Научная статья на тему 'Восприятие Пушкина в Сербии'

Восприятие Пушкина в Сербии Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
239
52
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Восприятие Пушкина в Сербии»

Б. Косанович ВОСПРИЯТИЕ ПУШКИНА В СЕРБИИ

В восприятии творчества А. С. Пушкина сербами, которое продолжается уже почти 180 лет, особое место принадлежит русской эмигрантской критике. Настоящую работу мы посвящаем исследованию многочисленных литературно-критических статей, посвященных самому популярному поэту среди русской диаспоры в Сербии. Рассматриваются тексты, написанные как на русском, так и на сербском языках, авторами, которые постоянно жили в Сербии (вернее, в Югославии) или пребывали здесь временно, сотрудничали в журналах и газетах, выходящих в Сербии, и даже печатали в этой стране отдельные издания своих брошюр и книг.

В период между двумя войнами Югославия была одним из самых больших и, конечно, самых важных центров русских в послереволюционном рассеянии. Только в период с 1919 по 1920 г. здесь нашло убежище более 50 тыс. изгнанников-беженцев \ Русская эмиграция в Сербии отличалась тем, что здесь оказались многие выдающиеся люди только что свергнутой Российской империи. Среди беженцев были, например, М.В. Родзянко, председатель последней царской Думы, и В.В. Шульгин, главный свидетель отречения от престола Николая II. В Белграде похоронены генерал М.В. Алексеев, последний главнокомандующий русской царской армии, барон П.Н. Врангель, главнокомандующий вооруженными силами Юга России, так называемой Добровольческой армией, штаб которой располагался в Сремских Карловцах. В том же городке был центр Русской зарубежной церкви, во главе с митрополитом Антонием. Русским беженцам удалось привезти некоторые

реликвии: чудотворную икону Курской Богородицы, которая в настоящее время считается защитницей всей русской эмиграции, чудотворную икону Филеримской Богородицы, десницу св. Иоанна Крестителя, украшенную драгоценны-ми камнями. Большой вклад внесла русская эмиграция в экономическое, прежде всего научное и культурное развитие пострадавшей во время войны Сербии и всей Югославии. Необходимо отметить, что русские имели здесь свои школы, театры, дома культуры, а даже свои музеи и сокольские организации, свой Союз писателей и журналистов, многочисленные литературные кружки, свои библиотеки (кстати сказать, по количеству книг превышающие фонд Национальной библиотеки в Белграде); развивалась издательская деятельность на русском языке. В Белграде был образован Русский научный институт по образцу парижского и пражского. Вполне естественно, что как раз в Белграде с 25 по 30 сентября состоялся Первый (и единственный) съезд заграничных писателей и журналистов. (За целых шесть лет до учредительного съезда Союза писателей СССР!) Русские деятели постепенно включались в работу культурных и научных заведений страны, которую считали «своей второй родиной» Большая часть русской интеллигенции в Сербии считала, что их эмиграция - «не изгнание, а послание». Е.В. Аничков, профессор Белградского университета, однажды сказал: «Томительна, скорбна и унизительна эмиграция. Но с нами, по тому же руслу с востока на запад, излилось наше самое святое богатство, неотъемлемое, всюду одинаково родное и близкое, богатство нас всех (...). Оно наше. Его не отнять. Это - русское художество»2. К нему как бы присоединился Е.В. Спекторский, своими памятными словами: «Когда Наполеон на коне, окруженный блестящей свитою, входил в одни ворота Иены, в другие пешком уходил Гегель, неся под мышкою рукопись Феноменологии духа. Подобным образом и русские ученые уходили в изгнание с пустыми руками, но полным сердцем. Они уносили с собою не сундуки, наполненные всяким хозяйственным добром, а священное пламя русского духа»3. И первою их заботою при водворении на чужбине было стремление не угашать этого духа, сохранить пламя и передать его идущему на смену поколению. Так возникли в разных местах русского расселения очаги русского духа и русской культуры.

Аничков считает, что истоки и опоры этого благотворного искусства - которое, благодаря русским эмигрантам, просияло и на Западе,

- следует искать в Пушкине, его мессианской концепции искусства как

«пророчества, проповеди, живого укора и святого прозрения», «великого акта самопознания». Русский ученый патетически завершает свое высказывание словами, которые образно отражают культ величайшего русского поэта, часть своей недолгой жизни бывшего тоже изгнанником: «Для России, для России живой из мертвых, святой Руси, всем нам место и всем нам труд, всем задача, и всем объединение под “памятником нерукотворным” поистине напророчившего нашу, родную цивилизацию Пушкина»4.

Такие и подобные послания, призывы и советы, глубоко укоренившиеся в ментальности русских, падали на хорошую почву. На них в большей мере основывалось развитие культа Пушкина, к которому русские эмигранты в течение двух десятилетий (в 20-40-е годы ХХ в.) относились с особым вниманием, жаром, чрезвычайно хорошо знали его биографию, творчество и методологию его изучения. Такое восприятие творчества Пушкина объясняется изданием его произведений (реже) на русском языке, переводом этих произведений на сербский (вторым поколением эмигрантов, которые свое высшее образование получили уже в Сербии), публичными лекциями, литературными вечерами, театральными и балетными представлениями на пушкинские темы, и прежде всего обилием литературно-критических, научных и публицистических текстов.

В первую очередь следует сказать об отдельных изданиях и тематических сборниках, два из которых являются весьма представительными. П. А. Митропан, преподаватель университета в Скопье, увенчал свои многолетние исследования восприятия творчества великого поэта книгой Пушкин у сербов5, которая дала начало современной сербской славистической компаративистике. В этом же юбилейном 1937 г. вышел в свет, написанный на русском языке, «Белградский пушкинский сборник»6, подготовленный Русским пушкинским комитетом в Югославии. Редактором этого коллективного труда был проф. Е.В. Аничков, а автором предисловия Александр Белич, председатель Сербской академии наук и руководитель Русского культурного комитета в Югославии. Первый отдел этого сборника был посвящен темам: «Пушкин и югославя-не» и «Пушкин в югославской литературе». В этом отделе печатались тексты П.Митропана, В.Ходасевича, кн. Н.Трубецкого, А.Соловьева, а также статьи В.Прокофьева и Д.Атряксина, К.Римарича-Волынского и Н.Преображенского, которые пытались исследовать следы творчества Пушкина в сербской, хорватской и словенской литературе.

Во втором отделе помещены статьи таких виднейших исследователей как С.Франк, И.Лапшин, Е.Аничков, П.Бицилли, П.Струве, Г.Струве, К.Тарановский, И.Голенищев-Кутузов и В.Топор-Рабчинский.

Среди тематических периодических изданий следует уделить особое внимание белградскому «Русскому архиву», «журналу по политике, культуре и экономике России», печатавшемуся на сербском языке. В его двойном номере 40-42 от 1937 г. свои специальные юбилейные статьи о Пушкине опубликовали: А.Ремизов, М.Цветаева, В.Ходасевич, М.Слоним, В. Архангельский, Е.Ляцкий, М.Гофман, И.Лапшин, А.Елачич, К.Жухина, П.Митропан и Н.Мельникова-Папоушкова7 . Впрочем, этот журнал и до этого печатал интересные статьи о Пушкине, в частности С.Штейна, бывшего хранителя Пушкинского дома Русской академии наук: «Пушкинские славянские труды»8 и «Пушкин, Мериме и “Песни западных славян”»9.

Годовщину смерти А.С.Пушкина отметил и старейший сербский литературный журнал - «Летопись Матицы сербской». В его январско-февральском номере были опубликованы юбилейные статьи Ляцкого, профессора университета в Праге, часто читавшего свои лекции в Югославии10. В следующем номере этого же журнала Ляцкий напечатал статью о Пушкине и Марии Раевской11. Др. А. Елачич, преподаватель гимназий в Черногории, Сербии, Хорватии и Македонии, а затем профессор университета в Скопье, в тогда ведущем журнале «Сербский литературный вестник», провозгласил пушкинский юбилей победой его идеи12. Следующий номер (от 16 февраля) «Сербского литературного вестника» почти целиком посвящен Пушкину. Здесь были помещены тексты Е. Спекторского, профессора Белградского и Люблянского университетов и председателя Русской матицы (центр в Любляне) «Значение Пушкина для славянства», Е. Аничкова, профессора университета в Скопье и Белграде, опубликовавшего синтетический очерк «Судьбе поэзии Пушкина», также лекция Е. Елачича - «Время Пушкина»13. В этом же году в упомянутом журнале печаталось еще несколько крупных (И. Голенищева-Кутузова,14 Б. Зайцева15 и Е. Ляцкого16) и много небольших статей по поводу пушкинского юбилея. О том, каким уважением пользовался Пушкин в Сербии, свидетельствует тот факт, что другому юбиляру - Вуку Караджичу, величайшему сербскому реформато-ру-филологу, - был посвящен всего один номер.

Среди отдельных изданий русских эмигрантских пушкиноведов следует выделить те, которые посвящены религиозно-этическим взгля-

дам Пушкина. К ним принадлежит книга митрополита Антония под заглавием «Пушкин как нравственная личность и православный христиа-нин»17, которая является продолжением его «Слова пред панихидой о Пушкине», сказанного в Казанском университете 26 мая 1899 г. Митрополит Анастасий, который после Антония (Храповицкого) возглавлял Русскую зарубежную церковь, напечатал свое «слово» в отдельной книжке под заглавием «Пушкин и его отношение к религии и Православной церкви»18. Пражский публицист Н. Цуриков в брошюре «Заветы Пушкина», которая в большей части основывается на его лекциях, прочтенных в Белграде, выдвинул лозунг: «Пушкин - наш первый национальный учитель»19. Предисловие к этой книге написал Петр Струве, известный мыслитель социологически-философского направления, бывший вождь партии кадетов, во время пребывания в Югославии профессор университетов в Белграде и Субботице, одно время и председатель Русского научного института. По следам П. Струве пошел его ученик Семен Франк, философ и социальный мыслитель, университетский профессор, который пользовался большим авторитетом еще в дореволюционное время. В Белграде он опубликовал свой труд «Пушкин как политический мыслитель». И на этот раз предисловие писал П. Струве, но теперь более обширное и обстоятельное20. Поставив в центр внимания мудрость Пушкина (тот факт, что царь Николай I считал его умнейшим человеком в стране), Франк рассуждает о его духовной и политической эволюции, точками опоры которой были: ранний либерализм (отрицание деспотизма и восхваление свободы), радикализм (краткое время, в Кишиневский период), а с начала 30-х годов и своего рода консервативизм (упор на традицию, аристократизм власти и отрицание насильственных переворотов). Притом политические взгляды Пушкина, по мнению Франка, были довольно независимы и умеренно оппозиционны и, как правило, основаны на государственно-политическом патриотизме.

Наконец, белградский Комитет по празднованию столетия смерти Пушкина в Югославии при поддержке Министерства просвещения опубликовал небольшую брошюру В. Розова: «Александр Пушкин (1799-1837)»21. Этому биографическому очерку преподавателя в Сремских Карловцах, а потом университетов в Скопье и Загребе, предпослан эпиграф - отрывок из стихотверения выдающегося черногорского поэта П.П. Негоша - «Тень Александра Пушкина». Брошюра

печаталась кириллицей и латиницей, большим тиражом, и бесплатно распространялась в школах Югославии.

Отдельный раздел восприятия Пушкина у сербов представяют собой эмигрантские учебники по истории русской литературы и антологии поэзии. В межвоенный период вышли два учебника с главами, посвященными Пушкину, а именно: «История русской литературы» А.Л. Погодина и «Из новой русской литературы» И.Н. Голенищева-Кутузова22. И среди антологий русской поэзии особое внимание заслуживают две, вышедшие в Белграде в том же 1927 г.

Представитель второго поколения русских эмигрантов в Сербии, Кирилл Тарановский, уже в 18-летнем возрасте так хорошо владел сербским языком, что мог переводить избранные тексты русской поэзии

- начиная с Ивана Мятлева, вплоть до Николая Агнивцева. Для своей антологии Тарановский перевел 10 стихотворений Пушкина23. О Пушкине здесь написано - «величайший русский поэт», «создатель новой русской поэзии, которого не превзошел пока ни один русский писа-

24

тель» .

Книга Льва Сухотина, представителя старшего поколения русских эмигрантов, директора Русско-сербской женской гимназии в Белграде, представляет собой сочетание монографических разделов, посвященных поэтам, с избранными любовными стихотворениями. Автор определил свою задачу следующим образом: «Выявить связь между жизнью и творчеством и, в частности, между сердечной жизнью поэта и его любовной лирикой»25. На основании знакомства с литературой о Пушкине Сухотин говорит о необыкновенной влюбчивости поэта. Ее объяснение он находит в признании самого Пушкина: «Более или менее я был влюблен во всех хорошеньких женщин, которых знал». Сухотин придерживается мнения Аполлона Григорьева о том, что Пушкин в любви в равной мере избегает как ложного идеализма, так и грубого натурализма. После сведений о женщинах, которые вдохновляли Пушкина, Сухотин поместил 14 блестящих стихотворений из его любовной лирики, конечно, в оригинале.

Проблематика пушкиноведческих текстов русских эмигрантов в Сербии была очень разнообразной. Много говорилось о значении творчества А.С.Пушкина. Проф. М.Георгиевский, называя Пушкина «источником познания России», объяснил, почему русские беженцы решили (еще с 6 июня 1925 г.) свои ежегодние «Дни русской культуры» проводить в день рождения Пушкина: «Окончательный создатель наше-

го литературного языка, наш безраздельно, почти непереводимый, наш русский в широчайшем смысле этого слова, он наполнил собою жизнь народа, жизнь каждого из нас в отдельности, от колыбели до могилы»26.

Парижская статья литературоведа Д. Мирского (наст. имя Д. П. Святополк-Мирский), опубликованная в белградском журнале «Наша действительность», наперекор некоторым французским авторитетам ставила Пушкина наряду с Гомером и Данте. Д.Мирский подчеркивал, что главной чертой поэзии Пушкина является ее «не-эвклидовская этика», а также его «неаттракционность» для Западной Европы27. Р.Плетнев, преподаватель гимназии в сербском городе Валево, считал, что Пушкина характеризует, прежде всего, высокий художественный уровень его произведений, красивый классический язык, на котором он их творит, его гуманизм, «глубина и плодотворность гениальных мыслей», благодаря которым «он весь целиком вошел в духовную жизнь русских и без него нельзя себе представить Рос-сию»28. В. Преображенский, доцент университета в Риге, находил в кри-тическо-публицистических текстах Пушкина, прежде всего в одном его высказывании о Евангелии, эталон русского культурного самосознания, национального по духу и христианского по содержанию29. Литературный критик и переводчик Е. Захаров (настоящее имя Лев Горович Захаров) утверждал, что «творчество Пушкина представляет собой величественную досягаемость русского гения». Поэтому поддержание его культа является «драгоценным, светлым долгом не только русских, но и всех других славян»30. Журналистка К.Жухина пыталась ответить в белградской газете «Политика» на вопрос: «Почему Пушкин провозглашен первым поэтом и писателем России?». Сделав вывод, что автор «Евгения Онегина» является лучшим представителем личности в западном смысле, она подчеркивала парадокс, что как раз русская революция вознесла его славу на общенародный уровень31. В другой своей статье Жу-хина наметила тему: «Женщина в творчестве Пушкина»32. Интересна и статья А.Погодина «Искаженный Пушкин»33, в которой он приводит доказательства о лакировке и искажении пушкинской личности в некоторых исторических романах и тем самым предваряет современную демистификацию (А. Синявский, А.Бытов, В.Ерофеев).

Среди статей, которые относятся к философии истории Пушкина, необходимо выделить труд академика Ф.Тарановского «Пушкин и

34

польско-русская война» , в котором автор постарался через стихи рус-

ского поэта-славянофила объяснить сложные отношения между двумя соседними славянскими странами.

Компаративистских статей сравнительно мало, но тем не менее их нельзя обойти молчанием. Известный историк и публицист А. Кизеветтер несколько раз приезжал из Праги в Белград, где читал примечательные публичные лекции. Фрагменты одной такой университетской лекции были напечатаны в газете «Политика»35. Основным тезисом ученого было, что Пушкин, Достоевский и Толстой отразили важнейшие черты русского национального характера, русской души. Литературно-историческая параллель Гёте-Пушкин являлась темой исследований В.Розова, отмечавшего, что Гёте в свое время послал Пушкину свое перо36. В праздничном рождественском номере «Правды» от 1937 г. Е.Спекторский пробовал провести параллели между Пушкиным и Толстым в плане художественного приема и христианско-этических взглядов 37 . Наконец, следует упомянуть еще один информационно-критический очерк К. Тарановского о сербском поэте и переводчике поэзии Пушкина - Йоване Йовановиче-Змае (написанный по поводу столетия со дня рождения Пушкина)38, который только предвещал последующие глубокие исследования в послевоенных статьях самого автора и Е.Захарова.

Мы старались пролить свет на тему, которая до сих пор оставалась вне поля зрения научной общественности. Наше исследование показывает, что первое поколение русских беженцев и изгнанников, т. е. эмигрантов 20-х и 30-х годов, содействовало всестороннему и глубокому знакомству с творчеством Пушкина. Русские эмигранты относились с особым пиететом к первому поэту своего Парнаса. Они печатали и популяризировали его произведения, даже начали их переводить на сербский язык, тщательно изучали Пушкина в своих и смешанных русско-сербских школах, читали лекции о его жизни, как популярные, так и научного характера - везде, где они жили, начиная с Белграда, Нового Сада, Петрограда (Бечкерека), Белой Церкви, Старого Бечея и Сремских Карловцев, Пожареваца, вплоть до Скопье. Некоторые его произведения ставились на русских сценах в Сербии. С ними приезжали на гастроли и «мхатовцы-диссиденты». Русские эмигранты ставили спектакли на либретто по пушкинским произведениям. Исполнители русских романсов часто прибегали к мелодичным стихам Пушкина. Из-за глубокого уважения к основоположнику «золотого века русской поэзии» Библиотека

союза русских писателей и журналистов в Югославии была названа «веселым именем» Пушкина39.

Добавим еще, что К. Бальмонт весьма похвально высказывался о популяризации Пушкина в Югославии, что Зайцев, Ходасевич и Цветаева писали отдельные статьи для сербских журналов, а в настоящее время некоторые из них восстанавливаются по сербским переводам. Были переведены отрывки из книги Д.Мережковского о Пушкине. На нее отозвались сербские критики.

Все эмигранты считали Пушкина гением. Он был для них не только мэтром, но и пророком, у которого надо искать ответ на все жгучие вопросы. Приведем здесь слова Марины Цветаевой: «Любой поэт на самом деле - эмигрант. Даже в России. Эмигрант Царства Небесного и земного рая природы». И далее: «Пушкин - это граница гражданской осведомленности вокруг и назад. Каждое незнание, каждое бессилие, каждое зло должно скрыться под полу Пушкина, который

40

знал, мог, водил» .

Интерес к Пушкину достиг своего апогея, когда отмечалась годовщина его смерти в 1937 г. Русские эмигранты оставили после себя кроме оригинальных пушкиноведческих статей обилие заметок и очерков о торжествах на родине Пушкина и в других странах. Они не обходили молчанием ни курьезы, ни сенсации. Например, С.Штейн, в одной журналистской статье, пробовал доказать родственные связи Пушкина с сербской семьей Ивелич41. От А.Погодина, Л. Сухотина и В.Ходасевича требовали помощи при атрибуции рукописей А. С. Пушкина, открытых в Белграде в 1933 г.42.

Имя «царя русской поэзии» было самым прославленным именем среди русских эмигрантов. По своей популярности такие классики как Достоевский, Толстой, Тургенев и Чехов оказались позади него. Эмигрантский культ Пушкина нашел в Сербии плодородную почву. Это произошло потому, что ему предшествовало столетнее восприятие пушкинского творчества у сербов, что его глорификация происходила в то время, когда «русская литература стала мировым Logosom»43. Если еще иметь в виду интерес Пушкина к сербам, сербские темы его стихотворений, то становится ясным, что он стал культовым поэтом и у сербов. Все его произведения были переведены на сербский язык, они содержатся в школьных учебниках, а во всех больших городах есть улицы его имени, многочисленные памятники, на площадях или даже в культурно-научных учреждениях.

1 Подробнее об этом см. // Мирослав Joeanoeuh: Доселаваъе руских избеглица у Кралевину СХС 1919-1924. Београд, 1996.

2 Аничков Е.В. Русское художество // Русская культура. Сборник статей. Белград, 1925. С. 75.

3 Спекторский Е.В. Десятилетие Русского научного института в Белграде (1928-1938) //Записки Русского научного института в Белграде. Белград, 1939. Вып. 14. С. 6.

4 Аничков Е.В. Русское художество. С. 78, 90, 96.

5МитропанП.А. Пушкин код Срба. Скопле, 1937.

6 Белградский пушкинский сборник. Белград, 1937.

7 См. Руски архив. 1937. № XL-XLII.

8 1931. № XIV-XV. С. 94-104.

9 1932. № XVI-XVII. С. 96-112.

10 Летопис Матице српске. 1937. Ка. 347. св. 1. С. 1-7; 8-14.

11 Там же. 1937. Кн. 347. Св. 2. С. 127-135.

12 Пушкин ]е победио //Српски каижевни гласник. 1937. № 1. С. 33-35.

13 Все в журнале «Српски каижевни гласник». 1937. № 4.

14 Пушкинова лирика //Српски каижевни гласник. 1937. № 8. С. 305-316.

15 Статья переведена из рукописи автора: Пушкин //Српски каижевни гласник. 1937, № 6. С. 431-435.

16 Лирика и мудрост песника //Српски каижевни гласник. 1937. № 1. С. 27-35.

17 Митрополит Антоний. Пушкин как нравственная личность и православный христианин. Белград, 1929.

18 Митрополит Анастасий. Пушкин в его отношении к религии и Православной церкви. Белград, 1939.

19 Цуриков Н.А. Заветы Пушкина. Мысли о национальном возрождении России. Белград,

1937. Эту брошюру не следует смешивать с одноименной статьей Е. Спекторского, опубликованной в «Пушкинском сборнике» в Праге, в 1929 г.

20 См. Франк С.Л. Пушкин как политический мыслитель. Белград, 1937.

21 На сербском. Белград, 1937.

22 Обе вышли в Белграде (первая в 1927, вторая в 1937 г.), на сербском языке.

23 См. Тарановски К.Т. Из руске лирике. Београд-Земун, 1927. С. 7-16.

24 Там же. С. 161, 162.

25 Сухотин Л.М. Любовь в русской лирике XIX века. Белград, 1927. С. 4.

26 Георгиевский М.А. Значение поэзии Пушкина // Русская культура. Белград, 1925. С. 141.

27Mirski D. Puskinovo delo. //Nasa stvarnost, 1937. Januar-februar. S. 2-6.

28 Плет^ов Ростислав. А.С.Пушкин (1799-1837). //Гласник ]угословенског професорског друштва. 1937. Св. 6. С. 461-462.

29 Преображенски В. Руска култура и национална самосвест, // Руско^угословенски алманах за подизаае спомен-капеле цару-мученику Никола]у II у Панчеву. Панчево, 1934. С. 41-42.

30 ЗахаровЕ. Култ Пушкина //Каижевна Красна. 1931. № 10. С. 435.

31 Жухина К. Александр Пушкин и Русща // Политика. 1937. 11.II. С. 10-11.

32Жена данас, 1937. Св. С. 13-14.

33 Погодин А.Л. Искаженный Пушкин. //Записки научного института в Белграде. Белград.

1938. Вып. 15. С. 65-90.

34 Српски каижевни гласник. 1929. № 6. С. 508-514.

35 Политика. 1928. № 7117. С. 7.

36 Нова Европа. 1932. № 1. С. 166-178.

37 Спекторски Е. Пушкин и Толсто] // Правда. Божий. I 1937. № 11569-11572. С. 38-39.

38 Тарановски К. Зма] у руско] каижевности // Летопис Матице српске. 1933. Св. 1-3. С. 233-235.

39 Эта довольно богатая библиотека стала гораздо богаче, когда С. Страхову удалось прибавить к ней из немецкого города Карлсруэ одну из первых тургеневских библиотек в Европе (см. Остсда Ъурий. Руска литерарна Србща 1920-1941. Гораи Милановац, 1990. С. 153).

40 Цветаева М. Песник и време //Руски архив. 1932. № XVI-XVII. С. 152, 153.

41 Ште]н С. Родбинске везе Пушкина са Jугословенима // Политика. 1932. № 8716. С. 7-8.

42 В[ук] Д[раговик]. Пушкинови «београдски рукописи» //Политика. 1933. № 9197. С. 9.

43 Аничков Е. Шта могу дати Jугословени Русима // Nova Evropa. 1922. № 4. С. 98.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.