CC BY
148Сергеи Мохов MA in public history Издатель и главный редактор «Археологии русской смерти» Сооснователь проекта «Последние 30» last30.ru
Сфера научных интересов: death studies memory studies городские кладбища grief and mourning стихийная обрядность
«Вот и еще один безымянный лег в мерзлую землю»: похороны и телесность в ГУЛАГе
«Детское кладбище в Коми поселке Красный Яг (на левом берегу р. Печора, в 10 км от г. Печора), на котором хоронили детей, умерших в Красно-Ягском Доме младенца...
В лагерном доме младенца насчитывалось до 200 детей в возрасте до 3 лет. В 1953 лагерь начали расформировывать. Площадь кладбища — около 1900 кв.м, границы не обозначены, могилы прослеживаются холмиками и провалами. Захоронения индивидуальные, в основном это — ц детей, умерших в доме младенца в 1946-1954; ближе к дороге имеется несколько могил жителей поселка.
Всего на территории кладбища в наши дни сохранилось около 90 могил. Несколько могил уничтожено в 1960-1980-е годы в ходе дорожно-ремонтных работ. Кладбище не имеет официального статуса, благоустройство территории не проводилось, ухода за могилами нет»1
Система исправительных лагерей, созданная в СССР в 1920-х гг., просуществовала почти 40 лет. ГУЛАГ объединял около 500 колоний, 523 лагерных управления и почти 30 тысяч различных мест заключения по всей стране2. За время существования ГУЛАГа было осуждено и прошло через него более 20 миллионов человек. Лишь за короткий пятнадцатилетний период с 1940 по 1955 год было осуждено 10 миллионов человек3.
Многие из осужденных навсегда остались в лагерях — умерли от болезней, невыносимых условий содержания, были расстреляны. По официальным данным из открытых источников, смертность в лагерях системы ГУЛАГ достигала около 15-17%4. По мнению А. Вишневского, смертность в ГУЛАГе не поддается четкой оценке, но она явно была выше, чем смертность вне стен лагерей, в 5-6 раз5. Таким образом, за все время работы ГУЛАГа в нем погибло несколько миллионов человек, тела которых, как правило, не подлежали выдаче родственникам и были захоронены на территории лагерных кладбищ.
Несмотря на столь впечатляющие масштабы числа погибших, сохранилось достаточно мало информации о том, как выглядел обряд захоронения в лагерях систе-
1 Виртуальный
музей ГУЛАГА http://
www.gulagmuseum.
org/showObject,do?
object=47741&lang
uage=1
2 ГУЛАГ.
История создания. <http://bibliotekar. ru/gulag/l3.htm> (дата обращения 02.08.2015).
3 Вишневский А. Лагеря, колонии и тюрьмы // Демоскоп Weekly. 2007. № 313-314. <http://demoscope. ru/weekly/2007/0313/ tema03.php>
(дата обращения 02.08.2015).
4 Документ № 103. Справка о смертности заключенных в системе ГУЛАГа за период 1930-1956 гг. // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). 1918-1960. Составители: А.
И. Кокурин, Н. В. Петров. М.: МФД, 2000. С. 5-13.
мы ГУЛАГ. Бывшие кладбища пребывают в запустении, часто оказываются разрушенными. В большинстве случаев невозможно даже установить приблизительные границы бывшего кладбища, точное количество и поименный список захороненных6. На одном из кладбищ ИТЛ «Полянский» из 250 могил можно идентифицировать только два захоронения, на остальных памятные надписи невозможно прочесть7.
Формат и место захоронений, правила выдачи тела сильно варьировалось от лагеря к лагерю, не являлись едиными и зачастую зависели от местного лагерного руководства. На процедуру захоронения оказывали влияние погодные условия, ландшафт, статьи, по которым были осуждены заключенные, размер лагеря и уровень смертности в нем. Например, в небольших лагерях средней полосы России у родственников была возможность получить тело умершего и захоронить его в выбранном месте. В то же время в дальних северных лагерях заключенных хоронили в снег без опознавательных знаков, что делало невозможной их дальнейшую идентификацию.
В статье предпринята попытка реконструкции отдельных элементов похоронного обряда заключенных. В качестве эмпирического материала выступили дневниковые записи бывших узников ГУЛАГа, их воспоминания и заметки, доступные в архиве ПЦ «Мемориал». С полным списком дневников можно ознакомиться в приложении.
К сожалению, не удалось найти глубоких и насыщенных описаний, которые позволили бы систематизировать и унифицировать похоронный обряд в ГУЛАГе. Первоначально это создало серьезные проблемы для выполнения исследовательской задачи, однако в ходе проработки эмпирической части подобного рода скудость материала позволила взглянуть на проблему сквозь новую оптику.
Дело в том, что похоронный обряд в СССР подвергался серьезной трансформации на протяжении всего XX века. Высокий уровень миграции, разрушительная война, новые правила захоронений оказали системное
5 Вишневский А. Демографические потери от репрессий // Демоскоп Weekly. 2007. № 313-314. <http:// demoscope.ru/ weekly/2007/0313/ tema06.php> (дата обращения 02.08.2015).
6 Виртуальный музей ГУЛАГ. Некрополь. <http:// www.gulagmuseum. org/showObject.do? object=242185&view Mode=D_135887&lin k=1&language=1>.
7 Железногорский ГУЛАГ <http://www. tipazheleznogorsk. narod.ru/ghk11. html>.
влияние не только на внешний вид кладбищ, но и на сам обряд. Тело как субъект похоронного обряда было частично исключено из процесса8. Это привело к серьезному упрощению похоронно-поминальных практик.
В случае похорон в ГУЛАГе, как это может показаться при первичном анализе приведенных ниже материалов, тело также исключается из похоронного обряда. Однако, как это будет показано ниже, подобного рода исключение и другие манипуляции с телом заключенного имеют другую природу и являются репрезентацией сильного властного механизма.
в Соколова А. «Похороны без покойника»: трансформация традиционного похоронного обряда // Антропологический форум. 2011. № 15. С. 187-204.
^^^■Бдихотомической фуконианской ^^^^^■паре «тело — власть» находится теоретический ключ к пониманию того, им |у П111ПП11 так выглядели ^^^^^^^^Нпохороны в ГУЛАГе
В ходе работы над эмпирическим материалом, я предположил, что именно в дихотомической фукони-анской паре «тело — власть» находится теоретический ключ к пониманию того, почему именно так выглядели похороны в ГУЛАГе.
Телесность
Тело в фокусе «нормального — ненормального» является одной из старейших философских проблем. Древние греки описывали нормы и образцы телесной красоты и уродства. Однако как атрибутивная и социально конструируемая проблема «нормального — ненормального» тела появилась только в начале XX века.
Э. Гуссерль расценивал дискурс «нормативного — ненормативного» тела через оптику повседневности, которая опосредована социальностью9. Социальные исследователи начинают представлять общество спо-
э Суковатая В. Другое тело: инвалид, урод и конструкции дизабилити в современной культурной критике // Неприкосновенный запас. 2012. № 3 (83). <1ппр:// magazines.russ.ru/ nz/2012/3/s7.html> (дата обращения 01.08.2015).
собным конструировать образы того, что является нормальным, а что нет, и, соответственно, распространять на эти конструкции определенные правила и практики. Таким образом, легитимируется потенциал насилия по отношению к «анормальным» группам населения.
В феноменологии проблема «Другого» связывается главным образом с именем Э. Левинаса, которого увлекает вопрос этического конституирования и отношения между «я» и «другими». Он продолжает мысль Э. Гуссерля, который писал об этом в «Картезианских размышлениях».
В современном обществе, по мнению американского теоретика Роберта Мерфи, прекрасное, здоровое тело является необходимым и видимым маркером социального успеха. В. Суковатая пишет, что «это воплощение «американской мечты»; в то время как ненормативное тело — это обратная сторона категорий «успеха» и «благополучия», которые включают не только «экономический успех», но также «романтическую любовь» как часть социального успеха»10.
Французская философия второй половины XX века выдвигает тезис, согласно которому, отныне манипуляции с телесностью стали проявлением властных механизмов. С помощью тела и его репрезентативной атрибутивности стало возможным политическое (властное) управление — от эксплицитных практик до практик подчинения и унификации.
В этом контексте тюрьма становится гипер-власт-ным механизмом контроля над телом «другого». Апробируется не только возможность регулировать внешний вид заключенного, распорядок дня, питание, ограничение передвижения, но и проявлять акты насилия над его телом. Нарушение закона как посягательство на «тело короля» или «тело государства» несет симметричный ответ — физическое страдание, контроль над телом преступника.
Какое место занимает «тело» в системе устройства микро-мира ГУЛАГа?
Человек, помещенный в жесткие условия выживания, начинает мыслить довольно простыми категориями, связанными с попытками улучшения внешних
Суковатая В. Другое тело: инвалид, урод и конструкции дизабилити в современной культурной критике // Неприкосновенный запас. 2012. № 3 (83). <1ппр:// magazines.russ.ru/ nz/2012/3/s7.html> (дата обращения 01.08.2015).
условий, которые помогали бы ему хоть как-то поднять личностный статус. Эти категории: еда, сон, труд, наказание. Все, что связано с первичными физиологическими потребностями и безопасностью человека.
Именно тело и телесная атрибутивность становятся главными темами дневниковых записей бывших заключенных. «Фитиль» — человек, который умирает. «Доходяги», «обрубки» наполняют бараки. Упрощенная социальная стратификация лагеря начинает выстраиваться вокруг телесности, вокруг физической силы и способности отстаивать себя и свое право на жизнь. Очевидно, что в таком контексте изменяется и право человека на смерть.
Фактически в этом контексте происходит помещение тела в дихотомическую пару «нормальное — ненормальное» с дальнейшим эстетическим обесценивание тела как такового. Нормальное тело — это функциональное тело, способное к жизни. Эстетика и этика уже не играют роли: лагерная логика тоталитарной рациональности делает его всего лишь инструментом.
Е Казалось бы, мертвый человек жет быть субъектом властных отношений. Однако мы видим, что даже после своей биологической ^^■^^■смерти человек не обретает ^Иправо на смерть символическую
Лагерная власть над телом — это власть над телом врага, плохим телом. И поэтому отношение к нему подобающее. Оно не заслуживает уважения как тело «чистого» человека. Тело оказывается после смерти никому не нужным. Это не сакральное, символически наполненное действие — «смерть». Теперь это просто окончание функционирования — «другое тело» является уязвимым телом.
Казалось бы, мертвый человек не может быть субъектом властных отношений. Однако мы видим, что
даже после своей биологической смерти человек не обретает право на смерть символическую. Его тело стигматизируется в коллективном представлении и исключается из общности живых путем технической утилизации.
Похороны, тело, кладбище и снова тело
В рассмотренных материалах описания похорон занимают сравнительно небольшое место. Из дневников мы узнаем, что похороны — это не какое-то особое событие в лагерной жизни. Это событие каждодневное, определенный элемент повседневности, который максимально подчинен рациональности и функциональности лагерного выживания.
Покойники всегда голые, или в одежде, которая уже никогда и никому не понадобится. Ни о каком парадном виде или хотя бы этически допустимом («не-голом») речи не идет. Лагерные правила жестоки и бесчеловечны даже по отношению к уже мертвым и «неопасным» врагам. В приведенном воспоминании мы видим, как описывается один из случаев глумления над трупом. Само описание звучит как фольклорный текст, устоявшаяся практика:
«Покойника заносили на зону через проходную на носилках, совершенно голого, в чем мать родила. Одежду и белье, какое было, снимали еще в морге. На ноге или на шее болталась бирка деревянная с номером заключенного. Фамилия не указывалась.
Дежурный вахтер сверял направление для выноса трупа в зону с сопроводительными документами. Затем брал тяжелый молоток на длинной деревянной ручке и с силой бил покойника по голове со словами «Это тебе последняя печать на лоб, чтобы живого никого за зону не вынесли»11.
О такой же практике рассказывал и бывший заключенный из Эстонии. Тело умершего подвергались схожей процедуре осквернения при выносе его за пределы зоны. После этого мертвые тела складывали по другую сторону реки.
11 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. ип. 3. Д. 1 8. ГурскиИ.
Покойников обычно вывозили и хоронили безымянными, не указывая фамилии, только личный номер, записанный химическим карандашом на деревянной дощечке — метровом колышке.
У заключенных отбиралось право на имя и фамилию — только номер. Даже умерев, бывший узник не приобретает возможности быть похороненным под своим гражданским именем. Умирая, он заново «обретает» свою телесность, но всего лишь как деталь механизма, которая утратила функциональность.
Труп, мертвое тело -
это всегда проблема для лагеря
Труп, мертвое тело — это всегда проблема для лагеря. Оно уже бесполезно, «оно мешается» и требует дополнительной работы и каких-то действий по отношению к себе. Мертвое тело разлагается, создавая опасность массовых инфекций, мертвое тело требует утилизации. Захоронение — это всегда лишние занятые руки, лишние «трудочасы». Даже несмотря на то, что дело поставлено на поток:
«Недалеко от нашего лагеря находился самый большой прииск «Большевик». На нем находилось почти 10000 заключенных. Из них много истощенных, впоследствии чего увеличилась смертность. И была создана бригада из заключенных, которая занималась похоронами. Но в условиях вечной мерзлоты для похорон необходим был аммонал чтобы взорвать почву для ям. Администрация прииска аммонал не давала, мотивируя это тем что аммонал нужен для производственных целей. А не для захоронений. Но администрация лагеря протестовала, требуя аммонал для захоронений. В итоге его дали, но очень мало совсем.
Из-за этого и из-за халатности бригады, которая занималась похоронами, ямы для захоронений были очень маленькие. И весной обнаружилась страшная картина: во многих местах из-под снега и земли торчали руки, ноги...»12.
12 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп.1. Д. 50. Гросман А.Г.
Этическая сторона торчащих из-под снега тел не беспокоила администрацию — главное, чтобы не было инфекций. Кладбище отныне — это лишь место утилизации, способ избавления от тел. Это не ритуал и не символически наполненное действие. Смерть — это повседневное дело. И она не требует памяти, не требует времени. Чем быстрее песок и мерзлая земля уничтожит свидетельства страшных преступлений, тем лучше:
Смерть - это повседневное дело
«Хоронили недалеко от лагеря в общей могиле по 15-20 человек. Кстати говоря, в связи с недостатком одежды, трупы хоронили без белья, просто укладывая или сбрасывая их в могилы и засыпая мерзлой землей. Поверху могилы устанавливали высокую палку, на которой чернильным карандашом писали столбиком фамилии умерших и зарытых. Правда, указатель этот был крайне недолговечен. Он быстро исчезал, и никто не интересовался, кто и где похоронен.
Гулаг не давал никаких известий о месте и времени умерших. Только мы, живые свидетели лагерной трагедии, еще могли написать кое-что родственникам и рассказать об увиденном и пережитом погибшими»13. 13 Фонд ПЦ Мемо-
Очевидно, что сами заключенные как-то пытались рационализировать то, что с ними происходит — описать, понять и как-то бороться с этим. Это касается тех заключенных, кому смерть представлялась важной частью их земной жизни. Например, описываются случаи, когда священник, сам являющийся заключенным, вел учет погибших, очевидно придавая своей деятельности большое значение:
«Как живой еще свидетель и участник многих лагерей я могу смело утверждать, что не менее 90% заключенных, измученных непосильным трудом, голодом и холодом остались лежать костьми безымянных мучеников. Те немногие установленные деревянные планки на братских могилах по 20-30 человек с фамилиями погибших давно исчезли, как исчезли и архивы НКВД.
£
риал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 7. Бажанов И.Н.
А ведь только на реке Саме в лагере на 3 тысячи человек хоронили в братских могилах по 30 человек в день. Помню, как один священник в 1938 году вел учет тайно всех умерших. И записывал цифры в тетрадь. За февраль 1938 года умерло более 400 человек»111.
«Так кто же ответит за курганы мертвецов близь Базстроя? За горы неубранных трупов зимой с торчащими руками и ногами?За всех погибших невинно так страшно и мучительно?
Не прав был ли я, когда в 1940 году предложил руководству лагеря установить близ реки Самы памятник неизвестному погибшему заключенному?Руководство только обругало меня назвав мои предложения контрре-волюцией»15.
Смерть в лагере представляется его повседневностью, хотя «мертвым уже не помочь, но для себя ты ждешь лучшей судьбы». Никто не хочет быть погребенным в безымянной общей могиле, среди других мертвецов, сваленных в одну кучу:
«Антонин Осипович Панкрышев он очень долго держался, но . и он мне все время говорил, знаешь я ни о чем не мечтаю, я только мечтаю вот за этой проволокой умереть за этой проволокой, я уже никогда никуда не вернусь.
У него отекли ноги, он ходил в такой шапочке черненькой, в ермолке в такой. Ну мы все были обтрепанные, обмундирования нам не давали, а так вот я даже не знаю откуда на нем она взялась.
И взялся френч, немецкий такой френч вот с убитых, с мертвых немцев сдирали все это и давали в лагерь... Никакого белья, вот френч этот и все... В нем и похоронили»16.
Умерших не всегда даже хоронили в земле. В условиях севера это крайне сложный и трудоемкий процесс. Описываются случаи захоронения в снег, по сути — трупы просто бросались в тайге:
«Крепчали сибирские морозы, снегом завалило все вокруг. В бараке было очень холодно. В тесноте и грязи развивалась вшивость. В канун нового 1943 года появились первые тифозные, а к концу января уже весь лагерь болел. Закоченевшие тела еле успевали вытаскивать за территорию зоны и закапывать в снег»17.
14 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 7. Бажанов И.Н.
15 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 3. Д. 57. Семакин Н.К.
1® Фонд ПЦ Мемориал. Ф.2. Оп. 2. Д. 88. Скачков П.Е.
" Фонд ПЦ Мемориал. Ф.2. Оп. 2. Д. 88. Скачков П.Е.
Или же хоронили в промерзлую землю, слегка прикрыв тем, что успели нарыть. Несли же труп не всегда даже в гробу, но иногда и просто в мешке. Тело не требует этического к себе обращения, главное его «переместить»:
«Хоронили М.М. на кладбище для зеков. Хоронить заключенных полагалось голыми, и я за то, что не снял с него нижнего белья был сильно отруган на вахте начальником лагпункта и с обещанием вычесть из моей зарплаты стоимость белья. Зарплату я, к слову, никогда вообще и не получал.
Умерших заключенных голыми запихивали в мешок, привязывали двумя концами к палке, два зека несли мешок, положив палку на плечо. У могилы, которая была выкопана неглубоко. Зимой особенно — когда почва была сильно промерзлая. У могилы мешок развязывали, сбрасывали в яму труп и засыпали как попало землей. В холмик вколачивали табличку с номером. И все»'8.
18 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 3. Д. 57. Семакин Н.К.
Подобные кладбища — это не мемориальные парки, а всего лишь места утилизации
Если придерживаться строгой коннотации, то места захоронения заключенных не были кладбищами в прямом смысле слова, они не выполняли коммеморативной функции для тех, кто их создавал и уж тем более для потенциальных посетителей. Подобные кладбища — это не мемориальные парки, а всего лишь места утилизации. Это своеобразные склады мертвых тел, на которых таблички с фамилиями, а чаще номерами, не всегда имели четкую цель установки. Очевидно, причины их установки кроются в необходимости лагерной отчетности:
«Никто и никогда точно из нас не знал цифры похороненных на «седьмом лагпункте» — кладбище. Данные об этом содержались в строжайшем секрете, а территория кладбища была совершенно закрыта для чего-либо доступа. Приезжавшие в Абезь родные умерших не допускались туда и получали распоряжение немедленно
покинуть Абезь. Старые лагерники, находившиеся тут со времени постройки железной дороги утверждали что на седьмом пункте погребено 10-11 тысяч человек. Во всяком случае это был самый населенный лагпункт...
Мы никогда не знали даже в какой стороне оно находится. Те, кто занимался рытьем могил рассказывали нам под большим секретом что это большое гладкое поле, усеянное табличками в номерами заключенных»19.
Когда в подобном «утилизационном процессе» появляются гроб и вообще что-то похожее на похороны, отношение к телу от этого не меняется. Заключенные понимают, что это не нормально, это не так, «как хотелось бы им». Отсюда и фраза «хоть похоронить по-человечески». Но тело по-прежнему отстранено и чуждо. Ты больше не контролируешь его, тебе принадлежат лишь обрывки сознания и попытка остаться человеком в этих условиях:
« — Собирайся, поедешь могилу рыть
— Кому?
— Володька Москва помер.
— Копать один буду?
— Сапожник едет, портной едет, я еду.
... Они, оказывается, как узнали о смерти Володьки:
— Поезжай, Похорони хоть по-человечески, — наставляли патриархи воровского мира.
Нас посадили в кузов, один конвоир в кабину, двое в кузове, лицом к нам. Мы на полу. Машина скачет... Подъехали к нашему строй участку, там, оказывается, уже гроб сколотили. Конечно из сырых неструганных досок.
— Смотри-ка, в гробах стали хоронить.
— Так потому что на горбольницы и на городское кладбище. К неудобству нашей поездки скачущий гроб.... Тут машину подбрасывает и мы падаем на гроб и он рассыпается. Кое как собрали.
...Въехали в город, подъезжаем к горбольнице... Пока конвой ходил, успели две бутылки у водителя купить. Заходим в морг, занесли неструганный гроб. Нашли тело, лежит голый.
— А где одежда, его же одетым привозили!
13 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 139. Шур С.П.
— Не знаю ничего, его таким привезли, — говорит старушка, сторож.
Переложили труп, кое как заколотили крышку гроба. Едем в машине, тряска, приехали на кладбище. Конвой орет — снимай!Подтащили гроб к открытому заднему борту, гроб наклонился и тут из него как польется черная кровь. Растрясло видимо пока ехали. Еле успели отскочить.
Могилу выкопали быстро.
— Прощай Володька Москва! Пусть земля тебе будет пухом!
— Мать то его знает или как?
— Должны написать. Конвой орет:
— Давай закапывай быстрее! Так и похоронили»20.
Среди тех заключенных, кого в случайном порядке иногда привлекали для осуществления захоронений, осуществлялись попытки сделать что-то похожее на известную церемонию прощания, когда произносились слова, больше похожие на исповедь:
«Мы должны были пойти на базу, взять там лошадь с телегой и гроб. Уложить в него покойника и отвезти его на кладбище и похоронить. На обочине кладбища, на отведенном для лагеря месте.
Мы закопали, сделали как и положено холм, а старик оборонив слезу сказал:
«Вот и еще один безымянный лег в мерзлую землю, а где то его ждет мать, жена и даже дети. И в этот самый час, возможно, склоняясь над бумагой пишет ему письмо, роняя горячие слезы. А он его никогда не прочтет. Она его никогда не дождется, не узнает, где он, где его могила. Такая судьба, видимо, ждет и нас».
Когда мы вернулись на базу, первый вопрос был: — где гроб?Мы сказали, что там же где и покойник. Гроб оказался прокатным и в нем нельзя было хоронить. Он был нужен только чтоб проехать через вольный поселок.
Хоть нам и крепко досталось за потерю гроба, мы были рады, что хоть кого-то похоронили по-человече-ски»21.
20 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 113. Сосновский В. Л.
21 Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 2. Д. 59. Лирущук К. П.
Вместо заключения
Помимо письменных свидетельств, удалось изучить и визуальные источники, на которых фиксируются следы памятных знаков на подобных «кладбищах». По ним становится ясно, что похороны в колоссальной системе лагерей, распространенных по всему огромному СССР, отличались друг от друга. В небольших лагерях, где количество содержащихся заключенных было сравнительно невысоким, виды похорон и формы кладбищ были более вариативны. И наоборот — чем выше уровень смертности и, соответственно, количество трупов, чем тяжелее были условия содержания, тем больше похороны напоминали поспешную утилизацию. Поэтому при попытке унификации лагерных похорон необходимо учитывать разные условия содержания и очевидно возникающие с этим допустимые границы вариативности.
Однако центральным предметом для данной небольшой работы было выбрано «тело» и отношение к нему в системе лагерей и вообще при тоталитарном режиме: очевидно, что тело не принадлежит человеку, тело — это часть лагеря. Оно подчиненно строгой функциональности, работе, наказанию.
Изучаемые практики не являются похоронами как таковыми. Это абсолютно пустые действия, лишенные символизма, смысла, без изначальной коммеморативной составляющей. Это именно сухая утилизация сломавшихся механизмов
«Тело врага» предполагает особое восприятие — оно не такое, оно другое, оно не имеет никаких прав, в том числе и на погребение и память. Именно поэтому похороны в ГУЛАГе приобрели вид, описанный выше —
захоронение в ямы, в снег, без гроба, без одежды, без надгробия и без какой-либо другой символически нагруженной атрибутики.
Изучаемые практики не являются похоронами как таковыми. Это абсолютно пустые действия, лишенные символизма, смысла, без изначальной коммеморатив-ной составляющей. Это именно сухая утилизация сломавшихся механизмов. И самое очевидное, что условия содержания были таковы, что для большинства заключенных вопросы выживания оказывались куда важнее и стояли на первом месте, нежели вопросы погребения и прощания, как и вопросы символизма вообще. Смерть и погребение становились частью социальной действительности, лишь в некоторые моменты, прорывая ткань повседневности и заставляя узников рефлексировать на эту тему, — когда хоронят друга, когда сам работаешь в похоронной бригаде и зарываешь в снег очередного безымянного. Очевидно, что все ушедшие в мерзлую сибирскую землю заслуживают не только реабилитации, но и права на память.
Источники и литература
Rugg J. Defining the place of burial: what makes a cemetery a cemetery? // Mortality. Vol. 5 № 3. 2000. P. 259-275.
Вишневский А. Лагеря, колонии и тюрьмы // Демоскоп Weekly. 2007. № 313-314. <http://demoscope.ru/weekly/2007/0313/tema03.php> (дата обращения 02.08.2015).
Вишневский А. Демографические потери от репрессий // Демоскоп Weekly. 2007. № 313-314. <http://demoscope.ru/weekly/2007/0313/tema06.php> (дата обращения 02.08.2015).
ГУЛАГ. История создания. <http://bibliotekar.ru/gulag/13.htm> (дата обращения 02.08.2015).
ГУЛАГ (Главное управление лагерей). 1918-1960. Составители: А. И. Кокурин, Н. В. Петров. М.: МФД, 2000. 416 с.
Соколова А. «Похороны без покойника»: трансформация традиционного похоронного обряда // Антропологический форум. 2011. № 15. С. 187-204. Суковатая В. Другое тело: инвалид, урод и конструкции дизабилити в современной культурной критике // Неприкосновенный запас. 2012. № 3 (83). <http://magazines.russ.ru/nz/2012/3/s7.html> (дата обращения 01.08.2015).
Архивные материалы
Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 3. Д. 18. Гурский. Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп.1. Д. 50. Гросман А.Г. Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 7. Бажанов И.Н. Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 3. Д. 57. Семакин Н.К. Фонд ПЦ Мемориал. Ф.2. Оп. 2. Д. 88. Скачков П.Е. Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 139. Шур С.П. Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 1. Д. 113. Сосновский В. Л. Фонд ПЦ Мемориал. Ф. 2. Оп. 2. Д. 59. Лирущук К. П.
