CC BY
190
После трех разделов Польши в XVIII веке и решений Венского конгресса большая часть Польского государства вошла в состав Российской империи. Политическое положение польских земель, отношения русских властей и русского общества к польскому вопросу в различные периоды XIX века было разным, хотя основные тенденции можно обозначить. Анджей Д. Лазари - редактор-составитель сборника «Польская и русская душа», считает, что понятие национальной души заимствовано у немецких романтиков [1, с. 10].
Остановимся на одной группе факторов, связанных с русским имперским сознанием и польским сознанием шляхетской демократии. Шляхетская польская республика складывается к XVI веку, Российская империя провозглашена в 1721 году. Многие авторы тесно увязывают процесс ее становления с началом колонизации, т.е. с 50-ми годами XVI века, когда «русские получили контроль над Волгой и выход к Каспийскому морю» [2, с. 335]. Как только завоеванные территории подвергались централизации или унификации, о них забывали, подчас искренне не понимая причины их недовольства, более того, всячески подчеркивая цивилизационную миссию России. Это могло бы быть достаточно верным в отношении колонизируемых народов на востоке и юге, но не имело отношения к Польше. По мнению Д. Ливена, «тот факт, что Россия была протяженной сухопутной империей, сыграл свою роль в отсутствии в сознании россиян четкой границы между колонией и метрополией» [2, с. 369]. Эта граница отсутствовала и в отношении Польши, тем более, что значительная часть ее территории была населена православным народом.
В XVI веке Польша - богатое, развитое, участвующее в мировой торговле государство с блестяще образованной аристократией - как светской, так и духовной. Во времена Сигизмунда III «блистало 711 известных литературных имен и более чем в 80 городах работали типографии» [3, с. 85]. В XVII -начале XVIII веков в результате бесконечных войн и казацких восстаний польское государство слабеет, становится более зависимым от покровительства Франции, а позже России.
«Партия золотых шляхетских вольностей» предлагала сохранить шляхетскую республику, а «партия реформ» - усилить исполнительную власть и сформировать постоянную армию, но при этом сохранить и даже расширить роль сейма и органов местного самоуправления. Т.е. «слабость польского государства» поляками XVIII века ощущалась лишь как личная слабость Станислава -Августа Понятовского.
По мнению Д. Ливена, сама логика создания империи способствовала конфликтам с соседями: «Англия, Испания, Россия, периферийные государства Европы стали ее крупнейшими империями. Им было легче других доставлять... технику... в свои колониальные владения и покорять менее развитые не европейские народы. Экспансия этих трех держав не была предопределена. Каждая из них, прежде чем пускаться в успешную экспансию за пределами Европы, должна была победить своих европейских врагов» [2, с. 366]. Для России Польша - ближайший сосед, с которым она находилась в состоянии войны весь XVII век, в первой половине XVIII века по территории Польши свободно проходили русские войска и захватывались в плен французы, воюющие на стороне С. Лещинского.
К XVI веку русский народ, как и польский, существовал уже несколько веков и обладал своей идентичностью. В 966 году Польша приняла христианство, в 988 году - Русь. И в том и другом случае христианство принималось князем, но польский князь Мечислав I в 992 году даровал свое государство св. Петру, т.е. Риму, обеспечив себе покровительство Папы. Хотя и пришлось платить ежегодный денарий св. Петра, но это давало относительную независимость от империи. Русская же церковь, принявшая христианство из Византии, только на первых порах была связана с ней. По мере ослабления империи, а затем и ее падения в 1453 году, русская церковь становится все более независимой. Теперь Московское государство становится оплотом истинной веры - Третьим Римом. В 1589 году при Федоре Ивановиче удалось учредить Патриаршество в России, что было подтверждено решением Константинопольского собора в 1590 году [4, с. 124].
В XVII веке в состав России войдет левобережная Украина, где вплоть до 1764 года сохранится Запорожское гетманство. В 1781 году после восстания Е.И. Пугачева будет ликвидирована автономия Украины и Запорожская Сечь. Часть казаков переселится за Кубань, часть за Дунай. Появление термина польская нация обычно связывают с XVI веком, тогда он означает только шляхетскую
нацию, к концу XVIII-началу XIX веков - трансформируется и включает весь народ. Русская или даже российская нация оформляется к XVII веку, украинская - к началу XIX века, но пока существует Российская империя, ссылаясь на православную общность, даже терминологически не используется понятие «украинцы». Хотя в XIX веке уже сложилась литература на украинском языке, он все же осознается в империи скорее как диалект.
Элитное происхождение национализма как продукта творчества группы людей сегодня признается всеми или многими [5, с. 120]. Более того, часто это понятие связывают с оформлением имперского сознания. Тот же Д. Ливен, считающий, что Российская империя начинает оформляться с XVI века, связывает теорию «Москва - Третий Рим» не только с «идеологией вселенской империи», с ростом авторитета и самоутверждением русского государя, «с делом православия», но и с «термином “Святая Русь”, объединяющим страну, народ, церковь и правителя для выражения глубоко прочувствованного национального духа» [2, с. 379].
В XVIII веке в первую очередь реформами Петра I и Екатерины II складывалась русская бюрократия. В то время как в России складывалась абсолютная бюрократическая монархия, Речь Посполитая сохранялась как «шляхетская республика», где в XVI-XVIII веках чрезмерно возросла роль «корольков» - аристократов, чаще всего из сенаторского сословия. Хотя существует расхожее мнение, что очень богатым людям незачем брать взятки, но история свидетельствует об обратном: короли XVII века в Польше избирались большей частью на французские деньги, в XVIII веке русские войска, чины и доходы, которые получали все те же магнаты при саксонском дворе, поддерживаемом Россией, сыграли свою роль. И все-таки польская шляхта и часть магнатов-реформаторов во второй половине XVIII века верили в преимущество своего политического строя, республики. Хотя идеи Просветителей уже разнеслись по миру, но их «рецепты» политических реформ еще не были опробованы на практике. Польша фактически оказалась первой, кто в 60-90-е годы XVIII века опробовал эти идеи, приходящие сюда чаще всего из Франции.
Конвокационный сейм 1764 года урезал принцип «liberum veto»: решения по экономическим вопросам принимались теперь большинством голосов, была реорганизована финансовая и налоговая системы, ограничена власть гетманов. По решению сейма королем мог быть избран только наследственный польский шляхтич. Под нажимом русского посла и самой Екатерины II королем избрали Станислава - Августа Понятовского. Попытка Чарторыйских провести дальнейшие реформы встретила на сеймах 1765-1766 годов сопротивление консервативной части польской шляхты. Зато Екатерине II, используя противоречие шляхты и короля, удалось провести на сейме 1767-1778 годов «Акт о диссидентах», уравняв христиан-некатоликов с католиками. Одновременно сейм возвратился к «liberum veto», зачеркнув таким образом решение сейма 1764 года. Современные польские авторы считают, что «Екатерина II подняла вопрос об иноверцах не из страха перед возрождением Польши, но потому что это был удобный способ подготовить европейское общественное мнение к неслыханной кощунственной формуле разделов во “имя Пресвятой Троицы”» [6, с. 263].
Решение сейма 1767-1678 годов и создание Барской конфедерации определялись недоверием к Станиславу - Августу - столь характерному для польской шляхты недоверию ко всем королям XVII-
XVIII веков, которые хоть как-то стремились реформировать польскую государственную систему. В данном случае «для Потоцких, Мнишека, Радзвилла или Оссолинского борьба со сторонниками Чарторыйских была, в свою очередь, важнее, чем противодействие Екатерине II» [6, с. 265]. В 1768 году на Украине вспыхнуло восстание «колиивщина» - против поляков, ксендзов, евреев в защиту православия. Оно было подавлено и русскими, и польскими войсками, но конфедераты провозгласили низложение Станислава - Августа, организовали в 1771 году покушение на короля. Все это в конечном итоге привело к первому разделу Польши, не очень выгодному для Екатерины II. Но международная обстановка складывалась таким образом, что пришлось договариваться с Пруссией и Австрией.
По существу, в Польше шла гражданская война, которая из борьбы идей постепенно превращалась в вооруженную борьбу за власть, которую вели магнатские роды, используя шляхту. Несмотря на
раздел Польши, реформы не прекратились, они приобрели вначале просветительский, а затем, в эпоху Четырехлетнего сейма, политический и социальный характер.
Наконец, Четырехлетний сейм в 1791 году принял Конституцию, сокращавшую прерогативы короля фактически до президентских, но сохранившую наследственность монархии и превратившую сейм в орган законодательной власти. «Патриоты» организовали в 1792 году Тарговицкую конфедерацию, что стало поводом для вторжения русских войск и второго раздела Польши. После восстания Т. Костюшко и его поражения Польша была разделена в третий раз в 1795 году. Она перестала существовать как государство, но остались люди и в самой Польше, и в эмиграции, которым приходилось адаптироваться к новым жизненным условиям, задумываться над тем, кто виноват и что произошло с ними в годы разделов.
Но еще больше над этим думали следующие поколения, родившиеся после Наполеоновских войн, когда укрепились три империи и большая часть польских земель вошли в состав Российской империи. После подавления восстания декабристов в обществе начинают преобладать консервативные настроения, которые нисколько не поколебало, а, наоборот, усилило Польское восстание 1830-1831 годов и его подавление. Выразителем этих настроений стал А.С. Пушкин. После обсуждения во французском парламенте событий в Королевстве Польском и призывов некоторых депутатов к вооруженному вмешательству в русско-польские военные действия, он написал стихотворения «Клеветникам России» и «Бородинское сражение», где, говоря о годовщине битвы, он вспоминает и о польских событиях. Сами события он характеризует «как спор славян между собой», «как семейную вражду» [7, с. 209].
Чуть позже другой поэт - современник А.С. Пушкина - А. Мицкевич напишет о польских эмигрантах как защитниках свободы, «ибо кто сидит в Отечестве и терпит неволю, чтобы сохранить жизнь, тот утрачивает Отечество и жизнь: а кто оставит Отечество, дабы защитить Свободу с опасностью для жизни своей, тот защитит Отечество и будет жить вечно [8, с. 26]. В романтической идеализированной форме А.С. Пушкин говорит о государстве, А. Мицкевич - о свободе.
XIX век был временем особо острого противостояния русского и польского обществ. Несомненно, главной причиной противостояния были прежние «восточные территории», т.е. Польша в границах 1772 года. И.И. Григорович, составитель учебника, рекомендованного в начале ХХ века для средних учебных заведений, считал, что «с началом русской власти в Польше в ней поднялось внутреннее благосостояние», но поляки «требовали еще большего: они хотели, чтобы в пределы царства вошла Белоруссия, Литва и Волынь» [9, с. 157-158].
Но русские, поляки и украинцы, все больше идентифицирующие себя как отдельный этнос со своим языком, культурой, традициями, противостояли друг другу в ожесточенных спорах. Российские «западники» причины противостояния видели в русском православии. П.Я. Чаадаев в 1829 году, говоря о том, что русская культура всецело основана на заимствовании и подражании, что «каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам Бог весть знает откуда» [10, с. 43].
Схожие мысли излагает Г. Каменский в книге, написанной в 1857 году. Признавая, что поляки «были в Москве и оказались вытесненными из нее, но, по меньшей мере, одна мысль утешает нас -они вошли в нее не насильно как московиты в Варшаву» [11, с. 52]. Причиной нежелания польского сейма в период Смуты в России подчинить ее себе было «глубокое уважение собственного достоинства (поляка), которое он чрезвычайно оберегал и которое можно считать зародышем республиканского закона» [11, с. 53]. Наконец, Г. Каменский пишет о некой миссионерской деятельности Польши, идущей от латинской католической культуры, «о силе откровения, которой Польша всегда воздействовала на народы, погруженные в варварство, и делала это в соответствии со своим историческим назначением» [11, с. 55]. Это же мы еще неоднократно услышим в XIX веке и от других польских мыслителей. Таким образом, и у П.Я. Чадаева, и у Г. Каменского звучит мысль о том, что католицизм был основанием более высокой европейской культуры, для которой характерны личная свобода и собственное достоинство.
По мере расширения Российской империи в состав дворянства и высшей аристократии включалась и знать завоеванных и колонизированных земель. По оценке Д. Ливена, «стратегия союза
с нерусской аристократией началась с кооптации татарской знати в XVI веке и впоследствии включала в себя, к примеру, чрезвычайно успешную инкорпорацию балтийского немецкого дворянства и украинского казачьего мелкопоместного дворянства в имперский правящий класс» [2, с. 398]. С этим трудно не согласиться, поэтому противопоставление русских и поляков как азиатов и европейцев особенно жестко проявлется в конце XIX начале XX веков, когда у В. Лютославского [12, с. 122-123], известного польского философа, в лекции 1907 года мы читаем о том, что поляки -арийцы и славяне, а русские - туранская раса.
По мере становления славянофильской теории в России и превращения ее в идею славянской взаимности, получившую поддержку среди австрийских и балканских славян, поляки рассматривались русскими мыслителями как народ образованный, обладающий высокой культурой, но культурой католической, латинской, чуждой русской православной самобытности. В связи с этим «восточные земли» рассматривались русской элитой как концепция Киевской Руси - колыбели русского народа.
Еще более консервативной становится точка зрения «почвенников» после восстания 1863 года. Бывший член исполкома Народной воли, ставший после возвращения из эмиграции монархистом, Л.А. Тихомиров в 1897 году писал о том, что «смешны толки о какой-то жестокости М.Н. Муравьева», что его действия - «спор более глубокий о русском или польском начале в жизни края», что «это господство русского исторического духа в русской политике» [13, с. 98-99].
Иначе рассматривает эту идею В.С. Соловьев. Для него «русский народ - народ христианский, и, следовательно, чтобы познать истинную русскую идею, нельзя ставить вопрос, что сделает Россия чрез себя и для себя, но что она должна сделать во имя христианского начала, признаваемого ею во благо всего христианского мира, частью которого она предполагается» [14, с. 116]. Во имя этой идеи -идеи Вселенской церкви - необходимо помириться с польским народом, «братом и врагом». Другой религиозный философ, К.Н. Леонтьев, находит это противостояние даже полезным, так как русская интеллигенция «малонациональна», поэтому «упрямое иноверчество поляков даже косвенно полезно», так как это «одно из лучших орудий против общего индифферентизма и безбожия» [15, с. 106-107].
Некую полезность этого противостояния видит и Н.А. Бердяев. Истоки ссоры, по его мнению, в причинах духовных: противостоянии польского католицизма и русского православия. «Русские и поляки боролись не только за землю, но и за разное чувство жизни», - пишет он. «Поляки совершенно не поддаются ассимиляции», именно они сформулировали идею «национального мессианства», поэтому «историческая борьба России с Польшей имела положительный смысл, и духовное своеобразие русского народа было утверждено в ней навеки» [16, с. 159-160].
Таким образом, прослеживая двухвековой период польско-русского противостояния, необходимо видеть, что по мере роста и укрепления Российской империи в сознании русской элиты, особенно той части, которую называют «почвенниками», «славянофилами», в отношении поляков и формирующегося украинского этноса преобладала идея русификации. В ответ польская элита писала о культурной отсталости русских, даже о неполноценности туранской расы, к которой якобы принадлежали русские, о «мессианстве» польского народа, который несет понимание свободы менее образованным народам. И только религиозные философы пытались примирить и тех и других на базе христианского всепрощения и даже экуменисткой идеи создания Вселенской церкви. Что же касается «западников», призывающих учиться у Европы, то в указанный период их было в России не так уж много, да и многие из них предпочитали не касаться проблемы национальной идентификации. А если уж касались, то их, как П.Я. Чаадаева и А.И. Герцена, явно не поддерживала русская элита.
Литература
1. Польская и русская душа. Варшава, 2003.
2. Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней. М., 2007.
3. Страхов Н.Н. Роковой вопрос // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
4. История государственного управления России. Ростов н/Д, 1999.
5. Национализм в мировой истории. М., 2007.
6. Тымовский М., Кеневич Я., Хольцер Е. История Польши. М., 2004.
7. Пушкин А.С. Клеветникам России. Полное собрание сочинений в десяти томах. Л., 1977. Т. 3.
8. Мицкевич А. Книги польского пилигримства // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
9. Очерки новейшей истории. (1815-1900 гг.). СПб., 1901.
10. Чаадаев П.Я. Философические письма // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
11. Каменский Г. Россия и Европа. Польша. Введение в исследование России и москалей // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
12. Лютославский В. Польский народ // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
13. Тихомиров Л.А. Варшава и Вильна в 1863 го-ду // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
14. Соловьев В.С. Русская идея // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
15. Леонтьев К.Н. Православие и католицизм в Польше // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
16. Бердяев Н.А. Русская и польская душа // Польская и русская душа. Варшава, 2003.
