CC BY
78
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 12 (394). Филологические науки. Вып. 103. С. 111-116.
УДК 82:801.6 ББК 80/84
ВОСТОЧНО-РОМАНТИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ ТЮРКО-ТАТАР СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Н. М. Юсупова
Казанский (Приволжский) федеральный университет. Казань, Россия
Рассматриваются особенности символизации в художественной культуре тюрко-татар Средневековья и на примере восточно-романтической символики выявляются релевантные национальной культуре формы символизации. Доказывается, что символизация переживает трансформацию, переключаясь на авторское художественное описание. На эти изменения имеют определенное влияние восточные литературные традиции и восточные романтические символы, которые выступают ключевым элементом в установлении иной процедуры символизации.
Ключевые слова: символ, символизация, трансформация, восточные традиции, тюрко-та-тарская поэзия.
В татарской культуре период средневековья сохраняется до второй половины XIX в., представляя один из наиболее своеобразных этапов не только по своим идейно-философским особенностям, но и по установившейся в художественной литературе системе словесно-изобразительных стилей, приемов и жанровых форм. Принятие ислама способствовало проникновению в тюрко-татарскую литературу традиций восточной словесности, активизации присущих восточным литературам художественных мотивов. Эти процессы стимулировали укоренение восточной символической матрицы в словесном искусстве, коренным образом изменившей поэтику тюрко-татарской литературы.
Общеизвестно, общественно-философская мысль данного периода базируется на «рационалистической философии восточного перипатетизма и мистически окрашенной суфийской этики, связанной с религиозным миропониманием» [1. С. 21-22]. В средневековой тюрко-татарской литературе учеными-литературоведами выделяются три направления: «1) кораническая эстетика и религиозно-дидактическая литература; 2) суфийская литература; 3) светско-ренессансная литература» [5. С. 16]. Т. Ибрагим определяет, что «средневековая тюрко-татарская общественно-философская мысль X - первой четверти XVIII в. развивалась под влиянием идей классической арабо-мусульманской философии (восточного перипатетизма, калама, суфизма), наряду с общетюркским влиянием (произведений социально-этической направленности)» [8. С. 88].
Такая тенденция ярко проявляется и в смысловой нагрузке образов-символов в средневековой тюрко-татарской литературе. В двух направлениях словесного искусства - суфийской и ренессансной - наблюдается тяготение к символизации. Эту особенность Ю. Г. Нигма-туллина объясняет свойствами типа культуры и подчеркивает, что «тенденция к символизации является ключевой в средневековой тюр-ко-татарской литературе, что связана «с семантическим типом культуры» [15. С. 35].
В истории развития мировой литературы период Средневековья считается временем ориентации на канон, господствования традиционалистского мышления и мифопо-этического сознания, когда «основными понятиями служили образец, норма, традиция» [11. С. 118-119]. Традиционализм средневековой литературы как продукта общественного сознания определенного типа обусловливает специфику ее художественной системы [10].
Мысль Д. С. Лихачева о том, что «традиционность художественного выражения настраивала читателя или слушателя на нужный лад. Те или иные традиционные формулы, жанры, темы, мотивы, сюжеты служили сигналами для создания у читателя определенного настроения» [12. С. 71], приемлема и для тюрко-татарской литературы. Для словесного искусства данного периода характерны устойчивость и канонизм как в отношении художественного мышления, так и в отношении художественно-изобразительных средств. Являющиеся составной частью таких
средств, символы также выступают в амплуа ключевых элементов «канонической» образной системы. «Восточная» символика в тюрко-татарской литературе позволяет напластовать новые приемы, заимствованные из восточных литератур, на традиционную фольклорную матрицу, трансформируя ее и в то же время обогащая «народные» символы различными смысловыми вариациями. Восточно-романтическая символика превалирует в светско-ренессанс-ной, любовной поэзии и «первичную матрицу» символизации, опирающуюся на народное творчество, превращает в истинно-художественную матрицу, со всеми вытекающими свойствами, таким образом, участвует в формировании пришедшей на смену архаичной -традиционалистской поэтики. Это происходит в соответствии с естественными эволюционными процессами в татарской культуре.
Доказано, что «на рубеже ХШ-Х1Х в., особенно в первой половине XIV в., культура и литература тюрко-татар переживает возрожденческий расцвет» [5. С. 10], переполняется ренессансными идеями, в основе которых лежит философия восточного неоплатонизма. Эти идеи и мотивы «сопровождаются» символическими образами из восточных ренессанс-ных произведений.
«Ренессанс был не в какой-нибудь одной стране, но во всех странах, и каждая страна переживала свой Ренессанс по-своему и хронологически, и по существу» [13. С. 51]. Эта мысль, высказанная А. Ф. Лосевым, приемлема и для средневековой тюрко-татарской поэзии. Основными категориями восточного Ренессанса являются гуманизм, возрождение и антропоцентризм - «утверждение человека как центра и высшей цели мироздания» [5. С. 6]. Отсюда вытекает основная концепция - концепция идеального человека. В центре ренессансных произведений оказывается образ справедливого, гуманного, мудрого, образованного, физически и духовно красивого, совершенного и достойного земного счастья героя [14]. Подобные идеи и мотивы оказались созвучными мировоззрению и мироощущению тюрко-татарских художников слова. Образно-символическая система восточно-романтического уклада, в первую очередь, зиждется на презентации идеализированного героя, на поэтическом описании телесной и душевной красоты героя, по словам Н. Ю. Чалисовой, «феноменов красоты» [17. С. 170]. Эта мысль прослеживается в исследованиях А. Бомба-
чи, в которых подробно описывается, как под влиянием персидских поэтов в средневековом Востоке сформировался традиционный тип женской красоты: «Округлое лицо, маленький рот, черные волосы, две пряди волос вдоль щек (зулф), тонкая талия, высокая и стройная фигура» [3. С. 221-222].
Подобный первообраз красоты через восточную литературу проникает в тюрко-та-тарскую литературу, но в результате синтеза восточных традиций с фольклорными, древ-нетюркскими в изображении образа женщины претерпевает определенные изменения. По нашему мнению, это указывает на устойчивость художественного мышления средневековых авторов: даже при использовании восточных художественно-изобразительных средств, художественных принципов воссоздания действительности они остаются представителями тюрко-татарской культуры с присущим тюркскому этносу складом мировоззрения, мироощущения, с национальным своеобразием художественного мышления. На это обращает внимание и фольклорист М. Х. Бакиров и пишет о том, что восточный тип женской красоты в тюрко-татарском художественном мышлении сталкивается с взращенным самой тюркской поэзии образом-архетипом, трактующим женский идеал красоты несколько по-иному. Речь идет об изображении прекрасного женского тела или отдельных его частей прозрачными, окруженными светом и сиянием [2]. По мнению ученого, традиция изображения частей тела героя прозрачными, пропущенными через солнечный луч (свет) зародилась именно на почве древних мифологических воззрений [2]. Но «лучистость» героев связана и с теорией «божественного света», являющейся основополагающей в восточном неоплатонизме. Согласно этой теории, Бог путем эманации, то есть излияния солнечных лучей, порождает Мировой разум, (Акл аль-кулль), а тот, излучая свет, создает Мировую Душу (Нафс аль-кулль), из которой истекает материя (мадда) в ее многообразных проявлениях [9]. Влияние данной концепции на тюркские литературы детально рассматривается в исследованиях Р. К. Ганиевой [4; 6].
Таким образом, в изображении героя, в том числе женщины, наблюдается синтез древне-тюркских и восточных поэтических традиций. В данном ключе и символические образы, описывающие красоту героя, становятся своего рода синтетической формой, в которой соеди-
няются восточные и тюркские (национальные) культурные характеристики.
Здесь уместно вспомнить слова Г. Гачева о том, что национальное своеобразие художественной культуры «сказывается в наборе осо-новных архетипов-символов» [7. С. 364]. На материале средневековой татарской литературы видно, что символы позволяют объединить в целое разнообразные культурные явления и традиции, выступая категориями, предполагающими возможность сосуществования различных вариантов интерпретаций. Мы также можем констатировать, что истоки внутреннего синтетизма, активно проявляющегося в структуре символа, восходят к средневековым произведениям. Постепенное накопление данной традиции приводит к более яркому и выпуклому проявлению внутрилитературного синтетизма в татарской модернистской литературе начала XX в.
Такой своеобразный синтез впервые был ярко репрезентован в изображении героев в поэме «Киссаи Йусуф» («Сказание о Йусуфе») Кул Гали, в частности, при изображении портретов Йусуфа и Зулейхи:
Йосыфка таш ефэктэн дэ йомшак булды, Хакъ тэгалэ аца шундый ярдэм кылды. Кое эче Йосыф нуры белэн тулды -Ул нур тэмам балкып тышка чыгар имди... Хвллэ киде, ашап-эчте, шекер кылды, Йвзе йез мец терле нурлар белэн тулды, Щэбраилнец нуры шул нурга кушылды, -Нур, сызылып, щирдэн куккэ ашар имди [18. С. 77].
Йусуфу камень показался мягче шелка, Милость и забота Создателя дошли до него,
Колодец наполнился светом Йусуфа, Даже наружу проникал этот луч. Надел он халат, ел и поблагодарил бога, Лицо его засияло тысячами лучей, Свет его соединился со светом Джабраиля, От земли до неба столб света взошел [18. С. 313].
«Йа, Зелэйха, кайда синец дан hэм малыц, Зифа буец, озын чэчец, хуп щэмалыц, Тулган айдай балкып торган йез нурларыц, - ...» [18. С. 215].
«О Зулейха, где твои высокий сан, богатство,
Стройный стан, длинные волосы, красота, Где сиявшее, как полная луна, лико твое? -...» [18. С. 383].
Светоносный поток, возвышающийся до
небес, в структуре текста символизирует внешнюю и внутреннюю красоту Йусуфа и Зулейхи. Концепция «божественного света» ярко проявляется и в произведениях периода Золотой Орды: «Сухайль и Гульдурсун» С. Сараи, «Хосров и Ширин» Кутба. Наряду со светоносным образом главных героев в структурах произведений прослеживается тенденция изображения прекрасного при помощи символических образов драгоценных камней. Драгоценные камни с древнейших времен в художественном мышлении восточных народов воспринимаются как застывший лунный или солнечный свет. Как и образ божественного света, драгоценные камни обозначают, во-первых, прекрасное, внешнюю и внутреннюю красоту, с другой стороны, прочитываются как символы любви. Во втором случае семантическое поле драгоценных камней направляется на возвышение чувства любви.
В ходе описания красоты восточные сло-вотворцы часто обращаются к образу волос, что ярко проявляется и в изображении Йусуфа и Зулейхи:
...Узе тотып Йосыфыныц башын юды, -Озын чэчен Yзе тарап Yрер имди [18. С. 61]. Своими руками вымыл голову Йусуфу, Расчесав, сам заплел его длинные волосы [18. С. 305].
В своих исследованиях Н. Ю. Чалисова, основываясь на трактат Шарафа Рами «Собеседник влюбленных», подмечает, что в персидской поэзии «волосы являются верховным вождем царства красоты» [17. С. 170]. Данный символический образ находит место и в поэме Кутба «Хусров и Ширин»: Йезе кен hэм чэче тен тикле курдем [19. С. 100]; Лицо как день, а волосы - как ночь.
При изображении красоты лиц своих героев Кул Гали прибегает к характерному для арабо-мусульманской поэзии образу луны, выражающему внешнюю и внутреннюю красоту, любовь, возвышенное:
Тулган айдан балкыр аныц йезе, -Ощмахтагы хур кызына охшар имди [18. С. 129].
Лицо ее сияло, как полная луна, Сама была райской гурии подобна [18. С. 339].
Любовный сюжет является самым активным в восточной поэзии. Отдельный корпус романтических образов символизирует чувство любви возлюбленного к прекрасной девушке. Так, в тюрко-татарскую поэзию проникают восточ-
ные образ-символы цветка и соловья, свечи и бабочки, символизирующие возлюбленную и возлюбленного. Особенность функционирования данной парной символики заключается в возможности двоякого прочтения. Как подмечает Н. И. Пригарина, проникновение суфизма способствовало появлению иной системы разъяснения традиционных символов и образов, в результате некоторые воспринимались и в традиционном, и в новом ключе [16]. Схожая ситуация складывается и в средневековой тюр-ко-татарской поэзии: в ренессансных произведениях подобные символические образы выступают не в суфийском, а, скорее, в исконно романтическом значении. Например, в поэме «Сухайль и Гульдурсун» С. Сараи в ходе изображения романтической любви прибегает к восточной символике «цветок - соловей»:
Узен гвл белдейY, былбыл - Свhзйлне [20. С. 100].
Она сама цветок, а Сухайль - соловей.
Цветок в мировой литературе является символом чистоты, красоты и молодости, а в восточной романтической лирике он символизирует возлюбленную, которую восхваляет влюбленный соловей. Как и в восточной поэзии, образы цветка и соловья в тюрко-татарской поэзии традиционно соотносятся с девушкой и женихом, возлюбленной и возлюбленным. При помощи их раскрывается душевное состояние, чувства и переживания влюбленных и чувственных романтических героев, драматизм их любовных коллизий, так как поэты не стремятся к детальному изображению их любовных переживаний и чувств. Вместе с тем использование суфийской символики, интерпретирующей любовь к Абсолюту, создает определенные ассоциации, в результате любовь возвышается и воспринимается как духовная составляющяя в жизни человека, нечто высокое и святое. Такая же тенденция намечается и в поэме «Хосров и Ширин» Кутба, в которой автор прибегает к
символике «Бабочка - свеча», интерпретирующей возвышенную любовь Фархада (возлюбленного) к Ширин (возлюбленной).
В восточной литературе сильна вера в судьбу, вера в волю Аллаха. Отдельные романтические образы символизируют подобные философские мотивы. Данную смысловую нагрузку в восточной поэзии зачастую несет образ сна, который предопределяет судьбу героя. Например, в поэме «Киссаи Йусуф» Кул Гали данная функция передается через вещий сон, где символ сна выступает символом, предвещающим будущее и Йусуфа, и Зулейхи. Образы пустыни и степи также выступают символами, воссоздающими судьбы героев. Пустыня в восточной романтической поэзии символизирует отсутствие перспектив и идеалов героя. На материале поэмы «Сухайль и Гульдурсун» С. Сараи Ю. Г Нигматуллина доказывает, что образ смертоносной степи имеет несколько значений - это и тупик для героев, это и символ великих жертв, принесенных во имя любви, а также символ «выжженной» ненавистью и жестокостью души завоевателей [15].
Таким образом, в художественной культуре Средневековья матрица символизации, сформированная в устном народном творчестве, переживает трансформацию, переключаясь на авторское художественное описание. На эти изменения имеют определенное влияние восточные литературные традиции: восточные романтические символы выступают ключевым элементом в установлении иной процедуры символизации. Таким образом, эволюция процесса символизации в татарской культуре происходит за счет сближения фольклорных и древнетюркских традиций с художественным каноном восточных литератур, сами символические образы приобретают синтетический характер за счет наслоения фольклорных, древ-нетюркских традиций смыслопорождения и традиционной восточной эстетики.
Список литературы
1. Амирханов, Р. Татарская социально-философская мысль средневековья / Р. Амирханов. -Казань, 1993. - 124 с.
2. Бакиров, М. Х. Древнетюркская поэзия / М. Х. Бакиров. - Казань, 2014. - 390 с.
3. Бомбачи, А. Тюркские литературы. Введение в историю и стиль / А. Бомбачи // Зарубежная тюркология. - М., 1986. - Вып. 1. - С. 191-293.
4. Ганиева, Р. К. Восточный Ренессанс и его традиции в тюркских литературах : дис. ... д-ра филол. наук / Р. К. Ганиева. - Казань, 1992. - 325 с.
5. Ганиева, Р. К. Татарская литература: традиции взаимосвязи / Р. К. Ганиева. - Казань, 2002. - 272 с.
6. Ганиева, Р. К. Традиции восточного ренессанса в тюркских литературах Средневековья и Нового времени / Р. К. Ганиева. - Казань, 2014. - 272 с.
7. Гачев, Г. Национальные образы мира. Евразия - космос кочевника, земледельца и горца / Г. Гачев. - М., 1999. - 368 с.
8. Ибрагим, Т. Татарская религиозно-философская мысль в общемусульманском контексте / Т. Ибрагим. - Казань, 2002. - 239 с.
9. Ислам. Энциклопедический словарь. - М., 1991. - 315 с.
10.Куделин, А. Б. Средневековая арабская поэтика / А. Б. Куделин. - М., 1983. - 263 с.
11.Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкин. - М., 2001. -1596 с.
12.Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы / Д. С. Лихачев. - М., 1979. - 352 с.
13.Лосев, А. Ф. Эстетика Возрождения / А. Ф. Лосев. - М., 1982. - 623 с.
14.Миннегулов, X. Ю. Тюркское словесное искусство / X. Ю. Миннегулов. - Казань, 2014. -60 с.
15.Нигматуллина, Ю. Г. Типы культур и цивилизаций в историческом развитии татарской и русской литератур / Ю. Г. Нигматуллина. - Казань, 1997. - 192 с.
16.Пригарина, Н. И. Образное содержание бейта в поэзии на персидском языке / Н. И. Пригарина // Восточная поэтика. - М., 1983. - С. 89-108.
17.Чалисова, Н. Ю. Персидская классическая поэтика о конвенциях описания феноменов красоты / Н. Ю. Чалисова // Памятники литературной мысли Востока. - М., 2004. - С. 165-249.
18.Кол Гали. Кыйссаи Йосыф / Кол Гали. - Казан, 1983. - 544 б.
19.Котб. XeсрэY вэ Ширин / Котб. - Казан, 2003. - 367 б.
20.Татар поэзиясе антологиясе. 2 томда. - Казан, 1992. - Т. 1. - 543 б.
Сведения об авторе
Юсупова Нурфия Марсовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры татарской литературы Института филологии и межкультурной коммуникации имени Льва Толстого, Казанский (Приволжский) федеральный университет. Казань, Россия.
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 12 (394). Philology Sciences. Issue 103. Pp. 111-116.
THE EASTERN ROMANTIC SYMBOLICS IN ART CULTURE OF TURCIC-TATARS OF THE MIDDLE AGES
N. M. Yusupova
Institute of Philology and Intercultural Communication them. L. Tolstoy Kazan (Volga region) Federal University Russian Federation, Kazan, Russia. [email protected]
In this article features of symbolization in art culture of turcic-Tatars of the Middle Ages are considered and on the example of the eastern romantic symbolics forms of symbolization relevant to the national culture come to light. Scientific novelty is defined by other approach to studying of these eastern romantic symbolical images in the structure of folklore texts: during research the attention to their use in the role of symbol as structure-forming component is focused.
In the research process it is revealed that symbolization endures transformation switching to the author's art description. On these changes the eastern literary traditions have a certain influence and the eastern romantic symbols act as a key element in establishment of other procedure of symbolization.
Within this research it is proved that evolution of symbolization process happens due to rapprochement the folklore and ancient turcic traditions to art canons of the eastern literatures. All this allows to note that each people have specific features of symbolization in which processes of self-identification of national literary and art systems are shown.
Keywords: symbol, symbolization, transformation, east traditions, turcic-Tatarpoetry.
116
H. M. Wcynoea
References
1. Amirkhanov R. Tatarskaya sotwialno-filosofskaya mysl srednevekovya [Tatar socio-philosophi-cal thought of the Middle Ages]. Kazan, 1993. 124 p. (In Russ.).
2. Bakirov M.Kh. Drevneturkskayapoeziya [Ancient Turkic poetry]. Kazan, 2014. 390 p. (In Russ.).
3. Bombachi A. Turkskie literatury. Vvedenie v istoriju I stil [Turkic literature. Introduction to the history and style]. Zarubegnaya nurkologiya [International expert said], vol. 1. Moscow, 1986. Pp. 191293. (In Russ.).
4. Ganieva R.K. Vostochnyj Renessans i evo tradytwy v turkskikh literaturakh [Renaissance East and its tradition in Turkish literature]. Kazan, 1992. 325 p. (In Russ.).
5. Ganieva R.K. Tatarskaya literatura: tradytwiyi i vzaymosvyazi [Tatar literature: tradition of relationship]. Kazan, 2002. 272 p. (In Russ.).
6. Ganieva R.K. Tradytwiyi vostochnogo renessansa v turkskykh literaturakh Srednevekovya i No-vogo vremeni [Traditions eastern renaissance in Turkish literature of the Middle Ages and Modern Times]. Kazan, 2014. 272 p. (In Russ.).
7. Gachev G. Nasyonalnyjy obrazy mira. Evraziya - kosmos kochevnika, zemledelsa i gortwa [National images of the world. Eurasia - Space nomad farmer and mountaineer]. Moscow, 1999. 368 p. (In Russ).
8. Ibragim T. Tatarskaya religiozno-filosofskaya mysl v obchemusulmanskom kontekste [Tatar religious and philosophical thought in the context of the general Muslim]. Kazan, 2002. 239 p. (In Russ.).
9. Islam. Entwiklopedicheskiy slovar [Islam. Encyclopedic Dictionary]. Moscow, 1991. 315 p. (In Russ).
10.Kudelin A.B. Srednevekovaya arabskaya poetica [Medieval Arabic poetics]. Moscow, 1983. 263 p. (In Russ.).
11. Literaturnaya entwiklopediya terminov i ponyatiy [Literary Encyclopedia of Terms and Concepts]. Moscow, 2001. 1596 p. (In Russ.).
12.Likhachev D.S. Poetica drevnerusskoy literatury [Poetics of Old Russian literature]. Moscow, 1979. 352 p. (In Russ.).
13.Losev A.F. Estetica Vozrogdeniya [Renaissance Aesthetics]. Moscow, 1982. 623 p. (In Russ.).
14.Minnegulov Kh.Yu. Turcskoe slovesnojy iscusstvo [Turkic verbal art]. Kazan, 2014. 60 p. (In Russ).
15.Nigmatullina Yu.G. Tipy culture i twivilizasiy v istorichescom razvitii tatarscoi i russcoi literatur [Types of cultures and civilizations in the historical development of the Tatar and Russian literature]. Kazan, 1997. 192 p. (In Russ.).
16.Prigarina N.I. Obraznojy soderganiyi beita v poezii na persidskom yazyke [Figurative site content in poetry in Persian]. Vostochnayapoetica [Eastern poetics]. Moscow, 1983. Pp. 89-108. (In Russ.).
17.Chalisova N.Yu. Persidskaya classicheskaya poetica o conventwiyakh opisaniya fenomenov cra-soty [Persian classical poetics of conventions to describe the beauty of phenomena]. Pamyatnici liter-aturnoy mysli Vostoka [Monuments literary thoughts East]. Moscow, 2004. Pp. 165-249. (In Russ.).
18.Kol Gali. Kyissai Yosyf [Kiss And Yusuf]. Kazan, 1983. 544 p. (In Tat.).
19.Kotb. Khosray va Kchirin [Khusrau and Shirin]. Kazan, 2003. 367 p. (In Tat.).
20. Tatarpoeziyasy antologiyasy. 2 tomda [Anthology of Tatar poetry in 2 vol.], vol. 1. Kazan, 1992. 543 p. (In Tat.).
