, то есть поголовно все граждане) должны мыслить себя как социальное государство и, следовательно, должны стараться — каждый на своем месте — наилучшим образом реализовать в жизни идею социального государства. Отметим специально — реализовать в жизни необходимо не просто «этот» или «тот» план мероприятий «от сих до сих», а через «тот» или «этот» план необходимо воплощать в жизнь идею социального государства, зафиксированную в Конституции без особых детальных и технических подробностей. Статья 1 Конституции РФ гласит, что мы — это демократическое государство, и означает это то, что мы же и должны стремиться воплотить в нашу жизнь идею демократического государства. Статья 14 Конституции РФ гласит, что мы — это светское государство. То есть мы должны стремиться наилучшим образом реализовать в жизни идею светского государства. Примеры можно продолжать. Основная мысль, содержание которой помогают высветить эти примеры, сводится к тому, что правовые нормы Кон-

1 Толстик В.А. Право как реальное социальное явление // Актуальные проблемы философии права: сборник статей участников семинара / под ред. В.К. Бабаева. Н. Новгород, 2006. С. 60—61.

2 Конституция СССР в ред. от 7 октября 1977 г. Гл. 1. URL: http://constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1977/ red_1977/5478732/chapter/1/#block_10000

ституции — это формы утверждения идейной позиции государства (т. е. «власти-и-гражданского» общества) по различным аспектам вопроса о том, кто мы, по различным граням вопроса об идейных и идеальных основах нашей коллективной государственной идентичности. Взятая в целом Конституция РФ отражает идею целостной, содержательной взаимосвязи всех перечисленных граней, аспектов и вопросов, другими словами, выражает философию нашей коллективной государственной идентичности.

Опираясь на философское понимание слова «идеальное», которое было дано в работах советского философа Э.В. Ильенкова1, можно достаточно уверенно утверждать, что «русская идея», которую повсюду ищут философы и политики, нашлась «сама». Она «сама» обрела свое специфическое эквивалентное бытие в тексте современной Конституции России. Можно утверждать также, что идейные искания философов и политиков не могут быть остановлены и должны продолжаться. Требуется уточнение практически всех идеальных понятий, которые утверждает Конституция: каков наш идеал социального государства, каков наш идеал демократического государства, каков наш идеал светского государства, а также иных.

Не трудно показать, что диапазон мнений по ключевым позициям довольно широк. Идею светского государства на одном полюсе идейных позиций продолжают связывать с атеизмом, а на другом — призывают к возрождению православной державности. Идею демократического государства одни поясняют через идеалы глобального гражданского, открытого общества, достичь которого мешает государственный суверенитет, другие видят сущность демократии в стабильности существующей системы «парламентских партий», а третьи увязывают идеал демократии с обязательностью применения политических революций для достижения общественного развития.

Конечно, как юридический документ Конституцию может толковать только Конституционный Суд. Но на чем базируется толкование конкретных граждан России, облеченных в судейские мантии? Фундаментально он базируется на незримо складывающемся в российском обществе консенсусе в понимании заявленных в Конституции идейных позиций. Он базируется на результатах общественных и профессиональных философских, политических дискуссий, которые медленно, постепенно откладываются в качестве общего знания нашего российского «мы» и которые разными путями, в том числе через системы профессионального образования, становятся элементами профессиональных компетенций членов Конституционного Суда. Поэтому образовательные и профессиональные стандарты, связанные с компетенциями конституционного права, должны включать основательную философскую подготовку. Кроме того, вне широкого общероссийского социального обращения конституционных идейных позиций просветление в понимании идеальных смыслов Конституции происходить не будет. Природа форм эквивалентного бытия идеальных начал, как это было показано Ильенковым, такова, что они, будучи «единством во многообразии» и «многообразием в единстве»2, самовозрастают только в процессе социального обращения.

Активное поле такого обращения охватывает также и глобальные контуры дискуссий, в центре которых, в частности, конституционно утвержденные права человека. Западное видение идеалов в этой области сталкивается с представлениями, формирующимися внутри иных цивилизаций. Идейная позиция, идеальное понимание прав человека для России могут быть сформированы прежде всего внутри самого «мы» России, в качестве «для-себя-нужной» идентичности этого «мы». При этом мы должны знать и понимать идеальные представления других «мы».

Идеальные представления о конституционных устоях государства касаются не только современности, но и будущего. Например, положение о социальном государстве касается нашего бытия в 2017, в 2027, в 2037 году и далее — вплоть до начала XXII века. Какое социальное государство будет в нашей стране к рубежу XXII века, тоже связано с нашим ясным пониманием сущностного значения этого словосочетания действующей Конституции РФ, которое записано в статье 7 (при этом, конечно, «мы» России должно стремиться сохранить жизнеспособное развитие на ближайшие сто лет вперед).

Одно из посланий современной русской философии — боль за то, что люди увлекаются чудесами техники и забывают о чуде себя самих, о чуде человека! Подобное «себя-забвение», «на-себя-наплевательство» профессор В.А. Кутырев высвечивает на уровне фундаментальных мировоззренческих идей и идеалов современной Западной цивилизации, у которой происходит

1 Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М., 1984. 320 с.

2 Там же. С. 221.

з «помрачение разума», стремящегося к «самоапокалипсису»1. Основную тревогу этого автора вызывает то, что «из жизни людей исчезают люди»2, на их место приходят «стрелялки», «гаджеты», ^ «майнинг», «умные вещи» и пр. Беда в том, что людям не нужны люди. И вопрос встает вполне ра-§ дикальный: а кому они тогда нужны? Зачем они тут, на этой планете живут и множатся? Экономике ^ они не нужны (лучше работают роботы), безлюдным технологиям они не нужны (люди не стерильны, не так точны в действиях), цифровой реальности они не нужны (из-за них надо держать арха-^ ическое материальное производство, чтобы их кормить и одевать). Чудо человека не интересно, | все алкают чуда ИНОГО — «постчеловека»! Идеологию этой цивилизации профессор Кутырев з называет «иноизмом» — страстью к иному3.

и Анализ глобального процесса эволюции систем власти приводит к заключению о том, что наше

щ будущее (XXII век) — эпоха социального государства, но эта перспектива не безальтернативна. Век ХХ — это время появления новой ключевой альтернативы человеческого бытия. Один сценарий будущего может быть связан с тем, что современная экономическая система общества, ориентированная на массовую переработку «вещества» природы, общества, культуры и человека, вплотную подступила к тому, чтобы вмешаться в неизменную до сего времени сферу производства «первого порядка» (по К. Марксу) — в сферу производства человека. Научно-технологические и индустриальные возможности современных стран Запада позволяют к началу XXII века массово перевести механизм деторождения из естественного состояния на платформу искусственного промышленного воспроизводства. В сочетании с кибернетизацией организма человека, повышения числа процедур, регламентирующих социальное функционирование индивида в среде себе подобных, в том числе государственных функций, это создает основу для становления системы тотальной «кибер-техно-модификации» человека4. Доминирующим может стать мировоззрение и идейный выбор в пользу «кибер-транс-гуманизма», в пользу утверждения прогрессивности и правильности отказа от «старого» человека, антропомерной науки5 в пользу новых киберактора, кибернауки и кибергосударства. Для такого глобального «кибер-общества-фабрики» требуется тиражирование унифицированных «техно-и-кибер-зависимых» синтезированных на «био-антропо-генетической» основе существ («людэнов»), антропная память которых заменена кибернетической, антропная идентичность которых заменена процедурами регистрации в предписанных протоколах, а поведение которых соответствует их индивидуальным протокольно предписанным программам и программным приложениям.

Основной же сценарий будущего — это движение в сторону сохранения природы социального (антропомерного) государства. Именно он рассматривается нами как привлекательная альтернатива «кибер-техно-модифицированному» обществу XXII века. Эта альтернатива предполагает, что наряду с развитием «безлюдных» промышленных технологий должны развиваться людные и многолюдные социальные технологии, прежде всего в сферах социального обслуживания людей людьми, социальной творческой самореализации людей с помощью людей, а также в сфере массового государственно-гражданского социального партнерства, где вырабатываются согласованные между людьми планы, программы, проекты совершенствования качества создаваемого общественного блага. Социальная перспектива предполагает, что доминирование экономики (безлюдные технологии для воспроизводства капитала) сменяется доминированием социономики (людные технологии для свободной, всесторонней творческой самореализации людей). Движение в сторону этой перспективы социального государства потребует преодоления многочисленных препятствий, в том числе мировоззренческих, идейных.

Без этой широкой публичной защитной мировоззренческой работы, участниками которой могут быть судьи Конституционного Суда, перспектива социального государства до начала XXII века может не дотянуть. Но здесь требуется также и активное участие деятелей науки, философии, традиционных религиозных конфессий, отстаивающих идеи фундаментальной значимости большой социальной генеалогии общества, большой социальной традиции современных человеческих сообществ, поддерживающих жизнеспособность идеи о фундаментальной значимости знания

0 едином происхождении социального/духовного/человеческого в человеке.

1 Кутырев В.А. Унесенные прогрессом. Эсхатология жизни в техногенном мире. СПб., 2016. С. 15.

2 Там же. С. 19.

3 Там же. С. 22.

4 См.: Кутырев В.А. Последнее целование. Человек как традиция. СПб., 2015.

5 См.: Луман Н. Общество как социальная система // Общество общества: в 5 кн. М., 2011. Кн. 1. С. 93.

Кутырев Владимир Александрович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородского национального исследовательского государственного университета им. Н.И. Лобачевского

Технологизация гуманитарно-правовой сферы общества в свете философии

(исследование проведено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-011-00335)

Мышление любого человека становится философским, когда он задается вопросом об основании и целях своей жизнедеятельности и мира в целом. Это мышление о «первой пуговице» (Гёте), о том, правильно ли застегнут костюм в самом начале, и как он будет сидеть, если его застегнуть иначе. Философ видит проблему, где остальным все кажется ясным. Его мышление нетехнологично «по определению», ибо он рассуждает о том, где нет или не может быть алгоритма действий и их нельзя просчитать. Свет философии — дальний. Это «длинное», стратегическое мышление всегда дальше хода е2 — е4. Отсюда его критицизм и парадоксальность по отношению к привычным, широко распространенным или, напротив, узкоспециальным взглядам. Хотя бы эти взгляды были теоретические и научные.

В настоящее время мир переживает бум технологизации. Провозглашается наступление четвертой промышленной революции, суть которой в том, что все способы человеческой деятельности будут автоматизированы и люди выйдут из сферы труда. С минимальными или почти никакими сомнениями считается, что достичь подобного состояния надо как можно скорее. Это предлагается считать высшей целью развития и абсолютным благом прогресса. Каждый день на нас обрушиваются сообщения о достижениях в робототехнике и разработках искусственного интеллекта, призванные заменить нашу уже и умственную деятельность. Поневоле вспоминается иронический афоризм Ст. Ежи Леца: «Техника так совершенствуется, что человек скоро сможет обойтись без самого себя».

Куда это может привести, посмотрим «философским взглядом» на примере некоторых областей человеческой жизни. Учитывая состав участников конференции, начнем с важнейшей из них — с правового регулирования межчеловеческих отношений. Слово «юстиция» имеет смысл, который в переводе с латинского означает «справедливость». Министерство юстиции, если по-русски, — министерство справедливости. Ответственнейшее дело и множество способов его осуществления... И вот теперь мы на пороге драматического события: эту одну из самых гуманитарно-чувствительных областей деятельности, предполагается отдать машинам. Правительство РФ, — сообщает газета «КоммерсантЪ», — обсуждает планы цифровизации основных направлений правовой системы, включая судебную. «Создание автоматизированной системы поддержки правовых решений на основе искусственного интеллекта, включая сервисы автоматизированной генерации документов по типовым делам, станет последним этапом программы совершенствования судебной системы»1.

Со времен царя Соломона известно, что суд предполагает индивидуальный подход и мудрость в принятии решений, так как они прямо связаны с судьбой человека. Конечно, есть рутина, типовые ситуации, но даже в них надо учитывать личность подсудимого, его предыдущие поступки, раскаивается он или нет, поведение вообще и конкретное в ходе судопроизводства. Приговор должен быть таким, чтобы нарушитель закона с наказанием, по крайней мере, в душе был согласен. Только тогда он может стать на путь исправления. Не случайно, кроме буквы как прямого, формального значения законов, спорят об их духе, интерпретации. И это «самое само» правосудия, суды присяжных непосредственно ориентируются на учет личности оступившегося, существуя именно для того, чтобы поиск истины не превращался в оторванную от общественного мнения ведомственную процедуру.

Очевидно, что технологическое направление «совершенствования судебной системы» заслуживает того, чтобы юридическое сообщество оказало сопротивление подобному нововведению, требуя каких-то предварительных апробаций. Что было бы неудивительно, а только естественно. Однако все проходит как должное, неизбежное, как несомненное достижение под лозунгом

1 URL: https://www.Infox.ru/news/251/social/law/187246/-pravitelstvo-rf-obsuzdaet-ispolzovanie-iskusstvennogo-intellekta-v-sudah

з «прогресс не остановишь». Департамент проектной деятельности правительства предлагает решение, правительство его принимает — и все. Но разве можно столь важные экзистенциальные g вопросы оставлять на усмотрение узких специалистов без привлечения профессиональной и ши-§ рокой общественности, что все-таки допустимо отдавать машинам, в каких ситуациях, на каком ^ этапе применять технические методы судопроизводства, а где и когда категорически нельзя. J Впрочем, подобная беззаботность в реформировании правовой деятельности только один

^ из факто(ро)в технологических нововведений. Это происходит повсеместно. Философски обоб-| щая, можно сказать, что в настоящее время человеческая цивилизация в целом пошла по пути от-з каза от культивирования внутренней жизни индивида и заменяет духовно-психические регуляторы g межличностных отношений внешними — формализацией и объективацией. Традиционные спосо-щ бы — добро и зло, долг, честь, совесть, грех, страх божий или порицания ближними, или наказания по закону заменяются наблюдением и контролем с помощью технологий. В московском метро уже сейчас фиксируют эмоции пассажиров, «читая в сердцах», готовятся определять, что человек думает. Вот-вот это перенесут на улицы по программе «безопасный город», когда за людьми будут следить столбы, скамейки, особенно мусорные урны, если вы мимо нее бросили бумажку, она выпишет штраф1. В тюрьмах, солдатских казармах («глаз командира»), детских садах и «умных домах» каждый человек тоже находится под непрерывным наблюдением. Готовятся ставить камеры в кабинетах чиновников. А чтобы надежнее предотвратить коррупцию, надо, оказывается, просто писать «не взяткоемкие законы», то есть когда чиновник бы и взял некую мзду, хочет ее, но ему не предлагают, потому что он все равно ничего не решает. Зачем тогда он? На выборах члены избирательных комиссий не подделывают бюллетени не потому, что они честные порядочные люди, а потому, что их «записывают на камеру». Демократия заменяется технократией.

Современный человек, нередко протестуя против ограничения своей свободы внутренними социальными регуляторами, довольно легко смиряется, если они будут техническими. Лишение индивида имени, замена его номером и тем более «клеймение» всегда воспринималось как надругательство над достоинством человека. Но если номер обещают ставить лазерным лучом, то у «прогрессивной общественности» особых возражений нет. Обыск в форме ощупывания одежды руками отвергается как нечто унизительное, но если по телу водят электронной палкой, все стоят как покорные бараны. Лишь бы не со стороны живых людей, не от имени культуры, техникой — и самые отчаянные либералы соглашаются на самый тотальный контроль. А ведь такого манипулирования не было даже в антиутопии Дж. Оруэлла «1984», «телескрины» в комнатах там доставали не до каждого угла. Где дискуссии о столь принципиальном изменении положения человека, когда вместо предписывания ему свободы, права выбора и, как следствие, ответственности, вместо духовного развития и воспитания, опоры на мораль и религию оно регулируется безсубъектно, извне, заранее и насильственно. Технологизация общественной жизни отменяет право, так как исходит из презумпции всеобщей виновности.

Обезличенных людей начинает готовить система образования. В передовых университетах, как и в случае с судами, без каких-либо общественных обсуждений к 2020 году предполагается ввести deep elearning — глубинное электронное обучение. Глубинное, то есть не через сознание личности, а закачивая информацию в бессознательное, программируя через подкорку. Естественно, с помощью чипов, роботизируя изнутри. Идет соответствующее реформирование преподавания, его содержательная трансформация. Кто-нибудь озабочен подобной вполне действительной, прорабатываемой ведомственными инструкциями перспективой? Распространенное мнение, что бюрократизация вузов является какой-то самоцелью, садизмом, справедливо лишь отчасти. Подоплека проблемы в том, что за требованием перевода смыслового словесного образования в молчаливое тестирование и непрерывную цифровую отчетность стоит запрос на формализацию, которая является «кустарным этапом» его подготовки к превращению в программирование. Это «заказ прогресса» на всеобщую замену человеческой деятельности автоматизацией, детерминация будущим. Он(а) задается ростом возможностей компьютерной техники, которым люди не способны сказать «нет» или хотя бы выбирать, что можно использовать, а что не следует делать ни под каким предлогом. Мы становимся ее под-данными.

Известно «правовое», а вообще-то шире — социально-психологическое положение Ф.М. Достоевского: я хотел бы такого общества, где могу сделать преступление, но не хочу, а не такого,

1 См.: Эпштейн М. Умный мусорный бак и судьбы цивилизации // Частный корреспондент. 2014. URL: http://www.chaskor.ru/article/37040

когда я хочу его сделать, но не могу. На наших глазах создается общество, которое этот великий писатель и гуманист не хотел. В результате «преступное сознание» у многих как бы заперто, иногда прорываясь в диких выходках со стрельбой в невинных людей. Чтобы избежать таких эксцессов, в школах, пока в «лучших», на детей надевают электронные браслеты для постоянного контроля поведения, вплоть до записи того, что они ели и как часто ходят в туалет. Если камеры наблюдения предлагают ставить в квартирах, сначала «в прихожих», если собирают биометрические показатели с клиентов банков, то есть практически со всех людей, то это значит, что во имя безопасности мы переходим к жизни, в сущности, в концлагере. Только он электронный, контроль в нем не прямой, физический, через глазок и на вышках, а роботами и надзирателями у экранов. Жизнь становится более комфортной, но она без самосознания и свободной воли как способности к действию в соответствии со своими целями, что всегда считалось условием формирования творческой личности. И личности вообще.

Однако многие ли, особенно борцы за права человека и «прайвеси», рвут на себе волосы и бьются головой об эти невидимые стены? Хотя бы попрощались с идеалами Просвещения, столетними толками о презумпции невиновности и индивидуальных свободах. К сожалению, техногенный тоталитаризм у них в зоне слепого пятна. Ситуация, когда нет ни добрых, ни злых; ни честных, ни бессовестных; ни законопослушных, ни вольнолюбивых ведет к тому, что человек из субъекта своей жизнедеятельности превращается в «человеческий фактор». В пределе — в зомби. Он не нарушает закон, но не по собственному решению, а потому что его мотивы и намерения заранее блокированы. Более того, используя так называемые Big Data, готовятся управлять ими, предсказывая и подавляя «нехорошие» на уровне мозговых процессов. Что в таком случае будет с нашей цивилизацией, хорошо показано в фильме «Матрица». Человек должен иметь право на преступление, естественно, на ответственность и наказание, которые вместе надо защищать как одно из неотъемлемых его прав. За человека в качестве самостоятельно определяющего свои действия существа общество, в том числе и прежде всего в лице представителей юридической сферы, должно бороться. Нужна экология свободной воли.

Чтобы не стать только материалом технического прогресса, надо руководствоваться положением, обосновывая его как философски, так и реализуя на практике: если искусственный мир становится независящим от нас, то и относиться к нему надо как к стихии, требующей рефлексии. Его законы, подобно законам природы, надо познавать и над ними подниматься, а каким-то жестко сопротивляться. «Наиболее вероятный конец человечества — воинствующая глупость. Человечество погибнет от собственной глупости», — отчаявшись достучаться до людей, с горечью говорил А.А. Зиновьев1. Но это не глупость неведения. Наоборот, мы тонем в грязевых потоках нового и информации. Противостоять глупости помогает не знание, не поиск дополнительной информации, а мудрость. И если чего человечеству не хватает, так это самосознания и мудрости. Любви к ней — философии. Правильной оценки знаний и их соотнесения с благом. «Разум без божьего страха держимый, меч есть от мужа безумна носимый», — это понимал еще русский христианский просветитель Семеон Полоцкий. Чтобы мы сами себе — без(д)умные, не заметив как не срубили этим мечом голову.

Перед человечеством стоит трагически противоречивая задача. С одной стороны, мы не можем остановить технологическое развитие и застыть в традиции, а с другой, чтобы сохранить свою самость, надо бороться против его некритического применения, ведущего к превращению человека в нечто постчеловеческое. Это и есть задача на «устойчивое развитие». О нем много говорят, но в основном превратно, что надо развиваться как можно быстрее. На самом деле человечество должно развиваться такими темпами, чтобы сохранить свою идентичность, то есть существование как Homo genus. Значит, технологическими процессами, становлением искусственной реальности, особенно так называемого искусственного интеллекта, как и стихиями природы, надо управлять. Хотя бы пытаться. Controlled development (управляемое развитие), которое должно осуществляться под девизом: не человек для прогресса, а прогресс для человека. Техника только средство, а не самоцель. Главная проблема выживания человечества в условиях четвертой технологической революции — в адекватном осознании своего принципиально нового положения, возникающих перед ним небывалых смертельных опасностей и ответственном анализе вытекающих отсюда задач. Действенной воли к их действительному решению.

Тогда продлимся...

1 Зиновьев А.А. Фактор понимания. М., 2006. С. 521.

Фатенков Алексей Николаевич, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородского национального исследовательского государственного университета им. Н.И. Лобачевского

О философии и ее проблемном поле

Как ни странно, на первый взгляд, предмет философии до сих пор точно не определен — и это при том, что история философии насчитывает более двух с половиной тысяч лет. И спасительный хайдеггеровский прием — философия, дескать, не точна, но строга; и, в отличие от науки, именно неточность делает философию строгой — отнюдь не безупречен. Да, он защищает философскую мысль от редукции к цифре и арифметическому счету, однако порождает другую проблему — проблему критериев строгости. Впрочем, где опасность, там вызревает спасение: так гласит диалектическая по своему истоку и характеру стратагема Гельдерлина — Хайдеггера.

Ставка на немецкую интеллектуальную линию здесь оправданна: собственно, греки и немцы и сделали философию философией. Ее нынешнее кризисное состояние во многом связано с тем, что Германия идейно сдулась (о Греции и говорить не приходится), а достойно подхватить эстафету оказалась некому. Не англосаксам же с их калькулирующим рассудком, с гоббсовским «мыслить — то же самое, что складывать и вычитать». Стильный французский ум, увы, сублимировался в показушную языковую игру, всего лишь в дискурс для девочек («подивись, какие я мудреные слова знаю»), его влияние не выходит за рамки литературных кафе. Чего недостает нам, русским, чтобы занять лидирующие позиции в философском сегменте культуры? Предпосылки, вроде бы, налицо: не раз подчеркиваемые полярности нашего характера, нашего ума (а диалектической — аутентичной — философии без полярностей никуда). Но синтез пока откровенно барахлит. Вместо нетривиального единства огненной и снежной стихии — в жизни и в ее душевных переживаниях — панорамно имеем, на данный неокапиталистический момент особенно зримо, удручающую смычку мягкотелости и рвачества. Под пустопорожние разговоры о «духовности» бал правит плебейско-менеджерский цинизм. Ни в каких философских изысках он само собой не нуждается. Обнадеживает, правда, то, что, как и в прежние времена, экспансия цинизма мало-помалу оборачивается против него, стимулируя рост локальных, и не тусовочных, очагов сопротивления (а для философии этого достаточно), и что доминирующей нынче посредственности этого не понять, даже по прочтении резюме: мозгов не хватит. А на каждую строку, вычеркнутую цензорским инстинктом самосохранения (он хитро связан с уровнем совести и интеллекта), рождается другая строка с еще более крепким словцом.

Вернемся потому к немецкой подсказке. Действительно, нередко предметное поле философии эвристично отождествляется с ее проблемным полем. Предметом философии становится тогда комплекс проблем, которые она формулирует и пытается решить, по крайней мере теоретически. Однако и тут трудностей немало. Разные философские направления, течения и школы оперируют разным перечнем проблем и неодинаково выстраивают их иерархию. И это не пресловутый плюрализм. Тот должен по декларации и по факту утверждать равноценность всех теорий и практик, что попросту нелепо, и противиться любым предпочтениям, в том числе собственным, что нелепо вдвойне. Без морализаторского лукавства подпишусь под непритязательным жизненным триединством: своя рубашка ближе к телу; далеко не для каждого стоит снимать с себя последнюю рубаху; точно есть те, или хотя бы — тот, единственный, любимый человек, ради кого, естественно, без напряга пожертвуешь не только остатками одежды. Плюрализм (вместе с «сетевыми структурами» и другими вассально подчиненными ему старыми и новыми идеологемами) — циничная маска для исподволь поддерживаемой и укрепляемой ущербной иерархии (ведь не всякая вертикаль плодотворна). Поле философии на деле предстает перед нами многообразием единства — давно знаковым и не устранимым никакими инновациями.

В одном из вариантов претендовать на большее было бы наивным, можно выделить три главные проблемы, волнующие философскую мысль: 1) описание мира как едино-многообразного и многообразно-единого; 2) отыскание места человека в этом мире; 3) разъяснение взаимоотношений человека с миром. Это не сугубо цеховые проблемы, к ним зачастую обращаются и люди, профессионально не связанные с философской работой. Имеется, конечно, и узкоцеховая серьезнейшая проблема: она и заключается в акцентированной проблематизированности философии, в ее вольной или невольной нацеленности на непозитив, на умаленность бытия. Философия ра-

дости и счастья — всегда неуклюжий нонсенс, карикатура на подлинную радость и подлинное счастье. Философия нужна, покуда вокруг изрядное количество невзгод. Нет реальных проблем, нет и философии. Обратное неверно: отсутствие философской мысли не гарантирует исчезновения жизненных неурядиц, скорее — оповещает об их искусной или топорной маскировке.

Остановимся — сегментарно и тезисно — на третьей из очерченных выше философских проблем широкого профиля. Указанные в том пункте взаимоотношения возникают неизбежно. Следует подчеркнуть: неизбежность сильнее необходимости. Чего нельзя обойти, то можно иногда перепрыгнуть, иногда оббежать. От неизбежного не уйти. Никак. В нем запредельно высокая объективность — и вместе с тем максимум ответственного субъективного переживания (актуально проявленного или наличествующего потенциально). Тогда как культ необходимости, лишь объективно необходимого, склоняет людей к пассивности и безответственности. «Свобода как познанная необходимость» есть панлогистская пародия на реальную земную свободу, есть умственный фантом, сконструированный в пыльной каморке шлифовщика линз.

Итак, человек неизбежно вступает во взаимоотношения с миром: наверняка — с природным и социально-культурным; возможно — еще и с иным, сверхъестественным (если индивид и общность ищут сакральное там). Почему? Объяснений, по сути, два, они зеркальны, выстраиваются навстречу друг другу, отталкиваясь от полярных исходных позиций в понимании человеческой сущности. В первом объяснении, встречающемся чаще, человек изначально понимается существом неполным, незавершенным, но стремящимся свою неполноту и незавершенность преодолеть. Здесь не важно, искренно или лукаво это стремление. Важно, что оно обнаруживается, и обнаруживается почти с очевидностью: в форме удовлетворения потребностей, имеющихся у каждого из нас и свидетельствующих неопровержимо об определенной нехватке, наличествующей в нас. Устранить ее проще всего, во всяком случае на первых порах, вступив во взаимодействие с окружающей средой. Чтобы не умереть с голоду, надо обратиться к природе: заняться собирательством, рыбной ловлей и охотой, затем животноводством и земледелием. Чтобы научиться чему-то у других людей, приобрести у них что-то или отнять, надо вступить в социальную связь. Во втором объяснении, напротив, человек толкуется существом не с недостатком, а с избытком — тех же проблем, к примеру, которые он и пытается переложить, сбросить на окружающих. В реальности, не в идеальных типах, человек — всякий. И одаривает от всей души, и бесцеремонно порой освобождается от отходов, и по крупицам собирает прожиточный минимум, и охоч до «престижного» потребления.

Когда отношения человека с миром начинают осознаваться — а это не чисто интеллектуальная процедура, тут не меньшую роль играют ощущения, эмоции, волевые импульсы (однозначное возвышение «общественной идеологии» над «общественной психологией» есть предрассудок классической рациональности) — на основе отмеченного осознания начинает формироваться мировоззрение. И если в отношениях человека с миром объективность еще может как-то доминировать над субъективностью (независящие от нас обстоятельства могут быть сильнее нас), то в мировоззрении такого не бывает никогда (во всяком случае мы никогда не сможем получить надежных гарантий противного). Небезызвестный постулат «теория (идея) субъективна по форме и объективна по содержанию» до примитива недиалектичен: он отрывает форму от содержания, разнося их по разным регистрам сущего.

Не в каждом мировоззрении — как обыденного, так и сверхобыденного уровня — присутствует философская компонента; тем более — в качестве ядра. Философия — это интуитивная идея плюс ее дискурсивное обоснование, выполненное с использованием особого терминированного языка. Житейская мудрость способна углубиться до философских интуиций, но не способна под- з крепить их соразмерными рефлексивными аргументами. Отсутствие в мировоззрении философ- -в-ской составляющей не делает его заведомо ущербным. В принципе житейской мудрости при силь- £ ном характере может хватить. Для сохранения человеческого достоинства. Для того, в частности § (а возможно, и в первую очередь), чтобы сопротивляться засилью объективно-необходимого — и ^ в практической деятельности, и в актах сознания. Впрочем, с философской подмогой сопротивле- © ние все равно оказывается мощнее. )=!

Экспансия объективно необходимого грозит погружением человека в тотальность связей (кон- ^ тактов и отношений): природных и социально-культурных, грозит превращением экзистирующего | существа в марионетку, вещь, функцию. Решаясь на контрудары, индивид в союзе с философи- ^ ей стремится: на одном фланге — над необходимым возвысить неизбежное (скажем, апеллируя 111

з к смерти как высшей черте неизбежности — разговор о необходимости смерти по большей части ■в- несуразен); на другом фланге — стремится атаковать уже саму неизбежность, атаковать само-^ стоятельностью, то есть тем, что и не собирается никуда бежать. Самостоятельность человека — § оселок его достойной жизни и философской мысли о нем. Нападки на философию всегда так или ^ иначе направлены на самостоятельно живущую и думающую натуру1.

¡Б Каков же итог? «Философ как одиночка, но не в одиночестве, в своей малой "самости", —

^ а вместе с миром, и этот мир — до всякого "со-общества"»2.

| Ремарка М. Хайдеггера о бытийном местоположении философа хороша, ей, наверное, можно

з было бы и закончить настоящий текст. Остается, однако, минимум еще одна сюжетная линия, и которой здесь нельзя не коснуться и которая особым образом представлена в дневниковых за-щ писях немецкого мыслителя. Пусть философия сосредоточена на сущностных проблемах жизни. Но какова тогда логико-грамматическая форма, с максимальной полнотой фиксирующая содержание проблемы? Это форма вопроса? Из «Черных тетрадей» следует, что так оно, похоже, и есть. Философия понимается там как «страсть предельного вопрошания в трезвости выстроенного сказывания...»3; само же вопрошание «надрывнее и жестче любой пустой остроты «мышления»; оно более захватывающе и верно, чем все привнесенные чувства»4. Однако в строку просится возражение. Разумеется, интеллектуальное и эмоциональное манерничанье — это пустое. Но если верно то, что вопрос имплицитно содержит в себе ответ, манерно и вопрошание. Проблема проблем — в отыскании утвердительных форм проблематизации сущего. В вопрошании — много от детского и старческого каприза, от подвоха дознавателя и соглядатая. Утверждение — достойнее и ответственнее вопрошания.

Ивашевский Станислав Леонидович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородской академии МВД России

Философские вопросы правоведения в условиях глобализации

Глобализация, сущность которой мы связываем с процессами унификации и стандартизации всех сфер общественной жизни, вызывает немало опасений в российском научном сообществе. Переживания отечественных ученых обусловлены не только неоднозначностью развивающихся тенденций в мировой и национальной экономике, в международных отношениях, но и состоянием науки, которая стала и целью и средством реализуемого варианта глобализации.

Вслед за идеями Д. Белла о роли научного знания в жизни современной цивилизации5 широкое распространение получают концепции «общества знаний», являющиеся идеологическим ядром глобализации науки. Идеи знания как высшей ценности общества, науки как наиболее прогрессивного социального института, ученых, экспертов как флагманов прогресса, организаторов социального пространства приобретают все более глобальный характер, определяя мировоззрение современного человека, его образ мыслей и действий. Принятие научного знания в качестве социальной ценности в целом имеет вполне позитивные перспективы, направляя общество на путь рационального освоения мира, постоянного развития и совершенствования человеческого потенциала, вселяя уверенность в силы и возможности человека.

Опасения же вызывает тенденция глобализации к стандартизации научного знания, что вполне согласуется с принципами бытия естественных наук, но вряд ли способствует решению задачи наук социально-гуманитарного профиля. Последние всегда нацелены на получение знания, обладающего серьезной ценностной нагрузкой, смыслами, имеющими значимость для конкретной социокультурной общности, для осознания ее самодостаточности, перспектив развития.

1 Подробнее см.: Фатенков А.Н. Умаление роли философии как симптом неприятия самостоятельности человека // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2014. № 1 (33). С. 155—160.

2 Хайдеггер М. Размышления II—VI (Черные тетради 1931—1938) / пер. с нем. А.Б. Григорьева; науч. ред. М. Маяцкий. М., 2016. С. 67.

3 Там же. С. 204.

4 Там же. С. 98.

5 См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999. С. 56—58.

з к смерти как высшей черте неизбежности — разговор о необходимости смерти по большей части ■в- несуразен); на другом фланге — стремится атаковать уже саму неизбежность, атаковать само-^ стоятельностью, то есть тем, что и не собирается никуда бежать. Самостоятельность человека — § оселок его достойной жизни и философской мысли о нем. Нападки на философию всегда так или ^ иначе направлены на самостоятельно живущую и думающую натуру1.

¡Б Каков же итог? «Философ как одиночка, но не в одиночестве, в своей малой "самости", —

^ а вместе с миром, и этот мир — до всякого "со-общества"»2.

| Ремарка М. Хайдеггера о бытийном местоположении философа хороша, ей, наверное, можно

з было бы и закончить настоящий текст. Остается, однако, минимум еще одна сюжетная линия, ® которой здесь нельзя не коснуться и которая особым образом представлена в дневниковых за-щ писях немецкого мыслителя. Пусть философия сосредоточена на сущностных проблемах жизни. Но какова тогда логико-грамматическая форма, с максимальной полнотой фиксирующая содержание проблемы? Это форма вопроса? Из «Черных тетрадей» следует, что так оно, похоже, и есть. Философия понимается там как «страсть предельного вопрошания в трезвости выстроенного сказывания...»3; само же вопрошание «надрывнее и жестче любой пустой остроты «мышления»; оно более захватывающе и верно, чем все привнесенные чувства»4. Однако в строку просится возражение. Разумеется, интеллектуальное и эмоциональное манерничанье — это пустое. Но если верно то, что вопрос имплицитно содержит в себе ответ, манерно и вопрошание. Проблема проблем — в отыскании утвердительных форм проблематизации сущего. В вопрошании — много от детского и старческого каприза, от подвоха дознавателя и соглядатая. Утверждение — достойнее и ответственнее вопрошания.

Ивашевский Станислав Леонидович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородской академии МВД России

Философские вопросы правоведения в условиях глобализации

Глобализация, сущность которой мы связываем с процессами унификации и стандартизации всех сфер общественной жизни, вызывает немало опасений в российском научном сообществе. Переживания отечественных ученых обусловлены не только неоднозначностью развивающихся тенденций в мировой и национальной экономике, в международных отношениях, но и состоянием науки, которая стала и целью и средством реализуемого варианта глобализации.

Вслед за идеями Д. Белла о роли научного знания в жизни современной цивилизации5 широкое распространение получают концепции «общества знаний», являющиеся идеологическим ядром глобализации науки. Идеи знания как высшей ценности общества, науки как наиболее прогрессивного социального института, ученых, экспертов как флагманов прогресса, организаторов социального пространства приобретают все более глобальный характер, определяя мировоззрение современного человека, его образ мыслей и действий. Принятие научного знания в качестве социальной ценности в целом имеет вполне позитивные перспективы, направляя общество на путь рационального освоения мира, постоянного развития и совершенствования человеческого потенциала, вселяя уверенность в силы и возможности человека.

Опасения же вызывает тенденция глобализации к стандартизации научного знания, что вполне согласуется с принципами бытия естественных наук, но вряд ли способствует решению задачи наук социально-гуманитарного профиля. Последние всегда нацелены на получение знания, обладающего серьезной ценностной нагрузкой, смыслами, имеющими значимость для конкретной социокультурной общности, для осознания ее самодостаточности, перспектив развития.

1 Подробнее см.: Фатенков А.Н. Умаление роли философии как симптом неприятия самостоятельности человека // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2014. № 1 (33). С. 155—160.

2 Хайдеггер М. Размышления II—VI (Черные тетради 1931—1938) / пер. с нем. А.Б. Григорьева; науч. ред. М. Маяцкий. М., 2016. С. 67.

3 Там же. С. 204.

4 Там же. С. 98.

5 См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999. С. 56—58.

Так, ключевое понятие правоведения «справедливость» имеет всегда пространственно-временную предзаданность, меняя свое содержательное наполнение согласно трансформациям социокультурного контекста своего существования — отношениям к человеку, к государству, к религии, особенностям социальной структуры, международных отношений и др. Таким образом, нет универсального понимания справедливости, оно диалектически изменчиво. Его глобальная стандартизация видится нарушением естественных законов развития мира, включая правовую реальность. Это путь к искусственному устранению диалектических противоречий, то есть путь к стагнации и саморазрушению.

Правоведение по своему назначению имеет целью создание цельного знания о праве, исследование правовой реальности, которая включает как нормы права (позитивное право) и их жизнь в обществе, так и идеалы права (духовные основания), социокультурный контекст права позитивного. Между тем современная юридическая наука, выступая организующим звеном правоведения, преимущественно вычленяет нормы из контекста, оставляя сферу должного (т. е. того, чем, собственно, право и является), идеального, а потому «неудобного» для ученого-юриста, без внимания. Эта сфера делегируется юристами философам, священникам, политикам и иным «не знающим чем себя занять», дистанцируясь как в теоретическом плане, так и в области практического взаимодействия. Но именно «контекст» делает норму правовой, то есть формирует собственно правовую реальность и предмет исследований юристов-правоведов.

При высоком статусе философско-правового знания, наличии реальных возможностей его взаимодействия с юриспруденцией проблема фрагментации знаний правового бытия может быть снята. Пренебрежительное отношение к философии порождает в правоведении приоритет формы над содержанием, нормы над ее сущностью. Как нельзя утверждать, что мы создали сколько-либо серьезное знание о человеке, исследовав его как тело, но не познав его сущность, духовный мир, так нельзя уповать и на то, что «тело» права — норма раскроет нам все тайны правовой реальности. Не имея цельного знания о мире права, общество неизбежно сталкивается с проблемами правового сознания — его характера, путей и эффективности его формирования. Знание, способное заполнить собой образовавшуюся нишу в общественном или индивидуальном сознании, оказывается более востребованным. Тот, кто это знание создаст и сможет масштабно распространить, получает преимущество в определении того, что в этом мире хорошо и плохо, что правильно, справедливо, честно, а что таковым не является.

Сегодня все более становится очевидным, что тот, кто задает «контекст», тот и «формирует» правовую реальность. Глобализация в ее современном варианте четко определяет политические центры формирования ценностей и смыслов знания, активно распространяющие посредством «своей» науки свои идеалы и идеологии, свой образ восприятия мира как справедливого (правового). Сегодня мы наблюдаем переход политических противоречий на поле борьбы за смыслы социально-гуманитарного знания. Претензии на установление стандартов в интерпретации исторических фактов, обосновании «оптимальных» способов организации жизни, определении духовных оснований права несут не столько единство в научное сообщество, сколько конфронтацию и, как следствие, дискредитацию всей науки.

Право в сознании современного юриста — это совокупность норм, созидаемых государством (его особыми структурами). Государство, их создавая, исходит из определенного понимания справедливого (для данного времени и места), исходя из своего государственного (национального) интереса. Многообразие государств порождает естественный плюрализм в их политических целях, в их интерпретации справедливого и правового. Стандартизация этих аспектов правовой реальности возможна только путем прямого (военного) или косвенного (духовного) насилия. Именно в таком ракурсе можно рассматривать такие особенности современной глобализации, как рост з числа вооруженных конфликтов, информационный бум, всеобщая компьютеризация и погружение -в-человечества в интернет-среду. £

Ученый-юрист в своем желании изменить жизнь людей в лучшую сторону с помощью права § должен осознавать, изучая нормы права, что не сама норма обеспечивает развитие, а вся пра- ^ вовая реальность, формируя особое пространство и определяя специфику особого социального © времени. Современный вариант глобализации — есть способ

через изменение правового пространства, путем включения в сферу «западного права» новых ^ субъектов, вынужденных (по разным мотивам) усвоить «общий» масштаб справедливости. Это и | процесс унификации правового времени, когда каждый, кто ранее жил своими (национальными) ® измерениями, должен постоянно равняться на самые «правильные» часы. 111

з Научные знания, их ценности и смыслы масштабно воздействуют на общественное сознание.

Этому способствует и рост технологичности современной науки. Вживление техники в «тело» со-g циально-гуманитарного познания представляется еще одним неоднозначным проявлением глоба-§ лизации. Безусловно, современная техника способна углубить и расширить коммуникационные ^ возможности исследователей, обеспечивать быстрый доступ к источникам информации, ее бес-J пристрастный анализ. Но если изначально техника рассматривалась как средство, способству-^ ющее познанию человеком мира, то теперь она становится целью науки, замещая собой самого | человека. Технологичность гуманитарного знания пугает, упрощая его, примитивизируя, подчиняя з человека схемам, цифрам, машинам. Уже в творчестве П.А. Флоренского были видны опасения g по поводу дегуманизации науки. Так, русский мыслитель писал о науке: «в итоге стараний была щ сооружена огромная машина, к которой не знаешь, как подступиться... научное мировоззрение и качественно и количественно утратило тот основной масштаб, которым определяются все прочие наши масштабы: самого человека»1. Это стало очевидным фактом сегодня. Учащегося ценим за рейтинг, ученого за индекс цитирования, машина выполняет дипломные работы, проверяет их оригинальность и сама обходит проверку.

Считаем, что эти и иные глобализационные процессы, развивающиеся в современной науке, должны получить критический и объективный анализ, что будет способствовать осознанию традиций национальной науки, требующих сохранения и передачи последующим поколениям российских ученых2.

Сегодня отечественная юридическая наука, главенствуя в правоведении (иногда заменяя его собой полностью), заняла пассивную позицию абсолютизации в качестве своего предмета позитивной нормы, что способствует нарастанию негативных явлений глобализации, включая размывание и фрагментацию правового сознания. На повестку дня остро встал вопрос о переосмыслении отечественным правоведением своей роли в познании и преобразовании мира, что возможно только в тесном союзе юридической науки с философским знанием.

Парилов Олег Викторович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородской академии МВД России

Трансформация институтов государства и права в результате смены мировоззренческих парадигм

Исторический процесс представляет собой последовательную смену мировоззренческих парадигм: традиции, модерна, постмодерна. Наша цель — рассмотреть, как трансформировались институты государства и права в соответствии с этими историческими переходами. Как в итоге в наше время государство, властные отношения, право оказались подвержены постмодернистской деконструкции, децентрации, симуляции.

Поскольку для мира традиции характерно священное понимание бытия и между небесным и земным миром граница отсутствует, государство, право традиции сакральны. Смыслы и цели государства, права выходят за пределы эмпирии, имеют духовное измерение. Яркое воплощение государства и права традиции — теократия. Самый ранний пример теократии — общественное устройство ветхозаветных евреев. Древний еврейский историк Иосиф Флавий, описав данное устройство, впервые, собственно, употребил термин «теократия». По Иосифу Флавию, народом управлял Моисей по непосредственным указаниям Бога, Его законам. Важнейшими делами в государстве занимались священники, а возглавлял его первосвященник3. В целом, описание теократии Иосифом Флавием соответствует современному пониманию теократии — «образование государства и управление им — дело непосредственного откровения Божия, поэтому священство, как истолкователь Божьей Воли, имеет высшую власть. соединение гражданской и духовной власти в одном лице»4.

1 Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Сочинения. М., 1990. Т. 2. С. 348.

2 См.: Ивашевский С.Л., Саберова М.Ш. Национально-культурные особенности развития современной юридической науки в России // Юридическая техника: ежегодник. 2016. № 10. С. 130—135.

3 См.: Сахно А.А. Теория теократии в трудах Н. Бердяева // Сервис в России и за рубежом. 2011. Т. 23. № 4. С. 239.

4 Там же. С. 240.

з Научные знания, их ценности и смыслы масштабно воздействуют на общественное сознание.

Этому способствует и рост технологичности современной науки. Вживление техники в «тело» со-g циально-гуманитарного познания представляется еще одним неоднозначным проявлением глоба-§ лизации. Безусловно, современная техника способна углубить и расширить коммуникационные ^ возможности исследователей, обеспечивать быстрый доступ к источникам информации, ее бес-J пристрастный анализ. Но если изначально техника рассматривалась как средство, способству-^ ющее познанию человеком мира, то теперь она становится целью науки, замещая собой самого | человека. Технологичность гуманитарного знания пугает, упрощая его, примитивизируя, подчиняя з человека схемам, цифрам, машинам. Уже в творчестве П.А. Флоренского были видны опасения g по поводу дегуманизации науки. Так, русский мыслитель писал о науке: «в итоге стараний была щ сооружена огромная машина, к которой не знаешь, как подступиться, научное мировоззрение и качественно и количественно утратило тот основной масштаб, которым определяются все прочие наши масштабы: самого человека»1. Это стало очевидным фактом сегодня. Учащегося ценим за рейтинг, ученого за индекс цитирования, машина выполняет дипломные работы, проверяет их оригинальность и сама обходит проверку.

Считаем, что эти и иные глобализационные процессы, развивающиеся в современной науке, должны получить критический и объективный анализ, что будет способствовать осознанию традиций национальной науки, требующих сохранения и передачи последующим поколениям российских ученых2.

Сегодня отечественная юридическая наука, главенствуя в правоведении (иногда заменяя его собой полностью), заняла пассивную позицию абсолютизации в качестве своего предмета позитивной нормы, что способствует нарастанию негативных явлений глобализации, включая размывание и фрагментацию правового сознания. На повестку дня остро встал вопрос о переосмыслении отечественным правоведением своей роли в познании и преобразовании мира, что возможно только в тесном союзе юридической науки с философским знанием.

Парилов Олег Викторович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородской академии МВД России

Трансформация институтов государства и права в результате смены мировоззренческих парадигм

Исторический процесс представляет собой последовательную смену мировоззренческих парадигм: традиции, модерна, постмодерна. Наша цель — рассмотреть, как трансформировались институты государства и права в соответствии с этими историческими переходами. Как в итоге в наше время государство, властные отношения, право оказались подвержены постмодернистской деконструкции, децентрации, симуляции.

Поскольку для мира традиции характерно священное понимание бытия и между небесным и земным миром граница отсутствует, государство, право традиции сакральны. Смыслы и цели государства, права выходят за пределы эмпирии, имеют духовное измерение. Яркое воплощение государства и права традиции — теократия. Самый ранний пример теократии — общественное устройство ветхозаветных евреев. Древний еврейский историк Иосиф Флавий, описав данное устройство, впервые, собственно, употребил термин «теократия». По Иосифу Флавию, народом управлял Моисей по непосредственным указаниям Бога, Его законам. Важнейшими делами в государстве занимались священники, а возглавлял его первосвященник3. В целом, описание теократии Иосифом Флавием соответствует современному пониманию теократии — «образование государства и управление им — дело непосредственного откровения Божия, поэтому священство, как истолкователь Божьей Воли, имеет высшую власть. соединение гражданской и духовной власти в одном лице»4.

1 Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Сочинения. М., 1990. Т. 2. С. 348.

2 См.: Ивашевский С.Л., Саберова М.Ш. Национально-культурные особенности развития современной юридической науки в России // Юридическая техника: ежегодник. 2016. № 10. С. 130—135.

3 См.: Сахно А.А. Теория теократии в трудах Н. Бердяева // Сервис в России и за рубежом. 2011. Т. 23. № 4. С. 239.

4 Там же. С. 240.

Ярким примером традиционного понимания государства и права на почве русской православной культуры является концепция «Москва — Третий Рим» старца Филофея, как воплощение гармонии священства и царства1. Автор доктрины обозначает царя, с одной стороны, как «во всей поднебесной единого христианского царя», с другой — как «броздодержателя святой Вселенской апостольской Церкви»2.

Эта концепция формируется в контексте религиозного провиденциализма, суть которого верно отразил В. Зеньковский: эмпирическое бытие целиком определяется миром метафизическим3. Таким образом, в Посланиях Филофея политическая власть, государство обретают духовное измерение4.

В эпоху традиции на всем пространстве Земли право носит ярко выраженный сакральный характер. Античность утверждает Божественно-космическое происхождение меры, справедливости, законов. Средневековые русские памятники права (Домострой, Стоглав, Соборное Уложение и др.) красноречиво свидетельствуют, что первостепенное значение имеют вечные Божественные законы и заповеди. Самые тяжкие преступления — это преступления против Бога и Его вечных незыблемых установлений.

Пришедший на смену традиции модерн (XVI—XVII в.) выводит за скобки мир сакральный, священный. Формируется научная картина мира с сопутствующими ей идеями научно-технического прогресса, покорения и приручения природы. В земном, а не потустороннем мире человек ищет счастье и определяет смысл своего бытия. Характерные приметы эпохи модерна — механицизм, материализм, позитивизм.

Механицизм проявляется в подходе к миру, к человеку, к государству, праву. Бог — «часовщик». Он «заводит» мир (человека, государство, правовые системы), как часы, и затем предоставляет самим себе. Такова метафора Дж. Локка. Как механизм трактует государство, правовую систему Т. Гоббс (теория общественного договора). По его убеждению, чтобы государственно-правовой механизм работал без сбоев, необходимо, во-первых, определить источник его работы, во-вторых, подобрать к нему ключ и правильно завести. В качестве движущей силы государственно-правового механизма он определил человеческий эгоизм, а ключ — общественный договор. Как видим, в таком подходе к государству, праву не остается ничего сакрального, никаких метафизических смыслов. Преобладает прагматика. Воплощением модерна стал лишенный метафизических основ юридический позитивизм, который стал порождением обожествившей человека псевдорелигии, а также последствием нравственного упадка5.

Необходимым продолжением подобного подхода к бытию в целом и к государству, праву в частности выступает нигилизм, который, собственно, расчищает поле для постмодерна. Поскольку в мире не остается ничего незыблемого, абсолютного, это открывает путь к экспериментам с реальностью, вещами, государством, правом. Лозунг постмодернистов — все в этом мире возможно. Так открывается путь к игровой виртуализации государственно-правовой жизни. Бытие государства, права все более и более превращается в симулякр, пустышку, игру. В эпоху постмодерна политика, право трансформируются кардинально. Политики утрачивают рычаги воздействия. Если раньше политика была очень трудоемким и сложным процессом, то сейчас гораздо больше ценится эффектность, шоу: частное вторгается в общественное, общественное подчиняется частному, «публичный интерес» выливается в любопытство к частной жизни политиков .

1 См.: Парилов О.В. Русское национальное самосознание в отечественной консервативной мысли: генезис и современные проблемы // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2012. № 1—3. С. 195—201.

2 Послание монаха Псковского Елеазарова монастыря Филофея дьяку М.Г. Мисюрю-Мунехину с опровержением астрологических предсказаний Николая Булева и с изложением концепции «Третьего Рима» // Приложение 1 к: Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV—XVI в.). М., 1998. С. 345.

3 См.: Зеньковский В. История русской философии. Л.: ЭГО, 1991. Т. 1. Ч. 1. С. 45.

4 См.: Парилов О.В. Консервативная форма русского национального самосозна-ния: становление и основные этапы развития: автореферат дис. ... д-ра филос. наук. Н. Новгород: Нижегородский государственный педагогический университет, 2006.

5 См.: Жданов П.С., Сальников С.П., Романовская В.Б., Цыганов В.И. Демократия. Гражданское общество. Правовые аспекты политических процессов // Мир политики и социологии. 2015. № 11. С. 91.

з В контексте постмодернистской установки деконструкции стремительно размывается граница

■в- между культурным и профанным, нормой и патологией, что неизменно проецируется и на по-^ литико-правовую жизнь. В эпоху модерна вся политико-правовая система Запада, как справед-§ ливо замечает В. Мартьянов, строилась по дихотомическому принципу: норма и не норма, где ^ норма — это что-то устоявшееся, очевидное и самое главное, рациональное. Соответственно, ¡Б не норма — это что-то ложное, патологическое, неустойчивое и т. п. Жан Бодрийяр дал этому ^ явлению очень емкое и точное определение — проклятая сторона вещей. Но именно за счет | нее оформляется приоритет, привилегия нормы, и мы знаем, что это нормально, это правильно, з а это нет. По справедливому утверждению В. Мартьянова, властные элиты в государствах проев шлого выступали с позиции нормы .

щ На современном этапе политические ценности и нормы права модерна утратили свою не-

зыблемость. Политика, право постмодерна с каждым днем все более выходят за пределы норм модерна, все с большим трудом подпадают под «вчерашние», «нормальные» идеологии и утопии: «В ситуации постмодерна норма равна не-норме» . Темная сторона реальности укореняется в системе политики, права, первенствует как проклятая сторона вещей. Не замечать этого первенства, того, что нормы модерна все более подлежат делегитимации, все сложнее. В самой системе постмодерна чисто теоретически не может быть ничего устойчивого, определенного. Не может быть морали и традиции. Все размыто, нет четких границ между добром и злом, нравственным и безнравственным.

В тот момент, когда возникает такая размытость, в лишившейся норматив-ных ценностей политико-правовой системе начинают появляться новые, альтернативные ценности, взрывающие естественный политический, правовой порядок вещей рождением новых утопических ценностей и идеалов. Подавляемые ранее ценности и идеалы вдруг приобретают характер привилегированных, основных. Они восстают и берут реванш, разрушая веками сформированное нормативно-универсальное пространство идеологий, правовых систем, заданное когда-то ценностными нормами Просвещения и модерна.

Право модерна (а в России оно сохраняло черты традиции вплоть до ХХ века) в эпоху постмодерна переживает радикальную трансформацию. В правовой науке с 60-х годов ХХ века утверждается метод «правовой деконструкции», постулирующий множественные смыслы правового текста, правовых норм. Разработанная на этой основе американскими юристами Критическая школа права, по сути, провоцирует деструкцию права, размывая однозначное его толкование . Как следствие, на смену естественному праву традиции, позитивному праву модерна в эпоху постмодерна (когда размыты все абсолютные критерии и нормы, а право обслуживает безграничные свободы и хотенья человека) приходит «противоестественное» право (легализация на Западе однополых союзов, наркотика, права на самоубийство и т. д.): «Вне-нравственное право выступает удобным средством легализации и внедрения порока в социальную жизнь» .

Как следствие, на современном этапе политика, право трансформируются в набор систем ценностей, отражающих групповые интересы, хотя в данном случае мы можем привести пример из глубокой древности: в Древнем Риме власть, право давали толпе то, что ей хотелось больше всего — хлеба и зрелищ. Но политика и право в Древнем Риме заключались не только в потакании интересам толпы — это было настоящее искусство, чего далеко не скажешь о политике и праве на современном этапе.

Радикалы-постмодернисты пророчествуют об окончательном разложении институтов права, государства в эпоху постмодерна. Примером может служить работа Антонио Негри и Майкла Хардта «Империя». Авторы желают создания но-вой ойкумены — «всеобщего града чужестранцев», базирующегося на «не-прерывном бессмысленном движении», являющего собой «средство без цели»1. Новый субъект истории, — пишут авторы, — это «новый варвар», не видящий ничего постоянного, не скованный никакими рамками2. Эта работа была написана за несколько лет до массового наплыва в Европу мигрантов из стран Африки и Ближнего Востока.

Таким образом, очевидно, что мир постмодерна активно дискредитирует государство, право, деконструирует, то есть разрушает их.

1 Хардт М., Негри А. Империя / пер. с англ., под общ. ред. Г В. Каменской, М. С. Фетисова. М., 2004. С. 196.

2 Там же. С. 212.

Сулима Игорь Иванович, доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии Нижегородской академии МВД России

Методология профилизации преподавания философии в юридическом вузе

Профилизация преподавания философии — задача, которой можно дать разные оценки.

С одной стороны, философия как искусство и как наука и ее методическое и дидактическое проявление как учебный предмет «Философия» совершенно не нуждаются в какой-либо профилизации. Связано это со спецификой объекта философии. Объектом философии является мир в его целостности. Следовательно, философия так и или иначе затрагивает рассмотрение любого объекта. Соответственно, при подготовке специалиста (или позаимствованных бакалавров и магистров) любой специальности (направления подготовки) в курсе философии обязательно рассматривается целостность мира, включающая в себя ту его часть, которая профессионально интересует получающего высшее образование. Философия рассматривает интересующий объект включенным в максимально широкий контекст, что делает взгляд на изучаемое комплексным, критичным, методологически корректным. Философия в юридическом вузе позволяет обучающемуся взглянуть на право и правоотношения в широком контексте отношений материи и духа, в контексте диалектики объективной и субъективной стороны. Философия в юридическом вузе позволяет обучающемуся взглянуть на право и правоотношения в широком контексте социальных отношений, в контексте динамики мировой истории, ее смысла и назначения. Философия в юридическом вузе позволяет обучающемуся взглянуть на право и правоотношения в широком контексте проявлений в человеке его доброты, гуманизма, альтруизма, коллективизма, стремления к порядку, честности и справедливости. Философия в юридическом вузе позволяет обучающемуся взглянуть на право и правоотношения в широком контексте проявлений в человеке агрессивности, жестокости, индивидуализма, жадности, алчности, коварства, своеволия. В этом плане философия в любом случае уже ориентирована на ту специальность (направление подготовки), которую обретает обучающийс, и профилизация преподавания философии выглядит излишней и не учитывающей специфику объекта философии.

С другой стороны, философия как искусство и как наука должны быть методически и дидактически трансформированы, поскольку непосредственно не предназначены для обучающихся. Каждая наука в учебном процессе предстает не столько наукой, сколько учебным предметом. Философия образования достаточно проработала процесс включения в себя проблематики трансформации науки в учебный предмет1.

Научно обоснованная профилизация нуждается в обосновании подходов к обучению и воспитанию будущих юристов и в итоге позволит повысить эффективность педагогического процесса. В частности, методологические принципы профилизации преподавания философии в юридическом вузе должны обеспечить синхронизацию обучения квалифицированных юристов и воспитания борцов за законность и справедливость. Практикоориентированность достигается при этом обращением в курсе философии к описанию действительности преимущественно как к действительности социальной, правовой, происходящей в нашем государстве. При этом мы полагаем, что такой прием (прием отсе-парированных примеров) нисколько не сужает кругозор, формируемый такой дисциплиной, как философия, ибо действительность бытия нашей Родины, нашего общества, нашего государства, нашего права исключительно богата и многообразна. Наша история государства и права органично вплетена в историю человечества, позволяет эффективно в курсе философии говорить и о цивилизационном подходе в философии истории, и о формационном подходе (в контексте новоевропейской философии), причем с его особым взглядом на азиатский способ производства. Наша история государства и права органично вплетена в историю человечества, и обращение к отечественной историософии будет вполне уместным. Обозначаемый нами подход предусматривает приоритет использования отечественных примеров, но этот метод нельзя абсолютизировать, доводить это до абсурда. Философия не может замкнуться на чем-то отдельном, хоть и очень значимом. Всеобщее не может выпасть из поля зрения философии, воспитание патриотизма не должно нанести ущерба научности получаемого образования. Способность к философской рефлексии (критичной и фундированной) должна быть комплексным результатом, определяющим позицию личности обучающегося по отношению к действительности.

1 Глуздов В.А. Философия образования: предмет, методы исследования // Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Добролюбова. 2014. № 28. С. 105—115.

з Синхронизация обучения и воспитания осуществляется благодаря выявлению и использова-

нию адекватных этому принципов отношения к раскрытию учебного материала. Различные ис-g следователи по-разному оценивают соотношение методического и методологического в исследо-§ вании проблем профилизации преподавания философии. Большая часть пишущих на эту тему ^ обращается к частному методическому опыту, который, конечно, очень интересен, богат и исклю-J чительно разнообразен. Тех, кто занят методологическими поисками крайне мало, концептуаль-^ ных, глубоко проработанных публикаций с анализом сложившейся ситуации, подробным изучени-| ем источниковой базы давно не было в философских журналах, монографиях. Но мы разделяем з такую позицию: «нисколько не умаляя значения сугубо методических разработок и обмена опытом g в рамках проблемы профилированного преподавания философии, хотим подчеркнуть методо-щ логический характер этой проблемы. Дело не в том, как лучше преподнести основы философских знаний студентам нефилософских специальностей, а в том, чего мы вообще хотим добиться, на что рассчитываем в процессе преподавания. Проблема профилизации преподавания философии заключается не в том, как лучше донести материал этой дисциплины до сознания будущих специалистов, а в том, как ввести его в операциональную структуру мышления специалиста»1. Для формирования глубоких системных знаний и позитивных ценностей будущих юристов, в том числе юристов-правоохранителей, в учебно-воспитательном процессе используются культурологический, исторический и герменевтический подходы. Они позволяют органично сочетать юридический профиль и философские дисциплины, преподаваемые в ходе подготовки будущих юристов, в т.ч. полицейских.

В ходе научно-педагогической работы выявлены следующие основания такого методологического подхода:

1. Содержательное единство юридических и философских дисциплин:

а) и в философских, и в юридических дисциплинах идет трансляция Традиции. Право и философия — это в равной степени сокровищницы культуры, определяющие уровень развития культуры — цивилизации. Философия и правоведение — фундамент общекультурного образования человека, базовые элементы классического образования. И право, и философия опираются прежде всего на античную культуру, признаваемую в Европе классической. Греческие и латинские корни в основе тезауруса и правоведения, и философии. Методически это реализуется в том, что в ходе подготовки к семинарам обучающиеся обращаются к этимологическим словарям (теперь можно обращаться к электронным словарям). «Подлинная проблемность профилирования преподавания раскрывается. через общеметодологическую проблему управления категориальными основаниями научного мышления»2;

б) и право, и философию можно напрямую направить на укрепление государственности, законности, ибо они описывают мир (каждая по-своему) как определенный порядок, устройство, систему, нуждающуюся в организованности. В методике необходимо использовать метафору «картина мира». И показывать на занятиях, что и право, и философия — это картины мира. Эта «картинность» как прием помогает формировать цельность взгляда, цельность мировоззренческой позиции будущего юриста (что подтверждает сложившаяся практика применения этого приема).

Конечно, предназначено ли право для сплочения общества — это вопрос, разрешаемый в том числе через решение вопроса о борьбе за содержание права3. В этой связи рекомендуется обращаться к трудам профессора В.А. Толстика4 и доцента Н.А. Трусова5.

2. И право, и философия ориентированы на определение ценностей. В практикоориентиро-ванности исходим из того, что общее в ходе преподавания юридических и философских дисциплин в определении содержания формируемых ценностей. На наш, взгляд нет ничего более практичного, чем формировать, обращаясь на занятиях к живым, понятным, простым, всем доступным примерам из жизни, такие ценности, как справедливость, порядок, законность, чест-

1 Ерохин В.Г. О профилированном преподавании философии (методологический аспект) // Философские науки. 1988. № 1. С. 100.

2 Там же. С. 100—101.

3 Толстик В.А., Трусов Н.А. Понятие содержания права // Государство и право. 2014. № 6. С. 5—13.

4 Толстик В.А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права // Государство и право. 2009. № 9. С. 13.

5 Трусов Н.А. Формы борьбы за содержание права // X Нижегородская сессия молодых ученых. Гуманитарные науки. Материалы докладов. Нижний Новгород, 2006. С. 381—382.

ность, служение людям. При этом подход заключается в опоре на организацию потока максимально простых примеров, доступных для понимания людей фактов. Надо ориентироваться на будущих юристов, которые не в философы готовятся, а живут в мире, где справедливость, честность, порядок реально существуют, с одной стороны. С другой стороны, обучающиеся прекрасно знают, что эти ценности обретаются повседневной и очень непростой борьбой за них. Методология в формировании нравственного напряжения на семинарах-дискуссиях с максимальным нравственным накалом, для того чтобы аксиологическая, этико-правовая составляющая в них была ведущей. В этом заключается соответствие разработанной педагогической технологии (понимающие подходы) природе философии, исследующей действительность в эмоциональном, нравственном напряжении неравнодушного исследователя. И право, и философия напрямую (непосредственно) ориентированы на формирование ценностей, духовно-нравственной основы человека и гражданина, воспитание правосознания как специалистов-юристов, так и опосредованно всего населения. Ибо право и философия — своеобразные аксиологические истины. В методике верно опираться на методологическую позицию профессора В.М. Баранова, определившего суть истинности норм права1.

3. Особое место среди формируемых содержанием юридических и философских дисциплин ценностей занимает Отечество как ценность. Это главное, что необходимо для формирования патриотизма. Поэтому курс философии должен преподаваться как диалог великих культур, великих народов. Вклад русской философии в мировую культуру надо подавать на лекционных и семинарских занятиях и как особый вклад в философию права. История советской философии на лекционных и семинарских занятиях должна представать как выдающийся актуально и перспективно ценный вклад в методологические вопросы изучения права.

4. И философия, и право социально актуальны. Надо выбрать именно этот аспект, чтобы заинтересовать содержанием предмета обучающихся, интересующихся прежде всего социальными проблемами. Мы видим необходимость использования специфического содержания юридических и философских дисциплин для акцентирования внимания на формировании социальной активности, гражданственности как интегрирующей ценности в современном обществе (способной выполнять роль национальной идеи). Общество начала XXI века остро конфликтно, нестабильно; настроения непримиримости, фанатизма широко распространены, экстремизм проявляется в самых разных формах. Экстремизм демонстративно противоправен, нарочито асоциален. Поэтому активность подхода в его открытости. Формируя гражданскую позицию будущих юристов, следует открыто говорить, какова методологическая установка педагога. Гражданская позиция формируется как ценность, проявляющаяся в социально нестабильном обществе. Эта «открытость» воспитателя воспитаннику (в т. ч. открытость целей воспитания) — прием, формирующий атмосферу искренности и доверия, атмосферу совместно целенаправленной коллективной продуктивной работы по формированию личности юриста (в т. ч. будущего правоохранителя).

5. Обеспечение вышеназванных методологических подходов и методических приемов происходит при использовании потенциала понимающих подходов в образовании, основанных на герменевтической методологии как основе методики формирования патриотизма в ходе преподавания философских дисциплин в Нижегородской академии МВД России.

Зубкевич Лада Альбертовна, кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры философии Нижегородского национального исследовательского государственного университета им. Н.И. Лобачевского

Почему нужно изучать философию юристам?

Вопрос «нужно или не нужно изучать философию не философам» всегда задают студенты преподавателям философии. Как правило, первые лекции в рамках вузовских курсов философии посвящены обоснованию важности ее изучения. Повседневность жизни формирует у студентов упрощенное представление о философии как о совокупности философов, которые пишут обо всем и ни о чем полезном. Пишут, как правило, непонятно. Именно с этим пониманием приходится

1 Баранов В.М. Истинность норм советского права. Проблемы теории и практики. Саратов, 1989. 400 с.