CC BY
16
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.Л. Катанский
Воспоминания старого профессора
(с 1847 по 1913 гг.)
Опубликовано:
Христианское чтение. 1916. № 3. С. 283-308.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
х х >; х х х х х х х х х х х XX X X XX X X X X
Воспоминанія стараго профессора
(съ 1847 по 1913 г.г.) *).
ІРТ ТУ ДЕНТЫ. Притокъ студентовъ, сравнительно съ нреж-\?) нимъ, временемъ, былъ огромный, — не только изъ Ср. духовныхъ семинарій, но и изъ свѣтскихъ учебныхъ заведеній; вмѣсто прежнихъ 120,,, количество студентовъ, постоянно, изъ года въ годъ повышаясь, достигло ръ 1883 году до 392, въ 1884 году — до 372 чел. Явилось много своекоштныхъ, которымъ дозволялось жить на частныхъ квартирахъ. Немало было также вольнослушателей, изъ которыхъ потомъ нѣкоторые поступали въ число студентовъ. Общій уровень учащейся молодежи, въ смыслѣ даровитости, правда, понизился, но за-то общее оживленіе академической жизни сказывалось усиленными и очень плодотворными занятіями лучшихъ и наиболѣе даровитыхъ изъ нихъ. Появленіе и умноженіе (до 1884 г.—было уже 12) частныхъ стипендій (въ добавокъ къ 120 казеннымъ) на содержаніе студентовъ и поощрительныхъ денежныхъ наградъ, изъ пожертвованныхъ частными лицами для сей цѣли капиталовъ, за курсовыя сочиненія (чего до 1869 г. совсѣмъ не было) привлекали въ академію однихъ и очень подбадривали энергію другихъ къ усиленнымъ занятіямъ.
Много помогало недостаточнымъ студентамъ, не попавшимъ на казенныя или частныя стипендіи, открывшееся въ 1877 г. «Обіфотво^вспомоществрванія недостаточнымъ студентамъ Петроградской дух. Академіи». Это общество, въ составъ котораго входили многіе изъ столичнаго духовенства и всѣ наетав-
*) Продоженіе. См. февраль
ники академіи, нанимало для нѣсколькихъ (15 — 20 чел.) своекоштныхъ студентовъ даже особую квартиру (съ 1878 г.) въ одномъ изъ домовъ Александро-Невской Лавры, на Калашниковской пристани. Эту квартиру называли въ шутку Калашниковскою академіею; многіе относились къ ней неособенно сочувственно, насмѣшливо. Она просуществовала не болѣе четырехъ лѣтъ (1878- 1882 г.); въ 18S2 г. запрещено было Св. Синодомъ жить своекоштнымъ студентамъ па частныхъ квартирахъ, кромѣ тѣхъ, которые имѣли въ Петроградѣ роди-дителей. Калашниковская академія имѣла, конечно, свои слабыя стороны, но нѣтъ сомнѣнія, что въ то время она была далеко не безполезною, и закрытіе ея повело и академическую администрацію и общество вспомоществованія къ большимъ затрудненіямъ и т. п.
Распредѣлялись студенты по отдѣленіямъ.такъ: самые даровитые предпочитали записываться на перк. - историческое отдѣленіе и отчасти богословское, менѣе даровитые избирали церк.-практическое. Между студентами разныхъ отдѣленій была конкурренція и благородное соревнованіе, спорили о преимуществахъ отдѣленій, о научныхъ ихъ программахъ, о достоинствахъ наличныхъ преподавателей.
Казеннокоштные студенты размѣщались во всѣхъ трехъ этажахъ академическаго корпуса—по курсамъ и отдѣленіямъ курсовъ такъ, что каждый курсъ и каждое отдѣленіе имѣли свои особыя комнаты (2—3); одна'для занятій, другая—спальня, иногда третья—гардеробная. При четырехъ курсахъ (въ старой академіи были только два курса—старшій и младшій) и трехъ отдѣленіяхъ нужны были 12 аудиторій, устройство которыхъ, въ смыслѣ комнатъ отдѣльныхъ отъ жилыхь, занятныхъ помѣщеній и спаленъ, было невозможно, такъ какъ старое академическое зданіе разсчитано было только на два' курса, не имѣвшихъ подраздѣленій. Не смотря на постройку въ 1882 г. новаго зданія для помѣщенія академической библіотеки и квартиръ ректора и другихъ служащихъ въ академіи лицъ (секретаря, библіотекаря и ихъ помощниковъ), и освобо-жденіе так. обр. значительнаго количества мѣста въ старомъ корпусѣ, все-таки устройство многочисленныхъ аудиторій, отдѣльныхъ отъ жилыхъ, занятныхъ и спальныхъ комнатъ, было невозможно.
Такое размѣщеніе студентовъ, изолирующее и курсы и отдѣленія одни отъ другихъ, было большою помѣхою для обще-
студенческихъ движеній, для организаціи безпорядковъ, весьма выгодно для академической администраціи, въ частности для инспекціи и, безъ сомнѣнія, въ значительной степени способствовало тишинѣ и спокойствію въ стѣнахъ академіи въ тогдашнее бурное время. Картина была бы, по всей вѣроятности, другая, будь студенческое общежитіе устроено иначе, какъ напримѣръ во время нашего студенчества, когда студенческія комнаты, занятныя и спальныя обоихъ курсовъ, представляли безпрерывный рядъ, такъ что можно было пройти ихъ насквозь отъ одного конца до другого. Послѣ этого понятенъ восторженный отзывъ одного изъ младшихъ нашихъ сослуживцевъ (проф. В. В. Болотова, бывшаго студентомъ въ 1875—1879 гг.) объ устройствѣ тогдашняго студенческаго общежитія: «тому, кто выдумалъ это, нужно было бы присудить премію за добродѣтель» (намекъ на извѣстную французскую медаль).
Чтеніе лекцій въ такой обстановкѣ было, правда, мало торжественно, но зато оно имѣло такъ сказать интимный характеръ и лишено офиціальной сухости. Профессоръ отдѣленія приходилъ къ студентамъ въ ихъ помѣщеніе въ качествѣ какъ бы почетнаго гостя и имъ было неловко не присутствовать на лекціяхъ, да и неудобно, некуда было дѣваться. Если нѣкоторые, наиболѣе лѣнивые, позволяли себѣ лежать въ сосѣдней спальнѣ, то и имъ, волей-неволей, приходилось слышать нѣчто изъ лекцій профессора. Малый составъ отдѣленія (самое большее 25, а иногда 10—15 чел.) также стѣснялъ студентовъ, не располагалъ къ манкированью лекціями. Лекціи по общеобязательнымъ предметамъ (для всѣхъ отдѣленій) читались или въ обширномъ залѣ собраній или въ старыхь двухъ, очень помѣстительныхъ аудиторіяхъ. Здѣсь наоборотъ все располагало къ неаккуратному посѣщенію лекцій. ,
Практическія занятія съ студентами IV курса происходили или вт. тѣхъ же студенческихъ помѣщеніяхъ, если они не были заняты обычными лекціями, или въ другихъ мѣстахъ, гдѣ придется, иногда даже на квартирахъ профессоровъ. Помнится, ко мнѣ на квартиру 'ходилъ для такихъ занятій студентъ свящ. Г. £. Титовъ, нынѣ достопочтенный о. протоіерей, одинъ изъ самыхъ видныхъ членовъ петроградскаго духовенства J). Курсъ, къ которому принадлежалъ о. Г. И. Т., *)
*) Свящ. Георгій Ивановичъ Титовъ, калуж., канд. XXX к. (1873J снб. акад., впослѣдствіи магистръ (1879 г.), прот. ц. дворца Вел. Кн.
былъ очень небольшой (всего 35 чел.), и о. Титовъ оказался въ единственномъ числѣ въ той группѣ предметовъ, къ которой принадлежало догматическое богословіе. Приходилъ онъ ко мнѣ на квартиру по вечерамъ и мы совершенно подо-машненѵ, за чайкомъ, вели бесѣды на научныя темы. Много лѣтъ спустя съ удовольствіемъ вспоминали мы наши вечернія практическія занятія.
Семестровыхъ сочиненій на первыхъ двухъ курсахъ (на третьемъ составлялись уже кандидатскія диссертаціи) давалось' не болѣе 3-хъ. На сочиненія обращалось большое вниманіе, хотя уже не въ такой степени, какъ при прежнемъ уставѣ; баллы по сочиненіямъ и устнымъ отвѣтамъ конкуррировали между собою и хотя первымъ давалось значительное преимущество, но не умалялось и не низводилось до минимума, какъ прежде, и значеніе послѣднихъ. Разрядныхъ списковъ не составлялось, начиная съ XXIX курса (1871 г.), перваго курса, окончившаго при дѣйствіи устава 1869 г.
Экзамены получили вполнѣ серьезный характеръ. Спрашивали всѣхъ студентовъ по всѣмъ предметамъ курса и отвѣты отмѣчали баллами. Обыкновенно ставили баллы всѣ члены экзаменаціонной коммиссіи; помощникъ ректора по отдѣленію, преподаватель предмета и ассистентъ, по окончаніи экзамена сводили баллы и выводили средній.
На экзаменахъ въ IV курсѣ, такъ называемыхъ магистерскихъ. предсѣдательствовалъ самъ ректоръ академіи. Вопросы давались или изъ литературы предмета или изъ какого нибудь отдѣла науки, при чемъ требовались уже болѣе спеціальныя свѣдѣнія, чѣмъ на обычныхъ, годичныхъ экзаменахъ. И нужно замѣтить, пріятно было видѣть, какъ держали себя выпускные студенты и слышать спокойные, солидные ихъ отвѣты. Получалось впечатлѣніе, что передъ вами уже не школьники, а лица, которыя сознаютъ, что они держатъ испытаніе, такъ сказать, на аттестатъ богословской зрѣлости. Памятенъ одинъ изъ такихъ экзаменовъ по слѣдующему экстренному случаю. Совершенно неожиданно пріѣзжаетъ въ академію (неизвѣстно для чего,—видѣть ли ректора или спеціально, чтобы присут-. ствовать на магистерскомъ экзаменѣ) Е. П. Побѣдоносцевъ,
Михаила Николаевича, члеаъ Учебв. Ком. при Св. Синодѣ, въ 1914 г. праздновавшій 50-лѣтній юбилей священстаа и почтенный, по этому случаю, выдающеюся Высочайшею наградою (брилл. знаками къ ордену Св. Александра Невскаго).
тогдашній Оберъ-Прокуроръ Св. Синода. Экзаменъ,. по той группѣ предметовъ, въ которую входило догматическое богословіе, уже начался. Вдругъ въ старую аудиторію старшаго курса (по правую сторону церкви), гдѣ мы во главѣ съ ректоромъ засѣдали, входитъ К. П. II. Въ моментъ его появленія отвѣчалъ по моему предмету 4очень хорошій, даровитый студентъ, мой землякъ, К. М. Добронравовъ XXXYII курса (1880 г.)—по отдѣлу эсхатологіи о послѣднемъ страшномъ судѣ Христовомъ и др. соприкосновенныхъ съ нимъ предметахъ. К. П. Побѣдоносцевъ, какъ извѣстно, любилъ Поговорить; не молчалъ онъ и тутъ. Между прочимъ, по какому-то поводу онъ высказалъ свое мнѣніе о высокомъ достоинствѣ славянскаго текста Библіи, сравнивъ его съ золотою монетою а русскій переводъ—съ мѣдною. Замѣчательно, что при этомъ, да и вообще все время, онъ обращался ко мнѣ, а не къ ректору, котораго онъ какъ будто намѣренно игнорировалъ. I. Л. Янышева онъ видимо не жаловалъ, хотя у нихъ было давнее знакомство, еще съ Висбадена, гдѣ настоятелемъ церкви б^ілъ, до ректорства, о. I. Л. Я. и гдѣ нерѣдко пользовался его гостепріимствомъ К. П. Побѣдоносцевъ, вмѣстѣ съ супругою Е. А., урожденною Энгельгардтъ. Неудивительно; это были люди совершенно различныхъ настроеній и симпатій. Описанный выше визитъ К. П. П. въ академію вызвалъ у насъ много толковъ. Говорили между прочимъ объ остроумной выходкѣ проф. М. О. Кояловича, тогдашняго нашего инспектора. При выходѣ изъ академическаго зданія, столкнувшись съ К. П. П., онъ иронически поблагодарилъ его за неожиданную честь посѣщенія имъ академіи, тѣмъ большую, что непосредственнаго отношенія къ ней, какъ Оберъ-Прокуроръ, онъ не имѣлъ. М. О. Кояловичъ отличался смѣлостью, и независимостью характера, притомъ близко былъ знакомъ съ К. П. II. и пользовался его уваженіемъ.
Магистерскія диссертаціи. Магистранты, т. е. окончившіе курсъ студенты, выдержавшіе на IY курсѣ устный экзаменъ на степень магистра богословія, впослѣдствіи ѵдостоивались этой степени по напечатаніи и послѣ публичной защиты ихъ диссертацій. По большей части эти диссертаціи представляли переработку кандидатскихъ сочиненій, при нѣкоторомъ измѣненіи, расширеніи и т. п. ихъ темъ.
При эдомъ. немало трудовъ падало и на долю профессоровъ, рукодателей магистрантовъ. Случалось по большей части
такъ: профессоръ, замѣтивъ выдающееся по достоинствамъ кандидатское сочиненіе, совѣтовалъ автору переработать его въ магистерское, начиналась новая работа, представлялась профессору иногда въ цѣломъ, иногда по частямъ, но то. что казалось очень хорошимъ для кандидатской диссертаціи, оказывалось слабоватымъ, при повышенныхъ требованіяхъ, для магистерской; отсюда разочарованіе для обѣихъ сторонъ, возвращеніе рукописи автору для передѣлки, дополненій, исправленій.
Съ первымъ магистерскимъ сочиненіемъ, (1879 г.), написаннымъ подъ моимъ руководствомъ: Н. М. Богородскаго— «Ученіе св. I. Дамаскина объ исхожденіи Св. Духа,—въ связи съ тезисами Боннской конференціи» былъ такой случай. Къ концу учебнаго года (1878), къ окончанію курса, г. Богородскій представилъ только одну треть своего сочиненія въ обработанномъ видѣ, а самъ затѣмъ отправился въ Вильну, на службу въ семинарію. То, что я получилъ, мнѣ понравилось и я рѣшился войти въ совѣтъ съ представленіемъ о разрѣшеніи къ напечатанію на казенный счетъ сочиненія, какъ бы совершенно законченнаго. Сдѣлано это въ виду явившейся у меня увѣренности въ благополучномъ окончаніи труда съ одной стороны, а главное изъ опасенія пропустить предѣльный срокъ для напечатанія сочиненія на казенный счетъ—съ другой. Затѣмъ у насъ возникла дѣятельная переписка съ г. Богородскимъ; онъ присылалъ мнѣ свои тетради, а л —свои замѣчанія и совѣты. Каюсь, я поступилъ нелегально и довольно рискованно, но если бы этого не сдѣлалъ, то по всей вѣроятности не явилась бы на свѣтъ эта дѣльная, солидная диссертація: пропала бы у автора энергія къ продолженію и завершенію труда, главнымъ образомъ въ виду отсутствія матеріальныхъ средствъ для напечатанія его на свой счетъ.
За сравнительно небольшой періодъ времени дѣйствія устава 1869 г., за 15 лѣтъ (до 1884 г.), явилось довольно много магистерскихъ диссертацій. Но къ этимъ 15 годамъ'по всей справедливости нужно прибавить еще два года, 1885-й и 1886-й, когда продолжала дѣйствовать еще старая закваска,’ и студенты, окончившіе курсъ въ 18S6 г., только на половину, т. е. въ послѣдніе два года четырехлѣтняго курса, находились подъ дѣйствіемъ устава 1884 г. Въ такомъ случаѣ число магистерскихъ диссертацій дойдетъ уже до 34. Интересно, какъ онѣ распредѣлялись по отдѣленіямъ. На долю богослов-
скаго пришлось 15 диссертацій 1), нѣсколько болѣе— 16 на долю церковно-историческаго * 2) и только 3 на долю церковнопрактическаго 3). Не всѣ они прошли чрезъ отдѣленія, 7 изъ нихъ явились на свѣтъ, когда отдѣленій уже не было, но несомнѣнно, корень всѣхъ ихъ скрывается въ отдѣленской спеціализаціи. По догматическому богословію явилось 5 (гг. Богородскаго, Елеонскаго, Тихомирова, Лебедева, Орлова) и даже 6 диссертацій 4). Мой достоуважаемый преемникъ, проф. П. И. Лепорскій, въ статьѣ по поводу моего 50-тилѣтняго юбилея 5), отмѣчая этотъ фактъ, дѣлаетъ отсюда слѣдующіе выводы. «При дѣйствіи прежняго (1869 г.) устава, когда число студентовъ богословскаго отдѣленія колебалось между 10 — 25 и рѣдко превышало 30, а число избирающихъ своей спеціальностью, на IV курсѣ, группу наукъ основное, догматическое и нравственное богословіе составляло три - четыре человѣка, изъ этого небольшого числа спеціалистовъ шесть человѣкъ написали магистерскія диссертаціи только по догматикѣ, па темы, предложенныя А. Л.» «Между тѣмъ изъ слушателей А. Л., начиная съ 18S4 по 1896 г., получилъ магистерскую степень
') Въ 1874 г. И. С. Якимова, Л. Ѳ. Гусева; въ 1875 г. М. В. Симаш-кевича; въ 1879 г, свяіц. Г. И. Титова, Н. М. Богородскаго, Ѳ. П. Елеонскаго, А. II. Мальцева, въ 1884 г. -Ѳ. А. Тихомирова, А А. Бронзова.— Послѣ 1884 г. въ 1885 — И. Г. Троицкаго, И. Г. Рождественскаго, въ
188(1 г.--А. С. Лебедева, въ 1887 г. іером. Антонія (Храповицкаго), въ
1888 г.—Д. И. Тихомирова и И. А. Орлова. Причисляемъ сюда послѣднія три диссертаціи потому, чго авторы ихъ окончили академическій курсъ: Д. И. Тихомировъ въ 1891 г., а іером. Антоній (Храп.) и И. А. Орловъ въ 1885 г.
2) Въ 1873 г. Н. А. Скабадановича, въ 1875 г.—С. В. Кохомскаго, въ 1879— М. В. Чельцова, В. В. Болотова, J881 г. - Д. Н. Дубакина, И. С. Пальмова, А. II. Лопухина, В. X. Преображенскаго, В. И. Жмакина, въ 1883 г.—С. А. Соллертинскаго, II. II. Жуковича, А. И. Садова, В. 3. За-витневича, въ 1884 г.—Г. Е. Трусмана.—Послѣ 1884 г. въ 1886 г,—Г. В. Мир-ковиіа, въ 1888 г. іером. Михаила (Грибановскаго.) и въ 1889г.—Н. С. Соколова. Марковичъ окончилъ курсъ въ 1878 г., а іером. Михаилъ (Гриба-новскій) и Соколовъ въ 1884 году.
3) Въ 1880 г.—II. В. Покровскаго, въ 1886 г. - - А. И. Пономарева и въ 1888 г.—И. И Панова, окончившаго курсъ въ 1871 г.
*) Если включить сюда диссертацію И. В. Морева ("„Камень вѣры Стефава Яворскаго“), окончившаго курсъ въ 1885 г. Эта диссертація, написанная на данную мною тему и мною одобренная, но нѣкоторымъ обстоятельствамъ явилась въ,свѣтъ очень поздно и защищена уже при моемъ преемникѣ ио каѳедрѣ, въ 1904 г.
s) „Церк. ВЬстн.“ 1913 AiJS 46. 47.
за диссертацію на догматическую тему только одинъ—покойный проф. Е. П. Аквилоновъ') *). «Этотъ фактъ, ясно показывая, что при благопріятствующихъ условіяхъ А. Л. обладалъ высокимъ талантомъ пробуждать въ своихъ слушателяхъ богословскую мысль и вдохновлять ихъ на трудныя научныя изслѣдованія догматическихъ вопросовъ, свидѣтельствуетъ, къ прискорбію, также и о томъ, насколько упраздненіе спеціальностей, произведенное уставомъ 1884 г., гибельно отразилось на богословской мысли и ученой продуктивности питомцевъ Академіи».
Докторскія диссертаціи и публичная ихъ защита. За этотъ періодъ времени явилось 9 диссертацій на степень доктора богословія, именно—орд. профессоровъ: И. В. Чельцова («Древнія формы символа вѣры» 1870 г.), И. А. Чистовича («Древне-греческій міръ и христіанство въ отношеніи къ безсмертію души и будущей жизни», 1871 г.), Е. И. Ловягина («Объ отношеніи писателей классическихъ и библейскихъ по, воззрѣнію христіанскихъ апологетовъ», 1872 г.), экстр. профессоровъ: И. Ѳ. Нильскаго («Семейная жизнь въ русскомъ расколѣ», 1870 г.), М. О. Кояловича («Исторія возсоединенія западно-русскихъ уніатовъ старыхъ временъ», 1874 г.), И. Е. Троицкаго («Изложеніе вѣры армянской, начертанное Нерсесомъ, католикос. армян.», 1875 г.), А. Л. Катанскаго («Догм. ученіе о семи церк. таинствахъ въ твореніяхъ древнѣйшихъ отц. и писат. церк. до Оригена включ.» 1877 г.), Ѳ. Г. Елеонскаго («Исторія израильскаго народа въ Египтѣ», 1884 г.) и доцента Н. А. Скабалановича («Византійское государство и церковь отъ смерти Василія Болгаробоццы до воцаренія Алексѣя Комнина», 1884 г.). Диспутами Ѳ. Г. Елеонскаго и Н. А. Скабалановича закончилась публичная защита докторскихъ диссертацій; уставъ 1884 г. отмѣнилъ ее и съ тѣхъ поръ, вотъ уже 30 лѣтъ, не слышатся, къ сожалѣнію, ученыя состязанія наиболѣе зрѣлыхъ академическихъ силъ.
Между тѣмъ, эти докторскіе диспуты представляли очень много интереснаго и поучительнаго для собиравшейся на нихъ многочисленной и разнообразной публики. Далеко не безпо лезны они были и для самихъ академическихъ преподавателей, пріучая ихъ къ публичнымъ выступленіямъ и давая имъ лиш-
*) Да и то, какъ увидимъ далѣе, послѣ тяжелой исторіи и послѣ уже моей отставки.
пій къ тому случай. Нужно замѣтить, что напіа духовная среда всегда отличалась болѣѳ, чѣмъ скромностью, желаніемъ держать себя какъ можно болѣе въ тѣни. А потому намъ приходилось немало поработать надъ собою, чтобы оказаться на высотѣ положенія.
На нервомъ диспутѣ (докторскомъ—проф. И. В. Чельцова) мнѣ пришлось быть дѣйствующимъ лицомъ, въ качествѣ одного изъ офиціальныхъ оппонентовъ; другимъ былъ проф. И. Е. Троицкій. Это былъ самый первый диспутъ въ нашей академіи, не только на степень доктора богословія, но и вообще,—магистерскихъ до него не было. Неудивительно, что я оказался неважнымъ оппонентомъ; тутъ сказалась наша неподготовленность къ публичнымъ выступленіямъ вообще и нѣкоторыя личныя мои особенности въ частности. Застѣнчивый, не привыкшій говорить въ общественныхъ собраніяхъ, я составилъ предварительно рядъ рѣчей, въ сущности недурныхъ, которыя достопочтенный диспутантъ, мой бывшій уважаемый наставникъ, выслушивалъ, и отвѣчалъ на нихъ собственными рѣчами,—въ свойственномъ ему докторальномъ тонѣ,—мало относящимися къ предмету моихъ возраженій. Въ сущности мы оба другъ друга не слушали, а продолжали говорить каждый свое. Результатомъ было то, что въ газетныхъ отчетахъ (напр. въ газ. «Голосъ», гдѣ сотрудничали наши бывшіе воспитанники П. И. Нечаевъ и А. Н. Надеждинъ) моя оппозиція подверглась невыгодной для меня критикѣ. Изъ другихъ докторскихъ диспутовъ наиболѣе интересными были: М. О. Ко-яловича, И. Ѳ. Нильскаго и И. Е. Троицкаго. Замѣчательно, что посѣтителей на диспутахъ было множество и не только изъ числа интеллигенціи, но и изъ простого народа; залъ академическихъ торжественныхъ собраній всегда былъ совершенно полонъ. Въ обществѣ слышались очень одобрительные отзывы о нашихъ диспутахъ, въ смыслѣ признанія серьезности и интереса преній.
Мой собственный докторскій диспутъ, 5 іюня 1877 г., прошелъ для меня также невыгодно. Я былъ страшно утомленъ трудами по составленію и печатанію своего сочиненія «Догматическое ученіе о семи церковныхъ таинствахъ въ твореніяхъ св. отцевъ»..., и хотя офиціальный отзывъ разсматривавшихъ мое сочиненіе лицъ, будущихъ моихъ оппонентовъ (экстр. проф. И. Т. Осинина и приватъ-доцента А. А. При-селкова) былъ весьма для меня лестный и вполнѣ успокой-
тельный ‘), тѣмъ не менѣе крайняя усталость, усугублявшая мою природную нервность и застѣнчивость, сдѣлала то, что я былъ крайне вялымъ, едва держался на ногахъ, былъ на каѳедрѣ похожъ на живого мертвеца и потому не показалъ себя публикѣ съ выгодной для себя стороны, хотя возраженія далеко не были вѣскими. Кромѣ офиціальныхъ, другихъ оппонентовъ не было. Послѣ диспута, когда на квартиру ко мнѣ явился мой тесть прот. I. В. Васильевъ (вмѣстѣ съ ректоромъ I. Л. Янышевымъ), чтобы раздѣлить со мною предложенную скромную трапезу, онъ резюмировалъ свои впечатлѣнія отъ диспута въ слѣдующихъ памятныхъ для меня словахъ: «на каѳедрѣ вы были изъ рукъ вонъ плохи; если бы я былъ на вашемъ мѣстѣ и зналъ хотя бы половину того, что - вы знаете по этому предмету, я разцесъ бы своихъ оппонентовъ», что, замѣчу отъ себя, нисколько неудивительно—при его необыкновенномъ дарѣ слова, громадномъ навыкѣ къ публичнымъ выступленіямъ, большомъ самообладаніи и находчивости. А неожиданно явившійся изъ заграницы мой своякъ, тогда настоятель нашей церкви въ г. Ниццѣ, прот. В. И. Левицкій, бывшій также на моемъ диспутѣ, человѣкъ очень остроумный, выразилъ свои впечатлѣнія въ слѣдующемъ замѣчательномъ изреченіи: «горекъ ученый хлѣбъ»!—очевидно сравнивая ученую службу съ пріятною, обезпеченною и сравнительно легкою службою заграничнаго священника. Невольно напрашивается мысль порекомендовать это очень вѣрное изреченіе вниманію тѣхъ лицъ, которыя любятъ критиковать диссертаціи профессоровъ и совершенно не замѣчаютъ труднаго, тернистаго, далеко не усыпаннаго розами пути ученыхъ тружениковъ... На моемъ диспутѣ не было ни одного изъ представителей высшей церковной
4) Вотъ что они писали въ своемъ представленіи въ богословское отдѣленіе, заслушанномъ въ совѣтѣ (засѣд. 26 мая 1877 г.): „Изслѣдованіе автора составляетъ весьма добросовѣстный и притомъ самостоятельный трудъ по вопросу, почти не затронутому нашею богословскою лите-тературою. Строго научный пріемъ въ раскрытіи предмета на основаніи первыхъ источниковъ, самостоятельность и оригинальность многихъ выводовъ, критическое отношеніе къ западно-христіанскимъ теоріямъ и мнѣніямъ, послѣдовательная систематическая группировка предмета и наконецъ ясное, простое и правильное изложеніе,--таковы достоинства, которыя даютъ ученому изслѣдованію А. Л. К—го право занять видное мѣсто въ нашей учено-богословской литературѣ и, по нашему убѣжденію, вполнѣ удовлетворяютъ условіямъ докторской диссертаціи“.
іерархіи, по случаю лѣтняго времени (5 іюня). Обыкновенно они бывали въ немаломъ количествѣ, во главѣ съ митр. Исидоромъ или кѣмъ либо изъ членовъ Св. Синода. На сей разъ не было ни одного даже простого епископа, такъ что предсѣдательствовалъ (рѣдкій случай!) на диспутѣ ректоръ академіи 1. Л. Янышевъ. Изъ свѣтскихъ посѣтителей помню министра Народнаго Просвѣщенія И. Д. Делянова, директ. ІІубл. Библ. А. Ѳ. Бычкова и сербскаго посланника (кажется, ІІротича).
Почему и какъ я остановился на такой темѣ для докторской диссертаціи? Отвѣтъ на этотъ вопросъ вводитъ въ исторію моего богословскаго развитія, внутреннихъ моихъ переживаній, съ которыми считаю не лишнимъ познакомить читателей.
Въ точномъ соотвѣтствіи съ уставомъ 1869 г., по которому «догматическое богословіе» полагалось «съ историческимъ изложеніемъ догматовъ», *) мои занятія распадались на три части: 1) изложеніе системы догматическаго богословія, 2) историческое изложеніе догматовъ въ періодъ библейскій и 3) въ періодъ патристическій, святоотеческій.
На занятія по системѣ догм. богословія я вызванъ былъ моими слушателями, студентами. Какъ-то разъ, помнится въ 1871 г., среди практическихъ занятій на IV курсѣ, одинъ изъ группы студентовъ (именно А. Ѳ. Гусевъ., впослѣдствіи проф. Казанской Академіи) говоритъ мнѣ: «все это хорошо и интересно то. чѣмъ вы насъ занимаете, по части исторіи догматовъ, но вѣдь намъ придется служить въ семинаріяхъ, гдѣ мы будемъ имѣть дѣло ближайшимъ образомъ съ системою догм. бог., а потому намъ хотѣлось бы, чтобы вы предложили чтенія и по систематическому изложенію догматическаго ученія православной церкви, кромѣ исторіи догматовъ». Наши догмат. системы (пр. Макарія и Филарета черниг.), очевидно ихъ не удовлетворяли. На слѣдующій же годъ я приступилъ къ этого рода чтеніямъ, на II, ІИ курсахъ, параллельно съ чтеніями по исторіи догматовъ. При изложеніи системы догм. богословія старался преимущественно обнять весь кругъ догматическихъ ученій и выяснить взаимную ихъ связь, не оста- 1
1) По всей вѣроятности," эта прибавка—„съ историч. излож. догм.“— въ уставѣ была сдѣлана, главнымъ образомъ, по настоянію прот. I. Л. Янышева и прот. I. В. Васильева. Съ ними у меня было немало разговоровъ на эту тему. А если такъ, то чрезъ ихъ посредство, не перепала ли и на мою долю нѣкая малая капля участія въ этомъ дѣлѣ»
навливаясь на подробномъ обоснованіи ихъ на авторитетахъ Св. Писанія и церковнаго преданія (это входило у меня въ кругъ чтеній другого рода—но историч. изложенію догматовъ въ періоды библейскій и святоотеческій), а также—указать желательную постановку разныхъ отдѣловъ науки и т. п. Эти чтенія студентамъ очень нравились, такъ что разъ они выразили мнѣ свое сочувствіе даже апилодисментами *).
Но все-таки преимущественное мое вниманіе было направлено на историческое изложеніе догматовъ и притомъ въ равной мѣрѣ на оба періода — библейскій и святоотеческій, чему соотвѣтствовали и два ряда отдѣльныхъ параллельныхъ чтеній. Святоотеческимъ богословствованіемъ я тогда еще не былъ увлеченъ всецѣло, какъ впослѣдствіи. Вотъ почему сначала (около 1872 г.) я остановился было, въ поискахъ темы для диссертаціи, на библейскомъ періодѣ, задумалъ дать изложеніе догматическихъ данныхъ въ Св. Писаніи Новаго Завѣта, имѣя въ виду представить опытъ, такъ называемаго, на Западѣ, «библейскаго богословія» или «библейской догматики». но, конечно, въ православномъ духѣ и пониманіи, съ опроверженіемъ протестантскихъ теорій и въ особенности— отрицательной нѣмецкой критической школы. Началъ предварительныя работы и плодомъ ихъ были двѣ большія статьи, напечатанныя въ «Христ. Чтен.» (1872 г.), подъ заглавіемъ: «Объ изученіи библейскаго новозавѣтнаго періода въ историко-догматическомъ отношеніи» *). Эти статьи, по моей мысли, должны были служить введеніемъ къ моей диссертаціи. Но то, что я услышалъ по ихъ напечатаніи, совершенно охладило меня. Одинъ изъ благожелательныхъ моихъ сослуживцевъ (проф. И. Ѳ. Нильскій) замѣтилъ мнѣ, что отъ моихъ статей нѣсколько попахиваетъ протестантизмомъ и что если я думаю 1
1) Замѣчательно, однако, что это своего рода новаторство въ постановкѣ чтеній по системѣ догм. бог. не обошлось для меня безъ нѣкоторыхъ непріятностей. На первомъ же экзаменѣ предсѣдатель коммиссіи проф. И. А. Чистовичъ и экстр. проф. И. Т. Осининъ, ассистентъ, сдѣлали мнѣ много возраженій и даже несправедливыхъ, какъ мнѣ казалось, придирокъ, и это во время студенческихъ отвѣтовъ, въ присутствіи всѣхъ студентовъ, что очень меня разсердило. Они видимо разыгрывали роль экзаменаторовъ старыхъ временъ, когда экзамены имѣли значеніе испытаній не только для студентовъ, но и для преподавателей.
а) А передъ тѣмъ мною напечатана, въ томъ же „Христ. Чтен.“ (1871 г.), общая, такъ сказать, руководи тельная статья—„Объ историческомъ изложеніи догматовъ“.
писать диссертацію на означенную тему, то она навѣрное не пройдетъ. Не смотря на глубокое мое убѣжденіе въ неосновательности высказанныхъ подозрѣній относительно протестантскихъ на меня вліяній, я однако убѣдился въ несвоевременности моего предпріятія и началъ искать темы въ другой области— въ періодѣ святоотеческаго раскрытія догматовъ. Святоотеческою письменностью я также уже и тогда былъ очень заинтересованъ, направляя свои изслѣдованія (въ классныхъ чтеніяхъ) на обличеніе неправды западныхъ теорій отрицательной нѣмецкой критики, пытавшейся представить исторію раскрытія догматовъ въ этотъ періодъ, какъ процессъ постепеннаго образованія, наростанія совершенно будто бы новыхъ ученій, не имѣвшихъ ничего общаго съ ученіемъ Христа Спасителя. Въ этой области я началъ искать темы для своей диссертаціи. Послѣ нѣкоторыхъ колебаній остановился на вопросѣ о сед-меричномъ числѣ церковныхъ таинствъ. Вполнѣ сознавалъ громадную трудность строго научно, путемъ безпристрастнаго историческаго изслѣдованія, оправдать ученіе православной церкви относительно этого предмета; главное, что смущало, это—появленіе въ очень позднее время (около XII, ХІН в.) догматической формулы: «таинствъ церковныхъ семь». То же говорили мнѣ и другіе, близкіе мнѣ люди и мои сослуживцы, знавшіе объ избранной мною темѣ: я ни для кого не дѣлалъ изъ нея тайны, хотя многіе предпочитали въ то время молчаніе относительно предмета готовившихся диссертацій. Не было буквально около меня ни одного человѣка, который бы одобрилъ и ободрилъ меня въ принятомъ мною намѣреніи; всѣ безъ исключенія единогласно меня осуждали и даже жалѣли. Въ моемъ упорствѣ поддерживало меня наблюденіе, сдѣланное среди занятій по изученію исторіи догматовъ, именно, что образованіе точныхъ формулъ даже относительно такихъ догматовъ, какъ—о Св. Троицѣ и Лицѣ I. Христа, какъ Богочеловѣка, послѣдовало сравнительно поздно, нѣсколько столѣтій спустя послѣ начала христіанской Церкви, жившей однако всегда твердою вѣрою въ эти божественныя истины и тогда, когда не было внѣшней, твердо, установившейся ихъ оболочки. То же, думалъ я, навѣрное было и съ ученіемъ о церковныхъ таинствахъ. Однако, легко было предположить, но далеко не легко было строго научнымъ путемъ оправдать предположеніе. Долго шелъ ощупью, пока не открылся во всей ясности путь, по которому прошло раскрытіе этого пункта
- догматическаго ученія; живо помню тотъ по истинѣ счастливый день, когда въ концѣ уже работы (живя на дачѣ, въ Гатчинѣ, вѣроятно въ 1875 г.) могъ свести концы съ концами и, обозрѣвая длинный пройденный путь, въ несказанной радости воскликнулъ: ура! виденъ берегъ.
Мои занятія по составленію диссертаціи имѣли для меня огромное значеніе. Они вполнѣ открыли для меня богатую сокровищницу святоотеческой письменности, привели меня къ богатѣйшему, неисчерпаемому источнику по истинѣ живой воды, сравнительно съ которою западные нѣмепкіе источники оказались жалкими скопленіями болотнощмути, заставили меня всѣмъ сердцемъ полюбить святоотеческія творенія и видѣть въ нихъ единственное средство, чтобы оживить нашу вялую и скудную богословскую мысль. Среди изученія святоотеческихъ твореній завершилось мое богословское развитіе. Окончаніе же труда доставило чувство удовлетворенія, принесло сознаніе окончательной побѣды надъ протестантскими теоріями въ самомъ, казалось, крѣпкомъ ихъ пунктѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ— оправданіе метода и направленія всѣхъ моихъ историко-догма-тическихъ чтеній, проникнутыхъ тѣми же тенденціями, что и въ диссертаціи. Так. обр. моя диссертація имѣла для меня несравненно болѣе важное значеніе, чѣмъ простое средство получить высшую ученую степень; рѣшался вопросъ о томъ, «быть или не быть» мнѣ въ будущемъ на каѳедрѣ догм. богословія.
Всѣмъ членамъ Св. Синода были, по обучаю, лично представлены мною экземпляры книги въ хорошихъ переплетахъ. Всѣ они благосклонно приняли и меня и мое приношеніе. Владыка митр. Исидоръ разсказалъ при этомъ, какъ рѣшаются догматическіе вопросы въ Англіи. «Вотъ вы, говорилъ онъ, изучали св. отцевъ и вообще немало поработали іщъ диссертаціею, а въ Англіи догматическіе вопросы рѣшаются гораздо скорѣе и проще. Разъ возникъ тамъ какой-то вопросъ о крещеніи. Не задумываясь надъ нимъ долго, преспокойно рѣшили передать его въ парламентъ на рѣшеніе». Весьма любезно принялъ меня также и пр. Макарій (Булгаковъ, въ то время, архіеп. литовскій). Онъ припомнилъ мою статью—«Объ историческомъ изложеніи догматовъ», замѣтилъ, что одобряетъ этотъ методъ, что онъ самъ теперь не въ курсѣ движенія литературы по догматическому богословію и занятъ трудами по русской церковной исторіи. «Завтра, сказалъ онъ въ заключе-
ніс, ѣду въ Вильну и дорогой постараюсь познакомиться съ вашимъ сочиненіемъ, появленіе котораго съ удовольствіемъ привѣтствую». Былъ вообще очень со мною любезенъ и на прощанье крѣпко пожалъ, мою руку. Памятны еще визиты прото-пресв. В. Б. Бажанову и архіеп. воронежскому Серафиму (Аре-тинскому) 1), бывшему въ родствѣ, не очень впрочемъ близкомъ, съ моимъ тестемъ, нрот. I. В. В. ІІреосв. Серафимъ очень совѣтовалъ мнѣ принять священство, къ чему, замѣтилъ онъ, очень располагаетъ и самый предметъ моихъ академическихъ чтеній.
Кромѣ 9-ти докторовъ богословія предполагались еще 3 докторства: I) ректора академіи прот. I. Л. Янышева, 2) ректора петроградской семинаріи архим. Хрисанѳа (Ретивцева) и 3) митрополита Исидора, но по разнымъ причинамъ эти докторства не состоялись.
Въ 1872 г., послѣ годичнаго временнаго увольненія отъ должности ректора (съ 12 ноября 1871 г.) 2), для поправленія здоровья (офиціальный мотивъ), а на самомъ дѣлѣ для составленія докторской диссертаціи, ректоръ прот. I. Л. Янышевъ представилъ, въ рукописи, въ совѣтъ сочиненіе подъ заглавіемъ—«Состояніе ученія о совѣсти, свободѣ и благодати и попытка къ разъясненію этого ученія». Въ этомъ соч. между прочимъ содержалась довольно рѣзкая критика нашихъ такъ называемыхъ символическихъ книгъ (Прав. Испов., катихизиса и др.) и подвергался сомнѣнію ихъ авторитетъ въ отношеніи къ рѣшенію затронутыхъ вопросовъ. Въ богословскомъ отдѣленіи, куда поступила рукопись на разсмотрѣніе, обращено было на означенный пунктъ усиленное вниманіе, при чемъ въ особенности налегалъ на эту сторону сочиненія тогдашній предсѣдатель отдѣленія, помощникъ по нему ректора, проф.. И. А. Чистовцчъ, находя большія неудобства къ пропуску сочиненія. ІІочему-то онъ сразу всталъ въ довольно неблагожелательныя отношенія къ ректору 3), ловко пустилъ
‘) Серафимъ Аретинскій. орлов., 1-й маг. VIII к. кіѳв. акад., 1842 г.— инсп. казан. акад., 1846—рект. кавказ. сем., 1848—могил., 1852—херсои., 1858—тамб., 1860—еішск. чигирин., 1865—вороаеж., 1871—архіепископъ.
3) Исполненіе обязанностей ректора за это время возложено было на старшаго изъ помощниковъ ректора нроф. В. И. ’Долоцкаго [(пом. ректора по церковно-практ. отд.), который и исправлялъ должность ректора съ большимъ тактомъ и опытностью.
3) Почему это случилось? Есть основаніе думать, что тутъ отразилось чувство обиды за отношеніе ректора въ прежней исторіи академіи
мысль о «несовпаденіи» основной мысли диссердаціи съ существующими воззрѣніями относительно символическихъ книгъ и упорно настаивалъ на этомъ своемъ изобрѣтеніи. Сверхъ того, какъ философъ, склонный къ подозрительности и чтенію между строкъ, не безъ осторожности впрочемъ, намекалъ, что въ диссертаціи не все благополучно и относительно нѣкоторыхъ другихъ мыслей. Помнится, напримѣръ, онъ обращалъ вниманіе на такія выраженія въ сочиненіи, что I. Христосъ есть «идеалъ нравственности»; подобныя выраженія казались ему почему-то подозрительными (?!), чуть ли не отзывающимися раціонализмомъ и вліяніемъ нѣмецкой отрицательной критики. Далеко не всѣ члены отдѣленія были согласны съ своимъ предсѣдателемъ, однако его настойчивость производила свое впечатлѣніе и все дѣло кончилось тѣмъ, что богословское отдѣленіе сдѣлало въ совѣтъ представленіе въ томъ смыслѣ, что хотя считаетъ представленное сочиненіе удовлетворительнымъ для степени доктора богословія, но не скрываетъ встрѣчающихся при этомъ затрудненій, въ виду «несовпаденія» и т. д. Совѣту не оставалось ничего другого, какъ представить въ Св. Синодъ сочиненіе на разсмотрѣніе—въ виду некомпетентности академическаго совѣта для рѣшенія такого вопроса, какъ вопросъ о символическихъ книгахъ православной церкви, что совѣтъ и сдѣлалъ. Такъ закончилось это щекотливое, крайне непріятное для академіи дѣло. Къ сожалѣнію, родная Академія такъ, и не собралась загладить, даже и впослѣдствіи, свою вину предъ бывшимъ приснопамятнымъ своимъ ректоромъ, и по выходѣ капитальнаго его, доселѣ лучшаго по нравственному богословію, труда—«Православное христіанское ученіе о нравственности» (Москва 1888 г. 1-е изд.) *), а предоставила честь возведенія о. I. Л. Янышева на степень доктора богословія Казанской дух. Академіи,
(см. выше). Помнится, старшіе лрофессоры сравнивали новаго ректора съ прежними, которые успѣвали дескать составлять пѣлыя системы наукъ (напр. пр, Макарій Булгаковъ), не беря отпуска и т. д. При этомъ сказались, быть можетъ, нѣкоторыя вліянія изъ круга лицъ высшаго придворнаго духовенства, въ среду которыхъ (протопр. В.' Б. Бажановъ и прот. И. В. Рождественскій) клиномъ вдавался прот. I. Л. Янышевъ, какъ духовникъ Цесаревны Маріи Ѳеодоровны. Впрочемъ, можетъ быть, я грѣшу излишними и неосновательными подозрѣніями.
'■) Издано оно не самимъ о. 1. Л. Янышевымъ, а бывшимъ его слушателемъ, проф. Казанской Академіи, А. Ѳ. Гусевымъ, по сохранившимся у него записямъ академическихъ лекцій о. I. Л. Ян—ва.
которая и присудила ему эту степень въ 1899 г., т. е. спустя 26—27 лѣтъ послѣ описанной исторіи. «ГІрав. христ. ученіе о нравственности» представляетъ переработку, правда капитальную, и обоснованіе тѣхъ взглядовъ, которые проводились въ рукописномъ, вышеупомянутомъ соч. «Состояніе ученія о совѣсти», и пр. Нѣтъ, однако, худа безъ добра. Явись тогда въ 1872 г., въ печати рукописное сочиненіе, можетъ быть, мы не имѣли бы такого выдающагося труда, какъ «Прав. христ. ученіе о нравственности», а получили бы менѣе зрѣлое сочиненіе, составленное на-спѣхъ, для удовлетворенія требованія устава 1869 г. о необходимости для ординарныхъ профессоровъ имѣть степень доктора богословія 4). Для полученія этой степени для наличныхъ орд. профессоровъ назначенъ былъ трехлѣтній срокъ.
Нѣчто подобное исторіи съ докторствомъ I. Л. Янышева случилось и съ докторствомъ тогдашняго ректора Петроградской семинаріи, архим. Хрисанѳа (Ретивцева). Представленный имъ, въ 1873 г., въ качествѣ докторской диссертаціи 1-й томъ «Исторіи древнихъ религій» встрѣтилъ строгую критику тогдашняго преподавателя основного богословія, доцента Н. П. Рождественскаго, который, не отрицая нѣкоторыхъ достоинствъ сочиненія, въ особенности блестящаго изложенія и нѣкоторыхъ другихъ, находилъ однако, что этотъ трудъ имѣетъ мало самостоятельности, состоитъ въ большой зависимости отъ нѣкоторыхъ выдающихся западныхъ сочиненій этого рода, въ особенности отъ одного изъ нихъ. Тѣмъ не менѣе отдѣленіе признало сочиненіе удовлетворительнымъ въ качествѣ докторской диссертаціи и въ этомъ смыслѣ сдѣлало представленіе въ совѣтъ, а совѣтъ постановилъ «допустить автора къ публичной защитѣ». Но тутъ случилось нѣчто до сихъ поръ несовсѣмъ разъясненное. Митр. Исидоръ почему-то не допустилъ автора до защиты, диспутъ не состоялся, и архим. Хри-санѳъ докторской степени тогда не получилъ. Произошло это въ виду, вѣроятно, главнымъ образомъ указанныхъ выше дефектовъ сочиненія, а также положенія автора, какъ ректора семинаріи, которому, въ случаѣ диспута, пришлось бы вы-
') ІІовидимому самъ I. Л. Янышевъ не особенно желалъ появленія своего труда въ печати, Это видно изъ неоднократныхъ его (въ конфиденціальныхъ бесѣдахъ) заявленій, что „едва ли совѣтъ академіи въ состояніи рѣшить вопросъ объ его диссертаціи, безъ представленія ея въ Св. Синодъ на предварительное разсмотрѣніе“.
слушивать на каѳедрѣ не совсѣмъ лестныя для себя замѣчанія, а можетъ быть и отъ какихъ нибудь еще другихъ причинъ и соображеній, напр. вслѣдствіе замѣтнаго нерасположенія митр. Исидора къ архим. Хрисанѳу, или хотя бы за компанію съ только что забракованнымъ предъ тѣмъ сочиненіемъ ректора академіи, о. I. Л. Ян—ва. Судьба этихъ лицъ во многомъ сходна. Подобно о. I. Л. Янышеву и архим. Хри^-санѳъ, впослѣдствіи, будучи уже нижегородскимъ епископомъ, въ 1878 г. получилъ докторство и также отъ Казанской Академіи за 3 тома своей «Исторіи древнихъ религій», слѣд. гораздо ранѣе нашего бывшаго ректора (—въ 1899 г.).
Наконецъ, предполагалось присудить степень доктора богословія митр. Исидору за его труды но переводу и изданію перевода всѣхъ священныхъ книгъ Ветхаго и Новаго Завѣта на русскій языкъ. Предложеніе объ этомъ послѣдовало въ совѣтѣ (кажется въ 1875—6 году) отъ проф. И. В. Чельцова. Совѣтъ оказался въ затруднительномъ положеніи. Съ одной стороны онъ сознавалъ важное значеніе факта завершенія длинной и тяжелой исторіи перевода всѣхъ священныхъ книгъ на современный русскій языкъ, признавалъ и то, что этотъ благополучный исходъ весьма много обязанъ мудрости и настойчивости первенствующаго члена Св. Синода, митр. Исидора, участвовавшаго и непосредственными личными трудами въ дѣлѣ перевода нѣкоторыхъ книгъ Св. Писанія, но съ другой стороны сознавалъ, что весь этотъ трудъ все-таки пе единоличное дѣло владыки, что онъ во всякомъ случаѣ представляетъ коллективную работу, что наконецъ очень щекотливо присуждать высшую ученую степень непосредственному своему начальнику, что есть опасность заслужить упреки со стороны общества, которое легко можетъ усмотрѣть въ положительномъ совѣтскомъ рѣшеніи captatio benevolentiae. Въ такомъ смыслѣ и направленіи сказалъ блестящую рѣчь проф. М. О. Кояло-вичъ, отличавшійся строгостью принциповъ и замѣчательнымъ искуствомъ слова. Въ видѣ справки проф. И. А. Чистовичъ прибавилъ, что окончательную, такъ сказать, отвѣтственную корректуру по печатанію Свящ. Книгъ держалъ Духовникъ Ихъ Величествъ, протопресвитеръ и членъ Св. Ѳянода, В. Б. Бажановъ. Послѣ такихъ разсужденій совѣтъ, очень ревниво оберегавшій свою добрую славу и не практиковавшій вошедшее потомъ въ обычай присужденіе высшей ученой степени за «совокупность ученыхъ трудовъ», безъ наличія отдѣльной
докторской диссертаціи *), не безъ искренняго сожалѣнія склонился къ отрицательному рѣшенію вопроса о присужденіи степени доктора богословія митр. Исидору. Безъ сомнѣнія, все это сдѣлалось извѣстно нашеку доброму, великодушному владыкѣ, но онъ ни однимъ словомъ не выразилъ совѣту своего неудовольствія и рѣшительно ничѣмъ не проявилъ своего нерасположенія къ главному виновнику такого рѣшенія совѣта, проф. М. О. Кояловичу, хотя послѣдній очень этого опасался, что не разъ и высказывалъ въ нашихъ частныхъ съ нимъ бесѣдахъ. По истинѣ характерная для того времени и весьма поучительная для послѣдующихъ временъ исторія! Да, были люди въ это время... и хотѣлось бы прибавить дальнѣйшія слова поэта...
Участіе въ тогдашнихъ релтіозно-общесгпвенныхъ движеніяхъ. Въ описываемый періодъ времени оживленіе дѣятельности Петроградской дух. Академіи сказалось дѣятельнымъ участіемъ ея представителей въ тогдашнихъ религіозно-общественныхъ движеніяхъ.
Въ возникшемъ тогда (1872 г.), «петроградскомъ отдѣлѣ общества любителей духовнаго просвѣщенія», подъ почетнымъ предсѣдательствомъ Великаго Князя Константина Николаевича 2), при предсѣдателѣ ген. адъютантѣ Н. В. Зиновьевѣ (бывш. воспитателѣ Цѣрскихъ дѣтей), приняли дѣятельное участіе многіе изъ членовъ нашей академіи, въ качествѣ или членовъ совѣта общества (прот. I. Л. Янышевъ, проф. И. Т. Осининъ)3),
’) Сколько помнится, такой обычай началъ практиковаться въ нашей академіи уже послѣ моей отставки, т. е. послѣ 1896 г. Первымъ такимъ еЛучаемъ было, вполнѣ впрочемъ заслуженное, присужденіе докторской степени проф. прот. П. Ѳ. Николаевскому въ 1897 г., а потомъ проф. В. В. Болотову, кажется также въ этомъ году.
г) Вел. князь Константинъ Николаевичъ былъ большимъ любителемъ богословія. Тогда острили, что адмиралъ флота занимается богословіемъ, а митрополитъ (московскій Иннокентій Веніаминовъ), предсѣдатель комитета по добровольному флоту, командуетъ флотомъ. Митр. Иннокентій, знаменитый апостолъ Сибири, Камчатки и Алеутскихъ острововъ, родомъ изъ Иркутска, семинарскаго образ., иркутской сем. 1817 г., священникъ (1821), протоіерей (1839), архимандритъ (1840), епископъ камчатскій (1840), архіепископъ (1850), митрополитъ московскій (1868)—преемникъ митр. Филарета (Дроздова).
3) Кромѣ нихъ члевами совѣта были: прот. I. В. Васильевъ, кн. Д. А. Оболенскій, Б. П. Мансуровъ (членъ Гоеуд. Сов.) и А. Ѳ. Гильфер-дингь. Затѣмъ—К. ГГ. Побѣдоносцевъ (тогда Чл. 1’осуд. Совѣта, но еще не 06. Прок. Св. Синода), Т. И. Филипповъ и главн. свящ. арміи и
или членовъ учредителей (кромѣ ректора прот. I. Л. Янышева и проф. Осинина, проф. И. А. Чистовичъ, И. В. Чель-цовъ, М. О. Кояловичъ, А. Л. Катанскій, И. Е. Троицкій), или дѣйствительныхъ членовъ, проф. И. Ѳ. Нильскій, Т. В. Барсовъ, Н. П. Рождественскій.
Всѣ эти лица академическаго братства заявили себя немалыми трудами на пользу общества духовнаго просвѣщенія, въ особенности по вопросамъ: старокатолическому, объ единовѣріи и раскольникахъ, нынѣ именуемыхъ старообрядцами. Прежде всего чрезъ нихъ общество вошло въ дѣятельныя сношенія съ старокатоликами. На старокатолическихъ конференціяхъ почти неизмѣнно представителями общества являлись члены академической корпораціи. На первой, въ Кельнѣ, 1872 г., ректоръ прот. I. Л. Янышевъ, вмѣстѣ съ секретаремъ общества полк. А. А. Кирѣевымъ, на третьей ‘), въ Боннѣ 1874 г. онъ же съ проф. И. Т. Осининымъ, на четвертой, также въ Боннѣ, 1875 г., опять прот. I. Л. Янышевъ съ тѣмъ же проф. И. Т. Осининымъ.
По этому случаю было читано въ обществѣ немало сообщеній, отчетовъ о заграничныхъ поѣздкахъ, и разнаго рода рефератовъ. Между прочимъ, въ самомъ началѣ дѣятельности общества (началось оно сь 25 марта 1872 г.) пришлось мнѣ, 29 ноября того же года, выступить съ рефератомъ: «Краткій очеркъ исторіи и характеристика попытокъ къ соединенію церквей греко-восточной и римско-католической за весь 8-вѣ-ковый періодъ раздѣленія церквей» (напеч. въ полномъ видѣ въ протоколахъ общества). На это выступленіе подбилъ меня прот. I. В. Ва—въ. Онъ же далъ мнѣ и полезный совѣтъ, какъ читать мой довольно обширный рефератъ, рекомендуя сократить его, елико возможно, посвятить чтенію никакъ не болѣе получаса времени, ссылаясь на свое наблюденіе, добытое богатымъ его опытомъ, что многочисленное и разнородное собраніе не въ состояніе поддерживать свое вниманіе на болѣе продолжительное время. Много раяъ приходилось мнѣ убѣ- * I.
флота П. Е. Покровскій (нѣкогда прот. моск. Архангельскаго Собора, см. юбилей Моск. Акад. гл. IV моихъ „Восном.“). Секретарь совѣта--А. А. Кирѣевъ, извѣстный потомъ генералъ, свѣтскій богословъ, плодовитый писатель и горячій поборникъ старокатоличества, весьма ему сочувствовавшій.
‘) На второй конф., въ Констанцѣ, въ 1873 г., присутствовалъ прог.
I. В. Васильевъ съ А. А. Кирѣевымъ.
ждаться въ справедливости этого совѣта и жалѣть нашихъ церковныхъ проповѣдниковъ, испытывающихъ терпѣніе слушателей своими неумѣренно продолжительными рѣчами. Скрѣпя сердце, какъ ни тяжело было урѣзывать, сокращать свою рукопись, я послѣдовалъ этому совѣту. Собраніе было очень многочисленное, въ залѣ географическаго общества, въ зданіи Ми-нист. Народнаго просвѣщенія, было много лицъ изъ высшаго общества, привлеченныхъ, кажется, не столько интересомъ чтеній, сколько личностью присутствовавшаго здѣсь великаго князя Константина Николаевича. Мое чтеніе имѣло полный успѣхъ. Великій князь счелъ нужнымъ поощрить лектора апплодисментами, къ которымъ присоединилось и все собраніе.
Это было третье по счету мое публичное выступленіе, на сей разъ удачное. Первое, какъ помнятъ читатели,—на диспутѣ И. В. Чельцова, въ 1870 г., второе въ 1872 г. на годичномъ актѣ Академіи (17 февраля), при чемъ мнѣ пришлось составлять и читать въ торжественномъ собраніи годовой отчетъ отъ имени совѣта академіи о жизни и дѣятельности академіи за истекшій годъ. Позволю себѣ маленькое отступленіе отъ рѣчи объ общ. люб. дух. просвѣщенія. Въ 1872 г. нужно было составить первый нормальный годовой отчетъ по нашей Академіи. Въ 1871 г. читалъ его самъ ректоръ, но это была скорѣе рѣчь по случаю вступленія каде-міи въ 1869 г. на путь преобразованія, чѣмъ обычный годовой отчетъ. Мнѣ пришлось выработывать схемы и формы нормальнаго отчета и вложить въ нихъ содержаніе изъ сырого, даннаго секретаремъ совѣта матеріала. Новость и не-5 привычность такой работы были причиною того, что мнѣ пришлось посвятить ей не менѣе двухъ недѣль усиленной работы, порядочно меня утомившей. Окончилось все, однако, очень благополучно. Отчетъ видимо понравился публикѣ и прочитанъ онъ былъ мною хорошо, съ большимъ подъемомъ и воодушевленіемъ; послѣдовали апплодисменты *).
Продолжаю рѣчь объ общ. люб. дух. просвѣщенія. Кромѣ
4) А почему выпала эта работа намою долю, это объясняется тѣмъ, что я былъ тогда младшимъ членомъ совѣта, выбаллотированнымъ въ октябрѣ I860 г. въ званіе экстр-профѳссора. На вновь произведенныхъ профессоровъ обыкновенно возлагался трудъ составленія или отчета или актовой рѣчи, какъ бы отплата совѣту за честь, которой извѣстное лицо удостоено избраніемъ въ члены совѣта.
вопроса о старокатоликахъ и соединеніи церквей' подняты были вопросы о нашихъ русскихъ единовѣрцахъ, о возсоединеніи съ церковью нашихъ русскихъ раскольниковъ, наконецъ о нашей внутренней миссіи. Всѣ эти вопросы находились во внутренней, психологической связи и поднимались естественно, такъ сказать по ассоціаціи идей. Поборники соединенія насъ съ старокатоликами на равныхъ правахъ (одна точка зрѣнія), или присоединенія ихъ къ восточной православной церкви въ качествѣ православныхъ западнаго обряда (другая), или наконецъ безусловнаго присоединенія ихъ къ русской церкви съ принятіемъ и нашего обряда (третья точка зрѣнія) естественно вызывали въ нѣкоторыхъ изъ членовъ общества стремленіе къ возсоединенію съ церковію приверженцевъ нашего стараго русскаго обряда, прежде всего нашихъ русскихъ раскольниковъ, съ признаніемъ и принятіемъ (или безъ того и другого) австрійской ихъ іерархіи, а потомъ къ болѣе полному общенію и сліянію съ нами нашихъ единовѣрцевъ, къ уничтоженію изолированнаго и двусмысленнаго ихъ положенія, къ допущенію свободнаго перехода не только изъ единовѣрія, но и въ единовѣріе. Словомъ, поднята была масса весьма валсныхъ и въ высшей степени интересныхъ вопросовъ.
Относительно старокатоликовъ много трудовъ посвящено было изслѣдованію догматическихъ разностей, наслѣдованныхъ старокатоликами отъ римской церкви (о Filioque и др.); указанію протестантскихъ вліяній на старокатоликовъ въ ученіи о церковныхъ таинствахъ, о почитаніи и призываніи святыхъ въ молитвахъ, о молитвахъ за умершихъ и пр., далѣе—вопросу о признаніи дѣйствительности старокатолической іерархіи, получившей начало отъ утрехтской (отдѣлившейся отъ римской церкви и не признаваемой ею), а также о томъ, насколько вся обрядовая сторона церковной жизни старокатоликовъ соотвѣтствуетъ духу православной церкви.
Когда отъ старокатоликовъ (которымъ исключительно было посвящено вниманіе и сочувствіе о. I. Л. Янышева и которымъ онъ остался вѣрнымъ до послѣднихъ дней своей жизни) переходили къ нашимъ старообрядцамъ, единовѣрцамъ и вообще къ нашей внутренней миссіи, настроеніе общества обострилось. Внутренніе церковные вопросы начали сильно волновать и были причиною раздѣленія, образованія двухъ сторонъ, горячо и даже страстно спорившихъ. На одной сто-
ронѣ стояли: прот. I. В. Васильевъ и профессоры Академіи, во главѣ съ знатокомъ раскола и старообрядства профессоромъ И. Ѳ. Нильскимъ, на другой—извѣстный расколофилъ Т. И. Филипповъ, самъ по матери примыкавшій къ расколу, въ то время начальникъ петроградской контрольной палаты, впослѣдствіи государственный контролеръ, по наружности—купеческой складки (съ остриженными въ кружокъ волосами), съ елейно-язвительной рѣчью. Къ нему примыкали свѣтскіе люди изъ общества, мало способные разбираться въ церковныхъ вопросахъ, частію же, но свойственному имъ индифферентизму, не признававшіе ихъ важности. Споръ сосредоточивался главнымъ образомъ около вопроса, какъ смотрѣть на позволительность употребленія нашихъ старыхъ книгъ и обрядовъ, на анаѳему, изреченную на нихъ московскимъ соборомъ 1666 г., падала ли она на самые старые обряды или только на лицъ, обнаружившихъ тогда противленіе церковной власти и слѣдовательно карала собственно это противленіе нашихъ русскихъ раскольниковъ. Первое положеніе защищалъ Т. И. Филипповъ, настаивавшій на необходимости снятія соборныхъ клятвъ съ старыхъ обрядовъ, чрезъ торжественное соборное же опредѣленіе; вторую точку зрѣнія отстаивали его противники, не признававшіе необходимости новаго соборнаго обсужденія вопроса о старыхъ обрядахъ и потому це видѣвшіе никакого противорѣчія въ допущеніи у насъ единовѣрія, на что съ особенною силою напиралъ Т. И. Филипповъ. Разъ нѣкоторые изъ непокорныхъ когда-то церковной власти старообрядцевъ покорились ей, средостѣніе между ними и Церковью пало, и они могутъ, находясь въ единеніи съ нею, получая посвященныхъ нашими епископами священниковъ и діаконовъ, удерживать свои старые обряды и служить по старымъ книгамъ. Словомъ, обряды и соборныя клятвы тутъ не причемъ. Но Т. И. Фи—въ упорно стоялъ на своемъ. Немало было горячихъ преній, прочитано но этому предмету не мало рефератовъ въ 1873—4 годахъ (прот. I. В. Васильева. проф. И. В. Чельцова, И А. Чистовича и И. Ѳ. Нильскаго), возникла затѣмъ журнальная полемика, при чемъ Т. И. Филипповъ позволилъ себѣ въ газетахъ (помнится, между прочимъ, въ газ. «Гражданинъ», редакт. тогда Пуцыкови-чемъ) очень ярыя и даже довольно неприличныя выходки противъ своихъ противниковъ.
Кончились эти препирательства раздраженіемъ нашей ака-
20
демической среды и охлажденіемъ къ занятіямъ въ обществѣ люб. дух. просвѣщенія. А прот. I. В. Васильевъ рѣшилъ даже выйти изъ совѣта общества, что и сдѣлалъ, не смотря на настоятельныя просьбы вел. кн. Константина Николаевича, очень дорожившаго такою большою силою, какую представлялъ о. протоіерей. Помнится, въ одинъ прекрасный день является къ нему на квартиру (д. дѵховн. вѣдомства, на Литейной), отъ имени вел. князя, К. П. Побѣдоносцевъ, тогда только членъ Госуд. Совѣта (котораго вел. кн. К. Н. былъ предсѣдателемъ), съ цѣлью склонить о. I. В. В—ва къ отказу отъ его намѣренія и между ними происходитъ слѣдующій разговоръ. Высказывая свое цесочувствіе къ слишкомъ большому увлеченію старокатолическимъ воиросомъ, въ занятіяхъ которымъ не видѣлъ практической пользы, а также разочарованіе въ преніяхъ по старообрядчеству, вносившихъ только раздраженіе въ среду общества' о. протоіерей, между прочимъ, замѣтилъ: «да и вы, К. П., конечно, не видите никакой пользы отъ всѣхъ такого рода занятій и преній». «Совершенно вѣрно», отвѣтилъ почтенный его собесѣдникъ. «Но въ такомъ случаѣ, почему же вы, К. II., остаетесь въ совѣтѣ общества, возразилъ I. В., да еще склоняете меня къ тому же»? «Это я дѣлаю исключительно для великаго князя», отвѣтилъ К. И. Затѣмъ зашла рѣчь о такъ называемой «внутренней миссіи», т. е. о просвѣщеніи народа въ религіозномъ отношеніи. Эта «внутренная миссія» была завѣтною мечтою о. I. В. В—ва, которой онъ и посвятилъ послѣдніе дни своей жизни, выступая проповѣдникомъ во внѣбогослужебныхъ собесѣдованіяхъ, побуждая и другихъ къ тому-же и вставъ во главѣ «общества религіозно нравственнаго просвѣщенія въ духѣ православной церкви»; онъ былъ первымъ предсѣдателемъ этого общества. Но, къ удивленію, какъ потомъ сообщилъ- мнѣ тотчасъ же I. В. В—въ (я случайно какъ разъ былъ въ это время въ его квартирѣ), К. II. П—въ и къ этой миссіи отнесся отрицательно, выразивъ опасеніе, какъ бы религіозное просвѣщеніе народа не повело къ протестантизму у насъ въ Россіи. Очень подивились мы тогда такимъ мыслямъ и настроенію К. П. Побѣдоносцева. Оказалось, что онъ остался вѣрнымъ такимъ своимъ взглядамъ на религіозное просвѣщеніе и потомъ, когда сдѣлался Оберъ-Прокуроромъ Св. Синода.
На этомъ й окончился ихъ разговоръ. О. I. В. В—въ остался непреклоннымъ въ своемъ рѣшеніи, что сопровожда-
лось слѣдующими, немаловажными лично для меня послѣдствіями. Послѣ неудачной попытки вел. князя К. Н. удержать о. I. В. В—а въ составѣ совѣта общества, великому князю пришла мысль использовать силы высоко цѣнимаго имъ о. протоіерея косвенно—чрезъ его зятя, т. е. чрезъ меня. Съ отою цѣлью онъ рѣшился пригласить въ совѣтъ общества проф. А. Л. Катанскаго. «Не хочетъ быть у насъ прот. Васильевъ, такъ пусть будетъ вмѣсто нею молодой Васильевъ, его зять», сказалъ онъ и приказалъ секретарю общества А. А. Кирѣеву написать мнѣ въ этомъ смыслѣ письмо, крайне меня удивившее. Съ этимъ письмомъ немедленно я отправился къ о. I. В. В—у за совѣтомъ, какъ мнѣ поступить съ этимъ, крайне лестнымъ, но разстроивавшимъ всѣ мои планы предложеніемъ. Нужно замѣтить, что въ это время, около 1874—5 года, я очень уже втянулся въ работу по составленію докторской диссертаціи. 1. В. В—въ сначала уклонился отъ прямого отвѣта на вопросъ, какъ мнѣ поступить, принять ли предложеніе или отъ него отказаться. Онъ сказалъ только: «рѣшайте сами. Считаю нужнымъ, однако, замѣтить, что вамъ представляется прекрасный случай сдѣлать себѣ блестящую карьеру, подобно тому, к^къ сдѣлалъ ее такимъ же путемъ проф. И. Т. Осининъ. Предложеніе вел. князя вводитъ васъ въ кругъ весьма вліятельныхъ людей изъ высшаго общества. Если вы не довольствуетесь скромною долею профессора и желаете дальнѣйшаго движенія по службѣ, то конечно не слѣдуетъ опускать этотъ прекрасный случай; другой—можетъ не представится». На эту рѣчь я отвѣтилъ, что никогда не мечталъ ни о чемъ подобномъ и что далѣе профессуры въ духовной академія не заходилъ въ своихъ желаніяхъ и что если получу степень доктора богословія и званіе ординарнаго профессора, то это будетъ вѣнцомъ всѣхъ моихъ чаяній и желаній; о большемъ никогда не помышлялъ. Думаю отказаться отъ предлагаемой мнѣ чести. Хорошо понимаю, что совѣтъ общества привлекаетъ меня не ради моихъ прекрасныхъ глазъ и даже не для того только, чтобы сдѣлать отчасти и вамъ пріятное, а глав--нымъ образомъ потому, что разсчитываетъ найти во мнѣ усерднаго и полезнаго работника, между тѣмъ въ настоящее время таковымъ быть рѣшительно не могу, по извѣстнымъ вамъ причинамъ; разумѣю мои занятія по составленію докторской диссертаціи. Сидѣть же во дворцѣ Вел. Князя, среди очень высокаго общества, сознавая свою безполезность, не позво-
20»
ляетъ чувство собственнаго достоинства». «Такъ вы рѣшаетесь отказаться; вполнѣ согласенъ съ вами и одобряю ваше рѣшеніе, замѣтилъ мой собесѣдникъ. Напишите А. А. Кирѣеву въ этомъ смыслѣ письмо, съ выраженіемъ, конечно, глубочайшей великому князю благодарности за предложенную вамъ высокую честь и пр. На выраженное мною опасеніе, что мой отказъ поставленъ будетъ на счетъ самому I. В., приписанъ будетъ его на меня вліянію и что мнѣ не хотѣлось бы обострять отношеніе къ нему вел. князя, I. В. отвѣтилъ, чтобы я объ этомъ не безпокоился. Мой отвѣтъ былъ отосланъ и вскорѣ получено было отъ А. А. Кирѣева новое письмо, въ которомъ отъ имени вел. князя было выражено мнѣ крайнее неудовольствіе. «Скажите, проф. Катанскому, что я крайне имъ недоволенъ, разгнѣванъ его отказомъ». Это послѣднее письмо очень меня встревожило; я снова поспѣшилъ къ о. I. В. В—вѵ за Совѣтомъ. «Вы уже'испугались, сказалъ онъ, боитесь пожалуй, что сошлютъ васъ въ Сибирь; не бойтесь; вел. кн. не можетъ этого сдѣлать».—Такъ окончился этотъ инцидентъ. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ сильныхъ искушеній (пожалуй, даже болѣе сильнымъ, чѣмъ Парижъ въ свадебную мою поѣздку) сдвинуть меня съ намѣченнаго мною скромнаго пути моей жизни. Долгомъ считаю, однако, замѣтить, что цѣнность моего поступка, нѣкоего какъ бы самоотверженія значительно понижается моею бездѣтностью. Будь у меня большое семейство, едва ли бы такъ легко и скоро я отказался отъ возможности найти лучшее обезпеченіе на другихъ поприщахъ службы, а можетъ быть, такого отказа и совсѣмъ не послѣдовало бы, да и мой совѣтникъ — о. I. В. едва ли бы такъ скоро и охотно согласился съ моимъ рѣшеніемъ *).
А. Катанскій.
Продолженіе слѣдуетъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
