CC BY
113
Кроме того, следует иметь в виду тот факт, что в условиях конкуренции и безработицы, имевших место в буржуазных государствах, проблема трудоустройства заключенных стояла довольно остро. При отсутствии работы и излишке свободного времени у заключенных и, в связи с этим, невозможности применения всех основ средств исправления осужденных, камерное их содержание с соблюдением определенных режимных требований стало единственно возможным выходом из данного положения.
В сегодняшних условиях перехода к рыночным отношениям, появления конкуренции среди производителей, наметившейся тенденции увеличения безработицы в стране и в связи с сокращением производства в исправительных учреждениях переход к камерному содержанию осужденных с максимальным улучшением условий их содержания и совершенствованием режима в сочетании с демократизацией и гуманизацией исполнения наказания является реальной перспективой современных исправительных учреждений России.
Возвращаясь к вопросам, связанным с отзывами иностранных посетителей мест заключения, следует учесть и тот факт, что думается, они посещали только наиболее благополучные учреждения, и только с разрешения и под контролем органов ВЧК, ОГПУ. Этот вопрос был урегулирован специальным письмом ВЧК от 8 марта 1921 г. в адрес Главного управления принудительных работ НКВД РСФСР, где говорилось: «Иностранный отдел ВЧК просит Вас принять все меры к тому, чтобы ни один представитель иностранной миссии не имел свидания заключенными в лагерях и Бутырской тюрьме без специальных в каждом отдельном случае разрешений Иностранного отдела ВЧК».
В конце 20-х гг. в обстановке курса на индустриализацию страны и сплошную коллективизацию деревни резко повысилась роль принуждения, насилия не только в отношении преступников, но и несогласной с данным курсом зажиточной верхушки деревни. В таких условиях начала складываться административно-командная система управления, наметилась устойчивая тенденция на усиление бюрократизации государственного аппарата, осуждение демократических начал. Эти негативные явления в обществе отразились в деятельности исправительно-трудовых учреждений.
1 См.: Кузьмин С.И. Исправительно-трудовые учреждения в СССР (1917-1953 гг.). М., 1991. С. 132.
2 См.: Исаев М.М. Основы пенитенциарной политики. М., 1927. С. 196.
3 См.: Стручков Н.А., Папуашвили А.В. Режим в ИТУ и его правовое регулирование: Учебное пособие. Рязань, 1985. С. 108.
4 См.: Утевский Б.С. Советская исправительно-трудовая политика: Учебник для юридических вузов. М., 1957. С. 33.
5 См.: Ширвинд Е.Г., Утевский Б.С. Советское пенитенциарное право. М., 1927. С. 204-205.
6 См.: Бехтерев Ю.Ю. Изучение личности осуждённого: история, задачи, методика и техника. М., 1928. С. 12.
7 Стручков М.А. Советское исправительное трудовое право. Общая часть: Курс лекций. М., 1963. С. 202.
A.B. Воробьев*
Возмещение морального (нравственного) вреда в отечественной дореволюционной юридической науке
Правовые нормы о компенсации морального вреда в отечественном праве к началу XX в. так и не были закреплены законодательно, хотя предусматривались Проектом гражданского уложения. Однако теории защиты нематериальных благ и компенсации морального вреда стали одной из наиболее актуальных и обсуждаемых проблем гражданского права конца XIX - начала XX вв. В дореволюционной отечественной цивилистике были обозначены основные проблемные аспекты компенсации морального вреда, которые являются значимыми и для современной цивилистической теории и практики.
Несмотря на отсутствие института возмещения морального вреда как такового в русском законодательстве, памятники права дают представление о юридическом закреплении возможности защиты личных неимущественных благ. Один из древнейших памятников -Русская Правда в разных ее редакциях - содержит правовые нормы с элементами ответственности и защиты за причинение вреда, возникающего при посягательстве на
* Соискатель кафедры гражданского права Санкт-Петербургского университета МВД России.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
нематериальные блага граждан. В ней не проводилось различий между уголовным и гражданско-правовым правонарушением. Преступление, по Русской Правде, определялось не как нарушение закона или княжеской воли, а как «обида», т.е. причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц1.
В ходе прогрессивного развития отечественного права ко второй половине XIX в. появились несколько правовых норм, которые могли являться основанием для требования о возмещении морального или нравственного (в дореволюционной правовой традиции) вреда. Положения о возмещении убытков за причиненный вред содержались в ст. 574 гл. 6 «О праве вознаграждения за понесенный вред и убытки» части первой тома X Свода законов гражданских и были сформулированы следующим образом: «Как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки с одной стороны налагают обязанность доставлять, а с другой - производят право требовать вознаграждения». Вред, возмещаемый на основании ст. 574, толковался в судебной практике исключительно как имущественный.
Специальными нормами ст. 644-683 устанавливались условия и порядок «вознаграждения за вред и убытки, причиненные преступлением и проступком». В ст. 667 было записано: «Виновный в нанесении кому-либо личной обиды или оскорбления может по требованию обиженного быть присужден к платежу в пользу его бесчестья, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, от одного до пятидесяти рублей». Плата за «бесчестье» взыскивалась по принципу вины, присуждалась в пользу потерпевшего, а ее размер подобно штрафу определялся в законе путем указания нижнего и верхнего пределов. По каждому конкретному делу размер суммы в этих границах устанавливал суд в зависимости от обстоятельств, называемых законом. По выбору потерпевшего допускалось либо уголовное преследование обидчика, либо выплата вознаграждения в пользу пострадавшего в гражданско-правовом порядке (ст. 668-669).
Особо следует выделить ст. 670 части первой тома X Свода законов гражданских. В ней закреплялось следующее: «Ежели, вследствие личной обиды или оскорбления, обиженный понес ущерб в кредите, или в имуществе, то обидевший или оскорбивший его обязан вознаградить за сии потери и убытки по усмотрению и определению суда». На основании этого правила в случае ущерба «в кредите» вследствие личной обиды или оскорбления допускалось вознаграждение за нравственный вред. Других способов защиты чести, кроме возмещения имущественного и нравственного вреда, российское гражданское законодательство XIX - начала XX вв. не предусматривало.
Рассмотренные положения законодательства и имевшие место судебные прецеденты вызвали широкие дискуссии по вопросам самой возможности, а также нормативного закрепления возмещения морального вреда. Анализируя опубликованные работы дореволюционных отечественных ученых юристов, мы пришли к выводу о том, что имелись несколько основных позиций, высказанных в рамках таких дискуссий:
1) категорическое отрицание возможности компенсации, возмещения морального (нравственного вреда) и необходимости законодательного закрепления соответствующих конструкций (Г.Ф. Шершеневич, П.Н. Гуссаковский, Л.И. Петражицкий и др.);
2) признание возмещения морального (нравственного вреда) в качестве актуальной проблемы цивилистики и юридической практики и осознание необходимости ее разрешения, в т.ч. и законодательного (И.А. Покровский, Е. Пассек);
3) категорическое признание необходимости возмещения морального (нравственного) вреда и закрепление соответствующих механизмов гражданско-правового характера (С.А. Беляцкин).
Рассмотрим основные аргументы непримиримых противников возмещения вреда. Один из них, Л.И. Петражицкий, писал, что цивилизованное государство не может возлагать обязанность возместить моральный вред, так как нет случаев точно определенных деяний, совершение которых без какой-либо определенной потери имущества может влечь «лишение имущества». Но гражданское право должно считаться с каждым нарушителем «какого-либо из обширнейшей категории гражданских прав»2. Им обосновывался и «антисоциальный характер» института возмещения морального вреда, в связи с чем указывалось, что «если бы постановления проекта обязательственного права о вознаграждении за нематериальный вред были введены в закон, то это была бы серьезная реформа в пользу экономически сильных во вред слабым»3.
Он также отмечал, что институт возмещения морального вреда представляет собой «плутократическое право», т.к. он обременяет граждан при равенстве суммы возмездия прямо пропорционально их бедности, т.е. обратно пропорционально их богатству, и в то же время ведет к неравенству сумм возмездия прямо пропорционально богатству потерпевшего4.
Достаточно категоричными по рассматриваемому вопросу являются выводы Г.Ф. Шершеневича, который пытался доказать невозможность и нецелесообразность компенсации морального вреда. Так, например, он писал, что нравственный вред, причиненный нарушением чужого права, не поддающийся оценке на деньги, не может быть возмещен юридическими средствами. Потому такие недозволенные нарушения субъективного права, которые не соединены с имущественным вредом, не подходят под понятие гражданского правонарушения, «например, случай сожительства с чужой женой, хотя практика английских судов служит примером противоположного взгляда, допускающего искать убытки с любовника жены в пользу мужа»5.
Теоретические проблемы попыток возмещения морального вреда поднимаются им и в связи с рассмотрением понятия убытков в гражданском праве. При этом он отмечает, что вред, понесенный имуществом и состоящий в уменьшении его ценности, называется убытками, под которыми никак нельзя понимать нравственный вред уже потому, что такое представление, несомненно, противоречит общему смыслу статей о вознаграждении. Вознаграждение со стороны виновника вреда должно равняться величине убытков, понесенных потерпевшим. Определение соответствия между этими величинами представляет значительные трудности, стоящие в зависимости от установления причинной связи между правонарушением и убытками. Необходимо поэтому принять во внимание различие убытков6.
Г.Ф. Шершеневич не обходит стороной и проблемы возмещения ущерба («способа вознаграждения» у Г.Ф. Шершеневича - Авт.) за личную обиду. По его убеждению, личное оскорбление не допускает никакой имущественной оценки, потому что оно причиняет нравственный, а не имущественный вред, если только оно не отражается косвенно на материальных интересах, например, на кредите оскорбленного (т. X, ч. 1, ст. 670). Помимо последнего случая, личное оскорбление можно преследовать только в уголовном порядке, требуя наказания виновного. Но, по его мнению, закон наш наряду с уголовным удовлетворением (Устав о наказаниях, ст.130-135), предоставляет на выбор потерпевшему право требовать в свою пользу платежа пени, являющейся остатком того времени, когда все наказания носили частный характер. Размер пени или так называемого бесчестия, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, не превышает 50 рублей. Преследование в гражданском порядке несовместимо с преследованием в уголовном. По мнению Г.Ф. Шершеневича, здесь-то с наглядностью выступает нецелесообразность принципа возмещения так называемого нравственного вреда материальными средствами7.
Рассматривая проблемы общей теории права, Г.Ф. Шершеневич так же обращает внимание на нравственный вред8. Он задается методологически важными, на наш взгляд, вопросами о том, можно ли говорить о нравственном вреде как элементе гражданского правонарушения, можно ли признать допустимым денежное вознаграждение нравственного вреда?
По мнению Г.Ф. Шершеневича, такое сопоставление нравственного вреда и денежного вознаграждения полно внутреннего противоречия. Нравственный вред - это именно тот, который не поддается денежной оценке. Если он поддается, то это уже не нравственный вред, а только имущественный. Что же имеет в виду в этом случае денежное вознаграждение? «Наказать ли виновного, дабы другим не повадно было, или удовлетворить потерпевшего? Если первое, то этой цели служит наказание, выполняемое в интересах государства, а не в интересе потерпевшего, по общественному масштабу, а не по частному. Если второе, то удовлетворение нравственного вреда, соединенного с душевными страданиями от потери невознаградимого, невозможно»9.
Учеными также отмечается, что вознаграждение за нравственный вред открывает широкий простор судейскому произволу. По существу гражданского правонарушения суд при оценке имущественного вреда ставит своей задачей взять из имущества виновного эквивалент для покрытия изъяна в имуществе потерпевшего. Но во что может суд оценить на деньги нравственные страдания, испытанные от терзаний ревности, от потери любимого человека, от оскорбления личного достоинства?10
Иной видный противник возмещения нравственного вреда - П.Н. Гуссаковский утверждал, что вознаграждение за испытанную боль или страдания, т.е. за так называемый нравственный вред, немыслимо. По его мнению, подобно тому как немыслимо вознаградить за лишение жизни того, кто ее лишился, точно так же невозможно вознаградить потерпевшего за обезображение его или за те страдания, которые он испытал вследствие причинения ему телесных повреждений11 . Как бы ни была велика сумма, уплаченная потерпевшему, она не
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
может устранить последствий совершенного деяния и не может привести к тому, чтобы свершившееся не существовало. Путем денежного вознаграждения можно увеличить в известной мере имущественное благосостояние пострадавшего, но невозможно вычеркнуть из его жизни те страдания, которые были им испытаны вследствие совершения недозволенного деяния, т.е. трудно или, лучше сказать, совсем невозможно соразмерить это. Ученый задается вопросом, разве закон этот не стоит препятствием на пути укрепления в каждом человеке уважения к личности, поддерживая в малосостоятельных лицах, например, в лакеях при ресторанах, надежду «сорвать» некоторую сумму денег за поступки богатого купчика, которые должны были бы возбудить оскорбление нравственных чувств и заставить испытать именно нравственный вред? Отмена такого закона, по мнению П.Н. Гуссаковского, была бы крупным шагом вперед12.
Отрицательно относясь к возложению имущественного возмещения морального вреда, П.Н. Русаковский исходил из того, что если право позволяет путем денежного вознаграждения удовлетворить потерпевшему нравственный вред, то «такое положение говорит не об учете важности вреда или о степени участия злой воли причинителя, а об учете состоятельности пострадавшего лица»13.
Обобщая изложенные позиции противников внедрения института возмещения морального (нравственного) вреда в отечественное гражданское право, мы пришли к выводу о том, что основными их аргументами были следующие:
1) аморальность или безнравственность законодательно установленной возможности денежного возмещения морального вреда;
2) невозможность возмещения морального вреда юридическими средствами в результате совершенно различной природы морального вреда и юридических норм;
3) невозможность определения размера компенсации;
4) опасения слишком большой свободы судейского усмотрения и произвола судей.
Несмотря на сравнительно меньшее число сторонников развития института возмещения
морального (нравственного вреда), их позиция не только доказала свой прогрессивный характер, но уже на тот период времени была подкреплена реалиями развития гражданского законодательства и опытом правоприменительной практики.
Самым ярким сторонником теории защиты неимущественных интересов личности в начале XX в. являлся профессор С.А. Беляцкин. Основная заслуга его состоит в последовательном отстаивании необходимости внедрения гражданско-правового механизма защиты нематериальных благ личности путем соответствующих компенсаций (его основные идеи актуальны и сегодня).
Умеренными сторонниками теории возмещения морального (нравственного вреда) были и некоторые другие ученые. Так Е. Пассек отмечал, что в доказательство ничтожности таких обязательств в большинстве случаев указывают на невозможность оценить в деньгах действие стоящее вне всякой связи с имуществом. Однако это имеет только практические препятствия по осуществлению. По его мнению, нет никаких оснований признавать недействительными обязательства, лишенные имущественного интереса14.
Наиболее основательны теоретические позиции по вопросам возмещения морального (нравственного вреда), высказанные С.А. Беляцкиным. Постоянное упорное игнорирование морального вреда и моральных интересов, равнодушное отношение к ним со стороны суда, по его мнению, влекут за собой тот результат, что дается обильная пища для досад потерпевшего, чувство раздражения не находит выхода, растет ненужное озлобление, колеблется в массе уверенность в личном праве и личном благе. Им доказывалось, что «имущественная прибыль из чужого проступка может пойти только на благо обществу и его членам, особенно стоящим внизу социальной лестницы» и что «по преимуществу право на возмещение морального вреда - есть право униженных и оскорбленных, изувеченных и соблазненных, право эксплуатируемых писателей, артистов и служащих»15.
Прогрессивное развитие отечественного гражданского права привело к последовательной реализации принципа возмещения морального вреда. Особенно яркое отражение это нашло в разрабатывавшемся в начале XX в. проекте Гражданского уложения, внесенном в Государственную Думу в 1905 г., но так и не принятом. Одна из статей Проекта предусматривала, что в случаях причинения обезображения или иного телесного повреждения, равно как и в случае лишения свободы, суд может назначить потерпевшему денежную сумму по справедливому усмотрению, принимая во внимание, была ли со стороны виновного обнаружена злонамеренность и другие обстоятельства дела, хотя бы потерпевший не понес никаких убытков (нравственный вред).
По мнению И.А. Покровского, «наш (внесенный в Государственную думу) проект обязательственного права идет по тому же пути, хотя и не совсем согласно со своими двумя только что приведенными образцами. Так, прежде всего, по примеру Германского уложения, он устанавливает возмещение нематериального вреда при некоторых определенных деликтах»16.
По его мнению, эти факты непреложно свидетельствуют о том, что игнорировать нематериальный вред чем далее, тем более делается невозможным. И.А. Покровский писал: «Самые исключения, допущенные новейшими кодификациями из принятого ими общего начала о невозместимости этого вреда, в корень подрывают аргументацию в пользу этого начала»17.
В качестве основных контраргументов сторонников внедрения института возмещения морального (нравственного) вреда мы считаем необходимым выделить следующие:
1) юридически закрепленная возможность возмещения морального вреда никоим образом не характеризует уровень «культурности» государства, напротив, «начало возмещения морального вреда проникает в официальные кодексы», а среди цивилистов принимать этот правовой институт стало почти нормой18;
2) обращение за взысканием морального (нравственного) вреда являются не обязанностью, а правом потерпевшего, от которого он может и отказаться. Таким образом, умаления достоинства потерпевшего не должно происходить. Иными словами он может и не согласиться на «размен неимущественных благ, ценностей на деньги»;
3) даже при возмещении имущественного ущерба далеко не всегда можно точно произвести «математическое исчисление убытков». Поэтому С.А. Беляцкин характеризовал возмещение нематериального ущерба как «удовлетворение» того, что не подлежит даже приблизительной оценке. Это «удовлетворение» должен определить суд, сообразуясь со степенью и силой вреда, наличностью поводов, искренностью страдания, имущественной сферой тяжущихся, местными условиями и нравами и т.д.;
4) выдвигался и следующий тезис: «Пусть гражданско-правовая защита будет неполной и несовершенной, но, лучше такая защита, чем ничто. Даже несовершенная защита содержит напоминание о необходимости бережного отношения к нематериальным интересам людей; даже такая защита будет иметь поэтому огромное воспитательное и предупредительное значение» (И.А. Покровский)19.
Все это еще раз подтверждает высказанную нами мысль о том, что основы проблематики института возмещения морального (нравственного) вреда были заложены еще в дореволюционной отечественной цивилистики.
При этом мы склоняемся к мнению о том, что высказываемые в ходе научных дискуссий аргументы и контраргументы по вопросам юридического закрепления возможности возмещения морального вреда учитывали обычаи и традиции отечественной юридической практики, а также моральные и нравственные устои русского общества, а в современном понимании и отечественного менталитета.
1 См.: Исаев И.А. История государства и права России. М., 1994. С. 17.
2 См.: Петражицкий Л.И. Возмещение нематериального вреда с точки зрения социальной политики // Право. 1900.
№ 16.
3 См. там же.
4 См. там же.
5 Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1911. С. 303.
6 См. там же. С. 315.
7 См. там же. С. 320.
8 См.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Т. 3-4. М., 1910. С. 279.
9 Там же. С. 280.
10 См. там же. С. 321.
11 См.: Гуссаковский П.Н. Вознаграждение за вред, причиненный недозволенными деяниями. СПб., 1912. С. 36.
12 См. там же. С. 38.
13 Русаковский П.Н. Вознаграждение за вред // Журнал министерства юстиции. 1912. № 8. С. 35.
14 См.: Пассек Е. Неимущественный интерес в обязательстве: Диссертация. Юрьев, 1893. С. 130.
15 Беляцкин С.А. Возмещение морального вреда. СПб., 1913. С. 46.
16 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Пг., 1917. С. 198.
17 Там же. С. 200.
18 См.: Беляцкин С.А. Указ. соч. С. 451.
19 Покровский И.А. Указ. соч. С. 329.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
