CC BY
117
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА БЕЛЯЕВА
\ALENTINA IVANOVNA BELIAEVA
Вал. А. Булкин ВСЕ БЫЛО ВЕСЕЛЫМ ВНАЧАЛЕ...
С Валентиной Ивановной Беляевой мы однокурсники. Наше студенческое время пришлось на 1961-1966 гг. Теперь, уже из начала XXI века, видно, что время было особое, можно сказать, веселое и не только потому, что быть студентом это всегда праздник. Годы нашей учебы совпали, говоря языком той поры, с высшей и последней стадией хрущевской оттепели. Жить действительно становилось лучше и, казалось, дальше будет еще лучше. Мы вышли из того времени, и время прошло через нас.
Происходили большие события и действовали они вдохновляющее. Ю. Гагарин и Г. Титов уже слетали в космос. Верилось, что «до самой далекой планеты не так уж, друзья, далеко», что скоро «на Марсе будут яблони цвести», «до старта ведь осталось 14 минут». Романтического жара поддавала Куба, где повстанцы-бородачи свалили диктатуру Баттисты. Космонавты и Фидель Кастро среди несметных толп разъезжали в открытых машинах. Терроризм? В нашем обиходе и слова-то такого не было. Взахлеб читали братьев Стругацких. Уже написан «Иван Денисович». Победительно выступали спортсмены — хоккеисты и фигуристы, выше всех прыгал в высоту В. Брумель. Но мы не были наивными простаками, хорошо разбирались в теневых сторонах жизни, и оптимизм наш носил сдержанный и осторожный характер....
На Истфак в 1961 году приняли всего 40 человек. Среди ребят значительную прослойку составляли уже имевшие рабочий стаж и отслужившие в армии, а девчонки — сплошь вчерашние школьницы. В их числе и Валя Беляева с подругами (Света Николаевская, Таня Богданова, Галя Латюк). Первым делом нас отправили на месяц в колхоз. Поездка, как потом оказалось, всем была на радость: перезнакомились, подружились, дружно и весело работали. Девчонки пели милые песенки из репертуара предшественниц: про кузнечика «коленками назад» и про «любовника в форме чиновника», которого, помнится, «съели в саду под бананом». Многие из ребят пожимали плечами: нам уже пели Ю. Визбор, А. Городницкий, Б. Окуджава, позже — А. Галич и В. Высоцкий.
А потом — Истфак, земля обетованная, как хотелось учиться! Первая, общая для курса, лекция в ауд. 84. Благоговейно слушали В.В. Мавродина, рушились школьные стереотипы. А дальше — пошло-поехало. С.Б. Окунь в 70-й аудитории картинно, в который раз (а для нас — в первый!), убивал императора Павла. Историко-философскими размышлениями завораживал И.С. Кон, а политэкономия капитализма воспринималась как точная наука (думаю, что этот курс пригодился бы и сейчас). Историю КПСС читал
«гроза» факультета в 50-е годы, бывший ярый сталинист Н. А. Корнатовский, сменивший свои социально-политические взгляды на 180°. Даже на фоне лагерной литературы его разоблачения «культа» ужасали (дикие подробности казни Тухачевского, частная жизнь Сталина, якобы в «восточном гаремном стиле» и т. п.).
Знаковым событием для всех нас стал «Капустник» 1964 года — апофеоз истфа-ковского братства. Беспощадные сатирические стрелы, рискованный и непринужденный юмор без промаха били по пошлости, застою, догмам, утвердившимся в исторической науке. Истфак весело и, казалось, навсегда расставался с отжившим вредоносным прошлым. Для проветривания студенческих мозгов это искрометное представление значило больше, чем многие лекции и семинары. Из событий археологической тематики запомнилась «варяжская дискуссия» 1965 года. В остром поединке лицом к лицу сошлись нор-манисты и антинорманисты. Победу над тяжеловесами от науки и идеологии за явным преимуществом одержал молодой, излучавший мощную энергетику, Л.С. Клейн и участники его семинара. Именно в этот период у меня сложились долговременные дружеские отношения с археологами Костей Марченко, Глебом Лебедевым и Володей Назаренко. Девчонок — историков, да и археологов — мы в расчет как-то не принимали.
Не собираюсь утверждать, что обстановка на факультете, даже с нашей студенческой точки зрения, была безоблачной. Недаром же в песне, сочиненной нашими археологами, был рефрен:
В деканат, в партбюро, в деканат Археологи тащатся в ряд. Это кто-то из наших, наверно, Языком трепанул чрезмерно.
Треп бывал разный. Политический оттеночек можно было узреть даже в самой дурацкой шутке. Мы (Глеб Лебедев, Витя Юстузов с кафедры истории КПСС и я) организовали «театр для себя» — «Общество освобождения Аляски». По созвучию фамилии командующим танкового корпуса, который через Урал и Сибирь «рвался» к Берингову проливу, назначили в чине фельдмаршала В. Юстузова. При встрече в коридоре и кафетерии (находился перед лекторием и был центром оживленной студенческой жизни) мы с Глебом резко упрекали Витю в медлительности и бездарности командования, а он, тоже не промах, кричал, что кончился бензин и танки вторую тысячу километров идут на березовых дровах («а за порубку-то леса ответишь перед трибуналом!»), что мост через Берингов пролив по нашей с Глебом вине построен с нашей, естественно, стороны только наполовину. А мы ему в ответ, мол, если советский танк по приказу умного командующего разгонится до 1500 км/час, то он не только до Аляски допрыгнет, но и до Сан-Франциско, а то и до Огненной земли, особенно если танкистам сказать, что там не только земля, но и вода тоже огненная, и т. д. и т. п.
Защита дипломов и окончание Университета в памяти праздником не отложились, тревожным был переход в новое состояние. Археологам было особенно трудно. Конечно, Институт археологии — «свет в окошке», но там все места плотно забиты. Да и цвет времени менялся, стали преобладать серые оттенки: «не сбываются мечты, с ног срезаются мячи». На факультете громыхнуло дело нашего преподавателя, искусствоведа Коли Иванова, он получил срок за участие в антисоветской организации. Событие другого, общесоюзного, масштаба — ввод войск в Чехословакию. Нам всем в лицо было брошено
позорное — «оккупант». В знак протеста на Красную площадь вышли семь человек, в их числе и наш бывший студент В. Дремлюга. К чему я об этом? На личных судьбах такие события, может быть, и не отражались, но они создавали атмосферу и настроения, которыми мы жили и дышали. Но... довольно об этом.
Лучшая подруга Валентины Ивановны Светлана Николаевская назло судьбе, а может для самоутверждения, уехала учительствовать на Дальний Восток. Приходилось ей там непросто, Валя пересказывал нам ее письма. Около года назад в разговоре со мной она упомянула о своих письмах Светлане: «Перечитывала — было интересно и странно». А я, поступаясь правилами вежливости, и говорю, дай, мол, мне почитать. Отвечает, — пожалуйста. Публикую их здесь с любезного разрешения Валентины Ивановны.
Письма относятся к 1966-1969 годам. Время для Валентины Ивановны, может быть самое трудное. В письмах — характерные черточки ее непроизвольного автопортрета той поры.
7/10 (1966 год).
«Милый Светик. Давно тебе не писала. Почему? Пожалуй, мне, скорее всего, неудобно — посылка еще не послана. Да и дела с ее формированием обстоят неважно. Дело в том, что пленок для магнитофона не достать. Генка обещался, но у него не вышло, а в магазинах нет. Говорят, что они вообще-то с трудом приобретаются. Воланы, книжки кое-какие есть, пластинки тоже. И еще купила я тебе журнал «Кругозор» со стихами Симонова (в его собственном исполнении) и с русскими звонами; коробочку диафильмов о Ленинграде. Светик, с пособиями по всяким древним историям туго. Посылаем тебе «Очерки по Древней Греции» (Колобовой). По средним векам есть только институтские учебники....»
Валя всегда умела дружить. У нее дар чуткости, умения сопереживать, доброжелательного внимания к близким людям.
«...Не хочу сейчас видеть никого... Может быть, дело в том, что я экзамены, по существу, завалила (4 шара), и в том, что надоело мне Бог чем заниматься, вернее не заниматься (продолжаю сдавать — в следующую пятницу КПСС, а потом мой «любимый» English). Подробнее об экзаменах как-нибудь потом, когда все это превратится в историю. Сейчас и без того я должна каждый день почти докладывать тому и другому о бесславной кончине. Все это не слишком приятно и потому стараюсь не вылезать из дома.
...Как быстро идет время, но и другая мысль приходит в голову — а на что я его потратила? Вопрос остается без ответа. Как видишь, у меня не слишком светло на душе и мне даже кажется, что навсегда кончилось мое постоянно (как ты помнишь) приподнятое настроение духа.»
Из всех выпускников Истфака труднее всего, по моим наблюдениям, приходилось археологам, особенно девчонкам. Специалисты штучные, а работать негде. Аспирантура — выход далеко не самый доступный. Наш общий с Валей друг долгое время работал в котельной. С дипломом-то археолога. А что было делать, семью-то кормить надо.
«.Галя Гр. [Григорьева] привезла мне из Чехословакии «неандертальску жинку» — этакое чудовище из дерева с шерстяной гривой. зимой подарила Вал. Булкину на день рождения.»
Спасибо, Валентина, помню, хорошо помню это, как ты справедливо его именуешь, «чудовище». Оно было предостережением: женишься на таком, тогда и узнаешь, что такое счастье. Но будет поздно.
«... Светик. Я очень боюсь за тебя, знаешь в каком плане — вы там совсем в пасти у дураков китайцев. Черт знает, что может взбрести в голову этим слишком ретивым «нашим ученикам», которые пошли куда дальше своих учителей.».
В те времена, помню, шутили: «У нас две проблемы — Даманский и Недоманский». Даманский — это остров на Уссури, где китайцы расстреляли наших пограничников, а Недоманский — мощный форвард сборной Чехословакии по хоккею. Чехи, особенно после августовской акции 1968 года, на первенствах Европы и мира не просто играли, но бились с нами насмерть.
«.Слава Богу, слава Богу, ты написала мне. С души свалился огромный булыжник. Совсем, было, подумала, что ты на меня сердишься. Смотрела на нашу фотографию, но ты молчишь там. Уже поставлю точки над г Я чего боялась — ведь костюмы и микрофон я тебе так и не послала. И боюсь, что не смогу послать. А ларчик открывался просто — совершенно нет денег. Мне, в общем-то, стыдно тебе это писать, но отмалчиваться еще неприятнее, зная, что тебе там так все нужно. Слава Богу, три дня назад дали мне работу по договорам в Институте. В первый день я была так безумно рада, что просидела до 8 часов вечера — обрабатываю коллекции. Следующий день уже поостыла, а в субботу чуть сидела на месте. Слава богу, что у нас вольно, а мне даже предписано больше сидеть в библиотеке.»
Ну вот это, кажется, первый успех на стезе археолога. Разбирать чужую коллекцию, да еще в подвале, — дело не из веселых. Но лиха беда — начало.
«.Вот пишу и с ужасом вижу, что и второй лист скоро кончится. А мыслей, вернее разговоров, еще очень много. Читаю польского классика Стефана Жеромского — «История греха». Читаю маленькими кусочками. Хожу последние дни под впечатлением от книги. Ты пишешь о стихах. Не помню, при тебе ли покупала маленький сборник лирики Смелякова. Я его прочла и, пожалуй, пошлю тебе, но это ведь не Бог весть что.»
Стефан Жеромский — неожиданный и своеобразный выбор. Уже вышли Платонов и Булгаков, мы были завалены самиздатом. Валентина же всегда была человеком свободомыслящим, но, как сейчас говорят, политкорректным.
1968-1969 гг.
«.очень скоро я уезжаю в экспедицию. Числа 25-26 мая. Опять в Туву. На этот раз будем искать где-то совсем возле монгольской границы. И еще у меня есть надежда участвовать в разведках на юге, немного севернее Крыма. Но все это в прожектах, а Тува уже так реальна, что тоскливо становится.
Собирались мы 1 мая у Марченок. Были Таня с Хамидом, В. Булкин (на этот раз без девушки), Гришка Горкунов (Костя пригласил его из сострадания к его одинокому и бесприютному положению), Вадик (был страшно мрачный и только иногда изво-лял улыбаться, а так только смотрел на всех проницательно), Валерики с Неликами. Валерик крутил магнитофон с песнями Высоцкого, а Неля «спорила» с Булкиным о существе понятия «абстрактная личность» или о чем-то подобном. В смысл мне не удалось вслушаться, но и чисто зрительно это была уморительная картинка: Неля давила Булкина вызубренными и еще не забытыми истинами из учебников...»
В первые годы после окончания университета студенческое содружество атомизи-ровалось не сразу. Было много хороших встреч, веселых застолий. Очень часто собирались у Вали в Пушкине под стародавним девизом:
Поедем в Царское село!
Свободны, ветрены и пьяны
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло.
Поедем в Царское село!
Уменье искренне радоваться гостям — тоже дар. И Валя им щедро наделена. Насчет упомянутого спора — перебор. С девушками я не спорю, а беседую.
«.Недавно в половине двенадцатого ночи звонит Татьяна из Ленинграда. Оказывается в Арсе идет «Нюрнбергский процесс». Посмотрела — я первый раз. Татьяна — третий. Да, хорошо. Очень разноплановая картина. Долго спорили с Костей по ее поводу. Мне совершенно не понравился тот молодчик, который защищал Янинга. Он совершенный наци, этакая белокурая бестия, немец до кончика ногтей и ничего кроме своего Фатерланда не видит, и ничему не научился. А каким трюкачеством занимается, как любуется собой. А помнишь допросы свидетелей. Садист. Даже Янинг не выдержал.»
Как много было хороших фильмов во второй половине 1950-60-х годов! «Нюрнбергский процесс» в памяти отложился — неплохой фильм, но там были тошнотворные сцены.
«.У меня все прежнее, то есть работа в Саяно-Тувинской экспедиции. Сижу днями в подвале. Сейчас работы почти нет, но подвал (там и окон нет) действует очень угнетающе. Недавно занялась английским языком, а так — бездельничаю. Палеолит почти забросила. Не могу заставить себя после работы заниматься. Пока доедешь домой, уже поздно и хочется посидеть с книгой в руках, но это, конечно, расслабляет.»
У палеолита еще есть шанс. Хороша фраза «сижу днями в подвале». Прямо русский Монте-Кристо.
«.Светик, представь себе, — сижу сейчас на нашей развалюхе оттоманке. Передо мной стол с чайной посудой, рядом под боком сладко мурлычит Васька. С другого бока английская книжка и словарь. До звонка пыталась переводить. Я в зеленой шерстяной кофте (болотного цвета) и светлой серой юбке. Волосы стоят дыбом. Свет горит, за окном тускло, серо, дождик — эта картина тебе хорошо знакома, а вот как ты, кто тебе отдаст мое письмо, где ты его читаешь, какие стены окружают тебя в это время — я совершенно не знаю, а так бы хотелось узнать все, даже мелочи. Как тебя приняли люди, как дети. Трудно тебе, наверное, милый Светик.»
Словесный автопортрет необычайно выразителен.
«.Была в библиотеке, читала старый сборник Цветаевой «Версты» 1916 года — это незнакомое и трудное, но чисто цветаевское, я тебе кое-что пришлю. Потом читала О. Мандельштама, он был репрессирован, прекрасный и несправедливо забытый поэт. Вот его несколько строчек по памяти:
Воздух пасмурный влажен и гулок,
Хорошо и не страшно в лесу.
Легкий крест одиноких прогулок Я покорно опять понесу......
Вот на этом поэтическом месте я и расстаюсь с Валентиной Ивановной 1960-х годов. Жизнь продолжалась, наплывали совсем другие проблемы, но о них речь пойдет потом, к следующему юбилею. Желаю сохранить Валентине Ивановне доброе сердце и неповторимую осанку духа.
Информация о статье:
Автор: Булкин Валентин Александрович — ФГБОУ ВПО Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия, [email protected] Название: Все было веселым вначале...
Резюме: Наше с Валентиной Ивановной студенчество пришлось на первую половину шестидесятых годов. Это было особое время, можно сказать веселое, и не только потому, что быть студентом это праздник. Как раз на это время пришелся известный «Капустник» 1964 года и «варяжская дискуссия», победу в которой одержал молодой, излучавший мощную энергетику Л.С. Клейн и участники его семинара. Защита диплома и окончание Университета знаменовали переход в новое состояние. Из всех выпускников Истфака труднее всего приходилось археологам, особенно девчонкам.
Сразу после окончания Университета одна из близких подруг В.И. Беляевой — Светлана Николаевская — уехала на Дальний Восток. В течение многих лет они вели переписку, небольшие выдержки из которой, с разрешения автора, легли в основу этой статьи. Письма относятся к 1966-1969 гг. — времени для Валентины Ивановны, наверно, самому сложному. И в них — характерные черточки ее непроизвольного автопортрета той поры.
Ключевые слова: В.И. Беляева, Исторический факультет, кафедра археологии, СПбГУ
Author: Valentin A. Bulkin
Title: Everything was fun in the beginning...
Abstract: Ours with Valentina Ivanovna studentship fall to the first half of 1960s. This was a special (one can say fun) time, and not only because of being a student is a holiday. Just that time, there were happened famous «Kapustnik» of 1964 and «Norman discussion», the victory in which was won by young, possessing a powerful energy L.S Klein and members of his seminar. The defense of diploma and finishing of the University have marked transition to a new status. Among the graduates of Historical department, it was the most difficult for archaeologists, especially girls. They were unique specialists, but there was no work for them.
Immediately after graduation, Svetlana Nikolaevskaya — one of the closest friends of V.I. Beliaeva — went to the Far East. For many years they were in correspondence, small citations from which, with the permission of the author, have formed the basis of this article. The letters refer to 1966-1969th — the time probably was the most difficult for Valentina Ivanovna. In these, there are characteristic features of her involuntary self-portrait of that time.
Keywords: V.I. Beliaeva, Historical faculty, archaeology department, SPbU.
