CC BY
139
УДК 1(091) ББК (Ю)87.3(4/7)
ВПЕРЕД, К КАНТУ!
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ЧИСТОГО РАЗУМА
Р.А. Счастливцев
26
Аннотация. В статье рассматривается проблема рецепции учения И. Канта в философской традиции, в частности соотношения критического метода И. Канта и феноменологической концепции Э. Гуссерля, а также его учеников и последователей в рамках феноменологического движения. Выявляются феноменологические основания философии Канта и кантианская интерпретация феноменологии. В любой интерпретации присутствует определенная деструкция и деконструкция текста. Поэтому сама постановка вопроса о правильном понимании текста ставит толкователей в равное положение. Сам автор не является исключением: выражая свои идеи, он одновременно их интерпретирует. Кант является здесь ярким примером: появление второго издания первой «Критики» не только дало старт почти 200-летнему философскому «марафону» чистого разума, но и сделало самого Канта признанным его лидером. По сути, и в соответствии с основным герменевтическим законом, движение к более точному, правильному, аутентичному пониманию Канта, есть движение к новому его пониманию.
Ключевые слова: Кант, Гуссерль, критика, феноменология, трансцендентализм , a priori, рецепция.
FORWARD TO KANT! PHENOMENOLOGY OF PURE REASON
R.A. Schastlivtsev
Abstract. The article considers the problem of reception of Kant's philosophy in philosophical tradition, specifically, the correlation of the critical method of I. Kant and phenomenological conception of E. Husserl and his disciples and followers in the framework of the phenomenological movement. The phenomenological foundations of the philosophy of Kant and Kantian interpretation of phenomenology come to light. In any interpretation, there is a certain destruction and deconstruction of the text. Therefore, raising the question about the correct understanding of the text puts interpreters in equal position. The author himself is no exception: expressing his ideas, he simultaneously interprets them. Kant is the bright example: publishing of
Преподаватель ^
2 / 2014
the second edition of the first «critique» not just launched the almost 200-year-old philosophical «marathon» of pure reason, but also made Kant himself its recognized leader. In fact, in accordance with the basic hermeneutic law, movement to a more accurate, correct, authentic understanding of Kant, is movement to a new understanding.
Keywords: Kant, Husserl, critique, phenomenology, transcendentalism, a priori, reception.
В этой статье я хотел бы обратиться к феноменологической интерпретации философии Имануила Канта, которая, в свою очередь, предполагает кантианскую интерпретацию феноменологии, то есть герменевтическую встречу и взаимодействие двух авторитетных традиций в истории философии. Проблема феноменологии Канта мною сводится к двум составляющим: рецепция Канта в феноменологии Гуссерля и всей феноменологической традиции и непосредственно вытекающая из первого вопроса интерпретация учения Канта как феноменологии, точнее выявление феноменологических элементов в этом учении. Подобная задача неоднократно ставилась и реа-лизовывалась различными авторами в философии XX века [см. 1; 2; 3; 4]. Данная работа не претендует на всесторонний глубинный анализ этих проблем, будут указаны только общие принципы их решения.
Понимание Канта по закону рецепции и формирования идейной, шире культурной традиции необходимо предполагает адаптацию, явное или неявное присвоение его идей последователями и критиками. У каждого мыслителя «свой» Кант, двойник, феномен исходного, настоящего, истинного, недоступного для окончательного понимания Канта-в-
себе. Поэтому движение вперед, к Канту одновременно предстает как «явление» Канта в философской традиции, своего рода «феноменология чистого разума».
Феноменология в данном случае неотделима от герменевтики с элементами экзегетики «Чистого разума», толкование «Священного писания» чистого разума, предполагающего ревностную претензию «наследников» на единственно возможный им данный смысл «сакрального теста». Как водится, «предание» есть всегда искажение «писания» под лозунгом его лучшего понимания и развития. В любой интерпретации присутствует та или иная степень деструкции и деконструкции. Поэтому сама постанов -ка вопроса о правильном понимании текста ставит толкователей в равное положение. Сам автор при этом не является исключением: выражая свои идеи, он одновременно их интерпретирует. Кант представляется здесь ярким примером: появление второго издания первой «Критики» не только дало старт почти 200-летнему философскому «марафону» чистого разума, но и сделало самого Канта признанным его лидером. По сути, и в соответствии с основным герменевтическим законом, движение к более точному, правильному, аутентичному, совершенному пониманию Канта, есть дви-
27
2 I 2014
Преподаватель XXI
ВЕК
28
жение к новому, другому его пониманию, есть движение не назад к идеалу, а вперед к истоку.
Кроме того, явный герменевтический оттенок придает исследованиям «Критики чистого разума» наличие двух отличающихся в некоторых существенных моментах изданий, а также целого ряда предшествующих работ, своеобразных про-редакций основных идей «Критики» [см.: 5]. Актуальным становиться не только вопрос «Что имел в виду автор», но и требование понять текст «писания» лучше, чем сам автор его понимал. С этим связана не только «партийность» в рядах исследователей и последователей Канта и особая философская «ревность» хранителей «истинного учения», но и фактически бесконечная возможность толкования смысла его произведений.
В процессе интерпретации учения Канта наблюдается эффект «трансцендентального параллелизма» или «трансцендентального удвоения»: моменты рецепции образуют области-пространства, в которых возникают своеобразные понятия-двойники, действующие уже в новой концептуальной среде, одновременно ее и образующие.
Причем сам автор (Кант) начинает создавать таких концептуальных двойников в ходе развертывания самоинтерпретации в тексте в стремлении более глубокого прояснения своих идей. Здесь начинает действовать своеобразная «трансцендентально-герменевтическая» функция: автор объективирует свои идеи в тексте и уже в ходе его написания, последний начинает отчуждаться от автора, требуя все новых интерпретаций. Трансцендентальный автор требует бесконеч-
ных интерпретаций, так как постоянно имеет дело с эксплицированным, отчужденным текстом «себя другого».
Парадоксально, но стремление к ясности зачастую приводит как раз к непониманию. Эффект концептуального удвоения усиливается в связи с появлением второго издания «Критики чистого разума», призванного внести большую ясность. Теперь споры ведутся об аутентичности передачи своего учения самим Кантом, который, правда, отдавал предпочтение второму изданию. Кантоведы обычно следуют его рекомендации, компромиссно учитывая и первое издание.
Концептуальные удвоения в самом тексте первой «Критики», приводящие к удвоению и умножению смысла в рецепции, прежде всего, видится в разделении явления и вещи в себе (его попытались устранить неокантианцы и феноменологи) и в проблематике схематизма и продуктивного воображения. Вообще, способности души начинают довольно быстро пересекаться, например, в реализации фундаментальной синтетической функции: априори, двойственность времени, рассудок, апперцепция, способность суждения.
В послекантовской истории философии можно без труда найти довольно много прямых и непосредственных «наследников» Канта. Труднее с теми, кто публично не объявлял о своих наследственных правах, но все же может по праву считаться идейным потомком Кенигсбержца. Поэтому феноменология Канта понимается не только как «явление Канта в феноменологии Гуссерля», но и как «буквальная» интерпретация учения Канта в качестве феноменологии. При этом последняя понимается гораздо шире, чем соб-
Преподаватель XX
2 / 2014
ственно феноменология Гуссерля, как, собственно, кантианство очевидно шире концепции самого Канта. Основателем подобной «феноменологической редукции» философии Канта стал Мартин Хайдеггер, но последняя, очевидно, обретает новые очертания в герменевтическом приложении к ней всей феноменологической традиции от Эдмунда Гуссерля до Жака Деррида и Поля Рикера.
Представители феноменологии обращались к философии (и с философией) Канта по-разному. Интерпретацию Гуссерля можно назвать неявным и даже «молчаливым» кантианством. Гуссерль крайне мало ссылается на Канта. И это несмотря на широкое использование кантианской терминологии (трансцендентальное, трансцендентность, априори). Возможно, правда, к началу XX века эта терминология стала уже общефилософской, мало того, она была распространена и до Канта, который придал ей новый смысл. Однако, Гуссерль использует не просто терминологию, но и кантовскую проблематику. В «Логических исследованиях» (в наименьшей степени, поэтому многие вслед за Хайдеггером считают эту работу феноменологически аутентичной), «Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии», «Картезианских размышлениях» он исследует вполне фундаментальные для Канта проблемы рефлексии, антипсихологизма, логики (формальной и содержательной), научности, критики, всеобщности и необходимости, априорности, трансцендентальности, синтетических и аналитических суждений т.д. При изучении этих произведений, создается впечатление, что чи-
таешь модернизированного Канта начала XX века. Может быть поэтому, сам Кант упоминается в них крайне редко. Например, во «Введении» к «Идеям» Гуссерль, обсуждая собственную терминологию, пишет об употреблении понятий «a priori», «a posteriori», «идея», но ссылается на Канта только в последнем случае, стремясь «вполне четко отделить в высшей степени важное кантовское понятие идеи от всеобщего понятия (формальной и материальной сущности)» [6, с. 23]. Сам же он при этом выбирает единственный не связанный с Кантом термин «эйдос», что, очевидно подчеркивает первостепенную важность эйдетической проблематики для феноменологии. В параграфе, посвященном синтетическому познанию a priori, Гуссерль все же признает определенные параллели с учением Канта, «несмотря на все подчеркнутые существенные различия»: «Если угодно фиксировать здесь отзвуки Кантовой критики разума (несмотря на значительные расхождения в постижении основополагающего, что вовсе не исключает внутреннего родства), то под синтетическими познаниями a priori следовало бы разуметь региональные аксиомы, и тогда у нас было бы столько несводимых классов подобных познаний, сколько регионов. Синтетические основополагающие понятия, или категории были бы тогда региональными основополагающими понятиями (существенно сопряженными с определенным регионом и их синтетическими принципами), и у нас было бы столько же различных групп категорий, сколько регионов мы различали бы» [там же, 49]. Далее, Кант упоминается у Гус-
29
2 / 2014
Преподаватель ^
серля в вопросе о выключении чистого «я»: «Чистое „я» живет в особом смысле во всяком актуальном cogito, однако и все переживания заднего плана принадлежат ему, а оно — им, и все они, принадлежа к одному и тому же — моему — потоку переживания, обязаны превращаться в актуальные cogitationes или же имманентно включаться в таковые; говоря языком Канта (не станем решать, в его ли смысле): «'Я мыслю' должно быть таким, чтобы оно могло сопровождать все мои представления» [там же, с. 127]. В этой мимолетной ссылке видится специфика отношения Гуссерля к Канту, характер которого он долгое время не афишировал. Основу этого отношения составляет явный парадигмально-смысло-вой сдвиг. Гуссерль пишет о том же самом, что и Кант, но на другом концептуальном языке, находясь в другом концептуальном пространстве. На проблему сознания они смотрят не просто с принципиально разных точек, из принципиально разных про-qn странств: эпистемологическое виде-30 ние Канта функционирует в иной плоскости, чем феноменологическое видение Гуссерля. В проблеме сознания для Гуссерля одним из ключевых был вопрос о трансцендентальном Я (ego) [см. 7, с. 144-158]. Кант Ж6 КЯ" жется более «осторожен» в этой сфере, не пытаясь пробиться к чистому Я как вещи-в-себе. С этим различием связаны методики сближения их учений через систему преобразований. Например, для вычленения элементов феноменологии в «критике чистого разума», Поль Рикер предлагает читать «Аналитику основоположений» в обратном порядке от «аналогий опыта» к «схематизму чистого
рассудка» [см.: 3], что объясняется доминированием восприятия в феноменологии, в отличие от «Критики», отдающей «предпочтение», по мысли Рикера, способности суждения.
Более полно свое отношение к философии Канта Гуссерль обозначает в рассуждении о феноменологической установке и ее видении в истории мысли Нового времени: «Таким путем становится понятным то, что феноменология была как бы тайной мечтою всей философии Нового времени. Тяга к ней ощутима уже в поразительно глубокомысленных картезианских размышлениях, затем снова в психологизме локковской школы; Юм почти уже вступает на ее территорию, однако с завязанными глазами. Однако впервые по-настоящему узрел ее Кант, величайшие интуиции которого становятся вполне вразумительны лишь нам, когда мы со всей сознательной ясностью выработали специфику феноменологической области. И нам становится очевидным, что умственный взор Канта покоился на этом поле, хотя он еще и не был способен обратить его в свое достояние и распознать в нем поле, на котором будет трудиться особая строгая наука о сущностях. Так, к примеру, трансцендентальная дедукция в первом издании «Критики чистого разума» разворачивается, собственно, уже на почве феноменологии, однако Кант ложно истолковывает ее как почву психологии, а потому в конце концов оставляет ее» [там же, с. 135]. Заметим, здесь Гуссерль закладывает традицию феноменологического предпочтительного прочтения «Критики» в формате первого издания, которую будет развивать Мартин Хайдеггер в работе «Кант и проблемы метафизики», а за
Преподаватель XX
2 / 2014
ним и все последующие феноменологи. Сам же Гуссерль наиболее полно и четко выразил свое отношение к философии Канта в «Кризисе европейских наук и трансцендентальной феноменологии». В этой последней крупной и основополагающей работе Канту неожиданно посвящается несколько параграфов. Гуссерль здесь вполне традиционно трактует философию Канта как синтез рационализма и эпиризма. При этом он, конечно, признает близость Канта рационализму, как выходца из школы Лейбица-Вольфа. Правда, значение Юма видится Гуссерлем весьма существенным, но скорее отрицательным, как указание на ошибки этой школы. Вообще, Юм изначально интересовал Гуссерля даже больше, чем Кант, но опять же, как постановщик проблем и объект для критики, ведь путь эмпиризма для феноменологии был, очевидно, неприемлем. Линию, идущую от Декарта, Гуссерль считает искаженной, поэтому понадобился кан-товский переворот [см.: 8]. Вот, как он видит предпосылки кантовского учения: «Что же касается Канта, уже испытавшего влияние эмпиристской психологии, то благодаря Юму он ощутил, что между истинами чистого разума и метафизической объективностью оставалась еще бездна непонятного, например, касательно того, как именно эти разумные истины могли бы действительно отвечать за познание вещей. Даже образцовая рациональность естественных математических наук превратилась в загадку. В том, что своей фактически совершенно несомненной рациональностью, своим методом она обязана нормативному априори чисто логико-математического разума, что послед-
ний в своих дисциплинах проявил неоспоримую чистую рациональность, никто не сомневался. ...Что же, с другой стороны, касается чувственности, то всегда допускалось, что она поставляет лишь чувственные данные ощущений именно как результат аффицирующего воздействия извне. Данные и комплексы данных появляются и исчезают, а вещь, будто бы познанная во всего лишь чувственном опыте, не есть нечто чувственное, что сохранялось бы во всех этих изменениях. . Кант же говорит себе: вещи, несомненно, являются, но только благодаря тому, что чувственные данные, скрыто уже тем или иным способом собранные вместе с помощью априорных форм, логифицируются в своей изменчивости — причем разум, проявившийся в качестве логики, математики, остается не исследован и не приведен к нормативной функции. Но является ли это квази-логическое чем-то психологически случайным, и если мы мысленно отбросим его, то сможет ли математика, логика природы вообще познавать объекты на основе одних 31 лишь чувственных данных?» И далее: «С помощью регрессивной процедуры Кант пытается теперь на деле показать следующее: если обычный опыт — это действительно опыт предметов природы, предметов, которые в своем бытии и небытии, в своей наделенности теми или иными свойствами должны быть познаваемы в объективной истине, то есть научно, то являющийся в созерцании мир уже должен быть продуктом способностей «чистое созерцание» и «чистый разум», тех самых, которые в математике, в логике выражаются в эксплицированном мышлении» [там
2 / 2014
Преподаватель
же]. По окончании довольно подробного разбора основных положений учения Канта, Гуссерль переходит к критике «Критики». Он пишет, что Юм, как его понимает Кант, не есть действительный Юм, тем более, что и юмовскую проблему он понял не до конца (кроме того, так и не ознакомился с юмовским «Трактатом»). В этом смысле Кант несколько уклонился от прямой линии исследования чистой субъективности в философии нового времени, идущей от Декарта, но все же его мысль есть важный пункт по направлению к феноменологии. Основным недостатком учения Канта Гуссерль считает существование в нем неявных и неэкспли-цированных предпосылок научного и всякого познания вообще. Это структуры интерсубъективного жизненного мира, раскрытию фундаментальной значимости которого для науки и, пожалуй, всей культуры и посвящен «Кризис». Кантовская философия, по мысли Гуссерля, не смогла открыть это «царство субъективного», „„ отсюда происходят и его (Канта) «ми-32 фические рассуждения, где смысл слов хотя и отсылает к субъективному, но к такому субъективному, которое мы в принципе не можем сделать созерцаемым, ни на фактических примерах, ни через подлинную аналогию. Если мы пытаемся сделать это, опираясь на доступный созерцанию смысл, к которому нас отсылают слова, то остаемся в персональной человеческой — душевной, психологической — сфере. Но тут мы вспоминаем кантовское учение о внутреннем чувстве, согласно которому все, что можно указать в очевидности внутреннего опыта, уже сформировано некой трансцендентальной
функцией, функцией внесения временности [Zeitugung]. Но как нам достичь ясного смысла понятий трансцендентально субъективного, отталкиваясь от которого конституируется научно истинный мир как объективное «явление», если не придать «внутреннему восприятию» еще и другой смысл, кроме психологического; если этот смысл не является действительно аподиктическим смыслом, который, в конце концов, дает нам почву опыта (например, почву картезианского ego cogito), и притом в таком опыте, который не есть кантовский научный опыт и достоверность которого это не достоверность объективного бытия в научном, например физическом, смысле, а действительно аподиктическая достоверность, достоверность универсальной почвы, которая может быть окончательно указана в качестве аподиктически необходимой и последней почвы всякой научной объективности и позволяет понять последнюю?» [там же] Итак, кантовская философия, с точки зрения Гуссерля, сделала большой шаг вперед по пути к трансцендентальной субъективности, но, однако, она продолжала страдать скрытым и явным психологизмом, отразившимся и в ее эпистемологической направленности. Изживание этих «пороков» предполагало, прежде всего, преодоление разделения явления и вещи-в-себе и обретение феноменологической и эйдетической целостности сознания. В более широком смысле феноменологизация кан-товской философии означала преодоление ее эпистемологической направленности через тематизацию ее как антропологии и онтологии у Мартина Хайдеггера [см. 4].
Преподаватель XX
2 / 2014
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Молчанов, В.И. Время и сознание: Критика феноменологической философии /
B.И. Молчанов. - М. : Высшая школа, 1988 [Электронный ресурс]. - URL: http:// www.ruthenia.ru/logos/personalia/molcha nov/zb.htm (дата обращения 05.06.2014).
2. Разеев, Д.Н. В сетях феноменологии / Д.Н. Разеев. - СПб. : Издательский до Санк-Петербургского государственного университета, 2004 [Электронный ресурс]. - URL: http://platonanet.org.ua/load/ knigi_po_filosofii/fenomenologija/razeev_ gusserl_fenomenologii/53-1-0-1488 (дата обращения 16.06.2014).
3. Рикер, П. Кант и Гуссерль. Интенцио-нальность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века / П. Рикер. - Томск : Изд-во «Водолей», 1998. -
C. 163-193 [Электронный ресурс]. - URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/ z0000939/st000. shtml (дата обращения 11.06.2014).
4. Хайдеггер, М. Кант и проблема метафизики / пер. с нем. ; перевод, послесл. О.В. Никифорова. - М. : Изд-во «Логос», 1997 [Электронный ресурс]. - URL: http:// filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/ z0000295/index. shtml (дата обращения 11.06.2014).
5. Васильев, В.В. Подвалы кантовской метафизики. - М. : Наследие, 1998 [Электронный ресурс]. - URL: http://www.koob.ru/ vasilyev_v_v/kantian_metaphysics (дата обращения: 06.06.2014).
6. Гуссерль, Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. 1 / пер. с нем. А.В. Михайлова, вступ. ст. В. А. Куренного. - М. : Дом интеллектуальной книги, 1999.
7. Гуссерль, Э. Картезианские размышления / пер. с нем. Д.В. Скляднева. - СПб. : Наука, Ювента, 1998.
8. Гуссерль, Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. -СПб. : Владимир Даль, 2004 [Электронный ресурс]. - URL: http://sbiblio.com/ BIBLIO/archive/guserl_krisis/ (дата обращения: 07.06.2014).
REFERENCES
1. Molchanov, V.I. Vremya i soznanie: Kritika fenomenologicheskoi filosofii [Time and consciousness: a Critique of phenomenologi-cal philosophy], Moscow, Vysshaya shkola, 1988.
2. Razeev, D.N. V setyakh fenomenologii [In networks of phenomenology], Saint-Petersburg, Izdatel'skii do Sank-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2004.
3. Riker, P. Kant i Gusserl', Intentsional'nost' i tekstual'nost' [Kant and Husserl. Intention-ality and the text. Philosophical thought. XX century France], Filosofskaya mysl' Frantsii XX veka, Tomsk, Izdatel'stvo «Vodolei», 1998, pp. 163-193.
4. Khaidegger, M. Kant i problema metafiziki [Kant and the problem of metaphysics], Moscow, Izd-vo «Logos», 1997.
5. Vasil'ev, V.V. Podvaly kantovskoi metafiziki [Groundworks of Kant's metaphysics], Moscow, Nasledie, 1998.
6. Gusserl', E. Idei k chistoi fenomenologii i fenomenologicheskoi filosofii [Ideas to a pure phenomenology and to a phenomeno- 33 logical philosophy], Tom 1, Moscow, Dom intellektual'noi knigi, 1999.
7. Gusserl', E. Kartezianskie razmyshleniya [Cartesian meditations], Saint-Petersburg, Nauka, Yuventa, 1998.
8. Gusserl', E. Krizis evropeiskikh nauk i transtsendental'naya fenomenologiya [The crisis of European Sciences and transcendental phenomenology], Saint-Petersburg, Vladimir Dal', 2004. ■
Счастливцев Роман Алексеевич, кандидат философских наук, доцент кафедры философии
Московского педагогического государственного университета, [email protected] Schastlivtsev R.A., PhD in Philosophy, Associate Professor, Philosophy Department, Moscow State Pedagogical University, [email protected]
2 / 2014
Преподаватель ^
