CC BY
41Худжандский государственный университет имени академика Бабаджана Гафурова About the autor:
Mansurov Z.A. - Faculty of Oriental Languages Department of Arabic Philology
Khujand State University named after academician Babajan Gafurov
ВОСТОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА И ЭПОХА ВЕЛИЧЕСТВЕННОГО ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЯ РУССКОЙ И ТАДЖИКСКОЙ ЛИТЕРАТУР
Галимова М.
Таджикский государственный институт культуры и искусств им. М. Турсунзаде
Литературные взаимосвязи играют огромную роль в развитии мышления и мировоззрения, также эстетического восприятия и взаимовлияния народов. В развитии взаимосвязей России и Востока огромное значение имело введение в российских университетах преподавания персидского и арабского языков (1804). Таким образом, среди общества распространяются сведения о быте и обычаях Востока. Восточные предметы, одежда начинают входить в жизнь русского дворянства. Доказательством этого является послание Пушкина «Орлову»: В бухарской шапке и в халате Я буду петь моих богов [1, с. 86].
В свое время академик Уваров высоко оценивая восточную поэзию отметил, что только трудом можно освоить «гения Востока во всем его великолепии» [2, с. 11]
К литературе Востока проявлял заметный интерес и Н. М. Карамзин. Доказательством этого является сборник его переводов «Пантеон иностранной словесности», который был напечатан в 1798 году в одной из частных московских типографий. Задумывался Карамзиным «Пантеон» как издание периодическое, что-то вроде журнала и состоял из трех томов. В свет вышло всего два его выпуска. Второй представлял переработку первого и появился только через двадцать лет, в 1818 году. Предназначал ее писатель тем, «которые не читают иностранных книг (имеется в виду на иностранных языках), но имеют вкус и любят чтение», как сказано в предисловии к первому выпуску «Пантеона» [3,с. 22], считая, что преследует в своей работе благородную цель просвещения. Есть тут переводы из Торквато Тассо, Годвина и Гёте, Бюффона и Руссо, сочинения американского мыслителя XVIII века Бенджамина Франклина. Имеются переводы восточной литературы с европейских «посредников», так как Карамзин не был знатоком восточных языков. В частности, это были переводы из произведений Саади. Прозаический пересказ начала первой главы «Бустона» явился первым переводом в «Пантеоне». Озаглавил Карамзин его как «Последние слова Козроэса-Парвиса (Хосров Парвиз), сказанные им сыну своему». Саади в этой главе «Бустона» призывает правителей быть мудрыми и справедливыми, и в переводе Карамзина его слова звучат следующим образом: «Счастье твое (правитель, царь) должно состоять единственно в счастий твоих подданных. Первая добродетель для монарха - есть справедливость... Ты (царь) не будешь в изобилии, когда подданные твои в недостатке». Карамзин, указывая на источник цитаты «Персидскую книгу «Бустон», сочинённую поэтом Саади», не учел, что перевод текстуально довольно далек от оригинала, хотя суть и дух оригинала в принципе схвачены, верно [3, с.22]. К этому времени на русском престоле царил молодой воспитанник Карамзина - император Павел. С ним определенная часть передовой русской интеллигенции связывала надежды на прогрессивные перемены в стране, поэтому Карамзин не случайно выбирает в «Бустоне» строки, способные послужить наставлением для монарха. Саади, известный в Европе уже с начала XVIII века, в своих «увещеваниях» царям часто высказывал мысли, близкие к просветительской теории «просвещенной монархии» - что общество может избавиться от многих пороков и недостатков, если монарх, его возглавляющий, будет просвещенным человеком, «философом на троне».
Но Павел изначально был необузданным, мрачным и злобным правителем, на что были направлены Карамзиным слова из «Бустона»: «Не будь излишне страшен, ибо от страха недалеко ненависть, ужасное состояние Владетеля, окруженного целым народом неприятелей», и дальше: «Царь неправедный - бич для людей, какая ужасная судьба!» Можно сказать, что писатель предугадал несчастную будущность правления Павла, убитого заговорщиками [3, с.23]. Есть еще одна цитата из «Бустона» в первом томе «Пантеона», в которой обоснована польза уединения, способствующего размышлениям о вечном, о смысле жизни, ошибочно приписанная Саади в европейских переводах XVH-XVI[1 века притча, которая была сделана с засоренных персидских текстов. Это история о Гаруне-ар Рашиде (Аарон Рашид у Карамзина), и сто визирей Музаффара. На вопрос визиря, зачем тот открывает множество школ, ведь просвещение порождает неповиновение подданных, и даже его, могущественного визиря, поступки стали обсуждаться народом с тех пор, как было «введено просвещение», калиф ответил одним словом: «Понимаю», - и вышел прочь. Притча, приписываемая
Саади, была взята Карамзиным предположительно из книги переводов из «Гулистана», сделанных Сент -Ламбером [3, с.24].
Карамзин поместил целый нравоучительный раздел «Мысли восточных мудрецов» во вторую книгу «Пантеона», который был сформирован на основе «Восточной библиотеки» Д'Эрбло. Много «восточных» афоризмов, взятых Карамзиным из трудов французского востоковеда XVII века, принадлежали Саади.
Известное изречение из «Гулистона» «Человек, ведомый надеждою, путешествует с нищетой» так же принадлежит Саади.
Во втором издании «Пантеона» было добавлено несколько отрывков из арабской поэзии, перевод драмы «Шакунтала» (Саконтала - у Карамзина) древнеиндийского поэта Калидасы, впервые переложенной с санскрита в Европе У. Джонсом.
Так называемые «восточные повести» явились еще одним каналом проникновения Востока в литературу России. Переводы сказок «1001 ночи» сыграли в этом ознакомительном процессе большую роль. Начали они печататься с 1763 года. Затем последовали переводы многочисленных подражаний. Интенсивность объясняется ещё и тем, что русское дворянство конца XVIII века было в значительной степени франкоязычным.
Проникновение «восточной повести» и галломания стали одной из «болезней» русского светского общества конца XVIII века.
С Францией Россию связывали активные культурные контакты, и приобщение осуществлялось посредством французской литературы. Становились известны в России и произведения немецких и английских писателей в переводах с французского языка.
С 1763 года по 1798 год книга «1001 ночь» в переводе Антуана Галлана была выпущена в двух разных переводах (А.Филатьева и Е. Лемимирского).В эти же годы двумя изданиями вышло «Продолжение «1005 ночи»» Д. Шзви и Ж. Казотта Стало известно не менее шести изданий сборников Тамоса-Симона Геллета, в том числе «Тысяча и один час» и «Тысяча и одна четверть часа».
Название «Тысяча и одна...» имело продолжение и на русской почве. В Петербурге в 1778 году вышла книга «Тысяча и одна песня, для удовольствия песенников и песенниц исходит в свет» Там же в 1778/79 гг. вышли четыре тома русского перевода «Тысячи и одного дня» Пети де ла Круа. Переводчиком этих томов был широко известный в то время автор романа «Славянские древности, или приключения славянских князей» Михаил Иванович Попов (1742-1790) [7, с. 112-113].
В европейской литературе XVIII века термин «восточная повесть» употреблялся в нескольких значениях:
- переведенные с восточных языков произведения сказочного характера, например, многотомный сборник «Тысяча и одна ночь», изданный во Франции в 1704-1717 гг.;
- подражания восточным повестям и сказкам;
- просветительские повести сатирического содержания, в которых восточный колорит носил условный, маскировочный характер.
К последнему типу произведений во Франции принадлежали «Персидские письма» Монтескье, «Нескромные сокровища» Дидро, «Задиг» и «Принцесса Вавилонская» Вольтера и ряд других.
С 50-х годов XVIII века до 20-х годов XIX века «Восточные повести», сказки и сборники сказок издавались и переиздавались в России на протяжении почти семидесяти лет. Под названием «Восточные повести» существовали и подлинно восточные произведения (как сказки «1001 ночи»), и подделки, и даже произведения, ничего общего с Востоком не имевшие, но все они пользовались большой популярностью у читателей.
С уверенностью можно сказать, что с «восточной повестью» связаны имена МХераскова, И.Крылова, П.Львова, А.Бенитцкого, А.Измайлова Ф.Глинки. А также с большим интересом «Восточную повесть» и Н.Новиков, и Н.Карамзин печатали в своих журналах. Родиной переводов «восточной повести» является Франция.
Во французской литературе в конце XVIII века начались оживлённые поиски сюжетов нового литературного материала, началась борьба с канонами классицизма, что определило в связи с этим обращение к фольклору (сказки Ш.Перро), и, что самое главное, был подготовлен интерес к восточному фольклору.
«Восточная» литература в Россию вошла произведениями более ранней эпохи, дошедшей через Византию. Это и новые переводы истинно восточного фольклора, переводы французских подделок и модной ориентальной литературы и, наконец, оригинальные произведения, появившиеся в журналах сразу же заявили о себе как тенденциозный жанр. Под «восточной повестью» понимается малой или средней жанровой формы (повесть, новелла, притча) прозаическое произведение на восточную тему в её дореалистическом осмыслении [4, с.3-4].
Традиция противопоставлять испорченную цивилизацию Запада «естественности» жизни Востока получила распространение во всех европейских странах, которые к тому времени были охвачены идеями
просветительства. Обращение к Востоку было определено поисками совершенных форм государственной жизни, которые всегда рисовались как формы «восточные». Обогатившись образом восточного жителя, «восточная повесть» вошла со своих мировоззренческих позиций судящим в европейскую действительность. К какой бы разновидности ни относились «восточные повести», они в России были призваны не только развлекать, но и решать определённые нравственно-философские или политико -сатирические задачи. Занимательность часто подменялась назидательностью, сосуществовала с ней, а сама восточная тема разрабатывалась недостаточно. Входя в круг интересов читателей окольными путями, она имела во многом несамостоятельный характер. «Восточные» принцы и принцессы, разбойники и калифы, несчастные любовники и стойкие аскеты были связаны с Востоком разве что именами, нарядами, некоторыми чертами быта [4, с.11].
Как было отмечено, «восточные повести» делятся на ряд разновидностей, групп. «восточные повести» первой группы составляют литературные волшебные сказки на восточную тему трансформировавщихся в авантюрно-галантные произведения. Вторая группа «восточных повестей» - это просветительские, социально-политические и философско-нравоучительные произведения. И особую группу составляют масонские «восточные повести», идейная содержательность которых не всегда согласуется с просветительским мировоззрением [4, с.8].
Следует отметить, что в процессе развития жанра выработалсь трафаретные образы: скучающий «от веселостей» государь, время от времени изъявляющий желание «узнать истину» о положении своего народа; визирь, за благородство ненавидимый придворными; его антагонист - корыстный муфтий или кадий; дервиш; добродетельный поселянин и т.д. Представляя собой своеобразный сплав европейской «сказки о феях» и восточных сказок, «восточные повести» предстают в виде волшебных литературных сказок на восточную тему: архитектоника сборников, сгущённость фантастики, имена и географические приметы брались от восточных повествований, а от европейских - галантная направленность, «морализованное и сатиричное» повествования. Подобные произведения отличаются своей главной чертой: фантастичностью их содержания, обилием сказочных атрибутов, некоторой общностью повествовательной организации. Узнавание данного жанра вызывается восточными именами в заголовке, подзаголовке, «предыстории текста» и назидательных выводах. «Щастливая Аравия» чаще всего является местом действия. Как правило, в центре повествования - персонаж благородного происхождения с ярким «восточным» именем. С его дальнейшее поведение определяется контактом с волшебными силами. Умудрённые науками старцы, духи и феи выступают в качестве волшебных сил. Приключения героя, в ходе которых он справляется с неимоверно трудными преградами, встреченными им на пути, и добивается свершения своих желаний, являются основой сюжета.
Книга «Лабиринт волшебства, или Удивительные приключения восточных принцев» (1786) В. М Протопопова является примером «восточной повести»-сказки. Имена действующих лиц (Бейтуллах, Русгена, Раги-Муина, Семира, Абду-Кули), географические названия (Багдат), коранические понятия (Алкоран, Магомет, огненное перо Калам-Азер), восточные религиозные формулы (Бисмиллаги Еррагман Еррагим) и прочее являются множеством восточных реалий, указывающих на «восточная повесть», То, что это есть восточная сказка представлена в повести как структурой повествования, так отдельными мотивами. Кольцо, вызывающее джина, волшебная путеводная книга, туфли, могущие переносить в любое место в мгновение ока, злые чары, наложенные на принца, - все это характерные мотивы и атрибуты волшебной сказки типа сказок «1001 ночи»».
Для литературы Востока структура повествования сложна элементами обрамления, характерными для персидской классической прозы.
Волшебные литературные сказки на восточную тему изобилуют именами Востока, такими как «Селим и Роксана» С.Н. Глинки, «Истории бывшего турецкого везиря Марцимириса и сардинской королевны Терезии» М. Комарова, вошедшей в состав его «Повести о приключениях английского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе» (1785).
Появились они в литературе вследствие знакомства с западными «сказками о феях» и с арабскими сказками в переводе А.Галлана.
Волшебные литературные сказки на восточную тему, попав в русскую литературную среду, обретают новые черты: активно обрабатываются в национальном духе и в соответствии с фольклорной традицией. Они наполняются романтической жанровой проблематикой, трансформируются в авантюрно-галантную «восточную повесть».
Любовно-приключенческое содержание является захватывающей, схожей с сюжетной основой волшебных сказок фабулой, что является характерной особенностью «восточных повестей».
Подобные произведения, как правило, начинаются с описания воспитания героев, затем следует история любви, прерываемая трагическим вторжением в жизнь героев злых сил. Чаще всего похищенную героиню спасает герой повести, и заканчивается произведение счастливым соединением супругов.
Произведение Г.Н. Городчанинова «Жизнь и приключения одного молодого из знатнейших
турков, или Фортуна, играющая человеком» так же является авантюрно-галантной «восточной повестью» (1788).
Из каждой сюжетной ситуации извлекается нравоучительный вывод. В приключениях героя повести Зюлима восточный колорит развит слабо вследствие пользования готовыми шаблонами авантюрного повествования, поэтому декорации не описываются, а лишь называются.
Как мы уже отметили, русские читатели поначалу знакомились с просветительской «восточной повестью» по переводам с западноевропейских языков-переводились произведения Вольтера, Мараны, Голдсмита, Гейне, Монтескье. Русские писатели сотворили ряд замечательных произведений в данном жанре, изучив переводы западных сатирических «восточных повестей». Русская «восточная повесть» философско-политического содержания характеризуется как боевой остросоциальный жанр. В ней с социальной утопией сосуществовала социальная критика.
В просветительской прозе восточная тема, во-первых, была литературной «маской» для критического показа европейской действительности через восприятие восточного жителя, во—вторых, служила для образного выражения положительной программы учения о государстве. Напечатанная в 1779 году в «Санкт-Петербургском вестнике» «Шах Багам, или Повесть о полезном человеке» представляет собой свободное переложение Г.Брайко отдельных страниц романа К. М. Виланда «Золотое зеркало», которые являются первым русским опытом в жанре просветительской «восточной повести».
Произведение П. Богдановича «Дикий человек, смеющийся учёности и нравам нынешнего света» (1781) стало второй оригинальной «восточной повестью» в русской литературе. Русские писатели в своём большинстве создавали такие произведения, где органически сочетаются и философский, и сатирический план повествования. «Золотой прут» (1782) М.М. Хераскова является образцом такой «восточной повести».
Образ калифа Шах-Багема является основой сатирического плана повествования в произведении М. Хераскова - это глупый и ленивый тиран правитель - калиф, который полностью находится в руках лицемерных придворных. Главным героем является Албекир, который приобщается к некой «истине» и видит социальное зло в «процветающем» государстве калифа. В конце повествования происходит разоблачение сущности калифа.
Некоторые исследователи относят к «восточным повестям» «греческую повесть» «Каллисфен» Д.И. Фонвизина, опубликованную в 1786 году.
Использование восточной темы в политических целях характерно для творчества П.Ю. Львова («Храм Истины, видение Сезостриса, царя Египетского»), А. Е Измайлова («Ибрагим, и Осман»), А.П. Бенитцкого («Ибрагим, или Великодушный») и пр.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кубачёва В.Н. «Восточная» повесть в русской литературе XVШ - начала XIX века // XVIII век. Сборник 5-ое. М.;-Л,1962.- С. 295-315.
2. Лебедева, О. Б. Традиции русской сатирической публицистике в «Почте духов»// http://poisk-ru.ru/s29312t6.html
3. А. Р. Гейзер. Первые встречи. Русская литература XVIII века. Источники. "Посредники" Новые факты. Берлин-Худжанд 1999 г.-С. 47
4. Берков, П. Н. История русской журналистики XVIII века. - М.; - Л., 1952. - 587 с.
5. Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской драматургии XVIII века // Русская литература - век XVIII. Трагедия. - М., 1991. Московский телеграф-1833. Ч. 49. -С.124.
6. Кашталева К.С. «Подражания Корану» А.С.Пушкина и их первоисточники// Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее Академии наук СССР, Т.5. -Л.,1930. -С. 243-270.
ВОСТОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА И ЭПОХА ВЕЛИЧЕСТВЕННОГО ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЯ РУССКОЙ И ТАДЖИКСКОЙ ЛИТЕРАТУР
Статья посвящена вопросу проникновения восточной тематики в русскую романтическую литературу 18-начало 19вв, распространению на русской литературной почве своеобразного жанра европейской литературы, прежде всего французской, который получили название «восточная повесть». Показаны предпосылки зарождения интереса русских писателей к восточной тематике, значительную роль в котором сыграли переводы на русский язык сказок «1001 ночь». Прослеживается основные тенденции развития жанра «восточной повести» в сочинениях литераторов 18 века ВМ.Протопопова, Г.Н. Городчанинова, П.Богдановича, М.Хераскова и др. Отмечается, что ориентализм придавал жанру условность, благодаря которой авторы аллегорически скрывали свои общественные позиции. Восточная фабула использовалась русскими писателями для выражения своих социальных, дидактических, философских взглядов. В поэтике «восточной повести» наблюдаются сгущенность фантастики, обилие сказочных атрибутов, шаблоны авантюрного повествования. В целом, по мнению автора статьи, в какой бы жанровой
разновидности ни была написана «восточная повесть», на российской почве она предназначалась не только развлекать ситателей, но и решать определенные нравственно-этические, философские, социально-политические, сатирические задачи. В данной статье автор подробно изучает и анализирует «Восточные повести», где противопоставляются испорченная цивилизация запада и естественность жизни Востока. «Восточные повести» не только развлекали читателя, но и решали определённые нравственно - философские и политико-сатирические задачи. В статье также проведен анализ книги «Удивительные приключение восточных принцев», а также таких произведений, как «Пантеон», «Золотой прут», «Калисфен», и т.д. Восток всегда привлекал читателей своей загадочностью и прекрасным словестным колоритом.
«Восточные повести» являются ещё одним каналом проникновения Востока в литературу России. Особенно значимую роль в этом сыграли переводы сказок «1001 ночи».
С этим ознакомительным процессом с «Восточной повестью» связаны имена М. Хераскова, И. Крылова, П. Львова, А. Бенитцкого, А. Измайлова, Ф Глинки и др.
Ключевые слова: Восток, взаимопроникновение, литература, сопостовление, загадочность, среда, перевод.
EASTERN LITERATURE AND THE EPOCH OF MAJESTIC INTERPENETRATION OF THE RUSSIAN TAJIK LITERATURES
The article is devoted to the question of the penetration of Eastern themes into the Russian romantic literature of the 18th and early 19th centuries, to the distribution on the Russian literary soil of a peculiar genre of European literature, primarily French, which was called the Eastern Tale. The prerequisites for the origin of the interest of Russian writers to Eastern themes are shown, in which the 10th night fairy tales played a significant role in Russian. The main trends in the development of the "Eastern Tale " genre in the writings of the 18th century writers VM. Protopopov, G.N. Gorodchaninov, P. Bogdanovich, M. Heraskov and others. It is noted that Orientalism gave the genre a convention by which the authors allegorically hid their social positions. The Eastern plot was used by Russian writers to express their social, didactic, and philosophical views. In the poetics of the "Eastern Tale" there is a concentration of fiction, an abundance of fabulous attributes, patterns of adventurous narrative. In general, according to the author of the article, in whatever genre variety the "Eastern novel" was written, on Russian soil it was intended not only to entertain the community, but also to solve certain ethical, philosophical, sociopolitical, satirical tasks. In this article, the author examines and analyzes in detail the "Oriental Tales ", where the spoiled civilization of the West and the naturalness of the life of the East are contrasted. "Oriental stories" not only entertained the reader, but also solved certain moral, philosophical and political-satirical tasks. The article also analyzes the book The Amazing Adventures of Eastern Princes, as well as works such as Pantheon, Golden Bar, Calisfen, etc. The East has always attracted readers with its mystery and beautiful verbal color.
"Oriental novels" are another channel for the penetration of the East into the literature of Russia. The translation of the tales "1001 nights " played a particularly significant role in this.
The names of M. Kheraskov, I. Krylov, P. Lvov, A. Benittsky, A. Izmailov, F. Glinka and others are associated with this introductory process with the "Eastern story ".
Key words: East, interpenetration, literature, juxtaposition, mystery, environment, translation. attracted readers with its mystery and beautiful verbal color.
Сведения об авторе:
Галимова Мохинур - старший преподаватель кафедры иностранных языков Таджикский государственный институт культуры и искусств им. М. Турсунзаде Тел: (+992) 908892619. E-mail: mohinur.galimova-40@mail.ru
About the autor:
Galimova Mohinur - Tajik State Institute of Culture and Arts. M. Tursunzade, senior lecturer of the Department of Foreign Languages. Phone: (+992) 908892619. E-mail: mohinur.galimova-40@mail.ru
ТАЗКИРАНИГОРЙ ДАР МОВАРОУННА^Р (АСР^ОИ XVI-XVII )
Курбоналиева М.С.
Донишгощ давлатии Тирмиз
Тазкира дар таърихи адабиёти форсй-точикй ба унвони яке аз сарчашмахои мухимми адабй шинохта мешавад. Дар тамоми китобхои адабии форсии то садаи XVI, ба истиснои тазкираи Давлатшохи Самарканда, вожаи "тазкира" ба маънои "ёдгор", "ёддошт" ва "ёдоварй" мавриди истифода карор дошт, вале тадричан аз асри XVI ба баъд, махсусан дар Шибхи кораи Хрнд, ки ба яке аз конунхои забону адабиёти форсй-точикй табдил ёфта буд, бештар ба маънои китобе, ки фарогири рузгору ахвол ва намунаи ашъори шоирон мебошад, ба кор рафтааст ва имруз низ ба хамин маънй ба кор меравад (8, 91). Аммо, чунонки ишора шуд, дар Мовароуннахр бошад,
