УДК 821.161.1
Н. Е. Левицкая
ВРЕМЯ В ПАРАДИГМЕ КАРТИНЫ МИРА В ЛИРИКЕ ЕВГЕНИЯ РЕЙНА
Предпринята попытка поэтикального анализа поэзии Е. Рейна второй половины ХХ в. В качестве предмета исследования избран метапейзажный дискурс лирики, категория картины мира автора использована в концептуальном и функциональном аспекте как методологический аппарат исследования. Рассмотрена временная сфера поэзии, в ее пределах выявлен синтез циклического и линейного времени. Отличительной чертой временной организации поэзии Е. Рейна является способность лирического субъекта пребывать в разных временных пластах одного пространства, что вписывается в общую тенденцию русской поэзии ХХ в. - эпизации лирики.
Ключевые слова: поэзия, лирика, картина мира, метапейзажный дискурс, временная сфера, синтез циклического и линейного времени.
Категория времени является одной из наиболее дискуссионных как в физической картине мира, так и в культурологическом осмыслении. Даже в пределах естественно-научного подхода время онтологизируется, «ревниво охраняется» самой «природой» (П. К. Анохин), а собственно культурной проблемой, по мнению А. Я. Гуревича, оно становится, когда «современный человек», утративший «полноту и целостность мировосприятия», пытается его «восстановить силою воображения в литературе и искусстве» [1]. И. Кант рассматривал время в тесной связи с сознанием и его познавательной деятельностью. Способ деятельности сознания как последовательное синтезирование предмета ученый именует временем [2], обосновывая таким образом концепцию «субъективного времени».
В физической картине мира время является четвертым измерением наряду с тремя пространственными и формирует вместе с пространством континуум [3]. Поскольку художественный мир структурно коррелирует с миром физическим, то на него экстраполируются и параметры последнего. Следовательно, для художественного мира актуальным будет его временное измерение. Художественный мир, по М. М. Бахтину, понимается как эстетический объект, созданный в результате деятельности авторского сознания. Представление о мире, сформированное в авторском сознании в виде картины мира, находим в художественном мире, а по утверждению И. В. Остапенко, в пейзажном дискурсе -как наиболее адекватной возможности корреляции человека-субъекта и природного мира [4]. В парадигме картины мира время и пространство являются формами авторского сознания наряду с субъектной, образной и сюжетной сферами.
Поскольку картина мира автора обусловлена мировоззренческими установками личности, а в лирике она эксплицирована в первую очередь пейзажным дискурсом, то категория времени в художественном тексте актуализируется через время как понятие физическое, реальное. В реальном
мире время обладает такими свойствами, как универсальность, непрерывность, однородность, одномерность, однонаправленность, необратимость. Но художественный мир выстраивается по законам не столько реального макромира, сколько по законам мифопоэтики, сам пейзаж не только изображает открытое пространство, а в первую очередь выражает представление субъекта о мире природы, сформированное в его сознании. В зависимости от характера сознания время представляется как модель циклическая (мифологическое) или линейная (научное). В художественном мире эти модели могут накладываться одна на другую, что свидетельствует о синтетичности сознания современного человека.
Используя категорию картины мира в качестве методологического инструментария при анализе лирики, в данной статье остановимся на ее временном измерении. Поскольку картина мира эксплицирована преимущественно пейзажным дискурсом (И. В. Остапенко), то предметом исследования стали временные параметры природного мира, т. е. календарный и суточный циклы. При анализе отдельных параметров картины мира следует помнить, что сама картина мира является целостным системным образованием, все структурные элементы ее взаимообусловлены и взаимосвязаны. Временные параметры характеризуют, в первую очередь, способ присутствия лирического субъекта в лирическом сюжете. Лирическое событие при всей его перцептивности может соотноситься не только с природной цикличностью мира физического, но и с линейным его течением. Следовательно, предмет исследования расширяется за счет выявления конкретно-исторических и бытийно-он-тологических временных параметров.
Объектом исследования в статье избрана лирика Евгения Рейна 1960-1990-х гг., для анализа использованы стихотворения из сборника «Избранные стихотворения и поэмы» [5], изданного в 2001 г. Следует обратить внимание, что в книге собраны тексты из выходивших ранее сборников
Вестник ТГПУ (TSPU Bulletin). 2015. 10 (163)
стихов, а также не вошедшие в них. При этом хронология написания и публикации текстов не соблюдается, зато сохранены названия книг в разделах сборника.
Поскольку исследовательское внимание сосредоточено на лирических текстах, напомним, что генетическим кодом лирики являются субъект-субъектные отношения между авторским и геройным планом эстетического объекта. Следовательно, в лирике событие изображения и событие изображенное совпадают в концентрации лирического мгновения. Таким образом, художественное время реализует время перцептивное как непосредственное отражение объективной реальности органами чувств, но наряду с этим концептуализированное авторским сознанием. Относительно специфики временного пласта картины мира автора в лирике Е. Рейна актуальным представляется понятие времени события изображения и времени изображенного события, что коррелирует с субъективным временем И. Канта.
Картина мира Е. Рейна эксплицировна метапей-зажным дискурсом, «пространственные номинации выступают в роли маркеров природных, урбанистических и метафизических реалий; отдельных фрагментов самостоятельных художественных образов, могут выполнять сюжетообразующую функцию. Особенностью пространственной сферы Е. Рейна является соположение в одном художественном образе разноприродных номинаций в различных комбинациях - природных и культурологических.
Дистанцированность биографического автора от сугубо природного мира сказывается на его картине мира, сформированной в авторском сознании, что и демонстрирует пространственная сфера. Рассмотрим на текстовом уровне временную организацию картины мира Е. Рейна.
Отметим, что в названии разделов анализируемой книги актуализирована преимущественно пространственная семантика, но два из них «Раннее» и «Остальное» презентуют временную оппозицию. И если пространственные номинации -«Береговая полоса», «Имена мостов» и др. - акцентируют значение границы, но в то же время в них включается объединительная семантика, то временные маркеры подчеркивают неоднородность художественного мира.
Календарный цикл представлен в картине мира Е. Рейна в полном объеме, но в количественном отношении номинации времен года представлены неравномерно. Так, в поэзии автора доминируют маркеры зимы: «Наконец зима жестоко заменила хлябь на твердь» [5, с. 39], «В Павловском парке снова лежит зима» [5, с. 49], «Стояла теплая зима» [5, с. 226]. Номинации «лето» и «осень» примерно
уравновешивают друг друга: «На севере коротко лето - не следует забывать!» [5, с. 326], «он шел в начале лета» [5, с. 429], «Нет поздней осенью от холода защиты» [5, с. 277], «поздней осенью не выплесть из венка ни роз, ни листьев, ни колючек» [5, с. 277]. А номинация «весна» встречается в текстах всего дважды: «Топь весны на потерянной Яузе» [5, с. 144], «Этой последней весной поздней, разъезженной» [5, с. 205]. При этом названия времен года выполняют функцию маркирования временных координат лирического субъекта в его картине мира. Практически единичным случаем является выполнение временной номинацией субъектной функции - «о, лето, милое, как ты мне пригодилось» [5, с. 234]. Отметим, что временные образы календарного цикла презентуют внешние временные границы лирического сюжета, соотносимые с временными параметрами реального макромира, при этом концептуальные смыслы остаются преимущественно не актуализированными, за редкими исключениями, к которым обратимся позже.
Такую же ситуацию наблюдаем и в суточном цикле. Номинации «утро», «полдень», «вечер», «ночь», «сумерки», «рассвет», «закат» также указывают на временные границы лирического события, в котором функционирует лирический субъект. При этом доминируют номинации «ночи»: «Поднимайся средь ночи» [5, с. 200], «А ночь наступает внезапно» [5, с. 264], «лишь ночная прохлада» [5, с. 219]; остальные суточные маркеры, кроме «утра», встречаются примерно равное количество раз: «уж полдень бил в колокола» [5, с. 80], «полдень с высоты буравит темя» [5, с. 400], «Если выехал под вечер» [5, с. 90], «близится полночь» [5, с. 185], «За вокзалом в закатном кармине» [5, с. 88], «лентой светло-красною перевит закат» [5, с. 154], «рассветный этот час» [5, с. 277]. Реже других суточных маркеров обнаруживаются номинации «утра»: «однажды под утро зазвонил телефон» [5, с. 261], «утром такая туманная тишь» [5, с. 263], «Под утро чист восток» [5, с. 268]. Как видим, номинации суточного цикла также маркируют внешние параметры лирического события, но при этом они еще выполняют и собственно образную функцию, в отличие от календарных чаще наполняются эмотивным смыслом за счет синтезирования в художественном образе пространственных и временных характеристик: «ленинградские сумерки в бледном разливе» [5, с. 281], «падает ласково нежный вечерний прах» [5, с. 49], «на балтийском рассвете мутном» [5, с. 284], «И леденел залив под утренней звездой» [5, с. 292].
Среди временных маркеров обращают на себя внимание номинация «день» и названия месяцев. Семантически они входят в календарный и суточ-
ный циклы, но у Е. Рейна они практически утрачивают значение цикличности и вводят во временную сферу в линейное измерение. Так, «день» у поэта - это не одна из сменяемых суточных фаз, а отдельный отрезок времени, в котором реализуется конкретное лирическое событие: «я вижу -кончен день» [5, с. 77], «вспомнил летний день» [5, с. 164], «запомни этот день в норд-весте» [5, с. 35], «воскресный день», «банный день», «непоправимый день», «был флотский день, какое-то июля» [5, с. 152], «Побудь со мной хоть день» [5, с. 194], «Двадцать первое число - самый темный день в году» [5, с. 209] и др. Номинация «день» наполняется концептуальным смыслом, может выполнять субъектную функцию («день искренний, а не казенный с утра переходил на „ты"» [5, с. 211]) и образную («День растаял и выкипел» [5, с. 221]) и даже презентовать онтологические параметры лирического субъекта: «День будет долгим, будет судным, субботний и воскресный день» [5, с. 94].
Названия месяцев также утрачивают циклический смысл, маркируя конкретно-историческое время лирического события - «В пустом и жестоком июле» [5, с. 267], «в последнем августе» [5, с. 245], «В начале сентября» [5, с. 301] и др. Линейное время членит «год» на «месяцы» («Три месяца я вас не видел» [5, с. 259]), «недели» («провести три недели было мне суждено» [5, с. 261]) и «дни», фиксируя точные даты - «21 декабря», «Второе октября», «шестое мая» и др.; «дни» распадаются на «минуты»: «пойми за пятнадцать минут» [5, с. 283], «И пришла, наконец, минута» [5, с. 285], «вот до отплытия минута» [5, с. 35], «сорок пять минут ты в тесноте постой» [5, с. 115].
При такой актуализации линейности времени обращает на себя внимание номинация «календарь», в которой изначально заложена циклическая семантика. У Е. Рейна она сохраняется лишь в редких случаях: «Уже переломился календарь, / видна зимы бессмысленная даль» [5, с. 236], «апрель вступает в календарную артель» [5, с. 236]. Чаще «календарь» получает значение предметности -«отрывной календарь», «картинка календарная», «старый календарь», «Пока я бряцаю на лире, / он роется в календаре, / где все еще свежие краски / и чьи-то пометки видны» [5, с. 273]. Но, кроме этого, «календарь» презентует определенную последовательность, но не циклическую, а линейную: «Но дальше невозможно разбираться, / осталось перечислить все / отдельно в любом порядке, / хоть в таком порядке - / алфавита или календаря» [5, с. 249]. И тогда новая семантика «календаря» концептуализируется, наполняется эмотивно-бытий-ным смыслом: «ушедший этот календарь неверный» [5, с. 235], «наш непоправимый календарь» [5, с. 235], «Календарь закрыт, и не будет завтра»
[5, с. 344], «День ангела жены. Но календарь, как водится, его переиначил» [5, с. 368].
Таким образом, в поэзии Е. Рейна наблюдается трансформация традиционных смыслов циклического времени, наполнение их семантикой дискретности, что позволяет автору помещать лирическое событие одновременно в несколько временных измерений. Отметим попутно, что пространственные параметры такого события могут совпадать при разном его временном измерении. Но эти случаи требуют отдельного исследования и будут рассмотрены при анализе лирического сюжета в поэзии автора.
Вернемся, однако, к лирической ситуации, помещенной в событийно-циклический сюжет. Несмотря на ее единичность, она оказывается весьма показательной для общей характеристики картины мира Е. Рейна. В стихотворении «За Псковом» [5, с. 28] представлен мифологический сюжет космической непрерывности природного мира - «Бесконечная жизнь повилики, / краснотала, репья, лопуха...». Лирический субъект вписан в природный мир, благодаря приему параллелизма - «Мне достаточно и половинки». Мифологическая модель циклического времени экстраполирована на христианский сюжет «воскресения». Мифологические и религиозные смыслы контаминируются: «я не знаю такого греха / за собой, чтобы вновь не воскреснуть / после смерти блаженной весной». Цикличность природного мира на уровне и временных, и пространственных параметров наполняется сакральной христианской семантикой: «блаженная весна», «леса и луга окрестность», в то же время актуализируя мифологическую модель нерасчлененности пространства-времени: «где-то там на границе славянства / угасает варяжский закат». Сакральный мифологический «верх» формирует онтологическую позицию лирического субъекта: «я не знаю такого греха / за собой <.. > чтобы леса и луга окрестность /обошлась без меня, а за мной / не послала хоть облака или / разогретого ветра набег, / ведь растили меня и любили / не затем, чтоб я сгинул навек». Субстанциальное родство лирического субъекта с природным миром обусловливает приоритет христианских ценностей: «Засыпая на жаркой овчине, / я внимаю, хоть слух огрубел, / голосам повелительным: «Сыне, / ты вернулся, прими свой удел».
Мировоззренческие приоритеты, единожды зафиксированные, формируют мифопоэтику художественного мира Е. Рейна. Синтез циклического и линейного времени позволяет автору создавать такой лирический сюжет, где лирический субъект может одновременно находиться в разных временных координатах, не утрачивая при этом своей цельности, более того, становясь смысло- и
Вестник ТГПУ (ТБРББиПеПп). 2015. 10 (163)
структурообразующим аспектом художественного мира текста. В качестве примера обратимся к стихотворению «В Павловском парке» [5, с. 49].
Если заголовок задает пространственные параметры лирического события, то посвящение «А. А. Ахматовой» актуализирует временное измерение. А. Ахматовой стихотворение «Все мне видится Павловск холмистый» написано в 1915 г. В биографическом контексте автора поэтесса сыграла важную роль, во многом определив будущий творческий путь автора, равно как и его друзей. В художественном мире текста они сформируют субъектную сферу: перволичный лирический субъект и «другие» - «губастый», «пигалица», «рыжий», «брюнетик». Интертекстуальный диалог актуализирует культурологическое измерение времени и биографическое. Последнее, в свою очередь, в художественном мире распадается на лирическое настоящее и прошедшее, которое продуцирует будущее. Настоящее время формируется циклическими временными номинациями - «снова лежит зима», «падает ласково нежный вечерний прах», но в них отчетливо проступают коннотации завершения, окончания («кончен сеанс»). Именно в этой временной позиции находится перволичный лирический субъект, который попал в место, знакомое ему в прошлом. Цикличность разрывается введением линейного времени - «Сколько не видел я этого? / Двадцать, пятнадцать лет», но тут же соединяется пространственным образом: «думал -ушло, прошло, / но отыскался след». Хронотопный образ «электрички» соединяет пространство настоящего и пространство прошлого, что позволяет лирическому субъекту находиться одновременно в разных временных измерениях, но в одном пространстве «Павловского парка». И вот в нем обнаруживаются «все» - близкие друзья, которых объединили и личные отношения, и творческая судьба. Позиция перволичного лирического субъекта позволяет увидеть из прошлого их будущее. Для «губастого» - «будет вам время, останетесь вы вдвоем», для «пигалицы» - «будни и праздники, понедельничный выходной», для «рыжего» -взгляд «Аполлона» и «золотой талон». Этого будущего нельзя избежать, нельзя изменить - «Не остановитесь. Все уже будет впредь». Необратимость времени линейного разрушает цикличность времени календарного, они остаются в разных онтологических измерениях.
Драматизм ситуации усугубляется введением образа судьбы - «Кости смешаю, сожму ледяной стакан, / брошу, узнаю, что я проиграл, болван», а разрешается драматический конфликт переводом временных смыслов в бытийную сферу. Календарный образ «зимы» утрачивает свое временное значение - «В Павловском парке вечно лежит зима».
Пространственная сфера трансформируется «огнем», постепенно ее охватывающим: «поблескива-ние погона», «тусклое пламя» сигареты, «пожар» «над Ленинградом», - в результате «время сжигает все». Лирический субъект обретает себя в вечности благодаря причастности к миру искусства -«В Павловском парке толпится девятка муз» и принятию «своего удела»: «только на знамени Бог сохраняет все».
Лирический субъект в данном тексте выполняет две функции. С одной стороны, он проходит путем познания, постижения истины, но его реализация стала возможной благодаря включению другой функции перволичного субъекта - организации пространственно-временной сферы. Событие переживания и осмысления истины происходит в двух планах - пространственном (культурологическом) и временном (онтологическом). Для решения бытийной проблемы настоящего лирический субъект моделирует ситуацию в пространстве своего сознания, переживает ее, и уже как апробированный в прошлом результат использует для решения поставленного вопроса. При этом пространственные характеристики картины мира остаются одними и теми же, а временные номинации маркируют разные состояния лирического субъекта.
Подобные случаи наблюдаем в текстах «Норд-вест» [5, с. 58], «Пополам раздвигая легкотяжелую штору...» [5, с. 304], «Я был здесь лучше...» [5, с. 207] и многих других. К примеру, в «Норд-весте» (эпиграф из стихотворения А. Ахматовой) позиция лирического субъекта - на границе временных планов: «С этого камня следить за родной стороной, / вечной, беспечной, еще молодой стариной?». Его «молодость» погружена «в серую ночную темноту», обречена на «вечное», но «беспечное одиночество» «в сумрачном парке». Когда «время уходит на дно», а «над Олевисте свет пробивает туман», появляется «вечная молодость». Но понятие «вечности» здесь еще не альтернатива дискретному «времени», оно наполнено мифологически-циклическим смыслом: «Маятник ходит за тридевять лет по дуге». Осознание «конечности» «молодости» как временного понятия происходит постепенно и приводит лирического субъекта к новому постижению - «Крыши темнеют, а души горят и горят».
Как видим, временная организация картины мира Е. Рейна, вопреки расхожему мнению об урба-нистичности поэтической сферы автора, вполне адекватно вписана в пейзажный дискурс. Хронос-ные маркеры природного мира формируют циклический и линейный временной срез картины мира автора. Притом циклическая семантика практически утрачивается в номинации «день» и в названиях месяцев. Как показало исследование, циклически
повторяющееся календарное и дискретно необратимое конкретно-историческое время тесно переплетаются в художественном мире Е. Рейна, формируя одну из его особенностей. Другой отличительной чертой временной сферы картины мира автора предстает способность лирического субъекта пребывать в двух временных измерениях - в настоящем и прошедшем времени. Лирический субъект, как представляется, выполняет не вполне свойственную лирике функцию. Если в настоящем времени лири-
ческий субъект включен в лирическое событие расширения сознания, то его экскурс в прошлое сродни эпической ситуации дистанцированности субъекта изображающего и эстетического объекта изображения. В таком авторском приеме проявляется общая для русской поэзии конца ХХ в. тенденция к эпиза-ции лирики. Таким образом, время в картине мира Е. Рейна не только одна из форм авторского сознания, но и способ «схватывания» (по И. Канту), т. е. конструирования художественного мира.
Список литературы
1. Гуревич А. Я. Что есть время? // Вопросы литературы. 1968. № 11. С. 174.
2. Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 3. М., 1964.
3. Гайденко П. П. Понятие времени и проблема континуума. Ч. 1. До Нового времени (к истории вопроса). 1999. 30 с.
4. Остапенко И. В. Природа в русской лирике 1960-1980-х годов: от пейзажа к картине мира. Симферополь: Ариал, 2012. 432 с.
5. Рейн Е. Б. Избранные стихотворения и поэмы / сост. при участии В. Ладыгина; предисл. И. Бродского, В. Куллэ. СПб.: Летний сад, 2001. 702 с.
Левицкая Н. Е., преподаватель.
Крымский федеральный университет им. В. И. Вернадского.
Пр. Вернадского, 4, корп. 1, Симферополь, Россия, 295034. E-mail: [email protected]
Материал поступил в редакцию 10.07.2015.
N. E. Levitskaya
TIME PARADIGM OF WORLD PICTURE IN LYRICS OF YEVGENY REIN
The article attempts to make a poetical analysis of E. Rein's poetry of the second half of the twentieth century. As a subject of study, metalandscape lyric discourse is chosen; the category of the author's picture of the world is used in the conceptual and functional aspects as the methodological tool of research. We consider a temporal sphere of poetry, with synthesis of cyclic and linear time revealed in it. A distinctive feature of the temporal organization of E. Rein's poetry is the ability of lyrical subject to stay in different time layers of single space, which fits into the general trend of Russian poetry of the twentieth century, namely - epization of lyrics.
Key words: poetry, lyrics, picture of the world, metalandscape discourse, time sphere, the synthesis of cyclic and linear time.
References
1. Gurevich A. Ya. Chto esf vremya? [What is time?]. Voprosy literatury - Problems of Literature, 1968, no. 11, p. 174 (in Russian).
2. Kant I. Sochineniya v6 tomakh [Works in 6 volumes]. Vol. 3. Moscow, 1964.
3. Gaydenko P. P. Ponyatiye vremeni iproblema kontinuuma: Chast' 1. Do Novogo vremeni (k istorii voprosa) [The concept of time and the problem of the continuum: Part 1. Until modern times (the history of the issue)]. 1999. 30 p. (in Russian).
4. Ostapenko I. V. Priroda v russkoy lirike 1960-1980-kh godov: ot peyzazha k kartine mira [Nature in the Russian lyrics of 1960-1980: from the landscape to the picture of the world]. Simferopol, Arial Publ., 2012. 432 p. (in Russian).
5. Reyn E. B. Izbrannye stikhotvoreniya ipoemy[Selected lyrics and poems]. Sostavleno pri uchastii V. Ladygina; Predislovie I. Brodskogo [Comp. with the assistance of V. Ladygina; Foreword of Brodsky]. St. Petersburg, Letniy Sad Publ., 2001. 702 p. (in Russian).
Levitskaya N. E.
Crimean Federal University named after V. I. Vernadsky.
Pr. Vernadskogo, 4, korp. 1, Simferopol, Russia, 295034. E-mail: [email protected]