CC BY
89HISTORICAL SCIENCES
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОЛЬСКОГО ВОПРОСА И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА УСИЛЕНИЕ ЦЕНТРОБЕЖНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Бондаренко О.А.
кандидат экономических наук, доцент, преподаватель Санкт-Петербургское государственное бюджетное профессиональное общеобразовательное учреждение «Российский колледж традиционной культуры» https://orcid. org/0000-0002-0693-9 700
THE EMERGENCE OF THE POLISH QUESTION AND ITS INFLUENCE ON THE STRENGTHENING OF CENTRIFUGAL TENDENCIES IN THE RUSSIAN EMPIRE
Bondarenko O.
teacher PhD in economics associate professor St. Petersburg state budgetary professional educational institution «Russian College of traditional culture» https://orcid. org/0000-0002-0693-9 700
АННОТАЦИЯ
Цель статьи состоит в раскрытии некоторых аспектов, связанных с возникновением польского вопроса и их влиянием на развитие западных регионов Российской империи и европейской истории в целом. В статье автор полагает, что польские власти, по собственной вине и вследствие разных исторических обстоятельств, не осуществили мысль великого славянского государства, центром которого являлась бы Польша.
В исследовании автором рассматриваются некоторые аспекты, связанные с разделом Речи Посполи-той. Такие планы возникали еще в период правления великого князя Ивана III, однако не все российские государственные деятели, например канцлер А.П. Бестужев, поддерживали мысли о разделе Польши. Императрица Екатерина II исключила потомков умершего в 1763 году Августа III из числа претендентов на польскую корону, отдав ее Станиславу Понятовскому. Бестужев пытался этому помешать. Польша была нужна ему как буфер между Россией и Европой
Император Александр I превратил свои польские территории в королевство, которому даровал конституцию в 1815 году. Хотя польский патриотизм был оскорблен утратой независимости. Акцентируется внимание, что определенное доверие российского правительства к польскому дворянству имела самые печальные для Российской империи последствия.
Автор полагает, что в конце XIX века в западных губерниях Российской империи гражданское доминирование принадлежало не местному украинскому и белорусскому населению, по преимуществу земледельческому, а польскому дворянству (точнее польскому большинству дворянства западных губерний). Последние по-прежнему думали и помнили о временах Речи Посполитой.
Оценка событий 1830-1831 и 1863-1864 позволяет автору обратить внимание, что сепаратистские настроения поляков только усиливались, поскольку их борьба уже давно приняла форму массового национально-освободительного движения. В результате польский фактор способствовал усилению центробежных тенденций в Российской империи и, в определенной мере, ее крушению. При рассмотрении проблемы, связанной с отношением России к Польше, следует отметить проницательность А.И. Герцена, когда он сразу угадал истинное положение Украины в этом вопросе.
ABSTRACT
The purpose of the article is to reveal some aspects related to the emergence of the Polish question and their impact on the development of the western regions of the Russian Empire and European history in general. In the article, the author believes that the Polish authorities, through their own fault and due to various historical circumstances, did not realize the idea of a great Slavic state, the center of which would be Poland.
In the study, the author examines some aspects related to the separation of the Polish-Lithuanian Commonwealth. Such plans arose during the reign of Grand Duke Ivan III, but not all Russian statesmen, such as Chancellor A.P. Bestuzhev, supported the idea of dividing Poland. Empress Catherine II excluded the descendants of August III, who died in 1763, from the list of applicants for the Polish crown, giving it to Stanislaw Poniatowski. Bestu-zhev tried to prevent this. He needed Poland as a buffer between Russia and Europe.
Emperor Alexander I turned his Polish territories into a kingdom, which he granted a constitution to in 1815. Although Polish patriotism was offended by the loss of independence. It is emphasized that a certain confidence of the Russian government in the Polish nobility had the saddest consequences for the Russian Empire.
The author believes that at the end of the XIX century in the western provinces of the Russian Empire, civil domination belonged not to the local Ukrainian and Belarusian population, mainly agricultural, but to the Polish
nobility (more precisely, the Polish majority of the nobility of the western provinces). The latter still thought and remembered about the times of the Polish-Lithuanian Commonwealth.
An assessment of the events of 1830-1831 and 1863-1864 allows the author to draw attention to the fact that the separatist sentiments of the Poles only intensified, since their struggle had long taken the form of a mass national liberation movement. As a result, the Polish factor contributed to the strengthening of centrifugal tendencies in the Russian Empire and, to a certain extent, its collapse. When considering the problem related to Russia's attitude towards Poland, it should be noted Herzen's insight when he immediately guessed the true position of Ukraine in this matter.
Ключевые слова: западные регионы Российской империи, польский вопрос, польские национально-освободительные восстания 1830-1831 и 1863-1864 гг., польская эмиграция, раздел Речи Посполитой.
Keywords: western regions of the Russian Empire, the Polish question, the Polish national liberation rebellions of 1830-1831 and 1863-1864, Polish emigration, the separation of the Polish-Lithuanian Commonwealth.
Актуальность темы исследования. В период своего правления Болеслав I Храбрый (992-1025 годы), пытаясь противостоять германской экспансии (967 год), заключил союз с восточными славянами. Союз оказался непрочным, но князю удалось по крайней мере остановить немцев, отнять у них Лужицы и разбить русских князей. Став королем в 1024 году, Болеслав заложил основы польской государственности [7, С. 74]. Распад Древнерусского государства во второй половине XII столетия привел к тому, что его западные территории оказались в сфере польского влияния. Начиная с периода правления великого князя Московского Ивана III, российские власти начали предпринимать попытки, связанные с присоединением к России западных территорий, входивших в состав Древнерусского государства.
Польские власти, по собственной вине и вследствие разных исторических обстоятельств, не осуществили мысль великого славянского государства, центром которого являлась бы Польша. Некоторые поляки также затрагивали превратность польской политики в религиозных вопросах славян и не предвещали своему отечеству ничего хорошего от исключительных и узких римско-католических взглядов правительства Польши. В таких условиях гибель Польши уже предвидел польский король Иоанн-Казимир, когда он, на сейме 1661 года, настаивал на избрании преемника себе еще при своей жизни. Иоанн-Казимир выразил опасение, что Российское государство возьмет земли своего языка и Великое княжество Литовское; Бранденбург - Великую Польшу и, возможно, Пруссию; Австрия - Краков [22, С. 10-11].
Цель статьи состоит в раскрытии некоторых аспектов, связанных с возникновением польского вопроса и их влиянием на развитие западных регионов Российской империи и европейской истории в целом.
Историография проблемы. Национальные проблемы в России и в других странах всегда привлекали исследователей. Изучение польского вопроса в российской политике представлено многими исследователями. В частности, в исторических работах Ю.Г. Алексеева, С.В. Ананьева, М.Ю. Аниси-мова, И.И. Бухарина, А.Э. Гетманского, Ф.П. Еле-нева, Л.Г. Захаровой, В.О. Ключевского, В. Козловского, А. Рамбо, С.М. Соловьева, Н.П. Тань-шиной, Дж. Хоскинга, П.П. Черкасова, Д. Шпопера.
К моменту, когда Тевтонский орден достиг зенита своего могущества под руководством Великого магистра Винриха фон Книпроде (1351-1382 годы), пока Москва впервые попыталась освободиться от власти татар (в конце 1370-х - начале 1380-х годов), Литва, которая по площади была больше каждого из этих двух государств, состояла из слабо связанных между собой территорий с различными по национальности и вере населением, была исключена из европейского сообщества из-за своего официально признанного язычества и обречена на уничтожение или распад на мелкие части. Сравнительно небольшая группа этнических литовцев стала бы главной жертвой, но и вся Центрально-Восточная Европа пострадала бы от хаоса из-за немецкого, московского и, возможно, татарского вмешательства [23, С. 135-136].
В эти критические годы, особенно в 1384 году, когда Ягайло предпринял шаги по примирению с Витовтом, он уже вел тайные переговоры с поляками, которые должны были совершенно изменить всю ситуацию. Сын Ольгерда понял, что единственный способ спасти свою страну и ее высокие традиции, равно как и свое личное положение, - это прийти к соглашению с единственным соседом, который мог помочь перестроить Литву как христианское государство, не уничтожая ее идентичность. Союз Польши и Литвы с ее западнорусскими землями в добавление к тем, которые уже были связаны с Польшей, действительно мог создать новую великую державу, включавшую большую и важную часть Центрально-Восточной Европы, достаточно сильную, чтобы остановить натиск Тевтонского ордена и Московского княжества [23, С. 136].
В январе 1489 года в Москву приехал немецкий рыцарь Николай Поппель, представитель императора Фридриха III. От имени императора он предложил великому князю Ивану III королевскую корону. Несмотря на неудачное предложение королевской короны, миссия Поппеля в Москву имела важное значение. Переговоры привели к заключению союза с королем Максимилианом против Ягеллонов, но договор не вступил в силу [1, С. 254-256]. Кроме того, во время Ливонской войны, в 1575 году, царь Иван IV вступил в переговоры с австрийским императором Максимилианом и предложил ему разделить Речь Посполитию: Польшу -эрцгерцогу Эрнесту, а Великое княжество Литов-
ское - Федору, сыну Грозного. К этому предложению имперская дипломатия отнеслась в целом одобрительно [10, С. 135].
Следует отметить, что во время российско-турецкой войны (1737-1739 годы) «...случись несчастье и побей неприятель армию графа Миниха, Россия очутилась бы в весьма плохом положении: вся армия погибла бы безвозвратно: кого не побили бы турки, того умертвили бы поляки, собравшиеся в несколько корпусов; они никогда не любили русских, они желали им более зла, нежели туркам и татарам, а если бы русские потерпели какую-нибудь значительную неудачу, они непременно начали бы войну.
Покуда армия проходила через Польшу, в лагерь к ней только и приходили что депутаты -горько жаловаться на производимые в польской земле насилия. Как скоро же армия побила неприятеля и взяла Хотин, поляки заговорили иначе. Они послали к фельдмаршалу торжественные депутации с поздравлениями, объявляя себя искреннейшими друзьями и союзниками России» [15, С. 153].
В 1756 году началась семилетняя война, в которую была втянута и Россия, выступившая на защиту Австрии против Пруссии. Этот шаг в немалой степени был обусловлен негативным отношением Елизаветы Петровны к Фридриху II. Перед Россией в то время стояла альтернатива: укрепление и расширение позиций на берегах Балтийского моря в борьбе с Пруссией или решение польского вопроса (присоединение Правобережной Украины и Белоруссии), возможное только в условиях российско-прусского союза. Императрица Елизавета пошла по первому пути, тогда как её преемники предпочли второй [17, С. 68].
На протяжении первой половины XVШ века, вплоть до начала Семилетней войны 1756-1763 годов, деятельность французской дипломатии была направлена на поддержание в Польше сил, противостоящих России и ее возрастающему влиянию в этой стране. Причиной этого были опасения версальского двора в отношении России, военно-политическое значение которой в XVШ веке сильно возросло, что нарушило равновесие, сложившееся в Европе после Вестфальского мира 1648 года. Поэтому не случайно в 1763-1764 годах в России Францию, как и Австрию, рассматривали как главного противника в Польше. Ради избрания польским королем своего ставленника в Петербурге готовы были пойти даже на военный конфликт с Веной и Версалем. Таким образом, для России польский вопрос был одним из основных в системе международных отношений XVШ века [19, С. 11].
Российскому правительству необходимо было решить в Польше пограничный и диссидентский вопросы, вернуть своих подданных, бежавших в разные годы в пределы Речи Посполитой, а также посадить на престол своего ставленника - представителя российской партии Станислава Понятов-ского. К этой партии также относились князья Чарторыские и их родственники. Они надеялись на поддержку России, в том числе на ее помощь в их преобразовательных планах: изменении польской
конституции, уничтожении liberum veto, усилении королевской власти путем преобразования ее из выборной в наследственную [19, С. 11].
В Польше, где существовала шляхетская республика, больше похожая на анархию, так как любой депутат сейма мог отменить его решение, Россия стремилась сохранить прежний порядок. Сильная Польша, если даже ей управлял союзник России - Август III, российским властям была не нужна. Кроме того, самого короля следовало удерживать от попыток усиления центральной власти, что могло бы привести к гражданской войне с местными магнатами. Учитывая огромную протяженность российско-польской границы и ее незащищенность, усобицы в Польше заставили бы Петербург отложить столь важные для Бестужева и императрицы Елизаветы общеевропейские дела. При этом необходимо было поддерживать в республике дееспособную пророссийскую партию. Ситуация была сложной - союзный России двор (Август III и его министр граф Генрих фон Брюль) в 1753 году поссорился со своими бывшими соратниками - сторонниками России, ведущими магнатами князьями Чарторыйскими. Бестужев долго колебался, и все же склонился к тому, чтобы поддержать «российскую партию» Чарторыйских. Решительный шаг был сделан в 1755 году, когда за Чарторыйских выступил Лондон. С началом Семилетней войны 1756-1763 годов ситуация изменилась, Август III стал несчастной жертвой Фридриха II, и Елизавета однозначно поддержала его. Новая российская императрица, Екатерина II, исключила потомков умершего в 1763 году Августа III из числа претендентов на польскую корону, отдав ее Поня-товскому [2, С. 185].
При рассмотрении планов императрицы Екатерины II, следует учитывать, что с начала XVIII столетия на польский престол избирались монархи, угодные России. Однако эти короли - Август II и Август III - одновременно были саксонскими кур-фюстами. Теперь же Россия стремилась избежать любого иностранного вмешательства в дела Речи Посполитой и намеревалась сама контролировать польские дела, поскольку саксонских кандидатов поддерживали Австрия и Франция [19, С. 12].
В качестве одной из основных внешнеполитических целей России всегда рассматривали воссоединение с ней украинских и белорусских земель. Хотя канцлер А.П. Бестужев не преследовал этой цели, как не было ее у его противника, покровителя заграничных православных, вице-канцлера М.И. Воронцова, как не возникало такой мысли у императрицы Елизаветы. Православных, разумеется, защищали, как защищали их в Австрии, Турции и даже на острове Минорка, но никогда не думали об их вхождении в Россию. Единственным шагом в этом направлении при Елизавете явилось решение Конференции при высочайшем дворе о целях России в войне с Пруссией в 1756 году: Петербург намеревался захватить Прусское королевство (т.е. Восточную Пруссию) и обменять с Польшей на Курляндию (явно не славянскую и не православную территорию) и, соответственно, стремился к
«округлению границ» в Украине и в Белоруссии для пресечения пограничных жалоб. Мысли о разделе Польши здесь совсем не было, и Россия до этого всегда отказывалась от подобных планов других стран. Задача «округления границ» была обусловлена тем, что российско-польская граница, установленная Вечным миром 1686 года, фактически отсутствовала, т.е. где-то проходила, но где именно, никто не мог конкретно указать. Россия пыталась провести демаркацию в начале 50-х годов XVIII века, чтобы прекратить массовое бегство в Польшу крестьян и старообрядцев, установить таможни и урегулировать споры российских и польских землевладельцев, но вынуждена была отступить, так как не могла делать это односторонне, а польские сеймы тоже не могли дать разрешение на это, поскольку их работа была парализована. Более того, польские шляхтичи, не знавшие на себя управы, с помощью своих крестьян пытались захватить российские приграничные фортпосты, разрушали дорожные засеки, избивали и забирали в плен целые отряды солдат. Неслучайно, что в 1763 году вице-президент Военной коллегии граф З.Г. Чернышев предложил провести российско-польскую границу по естественным преградам - Днепру и Западной Двине, что прекратило бы территориальные споры и значительно сократило поток беглых [2, С. 185-186].
Францию, как и Австрию, волновал вопрос об угрозе раздела Польши Пруссией и, возможно, Россией, что могло произойти в случае победы на выборах пророссийского кандидата. Однако у французской дипломатии явно не хватало финансовых ресурсов, чтобы противиться энергичной, напористой политике России в Польше. Еще одной причиной такого рода уступок была несогласованность в действиях версальского кабинета. В то время, как официальная французская дипломатия (герцог Шу-азель-Прален и барон Брейтель) склонялись к изменению польской конституции в целях укрепления центральной власти, которая должна была противостоять вмешательству России в дела Речи Посполи-той, тайная дипломатия Людовика XV (так называемый секрет короля) продолжала упорно поддерживать liberum veto [19, С. 16-17].
В последующем активность французской дипломатии в Польше проявилась в поддержке Барской конфедерации, выступавшей против Станислава-Августа и диссидентских конфедераций. Таким же образом она действовала в Турции, пытаясь создавать препятствие политике России в польском вопросе. Все эти действия, а также очередной дворцовый переворот в Константинополе в 1768 году, связанный с приходом к власти антироссийски настроенных сил, привели к объявлению осенью 1768 года Турцией войны России [19, С. 24-25].
В 1772 году был совершен первый раздел Польши. Захват польских провинций был произведен вез какого-либо сопротивления со стороны поляков, совершенно обессиленных предшествовавшей борьбой - во время Барской конфедерации -этой отчаянной попытки свергнуть господство России в Польше. Во время Барской конфедерации
(1768-1772 годы) Польша потеряла до 100 тысяч мужского населения, способного владеть оружием. Тысячи конфедератов были высланы в Сибирь [4, С. 8-9].
Отставка графа Н.И. Панина в сентябре 1781 года с поста главы Коллегии иностранных дел, которой он бессменно руководил почти двадцать лет (с конца 1763 года) означала крутой поворот во внешней политике Екатерины II. Всем было ясно одно: удаление графа Панина означает отказ Екатерины II от продолжения явно затянувшегося строительства так называемой Северной системы - коалиции в составе России, Пруссии, Англии, Швеции, Дании и Польши, направленной против держав Юга - Австрии, Франции и Испании. К концу 1770-х годов стало очевидным, что строительство Северной системы, начатое Паниным после окончания Семилетней войны, невозможно было осуществить. Союз России и Пруссии, заключенный еще в 1764 году и призванный стать осью создававшейся системы, во многом себя исчерпал, что обнаружилось, в частности, в ходе так называемого баварского кризиса (1778-1779 годы), когда российская императрица не поддержала притязаний Фридриха II на Баварию [20, С. 35].
С устранением Панина Екатерина II попыталась реализовать свои мечты, связанные с сокрушением Османской империи и изгнанием турок из Европы [20, С. 51]. Однако в конечном итоге все ее действия привели к последующим разделам Речи Посполитой и ликвидации Польского государства.
Изменение международной обстановки в связи с российско-турецкой войной в 1787-1791 годах не могло не иметь влияния на внутренние события в Речи Посполитой. Еще накануне войны, во время встречи Екатерины II и Станислава Августа в Ка-неве в мае 1787 года, король предлагал императрице заключить союз и оказать военную помощь, надеясь получить согласие России на проведение реформ в Речи Посполитой, в том числе и на увеличение войска. Польский монарх желал замены российской «гарантии» территориально-политического устройства Польско-Литовского государства 1768 и 1775 годов на более равноправный договор. Это, по его замыслу, способствовало бы устранению угрозы нового раздела Речи Посполитой и позволило бы Польше играть более активную роль на международной арене [21, С. 175].
Прусский король принял это известие крайне негативно. Пруссия давно намеревалась захватить Гданьск, Торунь и пограничные польские воеводства. В российско-польском союзе Фридрих Вильгельм II усматривал опасность для своих планов. Россия в качестве союзника Польши не допустила бы ее новые разделы. Прусский посол в Петербурге барон Д. Келлер выступил от имени своего двора с протестом против возможного союза. Обострение внешнеполитической обстановки (летом 1788 года войну России объявила Швеция) вынудило Екатерину II отказаться от намерений оформить союзнические отношения с Польшей [21, С. 178].
Хотя первый раздел Польши нанес ей серьезный удар, однако этот удар не был смертельным.
Лишившись 3860 квадратных миль своих владений и 4 миллионов жителей, Польша все-таки еще сохранила территорию в 9440 квадратных миль с 7400 тысячами жителей. Как ни неблагоприятно было ее положение между тремя сильными соседями, но существовать в таких размерах и с таким населением она все-таки могла. Залог будущего развития Речи Посполитой находился в упорядочении ее внутренних отношений, в подъеме ее экономического и культурного уровня, в устранении прежней анархии [4, С. 10-11].
Уничтожение Военного департамента, так же как и нота прусского кабинета с требованиями эвакуации российских войск из Польши, придали ан-тикоролеской оппозиции смелости. 15 ноября 1788 года проект Адама К. Чарторыского о выводе российской армии из Речи Посполитой был единогласно принят сеймом. При этом антикоролевский лагерь попытался еще более обострить ситуацию, распустив слухи о бунтах крестьян в Украине. Объявляя эти волнения якобы следствием российской пропаганды и ввиду отсутствия ответа Екатерины II на ноту от 17 ноября, гетманская партия заставила С. Малаховского подать российскому двору повторную ноту по вопросу эвакуации российских войск [21, С. 189].
Согласно сообщениям польского посла в Петербурге А. Деболи, российское правительство достаточно спокойно отреагировало на ликвидацию Военного департамента и уничтожение Постоянного совета. Однако Деболи необоснованно сделал из этого вывод, что Россия смирилась с этим, хотя показное равнодушие Петербурга было обусловлено только невозможностью что-либо предпринять в ситуации, сложившейся в начале российско-турецкой войны 1787-1791 годов. Наиболее важным для Екатерины II и вице-канцлера И.А. Остер-мана было не допустить вывода российских войск с территории Речи Посполитой, которая имела исключительное стратегическое значение для успешных военных действий в Причерноморье и в Дунайских княжествах [21, С. 189-190].
Согласно В.О. Ключевскому, «...уничтожение Польского государства не избавило нас от борьбы с польским народом: не прошло 70 лет после третьего раздела Польши, а Россия уже три раза воевал с поляками (1812, 1831 и 1863 годы). Призрак Речи Посполитой, вставая из её исторической могилы, производил впечатление живой народной силы» [11, С. 340-341]. Кроме того, многие польские аристократы полагали, что главным виновником падения Польши является Россия в лице императрицы Екатерины II. Так, Адам Чарторыйский утверждал: «Ее преступная политика по отношению к Польше выдавалась за плод государственной мудрости и путь к военной славе. Она завладела имениями тех поляков, которые проявили наибольшее рвение в защите независимости своего отечества, но, раздавая эти имения, она привлекала к себе именитые русские семьи...» [25, С. 44].
Император Александр I после Тильзита изменил своим убеждениям и был вынужден заключить
союз с Францией. Поначалу, однако, союз с Францией мог принести хорошие результаты, как, например, раздел остатков Османской империи. Хотя здесь возникли серьезные противоречия: Франция поддерживала идею восстановления Польши через усиление Варшавского герцогства, созданного в 1807 году [13, С. 123-124].
Император Александр I превратил свои польские территории в королевство, которому даровал конституцию в 1815 году. Хотя польский патриотизм был оскорблен утратой независимости. Отправка польских войск во Францию и Бельгию была ошибкой, вызвавшей восстание в Варшаве (1830 год), которое быстро распространилось по всей стране, и все польское войско перешло на сторону мятежников. После подавления восстания (1831 год) в Варшаве господствовали жесткие порядки и систематическая русификация, были изгнаны многие польские патриоты. Многие из них обосновались во Франции, где к ним, как к представителям угнетенной нации, было проявлено живое участие [6, С. 58-59].
После Польского восстания 1830-1831 годов, согласно Д.А. Милютину, «... крамола польская все-таки не была искоренена; она только притаилась под железной ферулой наместника Императора Николая. Между тем масса польских эмигрантов, - число которых полагали до 6 тысяч человек,
- кишела за границей: в Париже, Лондоне, в Бельгии, Швейцарии, Италии. Это непримиримые враги России, носители заветной идеи восстановления Польши не расставались с этой мечтой и постоянно конспирировали против России... Всякое политическое событие в Европе возбуждало в них новые надежды; каждая война, где бы она ни разразилась, была в их глазах благоприятным моментом для восстановления Речи Посполитой в пределах 1772 года. Однако же мечты их не осуществились ни в 1849 году, во время венгерского восстания, ни в Крымскую войну, во время которой поляки не тронулись, в надежде, что они не будут забыты покровителем их Наполеоном III. Парижский трактат 1856 года был для поляков крайне тяжелым разочарованием...
Политическая деятельность польской эмиграции представляла редкое в истории явление по той настойчивости, с которой так долго поддерживалась революционная агитация, при столь малых вероятиях успеха, можно даже сказать, при полной несбыточности цели. Настойчивость эта особенно замечательна при известной подвижности и впечатлительности польского национального характера и при тех раздорах, которые не прекращались в самой среде польских деятелей...» [16, С. 47-48].
В «Сочинениях» А.И. Герцена рассматривается деятельность польского эмигранта С. Ворцеля в Лондоне: «Реорганизовать польскую партию движения, усилить пропаганду, сосредоточить эмиграционные силы, приготовить новое восстание и для этого проповедовать с утра до ночи, для этого жить
- такова была тема всей жизни Ворцеля, от которой он не отступал ни на шаг и которой подчинил все» [5, С. 117]. Во время Польского восстания 1863-
1864 годов газета «Колокол», которую издавал Герцен, стала более органом польского движения, чем русского дела. Участие Герцена в польском деле в значительной степени уменьшило его авторитет в русском обществе (сам он утверждал, что всю свою популярность он потерял исключительно на польском деле). Однако это нисколько не убедило его переменить свою позицию. Покинутый всеми -своими и чужими, - оторванный от родины и одинокий среди европейцев, Герцен до конца дней своих ратовал за Польшу, верил в ее возрождение [12, С. 249].
«Вожаки польской крамолы, поддерживая связи с дипломатией, с высшим аристократическим обществом всей Европы, с Ватиканом и католическим духовенством, в то же время не гнушались и союзом с самыми демократическими элементами европейской революции. Они не отвергали ни партии Мадзини и Гарибальди, ни русских выходцев, ни раскольников, ни полудиких племен кавказских: везде искали они союзников, чтобы вредить России и подтачивать ее силы...
Русские эмигранты, с Герценом и Бакуниным во главе, вошли в союз с польскими революционерами... Польские вожаки очень рассчитывали на помощь русских революционеров, уверивших их, что Россия находится уже в полном разложении, накануне общей революции, и что немедленно, как только поляки поднимутся, восстание распространится на всю Россию. Поляки верили, что сам Император не прочь отказаться от Польши и даже от западных губерний; что при первой демонстрации Франции Царь поспешит исполнить все требования польские. Подобные идеи были тогда в ходу в среде легкомысленной молодежи, не только польской, но и русской» [16, С. 51-52].
Следует отметить, что участие Герцена в польском восстании принесло исключительно отрицательные результаты. Верное понимание фактов исторической действительности, правильная оценка соотношения сил Польши и России и, соответственно, как неизбежный вывод, трезвое отношение к идее восстания у Герцена резко перешли в свою противоположность, как только появились первые признаки серьезного волнения в Польше. Вполне вероятно, что в определенный период у него даже не возникало скептического отношения к возможной поддержке со стороны Западной Европы [12, С. 259].
В разгар восстания Герцен ясно видел, что в польском вопросе почти все русское общество было на стороне правительства и, соответственно, усмирение и ликвидация восстания прошли при сочувствии и моральной поддержке дворянства, литераторов, журналистов, интеллигенции. [12, С. 260]. Кроме того, Герцен неожиданно предложил такие мысли: «Правительство стало выдавать польское восстание за враждебное крестьянам и греческой церкви, за восстание исключительно шляхетское и католическое; таким образом, оно становилось защитником масс и греческого православия, придавая себе вид более революционный и демократический» [8, С. 36-37].
В то же время мероприятия российского правительства, связанные с утверждением и поддержанием в Северо-Западном крае русского землевладения, не привели к желаемым результатам. Помещики, имевшие в России хотя бы небольшой участок земли, предпочитали оставаться дома и не стремились становиться землевладельцами в чужом крае. Тогда как направились в этот край исключительно служащие, а также различного рода личности, желавшие, пользуясь правами своего русского происхождения, участвовать в сомнительных мероприятиях. При этом многие из них не стыдились продавать свое имя и приобретали имения для поляков и евреев, являясь только подставными лицами [14, С. 5]. Таким образом, в конце XIX века в западных губерниях Российской империи гражданское доминирование принадлежало не местному украинскому и белорусскому населению, по преимуществу земледельческому, а польскому дворянству (точнее польскому большинству дворянства западных губерний) [18, С. 8].
Генерал Н.А. Епанчин, который в 1913 году был назначен командиром корпуса в Вильно, писал в своих мемуарах: «В Вильно, как и в Киеве, я встречался с поляками, с одними официально, с другими - частным образом. В Киеве поляки не занимали официальных должностей, а в Вильно было иначе: предводитель дворянства и городской голова были поляками. И я делал обоим официальные визиты, ибо это полагалось правилами сношения военнослужащих с представителями городского гражданского ведомства, кроме того, я лично сторонник добрых отношений со всеми народностями, входящими в состав Российской империи.
Предводитель дворянства и городской голова, разумеется, отдали мне визиты, но этим и ограничивались наши отношения...
Губернатор, который по его должности, должен был поддерживать отношения с поляками, однако же принимал их отдельно от русских, так что случаев общих встреч было не много.
Несомненно, что главной причиной такого отчуждения была историческая рознь между поляками и русскими, а в Вильно сравнительно ещё свежо было воспоминание о восстании 1863 года...
В самом начале моего пребывания в Вильно я заметил некоторые факты несимпатичные, по-моему, даже недопустимые. Так, православный кафедральный собор и покои архиерея помещались в католических зданиях; под собор был приспособлен костел, и характерная его архитектура явно обнаруживала, что здание это не было построено специально для православного храма...
Я приказал шоферу моего казенного автомобиля отвезти меня в гарнизонное собрание, и через несколько минут он остановился у паперти большого, величественного костела. Считая, что шофер меня не понял, я вторично приказал ему ехать в гарнизонное собрание, на что он мне ответил, что это и есть гарнизонное собрание...
Неужели мы не имели ни средств, ни желания построить специально православный кафедральный собор и особое здание для гарнизонного собрания, не прибегая к подобным приспособлениям?
Само собой понятно, что такое кощунственное отношение к католическому храму возбуждало совершенно справедливое негодование у поляков-католиков, тем более что большинство из них не только преданы вере, но и фанатичны» [9, С. 385388].
В таких условиях польский фактор способствовал усилению центробежных тенденций в Российской империи и, в определенной мере, ее крушению [3, С. 4]. При рассмотрении проблемы, связанной с отношением России к Польше, следует отметить проницательность Герцена, когда он сразу угадал истинное положение Украины в этом вопросе. Предвидение Герцена тем более удивляет, что он, возможно, писал о польском вопросе, только немного подготовившись, и во всяком случае не располагал никакими серьезными сведениями об Украине [24, С. 23].
Литература
1. Алексеев Ю.Г. Иван Великий. Первый «Государь всея Руси». - М.: Эксмо: Яуза, 2017. -320 с.
2. Анисимов М.Ю. Российский дипломат А.П. Бестужев-Рюмин (1693-1766) / М.Ю. Аниси-мов // Новая и новейшая история. 2005. №6. С. 175192.
3. Бухарин. И.И. Российско-польские отношения в XIX - первой половине ХХ в. / И.И. Бухарин // Вопросы истории. 2007. - № 7. - С. 3-16.
4. Василевский Л. Современная Польша и ее политические стремления. - М.: Книга по Требованию, 2021. - 224 с.
5. Герцен А.И. Сочинения в 4 т. Т. 3. Былое и думы. Части 6-8 / Общ. ред. Г.Г. Елизаветиной; Комм. С.Д. Гурвич. - М.: Правда, 1988. - 560 с.
6. Делорм Ж. Основные события XIX века, 1789-1914 / Жан Делорм; пер. с фр. Е. Шукшиной. - М.: АСТ: Астрель, 2005. - 158 с.
7. Делорм Ж. Основные события Средневековья / Ж. Делорм; Пер. с фр. Е.В. Шукшиной. - М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004. - 160 с.
8. Драницын С.Н. Польское восстание 1863 г. и его классовая сущность. - Л.: Государственное
социально экономическое издательство. Ленинградское отделение, 1937. - 302 с.
9. Епанчин Н.А. На службе трех Императоров. Воспоминания. - Москва, издание журнала «Наше наследие» при участии ГФ «Полиграфре-сурсы», 1996. - 576 с.
10. Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. Россия времени Ивана Грозного. - М.: Наука, 1982. - 184 с.
11. Ключевский В. Русская история: Полный курс лекций. Т. 3. - Мн.: Харвест, 2003. - 592 с.
12. Левин К. А.И. Герцен и Польша / К. Левин // Летопись. - 1916. - № 1. - С. 249-261.
13. Ленц Т. Наполеон / Тьери Ленц; пер. с фр. Е. Калантаровой. - М.: АСТ: Астрель, 2008. - 160 с.
14. Литовские письма. Письмо второе // Русский труд. - 1897. - № 36. 6 сентября. - С. 5-7.
15. Манштейн Х.Г. Записки о России генерала Манштейна. - М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 1998. -320 с.
16. Милютин Д.А. Воспоминания. 1860-1862.
- М.: Редакция альманаха «Российский Архив», 1999. - 559 с.
17. Наумов В.П. Елизавета Петровна / В.П. Наумов // Вопросы истории. 1993. №5. С. 51-72.
18. Полонизм на нашем Западе // Русский труд.
- 1897. - № 19. 10 мая. - С. 8-9.
19. Россия и Франция, XVШ-XX века / Ин-т всеобщ. истории РАН. - М.: Наука, 1995. - Вып. 9 / отв. ред. И сост. П.П. Черкасов. - 2009. - 399 с.
20. Россия и Франция, XVШ-XX века / Ин-т всеобщей истории. - М.: Наука, 1995. - Вып. 6 / Отв. ред. П.П. Черкасов. - 2005. - 311 с.
21. Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре. - М.: Индрик, 2009. - 368 с.
22. Филиппов Н. Причины падения Польши / Н. Филиппов // Русский труд. - 1897. - № 34. 23 августа. - С. 10-12.
23. Халецки Оскар История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией / Пер. с англ. Л.А. Карповой. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2019. - 543 с.
24. Хатченко А. Герцен и Украина / А. Хат-ченко // Украинская жизнь. - 1912. - № 4. - С. 2230.
25. Чарторижский А. Мемуары. - М.: ТЕРРА -Книжный клуб, 1998. - 304 с.
