CC BY
167
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 37 (328). Филология. Искусствоведение. Вып. 86. С. 133-137.
ВОЙНА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ОСМЫСЛЕНИИ (по данным русского песенного фольклора)
Раскрываются особенности восприятия войны, военной эпохи и человека на войне в русском песенном фольклоре. Объектом изучения выступают народные песни военной тематики по записям ХХ века, а также тексты литературного происхождения, подвергшиеся фольклоризации.
Ключевые слова: фольклор, песенный текст, национальное сознание, концепт, концептуальные доминанты.
Песенные тексты своеобразно отражают и преломляют исторические события и связанные с ними реалии. По замечанию А. П. Аникина, «в песне слово соединяется с музыкой, звуками, мелодией, доводя чувство, выражаемое пением, до известной степени ясности и определенности» [1. С. 527]. С помощью вербальной составляющей в песне создаются зримые образы зафиксированного в памяти людей опыта через призму разделяемых ими ценностей и идеалов.
Рассмотрим в соответствии с таким пониманием содержание концепта «Война» как одного из ключевых концептов национального сознания.
Война традиционно становилась предметом изображения в русском фольклоре, начиная с былинного эпоса. Здесь получили отражение особенности снаряжения русских воинов, приемы ведения боя. Описанию подлежали прежде всего «общие места» подготовки к битве русских богатырей и типичные моменты организации поединка: седлание коня, выезд богатыря, бой. Былинные тексты не давали индивидуализированной информации, которая станет характерной для другого жанра фольклора - исторических песен. Исторические песни содержали сведения о военных походах, военном быте, о поведении конкретных военачальников и наделяли их соответствующими оценками с точки зрения народа (см. подробнее: [4]).
Наряду с историческими песнями как особым устно-поэтическим жанром, унаследовавшим эпическое былинное начало, в русском фольклоре формировался жанр лирических песен, в составе которых с ХУШ века значительное место заняли солдатские и рекрутские песни [1; 7; 9]. В них выражалось отношение солдат к службе, запечатлены драматические моменты в их судьбе (забривание в рекруты, прощание с семьей, разлука с любимыми),
эстетически осмыслена гибель солдат на поле боя и смерть от тяжелых ран.
В традиционных солдатских песнях акцент делался на тяжести военного быта, на ратном труде воинов, на тоске солдат по родной земле и дому. Достаточно привести наиболее характерные для народных песен сочетания: «походы частые, дальние», «раны тяжелые, кровавые, смертные», «слезы горючие», «горе горькое кукушечье», «грозна служба государева», «горче полыни служба царская», «кровь горячая - умываньице». Война и в целом служба солдатская уподоблялись в песнях «великой невзгодушке», ненастью - снегу, буре, ветру, грозе - с раскатами грома и тучами во все небо. То же сохраняется и в песенных текстах ХХ века: «покамест бушует война»; «над страной прогремела гроза, взяли в армию милого парня» [12]. Водные образы: море, река, дождь, туман - выражали в песнях печаль, тоску, горечь разлуки («бежит речушка слезовая, на ней струюшка кровавая» и др.).
Символическая образность, характерная для солдатского песенного фольклора, получила своеобразное преломление в казачьих песнях. Казаки как особое военно-служилое сословие сформировали новое отношение к воинскому быту и военным традициям в русской культуре. Война для них стала естественным продолжением их служения отечеству, отражала особенности их мировосприятия. В казачьих песнях воспроизводились лучшие качества русских воинов - удальство, отвага, братская взаимопомощь: Что ни соколы крылаты / Чуют солнечный восход - /Белого царя казаки / Собираются в поход. / Взор их мужеством пылает, /Грудь отвагою полна (Как двенадцатого года); Медна трубонька тут вострубила, / Эй, грозовая пушечка тут возгаркнула. / Сила-армия во поход пошла (На заре-то было); Как по линии уральской /Не сизой орел летал, / Он нам весточки приносит, /Царя белого при-
каз: /«Двум полкам идти в поход! / Ружья новые, пистоны, /Шашки острые иметь» (Сине море зашумело). В кругу песен военной тематики устойчивыми становятся сюжеты с мотивом вещего сна, разговора с конем или черным вороном.
Эмоциональный подтекст солдатских и казачьих песен наиболее полно раскрывается в осмыслении главных для них концептов «смерть» и «бой» через традиционные крестьянские образы свадьбы и пахоты. Так во многих русских песнях поле битвы предстает как пашня: За Утвою / Распахана была тут пашенка. / Яровая. / Распахана была эта пашенка / Не плугом, не сохою. / Распахана была эта пашенка /Казачьими стальными саблями. / Заборована была эта пашенка / Казачьими стальными копьями. /Приутоптана была эта пашенка / Казачьими добрыми конями, / Засеяна была пашенка /Казачьими головами (Как за реченькой за Утвой).
Другим традиционным для песенного дискурса мотивом является «женитьба на другой»: Как женила его шашка вострая / Первенчала его пулюшка быстрая. / Красное солнышко - родная маменька, / Да светел месяц - род-ный тятенька, / Частые звездочки - братья-сеструшки. / А как белая та заря - молодая жена. / А кроватушка его - мать сыра земля, / А постелюшка его - мать ковыль-трава, / Одеялушко его - темна ноченька (За Кубанью за рекой).
И в том, и в другом случае наряду с уподоблением наблюдается противопоставление, то есть актуализируются антиконцепты. Под этим термином подразумевается такой производный концепт, в составе которого часть значимых, конститутивных признаков исходного концепта замещается новыми (при сохранении остальных): «поле боя» выступает антиконцептом по отношению к «пашне», концепт «смерть воина» противопоставляется содержанию концепта «свадьба».
Первые два концепта объединяются признаками «приложение физической силы», «значимость для продолжения жизни», «страдание», а различаются характером (созидание - разрушение) и основными орудиями деятельности. Во втором случае свадьба, мифологически осмысливаемая как смерть (умирание) главных ее участников в одном качестве и их рождение в другом, словно воспроизводит свое древнее значение перехода, но с изменением результата (переход из одного мира - мира людей,
в другой - мир природы). Понятность каждого из этих образов для человека, возможность их прочувствовать и заново пережить делает их одновременно глубоко личными и коллективными, обнажает сокровенные для человека смыслы.
В целом, для народного песенного дискурса, связанного с войной, весьма характерны приемы художественной выразительности, сложившиеся в традиционной лирической песне: психологический параллелизм, ступенчатое сужение образов, символическая образность - все это сохраняет свою актуальность до настоящего времени. Однако наряду с этим изображение войны в песнях с течением времени становится все более реалистичным. В частности, в текстах постепенно закрепляется ассоциация войны с огнем и дымом: Что за грозная туча подымалася, / Что не черные облака схо-дилися - / Что подымался выше облак черный дым (Что победные головушки солдатские). В ХХ веке этот знак-индекс становится устойчивым маркером войны, на его основе возникает осмысление войны как ада на земле: Смерт(ь) косит / и косит людей без числа / Земля словно зделалас(ь) адом... (Ревет и грохочет мортира вдали).
Наибольший интерес в настоящем исследовании представляют народные песни о войне в записях ХХ века, включая песни литературного происхождения, подвергшиеся фолькло-ризации, поскольку именно в них получили закрепление национальные особенности восприятия и оценки этого феномена [2; 3; 6; 10; 12; 15].
Как показал анализ, песенный фольклор о войне транслирует главные для русской культуры смысловые константы: идею сопричастности человека к судьбе страны, стремление к добру и красоте, тягу к справедливости [5]. В соответствии с этим в рассматриваемых песенных текстах нами выделены три концептуальные доминанты:
- доминанта общей судьбы (где важное место занимают концепты «Время», «Дорога», «Родная земля» и др.),
- доминанта воинского подвига (с ключевыми концептами «Мужество», «Самопожертвование», «Справедливость», «Враг» и др.),
- доминанта духовной гармонии и фронтового братства (ключевые концепты «Дом», «Мать», «Любимая», «Дружба»).
Названные доминанты могут быть представлены в разных песенных текстах, служа
объединяющим, организующим их началом, либо сойтись в одной песне, определяя ее емкое, многоаспектное содержание.
Первая доминанта обобщенно выражена в наличии в текстах местоимения «мы». Это присуще большинству песен о войне: Двадцать второго июня / Ровно в четыре часа / Киев бомбили, нам объявили, / Что начала-ся война... (Двадцать второго июня). С одной стороны, война - событие, которое каждым ее участником воспринимается и глубоко переживается по-своему, не случайно говорят: «война у каждого своя». Но с другой стороны, в песенных текстах запечатлен коллективный образ войны, представлено ее восприятие рядовыми участниками событий.
Приведем в качестве примера текст военной песни из солдатского песенника начала ХХ века, отражающий настроения Первой мировой войны: На взморье мы стояли / На германском бережку / На взморье мы смотрели / Как волнуется волна / Не туман ли с моря всходит / То сильный дождичек шумит / Посулился цар(ь) германской / Русско войско победит(ь) /Вреш(ь) ты вреш(ь) ты враг германец / Тебе русских не побить / У России войска много /Русский любит угостит(ь) / Угостит свинцовой пулей / На закуску стальной штык / Штык стальной четырехгранной / Груд(ь) германскую пронзит (На взморье мы стояли) [15. С. 435]. В этом тексте, как видим, воспроизводится традиционная символика моря, тумана как предвестия беды, а также восходящий еще к историческим песням мотив «угощения». Ясно выражен в этой песне и образ врага (враг-германец), который не детализируется, но вызывает однозначную оценку у поющих. Как свидетельствуют записи, аналогичный текст исполнялся и в годы Великой Отечественной войны: На взморье мы стояли, / На российском берегу, / Долго-долго мы смотрели, / Как волнуется река. / Не туман с моря поднялся, / Нет, не дождик моросил. / Из-под этого тумана / Враг-германец выходил... (На взморье мы стояли) [12. С.349].
Сходным образом раскрывается отношение к врагу в другой песне начала века: Пойдем вперед ребята / Помощник с нами Бог / Собьем мы супостата / И впух их разобьем <...> Пришли на те поляны / где кров(ь) лилас(ь) рекой /Где русские дружины / Дралис(ь) за Край родной <... > Уж пушка вестовая / О смерти говорит / А пуля роковая /Нас с жизнью примирит (Полночь наступает). В конце песни от
коллективного «мы» текст переходит к личному: Прощай моя невеста / Родительский мой дом /Мне к вам не воротит(ь)ся / Свинец свистит кругом. Так сдержанно, скупо, без лишней экзальтации в песне выражена решимость солдат умереть за родину. И личное здесь неотделимо от общего.
Обращает на себя внимание, что в подавляющем большинстве песенных текстов ХХ века образ войны рисуется через описание огня, горящих домов, дыма пожарищ и пепелищ: Горит земля, охваченная дымом, / Объята Родина войной (Горит земля, охваченная дымом); Родина послала в бурю огневую (Слушайте, отряды, песню фронтовую); Не боимся мы ни пули, не огня, / Кровь геройская лилася, как река (Из-за лесу, из-за гор); Задымился алый горизонт (Катюша, переделка); Через реки, годы и долины, / Сквозь пургу, огонь и черный дым / Мы вели машины. / Объезжая мины, / По путям-дорогам фронтовым (Дорожка фронтовая); Эх, тридцатьчетверка и грозный КВ, / Как брат и сестренка, идут по траве, / Сквозь темные чащи, сквозь пламя идут, / Забытое счастье планете несут (Сердце танкиста); С «лейкой» и блокнотом, / А то и с пулемётом / Сквозь огонь и стужу мы прошли (Песенка военных корреспондентов); Вьется пыль над сапогами - степями, полями, / А кругом бушует пламя / Да пули свистят (Дороги).
Именно пожирающая сила огня, несущая разрушение, боль и смерть, становится в песнях символическим выражением войны. На эту значимую особенность репрезентации концепта «война» в русской культуре обратила внимание В. А. Маслова, посвятившая этой теме часть своей книги [11]. В метафоре огня символ и реальность слились воедино.
Важно отметить, что упоминание дыма и пожарищ в песенных текстах необходимо не само по себе: на этом фоне четче, рельефнее проступает величие солдата, его мужество перед лицом смертельной опасности. В песнях воссоздается обобщенный образ воина и через него всей страны, не дрогнувшей в час тяжелых испытаний: Взлетает земля и клубится как дым / И грохот звучит не смолкая / Но молча живыя пред смертью стоят / И знамя их поднято гордо / Не дрогнет наш русский великий солдат / И натиск врага встретит твердо (Ревет и грохочет мортира вдали).
Традиционно в лирических песнях о войне используется образ дома, актуализирующий «свое», привычное, «близкое» пространство:
В атаку стальными рядами / Мы поступью твердой идем. / Родная столица за нами, / За нами родимый наш дом (Песня защитников Москвы); Пробьет победы час, придет конец похода, / Но прежде, чем уйти к домам своим родным... (Песня артиллеристов).
Под разными названиями в сборниках песен военных лет и современных региональных сборниках содержатся тексты, воспроизводящие один и тот же сюжет - возвращение в родной дом отца и сына: На горе стоит избушка, / Избушка та мала. /Во той малой избушке, / Там вдовушка жила. / Пришли к ней два товарщиа, / Просились ночевать: / «Любимая хозяюшка, / Пусти нас ночевать». / «Я печку не топила / Гостей я не ждала. /Я в поле работала /Домой поздно пришла». В одном из вариантов этой песни, записанных на Южном Урале, есть строка, указывающая на старинный ее характер: Давно ль, давно ль, хозяюшка, давно ль ты вдова? - / В двенадцатом годочке была сильна(а) война (имеется в виду 1812 год) [6. С. 43]. В фольклорном сборнике, посвященном Великой Отечественной войне, зачин песни несколько другой: Там солнце закатилось / За темные леса / Где птахи песни пели / На разны голоса. / В одной, в одной деревне / Там вдовушка жила, / Пришли к ней два героя, /Просились ночевать... [12]. Узнавание героев, по традиции, происходит в конце и оказывается главным переживанием этой песни: «Встречай, встречай, хозяюшка, / Ты мужа своего. / Прижми к сердцу поближе / Сыночка своего!» / «Я мужа не узнала, / Он сильно стал седой, /А сына не узнала, /Какой он стал герой» (Там солнце закатилось).
Слезы в песнях выступают символом бесчисленных страданий в годы войны: Повстречали - огнем угощали. / Навсегда уложили в лесу. / За великие наши печали, / За горючую нашу слезу (Ой, туманы мои, растуманы); Я на подвиг тебя провожала, / Над страною гремела гроза. / Я тебя провожала / И слезы сдержала, / И были сухими глаза (Я на подвиг тебя провожала); Бьет фашистский сброд Украина-мать / Партизанкою по Днепру, / Скоро выйдет вновь сыновей встречать, / Слезы высохнут на ветру (Песня о Днепре).
Таким образом, концепт «Война» в русском песенном фольклоре вербализуется с помощью разветвленной системы образных средств. Благодаря синтезу в песне музыкального и вербального компонентов эти образы воспринимаются и переживаются как глубоко личные, но при этом неотделимые от представлений об
общей судьбе, война предстает в песнях как «социально-личностное событие» [16. С. 66]. В целом песенный текст в художественной форме транслирует знания о войне через призму национальных ценностей, через особенности русского понимания и интерпретации мира.
Список литературы
1. Аникин, В. П. Русское устное народное творчество : учебник. М., 2011. 726 с.
2. Валиахметова, Т. А. Народные песни Южного Урала / Т. А. Валиахметова, А. В. Глинкин; отв. ред. Е. И. Голованова. Троицк, 2008. 248 с.
3. Глинкин, А. В. Песни оренбургских казаков: старые и новые записи / А. В. Глинкин, А. И. Лазарев. Челябинск, 1996. 266 с.
4. Голованов, И. А. Фольклорное сознание как особый тип художественного освоения действительности // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2009. № 22 (160). С. 43-47.
5. Голованова, Е. И. «За себя и за того парня...»: ментальные проекции Великой Отечественной войны в крылатых словах и выражениях / Е. И. Голованова, М. А. Потапчук // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2012. № 13 (267). С. 29-33.
6. «За Уралушкой огонечек горит.»: Песни казачьих поселков Южного Урала / сост. А. Г. Серов. М. ; Магнитогорск, 2007. 312 с.
7. Кравцов, Н. И. Русское устное народное творчество : учебник / Н. И. Кравцов, С. Г. Лазутин. М., 1983 448 с.
8. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 2-е изд. Л., 1971. 414 с.
9. Лопатин, Н. М. Русские народные лирические песни / Н. М. Лопатин, В. П. Прокунин. М., 1956. 458 с.
10.Любовь-песня: Народные песни Южного Урала / сост. А. В. Глинкин, А. И. Лазарев. Челябинск, 1999. 191 с.
11.Маслова, В. А. Когнитивная лингвистика : учеб. пособие. Минск, 2004. 256 с.
12.Песни военной поры // Из первых уст. Великая Отечественная война глазами очевидцев / сост. А. В. Кулагина, Л. Ф. Миронихина, Г. А. Шепелев. М., 2010. С. 349-388.
13.Русская народная поэзия. Лирическая поэзия : сб. / сост., подгот. текста, предисл., коммент. Ал. Горелова. Л., 1984. 584 с.
14.Русские народные песни : сб. / вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. А. Н. Розова. Л., 1988. 464 с.
15.Солдатский песенник Михаила Андреевича Круглова // Налепин, А. Л. Два века русского фольклора: Опыт и сравнительное освещение подходов в фольклористике Росии, Великобритации и США в Х1Х-ХХ столетиях. М., 2009. С. 429-454.
16.Эмер, Ю. А. Концепт «война» в современном песенном фольклоре: когнитивно-дискурсивный анализ // Вестн. Томск. гос. ун-та. 2012. Сер. Филология. № 4 (20). С. 58-67.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 37 (328). Филология. Искусствоведение. Вып. 86. С. 137-139.
С. Ю. Двинина
ВРЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматриваются особенности художественного исторического дискурса постмодернизма. Приводятся различия в восприятии времени в разные эпохи, обсуждается взаимосвязь времени и движения, исследуется влияние пространственной ориентации на репрезентацию категории времени.
Ключевые слова: художественный дискурс, категория времени, темпоральная концептуализация, когнитивные модели времени.
Со второй половины XX века историческое знание начинает подвергаться критике: осознание того, что история может ошибаться, порождает в искусстве как интерес к «частной» истории, так и создание альтернативной истории, криптоистории. Правдивость и ложность исторического прошлого теперь не являются критерием оценки, а художественное произведение считается единством, напоминающим фразеологизм [1. С. 51].
Писатели постмодернизма пытаются осмыслить, как «настоящее» превращается в «прошлое», то есть в историю. Проблема времени становится одной из основных тем исследования. Вводится идея «вечного настоящего», когда «прошлое, настоящее и будущее сосуществуют в едином временном акте» [1. С. 62]. Другими словами, нет преемственности эпох, нет поступательного движения времени, есть только всеобъемлющее время как часть непрерывного пространственно-временного континуума. Широкое распространение получает идея о существовании бесконечного количества потенций в каждой точке исторического процесса: «настоящее» неотделимо от «прошлого», реализация определенного события приводит именно к этой реальности, а не к какой-то другой, существующей в потенции.
На протяжении всей истории человечества разными народами время воспринималось по-разному: в нем видели и бесформенную, вечную субстанцию, и циклическую последовательность. Лишь позднее в сознании людей течение времени приобрело линейные черты, а затем и векторное направление [3. С. 105]. Современные исследования указывают на циклично-линейное восприятие времени как в русском, так и в английском языках [4].
Революцией в понимании времени стала теория относительности А. Эйнштейна, где время неразрывно связано с пространством. Специальная теория относительности говорит о возможности единого времени только в данной инерциальной системе отсчета, где все свободные тела движутся прямолинейно и равномерно. Значит, в разных «мирах», с разными системами отсчета, время будет течь по-разному. Общая теория относительности постулирует кривизну пространства-времени с присутствующей в нем инородной материей, другими словами, если отдельный «мир» испытывает влияние другого «мира», то пространство-время в нем искривится.
Данная теория находит свое воплощение и в литературе. Точка зрения, что время, как и пространство, не ждет своей очереди, чтобы «произойти», а находится здесь, рядом, поблизости,
